Дневник внучки купца Стерлядкина. 1924-1925 гг

Об авторе дневника: Петрова Людмила Владимировна (1906-1994).
Отец: Петров Владимир Андреевич (1880-1926), владелец Литвиновской суконной фабрики (Пензенской области).
Мать: Петрова (ур.: Стерлядкина) Александра Александровна (1888-1971), дочь сызранского миллионера-мукомола.

Л.В. принимала активное участие в коллективизации сельского хозяйства. Добровольцем пошла на фронт, воевала в составе 2-го Сталинского ополчения, затем в 40  Армии Западного фронта (Вязьма, Смоленск, Киев), а потом – во 2-ой гвард. Армии Резервного фронта. Для неё война кончилась около Брно. Ни разу не была ранена. Воинское звание – лейтенант. В 1942 году награждена Орденом Красной Звезды.
   После войны работала в банке. Характер крутой. Всегда говорила в глаза правду, невзирая на должность. Персональная пенсионерка. Награждена знаком "50 лет в КПСС".

(На обложке дневника): «В борьбе обретёшь ты счастье своё !!!»
«Всякая власть – есть насилие!»
«Любовь – животная страсть!!!»
«Сильная любовь облагораживает душу»
«Цель оправдывает средства»
«Жизнь – сфинкс!!!»
«Жить – значит любить? Нет! Жизнь – борьба и ненависть»
«Жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец – вот где настоящая жизнь и настоящее счастье»
«Лучше быть буржуем, чем попом, лучше – рабочим, чем буржуем, лучше – комсомольцем, чем рабочим и лучше партийным, чем комсомольцем»
«Язык мой – враг мой. Никому, даже другу, не говори своих намерений, ибо чем больше молчишь, тем больше действуешь».

           < жирным курсивом выделен зашифрованный текст >

1 сентября 1924 года. Сегодня попался на глаза мне дневник 1921 года. Пробегая глазами его страницы, невольно сравнишь себя ту и себя эту, т. е. настоящую. Как много за ту и как много против настоящей. Попросту говоря, как я испачкалась, как измельчала!!!
Два года в школе 2 ст. подействовали на меня разлагающе, хотя они ясно мне дали понять – что я могу и на что я способна.
Я была воротилой, я вертела классом, я, одна я создала мощный коллектив под диким лозунгом которого собирались все лучшие силы школы: «Прожигай жизнь» и мы её жгли дико и безстеснённо. Но не только жгли жизнь, мы были можной организацией – оппонентами ячейки – грозой учителей. Единственная заслуга школы в том, что она доказала мне, что толпой можно вертеть и властвовать, но в то же время надо восставать против тирании вообще. Из этого двуличия и начинается разлад. Постигши эту истину, я моментально овладела секретом доверия и сделалась складом тайн и секретов не только женотдела 5-го А, но и всего коллектива. Зато во мне быстро погибла вера в дружбу, в светлое будущее, всё чистое, всё святое стало для меня поругано. Погибла моя первая бескорыстная любовь, а ведь я могла любить, я любила. Я тогда только поняла, что нужна ловкая игра и хитрость. Снова переворот и я выбросила новый лозунг «не жалей никого – нас не жалели». Его подхватили, поняли и началась бешеная игра в любовь. Игра, именно игра. Мы брали, намечали жертву, доводили до объяснения, а потом «наставляли нос». Помогая одна другой, мы били наверняка и метили в самое больное место. И всего этого не было бы, не было бы у нас такой славы, не боялись бы нас и в то же время не искали бы нас, как теперь, да, надо уметь владеть толпой и подчинять её своему влиянию. Толпу подчинила, а Мильтиадова нет. Больше я никого не любила, никто не нравился, а сколько их прошло через мои руки: как короткий сон пронеслись года кузнецкой жизни, бурных, но мало развивших в умственном отношении, испачкавших душу, убивших веру, но всё же милые года, а теперь я вновь на пороге новой жизни… Я еду в Пензу, а затем во мне ещё сильна благодатная вера в жизнь и я буду жить назло всему, буду бороться за своё существование, брать своё счастье. Писано 16 августа 1924 года. Петрова Людмила.
   Вот точная копия шифрованной заметки, которую не читая я переношу сюда, потому что помню её отношение к настоящему вопросу.
   Теперь, после 2-х лет жизни в Кузнецке я снова брошена в Литвино и снова от нечего делать берусь за дневник и буду его писать в назидание себе. Теперь вновь вернусь к своему вопросу о моей испорченности. Так мне прежде (во времена писания дневника 20 г.) казалось, что я слишком ничтожна, теперь у меня явилось самомнение, т. к. ни одна наша жертва не уходила от меня безнаказанно. Прежде слово «люблю» мне было свято, теперь это для меня звук и больше ничего, я его слышала десятки раз. Мне казалось, что я пойду на свидание только к человеку, которого полюблю, но прежде из любопытства, а потом из обязанности я стала являться в 3 и 4 часа утра, на свидание стало идти плёвым делом. Весь вечер в напряжённом состоянии, а днём торжество победы, ничего интересного, так, по инерции. Вот только Уланов (?) ведь он не как все, он не играл, а любил, потом любил и ненавидел, плакал, молил и грозился. Или это своеобразная игра? Тогда он успел! В два года он мне опротивел, бывал со мной 8 или 9 раз, объяснялся 5 раз и ни разу не поцеловал. Дурак!
   Отсюда прямой вывод: я измельчала, опустилась, нравственно пала, но зато развилась, многое поняла, со многими рассталась и забыла старое.
В два года я создала мощную организацию. В первый год я дала всем девчатам своё направление: немало прочли, немало поспорили. Ко 2-му году мы начали жить или, вернее, прожигать жизнь. Мы пили вина, играли в любовь, не спали ночей и т. д. Теперь мы разъехались в разные стороны и мне хочется не терять из вида никого, буду писать и получать письма. Будет ли сильна моя организаторская мощь – посмотрю ещё раз.
   Сегодня я должна выяснить своё отношение к настоящей власти и коммунистической партии. Меня считают коммунисткой, но это неверно: коммунисткой в полном смысле слова меня назвать нельзя. Так что же я?
Прежде всего я прекрасно понимаю политику соввласти, я марксистка в полном смысле слова и экономику ставлю выше всего. Но быть борцом за интересы пролетариата я не могу, ибо я эгоистка и не дочь рабочего класса. Я принадлежу к интеллигенции и я мягкотела, что правильно определяет партия РКПб. Единственную, но грубую ошибку я вижу в том, что теперь, вместо того, чтобы упирать на экономику, упирают на сознательность, а это, по меньшей мере, глупо!!! Ведь это подходит к утопии Прудона, над которой смеётся РКПб. Вторая причина это то, что я, как всякий деспот, сама по себе не люблю никакой власти, я противник всякой власти, ибо: «Всякая власть – есть насилие». Так вот: я сторонник соввласти постолько, посколько это мне выгодно, и я в любой момент могу отшатнуться от неё.

3 сентября 1924 года. Сегодня я опять вступила в ту полосу жизни, в которой я жила до своего отъезда в Кузнецк.
   У меня ли ужасный характер, мать ли невозможна, но мы вдвоём жить не можем! Вернее мы оба невозможны! Как с той, так и с другой очень трудно ладить! Но поделом ей: не задевай меня, не упрекай куском хлеба! Скоро ли поступлю на фабрику. Сегодня поскандалила с матерью…
    Утро я была у Лены Никитиной… Что это за тип и как она владеет над людьми. В детстве она была моим кумиром, я её любила больше матери, больше жизни, а ведь я натура не увлекающаяся! Сейчас она пользуется любовью детей. Взрослые её ненавидят за успехи у мужчин и из других личных счетов. По моему это натура недюжинная, но затянутая жизненными дрязгами в Литвинское болото. Придётся иметь дело с ней: больше не с кем. Но надо быть сдержаннее и о кузнецких делах молчать. Так – общие темы задевать, а личную жизнь упаси Боже. Придёт, так я карточки покажу, но не обе, а только класс, ту не стоит, а впрочем мне бояться нечего. Вот ещё оригинальный тип: Танечка Никитина, но о ней после: завтра буду писать характеристику (Тани Никитиной).

