Спор

Сотрудники кафе уже снимали со стен и потолка воздушные шары, картонные плакаты и мишуру, а за одним из столов все еще продолжали встречу выпускников двое подгулявших мужчин. Никто из официантов не осмеливался выказывать недовольство затянувшейся трапезой – слишком влиятельные люди. И если Анатолия Макарова, ведущего литературного и музыкального критика, здесь могли и не знать в лицо, то про Осокина Владимира был наслышан, наверное, каждый житель городка. Хоть тот и не был завсегдатаем скромного даже по провинциальным меркам кафе – слава о таких людях разносится быстро. Вот и о самом состоятельном бизнесмене области ходили различные слухи, не всегда приятные и почти всегда ложные.
Официант забрал со стола початую бутылку водки, взамен принес коньяк и свежий салат.
Осокин приобнял товарища, разлил по стопочкам и, оглядывая помещение, чуть пьяным голосом выдал очередную подколку: «Ну и кафе ты выбрал! Натуральный трактир».
Владимир, унаследовавший от родителей склонность к полноте, легко сгреб огромными ладонями худое тело товарища. Занятия спортом не прошли даром и хоть последние несколько лет походы в зал имели лишь эпизодический характер, Владимир по-прежнему был в форме. Ну, а живот, предательски нависший над ремнем - успешному бизнесмену он только к лицу.
А ведь когда-то спортивную карьеру в большей степени предрекали Макарову. С детства высокий и худощавый Толя был невероятно подвижен, достаточно быстр и резок, легко обгоняя на школьных соревнованиях своих сверстников и даже многих старшеклассников. Кто знает, как сложилась бы его жизнь дальше, не будь тяжелого перелома ноги в седьмом классе. О занятиях спортом пришлось забыть - перебороть страх новой травмы оказалось слишком сложно. Но и сейчас, почти 30 лет спустя, Анатолий оставался таким же поджарым и даже излишне суховатым, как казалось его бывшей жене.
А кафе «Березка», где подошел к концу долгожданный вечер встреч,  действительно было вариантом, что называется, бюджетным. Не для крутых. Уютно, но не более.
Плакат из ярко алой материи с золотыми буквами медленно опустился прямо в центре танцпола. «Выпускник 1990» - продолжал вешать он, даже лежа на полу.
- Мы с ребятами стараемся жить и отдыхать по средствам. - Ответил такой же подвыпивший Макаров, начинающий уставать от нападок старого товарища.
- Да ты не обижайся, Толя. Я не в обиду. Понять не могу, почему мне не позвонил, у меня не спросил. Я понимаю, ребята не хотят тратиться на встречу выпускников. Я бы помог, все оплатил, - довольный собой Осокин осмотрел на предмет случайных пятен свой дорогой костюм, сшитый на заказ специально к вечеру встреч.
- Все бы тебе деньгами кидаться, Володя. – Макаров с трудом высвободился из объятий друга. - Кафе здесь хорошее, у Любы Ивановой тут дочка работает, она договорилась. И к школе нашей близко. И Валентине Николаевне тоже. Она не ты, на «БМВ» не ездит.
- Как и ты, - снова поддел Володя.
Макаров лишь грустно развел руками и иронично улыбнулся. Мужчины звонко чокнулись стопочками из зеленого стекла и опустошили их содержимое. Осокин незамедлительно разлил по новой и только после этого закусил.

