Что получилось

Звёздные приключения даунов

Дуракам закон не писан
(народная мудрость)


ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ В МУЗЕЕ?

-1-

Малиновый блин солнца выкатился из-за горизонта, отдышался немного, повалявшись на крышах многоэтажек и, проклиная надоевшую до изжоги, работу, медленно полез к зениту. Где-то  на полдороги, он запнулся, вспомнив вдруг о предстоящем в декабре конце света и подумал мечтательно: «Это хорошо! Хоть раз в жизни Новый Год встречу, как полагается. Напьюсь водки, нажрусь оливье, покувыркаюсь с Луной под ёлкой, а ближе к утру, захраплю, прямо на полу и буду дрыхнуть до рождения очередного мироздания».
Концесветовые загулы случались у солнца не часто, примерно раз в несколько миллионов лет, так что ожидание каждого следующего выходного, превращалось в томительный и мучительно долгий процесс.
Под стать настрою светила, было и настроение  баяниста татарского ансамбля песни и пляски, Асхата Рафаиловича Салиева. С таким же тягостным и мучительным нетерпением он ждал рождения новой идеи. Ждал долго, уже целых пятнадцать минут. И ждал, увы, безрезультатно.
Сквозь неплотно зашторенное окошко в его спальню проник солнечный лучик, пробежался по измятой и не очень свежей постели, добрался до лица Асхата и, побродив немножко в районе переносицы, самым наглым образом упёрся в закрытый глаз баяниста. Веко Салиева предательски дрогнуло, но не открылось. Рано, пока. Новая идея никак не рождалась и мужчина продолжал лежать на кровати, ожидая долгожданного озарения. С тех пор, как Асхат выполз из пелёнок, встал на ноги и осознал силу денег, его не покидало желание заиметь их, как можно больше. Мозг Салиева денно и нощно генерировал всё новые и новые идеи по быстрому, и не пыльному, конечно же, обогащению. Это въелось в его кровь, стало привычкой и второй натурой. А в последние годы, желание разбогатеть  обострилось до такой степени, что по утрам он не вставал с постели до тех пор, пока его изворотливый разум не придумывал очередную методу по зарабатыванию лёгких денег. Иногда, эти идеи были глупыми и утопическими, иногда – гениальными, но вот результат их воплощения был всегда один – пшик!
Увы, дензнаки Асхата Рафаиловича упорно избегали и что тому виной не могла поведать даже главная ворожея Н-ска, мадам Дульсинея Небесная, в миру больше известная, как Дуська Перестукина, бывшая асфальтоукладчица из пятого дорожного ремонтно-эксплуатационного управления.
-У тебя воронка в ауре, - сказала Дульсинея  баянисту, когда он, лет пять назад, окончательно разочаровавшийся в своих финансовых способностях, пришёл к ворожее за советом. – Вот здесь, чуть ниже пупка. Через неё твоя удача и утекает.
-А как её закрыть-то? – Погрустнел лицом Асхат.
-О, это дело долгое и очень кропотливое, - ворожея вздохнула и оценивающе окинула посетителя своими круглыми, навыкат, глазками. – Нужно провести три курса лечения. Каждый курс по десять сеансов. Каждый сеанс по пять тысяч рублей…
Асхат, чуть не заплакал от жалости к себе и, особенно, от жалости к деньгам, которые придётся потратить на лечение.
Но делать было нечего. Пришлось согласиться…
Через месяц после завершения последнего, третьего курса, он, багровый от водки и гнева, снова ввалился в офис к ворожее:
-Ты что, сука, издеваешься? – Вопил баянист, хватая со стола прославленной Дульсинеи магический хрустальный шар. – Ни хрена твоё лечение не помогло!
Рука с шаром медленно пошла назад, явно готовясь запустить его в голову ворожеи.
-Верни бабки, свинья! Или я тебе башку проломлю!
Однако Дульсинея Небесная была ворожеей в седьмом поколении и подобные наезды усмиряла играючи.
-Ещё один шаг и я нашлю на тебя такую порчу, что ты и трёх дней не проживёшь, - прошипела она страшным голосом. Поросячие глазки её, тускло блеснули, а сверкающая золотом колец длань угрожающе ткнула в сторону несчастного баяниста. – Как ты посмел усомниться в моём даре? Да у меня два диплома от Всегалактической Академии Волшебства есть! Понял?
-Ты же обещала удачу вернуть! – Сбавил обороты Асхат.
-Да, обещала, - не стала отказываться Дульсинея. – Но не гарантировала. Биоэнергетика – очень сложная наука, зависящая от миллионов всевозможных факторов. Кстати, - ворожея подошла ближе и, выставив вперёд ладони, сделала несколько загадочных пасов перед Асхатом. – Кстати, у тебя опять пробой в ауре. Теперь, в районе сердца. Нужно его срочно закрыть, иначе…
Следующие три курса по десять сеансов каждый, отняли у Салиева последние деньги и какое-либо желание связываться с Дульсинеей.
Зато срубить бабла захотелось ещё больше. Поспособствовали ли этому сеансы у ворожеи или общая обстановка в стране, Асхат не ведал, но каждое утро он, по-прежнему, начинал с придумывания новых возможностей обрести долгожданные бумажки. Желательно, зелёные. И с портретом бородатого мужика в центре купюры….
Идея не приходила. Не открывая глаз, Асхат нащупал пульт-«лентяйку» и включил телевизор. Пусть гомонит потихоньку, может, хоть это поможет стимуляции мыслительного процесса.
Судя по тому, что говорилось с экрана, шёл выпуск местных новостей. Асхат невольно прислушался.
-…Корова фермера Иванова, родившая двухголового детёныша кенгуру, чувствует себя хорошо, - вещал бодрый голос диктора.
Салиев поморщился и смачно выругался по-татарски. Вот ведь, повезло кому-то! Теперь фермер Иванов на этом уродце двухголовом, столько бабок срубит… А у Асхата, как всегда, в голове ветер, в кармане – пшик. И никаких перспектив.
Диктор же, продолжил читать новости:
-Сегодня, в Н-ске открывается выставка известного художника – авангардиста Александра Радзельского. Выставка пройдёт в музее…
И в этот самый  миг, в голове Асхата щёлкнул невидимый тумблерок, извещая о том, что новая идея мгновенного обогащения, наконец-то, родилась…


