Тимоха

Что позволено гению, не позволено мне.

Несколько дней назад раздался телефонный звонок:
- Это Тимошенко звонит, узнал?
- Привет, Коля. Что случилось?
-- Слушай, Ты знаешь, я тут по телевизору услышал, что теперь в связи с 50-летием полета Гагарина все материалы по космосу не являются секретными. Теперь можно писать.
- О чем писать? Я уже написал, что о полете Гагарина я услышал в туалете. Но ничего секретного в этом нет. Если тебе есть о чем – пиши.
- Вся беда в том, что я плохо вижу. И клавиатуру.  Совсем не могу печатать. И ноги у меня  не ходят. Могу дойти только до туалета. Да и компьютера нет.
- Что же ты  от меня хочешь. Чтобы я напечатал твои воспоминания? А  есть ли они у тебя?
- А как же! У меня  были книжки с автографами всех космонавтов.
-И где они?
-Сын взял и со злости сжег. А потом Женька Багдатьев тоже напишет.
-Багдатьева мы в прошлом году похоронили, ты что забыл?
- Нет, помню. Но воспоминания –то остались(?).

Кто такой Тимоха? Коля Тимошенко   учился с нами в школе. Мы до сих вот уже больше пятидесяти  лет  каждый год  1 апреля встречаемся. Чтобы выпить. Раньше ходили в рестораны, потом. когда началась перестройка и цены  в ресторане стали  для нас неподъемными, пили во дворе школы. А потом  моя жена сказала: «Хватит пить в детской песочнице».  И с тех пор уже двадцать лет,  собираемся у нас дома. И жена моя, честь ей и хвала, готовит, убирает и, главное, терпит всех этих старых мальчишек, которые на этих сборищах забывают про возраст и по школьной привычке  все норовят выругаться, рассказать непотребный анекдот. Больше всех матерится академик Иванов. Но он нравится жене: от него всегда хорошо пахнет. Он ухоженный. А Дживелегов  норовит   рассказать  про свои интимные  пристрастия. Впрочем, о наших встречах 1 апреля я уже писал.

Тимоха тоже всегда приходит на встречи. Но после второй  рюмки засыпает.
 Конечно, не всегда его звали  Тимохой. Он был Николаем Николаевичем, когда не стеснялся ставить неуды  студентам Лесотехнического института, где он работал доцентом.

С женой Коля расстался, видимо по принципиальным соображениям. Квартиру в Москве благородно оставил жене и двум уже большим сыновьям. А сам вот уже много лет живет в Туристе на даче, доставшейся ему от родителей. Из Туриста он ездил в Лесотехнический институт, где преподавал. Он и Женька Багдатьев (тоже из нашего класса) работали на одной кафедре.
Потом Колю уволили. И стал он зарабатывать на жизнь там, в Туристе. Кому электропроводку сделает, кому сарайчик сколотит, кому грядку вскопает и забор починит. Что ни говори, а доценты иногда тоже умеют руками работать.
Радеть за ближнего Коле свойственно было всегда. И чувство справедливости ему тоже было присуще. Поэтому он вступился за молодую женщину, которую избивал муж. И привел ее к себе. Теперь уже муж бил не  жену, а Колю. Но это его не смущало. Коля стал жить со спасенной им женщиной. Она, кстати, оказалась наркоманкой. Но это не помешало ей родить от Коли двух мальчиков.
С тех пор прошло уже лет десять. Детей отдали в детдом, женщину вернули законному мужу. А Коля продолжает существовать на своей даче.
Какая-то женщина теперь за ним ухаживает. Это он мне сообщил по телефону.