- На все-то у тебя есть ответ, всегда. Всем ты пытаешься угодить! – не унимался Осокин.
- Так же, как и ты.
- Для всех мил не будешь, хоть ты и стараешься.
- Только не заводи старую песню, - Анатолий наигранно закрыл лицо руками, показывая собеседнику абсурдность его речи.
- А что? Боишься неутешительных результатов? – продолжал наседать Осокин. - Толя Макар боится проиграть Осокину?! Ха, даже не верится!
- Ничего я не боюсь. Просто это ребячество. Давно пора стать взрослым, Володя.
- А я стал. – Как то вдруг серьезно и практически трезво заявил Владимир. -  Как ты заметил, на «БМВ» езжу. Но про школьного своего товарища «тире» соперника не забыл. Не получается. Даже Валентина нас сегодня обоих лучшими называла: «Толя Макаров и Володя Осокин – гордость нашей школы!»
- Ты сегодня сколько выпил, Володя? – Макаров попытался перевести назревающий спор в шутку.
- Сколько и ты, Толя! Давай, кстати, по второй! – рюмки снова звякнули, мужчины выпили. - А ты, сколько фантов выиграл за вопросы викторины? Считал ведь, я уверен, и свои, и мои считал.

…Володя Осокин и Толик Макаров. Они сошлись... Точь-в-точь, как у Гения. Сама судьба их свела. Они не были ни друзьями, ни врагами. И одновременно являлись ими. Так случается, когда в коллективе появляется двое успешных людей, два ярких и амбициозных лидера. На заре девяностых школе, где учились ребята, повезло наблюдать настоящую дуэль характеров, талантов, стремлений. Начавшись в младших классах, она тянулась до самого выпускного вечера.
Один - настоящий гений математики и экономики, настоящий лидер, не терпящий конкуренции и привыкший побеждать. Другой - будто родился со словарем и хрестоматией, мастер слова и прирожденный дипломат. Порой их спор велся заочно - каждый добивался успеха в том, что ему ближе. Порой вражда была открытой и слишком сильной и тогда на драку, как обычно назначенную после уроков за гаражами, сбегались посмотреть все школьники, начиная с пятых классов. До драки впрочем, доходило не всегда. Но уж если доходило!
Самое забавное, что Макаров и Осокин не только практически синхронно добивались побед и школьной славы, но и проваливались почти всегда одновременно, отчего их соперничество приобретало оттенок настоящей погони друг за другом.

- Ты умный парень, Толька. Не глупее меня.
- Научный факт. – Едва ли не впервые за вечер согласился с собеседником Макаров.
- Ну, так согласись, что к сорока годам я тебя уделал! – радостно выпалил Владимир. Он с нетерпение смотрел на Анатолия, но, видимо, тот исчерпал дневной лимит тем, по которым он мог бы согласиться с товарищем.
-Это в чем же?
- Да буквально во всем! Начнем хоть с женщин.
- С каких женщин? – недоуменно огляделся Макаров, пытаясь найти этих самых женщин рядом с собой.
- Со мной Анька с первым танцевала. – Владимир щелкнул пальцами у носа Анатолия и откинулся на спинку стула с видом победителя.
- Ты про Смирнову что ли? – изумился Макаров.
- Не прикидывайся, глазки-то по-прежнему горят при виде первой любви.
- Ты за своими глазками следи!
- Так я и не... – запнулся Владимир, - Но танцевала она со мной первым. А ты, как обычно - на закуску. – Чувство эйфории отразилось румянцем на его лице.
- С тобой первым танцевала, тебя же первого и «отбрила». Все как в школе. – Подобно Анечке Смирновой «отбрил» Анатолий оппонента.
- Ты не большего добился, - обиженно проговорил бизнесмен.
- Ну, Смирновой что бизнесмен на БМВ, что поэт на трамвае - без надобности.
- Зато за Витькой как хвост. И что только нашла в нем?
Засидевшиеся выпускники снова выпили, и хоть тост и был за дам, сделали это не чокаясь.