-2-

Когда-то, давным-давно, в славном древнегреческом городе Эфесе жил молодой парень, который очень хотел прославиться. Звался он Геростратом и все беды его начались с того момента, когда он осознал вдруг, что ничем особым не отличается от остальных своих сверстников. Ни умом, ни богатством, ни талантом. Он был обычным, среднестатистическим эфеским пацаном, ни лучше и не хуже других.
Да, звёзд с неба он не хватал, но славы-то, всё равно, хочется. Думал, думал, Герострат, думал, думал. А потом, взял и поджёг  храм богини Артемиды. Как уж это ему удалось, история умалчивает, но факт остаётся фактом: храм сгорел, а Геростратова слава живёт в веках…
Баянист Салиев жечь ничего не собирался, хотя, кое-какие выводы  из поступка древнего грека сделал. Герострат мечтал о славе и он её получил. Асхат Рафаилович же, больше тяготел к материальным ценностям, поэтому, одной лишь славы ему было маловато. Слава ради славы – фигня, но вот, если конвертировать её в вечно зелёные американские тугрики, тогда, конечно…
Тут, сразу же вставал вопрос: как это сделать?
А просто! Славу необходимо продать!
Стоп, стоп, стоп! Почёсывая сквозь драные трусы тощую ягодицу, Салиев прошёлся по комнате, в очередной раз обсасывая и прилизывая зародившийся в голове план.
Он был настолько прост и даже, изящен в своей прямолинейной гениальности, что оставалось только удивляться, почему никто ещё не догадался провернуть подобный фокус раньше? Включая самого  Асхата. В век информации, проще всего сделать состояние именно на ней, родимой. Если ты обладаешь какой-нибудь убойной, сногсшибательной новостью, то вездесущие, носом роющие землю в поисках сенсации, журналисты дадут тебе любые деньги, лишь бы перекупить этот эксклюзив и первыми выплюнуть его в эфир.
Главное, здесь, чтобы новость была, действительно, убойной. Тогда, её купят за любую, названную тобой, цену. В пределах разумного, конечно…
Что ж, информация для журналюг будет. Да ещё какая!
Асхат потёр вспотевшие от волнения ладошки. Родившаяся в его светлой голове идея заключалась в том, чтобы явиться в музей, на выставку Александра Радзельского и привселюдно уничтожить один из его хвалёных шедевров. Аргументировать этот поступок можно как угодно: несчастной любовью, несогласием с концепцией картины или ещё какой-нибудь хренью. Плести, потом, можно будет всё, что в голову взбредёт.  Самое главное, не  забыть, перед этим актом протеста, договориться, по-тихому, с каким-нибудь жёлтым изданием. Пусть пришлют своего корреспондента, который и запечатлит сей акт. Во всех, так сказать, позах и ракурсах. А ещё лучше, провести переговоры с телевизионщиками. С НТВ, например. Они любят смаковать подобные истории. Да и платят за них больше…
Лишь бы не продешевить при сливе информации. Журналюги, они тоже, ребята ушлые, им палец в рот не клади.
 Ну, а если куш выгорит хороший, то за него и пострадать, немного, не жалко. Из курса истории, Салиев помнил, что Герострат кончил плохо. Старшие товарищи, жутко расстроенные пожаром, взяли, да и казнили пацана. За что, спрашивается?..
Ладно. Времена, нынче, другие и до казни, как надеялся Асхат, дело не дойдёт. В полицию он, конечно же, загремит. Но, на такой случай у него имеется справочка из местного психдиспансера, в которой чёрным по бумаге написано о том, что  с головой гражданина Салиева творятся, иногда, довольно странные вещи. Особенно, весной и осенью. А сейчас, как раз, май на дворе.
Она же, в смысле справочка, защитит Асхата и от претензий господина Радзельского. Поплюётся краскомаратель, поплюётся, да и успокоится. Что, спрашивается, с дурака возьмёшь? Кроме, конечно, анализов и своей доли пиара. По большому счёту, происшествие в Н-ском музее обеспечит Радзельскому мощный всплеск популярности и интереса к его картинам. А значит, и продажи этих самых картин, неминуемо поползут в гору.
В общем, с какой стороны не посмотришь, отовсюду выходит полный гут! Даже музей, в котором состоится столь интригующее шоу, от него только выиграет. Администрация заведения, тут же поднимет вой о плохом финансировании их очага культуры. Ведь именно  из-за скудости бюджета, нет возможностей оборудовать выставочные залы крепкими краснорожими молодцами, которые, в свою очередь, могли бы зорко следить за посетителями и на корню пресекать любые поползновения на нетленные ценности искусства. Глядишь, и культуре, на бедность копеечку подкинут…
Асхат посмотрел на свои ручные, китайской штамповки, «ролексы». Даже с учётом их хронического отставания, до репетиции татарского ансамбля песни и пляски должно быть ещё три – три с половиной часа. Времени вполне достаточно, чтобы смотаться в музей и произвести реконгцинировку на местности. А заодно, поразмыслить над тем, где раздобыть баночку с серной кислотой? В памяти Салиева вертелся случай, произошедший году, эдак в 1985, в Эрмитаже. Там, такой же, как он, «Герострат» плеснул кислотой на картину какого-то известного художника. Пиар, вредитель, конечно же, заработал, но вот деньги, вряд ли. Времена, тогда, были другие, не настолько коммерциализированные, что ли...
Асхат торопливо натянул давно не глаженные брюки и более-менее чистую рубашку. Подумал немного и добавил к своему гардеробу ещё галстук с пиджаком.
Всё же, как-никак, великое дело затевает. Нужно соответствовать…

-3-

Платить пятьдесят рублей за вход Салиеву не хотелось. Категорически. Но, никаким иным способом просочиться мимо воинственной старушки – контролёрши, ему не светило. Бабка была профессионалом и науку «не пущать», усваивала ещё при царе Горохе, а может быть, даже и раньше. Её, густо напудренное и нарумяненное лицо, напоминало боевую раскраску ирокеза, выкопавшего топор войны и напряжённо размышляющего теперь, в какого бы ирода им запустить. А глаза её, с таким пристрастием смотрели на залётного  ценителя живописи, что у Салиева, аж в животе заурчало от страха.
Нет, отдавать полтинник ему всё равно не хотелось, но и попадаться под руку этой размалёванной ведьмы, тоже.
Баянист горестно вздохнул и, выбрав из двух зол меньшее, потопал к кассе. А в спину  ему, словно стволы крупнокалиберных пушек, смотрели немигающие глаза бабули.
«Да, - подумал Асхат. – Оказывается, всё не так-то просто»! Если в здешнем рассаднике культуры, все сотрудники такие же, как эта фурия, то о задуманном теракте можно смело забыть. Потому что, даже если он и сумеет умыть кислотой какую-нибудь мазню Радзельского, то с интервью для прессы могут возникнуть непреодолимые препятствия. До общения с масс-медиа, он, просто-напросто, не доживёт.
На долю секунды Асхат представил, как толпы размалёванных старух набрасываются на него, родимого, как рвут его на клочки, как впиваются вставными челюстями-протезами в его костлявую плоть…
Бр-р-р! Баянист судорожно сглотнул. А может, ну его, на хрен? Зачем, спрашивается, мёртвому деньги?..
Билет он, всё-таки, купил. И даже нашёл в себе силы продемонстрировать его контролёрше, а потом, с крайне независимым видом шмыгнуть мимо неё в выставочный зал музея.
Здесь царили тишина и малолюдие. Несмотря на то, что  раскаты популярности Радзельского долетели и до Н-ска, толп поклонников на его персональной выставке, пока, увы, не наблюдалось. Скорее, наоборот. Как сокрушался по схожему поводу один местный культуролог: «Мельчает, народ, мельчает. Из всех видов искусств, наш обыватель предпочитает порно».
К сожалению, а может и к счастью, в творениях Радзельского ничего сексуального не просматривалось. Сюжеты его картин носили ярко выраженный фэнтазийный дух, круто замешанный на эзотерике. Эдакий, коктейль из Бориса Валеджио и Сальвадора Дали. Название этому стилю ещё не придумали, но в обеих столицах работы Радзельского шли на «ура». Отчасти, столь нездоровый ажиотаж подогревался ещё и тем фактом, что на руках у художника не хватало девяти пальцев. Вернее, девяти с половиной. От десятого, оставалась только одна фаланга, к которой он и привязывал свою знаменитую кисть. Слухов о причинах его инвалидности ходило немало, но самая правдивая звучала так: «Отморозил по-пьяне». Сам же художник, правда, предпочитал другую версию. Он любил рассказывать о том, как его похитили инопланетные кошки-туареги и заставили написать портрет их правительницы, а потом, недовольные качеством работы, отгрызли ему все девять с половиной пальцев. Чтобы он не смог больше ничего рисовать. 
Впрочем, после того, как папарацци застукали Радзельского с припудренным каким-то белым порошком носом, любые его бредни о кошках-инопланетянах уже не воспринимались всерьёз…
Асхат остановился у очередной картины. На ней, под испепеляющими лучами двух разновеликих солнц, желтел бескрайний океан пустыни. Волнами уходили вдаль песчаные барханы, а на одном из них, том, что поближе, застыла, уставившись прямо на Салиева, какая-то огромная и болезненно худая тварь.  Очертаниями своими, она напоминала вставшую на дыбы, крысу. Усатая, длинномордая, с насмешливо оскаленной пастью, «зверушка» смотрела на баяниста своими чёрными, широко раскрытыми глазами, в глубине которых поблёскивал потаённый огонёк безумия. Задние лапы и тонкий облезлый хвост твари упирались в песок, а в передних, она держала банку пива «Туборг» и какую-то блестящую фиговину непонятного назначения.
Асхат невольно поёжился и с трудом отвёл глаза. Замершая на вершине бархана  крыса была изображена настолько живой и реалистичной, что, казалось, протяни палец и в него вопьются её маленькие острые зубы.
-Фу, гадость! – Пробормотал баянист, а в голове его снова, что-то тихонечко щёлкнуло. Похоже, он нашёл свой объект для диверсии! Им станет, вот эта картина. Вернее, тощая тварь, на ней нарисованная. Именно на неё и прольётся «кара небесная», в виде потока серной кислоты…
Да, кстати, кислоту нужно ещё найти.
Вообще-то, намётки, где её взять, у Асхата имелись. Был один знакомый аккумуляторщик, у которого этого добра – вагон и маленькая тележка и который, в обмен на поллитра беленькой, с готовностью этим самым «вагоном» поделится. 
Салиев отвернулся от картины, собираясь уходить и в тот же миг, спину его ожёг чей-то пристальный взгляд.
«Крыса»!? – Пронеслось в голове баяниста, а вдоль позвоночника мигом зазмеилась струйка холодного пота. В отличие от Радзельского, белым порошком Салиев не баловался, но сейчас, мозг его пребывал в полной уверенности, что изображённая на картине тварь – живая и что именно она смотрит Асхату в спину.
Салиев замер на секунду, а потом, медленно обернулся. И нос к носу столкнулся с толстым, обильно потеющим мужчиной.

