Глава 20

                ГЛАВА 20

          До последнего момента Алина держала в тайне от Артёма, что уезжает на съёмки. Узнав об этом, юноша грозился приехать. "Какой дурак! И зачем я только с ним связалась!" – сокрушалась актриса, глядя на него. Устроившись в купе, сразу достала из чемодана роман Толстого. Открыла на семьдесят первой странице, но мысли сбивались и смысл прочитанного ускользал. Алина не заметила, как постепенно погрузилась в приятную дрёму, состояние пассажира при котором не хочется думать ни о чём. Мелькали обрывочные воспоминания, какие-то мысли, не связанные между собой единой цепью. Медитация была прервана неожиданным вторжением в её купе – в дверном проёме стоял Артур Аринин. Прошлый раз звонкая пощечина охладила пыл героя-любовника. Подвыпивший коллега решился на вторую попытку. Этого Алина даже предположить не могла, она отложила книгу:

         – Аринин, иди спать!

         Аринин отмахнулся от неё, поставил на столик бутылку шампанского:

         – Давай обмоем это событие! Свиридова, мы с тобой должны играть безумную страсть.

         – Аринин, иди спать!

         – Ага! Вронский, иди в баню!

         – Можно и так!

         – Слушай Свиридова, это глупо, в конце концов. Мы, взрослые люди. Ты знаешь о том, что воздержание вредно. Чистая физиология не более того. Ведь я же тебе нравлюсь. Ты мне тоже.

         – Чистая физиология, говоришь. Интересно, что думает по этому поводу твоя жена!?

         – При чем здесь моя жена? Она прекрасно знает: когда я выпью, мне это необходимо. Никакой измены здесь нет. Она у меня очень умная женщина. И такие вопросы мы с ней не обсуждаем. Иди же сюда. Меня это начинает злить.

         – Действительно, всё просто. Верность пережиток прошлого. Физиология требует, – Алина выдернула руку.

         – Слушай, Свиридова, ты всё-таки дремучая провинциалка. Как играть собираешься!?

         Артур сел напротив, икнул:

         – О! Простите, мадам.

         Он отхлебнул из Алининого стакана:

         – Чай, ты серьёзно. Даже не вино?! Ох, Свиридова, Свиридова… Слушай! Ехали как-то на гастроли в Прагу. Очередь в туалет образовалась, народ собрался, шумит. Потом дверь открылась и нарисовалась сладкая парочка. Оказалось, Нинка с Геннадием Петровичем зубки чистят. Минут тридцать так чистили. Наш Генаша, говорят, гигант большого секса. Нинка и меня проверила, сказала, что я не хуже.

         – Побереги силы для других. О закулисной жизни знаю не меньше твоего.

         – Это я тебе для примера. Приспичило людям. Понимаешь?! Не понимаешь! Кто за это осудит. Глупая Свиридова. Спорим, что Нинка скоро заслуженной станет, а ты так и будешь торчать одна в купе, как дура.
 
         Он резко подался вперёд, Алина отшатнулась, чтобы влепить ему очередную пощёчину, но получила упреждающий толчок в больное плечо.

          – Ещё чего. Размахалась.

          И Аринин мгновенно испарился. Девушка с досадой и горечью смотрела ему вслед. Неужели ей не суждено по-настоящему влюбиться, и никто её не полюбит: «Господи, откуда они берутся такие?! Нет, нет! Нельзя отвлекаться на личное, завтра начнутся съёмки. Анна, теперь я только Анна Каренина. Как говорил любимый педагог: фанатизм в актёрской профессии приветствуется Ох, дорогой Евгений Семёнович! Как же плохо без вас».  Алина взяла книгу, открыла, но читать не могла.

          Дорогой Евгений Семёнович, был настоящим мастером. В него влюблялись все студенты. И Алина тоже с тихим обожанием вздыхала по своему наставнику. На лекциях он был хорош, всегда смотрел куда-то вдаль, стараясь не замечать восторженные взгляды. «Прошу заметить, что фанатизм для артиста необходим только тогда, когда начинается работа над ролью. А работу над ролью нельзя смешивать с личной жизнью» – напутствовал он студентов сходя с кафедры. Это не было игрой в самолюбование, всё в нём было органично и естественно, как сама жизнь. Та жизнь, которой в реальности у него не было, но какую он хотел бы видеть. Ещё в юности в одной из экспедиций Евгений Семёнович потерял жену, и долгое время оставался верен ей. На склоне лет имел несчастье увлечься какой-то провинциальной актрисой. Возможно, она напомнила стареющему мэтру его жену, как бы то ни было, история имела печальный конец. Актриса использовала мастера и упорхнула с молодым любовником в тёплые края. Евгений Семёнович не перенёс удара и скончался. Этот светлый, талантливый и добрый человек был одинок. Всё что ему оставалось, это радоваться успехам своих учеников.

          «Странно.Почему он не мог остановить свой выбор на любой из тех, кто по-настоящему ценил и любил его. Такая грустная история. Ах, Евгений Семёнович, я была бы счастлива…» – подумала Алина и оборвала свои грёзы, захлопнул недочитанную книгу. Она убрала роман Льва Толстого на полку, закуталась в одеяло и долго смотрела в темноту за окном. Полная Луна лишь изредка мелькала в промежутках между кронами одинаково чёрных деревьев.