Аня Смирнова - муза, объект несмелых юношеских грез, первая любовь! У каждого из мужчин были свои воспоминания о ней, свои мотивы любить и недолюбливать ее, невидимые нити, тянувшиеся со школьных времен. Но в одном они сходились - каждый запомнил свою одноклассницу по-настоящему милой и общительной девушкой, которая заставляла трепетать любого, кто приближался к ней.
Аня Смирнова была той, чье внимание нужно было заслужить. Она была тем трофеем, который поставил бы точку в затянувшемся споре двух героев школы. Но, обведенные вокруг пальца каждый в свое время, Макаров и Осокин с открытыми от удивления ртами наблюдали за тем, как их милая и прекрасная одноклассница начала встречаться с хулиганом Витькой из соседней школы. Недели ухаживаний, преследования, цветы, подарки и даже две драки ничего не дали - Анька так и осталась неприступной преградой, что для одного, что для другого.
- Как жена? – прерывая затянувшееся молчание, спросил Толя.
- Ну и шуточки у тебя! Три года как развелись. Стерва страшная!
- Знакомая история.
Получив отворот-поворот от Анечки Смирновой, Володя и Толя не перестали пользоваться популярностью у остальных представительниц противоположного пола. Девушки щедро одаривали юношей своим вниманием, как в школе, так и вне школьных стен. Тем удивительнее было то, что оба успели познать всю прелесть жизни в браке еще будучи студентами.
Макаров женился на давней знакомой, дочери друга семьи, поддавшись, наконец, ее чарам на одной из вечеринок. Осокин же взял в жены хорошенькую однокурсницу. А всего через 2 месяца вылетел из института.
Практически синхронно став отцами (тут Осокин может считать себя победителем - его сын появился на свет на 3 недели раньше, да и был значительно крупнее сына Анатолия), товарищи и отцами одиночками оказались почти одновременно. С той лишь разницей, что Владимиру пришлось пережить длительную судебную тяжбу с бывшей женой, которой отошла часть бизнеса, и даже права не ребенка пришлось отстаивать. Жившего куда более скромно Анатолия жена, уставшая от постоянных лишений, бросила вместе с сыном без всяких судов. И вообще без лишних объяснений - просто исчезнув из их жизни октябрьским днем три с лишним года назад.
- Наслышан, - разливая, усмехнулся Осокин. - И о супруге наслышан, и о разводе, и о похождениях любовных. Правда, без подробностей.
Владимир предложил коньяк другу.
- Да какие там подробности. – Анатолий махнул рюмку и закусил. - Жена ушла к другому - вариант, значит, нашелся.
- Иначе бы не ушла. – Резюмировал Владимир.
- Вот и не уходила семнадцать лет. Терпела.
- Или подыскивала.
- А похождения... – литератор грустно улыбнулся, задумавшись о чем-то своем. – Ну, какие похождения. Тут и рассказать нечего.
- Прямо уж и нечего? – подбадривая и требуя подробностей, выспрашивал Осокин.
- Есть девчушка. Молодая, красивая, умная. Секретарь у нас в клубе литераторов.
- Секретутка, значит.
- Ну, это ты зря. Хорошая девушка. С достоинством. – Теперь уже весело улыбнулся Анатолий.
- Я не сомневаюсь, - бизнесмен выпил свой коньяк и еще более захмелел.  - Без обид, сам только с секретаршей и способен нынче. Тоже, скажу, не без достоинств. – Владимир сделал характерный жест, указывающий на пышные формы своей возлюбленной. - Тут у нас, пожалуй, ничья выходит.
- Так я и по другим критериям тебе ни в чем не уступлю, Володя. – Анатолию не хотелось себе признаваться, но где-то в подсознании ему хотелось продолжить этот спор. Доказать себе, что он не хуже. Володьке-то все равно не докажешь! Все-таки, этого спора не хватало им обоим, он мотивировал их, питал новыми стремлениями.
- Да? А вот возьмем хоть торжество сегодняшнее. Кафе - трактир натуральный! Официанты, – Осокин даже не удосужился снизить голос, так еще и оглянулся на персонал, суетящийся у столиков, - ну, ужас же! По остаточному принципу в официанты идут, от того, что больше ничего не умеют! Танцы эти, конкурсы дурацкие. А подарок? Ну что это, ну? Мультиварка...
- Ты бы что подарил?
- Да что угодно! Хоть путевку в кругосветку! Каково, а?
- Валентине в кругосветку? – едва не прыснул от смеха Макаров. - Она мультиварку за три тысячи брать отказывалась, а ты - кругосветное путешествие.
- Тогда на наш курорт. – Не желал отступать со своих позиций обиженный бизнесмен. - Сочи, Анапа, Крым.
- С ее-то ногами и тамошним сервисом? Не смеши. Через день бы домой запросилась, да еще прокляла бы всех нас.
- Это она может, - пришла пора Владимира согласиться с товарищем.
- А готовить она любит. Вспомни, вторая страсть для нее, после литературы. Брать не хотела, но взяла, и рада очень. А с путевкой - как пить дать прокляла бы. Так что Вова, и этот пункт бит. Будем! – довольный собой и своей маленькой победой, провозгласил короткий тост Анатолий.
- Не соглашусь, но будь по-твоему. – Выпил и Осокин. - Козырей у меня еще достаточно.
- Ну-ка, ну-ка.
- Престиж. Меня, Толя, каждая вошь в области знает. А в бизнес-кругах и весь округ. Я лицо узнаваемое! Любая дверь, веришь? Нет? Любая открыта, когда имеется карта-gold и пара миллионов мелочью в кармане. И все сразу есть: и связи, и нужные знакомства, и друзья по всей России! – разгоряченный Осокин разве что пальцем в глаз не засадил товарищу, так оживленно жестикулировал.
- А качество дружков каково, Володя? – без промедления парировал одноклассник. Количество выпитого давало о себе знать, речь становилась все менее четкой, излишне громкой. - Тебя же самого, небось, воротит от этих морд. Воры, жулье, менты, чинуши, халдеи, шестерки - не к тому стремились, Володя! А в газетах областных меня, может, и реже тебя упоминают, зато в приличном контексте. Я детские сады в магазины не переделываю.
- Чертовы писаки. Поймать бы этого журналиста! Больно смелые стали!
- Кстати, мой знакомый. Молодой совсем, а какой напор! К слову о знакомствах, - назидательно добавил литератор.
Мужчины подозвали официантку и та сменила пустую бутылку на свежую. Открывать ее, впрочем, одноклассники не спешили. Анатолий, всегда являвшийся более тонким дипломатом, предложил оставить спор. На успех он, конечно, не рассчитывал.
- Пора закругляться. Спор этот ни к чему не приведет. Каждый как обычно, останется верен себе. Как мальчишки. Да и что спорить? Мы с тобой равны как близнецы, признай это хотя бы к сорока годам.
- Ты на меня не дави. Сам вижу, что ты от меня не отстаешь, но вот чувствую, понимаешь, что в чем-то я лучше.
- В прошлом мы равны. Сейчас равны. В мелочах и частностях лучше то один, то другой. Мы как братья, ей богу. Был бы ты не такой гадкий тип, я бы тебя за брата почитал. Я даже могу попытаться угадать твои мысли.