-4-

Леонид Аркадьевич Гойзман всегда что-нибудь продавал и такие люди, как Салиев, были для него, словно манна небесная. За полгода знакомства, Леонид Аркадьевич успел втюхать баянисту татарского ансамбля песни и пляски целых три «бесценных вещи»: маятник для отматывания счётчика электроэнергии, чудодейственный эликсир молодости, с помощью которого сорокатрёхлетний Асхат должен был снова превратиться в юного повесу с фантастическим либидо, и «весьма перспективный» пакет акций Н-кой овчинно-меховой фабрики.
Правда, вскоре выяснилось, что маятник крутит счётчик в сторону увеличения, а от чудодейственного эликсира вырастает не либидо, а изжога. На все же попытки Асхата вернуть обратно потраченные на «бесценные» покупки деньги, Гойзман лишь улыбался дружески и грозил баянисту своим пухлым пальчиком:
-Э-э, Асхатик, ты, таки, хочешь меня обмануть, да? Откуда я знаю, что ты не сломал маятник своими неуклюжими хваталками и не запивал этот волшебный эликсир палёной водкой? Мне он, кстати, очень  даже помогает.
-А акции? – Возмущался Салиев. – Ты обещал, что фабрику купят турки и начнут шить, там, фирменные дублёнки?
-Да. И что?
-Так, нет больше фабрики, Аркадьич! Уже лет пятнадцать, как обанкротилась.
-Но акции ведь, остались! – Всё с той же дружелюбной улыбкой втолковывал Салиеву приятель. – Значит, рано или поздно, фабрика снова заработает.
Одной из отличительных черт Гойзмана, была его легендарная непробиваемость. Если бы из таких людей делали броню, то наши танки были бы самыми лучшими танками в мире.
Вот и сейчас, едва завидев знакомое лицо, Леонид Аркадьевич радостно расплылся в улыбке:
-Здравствуй, Асхатик! Здравствуй, дорогой! И что ты потерял в этом, богом забытом месте?
-Ничего, - смутился Салиев. Большой любви к живописи за ним раньше не водилось, а объяснять Аркадьичу истинную причину своего появления в музее, было бы, по меньшей мере, глупо. – Вот, смотрю.
-Ай-я-яй! Не хорошо! – Осуждающе покачал головой Гойзман. – Ты, таки, хочешь меня обмануть, да? Колись уже, неужто ты тоже вычислил истинный смысл картин господина Радзельского?
-Истинный смысл? – Переспросил, слегка ошарашенный Асхат. – О чём это ты, Аркадьич?
-О секрете вечной молодости и неисчерпаемых богатств, - понизив голос, прошептал Гойзман.
-Что?! – Баяниста, аж в жар бросило. Он мгновенно позабыл обо всём на свете и превратился в одно большое ухо.
-Что слышал, - широко улыбнулся Леонид Аркадьевич и смахнул платочком пот с лица. В выставочном зале становилось душновато, а сквозь огромные окна, словно озабоченный страдалец-вуайерист, заглядывало солнце. – Я почти расшифровал тайные знания, закодированные в полотнах Радзельского. Помнишь, одно время он утверждал, что его похищали инопланетяне?
-Ну, - напряжённо кивнул Асхат. – И что?
-А то, что этот поц не врал. Зелёные человечки, таки, действительно забирали его в свою летающую кастрюлю. И там, они открыли ему формулы вечной молодости и быстрого обогащения, заставив упрятать их в информационном поле одной из его картин.
-И?.. – Голос у Салиева предательски дрогнул. – И ты их расшифровал?
-Не совсем, - вздохнул, грустнея, Гойзман. – Пока что, я лишь нашёл нужную картину.
-И?.. – Теперь уже дрожал не только голос, дрожал весь Асхат.
-Вот она, - Леонид Аркадьевич указал взглядом на полотно, с портретом так не понравившейся баянисту крысы. – Вся информация здесь. Но, чтобы считать её, нужна специальная декодирующая пластина, а на её покупку у меня не хватает средств…
Леонид Аркадьевич замолчал и, промокнув платочком вспотевший лоб, снова тяжело вздохнул. А левый глаз его, искоса посмотрел на Салиева.
И баянист не подвёл! Известие о том, что благодаря каким-то таинственным пластинам можно осуществить сразу две, самые сокровенные свои мечты, настолько завладело Асхатом, что он, не раздумывая, спросил:
-Сколько?
-Двадцать тысяч, - мгновенно отозвался Гойзман. – Наличкой.
-И я в доле?
-Конечно, - широкая улыбка Леонида Аркадьевича стала ещё шире, буквально купая собеседника в лучах своего обаяния.
-А что это за пластины такие? – На последнем излёте здравомыслия спросил Салиев.
-Тише! – Гойзман испуганно посмотрел по сторонам. – Это секретнейшая разработка наших учёных. Космические нанотехнологии. Их изготавливают специально для спецслужб, чтобы разведчики могли снимать нужную информацию прямо с телевизора. Показывают, например, в новостях, президента США. А наш шпион ставит к экрану такую пластину и спокойно себе, читает всё, о чём  этот заморский поц думает, - Леонид Аркадьевич склонился над Салиевым и прошептал ему на ухо. – Мало того, с помощью такой пластины видно даже, сколько денег у него в карманах и где спрятана заначка от президентской жены.
Асхат жадно сглотнул. Кодовое слово «деньги», окончательно затуманило его голову желтоватым маревом алчности.
-Договорились, - прохрипел он. – Завтра бабки будут. Встречаемся здесь и в это же время.

* * * * *
Когда новоиспечённые партнёры разошлись, заглядывающее в музейное окно солнце послало световой лучик на злополучную картину. Он пробежал по жёлтому песку бархана, взобрался на тощее тело крысы и клюнул в ту саму фиговину, которую «зверушка» держала в одной из своих лап.
В ответ на прикосновение солнечного луча, фиговина, на секунду, озарилась ярким золотым блеском и сразу потухла, снова превратившись в непонятно что…


ГЛАВА ВТОРАЯ

СЕКС, БУХЛО, АККОРДЕОН.

