Обреченный император

Петру надоело воровство Меншикова. Будь на его  месте кто другой, давно бы головой поплатился. Царь и дубинкой охаживал светлейшего и словами корил. Тот каялся и… продолжал. И по малому веровал и по крупному тоже. Воровство быстро раскрывалось, светлейший в очередной раз в казну накраденное сдавал … и не мог устоять от появившейся самой малейшей возможности. Легче всего было присвоить военную добычу. Но после Полтавской битвы Александр Данилович воевал совсем недолго. Во время кампании в Германии, где он в союзе с датчанами и пруссаками выбивал шведов из их померанских крепостей, разразился грандиозный скандал. Заняв одну из важных шведских крепостей, Меншиков не передал ее, как было заранее оговорено, датчанам, а… продал за миллион талеров прусскому королю. Петр был вынужден отозвать свет-лейшего. С тех пор Меншиков редко покидал Россию, располагаясь в своем роскошном дворце на берегу Невы, привыкнув к ритму жизни царя, находясь подле него большущий отрезок, привыкший улавливать каждую мысль Петра Алексеевича. И незамедлительно исполнять ее, он  теперь каждое утро еще затемно  спешил на строй-ки, верфи… Лучше него положение дел знал только сам государь. Вечером Меншиков возвращался в свой роскош-ный дворец на Васильевском острове, где его ожидала лю-бимая жена Дарьюшка-красавица из семьи дворянской Арсеньевых. Дом его был всегда «полной чашей», жил Меншиков щедро, с размахом, желанием поразить всякого богатством своим, шальным счастьем, бьющим через край. Но это уже не был безродный баловень судьбы. Его уже не связывали, как прежде чувство локтя с Государем, Да и не надеялся он на судьбу, таская ее за хвост, точно так, как делает это несмышленыш со своим любимым животным  .Природная живость и изворотливость ума помогали ему прежде выполнять самые рискованные поручения нетер-пеливого повелителя. Проявил он и личную храбрость, когда "брал на шпагу" города.
Время шло, Петр все дальше отдалялся от Меншико-ва. Исчез тот Алексашка, с которым Петр ездил в Немец-кую слободу к Анне Монс  и Лефорту, штурмовал Азов и Нарву. Остался казнокрад – светлейший князь Александр Данилович Меншиков, облеченный огромной властью. Но не всегда небо было безоблачным над гнездом Меншикова. Порой царь бывал и суров к светлейшему. Все аферы, жульничество и махинации Меншикова быстро становились ему известны, и в 1723 году светлейший ощутил растущее раздражение царя, уставшего «подтирать» за непрерывно «гадившим» любимцем. И статься бы беде великой…  Но на этот раз за любимца вступилась жена Петра, царица Екатерина – бывшая любовница Меншикова. Её связывало с «Алексашкой» значительно большее, чем память о поросшем быльем любовном  романе. Они, выходцы из низов, были одиноки в толпе родовитой знати, нена-видимы всеми в завистливом придворном мире, а поэтому держались друг за друга, боясь пропасть поодиночке.
Как знать, проживи Петр еще несколько лет, и Алек-сандр Данилович  окончил бы жизнь на плахе. О такой перспективе светлейшему все чаще приходили  мысли в голову. Над императрицей нависла серьезнейшая опас-ность – Петру надоели развесистые рога, которыми его награждала императрица. В ноябре он приказал казнить камергера Виллима Монса за взятки, хотя все при дворе знали, что главной причиной были слишком близкие от-ношения Виллима с Екатериной.
Судьба пощадила и Меншикова и, Екатерину. Петр умер раньше… А может ему помогли умереть?...
Сбрасывать со счета возможность отравления импе-ратора не следует. Слишком многие были заинтересованы в его смерти. И легче всего отравить царя можно было ца-рице, она была рядом с ним.
Петр доживал отпущенный ему срок, заканчивался пятьдесят третий год его жизни.
Он уже давно называл себя стариком. Припадки бо-лезни стали более частыми, но врачи, лечившие  царя и гонимые им, дарили императору иметь возможность рас-порядиться великим наследством согласно с интересами государства. Но мог ли он надеяться, что ему дадут спо-койно угаснуть в постели, если сам провоцировал опаса-ющихся его гнева?..
После того, как заспиртованную в стеклянном сосуде голову Монса поставили в покоях императрицы, Петр Великий разбил зеркало и сказал: 
- Видишь стекло сие? Презрительное вещество, из коего оно составлено, было очищено огнём и служило ныне украшением дворца моего.  Но одним ударом руки моей оно снова превратилось в прах, из коего извлечено было.
- Разве теперь, после того, как ты разбил зеркало твой дворец стал лучше? — нашлась что сказать Екатери-на.
Петр, хлопнув дверью вышел,
О чем могла думать жена Петра после ухода мужа, сидя в роскошном дворце среди подобострастной прислу-ги и глядя на голову своего любовника, плавающую в банке со спиртом? Ведь плавает она там по ее вине...
Возможно, вспомнила императрица о том, что голова Марии Гамильтон, любовницы Петра Алексеевича, ближайшей подруги самой Екатерины тоже где-то плавает в спирту…
И казнили Гамильтон  по приказу царя…  Правда, не была Гамильтон официальной женой…
А официальная жена Евдокия  где?  В  темнице! А сын родной где?  На том свете…