- Ну-ка, - Владимир недоверчиво посмотрел на товарища, вдруг тот начал бредить после выпитого. Даже поводил ладонью у его лица, но Толя лишь отмахнулся.
- Не эти твои пьяные. Тебя во хмелю сам черт не разберет. А те, которые где-то глубоко сидят, которые ты сам от себя прячешь, и от других подавно.
Владимир усмехнулся и движением руки предложил однокласснику продолжить свою мысль.
- Вот я - писатель и критик. Лучший в своем деле на много верст вокруг, как говорится. Везде у нас дорога, кругом у нас почет. Где-то меня любят, много где уважают, кое-где платят приличные гонорары. Состоялась карьера, все хорошо.
А я все равно живу в страхе. Каком? Да боюсь, что все в одночасье рухнет. Все, чего добивался многие годы, все разом не будет стоить ничего. Ни в рублях, ни в долларах, ни даже в памяти преданных поклонников.
Мир наш крайне хрупок. Завтра появится новый молодой дерзкий писатель и все. Все! Пиши - пропало. Где взять дерзости, где занять молодости, у кого попросить новизны? Мы стареем! А ведь они уже появляются! И с ними появляются седые волосы. И рубцы на сердце.
Врут писатели, что страх нас стимулирует. Врут философы, что конкуренция гонит нас вперед. Когда тебе сорок и ты наверху, хочется спокойствия. А они уже пишут! Они уже строят свой бизнес!
Или еще лучше, нажмут сверху. У нас такое сплошь и рядом, признай. Стал не угоден - прощай. И все, ничего уже не вернешь, не успеешь просто.
Вот она жизнь. Вроде на вершине, а на деле - между двух огней. Снизу голодный конкурент цепляется за твои пятки, сверху голодный аппарат выкручивает твои уши. И не понятно, кто из них голоднее.
- Черт, прямо в точку. Каждый день, как на иголках, - на лице Осокина застыло изумление. Невероятно точное попадание.
Нужно сказать, что Анатолий рассказывал не столько свои страхи, сколько надвигающуюся реальность. Его действительно прижимали, и не понятно, откуда – сверху или снизу. Но на семинары и встречи стали звать реже, напечатать отзыв или рецензию в журнале вдруг стало проблематично, гонорары,  которых и раньше-то с трудом хватало, становились еще меньше.
Макаров бы сильно удивился, узнай он, что и у товарища его не все гладко. Бизнес практически застрял на одной точке, а где застой, там и упадок. Все еще было относительно неплохо, но чувство надвигающейся беды не покидало.
Несколько официанток, вынужденных обхаживать засидевшихся гостей, и до того работавшие без восторга, возмущенно перешептывались из-за услышанных о себе слов. Две молоденьких девчушки довольно откровенно и громко высказывались на предмет «зажравшихся пьяных рож».
Прервать затянувшийся банкет решилась, наконец, администратор кафе, полная женщина лет пятидесяти с сильным украинским акцентом.
- Прошу прощения, мужчины. Нам пора закрываться.
- Закроешь, когда я скажу. - Не глядя на нее, уже слишком пьяный для милых бесед, огрызнулся Осокин.
- Все, все, уходим. – Анатолий поднялся и забрал из рук Осокина бутылку коньяка. – Все, хватит, Вова! Пора по домам. Не сердитесь, мы уходим, - добавил он администратору.
- Да я им! – поднявшись, попытался грозить присутствующим Осокин. Выглядело это скорее забавно, нежели угрожающе, но никто не смеялся.
- Знаю, знаю. И они тоже знают. Ты нас тут всех поработишь!
- И поработю! – еще более грозно выкрикнул Осокин и тут же взял себя в руки. Одернул свой модный пиджак, выхватил у товарища бутылку и, указывая пальцем на тех молоденьких официанток, серьезно произнес, - Порабощу!
Нетвердой походкой выпускники вышли из кафе.
Макаров все еще придерживал Владимира под руку, хотя тот, кажется, и сам уверенно стоял на ногах.
- Ну что ты, ну? Люди же тоже спать хотят!
- Какие еще люди? – Осокин удивился так искренне, что показалось, будто он действительно за весь вечер не встречал здесь людей.
- Я хочу. Я хочу спать! – объявил ему Толя.
- Так пойдем ко мне! Коньяк есть, - Владимир потряс бутылкой, и она едва не выпала, - закуски дома целый чулан, комнаты свободные имеются. А пальма? Знаешь, Толька, какую я пальму из Марокко притаранил! Загляденье!
- Загляденье, да смотреть на нее некому.
- Эх, брат! Такой я дурак, чтоб такую бандуру в дом тащить! Я ее на лестничной площадке оставил, пусть растет! На нее весь подъезд ходит смотреть, как на Ленина.
- Ни разу не видел…
- Так пошли и увидишь! – Осокин потащил товарища за локоть.
- Я про Ленина, - пояснил Макаров.
Мужчины рассмеялись и побрели в сторону центра. По дороге оба задумчиво молчали, пили из горлышка оплаченный коньяк и закусывали припрятанной Осокиным в карман шоколадкой.
- А будущее? – прервал молчание Владимир, когда оба уже ждали приезда такси.
- Что будущее?
- Ты ведь сам сказал: в прошлом мы равны, в настоящем тоже. Но будущее!
- Ты к чему?
- Мое будущее лучше! – горделиво, как то уж совсем по-детски, заявил Осокин.
- Вот тебе раз! Это чем же?
- Ну, вот у меня сын, так? – затараторил бизнесмен, будто страшась потерять нить собственных мыслей.
- Так ведь и у меня сын!
- То-то и оно! Мой сынок, кровиночка моя! Твой охламон чем занимается?
- Охламон у тебя, - с гонором вступился за сына Макаров, - а у меня школу закончил круглым отличником и собирается поступать в литературный в Москве. По стопам отца идет парень!
- Отличник! Удивил! Мой тоже не двоечник. Правда, пришлось в кабинет директора итальянскую мебель завозить, но зато пятерочки - одна к одной! Пусть и охламон, но с отличными перспективами. На совершеннолетие чадо мое получит от любящего отца счет на пять тысяч евро и одну верную наколочку. И пока твой гений литературы будет Пушкина штудировать, мой в люди выбьется! – довольный собой Владимир светился от счастья.
- В люди? Ты людей то видел, Володя? – Макаров, похоже, выходил из себя. -  Ты хоть знаешь, кто в институте этом преподает? Битов, Искандер, Ваксберг, Мориц, Светов, Ерофеев! Это же светила, мировые имена! Там такие знакомства можно завести, такого опыта набраться! Там учат не стихи писать - чувствовать учат, управлять чувствами. Этому в деньгах эквивалента не найти.
- Признался бы, что нечего тебе сыну оставить! На голод парня обрекаешь. Я своему бизнес оставляю, связи и достаточное состояние. А ты что?
- Воспитание! Чувство прекрасного, нравственность и светлую память в своих книгах. И не только ему! Есть еще, Володя, вещи, которые не купишь. После себя можно оставить гораздо больше, чем деньги.
- Слова нищего глупца. – Бросил Осокин.
- Можно жить бедно, но достойно, - взяв себя в руки, своим обычным напевным голосом проговорил Макаров. – Об этом стоит помнить. Не тот богат, у кого в сундуках и сейфах, а тот, у кого в голове и сердце. Подумай об этом.
Когда оба садились в подъехавшие машины, Осокин добавил:
- И ты подумай. Чувством прекрасного сыт не будешь.

