Участь

На подоконнике, в вазе из хрусталя, разбрызгавщего цветастые искры по комнате, стояла роза.

Неубранный стол «после вчерашнего» источал запахи, поглотившие, подавившие её аромат.
Никто не позаботился положить розу на ночь в воду, и вид вчера ещё роскошной красавицы сегодня напоминал вялый салат, стоявший рядом на столе.
Роза брезгливо отворачивалась, но повисшая головка плохо слушалась.
Цветку, привыкшему к утреннему ветерку и заботливому поливу, было страшно в духоте и одиночестве.
Никогда прежде не испытывавшая даже беспокойство, не то, что страх, лепесточная душа чувствовала гибель.


В родном доме, розарии, цветы не видели ни старости, ни смерти.
Слабые и некрасивые бутоны убирались быстро и незаметно.
Повзрослевшие, ласково приговаривая, знакомые руки срезали таким острым ножом, что они не успевали испугаться и встревожить остальных. Затем их укладывали в большие коробки, бережно расправляя им платья листьев, и увозили кататься на тележках с плавным бесшумным ходом.
Оставшиеся подростки нежились в мягких водяных струях, обсыхали на тёплом ветерке и мечтали, когда их тоже повезут кататься.

- Сколько можно? Как привязанные! Ничего здесь не видим – сетовали, капризно поджимая губки лепестков, только-только появившиеся из тугого пеленания бутона.
Долетающие снаружи запахи говорили, что там, за этими окнами и дверью для тележки, большой весёлый мир.
- Скорее бы, скорее туда, в свет, к изысканному обществу.
Фантазия рисовала картины, не отличающиеся разнообразием, поскольку ничего, кроме себе подобных, они не видели. Но чужие ароматы и незнакомый говор, как шелест листьев, будоражили скудную фантазию и обещали цветочную сказку, а не жизнь.


- Давай не будем ничего убирать сами – это ленивый голос женщины в голубом.
- Давай. Позвони тёте Вере в 19-ю. Заплатим ей и поедем кататься и завтракать в ту новую кофейню, помнишь, где тебе понравились булочки?
- Помню. Только позвони сам. Скажи, чтобы через полчаса. Хочу ещё полежааать.


- Кататься! Наконец-то! Это значит, что сейчас будет тёплый душ, потом ветерок и меня повезут на мягкой тележке. Конец моим мучениям – роза сделала усилия, прихорашиваясь.
Головка была тяжёлой и стебель больно согнулся. Саднило в тех местах, где оторвали листики платья. И неловко за вид голой ножки. Как же непривычно в цветочной сказке-жизни.
- Ничего, сейчас кататься, а потом, наверняка мне дадут новое платье…

Я не стану дальше писать. Не хочу, чтобы так. А как иначе, я не знаю.