5 сентября 1924 года. По заглавию, поставленному в скобках, я должна была описать характеристику Т.Н., но отложу это до другого раза, а напишу свой сон. Он разбудил во мне что-то свежее, что давно похоронено и что во сне воскресло. Всколыхнулась моя последняя «любовь» и я видела во сне его, моего «героя», да ещё в каком виде!!! Отдай всё – мало! Я видела мы с Мишей Громовым едем  на чудной  вороной лошади, едем густым зелёным лесом. Дорога узкая, одноколейная заросшая травой. Лошадь бежит быстро, вожжи в моих руках натянуты как струна. Мы сидим близко друг от друга, моя щека прикасалась к его щеке. Мне близость его была приятна, потом он обнял меня, я совершенно была прижата к нему его мощными объятьями, мне было очень хорошо. Потом он произнёс, обращая свой взгляд на небо: «Посмотри какое чудное небо». Я подняла глаза, по небу в это время неслись разрозненные облака, но не успела я взглянуть наверх, как его губы прижались к моим губам он покрыл поцелуями всё моё лицо. Лошадь остановилась и запуталась, дальше пошла ерунда и её описывать не стоит. Но этот сон чист и принёс мне радость на сегодняшний день. Итак! Да здравствует мой сон!!!

7 сентября 1924 года. Итак, исполняю своё задание от 3 сентября и приступаю к характеристике Т. Н. Во всяком случае, это личность незаурядная, обладающая огромной силой воли. И на этот счёт существуют (если можно так выразиться) две истории:
1-я, к которой принадлежит большинство, говорит, что это игра, подделка под пролетариат, но игра ловкая, идущая уже 1,5 года. И говорит за эту историю то, что она гордо подчёркивает своё «пролетарство», но если даже и так, то это сильный характер, который играет и выиграет свою игру. Такие люди как раз к нашему лагерю.
2-я история менее вероятная, та, что Т.Н. действительно ушла от мягкотелой интеллигенции, осознав учение марксизма, но во всяком случае,
это … или «идейный» … и с ним любопытно познакомиться.
   Но довольно характеристик, поговорю немного о личной жизни: итак, я в Литвине ровно на год, а может и на два. Надо создавать себе общество и выкинуть лозунг «Наслаждайся жизнью» (не беря во внимание теперешнее настроение) в Литвине жить можно и даже очень можно. Надо пользоваться обстоятельствами. Между прочим, лозунги 20-21 гг. уж слишком смешны, ведь веря в вулкан и идя по краю пропасти с закрытыми глазами, нетрудно полететь вниз башкой!?! Один из всех афоризмов обложки я, пожалуй, признаю, но с некоторым добавлением, да и то надо его ещё проверить и взвесить: «Бери от жизни как можно больше, наслаждайся ею – ибо она коротка. Бей сама, если не хочешь быть битой. Жизнь – это борьба, это война и чтобы победить и отстоять свою победу, свою жизнь – бей на все – всякие средства хороши, да и цель оправдывает средства!!!».

12 сентября 1924 г. Итак, моя жизнь определена и устроена. 10 сентября я поступила на фабрику и теперь работаю на мотальной. Работа трудная, но не сложная и я уже вчера выработала норму (1п 20ф.) да ещё лишний фунт. Теперь на год откажусь от всяких «высоких» дум и буду иметь одно желание: стать хорошей работницей. Из Кузнецка нет ни ответа ни привета. Напишу Евгенеше(?) ещё одно письмо и покончу с ними на веки коли не ответят.

19 сентября 1924 года. Вчерашний день полон событий, а сегодняшний пуст и сер по-прежнему… Вчера я получила письмо из Кузнецка от Ишака, он мне сообщает некоторые новости, но больше несёт ерунду, как и всегда в Кузнецке. Всё же приятно получить письмецо хотя Москва меня интересует меньше, чем Кузнецк. Странно, в письме Шурки сквозь смех проглядывают грустные ноты, да и в его предложениях насчёт жениха есть какой-то особый калорит. Мишка уехал, ну и наплевать. Буду ждать письмо от Евленеши, авось скоро получу, тогда всё станет ясно для меня.
   Ну довольно мазать тетрадь, пойду штопать чулки, а вечером с десяти пойду в ночь на фабрику. Эх я, работница!

21 сентября. Ну, мне кажется начинает везти. Завела знакомство с какой-то «комсоплёй», кажется, неглупа, но больше того желает показаться «образованной». Мне это наруку: заведу связь с ячейкой, а там видно будет. Вот и сегодня предоставляется случай идти на воскресник и завести «общественную работу», да лень-матушка помешала, а впрочем наплевать на них всех, да и на работу тоже. Евленеша прислала письмо, да какое-то бестолковое, но видно, что там я всё ещё в почёте и меня ждут как манну небесную. Эх, вот скоро Женьку замуж отдадим и погиб коллектив с лозунгом «Не жалей никого – наставляй носы». А жаль, ведь хороший был коллектив, можно было переорганизовать. Ну да чёрт с ним. Надоели они мне все, кроме …фабрики.

26 сентября 1924 года. Получила от Миши Громова письмо и странно: никакого впечатления, словно и не ждала. А отчего бы? Да очень просто! Во первых я ждала письма, да не такого. Я думала он даст шутливый тон с чуть заметной попыткой признания, а он с места в карьер на страницу любовных изъяснений навалял. А я ему задам головомойку за слишком смелое желание сидеть под «вётлами». Есть у него и обстоятельные сведения, каких не дали мне Женька и Шурка, но вобщем слишком сжато. Знаю, что Колька зол на Мишку (если ревнует, то ещё раз попадёт мне в лапы, ещё не выучился). Ишаки женятся или на это похоже. Да оно так и есть, пожалуй.

26 сентября 1924 года. Ну, заварила кашу, написала Громову письмо, теперь должно быть форменное объяснение, да ещё на бумаге. Миша, не можешь хитрить, да постой, я тебя научу уму-разуму.

30 сентября. Не искушай меня без нужды
                Возвратом нежности твоей!
                Разочарованному чужды
                Все обольщенья прежних дней.
                Уж я не верю увереньям,
                Уж я не верую в любовь
                И не смогу отдаться вновь
                Раз обманувшим сновиденьям.
                Не искушай меня без нужды,
                Оставь безумные мечты,
                В моей душе одни сомненья,
                А не любовь разбудишь ты.
Итак, мне на память лезут сегодня эти немногие слова. Почему? Не потому ли что я хороню старое или напала тоска перед новой «любовью». Не знаю!
Знаю только одно, что с кузнецкими «любовями» я покончила и, кажется, навек. Эх, Миша, Миша, не сумел ты держаться того, чего добился, так ничего не получишь. А что со мной сейчас, ещё решить не могу. Или скоро заверчу кому-нибудь башку, или сама заверчусь или нападёт на меня стих раскаяния, как перед пасхой и буду насмех всему Литвину проповедовать, что я «лишний человек», как было в Кузнецке. Эх, Владимировна, да разве это порядок? Брось! Не делай глупостей, ведь жизнь впереди! Опомнись. «Плюнь на всё, береги своё здоровье». Эх, скверно, начали рыться у меня по столам. Нашла свою азбуку у Юрия. Зачем она ему? Значит надо держать ухо востро. Лишнего писать не буду. Шпионы!

9 октября 1924 года. Вот уже больше недели, как я прекратила свой дневник. Многое изменилось с тех пор, много стало ясно. Мишка «втюрился», Женька и Ишак превращаются в двух Ишаков и т. д. Здесь ячейка «кысымы» ведёт против меня подкоп. Неужели и здесь она или вернее я буду ей оппозицией. Зачем я не признаю золотой середины, зачем в борьбе ставлю на карту всё. Что это? Или во мне кровь игрока, или страстная отдающаяся натура? Как то, так и другое скверно. Ну, а в общем, я работаю неплохо, не особенно сильно «скандалю» дома (но всё же «скандалю») и «покаянный стих» с меня слетел. Как он мне кажется смешон и как я страдаю во время него. Ведь я идеалисткой становлюсь, ломаю свою душу, вывёртываю её маленькую, грязную, с мелкими грязными помыслами, копаюсь в прошлом, вынимаю всё грязное, что накопилось за три года, разбираю по косточкам и взвешиваю свои грехи. Идеализм, не больше, не меньше.