Телефонный звонок застал Макарова, когда тот едва успел снять ботинки. Звонил Осокин.
- Алло.
- Толя, слушай, ты прости меня. Глупый вышел спор.
- От тебя другого ждать не приходится.
- Точно. Послушай, только не смей попрекать! Я прикинул, что ты мне говорил про нравственность и прочую эту, как ее... Слушай, я ведь всю жизнь как бык - напролом. Считал всегда, что только так к успеху и можно пробиться. А вот ты - мягкий, добрый, воспитанный, а не в чем мне не уступаешь. И лица не теряешь. Успеха то я достиг, наверх-то влез, а так чернью и остался.
- Ты преувеличиваешь. – Анатолий с трудом сдержал приступ смеха.
- Нет, так и есть… Ты меня убедил, - несвойственно для себя волнительно произнес Владимир.
- В чем?
- Пришли мне на почту это, ну, куда там мне своего недоделка лучше отдать на воспитание. Буду из него человека делать.
- Хорошо.
- Только срочно! Трезвый я на такое в жизни не пойду! Володя Осокин прогнулся под словами Тольки Макарова! Тьфу!
Мужчины рассмеялись, тепло и по-дружески.

- Хорошо. Володя, не удобно просить...
- Давай-давай! Я уже пережил свой позор, твоя очередь.
- Возьми моего куда-нибудь. Я ведь, и правда всю жизнь впроголодь, один плащ по семь лет... Чего мальчишку тем же мучить?
- Значит, и ты сдался? – с надеждой спросил Осокин.
- Значит, так, - обреченно констатировал Макаров.
- Ха! Ну, дела! Братья, не иначе! Кидай в почту свое предложение, я тебе свое.