         Утром Артур как ни в чём не бывало вручил Свиридовой белую розу:

         – Забудем всё. Побережём эмоции для съёмок. Матвеев постарается использовать свой шанс. Так что выжмет из нас все соки и придётся вкалывать по полной программе. Сегодня ночью он приструнил народ. Не слышала? Быстро всех спать уложил. Да и Тениальный своей звезданутостью не даст нам покоя. Хотя, кажется, он хороший мужик.
 
         Алина молча взяла розу. Аринин состроил невинную гримасу:

         –Ладно, может и к лучшему, что, между нами, ничего не было. В этом есть своя интрига. Не находишь!?
    
         В профессионализме Артура сомневаться не приходилось, Алина это понимала и приняла цветок в знак примирения. Всё же была в подлеце Аринине подкупающая открытость. Вот и в адрес Тениального не побоялся высказаться прямо, впрочем, он знал с кем разговаривает. Свиридова не сплетница и об этом в театре знали все. Со временем произошла странная метаморфоза, работа сблизила артистов, и глубокая неприязнь к коллеге переросла в приятельские отношения. Аринин, неисправимый циник и любитель пошлости, в присутствии Свиридовой менялся, кажется, он даже начал её уважать. Съёмочная группа была подобрана со знанием дела. Страх перед Матвеевым развеялся в первый же день. Максим обаял всех. Его голос, спокойный и уверенный, действовал магически. На площадке царила атмосфера взаимного уважения, классическая проза Льва Николаевича создавала ауру истинно творческого процесса. Коллеги постепенно оттаяли и искренне радовались дружелюбию и взаимному уважению, царившему на съёмочной площадке. Работали с настроением и душевным комфортом.

         Алина каждое утро просыпалась в прекрасном расположении духа, и продолжала испытывать трепетное волнение от предчувствия счастья, и огромного желания быть такой же любимой, как её героиня. Какая же у неё прекрасная профессия. С режиссёром актриса легко нашла общий язык, Матвеев так же был доволен своим выбором. Немного смущал Борис Тениальный. Максим не смотрел телевизионные шоу и не представлял себе масштаб популярности Бориса. Шоу мен привлекал дикое количество поклонниц на съёмочную площадку. В глубинке его обожали ещё больше, чем в столице, это несколько усложняло работу. Борис лукаво улыбался, и с видом наивного ребёнка разводил руками: мол, ничего не могу поделать. Любит меня народ. Рейтинг, господа! Для ТВ это всё. И вам сплошная польза от этого – фильм с моим участием привлечёт зрителей в кинотеатры. Такие разговоры оставались за скобками, но красноречивая мимика актёра, говорила именно об этом. А в остальном Борис был сама непосредственность. Зная о стесненных обстоятельствах коллег, он устраивал широкие застолья за свой счёт. Чем сдерживал агрессию даже самых отъявленных завистников. Матвеев относился с большим терпением к выходкам Тениального. Продюсер фильма был всё тот же Дэн Пивоваров, который являлся продюсером Бориса по телевизионной программе. Такой факт нельзя игнорировать. Нравится это или нет. Максим умело сглаживал мелкие недоразумения, и работа доставляла радость всем без исключения.

            На период съёмок, Матвеев предусмотрительно внёс в контракт каждого артиста запрет на пользование интернетом и ограничил просмотр телевизионных программ. Разрешалось выходить на связь с родными по телефону не чаще двух раз в день. Свиридовой звонить было некому. Мать не очень-то ждала звонки дочери. Обычно Надежда начинала жаловаться на жизнь и клянчить деньги. Разговоров по душам у них никогда и не было. Алина решила вести дневник, чтобы занять себя в свободное время. И стала каждый вечер записывать свои впечатления от работы, попутно делая небольшие лирические зарисовки. Что-нибудь в таком духе. «Сама природа способствовала творческому процессу. На помощь весне подоспели южные ветра и, навалившись упругой грудью, выдавили с небосвода свалявшиеся в колтуны тучи – землю по утрам ещё кидало в озноб. Немного поворчав для приличия, уставшая и вымороженная до предела старуха-зима собрала свою поистрепавшуюся орду, состоящую из посланцев свирепого севера. И неспешно потянулась с ними на долгожданный отдых в Арктику до следующего сезонного набега. Душа молодой актрисы очнулась от затянувшегося межсезонья, её томило предчувствие любви. Анна прислушивалась к себе, боясь проснуться однажды и не уловить эти трепетные вибрации. Очень хотелось верить, что скоро состоится, обязано состояться рождение великой, всепоглощающей любви. Не по-детски наивной, не по-юношески надрывной, а выдержанной, созревшей, как элитное вино. Такие чувства пьянят душу изысканным букетом, будоражат воображение богатым послевкусием. Их стараются уберечь и боятся расплескать хотя бы каплю. Трепетно оберегают и хранят как самые дорогие воспоминания». Иногда Алина вела дневник от лица Анны, такая задумка казалась ей оригинальной. Она закрыла тетрадь и с горечью подумала: «Неужели накопившееся в душе томление будет растрачено на роль». И только Анна, несчастная счастливая Анна Каренина, познавшая гибельную страсть к Вронскому, получит всё, и выпьет за неё бокал благородного напитка Гименея. А выжатой и опустошенной ролью Алине Свиридовой останутся лишь воспоминания. Актриса ловила на себе взгляд Матвеева и бессознательно старалась удержать его внимание. Она и не думала флиртовать, даже не понимала, что с ней происходит, ей было просто светло и радостно – счастье казалось таким близким и возможным. Ведь даже самое угрюмое и затянувшееся межсезонье неизбежно заканчивается.