-1-

Китайский «ролекс» показывал полдень. Если же учесть его хроническое отставание, то, по подсчётам Салиева, до репетиции ансамбля песни и пляски оставались считанные минуты. Нужно было спешить, вернее, даже бежать. Опоздание грозило штрафными санкциями, в виде лишения доли выручки от вчерашнего корпоратива.
Асхат со всех ног нёсся вдоль проспекта Краснобелых партизан и, судорожно хватая ртом бензиновый смрад, думал, где раздобыть деньги? Двадцати тысяч рублей наличными у него не было. Да и в долг, после истории с биржей Форекс, ему вряд ли кто даст…
Воспоминание о Форексе заставили Салиева скрипнуть зубами. От злости и сожаления. Эх, сколько бабла коту под хвост ушло! Сколько бабла!..
Пять лет назад, как раз после «лечения» у Дульсинеи Небесной, он походил на курсы Форекса и решил заделаться крутым трейдером. Правда, играть на свои средства не получалось. Сеансы у ворожеи и обучающие курсы у менеджера с биржи, как пылесосом высосали все, до копеечки, сбережения Асхата. Так что, ему оставалось только одно – снять шапку и пройтись, с ней, по друзьям – знакомым, обещая, в обмен на дензнаки, золотые горы, сказочные проценты и райскую жизнь на Мальдивах. Худо-бедно, но полста штук первоначального капитала он собрал. А потом, ухнул их в акции «Гопстопникеля», который, по прогнозам неких уважаемых людей, вот-вот должен был войти в десятку самых дорогих компаний страны. Но, увы, буквально на следующий день в головном офисе «Гопстопникеля» состоялось незабываемое «маски-шоу», с участием лучших собровцев Москвы. После этого представления, все топ-менеджеры компании дружно переместились на ПМЖ в Бутырку, а акции «Гопстопникеля» ухнули в такую ж-ж-ж… Ну, в общем, новоиспечённый трейдер Асхат, в одночасье стал банкротом. И чтобы, хоть как-то выправить ситуацию, вынужден был снова пускать шапку по кругу…
Во время третьего захода, денег Салиеву уже не давали, зато регулярно были по лицу. Так что, от карьеры биржевого трейдера ему пришлось отказаться. И от надежд перехватить у кого-либо, хотя бы пару рублей до получки, тоже…
-Ладно, придумаю что-нибудь, - пропыхтел Асхат, влетая в здание Дворца культуры дворников, где он и обретался в качестве баяниста татарского ансамбля песни и пляски имени Алсу. Работёнка была не пыльная, хотя и малоприбыльная. Профсоюз дворников-нелегалов, на чьём балансе находился ансамбль, с гораздо большим пиететом, и моральным, и финансовым, относился к таджикским музыкальным коллективам. Причём, работающим в самом Таджикистане. Зато, он никак не ограничивал всех остальных своих подшефных в выборе левых заработков. Свадьбы, похороны, юбилеи… Асхат, со товарищи, халтурили везде: от корпоративов «ночных бабочек», до партактивов зюгановских бабушек. Деньги капали ни ахти какие, но на жизнь такому закоренелому холостяку, как Салиев, хватало…
-Твою, бога, в душу, мать!
Отчаянный женский вопль прервал бег мыслей и ног Асхата. Он резко затормозил и обернулся. Из танцевального класса выплывала дородная, красная от жары и злости, дама в полосатом адидасовском трико и балетной пачке. Это была Эллочка Бульк, руководитель дворцовой школы балета. В далёком прошлом Элла Витольдовна считалась примой Н-ского театра оперы и балета, порхала по сцене и лелеяла планы покорения Америки. Но, все её мечты пошли прахом из-за происков таинственных и, до сих пор не пойманных, недоброжелателей. Своими вредоносными кознями они поспособствовали тому, что прима-балерину вышвырнули, вначале из её персональной гримёрки, а затем, и вообще, из театра. Обиженная на весь белый свет Эллочка  пустилась в запой. А так как пить, не закусывая – это моветон, то через год, маленькая и хрупкая балерина превратилась в девяностокилограммовый шарик, получивший прозвище «Колобок». А Дворец культуры дворников, оказался единственным местом, где для бывшей примадонны нашлась, хоть какая-то работа.
-Что случилось. Элла Витольдовна? – Живо поинтересовался Салиев, а сердце его томительно защемило. Обтянутые трениками телеса экс - балерины разбудили в Асхате фривольные мысли. И не мудрено, ибо после полугодового воздержания, его фантазию будоражило всё, что могло называться женщиной. А мадам Бульк была не просто женщиной. Легенды о ней, как о сексуально озабоченной маньячке, готовой, под стакан «шампусика» на многое, по городу бродили давно и упорно…
-Что случилось? – Взвизгнула Эллочка. – Я увольняюсь, вот что случилось! Достал меня этот дурдом и детки, эти, дебильные, тоже достали!
Дверь танцевального класса чуть приоткрылась и в образовавшуюся щель высунулось курносое детское лицо.
-Брысь! – Рявкнула Эллочка и юное дарование мгновенно исчезло.
А бывшая прима повернулась к Салиеву и, обдав его запахом пота и застарелого перегара, поинтересовалась:
-Асхатик, у тебя выпить есть?
-Не-а, - вздохнул баянист, а потом, решившись вдруг, сказал. – Но вечером, точно будет. Может, мы, того?..
-Чего? – Голос Эллочки звучал уже немного спокойнее и даже, с нотками заинтересованности.
-Ну, в смысле, посидим?
-При свечах? – Глаза бывшей балерины плотоядно блеснули. Она сверху донизу осмотрела тощую фигуру Салиева и, со слегка разочарованным вздохом, добавила. – Под шампусик с конфетами?
-Ага, - чувствуя лёгкое головокружение, выдавил Асхат.
-Ладно, - мадам Бульк провела кончиком обломанного ногтя по впалой груди Салиева и улыбнулась загадочно. – Договорились.
А потом, глубоко вздохнув, ушла, покачивая огромным задом, обратно в танцевальный класс.

-2-
На репетицию Салиев опоздал. Не намного, всего-то на пару-тройку минут. Для серьёзных «оргвыводов» этого было явно маловато, но «погрозить пальчиком» музыкальный руководитель ансамбля, всё же не преминул. Равиль Иванович был мужиком строгим и держал свою творческую братию в ежовых рукавицах. Вот и сейчас, он демонстративно посмотрел на часы, потом на провинившегося, и сказал грозно:
-Последнее, тебе, китайское, Асхатик. Ещё раз опоздаешь, отберу баян и выгоню к чертям собачьим! Усёк?
-Угу, - буркнул Салиев и замер вдруг, осенённый сверкнувшей в голове очередной идеей. Баян!.. Точно!.. Если продать баян, а в придачу с ним, ещё что-нибудь помельче, то денег вполне хватит не только на пластину для Аркадьича, но и на «шампусик» для Эллочки Колобка.
От таких приятных мыслей по телу Асхата растеклась волна пьянящего возбуждения. Настолько мощная, что даже в паху заломило. И неизвестно ещё, от чего он распалился больше: от предвкушения близости плотских утех или от осознания того, что совсем скоро он станет молодым и богатым?
В том, что и то, и другое обязательно состоится, Салиев не сомневался. Ни капли. К тому же, каким-то шестым чувством он понимал, что сегодняшний день особенный. Сегодня – сбываются любые мечты…
-Хорош в носах ковыряться! – Донёсся до слуха баяниста голос музрука. – Играем.
И Асхат, пленённый розовыми мечтами, потянул меха…
Да, день, сегодня, действительно, был, особенный. Сегодня, Салиев играл как бог.  Легко, виртуозно и завораживающе. Всё его  недавнее возбуждение, словно перетекло через пальцы рук в баян, а потом, выплеснулось в ошеломительной красоты мелодию. Настолько яркую и очаровывающую, что вся музыкальная группа ансамбля, в конце-концов, смолкла, опасаясь нарушить внезапное, творящееся прямо на их глазах, волшебство.
А в противоположном конце класса, бросив все дела, застыли восковыми фигурами, певцы и танцоры.
Все слушали, затаив дыхание и разинув рты. И только Салиев, всё давил и давил на клавиши, всё рвал и рвал меха…
Когда он, наконец, выдохся и умолк, над Дворцом культуры дворников повисла мёртвая тишина. Она длилась минуту, вторую, третью. А потом, раздались, вначале жидкие, но с каждой секундой нарастающие аплодисменты, быстро переходящие в бурную и продолжительную овацию.
Асхат вздрогнул и, с недоумением оглядел репетиционную. Туман, в его голове, начал понемногу рассеиваться. Пальцы музыканта разжались. Баян, с жалобным стоном, повис на ремнях, а сам баянист засмущался и покраснел, как пойманный на рукоблудстве школьник. Никогда в жизни ему ещё так не аплодировали. Впрочем, никогда в жизни он ещё так и не играл…
-Асхат, голубчик, - Равиль Иванович утёр набежавшую слезу, схватил Салиева за руку и долго-долго её тряс. – Да ты же талант! Нет – ТАЛАНТИЩЕ! Тебе же, в концертном зале имени Чайковского выступать надо! Или, на худой конец,  в Карнеги – холле! Дай, я тебя расцелую, родимый!
Слюнявый рот музрука облобызал Асхата, а потом, Равиль Иванович сунул ему в руки баян.
-Сыграй ещё, а?
Но Салиев лишь покачал, молча, головой. На повторное выступление у него, просто не осталось сил…   