15 октября. Давненько же я не заглядывала в дневник. Хорошо, что минутка свободная выискалась или вернее приняться не за что было. Ну попишу! Авось рука не отвалится!
   Ничего-то нет нового. Ничего-то не случается в болоте именуемом Литвином. Да и чему случиться, тот родился, тот женился, а этот по пьянке подрался. Вот и всё! Лично со мной ничего не случилось, да вряд ли и случится! Из Кузнецка ничего не получаю, т. к. сама не пишу. Ну их всех к чёрту! Подумала и бросила. Ведь это ни к чему! Я хваталась за мёртвую идею и ей не суждено явиться в свет. Не воскреснет прежнее и не будет вновь действительностью. Так зачем же беспокоить себя и других! Вот моё последнее слово; и да будет оно крепко, как гранит: «Вычеркни из памяти город Кузнецк и забудь, что он существует». Ну, а если пришлют письмо? Если будут писать? Тогда отвечай, но кратко, не проси отвечать и тебе бросят писать!!!
   Ну, Люда, давай хоронить свои два года, забудем, зароем и свободно будем искать новой жизни. Итак, «вечное забвение». И я сегодняшний вечер посвящу тризне двум годам.

25 октября. Нус, Людмила Владимировна, давайте потолкуем. Прежде всего скажу я вам, что меня с фабрики выставляют и вот по каким причинам:
Числа 15-го я услыхала от Тюриной, что подано заявление от Ионовой в РЛ КСМ с просьбой о моём увольнении. Потом оказалось, что заявление подавал некто Кочнов. Этим пока дело и окончилось. Но вот на днях стало известно, что ячейка (умные головы) постановила меня уволить, прислана бумажка в дирекцию и чем кончится – не знаю. Наверное на днях вылечу с фабрики!!!

29 октября 1924 г. С фабрики ещё не вышибли, но вишу на волоске и не сегодня, так завтра вылечу. С «мамахен» скандалю и всё больше и больше натягиваю отношения. В общем скверно! Даже писать не хочется! Ну брошу, не могу!

12 ноября. Вот уже второй день не хожу на фабрику. Добились своего комсопли. Сегодня иду на вечеринку к Ленке Никитиной. Что она покажет, а то хоть дери из Литвина. Сегодня писать много не буду, а только намечу планы, по которым в скором будущем сделаю те или иные выводы (как практиковала в Кузнецке):
1. Доказать, что РКП, КСМ и пионеры узки, недоступны (секта) и стремятся в историческом течении к религии (то же христианство).
2. Роль и значение интеллигенции в Октябрьской революции.
3. Анархизм в СССР, его течения, приверженцы и значение в мировой истории.
4. Диктатура буржуазии и диктатура пролетариата (их антогонизм и различие между ними).
5. Впечатления от работы на фабрике.
6. Перемена идеала (увлечение юностью, а теперь хмелем).

26 января 1925 г. Нусс! Сообщим и поболтаем о своём житье-бытье!
«Комсопли» добились своего – сняли меня с работы и теперь я сижу и ничего не делаю. Мои делишки относительно «флирта», надо сознаться, подвигаются туго, но в общем и целом почва под ногами уже есть, а это самое главное. Посмотрим на свои завоевания и поражения на всех фронтах! Во главе всех побед и завоеваний, конечно, поставлю свою «спайку» с «больницей». Народ они нехитрый, податливый и поддаваться под влияние могут и я в дальнейшем приму там политику «завоевания» и «подчинения» и это моя «почва», ну, а что касается флирта, то я похвастаться не могу, ковалеры на меня ноль внимания и фунт презрения, но я уверена, раз покорю одних, то будут и другие. Жаль, что сейчас идёт раскол среди молодёжи, хотя для меня это было к лучшему, но теперь начинает тяготить, да и откололась-то я с «больницей», а она проиграла по всем позициям. Не учла момента, да я и раньше знала, но не думала, что далеко зайдёт, а в прочем
мирить их не надо.

31 января 1925 г. Сегодня маскарад, а завтра бенефис артистов… Вчера была в «больнице», а позавчера на детском вечере и так изо дня в день, жизнь налаживается, а в общем надо погодить ломаться (пожалуй, проиграешь) и я себе это поставлю очередной задачей, а подробно потолкую на днях или завтра (сейчас некогда, мать с дырами пристаёт).

2 марта 1925 г. Ну, давненько же я не писала! Много случилось внешних фактов. Попала под суд за дело с женой Хайрука, было два бенефиса, раз десять была пьяна. Вчера была у Любимова (1-й раз), спирт, квас и т. д. На душе пусто. Есть задачи по философии и их надо выполнить (см. 12 ноября 1924 г.):
1. Да они узки, фанатичны, догматики, дальше своего носа ничего не видят, а эти факты и являются их гибелью.
2. Интеллигенция ошиблась в расчётах и , создав Октябрь с его последствиями (её револ. пропаганда), высекла сама себя.
3. Как та, так и другая – дети насилия. До тех пор, пока есть классы, будет и борьба, но т. к. буржуазия более туманна, то и кулак её помягче, а в целом всё равно.
На №4, 5 и 6 отвечу в скором времени. Зинка под моей властью, она признала мой авторитет, значит дело в шляпе, но надо ещё поработать, да бросить своё ломанье и упрямство.

8 марта. Нда-а-а! Оказывается и в Литвине можно пить сколько душе угодно.
   Всю масляную гуляю, начала с четверга, на масляной закончила в среду постом, да ведь как – чертям тошно. Зато теперь сижу дома и никуда нейду, хотя может быть сегодня и схожу в «больницу». Да, невесело на душе от пустой жизни, а всё же лучше, чем дома сидеть. 29-го моё рождение, хотелось бы справить его «как следует», да не знаю как родители. Надо выбрать момент, чтобы подсыпаться к «мамахен», а остальное всё пустое и всё такое. Вот приеду из Сызрани и подсыплюсь, а сейчас помолчу.

28 марта 1925 г. Весна идёт, манит, зовёт…, да вот только милого-то я не жду, да и не нужен он мне (разве для развлечения). Завтра день моего рождения, завтра я вступаю на 20-й год моей жизни, а что он мне принесёт?
Не знаю, но дальше так жить нельзя, нужна перемена, попробую написать в Симбирск, авось что-либо выйдет. А Литвино придётся оставить на время, хотя с Зиной можно вести переписку. Ох и надоели же они мне все до чёрта, а одной ещё скучнее, уж лучше с ними дурака валять. Была в Сызрани, ехала мимо Кузнецка и никакого впечатления, даже смешно стало, впрочем, чёрт с ними.

5 апреля 1925 г. Ну, была вчера история! И окончилась глупо… Решила вчера травиться, а вместо этого наделала только бучу, да такую, что и расхлебать мудрено будет. Правда, что услужливый дурак опаснее врага, дал бог братцев-спасателей, а впрочем, время не упущено, сваляю дурака, покончу с собой, да уж по-настоящему, без благородных свидетелей, благо морфий ещё есть. А в общем дело дрянь, я бы, пожалуй, не прочь всё аннулировать, да поздно. А впрочем, посмотрим, что будет дальше. Мамахен задала «бенефис», но не такой, какого я ждала, папа молчит. Как немного уляжется, буду просить его о каком-либо местечке, а не даст, так уйду в «больницу», благо зовут, уж лучше с ними делить кусок чёрного хлеба, чем с нашими торты и бисквиты.

21 апреля 1925 г. Третий день Пасхи, третий день гулянки, третий день лжи и обмана. А сегодня я осталась одна, все уехали, никого не осталось, надо и мне удирать в Кузнецк. Завтра произведу атаку на родителей.

26 апреля 1925 г. Ну вот и красная горка. Вчера было заговение, надолго-ли? Скучно? Хот ь бы башку завертеть кому что-ли!! Смотри, девка, как бы тебе не завертели, пожалуй,…свой «относительный, сердечный» покой.
Вчера пришла в 12 часов, эх ма! Готовится кризис, катастрофа, загремит гром, блеснёт молния, разразится буря, и не будет у меня отца, ни матери, ни братьев, а будет скандал, разразится скопленная и гнетущая атмосфера, но не я, видит моя совесть, не я буду виной ей, я всеми силами сдерживаю грозу, но против бога не пойдёшь и от судьбы не уйдёшь, будь что будет, я своё возьму, я поставлю на своём, а там будь что будет: гоните, проклинайте, ругайте.
   Я не беру чужой жизни и не посягаю на неё, но я прошу, я требую свою свободу, свою независимость. Жребий брошен, Рубикон перейдён, не я начала, не я и произнесу решительное слово. А смелым бог владеет и я не уступлю, мои требования законны и должны быть удовлетворены.

