Глава 16

       ГЛАВА 16
            
          Автомобили, сошедшие с конвейеров в Европе и Японии, заполонили улицы российских городов. Чаще всего это были устаревшие модели, от которых прежние хозяева спешили избавиться. Бывшие советские граждане покупали подержанные иномарки и не могли нарадоваться, простотой и надёжностью в управлении. Не говоря уж о внешнем виде заморских седанов и внедорожников, всё же отечественный автопром сильно отставал по качеству. Менять «Волгу» на иномарку Антонов не собирался – привык. На следующее утро генерал выгнал свою «трудолюбивую лошадку» из гаража, чтобы отвезти сестру на рынок. Где работала Наталья, которая по договору аренды снимала квартиру у Ольги Степановны, а по факту оказалось, что там живут неизвестные люди. Ситуация была серьёзная и Антонов по такому случаю даже предпочёл облачиться по всей форме. Китель оказался в пору, и всё же Антонов чувствовал себя в нём как-то иначе. Как будто с чужого плеча. Давно не одевал, отвык. Он постоял у зеркала придирчиво оглядев каждую деталь, портрет Вероники на противоположной стороне отражался в зеркале чуть выше его плеча. Михаил Николаевич посмотрел на портрет любимой жены. Ничего не изменилось между ними и не могло измениться. Он любил её, как прежде.
 
          Сумасшедшее движение в городе требовало огромного напряжения, и теперь Михаил Николаевич не любил садиться за руль, предпочитая метро. Он едва успевать реагировать на дорожный беспредел, приходилось крутить головой на все триста шестьдесят градусов. Если загорелся зелёный, ещё не факт, что тебя пропустят. Крутым перцам обычные правила не писаны, того и гляди выскочат на встречную полосу. И выскакивают. Вылетают на перекрёсток, как всем известные тупые братья из ларца, игнорируя сигнал светофора. Атакуют друг друга в лоб. Плевать они хотели на других участников дорожного движения, вот и сейчас два чёрных внедорожника марки Хаммер проехали на красный свет. Антонов негромко чертыхнулся:

          – Ты посмотри, Оленька, что творят засранцы. Впору выпускать спецмашины для спецсигналов, чтобы окончательно не запутаться в автомобильной иерархии. Чем круче марка автомобиля, тем наглее водитель.

          – Я тебе рассказывала, что наш Максим таксистом работает, он тоже постоянно возмущается. Теперь правила дорожного движения вообще перестали соблюдать. Максим говорит, что к концу смены просто, как выжатый лимон.

            – Я его хорошо понимаю. Теперь сам с неохотой сажусь за руль. Нет того удовольствия.

            – Помнишь Миша, когда ты свою Волгу купил мы половину Москвы объехали за два часа, а сейчас сплошные пробки. Ужас. Просто ужас. По тротуарам ездят. Креста на них нет.

            – Какой крест, Оля, ты о чём! Я тебе сейчас одну историю расскажу. Помнишь нашу соседку, Дарью Ильиничну, вдову прокурора. Не так давно все подъезды во дворе обклеили объявлениями. Приглашают на семинар по оздоровлению кармы.

             – Чего?

             – Кармы, Оля, кармы. Ты не ослышалась. Какой-то новоявленный «гуру» предлагает бесплатную помощь всем страждущим. Для закрепления полученных знаний, после лекции желающие могут купить брошюрки, заряженные благодатью великого магистра. Такая вот нехитрая коммерция. Коммерция нехитрая, но совсем не безобидная. Зачастили к нашей Дарье Ильиничне странного вида личности. Я, возможно, ничего бы и не заметил, но Катюша приболела, мне пришлось самому домовничать несколько дней, пока она с температурой лежала. Иду из булочной слышу в квартире Дарьи Ильиничны песнопения какие-то непонятные на мантры похоже. Я насторожился. Через день опять какое-то сборище у неё. Чувствую спасать человека пора. Позвонил в квартиру, дверь открыла сравнительно молодая особа, весьма колоритной наружности, одета в азиатском стиле. В квартиру впускать меня не собирается, а хозяйку позвать отказывается. Тогда я решил не спрашивать позволения и пошёл напролом. Прорвался в гостиную, сидит Дарья Ильинична, тоже цветисто разодета. Шаманский бубен в руках держит, а на груди, между амулетами, крест висит, размером с мою ладонь. Публика суетится вокруг неё, как будто самой владычице вселенной прислуживают. Я к ней, а Дарья на меня даже не реагирует. Опоили чем-то, и используют в качестве «живого божка». Вижу дело плохо. Звоню участковому милиционеру. Не тут–то было, на другом конце провода только хамят в ответ. Проплачено по всей видимости. Зашевелились только тогда, когда я в управление позвонил. Там ещё остались старые кадры. Приказали своим архаровцам навести порядок. Уже через десять минут взвод спецназа всех без разбора мордой в снег уложил. Пришлось выйти в форме, чтобы отсортировать своих от непрошеных гостей. Поздно я спохватился. В больничке теперь Дарья Ильинична. Врачи дают неутешительный прогноз, эти благодетели чем-то травили старушку. Квартира в престижном районе – лакомый кусок для проходимцев. А ты, моя милая, сестра, полгода дома не была.