-3-

Вечерело. Утомлённое солнце медленно сползало с неба. День, нынче, выдался довольно нервный и светилу, с новой силой захотелось концесветовских каникул. Пусть даже, без бухла и шашней с Луной. Хотя бы, просто, взять и отоспаться вволю.
Но, увы, на дворе стоял месяц май и до обещанного индейцами  конца света, было ещё чертовски далеко.
А во Дворце культуры дворников жизнь, между тем, била ключом. Шла подготовка к мероприятию, именуемому: «Для тех, кому за тридцать»; в залах и коридорах заведения зажигались электрические огни; вокально - инструментальный ансамбль «Скрипучие гитары», прикончив первую, за вечер, бутылку водки, настраивал свою, такую же древнюю, как и сами участники мероприятия, аппаратуру; в кабинете заведующей Дворца, доктора искусствоведческих наук Альбины Генриховны Вагиной, шли съёмки высокоэстетического порнофильма, режиссером и главной героиней которого, сама же Вагина и являлась.
В общем, под сводами очага городской художественной самодеятельности царила обычная, рутинная для этого времени суток, атмосфера. И лишь в опустевшем репетиционном классе, выделенном татарскому ансамблю песни и пляски имени Алсу, было темно и тихо. Участники коллектива давно разошлись кто куда. Последним, покинул помещение Равиль Иванович, музрук. Дождавшись, когда репетиционная опустеет, он допил, припрятанный в укромном местечке пузырь «огненной воды» и лишь потом, тщательно заперев за собой дверь, направился домой. Походка его была легка, в голове приятно шумело, а мысль о том, что среди его музыкантов нашёлся настоящий самородок, наполняла сердце заслуженной гордостью. Музруку грезились уже грандиозные гастроли по городам и весям, виделся Салиев, лихо наяривающий на баяне и сам Равиль Иванович, купающийся в лучах славы открывателя народных талантов.
Минут через тридцать после его ухода, когда прощальный лучик солнца заглянул в окно репетиционной, наваленная в дальнем углу класса гора концертных костюмов внезапно шевельнулась. Из-под неё выполз тощий, как смерть, человек, раскатисто чхнул и, испуганно замерев, уселся на полу.
К счастью, класс располагался в самом дальнем и, практически, не посещаемом в столь позднее время, крыле Дворца культуры. Так что, чих, нанюхавшегося нафталина Салиева, никого особо не потревожил. Сам же виновник шума, успокоившись слегка, встал на ноги и подошёл к разложенному на колченогих стульях, музыкальному инвентарю. Взгляд его заскользил мимо кураев, кубызов, скрипок и домр, пока не зацепился за старый обшарпанный баян… Его баян…
Салиев провёл пальцами по знакомым очертаниям инструмента и пробормотал, чуть слышно:
-Да, старина, много за тебя не дадут.
Решение украсть баян, за время долгого лежания под кучей концертных костюмов, окончательно сформировалось и обросло всеми нужными подробностями. Именно там, среди пахнущего нафталином тряпья, Асхат и утвердился в мысли, что продавать баян не стоит. Проще, отнести его в ближайший ломбард, а через пару-тройку дней, когда, благодаря пластине Аркадьича деньги прольются на голову Салиева золотым дождём, он выкупит инструмент обратно и вернёт его туда, где тот и лежал.
Правда, одним баяном пополнить свои скудные финансовые «закрома» вряд ли получится. Для добывания нужных двадцати, с копейками (на «шампусик») тысяч, придётся прихватить ещё и курай с домрой. Иначе, теряется весь смысл затеянной авантюры.
Шума, поднятого из-за пропажи инструментов, Асхат не опасался. Сегодняшняя репетиция была последней. Впереди, целая неделя каникул, возникших в связи со срывом гастролей в Биробиджан. Там, местная еврейская община подняла по поводу приезда татарского, а значит, мусульманского, ансамбля большой негодующий визг, каким-то, только ей известным образом, увязав это мероприятие с очередным обстрелом палестинских, а значит, мусульманских же, боевиков израильского поселения на правом берегу реки Иордан.
В общем, никто ничего не понял, но гастроли решили отменить. На всякий случай. Так что, неделя сроку, у Салиева была.  За это время он вполне успевал пополнить свой «золотой запас», выкупить инструмент и вернуть его на историческую родину, то есть в репетиционный класс Дворца культуры дворников.
Асхат бросил взгляд на свой хронометр. До свидания с Эллочкой Колобком оставалось два – два с половиной часа. Надо поторапливаться. Он схватил баян и хотел было шагнуть к окну, но не смог. Воровской запал мгновенно иссяк, в груди, под сердцем, разлилась вдруг тоскливая пустота, а руки, сами-собой опустились, поставив баян на место.
Нет, на вещицу, кормившую его столько лет, он покуситься не мог. Ни за какие деньги.
Салиев скрипнул зубами и сел на краешек стула. Рядом со своим верным баяном. Чёрт! Что же делать-то? Денег хочется, а ничего подходящего, для сдачи в ломбард, здесь больше и нет. Ничего, кроме…
Ну, конечно же! Асхат вскочил на ноги, а всё его естество заполнила волна злорадной радости. Глаза музыканта отыскали маячивший в полутьме комнаты силуэт аккордеона Жоры Пенкина, более известного в кругах Н-ских сексменьшинств, как «Большезадая Матильда». Знающие люди утверждали, что именно зад, а не игра на аккордеоне, является для Пенкина основным источником дохода.
Вдобавок ко всем этим анатомическим вывертам природы, главными чертами Жориного характера были склочность и любовь к сплетням. Ну, в общем, баба, она и в Африке баба. Даже, если на ней надеты штаны и новомодный клубный пиджак.
Аккордеон же, у Пенкина, был знатный. Германский Weltmeister Achat 80, синий, перламутровый, трёх-четвертной, с пятью регистрами и восемьюдесятью басами. Короче, мечта, а не аккордеон. Да и стоил он, по самым скромным прикидам, не менее тысячи евро…