Две недели разговор со школьным товарищем не выходил у Макарова из головы. Пожалуй, впервые за многие годы он не чувствовал, что смог победить в этом споре. Раньше, в школьные годы, частенько бывало, что кто-то из них проигрывал спор вчистую, был разбит оппонентом. Но чувствовать себя проигравшим? Нет, такого быть не могло! Впрочем, Анатолий был уверен, что Осокин сейчас в таком же смятении. Чувство одинаково незнакомое для обоих.
Последние деньги отданы сыну. Старый друг не обманет, вариант верный, беспроигрышный. Нужно лишь работать, много и усердно трудиться. Но есть ли у сына к этому способности? Восемнадцать лет рассказывать об одном и в одночасье направить в другом направлении – безумие. Определенно, оба родителя сильно рисковали. Поменять в одно мгновение жизнь подрастающего сына из-за пьяного спора… Бред, да и только!
Осокин вошел в подъезд, предаваясь тем же размышлениям, что и Макаров. Усталость все чаще давала знать о себе. Сердце неприятно и слишком гулко шлепало по ребрам.
Лифт опять не работал, пришлось идти пешком. «Пятый этаж. Хорошо не двенадцатый», - подумал Анатолий и по-молодецки через ступеньку начал преодолевать пролет за пролетом, в дверях едва не столкнувшись лбами с молодым человеком в строгом, но одновременно жутко смешном костюме.
Владимир вышел из лифта на двенадцатом этаже, все так же держась за внезапно забарахлившее сердце. Из-за  марокканской пальмы, которой он так хвалился Тольке, навстречу шагнул парень в бесформенной спортивной куртке.