         – Знаю, Миша, что сама виновата. Деньги приносили, я и успокоилась. Храм восстанавливаем, работы много. Я же на клиросе пою у себя. Там напасть иного рода. Приходят в церковь как будто на завалинку вечерок скоротать. Хорошо ещё семечки не приносят. Толкаются, шипят друг на друга. Причастятся первый раз в жизни и уже в рай норовят. Чуда ждут. Батюшка молоденький у нас. Мне его жалко. Пытается деликатно втолковать своей пастве, что негоже смешивать православие с языческими обрядами. Не слушают, Миша.

         – Переболеют и поумнеют. Это не так страшно, а вот в городах гуру-самозванцы собирают стадионы. И всё безнаказанно. Неужели люди до сих пор не поняли, что это целая индустрия. Новоявленные «мессии» хотят не просто на чужом горбу в рай въехать, а на шестисотом «Мерседесе». И виллу где-нибудь в Калифорнии купить.

         – Не дай бог, Миша, на таких нарваться. Страшное дело. Читал новости. Солоницын в страну вернулся.

         – Знаю. И что? Кто его слушать станет. Как не слушали, так и не будут слушать. Покажут пару раз по телевизору и забудут.

         – Боюсь, что ты прав, Миша. У нас же нет пророка в своём Отечестве.

         – Зато Эдичка Огурцов сутками по телевизору вещает. Скучно ему стало на «Радио Свобода» обратно вернулся. А у нас теперь нарасхват, сейчас для проходимцев самое время. За океаном лучше нас знают, как нам жить теперь.

           – Я как увидела, что Огурцов в президенты метит, в ужас пришла. Не дай, Бог! Господи, спаси и сохрани!

          – Да уж! Бедная наша Россия! Из огня да в полымя.

          – Всё же большое преступление совершили большевики, когда разрушили храмы. И как после этого людей судить? Поди разберись, голова кругом.

         – Читал тут одного деятеля из вечных пропагандистов. Ему всё нипочём, и здесь вывернулся наизнанку. Пишет, что разрушенные храмы своим видом напоминали советским людям, как они низко пали.

          – Даже так!

          – Представь себе, сестра моя, дорогая! Можно и так оказывается.

          – Если его послушать, так большевики народу большую услугу оказали. А про расстрелянных священнослужителей, что этот пропагандист пишет?

          – Олечка! Он же профи. Про это молчок. Умеет стервец вывернуться. Теперь он уже не пропагандист, а философ. Даже от русской православной церкви умудрился награду получить. Правда там быстро поняли, что поспешили с награждением, но не отнимать же обратно. И деликатно отвернулись от него.

          – Это, прости господи, Дастарханов?
 
          – Он болезный.

          – От него ничего другого и не ждала.
      

         Возле рынка было настоящее столпотворение, с большим трудом Антонов нашёл место для парковки. Рынок представлял из себя безобразное зрелище стихийного торжища. Кривыми рядами стояли разноцветные шатры, собранные на скорую руку из разного хлама. Между шатрами были втиснуты железные контейнеры, которые раньше служили для перевозки мелкого багажа. В контейнерах хранили товар из них же торговали. Царство антисанитарии и жульничества, в узеньких лабиринтах которого легко было заблудиться. Только посвящённые люди знали, что в этом кажущемся беспределе сформировалась жёсткая схема контроля над торговцами, каждая торговая точка была обложена данью. Мимо хозяйского ока даже мышь не проскочит.

         Антонов вышел из машины и надел свой китель, понимая, что засветить погоны совсем не лишнее.

         – Ну, что пойдем, посмотрим на твоих обидчиков.

         – Егоровна говорила, что у неё ларек называется "Исток".

         Долго плутали по торговым рядам. Шустрые цыганята хватали за руки покупателей и клянчили денег. Выхватывали у прохожих стаканчики с мороженным. Эти была их родная стихия, бесята наслаждались полной безнаказанностью и дикой свободой рыночных джунглей. Мрачные покупатели посещавшие развалы с китайским барахлом крепко держались за свои тощие кошельки. Цыганки редко приставали с предложением погадать, теперь они промышляли особым зельем из Средней Азии. Бизнес был сверхдоходным. Поймать наркодилеров в цветастых шалях с поличным удавалось редко, да и ловить их было делом опасным и неблагодарным. Через день они возвращались на рынок, как ни в чём не бывало. При появлении в торговых рядах военного с золотыми погонами, цыганята моментально растворились.
   
           Наталья курила у входа в павильон с вылинявшей надписью «Исток». Девушка не ожидала увидеть Ольгу Степановну и была застигнута врасплох. После короткого замешательства, расплакалась:

         – Ой, Ольга Степановна. Это вы! Я так виновата перед вами.