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ХМУРОЕ УТРО

-1-

Морда огромной рыжей крысы надвинулась на Салиева, ощерила в улыбке свою вонючую острозубую пасть и, протянув ему банку «туборга», сказала удивительно знакомым голосом:
-Асхатик, милый, вставай. Пора собираться.
-Куда? – Просипел баянист, с трудом разлепляя склеенные засохшей слюной губы. Голова его отчаянно болела, а во рту явственно ощущался привкус кошачьего дерьма. Господи, чем же они, вчера, закусывали? Неужели «Китикетом»?
-В музей. Куда же ещё, - ответила Асхату крыса, а жестянка с «туборгом» волшебным образом дематериализовалась, сменившись яркой упаковкой кошачьего питания. - У тебя, там встреча с Гойзманом.
Чё-ё-ёрт!.. Салиев открыл глаза и рывком уселся на постели. От столь необдуманного движения, всё вокруг завертелось в стремительном хороводе, а в голове, словно бомба взорвалась, расколов измученный алкоголем мозг на миллионы беспомощных осколков. Музей!.. Проклятье! Как же он мог об этом позабыть?.. Сегодня ведь, самый знаменательный день в его жизни! Сегодня он станет богачом!..
-Время, Асхатик, время!
Салиев повернулся на голос и вздрогнул от неожиданности, и отвращения.  Мамочка, родная! Кто это? Крыса из сна, по сравнению с тем, кто склонился над ним в реальности, была просто  красавицей! Нет, не зря один из мыслителей прошлого, утверждал, что смотреть на похмельную женщину, сразу после её пробуждения, занятие не для слабонервных.
Эллочка Бульк была, сейчас, не просто страшной, а фантастически страшной. Опухшее лицо, красные, как у заправского вампира, глаза, рыжая, всколоченная грива и волны трясущегося сала… От одного взгляда на такое «диво», хотелось проблеваться, а потом, схватить в охапку галстук с трусами и бежать. Без разницы куда, лишь бы подальше.
Салиев, с радостью это и проделал бы, если бы не одно «но». Судя по речам Эллочки получалось, что она знает и о предстоящем визите в музей, и о назначенной там, встрече с Аркадьичем. А это не есть хорошо. Колобок, не только любвиобильна, но и весьма оборотиста. Особенно, когда дело касается материальных благ.
Откуда к бывшей прима-балерине поступила злополучная информация, долго гадать не приходилось. «Шампусик», вкупе с литровой бутылкой водки, удивительным образом располагает не только к сексу, но и к хвастливой болтовне.
Асхат мысленно выругался. Идиот! Нашел, перед кем душу изливать! Потом, снова сомкнул веки, пытаясь усмирить круговорот вещей в спальне и собрать в кучу ошмётки расколотого резким подъёмом мозга. А заодно, постарался восстановить в памяти вчерашний вечер.
Ни то, ни другое, ни третье толком не получилось. Голова продолжала кружиться, мозги отказывались собираться в одну, цельную кучу, а из давешних событий, в памяти отпечатались только сцены похищения аккордеона «Большезадой Матильды», успешная сдача его в ломбард и последующие визиты: сначала в гастроном, а затем, на квартиру, в гости к Эллочке Бульк.
И всё. Дальше, одни лишь смутные обрывки, в которых они, с Колобком, то пьют водку, запивая её «шампусиком», то исполняют друг перед другом разнузданный стриптиз, то выплясывают голышом на столе… А потом, провал.  Видимо, память устала смотреть на всё это безобразие и тоже приложилась к стакану… 
-Асхатик, нам пора!
-Нам? – Над Салиевым словно небо разверзлось. Собрав всю свою волю в кулак, он открыл глаза и посмотрел на подругу. Колобок  уже успела натянуть платье и теперь, торопливо причесывала кудлатую, огненно – рыжую гриву. – Ты что, тоже со мной идёшь?
-Конечно! – Просияла мадам Бульк. – Мы же теперь партнёры.
-Кто-о-о?!
-Партнёры. Ты что, Асхатик, совсем память пропил? Я ссудила тебе двадцать тысяч рублей. А ты взял меня в дело.
-Стоп! – Салиев, враз позабыв о похмельных болях, вскочил на ноги и, яростно сверкнув глазами, уставился на экс-балерину. – Какие, к чёрту, партнёры? Какие, к чёрту, деньги? Зачем они мне? У меня, ведь, свои есть!
-Уже нет, - покачала головой Эллочка. – Ты мне их вчера подарил. А я, потом, ссудила их тебе, в обмен на участие в вашем, с Гойзманом, мероприятии.
О, Боже! Свет, за окнами спальни померк, налившись траурным чернотой. Асхат растерянно моргнул, раскрыл и закрыл рот, а потом, медленно уселся на кровать. Разбитые осколки разума не в состоянии были переварить полученную только что, информацию. Неужели он, собственными руками отдал этой жирной и мерзкой суке свои кровные денежки? Неужели, он оказался таким идиотом, что доверил ей самое дорогое в жизни - деньги и тайну быстрого обогащения?
Нет, нет и ещё раз, нет! Этого просто не может быть!..
-Тише, Асхатик, тише! – Эллочка прочувствовала настроение собеседника и, отойдя на всякий случай, на безопасное расстояние, вытащила из закромов необъятного лифчика сложенный вчетверо листок бумаги. – У меня даже расписочка имеется. Тобой, между прочим, подписанная. В ней, чёрным по белому сказано о том, что я одалживаю тебе двадцать тысяч рубчиков, а ты, в свою очередь, обязуешься вернуть их мне, утром сегодняшнего дня. С процентами.
Колобок снова спрятала бумажку в лифчик и протянула к Салиеву раскрытую ладошку:
-Давай, милый, возвращай денежки. Или я звоню в полицию.
О, Боже! Асхат обхватил голову руками и тихонько завыл. Наполненная сексом и алкогольным весельем ночь, закончилась, сменившись хмурым и безрадостным утром.