-Ты хочешь, чтобы я приехал к тебе, забрал твою писанину и отвез куда-то?
- Хорошо бы.
-Но я не могу. Я же  еще работаю.
- Как, работаешь? А кто еще у нас есть?
- Литинский, но он тоже работает. Еще Соколов есть,
- Нет,  это не то. Сокола не найти.
-Это почему же? Он сейчас в Тбилиси улетел. А еще Дживелегов есть.
-Но у него машины нет.
-Есть машина. Он в ней  занимается любовью. Сам говорил.
-Да нет, это не то.
- А о чем ты хочешь писать?
-Об инженерах. Раньше были инженеры, не то, что сейчас. Каждое решение было оригинальным и не повторялось.
-И кому нужно это?
-Я отвезу это ректору МВТУ.
-Он что, ждет тебя?
- Сейчас другой ректор там. Предыдущий куда-то делся. А с ним у меня была  договоренность.
- Как же ты  к нему попадешь, ведь ты ходить не можешь?
- Ходить, действительно, не могу, а  ехать могу.

Еще раньше на одной из первоапрельских встреч Тимоха  говорил:
-Нужно обязательно писать. О школе надо немедленно писать. Немедленно!
Я Исаичу  три тысячи страниц написал.
- Какому еще Исаичу?
- Солженицину, конечно.
- И где все это?
- Был пожар, и все сгорело.
Тимоха рассказывает. И то ли сам верит в это, то ли думает: «Я им лапшу вешаю, а они уши развесили» И хитро смотрит на нас. Взгляд с прищуром: «какие вы все мудаки».
А еще поведал нам как-то, что он договорился с администрацией президента о встрече с президентом. Ему должны позвонить на  днях.
-О чем же  будет у вас беседа
- Да все об этом, о нас, о наших школьных годах. Это очень важно. Исаич говорит, что обязательно надо об этом писать.

В нашем классе Тимоха был самый молодой. И учился лучше всех. Учился играючи. «Одной левой» получил золотую медаль. Он не зубрил, делал ли он дома уроки – не знаю. Отвечая урок, сообщал  такие дополнительные сведения по теме, что ставил преподавателя в затруднительное положение. Рисовал схемы исторических событий в виде квадратиков, между которыми  проводил причинные связи.
Сидевший рядом с ним на  первой парте Ося Демонис в учебнике истории подчеркивал красным карандашом  текст, который заучивал наизусть. Я видел  страницы сплошь  подчеркнутые красным. Ося пробивал себе дорогу в жизнь упорным трудом. Ему было трудно. Родители у него  были глухонемыми. Уроки делать Ося ходил в Ленинскую библиотеку.

Однажды (а это было еще в эпоху исторического материализма и краткого курса ВКП(б) и мы учились в 8 классе)  на стене в классе  мы обнаружили стенгазету, которая называлась «Душ». Номер газеты был обозначен в виде единицы, стоящей под струями из душевого рожка, укрепленного на  значке №. А эпиграфом вместо обязательного и принятого везде призыва объединяться пролетариям всех стран служили слова  «После меня хоть потоп!»
Мы все недоумевали, откуда появилась газета? Решили, было, что она из второй смены, которая  училась в нашем помещении. Но в газете явно отражались события нашего восьмого «А» класса. В  заметках  были достаточно безобидные и веселые истории, якобы случившиеся с  некоторыми нашими учениками. Сообщалось, например, что Бессмертный (фамилия у него такая была, а «погоняло» как теперь говорят – Кика), да, что вот этот Кика, несмотря на то, что безумно заикается, может оформить любому желающему третий спортивный разряд по шахматам, даже если претендент  коня называет лошадью и не знает, как он ходит. В то время было очень престижно ходить со  значком разрядника. И половина нашего класса уже имела такие значки. (Кика просто составлял  фиктивные турнирные таблицы и  относил их куда-то, где их учитывали и присваивали победителям разряд). В газете сообщалось также, что «наш классный руководитель хороший парень».
Мы долго рассуждали, откуда появилась эта  газета. Вместе со всеми строил удивленную рожу и Тимоха, наш новенький: «Кто бы это мог устроить такое?»
Так мы и выдумывали разные версии, пока не пришел наш «хороший парень», он же преподаватель истории.  Он усмотрел в эпиграфе крамолу: «Это же слова Людовика пятнадцатого, деспота, который  правил Францией вместе с маркизой Помпадур.  Они не отвечают нашей комсомольской морали». У многих учеников рядом со спортивными значками уже красовались комсомольские.
Апре муа хоть ля делюжь, - проговорился Тимоха. И тут сразу стало очевидно, что газетка  - это его рук дело. Ведь кроме него никто не знал французского языка. Мы все уже много лет безуспешно учили английский.
Тимоху разоблачили. Недолго  удалось ему поторжествовать.