14 мая 1925 г. Завертелось колесо, пошла налаженная жизнь изо дня в день из ночи в ночь. Пусть я ничтожна, пусть я глупа, но мне весело, я довольна и я на всё плюю. Опять весна, опять май, нежный, чарующий май, с соловьём, с лунной ночью, с лодками и с вином, а раз есть это, то будет и «то» и к изречению: «опять весна, опять май», приписываю: «опять любовь, бессонные ночи, опять торжество победы, но это – начало и победы малые и нестоящие, а всё же я о них пишу, ибо это моё литвинское начало.
   Начал Костенька Агафонов, а кончает Покровский, один дошёл до пожатия руки, а другой до лизания её. Удивительное дело, до сих пор мать ругалась, а теперь бросила. Неспроста, а впрочем, бог с ней.
   Вчера справляли маёвку по старому стилю, вернулась в 3 часа утра. Было 9 человек народа, было весело и не обошлось без приключений. Я была весела и самолюбие моё было удовлетворено. Мне нравится Любимов. Я сегодня видела его во сне. Он мне сильно нравится. Неужели и это чувство до первого намёка на взаимность? Наверное да, наверное и в данном случае я останусь верна себе, своему уму, а не сердцу.

24 мая 1925 года. Вынесла мне мать ультиматум: или в 11 часов домой или к чёртовой матери из дома. Ну да наплевать; есть дело поважнее: втемяшилось моей дурацкой башке выходить за Любимова замуж да собственно не важно за кого, а важно выйти.
   Елена Михайловна Никитина в скором времени превратится в мадам Металову. Дела нашей компании стали лучше зимних и ранне-весенних.

6 июля 1925 г. Налетела гроза, нежданно-негаданно был относительный покой и нет его. Я – гордая, властная, я с моим отношением к мужчине, я влюбилась, до чёрта, до потери самообладания, я думала что это так же мимолётно как и прежде. До первого намёка на чувства, ан нет, сила захватила и ей нужен исход. Не было поцелуя, но он будет. 2-го мая провожали Зину в Саратов, много было выпито, много, черезчур много (Зина – моя соперница и серьёзная, так что, пожалуй, поссоримся). Я пришла домой в пол-пятого, а из больницы ушла в 3. Где была? С Любимовым. Что делала? Сидела и говорила глупости, да уж поправде сказать целовал он мне руки, обнимал, хотел поцеловать, да не удалось (я не захотела). То же самое было и 31 мая. Но ведь я для него девочка, ребёнок, а не женщина. Увлечь его я, пожалуй, могу, но за себя я не ручаюсь. Сказать Зине: уступи. Ни за что! Приударить: чтобы знало всё Литвино? Чтобы все говорили о моей глупости? Никогда!
   Вот, Людмила Владимировна, ты хвалилась своей волей, своей властью над сердцем, своей выдержкой. Докажи её на деле, побори своё чувство, он тебе не пара (ты девчонка), оставь свою милую привычку, она тебе принесёт неприятность. Избегай его, не смотри на него, не пожелай его и т. д. Но, шутки в сторону: не унижай себя, не дай развиться чувству, которые не разделят с тобой. Конечно, если ты повиснешь на шею, тебя может быть и «возвидит», но взаимности не жди: любви быть не может, выброси это из головы, забудь… Ну вот, пишу торжественные наставления, а в сердце где-то глубоко-глубоко растёт и крепнет надежда: завтра я его может быть и увижу, с ней я сейчас лягу, с ней и засну. Ну что же делать? Что мне делать? Нет друга, нет товарища, некому открыть душу, поделиться горем и радостью.

7 июня 1925 г. Прошёл день! Не видала, сидел в буфете и пил с Костькой Агафоновым. Сейчас пойду на спектакль, да его-то там не будет, а там целую неделю никуда. Зина уехала в среду, значит 10-го будет неделя, а там и приедет, расскажу ей своё горе? Нет! Но всё же мне будет легче. Авось скоро пройдёт моя дурнота, авось я скоро буду свободна. Ведь в сущности я больше думала о нём как о выгодной партии, чем как о любовнике. Не удастся и не надо. Я хочу быть свободна и я буду свободна.

8 июня. Вчера, идя на спектакль, вызвали мы с Тонькой Любимова. Кто звал, он не узнал. Пошли в театр вместе, а потом он сидел в буфете до конца и, кажется, подконец спал под лавкой. Вообще я его вчера, можно сказать, не видела.
   Я знаю себя, и теперь стала знать видя лучше: была мечта, была потребность любви, а теперь власть взял мозг, революция сердца побеждена, любовь идёт на убыль. Осталась маленькая тоска, но на вещи смотрю здраво и ей-ей не наделаю больше глупостей. Теперь о вчерашнем дне, вернее о конце вчерашнего дня. Пришли в театр: я, Клавдя, Тонька, Мария Михайловна, «Зина-Митревна», Володька и Любимов с Мазиным. Пришли и разделились на две группы. Они сели, а я, Тонька и Володя пошли гулять или, вернее говоря, подсыпаться к Любимову и нагреть его на бутылку наливки. Походили, поболтали, и сели на место. Тут-то и подлетел Костька, пьян как стелька, ну и полетела моя «сильная любовь» к чёрту и к его матери… Весь остаток вечера и ночи до 4 часов провела с Костькой. Он бегал мне за пальто, не дрался, но в конце концов побил Канатьева ради меня. Костька – тип Шиманского, но более глубокий и развитый, а может быть не надоел ещё, вот и всё. Вчера я победила на всех фронтах: окружена кавалерами, а одно время и места им не было: с одной стороны Костька, с другой – Володя, а тут ещё Сипягин лезет! Что ему надо? Или  не пробовал моего «буржуазного» носа? Или так себе дурит? Звал вчера пить мадеру он, звал Костька, а я так и не пошла.
   Кузнецк погиб, исчез и не воскреснет. Его больше для меня не существует. Аминь.

9 июня 1925 г. Вчера были в театре, а до театра я играла в чушки с ребятами, в отворенную калитку явился Любимов, а немного погодя мы с ним отправились в больницу (произошёл инцидент с юбкой), а из больницы – в театр. Весь вечер я проторчала с Любимовым и, о радость, о диво, о безобразие, любовь моя канула в вечность. Так что же это за явление? К чему оно? Надо разрешить хоть завтра.

17 июня 1925 года. То Любимов, то Костька, то Володька, да что же это значит? Видно правду мать говорит: были бы штаны! Я, пожалуй, на это явление посмотрю иначе и ударюсь в философию, дам ему объяснение с марксистской точки зрения. Итак, меня волнует близость мужчин?           Следовательно, мой организм созрел и требует известных физиологических отправлений. Конечно, здесь играет роль и свободно-держащаяся компания и ничего-неделание (ведь в Кузнецке ничего подобного не было), а главное – вышеуказанная причина, да ещё плюс надежда при помощи замужества устроить себя и своё будущее. Не знаю, но дело в этом направлении дрянь, ибо меня злит и волнует такое состояние.
   За время, пока не писала в дневник, ничего особенного не случилось. Была в театре, видела Костьку, говорила с Петровым и т. д. Ничего нового пока «нема».

6 июля. Неужели месяц прошёл со знаменитой троицы, а мне чудится словно давно и недавно, словно вчера и год тому назад. Ездила мать в Пензу, ну и я «урвала», да не то, всё не то. Тоска у меня на сердце, грусть, одиночество. Была хоть иллюзия товарищества, хоть намёк на тесную компанию – было и нет. Что произошло, что стало между нами? Не знаю, но чёрная кошка пробежала. Зина!?! Неужели Любимов? Неужели ревность ко мне, или я им надоела? Но этого не может быть! Ведь я умнее, развитее, оригинальнее их. Кавалерам ли ихним я не по нутру? А да чёрт с ними! Плевать! Полгода я их знаю, знаю вдоль и поперёк, и что же: взяли остатки моей души, испоганили, исковеркали, убили жалкие крохи нравственности и… Больше ничего… Довольно, проснулось «я», прежняя, гордая, властная, мощной рукой порву цепи, возьму себя в руки, буду заниматься, а там… да что о том потом, а теперь довольно: не мне унижаться перед пустыми девчёнками, не мне первой идти на примирение или вернее на компромиссы. Ведь так опустить, как опустилась я, нельзя, даже характер я подделываю под их нравы; не хочу. Всё, что я любила: философию, в чём моя сила, моё обаяние – её я оставила. Довольно, не хочу и баста, а теперь за дело, за борьбу, за карьеру, за счастье, за свободу, за светлое будущее, за конец кошмара, за раскрепощение и воскресение моей воли.