- Вы кто? – удивился внезапному гостю Макаров. – Не от Осокина?
- Извините? – интеллигентно спросил молодой человек. – Нет. Вы должно быть Анатолий? Меня зовут Игорь Евгеньевич, я преподаю философию в здешнем филиале московского университета.
- Очень приятно, - Макаров растерянно пожал руку Игоря. На сегодня никаких встреч не планировалось. – А по какому вопросу?
- Видите ли, дело в том, что ваш сын просил меня репетиторствовать ему, но в тайне от вас. Видимо, эти деньги предназначались на иные цели. Я, как и несколько моих коллег сперва согласился. Ведь мальчик крайне способный! Но сейчас я думаю, что должен вернуть эти деньги или как минимум обсудить все с вами.

- А, ты, наверное, от Макарова?
- Нет, от Осокина, – дерзко оскалился незнакомец. - Младшего.
Владимир непроизвольно сделал шаг назад к лифту, увидев, как незнакомец достает из кармана куртки короткий двуствольный пистолет.
- Ну, что, папаша, решил сыночка кинуть? Все богатство любовнице отписать, а от сыночка пятеркой откупиться? «На, сынка, вкалывай, учись, становись человеком», – незнакомец противно рассмеялся.
- Ты кто такой? – непривыкший к такому обращению Осокин даже под дулом пистолета не мог стерпеть такой дерзости.
- А сыночек вырос уже, знает как проблемы решать, – незнакомец оставил без внимания гнев мужчины. – Да еще и сэкономил. Ха, инвестировать в смерть богатый родственничков жутко выгодно!

Макаров открыл входную дверь и пригласил Игоря войти: «Что же, давайте все обсудим».

Два глухих щелчка эхом прокатились вниз по этажам. Парень в бесформенной спортивной куртке спустился на том же самом лифте, в котором приехала на рандеву его жертва. Старый, но надежный беззвучный пистолет «Гроза» остывал дольше обычного, нагло оставленный в лужице алой горячей крови.


Рецензии