Тимоха всегда отличался нестандартным мышлением и поступками.

В 10 классе этот наш «хороший парень»  предложил нам провести в классе конференцию с докладами на тему   «Наше будущее». К этой конференции Коля собственноручно изготовил эпидиаскоп, через который на экран проецировался рисунок. А рисунок этот был нарисован нашим талантливым Чемерисом на тридцатиметровой бумажной ленте.
Ленту эту раскрашивал кто-то другой. Но так до конца ее и не раскрасил. Терпения не хватило. Так и осталось на бумаге наше будущее бесцветным.  На самом деле так оно и получилось. Впрочем, это я зря.
 Художник изобразил, как мы улетаем на космическом корабле в будущее. Как уходят вдаль  дома, улицы, город. Еще не было  ни полета Гагарина, ни спутника, а мы уже улетали. Об этой конференции потом  была большая статья в МК с фотографией. (19.06.1954). И  роль Тимохи  здесь была не последней. Именно он на фото в газете стоит у  проектора.

В 8 классе, когда почти всех нас приняли в комсомол, Тимоху выбрали комсоргом, И даже не просто комсоргом, а секретарем бюро ВЛКСМ класса. Вот  тут то и проявились некоторые черты, которые впоследствии сильно мешали ему жить. Секретарь – это власть! А власть должна работать на благо людей. Коля стал активно бороться за успеваемость в классе. Он решил, что его задача пригвоздить к позорному столбу отстающих, если не удастся им помочь. Он вызывал после уроков отстающего балбеса на бюро и, сидя на учительском стуле и  раскачиваясь на нем, «доставал» жертву. Жертва обещала. Мы тогда свято верили в комсомольские идеалы и всерьез играли в справедливость. Тимоха больше всех.

А когда наступил апрель  пятидесятого,  катки растаяли,  и податься было некуда, а общаться было необходимо, мы слонялись от безделья толпой, ну, не толпой, группой  человек по 5-10 по улицам .
Как-то раз обступили чистильщика обуви. В те времена на улицах Москвы было много чистильщиков обуви. Почему-то всех их мы считали армянами. (Хотя потом я узнал, что это были представители каких-то ассирийцев, ну, не знаю). Так вот, группа ребят подошла к такому чистильщику так, побазарить,  Рудик Готард ухитрился, пока базарили, утащить банку гуталина. Нужна она была ему?  Конечно. Как корове клаксон, или правильнее седло. Спер из озорства. И показал всем с усмешечкой, когда мы отошли. «Какой я ловкий!» Подвиг его геройский и ловкость рук оценили, посмеялись. И забыли.
Но только вот на комсомольском собрании этот факт всплыл. Комсомолец украл! Комсомолец вор! Тимоха тогда был комсоргом. «Не место ему в комсомоле», - горячился он и больше всех настаивал. Действительно, как это,- переживали мы, поддавшись светлому чувству порядочности. Исключить! Почти проголосовали. Спас Рудика «хороший парень» - наш классный. Он-то понимал, что из-за такой дури человеку сломают судьбу. «Я предлагаю такое решение: осудить этот поступок.  И пусть он вернет этот  злосчастный черный гуталин, пока он не  зачернил  ему биографию. И извинится. И пусть два свидетеля подтвердят, что он извинился».
И мы с облегчением вздохнули. Это был выход. Выбрали двоих выполнить комсомольское поручение.
- Дяденька, я у вас нечаянно взял без спросу гуталин, - промямлил Рудик, когда они пришли к месту происшествия. – Простите меня.
 –Скажи, что больше не будешь, - посоветовал Оська Демонис.
 – Я больше не буду…
 - Слюшай,  Какой гуталин? – чистильщик заподозрил провокацию. – Иди, дорогой, иди. Не надо гуталин.
Однако, слова извинения были произнесены. Свидетели зафиксировали. Рудик с гуталином остался  в комсомоле.