-2-

Утро, действительно, выдалось хмурым. Небо над Н-ском затянуло свинцовыми тучами, подул пронизывающий до костей ветер и на головы горожан упали первые капли дождя. Холодного, мелкого и колючего. Он хлестал по лицам, забирался за воротники курток, барабанил по мостовым, макушкам прохожих и крышам машин. Счастливчики – автомобилисты, довольные тем, что  сверху не капает, запустили гулять «дворников», а их несчастные собратья - пешеходы истерично заметались по улицам, в поисках места, где можно было бы спрятаться и переждать непогоду. Основная масса их устремилась под крыши магазинов и кафе, но несколько, особо невезучих бедолаг, вынуждены были нырнуть в гостеприимно распахнутые двери художественного музея. Того самого, где уже второй день подряд проходила экспозиция картин Александра Радзельского. А там, в мрачном холле королевства искусств, их встретила сморщенная, но жутко воинственная старуха-контролёрша:
-Куда прёмся? – Рыкнула она на мокрых и окончательно деморализованных страдальцев. – Здесь вам не булочная! Здесь – музей! Или покупаем билетики, или гуляем на улицу!
Идти обратно, под дождь и ветер, рискнули немногие, спорить с раскрашенной, как воин – ирокез, бабушкой, тоже…
Когда Асхат и Эллочка вошли в выставочный зал, здесь царило небывалое оживление. Человек десять потерянных «ценителей» живописи бродили от полотна к полотну, зябко ёжась и ежеминутно,  с надеждой поглядывая в окна. Увы, дождь не стихал, а значит, пытка искусством должна была продолжаться.
Своего компаньона Салиев приметил издалека. Вечно потеющий Аркадьич утирал лицо носовым платком и, цокая по мрамору пола остриём зонтика-трости, нервно мерил шагами пространство возле картины с фантастическим пустынным пейзажем. В голове Асхата пронеслось внезапное воспоминание о пригрезившемся, под утро, сне. Том самом, в котором его будила огромная крыса с «туборгом» в лапах. Сейчас, эта тварь стояла на вершине одного из нарисованных барханов и, насмешливо щерясь, следила за баянистом. Следила так пристально, что на секунду, Салиеву показалось, будто она живая.
Прогоняя дурацкое видение, Асхат яростно мотнул головой. Помогло.
-Тьфу ты, мерзость! – Сплюнул он. – Приснится же такое!
-Ты о чём, милый? – Поинтересовалась Эллочка. Она, словно верная супруга, крепко держала своего спутника за локоток.
-Да так, о снах. Вечно, с будуна, всякая гадость мерещится.
-Это ты мне говоришь? – Хмыкнула экс-балерина. – Поверь, по части похмельных  кошмаров у меня гигантский жизненный опыт. Например…
Мадам Бульк хотела было развить тему, но в этот самый момент Гойзман, наконец, заметил приближающегося компаньона. Лицо его полыхнуло радостной улыбкой, которая, впрочем, тут же сменилась тревогой и недоумением.
-Элла Витольдовна? – Слегка растерянно воскликнул Гойзман. – А вы что здесь делаете? Да ещё и под ручку с Асхатом Рафаиловичем?
-То же, что и вы, Леонид Аркадьевич, - хмыкнула экс-балерина, а глаза её, похотливо блеснули. – Наслаждаюсь искусством.
-Э-э, сударыня, вы, таки, хотите меня обмануть, да? – Сурово погрозил ей пальчиком Гойзман. – Зачем оно вам? Вы, ведь, сами - произведение искусства! Вы – шедевр, живое воплощение богини красоты Афродиты! Вас надо, таки, выставлять в музее, чтобы люди могли прийти и насладиться видом ваших прелестей.
Асхат, почувствовав лёгкий укол ревности, предостерегающе кхекнул. Однако ни Аркадьич, ни бывшая прима его не услышали. Наоборот, раскрасневшаяся от столь неприкрытой лести Эллочка, выпятила свою монументальную грудь и улыбнулась благодушно:
-А вы умеете делать комплементы, проказник, - язычок её высунулся изо рта и бабочкой порхнул по густо накрашенным губам.
При виде такого недвусмысленного намёка, охочий до женского тепла Гойзман моментально сделал стойку:
-Да что вы, сударыня! – Воскликнул он, поедая голодными глазами бюст Эллочки. – Это, не комплимент! Это, чистая правда!
Салиев снова кхекнул. Уже более громко и сурово. А потом, сказал, прерывая разгорающийся флирт:
-Аркадьич, вообще-то, мы здесь, по делу.
Лицо Гойзмана враз посерьёзнело.
-Но… - Начал было он, косясь на мадам Бульк.
-Никаких «но», - перебила его Колобок. Голос её стал жёстким и не терпящим возражений. – Я ссудила Асхату двадцать тысяч рублей и теперь, являюсь полноправным участником вашего предприятия.
-В смысле? – Окончательно скис Аркадьич.
-В прямом. Я тоже хочу денег и вечной молодости.
Салиев и Гойзман переглянулись. Нет, не как соперники, скорее, как затюканные одной, но очень стервозной супругой, мужья. Потом, Аркадьич тряхнул головой и сказал:
-Ладно. Третьей, так третьей. Если всё получится, богатства на всех хватит.
Он воровато оглянулся по сторонам и, понизив голос, спросил:
-Деньги принесли?
-Конечно, - Асхат сунул руку в карман и, сжав в кулаке пачку тысячерублёвых купюр, украдкой показал их Гойзману.
Глаза Аркадьича алчно блеснули:
-Давай! – Потребовал он, подставляя карман своего затёртого лоснящегося пиджака.
-Э, нет! – Решительно выступила вперёд Эллочка. – Так дело не пойдёт! Вначале, гони пластину.
Блеск в глазах Гойзмана, на мгновение потух.
-Вы, таки, хотите меня обмануть, - жалобно вздохнул он и, с ловкостью заправского фокусника, вытащил на свет божий жёлтый, размером с ладонь, кругляшок. – Держите. Только учтите, без меня пластина не заработает.

-3-

Ничем, особо выдающимся, пластина Аркадьича не отличалась. С виду, это был вполне обычный, очень лёгкий по весу, металлический кругляшок, с аккуратно высверленной дыркой в центре. По одну сторону от отверстия, красовался выбитый вручную, ряд каких-то цифр, а по другую, отчётливо читалось, нацарапанное чем-то острым, имя «Валера».
-Что это? – Озадаченно спросил Асхат.
-Считывающее устройство, - ответил Гойзман, а глаза его, посмотрели на компаньонов с такой кристальной искренностью, что невольно зародили в сердцах последних, вполне закономерную настороженность. – Я его в долг взял. Под честное слово. Поэтому, гоните деньги, я объясню, как прибором пользоваться и, пока вы будете его тестировать, сбегаю, отдам должок.
-Куда сбегаешь? – Враз посуровела Эллочка.
-К хозяину пластины, куда же ещё? – Искренность в глазах Аркадьича окончательно выкристаллизовалась, превратившись в чистейшей воды бриллиант. – Отдам деньги и вернусь. Только, чур, качать информашку с картины, без меня не начинайте. Договорились?
Ответом ему стало молчание. Угрюмое и угрожающее. Даже простодушный баянист Асхат почуял в словах толстяка какой-то подвох. А что уж говорить об Эллочке! На мадам Бульк чары Гойзмана  большого эффекта не произвели. В отличие от Салиева, она слыла дамой тёртой, из породы тех, кого на мякине не проведёшь. Да и Леонида Аркадьевича, бывшая прима-балерина знавала не первый год. Любовником он был, конечно, неважным, зато, проходимцем, первоклассным. И доверять ему двадцать тысяч, практически кровных рубчиков, в обмен на какую-то подозрительную железяку, Колобок не собиралась.
-Э, нет, дорогуша, - решительно мотнула головой Эллочка. – Так дела не делаются. Если мы партнёры, то действовать будем вместе. Сообща.
И, оттерев своим могучим плечом субтильного Асхата, она стеной встала на пути передачи денег. А потом, воспользовавшись секундным замешательством Гойзмана, отобрала у него и кругляшок.
-Что-то не очень-то эта хреновина похожа на сверхсекретный прибор, - с сомнением констатировала отставная прима. – Слишком уж дёшево смотрится.
-А тебе что, надо было его алмазами украсить? – Недовольно скривил губы Аркадьич. Взгляд его погрустнел, и всем обликом своим, толстяк стал походить на незаслуженно побитую хозяином собаку: эдакая смесь беззубой злости на обидчика и жалости к себе, любимому.
-А что за циферки здесь выбиты? – Не унималась Бульк. От недавней похотливой кошки, в ней не осталось и следа. Теперь, когда в руках у Эллочки, возможно, лежали ключи от её персонального счастья, женщина резко преобразилась, превратившись в жёсткую и расчётливую пантеру. Изрядно разжиревшую, но не ставшую от этого, менее опасной.
-Циферки являются идентификационным номером прибора, - нехотя пояснил Гойзман.
-А что за « Валера»?
-Хозяин пластины, - буркнул Аркадьич и, понизив голос до шёпота, добавил. – Они все – именные. Приборы эти. Так что, если вдруг, факт попадания пластины в чужие руки станет известен компетентным органам, то нам не сдобровать.
-Посадят? – Испуганно поёжился Асхат.
-Хуже. Расстреляют. По-тихому. Прямо здесь, на заднем дворе музея. Без суда, так сказать, и следствия. Сами понимаете, государственная тайна. Не до церемоний.
-Ой! – От таких перспектив у баяниста подкосились ноги. Нет, денег он, конечно, хотел. Но не ценой же, собственной жизни!
-А может мы, того, - прохрипел он, враз осипшим голосом. – Может, вернём пластину твоему Валере и разойдёмся по домам? А?
-Нет, вы, таки, хотите меня  обмануть! – Печально вздохнул Гойзман. – Я, можно сказать, жизнью рисковал, добывая эту штуковину. А теперь, оказывается, вы не желаете за неё платить?
Аркадьич вырвал кругляшок из пухлых пальчиков Колобка, сунул его обратно в карман пиджака и, не прощаясь, направился к выходу из выставочного зала.
А несостоявшиеся компаньоны остались растерянно хлопать ресницами у картины с пейзажами сказочных миров художника Радзельского.
Впрочем, оцепенение их длилось недолго. Всего, пару-тройку секунд. Потом, Эллочка тихо и очень грязно выругалась, а у Салиева выступили слёзы. И, в общем-то, было из-за чего! Ведь на глазах у него уплывали в затуманенную солёной влагой даль две, самые сокровенные его мечты: деньги и вечная молодость…
Первой, всё же, не выдержала Бульк. Реальный это прибор или очередная авантюра Аркадьича, она не знала. Зато прекрасно видела, что толстяк сейчас покинет музей.
-Лёня, подожди! – Окликнула она, уходящего (довольно медленно, впрочем) Гойзмана. – Ты всё не правильно понял!
Аркадьич притормозил, позволяя себя догнать и лишь после этого, поинтересовался обиженно:
-Да? А как я должен вас понимать, мадам?
Эллочка уловила в его голосе нотку заинтересованности и усмехнулась.
-Ладно, давай сделаем так, - сказала она, примирительно беря капризного партнёра под локоток. – Сейчас, мы отдадим тебе деньги, но ты, чур, останешься с нами. Договорились?
-Я обещал Валере…
-Ничего страшного. Подождёт твой Валера, никуда не денется. Отдашь ты ему должок, но чуть попозже. Зато, с процентами.
Гойзман ненадолго задумался. Прикинул расстановку сил и понял, что нужно соглашаться. Другого способа вырвать своё, честно заработанное бабло из цепких пальчиков Колобка, он не видел.
-Хорошо. Договорились. Но, деньги – сразу.
Довольная мирным разрешением конфликта Эллочка ещё только собиралась открыть рот, а Асхат уже совал в карман Аркадьича злополучную пачку тысячерублёвок.
-Вот так-то лучше, - потяжелевший пиджак благотворно повлиял на настроение толстяка. Глаза его, снова лукаво заблестели, а в голосе прорезался азартный задор. - О'кей. Пошли к картине.