21 июля 1925 года. Давненько я не писала. Много воды утекло. Даже не знаю, с чего и начать. Что меня интересует? Чем я занята? Да всё тем же, всё о том же. Или я с ума сошла, или черти меня перехитрили. Ведь какую штуку отколола? Но надо всё по порядку. Молчит Зина, молчу и я. Говорим, болтаем, шутим, а искренности и откровенности нет. Ну и чёрт с ней! Хоть теперь истина видна: ревность, задетое самолюбие и т. д. Любимов, Любимов и т. д. Что ж, Зина, или ты боишься меня и не надеешься победить или тебе жаль его искренно. Если первое, то ты напрасно отказываешься, а если второе, то… всё равно без боя не уступлю. Ты любишь и я люблю. Идём честно в открытый бой, кто победит, тот  и владей. Одна другой уступит, одна победит, другая падёт побеждённая. Ты хочешь войны и разрыва? Давай, давай! Война, так война, на войне не обходится без жертв и тем хуже для тех, кто проигрывает. Я взвешиваю всё и говорю, если паду я, то не буду ждать пощады и не надеюсь на неё, но если я возьму верх, тогда держись, не в моём характере щадить врагов.
   Так из-за чего такая борьба, ведь моё правило: не ссориться с женщинами из-за мужчин. Кого угодно, но не Любимова, ведь позволила же Костьку Агафонова отшвырнуть, хоть он и не виноват. Да и десяток отшвырну не жалея, а Любимова не могу и клянусь, если мне представится выбор, я предпочту его и вся компания полетит к чертям. Люблю я, люблю так сильно, как и не ожидала, вот, кажется, помани он пальцем и пойду за ним куда угодно. Я люблю его манеру говорить, его фигуру, его голос, его манеру целовать руки, всего его безалаберного, сильного, добродушного и ласкового. Недаром же я вчера сама позвала его и стала спрашивать: на что он сердится, а по правде говоря мне был нужен только он, его близость.
Что покажет сегодня, я не знаю, но знаю, что только ради него я пойду в кино, а не будет его, мне будет скучно.
   А раз так, и раз я знаю, что ему нравлюсь, то без борьбы и отчаянной борьбы, я его тебе, Зина, не отдам.
   Насчёт того, что будет сегодня вечером, напишу завтра.

22 июля 1925 года. Вот те и на; была Люда, да Зина, а теперь ещё и «должна». Весь вечер у него сидела и ни мне, ни Зинке он не достался. Эх ма, но зато, благодаря анонимке, Зинка струсила и из соперниц выбывает.

23 июля 1925 года. Жаль Зине Колю, не хочется расставаться, а с другой стороны боится Догиной. И хочется, и колется, а впрочем ей нужен Любимовский карман, да солидного поклонника, а сердце её неудачно пылает к Шаровскому. Не надо её ударять по самолюбию и тогда она отстанет сама. Сейчас брошу писать – надоело, да и нечего. Скучно, хоть бы уехать куда-нибудь, забыть всё, бросить и очутиться где-либо на волжском пароходе! Одной? Н-н-нет! А впрочем, не знаю. Эх, да что ерунду молоть, ясно, что с ним, а не одной. Хоть бы видеться почаще, а уж какой тут пароход. О нём и мечтать нечего.

4 августа 1925 года. Осторожно, но медленно, шаг за шагом я пробираюсь к своей цели. Что я ему нравлюсь, это наверное. Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что Зина за флагом. Ещё одно усилие и я сломлю её. Эх, если бы так, если бы был ты мой? Ничего, подожду! Если буду праздновать победу над Зиной, то Догиня и Таньки мне не страшны. А, впрочем, когда увижу, подразню, разозлю и потом наведу на откровенный разговор.

9 августа 1925 года. Была почти у цели, а теперь я вновь разбита. Разбита по всему фронту и в позоре должна отступать. Проклятые анонимки вместо того, чтобы сыграть мне в руку, дали Зинке огромную победу. Она крутить теперь будет с пищалкой, а я буду с носом.
   Что же мне теперь делать, как снова встать на отличную позицию, как отнять Любимова у Зинки? Подожду немного, и если увижу, что всё проиграно и нет надежды, то заставлю его бросить нашу компанию.
   Последнее время я его часто видела и до сегодняшнего дня могла хвалиться тем, что за мной ухаживал больше, чем за Зиной. Теперь посмотрю и в случае нужды пойду на преступление.

10 августа 1925 года. Напрасно я испугалась: всё по-прежнему, всё также идёт дело, всё на тех же позициях стоят мои отряды. Вчера весь вечер была в больнице, там же был и он. Я бы ему не спустила того, что спускает Зинка. Устраивать кабак там немножко можно и слишком даже. Но меня он, пожалуй, уважает больше, чем их всех.
   Да полно, люблю ли я его? Может быть самообман, выдумка праздного воображения? Не знаю, ничего не знаю, но факт тот, что главную роль теперь играет самолюбие. Или я или Зинка. Друг друга мы понимаем с полслова и тем хуже для нас обоих. Теперь игра пошла в открытую. Кто победит, тот и глава, кто победит, тому почёт и уважение, а побеждённому… Побеждённому смерть. Не физическая, а нравственная. Был вчера интересный разговор между мной и Пищалкой (о безвыходности нашего положения и т. д.). Эта пищалочка, милый, да ведь за то и любит то тебя, что ты с волей человек! За то, родной, за то что сила из тебя прёт, хоть и пьян ты постоянно.

15 августа 1925 года. Уехал папа в Крым, уехала и мать провожать его до Пензы (теперь она вернулась). Что было, расскажу по-порядку: уехали родители в пятницу 8-го августа в 2 часа дня, а вечером у меня была Зина. На другой день мы с ней тяпнули на радости у мамаши наливки, добавили туда спиртику и обрадовались. В воскресенье то же самое. Ну, конечно, в воскресенье был Пищалка (да и в субботу-то тоже). Сидела я с ним часов до 3-х и получила почти признание, но под пьяную руку. На другой день был у меня Петров (пред. профсоюза) и Карсаевский (бухгалтер), ну и Пищалка. И вот происходит со мной какое-то чудо, ещё в воскресенье начался упадок чувства, а в понедельник он мне стал так же противен, как и Шиманский когда-то. Во вторник мы не виделись, а в среду я даже не могла с ним разговаривать. Какая-то неловкость. Вчера сидела с ним до 5-ти часов, получила нагоняй и опять чувствую, что люблю и опять ревную ко всему на свете. Душа у него хорошая, чистая… А Зинка ему голову здорово крутит, отобъёт, пожалуй. Ведь я сейчас ему нужна за неимением Зинки… Ну что же, пусть, мне ничего не нужно, только бороться с ней я больше не хочу. Или я, или она. Дурака валять я над собой не позволю… Сегодня же всё выяснится.
   Сделала я ещё одну непростительную глапость: были мы у Карева Петьки на проводах, дербулызнули квасу весьма изрядно, и я под пьяную руку брякнула Зинке «Люблю! Не становись на дороге! Я всё равно тебе его не дам!» и всё в том же духе. Конечно, я дело постоялась замять на другой день, но подозрение у Зинки осталось (если не уверенность), а в общем, наплевать.