Еще не было двадцатого съезда, и даже  девятнадцатый тоже еще не случился, не было дел против  кремлевских врачей убийц. Много чего еще не было, что случилось потом. Мы стояли на углу Настасьинского переулка и улицы Горького и до хрипоты спорили о поэзии. Учительница наша Прасковья Андреевна ( за глаза «Параша»)  исследовала творчество Лермонтова в свободное от  учительствования время. И нам, бестолковым пыталась привить любовь к стихам. Я был приверженцем Есенина и пытался аргументировать свои симпатии  цитатами: «Дай Джим на счастье лапу мне…» Юрка возражал: «Кто шагает правой? Левой! Левой!»
 Так бы мы и не выяснили, какой поэт лучше, если бы  не Тимоха. Он  нехорошо посмотрел на меня,  выдержал паузу по Станиславскому и  сказал: « А товарищу Сталину Маяковский нравится!». После такого аргумента мы перестали спорить.

Получил Тимоха Золотую медаль и поступил в МВТУ. Про этот период его учебы  я знаю мало. Помню только его рассказ, как его чуть не избили, когда он с фотоаппаратом и мощной лампой пытался снимать первенство института по борьбе. Сеть не выдержала нагрузки, и в самый ответственный момент борьбы свет в зале погас.
После института работал в Подлипках. Кто знает, что это такое – это космос.
Потом он преподавал в  Лесотехническом институте. Оказался на одной кафедре с Женей Багдатьевым, тоже  учеником нашего класса. Преподавал автоматику, телемеханику и прочую «ерунду», требующую специальных и  не простых знаний.

Когда Тимохе исполнилось 60 лет,  инициативная группа из нашего класса решила отпраздновать это событие. Но где? Дома в Москве он уже не жил, в Турист ехать далеко. И решили мы   торжество провести в его институте на кафедре. В условленное время  6 человек наших во главе со старостой Юрой Литинским и в сопровождении  Багдатьева  поехала в Лесотехнический институт. А ехать  туда,  кто не знает,  на электричке до станции Тайнинская.
Приехали. Коли нет. Сидим, ждем. Прошел час. Женя Багдатьев  стал нас развлекать, демонстрируя убогие учебные пособия, которые имелись на кафедре. Коли нет. Ждем еще час. Потом наше терпение иссякло. Пошли в  ближайший магазин, купили водки. Попросили девочек лаборанток сварить картошки. Тут объявился заведующий кафедрой, и мы начали праздновать. И даже произносили тосты в честь Коли.
Мы были уже достаточно довольны происходящим, когда вдруг появился Тимоха и объявил, что нужно принести из машины коробку с едой. Его сын  привез все для праздничного стола. И Колю привез. Веселье продолжилось. Тимоха выпил  рюмку водки. И…заснул.