-4-

Ближе к обеду дождь прекратился. Ветер разогнал тучи и над городом Н-ском снова воссияло солнце. Обсохшие, к тому времени, ценители живописи радостно потянулись к выходу из музея. Правда, не все. Некоторые, особо рьяные, видимо, почитатели Радзельского, решили подзадержаться ещё немного и уже спокойно, без суеты, побродить среди картин величайшего художника современности.
Впрочем, наши искатели сокровищ этого не видели. Всё их внимание было приковано к дырявой железке в руках Аркадьича и к висящему рядом, полотну с инопланетным пустынным пейзажем.
-Мой гигантский жизненный опыт подсказывает, что ни хрена у тебя не получится! – Прошипела Эллочка Колобок, озаряя взопревшего от напряжения Гойзмана тяжёлым, ничего хорошего не предвещающим взглядом.
-Спокойствие, мадам, только спокойствие, - из последних сил улыбнулся толстяк и тыльной стороной ладони смахнул с лица пот. – Пластина-то, чужая, не под меня настроенная. Вот и капризничает. Нужно ещё немного времени, чтобы всё отладить.
-Немного, это сколько?
-Не знаю, - пожал плечами Аркадьич. – Может, час, может, два. А может и день. – Он снова провёл ладошкой по лицу. – Знаете что? Давайте, отложим наше мероприятие до завтра? Я вечерок потренируюсь, отлажу прибор и…
-Но, но! – Пригрозила ему пальчиком Эллочка. – Ты, дорогуша, хами, да знай меру!
-В смысле? – Возмущённо моргнул Гойзман.
-В прямом, - хмуро огрызнулась Колобок. – Работай, давай! Хватит нам, тут, мозги компостировать!
И Аркадьич, шумно вздохнув, снова принялся теребить пластину…
-Пить охота, - прохрипел минут через пять, Асхат. Похмельные боли его прошли, сменившись нестерпимой, всепоглощающей жаждой.
Гойзман же, услышав стон компаньона, замер, а потом, просиял радостно:
-Точно! Попить нужно! Как же я мог об этом забыть?
С удивительной для его пухлой стати быстротой, он сунул пластину в руки Салиева и дёрнулся было уйти, но крепкая пятерня Колобка мгновенно вцепилась ему в воротник.
-Куда? Стоять!
-Эллочка, милая, не волнуйся! – Заискивающе улыбнулся ей толстяк. – Я только сбегаю до ближайшего гастронома, куплю водички! Я совсем забыл, что для успешного завершения эксперимента нужно пить, как можно больше жидкости. При питье, увеличивается энергопроводимость организма, а это, в свою очередь, способствует ускорению наступления эффекта Мамбуса – Касторского.
-Кого?
-Мамбуса – Косторского, - снисходительно, словно отец неразумному дитяти, пояснил Гойзман. – Был такой крендель заграничный, член масонского ордена, между прочим. Именно он, первым изобрёл прототип считывающей пластины. Ну, а потом, наша разведка выкрала и Мамбуса, и его секретную разработку…
-Брешешь, - оборвала Аркадьича прима-балерина и легонько подтолкнула бедолагу обратно, к картине. – Давай, дорогуша, работай! У тебя ещё ровно час времени. Потом, я забираю деньги и ухожу. Всё понятно?
Леонид Аркадьевич горестно вздохнул и принял из рук Асхата своё дырявое имущество. «Вот, сука! – Подумал он, поглаживая пластину подушечками толстых пальцев. – Корова жирная! Теперь, ведь, не отвяжется»!
От таких безрадостных мыслей на лице Гойзмана  растеклась вся вековая скорбь его, вечно гонимого народа. Появление под сводами музея мадам Бульк совершенно не входило в планы Аркадьича. И радикально их меняло. Причём, далеко не в лучшую сторону. Лет несколько назад Гойзман имел уже печальный опыт «общения» с бешенным Колобком. Тогда, после приятно проведённой вместе ночи, он решил всучить разомлевшей от любовных утех Эллочке чудодейственное зелье для повышения мужской потенции.
-Я его регулярно принимаю, - сказал он со значением. – Так что, коснись чего, ты любого импотента сможешь в полового гиганта превратить.
Сама по себе задумка была не плохой. Вот  только не рассчитал Гойзман ненасытности лежащей рядом с ним дамочки. Она мило улыбнулась, заплатила за эликсир и тут же, потребовала провести проверку его качества. Тест-драйв, так сказать. А когда, подрастерявшийся слегка Аркадьич пролепетал отказную речь, силком влила ему в глотку половину пузырька и, с яростью изголодавшегося зверя, набросилась на несчастного любовника.
Ответить ему было нечем. Изготовленное из смеси лавандового масла, вишнёвого сиропа и настойки боярышника пойло помогало слабо, а свои физические возможности Гойзман исчерпал ещё ночью. Поэтому, когда он, в одних носках, летел вниз по ступенькам подъездной лестницы, а вслед за ним, неслись вдогонку, недопитый пузырёк с «чудодейственным зельем», женская ругань и изодранные в клочья трусы, Леонид Аркадьевич воспринял всё это, как должное. И, раз и навсегда зарёкся иметь дело с «ненаглядной» мадам Бульк.
Но, как известно, загад не бывает богат. После нескольких лет разлуки, судьба – злодейка снова свела бывших любовников вместе. И снова Гойзман чувствовал неизбежность печального конца. Сколько верёвочке не виться…
«И где только Асхатик умудрился схлестнуться с этой фурией»? – Тоскливо размышлял Гойзман, в тысячу первый раз потирая пальцами пластину. Пользы от такой операции  было мало, но она позволяла, хоть на время, оттянуть неминуемый час расплаты.
-Тщательнее три, Лёня, - ехидно посоветовала ему Эллочка. В том, что хреновина, которую Аркадьич выдаёт за волшебный ключик в страну чудес, яйца выеденного не стоит, бывшая балерина уже не сомневалась и теперь, цинично издевалась над несчастным экс-любовничком, вымещая на нём всю накопившуюся за последнее время, злость. – Давай, давай, голубчик, arbeiten !..
В этот самый миг, лучик солнца проник сквозь высокое окно музея и коснулся картины, перед которой маялись наши авантюристы. Непонятная фиговина в руках нарисованной крысы вдруг ослепительно блеснула, а потом, погасла.
И вместе с нею, погасло солнце за окном. В выставочном зале воцарилась кромешная темнота…