17 августа 1925 года. Уверенность Зинки насчёт моих отношений к Н. А. перешла в уверенность. Вчера я ей сказала свою истину, свою тайну и в совершенно трезвом виде. Э, всё равно! Шила в мешке не утаишь. Вчера виделись, а позавчера нет. Вчера были в Летнем саду и, конечно, втроём и ухаживали явно за мной, а не за Зиной. Затем он говорит со мной о том, о чём с Зиной не говорит, и это я считаю своей победой. Ведь в области серьёзной стороны жизни я ей сто очков вперёд дам. Сегодня должен быть у нас. Не знаю, рискнёт ли! Придёт или нет? Если придёт, то значит правду мама сказала, что на моей стороне больше шансов, чем на Зининой, ну а если не придёт, значит, «намёк» поняла мама верно и любит он Зинку. А намёк был, сказан ей тогда, когда он сидел у нас и был пьян в дым; и заключался в том, что хочет жениться на Зине. Ну, этому не бывать, хоть и безхарактерная я, хоть и люблю её, но через мой позор не ей перешагнуть. Скучно мне, тоскливо, хоть бы уехать куда-нибудь в другое место жить, служить-бы, работать или учиться. И И. А. советует уехать, но зачем ему это нужно? Да, впрочем, он и сам хочет отсюда удирать. Милый, не уезжай, останься, мне без тебя вдвое будет скучнее. Вчера он мне намекнул, что пока мамы нет, он может задержать свой отъезд. Просто ли языком трепал или действительно останется? Если да, то значит я заверчу свою головушку, а если нет, если уедет, то уже больше не увидимся. «Пройдёт дурнота и буду вновь свободна я». А всё же лучше, коль останется.

19 августа 1925 года. 17-го Н. А. и З. В. П. были у нас. Играли в карты, пили чай и «он» приходил раза четыре (не заставал дома), Зинку ходил провожать, но долго с ней не сидел. А вот вчера (т. е. 18-го) действительно было дело: прежде всего собрались и, конечно, выпили (по случаю пищалкиного отъезда). Были: я, Зина, Тоня, Тася, затем Вальяк, «Жидёнок», Колька Попонин и, конечно, Пищалка. После двух бутылок Тонька, «Жидёнок» и Колька ушли в Летний, а мы выпили ещё две бутылки. И вот тут-то произошёл инцидент с запиской («Вы должны быть моей»), извинение, прогулка в лес, объяснение в любви, затем намёк на замужество, приход в больницу, объяснение с Зинкой, опять вместе до дому, опять объяснение, просьба поцелуя, наконец слово: «Я вас люблю», приезд кучера и… поцелуй, обещание писать и никого не целовать (факт, что надует). Пьяная, угарная ночь, обрывки мыслей и т. д. А сегодня опять любовь, ревность к Зинке, подозрение, что она лжёт и хочет разбить меня с Пищалкой и тоска, тоска, тоска… Надо писать папе письмо, а мне лень до смерти.

29 августа. «Эта страстная ночь и зовёт и пьянит, эта страстная ночь, как вакханка пьяна». Чудная, тёплая, августовская ночь. Чуть заметный ветерок колышет листы тополей. Безоблачное небо с миллионом звёзд зорко смотрит на землю, а вскоре встанет луна и зальёт землю своим раздражающим мёртвым светом. В эту бы ночь, да с милым, да до зорьки… А я одна, мёртвый дом, ни души, а сегодня, как нарочно, с утра думаю о нём и сейчас такая тоска, такая грусть вселяются мне в душу, что кажется сегодняшний вечер будет решающим вечером в моей жизни. Ведь я знаю, что буду несчастна, если свяжу свою судьбу с ним, ведь знаю, что так как я его люблю, он меня не полюбит, а всё же тянет меня к нему, не могу я бросить мечту о нём, не могу забыть, не могу о нём не думать. То думала я, что от безделья лезет мне в голову дурная блажь, да ещё и вертится то он всё время перед глазами. Ну вот теперь и его нет и работы у меня много (я теперь в доме совершенно одна, не считая Юрия), а из головы нейдёт пуще прежнего. Неужели я так сильно люблю? Н-н-да! Видно правду говорится, что от разлуки малая любовь пропадает, а большая любовь вспыхивает ещё сильнее. Вот она, жизнь то, ты ей что хошь говори, как угодно доказывай, а она тебе своё: «Вынь, да положь». Гадость! Гадость-ли? Только не ругай жизнь – она к тебе ласкова! Даже в тоске, в грусти моей есть радость жизни, даже в ощущении отчаяния, есть радость, да не есть ли тогда и жизнь-то смена ощущений? Если так, то благодарю тебя, жизнь, за последнее время я испытала слишком много ощущений, другими словами, я много жила.
   Я – анархистка? Вряд-ли, я скорее консервативна и инертна.

30 августа 1925 года. Опять утро. Прибрала дома и на кухне, нечего делать, не хочется спать, а в голову лезут беспорядочные мысли о жизни, о боге, о судьбе, о счастье и несчастьи. Много вопросов, как в лабиринте путаюсь я в них и не нахожу выхода. Который вопрос главный, который существенный? Где искать начало и смысл бытия? Что такое жизнь? Как понимать смерть, рождение, смену одного поколения другим? В чём смысл жизни? Каким путём идти? Если жить – значит любить и смысл жизни в любви, то значит большинство людей – банкроты, значит природа ошиблась в выработанном ей товаре (а природа ошибок чужда). Лично для меня в любви нет смысла (я – эгоистка), тогда значит жизнь – борьба, но зачем такие случаи, как прощение врагов? Да и жить для себя – быстро надоест. Жить для людей – смешно! Жить для себя – скучно! Где же выход? Где путь? Дети? Семья? Но тогда явится вопрос, а для чего дети? Если для того, чтобы выбросить в мир новых искателей смысла жизни, бросить в мир, в жизнь сильных существ, а взамен получить разбитых, исковерканных жизнью калек!!! Если так, то всё равно труд матери бесцелен – жизнь, рождение существа падут под ударами всесокрушающего времени. Смерть придёт и возьмёт всё живое и так без конца! Так надо ли детей, надо ли давать материал смерти, для её вечно-прожорливого желудка?

31 августа 1925 года. Написала папе письмо в Крым. И опять делать нечего. Опять тоска по несбывшейся мечте, то сгубленной, разбитой жизни…
   Белая лунная ночь хороша тем, что поднимает в душе всё хорошее и чистое, поднимает тихую грусть и неудовлетворённость. Душа просит другой близкой души и поднимает стремление к другой красивой жизни, полной смысла и радости. Где та сила, которая заставляет всё живое бороться за жизнь? Какая мощная сила заставляет людей, знающих о недолговечности жизни всё же хвататься за неё? Во имя чего, во имя какого идеала люди бросают жизни миллионы новых жизней? Их толкает инстинкт!
Но кто внедрил его в людей, чьему мощному велению, чьей воле подчиняется человек – владыка земли? По чьей воле миллионы миров с биллионами жизней, несутся в беспредельном пространстве вселенной, сами не знают куда, и в то же время, подчиняясь известному закону? По чьему велению, по чьему приказу создаётся жизнь и разрушается смерть? Кто заставил всё живое в природе вести вечную борьбу? Кто внедрил в человека, в его душу, в его кровь и плоть понятие о безграничной ненависти и беспредельной любви? Кто создал борцов альтруистов и противоположных им эгоистов? Кто? Кто этот Х???, Х, которого ищешь ты, ищут все люди во все века, во все времена. Люди искали, ищут и будут искать неизвестную силу, делающую жизнь, несущую смерть, разбивающую миры и создающую их, силу, имя которой Х. Силу любви и ненависти, насилия и гнёта, силу борьбы и прощенья, силу страсти и желания, силу гнева и …рения!!! Но жить во имя Х и для Х, подчиняться хотению Х – значит не иметь своей воли, значит быть инертной и безучастной к собственной судьбе. И всё же, несмотря на покорность, Х бьёт людей. Х бьёт и покорных и сопротивляющихся, Х беспощаден и бессердечен. Х-у трудно угодить, Х – сама жестокость. Нет! «Я только справедлив и беспристрастен». Х могуч и он не должен, он не хочет опуститься до бренного человечества. Х сказал: «Человек, ты господин земли, будь же господином над самим собой, создай себе жизнь достойную тебя, разорви и разбей все преграды, все путы. Подчиняйся только хотению своему и … попробуй разгадать и победить меня!». Бороться с Х – значит сойти с ума! Каждого, дерзнувшего поднять руку на него, Х расставит так же, как слон раздавит крохотную букашку.
   Мир ждёт. Человечество устало в борьбе, реки крови льются во имя трёх слов. Земная кора покрылась кровью, горячей человеческой кровью лучшей части человечества. Кровь, всюду кровь, пролитая во имя трёх слов: свобода, любовь, красота. Огромный океан крови затопил землю, плещутся кровавые волны, одуряющий туман, поднимается от поверхности кровавого океана, ударяет в головы людей, бьёт по нервам и родит новое безумие, новую кровь. Устала Земля, устали люди, захлёбываются они в кровавом океане, дышут смрадом крови, а всё новые и новые потоки текут и плещутся и вливаются в океан… Не одна, а тысячи жертв несёт человечество за три слова… Когда рассеется туман?, когда будет видно солнце за кровавыми облаками, когда поймёт человечество, что кровавая революция – прелюдия к реакции ещё более жестокой, ещё более дикой? Горе тем, кто кровью покупает своё счастье! Горе тем, кто хочет стать на пути анархиста! Анархист победит! Кровью зальёт он землю, огнём иссушит кровь и на просохшей земле, удобренной кровью человеческой, расцветут пышно три слова: свобода, любовь, красота. Эти слова согреет солнце будущего, взрастит усталое человечество и люди сильные, мощные, гордые устроят свою жизнь. У анархизма – будущее!!!
   Осень. Сыпет мелкий осенний дождь. Всё небо заволокли низкие, грязного отлива, тучи. Ни солнца днём, ни звёзд ночью… Сыро, холодно, неуютно. И глядя на сырость и грязь действительности мысли невольно принимают печальный оборот. Словно потеряно что-то большое, близкое сердцу; словно душа хоронит что-то дорогое, навек потерянное и плачет, и стонет и убивается над чем-то невозвратным. Над чем? Не знаю, ничего не знаю!
   Чего ищет беспокойная душа, о чём плачет, чего хоронит! Чего или кого? Не знаю, может чего, а может и кого, или может быть и то и другое, а может быть и ничего? Не знаю о чём, но знаю, что о жизни моей разбитой, изуродованной, искалеченной, поруганной и запачканной. Плачет душа, плачет туча, плачет вся природа… А где-то там, за тучами, есть солнце, тепло, красивая жизнь… Рвись душа, надрывайся от тоски и горя, плачь над неудавшейся жизнью… А придёт зима и развеет твою грусть…