Три года назад (в марте это было) у меня в квартире днем раздался звонок в дверь. Открываю. На пороге стоит Тимоха. В шапке с висящими ушами, в стоптанных грязных ботинках, на которые гармошкой сползают штаны. Бомж да и только! Прозвище «Тимоха» как раз для него. Что-то мохнатое, рваное слышится в этом имени.
- Заходи, - говорю, несколько растерявшись.
- Да я не один…- Пауза.- Нужно дать погреться человеку, - загадочно говорит Коля.
- Что за человек? Где он?
- Там во дворе,. – и молчит.
- Кто это?
- Это женщина. У нее беда. Ей негде жить.
Моя жена, Людмила в это время одевалась, чтобы идти в поликлинику. Выглянула в окно. Во дворе на лавочке сидело странное существо, назвать которое женщиной  язык не поворачивался.
Выбежавшая в коридор внучка  пяти лет с ужасом в глазах смотрела на этого странного дядю и чувствовала своим детским прозрением, что от него исходит плохое.
-Коля, - говорю - ты меня прости, но пустить в дом эту гражданку я не могу. У меня  ребенок маленький, а невестка на сносях, вот вот должна родить. Эту твою подругу надо неделю отмывать, а потом проводить дезинфекцию квартиры. Извини.
Коля, по всей вероятности, решил, что раз в моем доме жена терпит нашу мальчишечью компанию и привечает ее, терпит проскакивающие грубые нецензурные слова и шутки, что и эту гражданку из милосердия пустит.
- А ты не знаешь, у кого из наших можно было бы  попросить  приюта на день-два? У меня украли телефон, и ни одного номера я не знаю. Как позвонить Литине?
«Кому это нужно?»-подумал я. Но позвонил старосте. Обрисовал ситуацию. Юрка, там на другом конце провода, развел руками.
Людмила спустилась вниз, посмотрела на сидящую, или вернее, полулежащую на скамейке женщину, убедилась, что она обкурена, и по домофону дала команду ни в коем случае не пускать в квартиру: «Она обкурена, грязная!»
Да я и сам понимал, что  пускать их нельзя.
«Не пустил товарища в трудную минуту, - корил я себя. – Я плохой? Но я же не Иисус, который исцелял больных в гнойных струпьях!»
В том то и дело, что не Иисус.
В окно я видел, как уходит в сторону метро Коля со своей дамой, еле переставляя  ноги.
«Боже мой – думал я, глядя в окно на то, как он шаркает уставшими от  непутевой  жизни ногами. - Это же мой товарищ. Это он уверял меня еще тогда в  8 классе, что Маяковский хороший поэт. «Он нравится товарищу Сталину!» - говорил он, глядя мне в лицо бесцветными глазами сквозь  такую же бесцветную оправу очков. Мой товарищ, Коля, я знаю, сколько же лет?. С  пятидесятого. Больше полвека. И я не пустил его в дом. Стыдно? Да! Впрочем, нет.- Оправдывался я.- После него надо санэпидем станцию вызывать и делать дезинфекцию. Обрабатывать всю квартиру. А у меня сноха на сносях, вот-вот родит. Да вдруг и родит с перепугу прямо здесь и сейчас. «Здесь и сейчас» - такая  была передача по телеку. Да, о чем  я? Какая передача! Вот они  дошли до угла, и сейчас скроются из глаз. «С глаз долой, из сердца вон!». Как это просто Как бы  забыть об этом?. А Маяковский, в общем-то не так уж плох».
Я старался задвинуть  все это, эту историю, этот  визит  в самый дальний, самый пыльный угол своей памяти. Но она все торчит...

История эта стала известна нашим еще до первого апреля.
 – А Тимоха придет на 1 апреля с дамой? – спрашивал наш юморист Соколов.

С местной администрацией Тимоха воюет. С его слов мы знаем, что глава поселкового совета жулик и казнокрад. Коля пытается вывести его на чистую воду и отдать под суд. А тот отвечает угрозами и расправой. «И даже было покушение на меня, - рассказывал  Коля, - До сих пор в стене дома  осталась пуля, которая там застряла. Я успел увернуться».- Не мог он отступить. Отступить  он не мог. Просто не мог.
Пенсию он не получает: «Документы украли. Мобильный телефон тоже. И никому я позвонить не могу поэтому».

Вот такая история с Тимохой.

 Первого апреля Ося Демонис принес журнал «Наука и жизнь», в котором  помещена большая статья про ВИАМ – Всесоюзный Институт Авиационных материалов. Это очень солидная организация. А Ося там работает в должности заместителя директора по науке. Энергичный, поджарый, деловой. Много лет каждую весну ездит в горы кататься на лыжах.
Вот такой у нас Ося.

«Нужно обязательно писать! О школе надо немедленно писать. Немедленно!»

Апрель-Сентябрь 2011