         – Виновата, Наташа!

         – Вы уже знаете? Ума не приложу, что теперь делать. Здесь с Ахмедом познакомилась, стали жить вместе. Подарки дарил, начали жить вместе, женой называл. А когда узнал, что квартира чужая, сильно разозлился. Привёз свою семью. Они меня выкинули вместе с вещами, теперь у подруги угол снимаю. Ахмед деньги за свои подарки обратно требует. Говорит, зачем порядочного человека обманула. Ольга Степановна, он и с вами обещал расправиться.

           – Ну, для этого у него кишка тонка, – сказал Михаил Николаевич.

          Наталья испуганно посмотрела на военного. Только теперь поняла, что он не просто придирчиво выбирает фрукты с лотка, а слушает разговор. Антонов повернулся, и, глядя прямо в глаза, приказал:

          – Ведите сюда этого Ахмеда. И пусть не вздумает скрыться. Из-под земли достану.

          Торговец появился незамедлительно, «армянское радио» на рынке работало быстро. Одно дело тиранить беззащитную девушку и совсем другое угрожать человеку в погонах. Военная форма внушает таким людям страх. Ольга Степановна не проронила ни слова. Антонов говорил безапелляционно:

          – Слушайте меня внимательно, уважаемый. В виде исключения, только ради детей, даю тебе ровно сутки. Освобождаете квартиру и оставляете в том виде, в каком она была. И не дай, бог. Если мне не понравится. Встречаемся завтра в это же время. Приготовь всю сумму, что задолжал за проживание. Отдадите хозяйке ключи и можете торговать дальше. Если же нет. Сами понимаете, что будет, – Антонов посмотрел на часы, – На моих без четверти три. Время пошло.

          Ахмед онемел при виде генерала, и только угодливо кланялся. Антонов спросил:

          – Тебе всё понятно?

          – Поняли, господин. Я всё поняли.

          – Вот и хорошо. Свободен.

          На этом и разошлись. Ольга Степановна перекрестилась. Она была уверена, что всё получится. Брат за такие дела спуску не даёт, и всё же немного опасалась. Хотелось поскорее уйти отсюда. Когда-то здесь был небольшой колхозный рынок. Его открыли в конце семидесятых для жителей нового микрорайона, теперь этот рынок превратился в злачное место. Ходить здесь старались парами: один покупал или примерял товар, другой охранял его имущество. Михаил Николаевич неторопливо раскурил свою любимую трубку:

          – Оленька, пойдём отсюда. Угораздило же тебя связаться с такими людьми. Ну, не переживай, все будет хорошо.

          – Миша, я даже предположить не могла такое. Я несколько лет знаю её тетушку. Егоровна на клиросе поёт со мной в храме. И Наташа у неё гостила каждое лето, грядки полола, картошку копать помогала. Не забывает тётку. Да в общем-то она неплохая.
      
          – Ладно, поехали домой. Какой-то Содом, а не рынок. Вонища кругом. Как здесь люди могут что-то покупать?

          Когда садились в автомобиль, подбежала, запыхавшаяся Наталья:

          – Ольга Степановна! Вы только тётку не расстраивайте, пожалуйста. Одна она у меня осталась. И простите. Я, честное слово, не хотела. Так получилось!

          – Хорошо, Наташа!

          Антонов спросил:

          – Оля, говорит, ты огородница знатная. А не хочешь за городом пожить? Друг у меня себе помощницу по хозяйству ищет.

          – Ой, давно бы всё бросила. Осточертел этот рынок.

          – Ну тогда вот тебе визитка. Позвони.
         
         Когда отъехали Антонов сказал:

         – Оля, всегда знал, что ты великая женщина.

         – Миша, смеёшься над старой дурой.

         – Нисколько.

         Ольга Степановна посмотрела на брата, Антонов был абсолютно серьёзен:

         – Олечка, ты жила двадцать лет с человеком, которого я лично выставил бы за дверь сразу после рождения Марины. Трутень и манипулятор. Каким чудом ему удалось до полковника дослужиться, ума не приложу.

         – Миша, ты рассуждаешь как мужчина, любая женщина скажет тебе совсем другое. Нам ничего не остаётся, кроме того, как терпеть этих трутней и манипуляторов. Таких, к сожалению, большинство и они без нас пропадут.

         – Что ж, вероятно, ты и здесь права. Я же говорю – великая женщина.

         На следующий день всё прошло гладко. Ахмед вернул ключи и заплатили за проживание. Квартира была вылизана до блеска. Наталья хлопотала больше всех, она беспокоилась, что генерал передумает. Но Антонов сдержал слово и отвёз девушку за город, разом решив все её проблемы. Каково же было удивление, когда через шесть месяцев Ольга Степановна и Михаил Николаевич получили приглашение на свадьбу. Наталья не просто прижилась на новом месте, а стала полноправной хозяйкой в доме. Разница в возрасте не смущала молодожёнов, всего-то и требовалось для женского счастья – немного мужского внимания.