1 сентября 1925 года. Рука пишет, а мысли путаются, голова кружится, хмель бьёт в голову, а душа успокоения не даёт. Что за тоска, что за грусть… Да оттого, верно, что нет удовлетворения в жизни. Даже любовь моя ушла, отступила на 2-ой план, не разлюбила, а всё же не всецело я отдалась ей. Нахлынули вопросы мировой важности и мнут, коверкают, давят мою душу своей мировой тяжестью.

17 сентября 1925 года. 17 дней я не писала в свой дневник. А что было и сказать трудно. Вот разве то, что РЛКСМ меня к себе приглашала, а потом не приняли, да ещё то, что я в себя «впрыснула морфию». Эх, какая гадость, какое отвращение, даже мировые вопросы отступили на 20-й план под всей грязью и пошлостью моего поведения. Но баста, конец, что было, то никогда не повторится.

29 сентября 1925 года. Вчера Зина читала некоторые отрывки из моего дневника. Как это случилось? Не знаю! Напала тоска, и всё ей выболтала. Да не важно, она вещи ещё хлеще знает. «Он» приехал числа 22-23, но я его не видала, да и вряд-ли увижу когда-нибудь. Он серьёзно болен, вряд ли поправится, да это, пожалуй, к лучшему, ибо зреет, растёт и крепнет во мне мысль, манит к себе, притягивает и отталкивает. И боюсь я её, и гоню я её, а всё же она идёт (против воли), властно захватывает меня всю, целиком без остатка. Жутко и радостно. Жаль и не жаль, весело от сознания моей мощи и страшно от тяжести преступления… Преступления? Разве мой поступок – преступление? Разве я не вложу в него части своей души? Взамен я возьму деньги, не золото, а… Я исполню долг, ибо такие, как он, не должны жить… У него всё в прошлом, так пусть же и он будет прошлым. Преступление? Пусть будет преступление, но я так хочу. И так будет! Будет ли? Может пожалеть, Владимировна? Жалеть? Нет, никогда! Я так хочу… Мне больно, мне тяжело, мне даже временами бывает страшно, но всё равно… Я так хочу… Моё «я» хочет, мой холодный и гордый дух требует, приказывает, а глупое сердце всё прощает, всё забывает… Кто победит в неравном споре? Кто окажется побеждённым, человек или зверь? Сейчас ничего не скажу! Не знаю ещё, но знаю твёрдо одно, что не к добру и к радости встал он на моём пути. Что произойдёт, я не знаю, но знаю только, что жребий брошен и какие номера мы вынем – вопрос. Я знаю, что раз рискну, то мне удастся, а если нет, то… То…ничего…ничего, кроме тюрьмы и каторги.

22 октября 1925 года. 29 сентября я писала какой-то бред, какой-то вздор! А может быть за этим вздором крылось и кроется дикое намерение? Как знать? Не суди волка, суди и по волку.
   Давненько я не писала, почти месяц. А что случилось за это время и сказать не могу. Ну, раза три была под мухой (по обыкновению), приезжал Г.В.Покровский, вот и всё.
   Да ведь это ужас, тоска, нравственная смерть. К чему я себя готовлю и чего жду? На что надеюсь? Да ни на что! Вывози кривая! Неси воина, куда-нибудь, да вынесешь! Я чувствую, что, день ото дня, становлюсь всё реакционно-консервативнее, всё белее и белее. Отчего так? Да оттого, что я стояла, стою и буду стоять на той точке зрения, что человек никогда не «положит живот свой за други своя». Какие бы красивые фразы он не говорил, чем бы ни прикрывался, он всё-таки никогда никого не полюбит больше себя. Ведь люди в большинстве случаев гибнут за идею «будущего блага мира», но спрашивается, какое мне дело до людей, которые родятся через тысячу лет? Можно указать сотни имён людей, погибших за идею, за людей, за будущее. Не сотни, а тысячи имён. Наконец, люди гибнут за чистую науку, за правду. Ибо в каждом человеке есть природное, врождённое стремление к правде, добру и красоте.
   Ха-ха-ха! Ты назовёшь тысячи имён? Я согласна! Тысячи героев, тысячи смелых людей погибших (пойми это) за власть, за тщеславие, из-за самолюбия, ради богатства, ради денег и т. д., что же касается учёных, поджаренных на кострах фанатиками- инквизиторами, то они гибли за славу и т. д., а потом моя теория применима только к людям вполне нормальным, во всяком случае, не отвечает и не принимает во внимание психопатов. Ведь психопат и сумасшедший одно и то же. А от сумасшедшего до гения – один шаг. Затем мне кажется нелепым, и даже диким слова о врождённом стремлении к правде, добру и красоте. Если это так, то почему люди, как дикие звери грызут друг друга, почему побивают камнями своих пророков, почему с ненавистью встречают свою правду и топят её в человеческой крови? Нет, нет и тысячу раз нет! Люди по натуре злы и жестоки. Они подобны собаке, лижущей руку ударившего её хозяина и подобно рабу, грозящему своему господину и поносящему его за глаза. А прогресс, а культура? Прогресс… Культура… Красивые слова… Правда, теперь люди не едят друг друга, но зато одни заставляют умирать с голода других. Пытки физические заменены более утончёнными пытками – духовными. Вся культура и вся техника сводится именно к этому. Чем люди культурнее и цивилизованнее, тем хуже их мучения, тем ярче борьба, тем сильнее ненависть и тем черствее люди…
   И весь ужас в том, что не одна кучка людей, а все люди проявляют свои звериные инстинкты, свою жестокость.
   Вот вам и картина: до революции 1917 года зверями были буржуи, помещики, попы и т. д. После революции зверями стали рабочие, босяки и т. д. Как те, так и другие убивают всех несогласных с ними. А в сущности-то не всё ли равно от чего умереть, от нагана чекиста или от винтовки казака? Да, но у одних идея, а у других – своя нажива и т.д. Ну уж это-то ты брось. Идеи коммунистов у нас перед глазами.


Заметка Л. Петровой из газеты «Колхозный клич» (Кесово-Горский РК ВКПб Калининской области) от 18 августа 1931 года.

                «Майский» перевыполняет нормы.

В колхозе «Майский» Суходольского сельсов. уборка льна началась 12 авг. Благодаря введению индивидуальной сдельщины и соревнования между колхозниками, уборка льна проходит успешно. На 17 августа убрано 20 га. В большинстве случаев колхозники перевыполняют нормы выработки, убирая 1 га в день 10 чел.
   Недостаток колхоза состоит в том, что пред. колхоза Иванов М., редкий день бывает трезвый, некому отдавать распоряжения. Председателя следовало бы сменить.         Л. Петрова.

Примечание: ответственным редактором газеты был Вальдемар Буш, член ВКП(б) с 1918 года, муж Л. Петровой. Она развелась с ним и его судьбой никогда не интересовалась.

Из архива Л.В. Петровой:
Оргбюро ЦК ВКП(б) по Рязанской области от члена ВКП(б) Петровой Лидии Владимировны.

                Заявление.

В марте месяце 1935 года я была Московским Комитетом партии мобилизована в Можарский район на должность заведующего райздравотделом, где и работала до июня 1937 года. В июне 1937 года по моей личной просьбе Мособлздравотдел, по согласованию с МК ВКП(б), прислали мне на смену другого товарища, а меня Мособлздрав отозвал в своё распоряжение, где я работаю до настоящего времени в должности инструктора. После моего ухода в июле месяце в районе был разоблачён секретарь райкома Юрьев, как враг народа - исключён из партии, а после исключён из партии предрика Забелин, начальник НКВД Беркуров, прокурор Фролов и др. Во время отъезда из района я с учёта не снималась, так как не знала, где ббуду работать после разоблачения Юрьева. Районная газета написала, что я якшалась с троцкистами.
Я была 29 июля вызвана в Можарский райком, в течение двух дней на партсобрании РИКа раз ирали мою связь с Гришиным, который по моему заявлению был арестован органами НКВД (Гришин был инженером Мособлздравотдела). За недостаточностью материалов партийное собрание решило через МК ВКП(б) запросить областное отделение НКВД о моей причастности к делу Гришина. С 30 августа по 10 сентября я ждала когда разберут моё дело. Не получая никакого ответа, решила поехать в Можары выяснить своё партийное положение. 11 сентября моё дело снова разбиралось на партсобрании партийной организации райисполкома, но здесь получились ещё "новые" доказательства моих связей с Юрьевым, а член бюро Чипсов [Чинсов?], присутствующий на партсобрании, сумел даже представить фальшивый документ партсобранию о том, что якобы я, будучи райздравом совместно с врачём Михайловой после запрещения проводить аборты - произвели аборт гр-ке Сафронкиной Матрёне Ивановне и целый ряд других дрязг, которые всю мою работу в районе свели к вредительству.
Партийное собрание меня исключило из партии, Бюро Можарского РК ВКП(б) 20 октября не только не разобралось в этом деле по-большевистски, но даже во время решения вопроса о моём исключении меня попросили выйти с бюро, а решение сообщили на следующий день.
Я считаю решение о моём исключении неправильным, прошу его отменить и восстановить меня членом партии. Я по происхождению рабочая, сама тоже рабочая, была выдвинута в аппарат с производства. Никаким вредительством-антипартийными делами я не занималась и никаких у меня связей с врагами народа нет.
Если меня обвиняют в связях с Юрьевым, то тогда следует обвинять всех членов партии Можарской организации, которые также приходили к Юрьеву, как секретарю райкома, а других у меня связей нет. Если обвинять кого в связях, то нужно в первую очередь обвинить зам. секретаря райкома Виноградова, который ползал на брюхе перед Юрьевым, а теперь дрожит за свою шкуру.
Прошу меня вызвать лично для объяснения, т.к. в заявлении всего нельзя написать.
Мой адрес...

В Рязанский обком ВКП(б) от члена ВКП(б) Петровой Л.В. (Можарская парторганизация). Отправлено 20.11.1937 г.

                Заявление (вторичное).
...октября с.г. мною было послано Вам заявление по поводу исключения меня из рядов ВКП(б). Прошёл почти месяц с момента посылки мною заявления, но от Вас до сих пор никакого ответа.
Можарский райком исключил меня заглазно, что я считаю нарушением партийной демократии и прошу Вас при разборе моего дела вызвать меня лично для объяснений.
О получении Вами моего первого заявления и настоящего прошу Вас сообщить, т.к. ездить из Москвы в Рязань за наведением справок я не могу.
                Л.Петрова.

В МК ВКП(б) от члена ВКП(б) Петровой Л.В.,N п/б....
              Заявление
В апреле месяце 1935 года я была Московским комитетом партии мобилизована во вновь организованный Можарский район, где проработала до 18 июня 1937 года в должности заведующего райздравотделом, в июне по договорённости с инструктором МК т. Буховой и зав. Мооблздравотдела т. Болдырева мне прислана замена. Я была отозвана в распоряжение Мособлздравотдела, где работала временно инструктором в Госсанинспекции. 29 июля я вернулась из служебной командировки. Мне предъявили, что я с 25-го уже уволена. На мои просьбы объяснить за что я уволена мне никто не хотел ничего отвечать. Начальник ГСИ Шенфельд со мной не стал разговаривать и отказался меня принять. После пятичасового хождения по секторам мне наконец предъявили за 18.07 газету "Колхозный строй" Можарского района, из которой я узнала, что в районе раскрыто вредительство в МТС, что в этом деле замешан бывший секретарь райкома Юрьев, за что он снят с работы и исключён из партии. В этой же статье указано, что я "якшалась" с троцкистами, Юрьев об этом якобы знал и меня покрывал и т.д.
Я после этого обратилась к товарищу Болдыреву, который очень легко отделался, подписав приказ об увольнении, заявил мне: "Поезжай в район и выясняй".
30 июля я приехала в Можары, где было собрано партийное собрание при райисполкоме. Меня в течение двух дней допрашивали, всячески оскарбляя, вплоть до того, что я, якобы, троцкисту Гришину продавала своё тело. Кстати сказать, к этому времени подоспел уже и другой материал, состряпанный можарскими дельцами: в заявлении, поданном в НКВД вновь назначенный заведующий райздравотделом Генералов признал всю мою работу и деятельность в Можарах вредительской.
Все выступающие требовали моего исключения из партии и отдачи меня под суд. Только один секретарь парткома т. Семёнов в своём выступлении заявил, что поступок Петровой по вопросу выдачи Гришина органам НКВД является правильным. После этого Семёнова обвинили в связях его со мной, а такой подхалим, совершенно случайный человек в нашей партии Макарочкин исключительно из шкурных интересов заявил, что он политически Семёнову не доверяет, хотя собрание с ним не согласилось.
   По делу Гришина могу сообщить следующее: в конце июля 1935 г. к нам в район приехал из Моздравотдела инженер Гришин по обследованию строительства Красненской больницы будучи мне знакомым он находясь в Можарах 3-4 дня заходил ко мне на квартиру в последний день перед отъездом он беседовал со мной на политические темы говорил всякие контрреволюционные вещи за что я его выгнала он уехал и на следующий день прислал мне письмо где просил всяческих извинений. Я написала об этом в НКВД заявление и передала его письмо после чего меня вызывали в НКВД в Москву, где я узнала, что Гришин арестован. Меня следователь Тайкович а также и начальник Можарского отделения НКВД Беркуров предупредили, чтобы я никому об этом ничего не говорила, что я и выполняла, а теперь меня за это обвиняют. Начальник НКВД очевидно на почве совместной пьянки на торжествах по случаю того, что победили Юрьева выдал секрет НКВД предрику Забелину и прокурору Фролову а последние вместе с газетой по всему свету. Я не чувствую перед партией никакого преступления, сейчас оклеветана газетой, со мной никто не хочет разговаривать, все меня боятся как врага народа. Хочу сказать несколько слов о можарских «дельцах». Черноглазова и Юрьева выгнали, но это не всё. Председатель РИКа Забелин сейчас хочет изобразить из себя невинного человека мученика, как он сам выражается, в то время как он наравне с Юрьевым должен нести ответственность за все безобразия которые творились в районе с ведома в первую очередь Забелина, которому не только нельзя доверять руководить районом, но даже близко нельзя допускать к руководству, т. к. они мелкие воришки и если его не уберёте вовремя он натворит крупных дел. Хапает без зазрения совести государственные деньги, взял бесплатно в колхозе себе корову. Пьяница и симулянт.