Да, не  самые радужные перспективы ждали Екате-рину Алексеевну в будущем. При  самом удачном  исходе уделом Екатерины в ближайшее время оставался мона-стырь с тюремными условиями заключения.
Что оставалось делать императрице: сложа руки ожидать, когда топор возмездия обрушится на ее шею?..
Она – всё же коронованная особа, у неё есть права на престол в случае смерти мужа. Да,, она уступает в значи-мости дочерям своим, но она может выиграть в споре за них с внуком  Петра от Алексея поскольку она официаль-но признана императрицей, причём по воле самого Петра Великого. Но нужно перешагнуть, что отделяет её от стра-ха повседневного!
Находясь на волосок от гибели, она сохраняла шанс стать самодержавной властительницей одного из самых значимых государств мира. Только смерть Петра отделяет её от власти.
Знакомство Государя с «документами» Виллима Монса стало угрозой не только для Екатерины, но и мно-гих сановных лиц, в число которых входили и прежние  приверженцы Петра. Находясь вблизи августейшей фигу-ры, они правдой и неправдой сколотили такие состояния, какие не снились и некоторым царственным особам. До-бившись высокого положения, они утратили всякую поря-дочность, корысть источила в труху души их, и предан-ность тому, кому они всем были обязаны, приближалась к нулевой отметке.
То обстоятельство, что смерти был предан только Монс, а видимым наказаниям подверглись мелкие пешки в большой игре, могло успокоить только тех, кто не знал характера Петра. Все знавшие - ждали и все боялись.
Боялась, как уже было сказано выше, Екатерина Алексеевна, знавшая о том, что Петр собственноручно уничтожил завещание, по которому она объявлялась наследницей престола. Знала, что Пётр был очень ревнив, и не прощал измен, а в  соответствии с традиционными монархическими представлениями измена жены монарха приравнивалась к государственной измене!..
Из плеяды других важных персон государства, более других опасался расправы   великий князь Меншиков - недостатков у него было навалом, а как казнокрад, он мог быть примером для всех царедворцев. Вот только в бес-толковости его обвинить было никак нельзя. Будучи не-грамотным, он обладал великолепным умом, хранящим в памяти бесчисленное   количество  свидетельств того, с чем ему соприкасаться приходилось. Это был умный, дея-тельный, отважный человек, обладавший пока еще огром-ной властью, пользующийся доверием в армии и особенно в гвардии. О нем уж никак нельзя было сказать о том, что он отягощен моральными принципами!!!
 Мозг светлейшего лихорадочно  начал  работать в поисках выхода из сложившихся обстоятельств…
Перебирая большое количество лиц, составляющих окружение царя и допущенных к управлению делами гос-ударства, можно было с уверенностью сказать, что в  кон-це 1724 года почти все они были заинтересованы в его гибели. Император был обречен. Ему не на кого было положиться. Он мог не доверять всем, у него не было возможности посоветоваться с кем-то  по вопросу передачи власти…Царица ему неверна  и после того, что случилось, своей наследницей он назначить её не мог.
С дочерями тоже было много сложностей. В глазах народа они были незаконнорожденными и согласно вере православной не имели священного права на трон.
Дочери Анне престол передать Петр 1 не мог потому, что она была обручена с голштинским герцогом. К тому же Анна официально отказалась от права на рос-сийский трон
Елизавете, особе весьма легкомысленной, доверить правление государством было слишком опасно. К тому же ее планировали выдать замуж за короля Франции Людовика XV
Оставался внук Петр, сын царевича Алексея. Но он рос вне двора, ему исполнилось только 10 лет и уверенно-сти в том, что он не пойдет по стопам  отца, казненного царевича Алексея, у деда не было Поэтому он и не решал-ся назвать своего преемника по указу о престолонаследии.
Над головой  царя Дамоклов меч повис,
И волосинка скоро разорвется…
Все темные дела в тяжелый жгут свились,
И в  будущем  никто не разберется

И только смерть раскрутит этот жгут.
Но может быть не так как это надо?
И люди, утомленные бредут –
Без пастуха напоминая стадо!

 И в том, что смерть Петра Первого вскоре наступи-ла, нет ничего удивительного. Удивительным скорее было бы, если бы такого не произошло…
Для реализации  замысла убить царя, следовало вы-брать момент, когда царь заболеет, чтобы смерть насиль-ственную на болезнь списать было бы можно.
Приступы болезни, много лет тревожившие царя не-сколько участились. Физически царь оставался еще до-вольно крепким, так что надо было… поторопить болезнь. К счастью для желающих смерти Государя, сам он напле-вательски относился к своему здоровью, редко следуя со-ветам своих лекарей.  Он продолжал нисколько не беречь-ся, обзывал невеждами и прогонял дубинкой врачей – немца Блументроста и англичанина Паульсона, пропове-довавших ему об умеренности. О какой умеренности мож-но говорить, если царь долго усидеть на одном месте не мог!. Он чувствовал себя уверенно в крепком  теле своем.. Во второй половине сентября прогуливался в своих садах, подолгу плавал в  по Неве… В начале октября он отпра-вился осматривать Ладожский канал, вопреки советам своего медика Блюментроста, потом поехал на Олонецкие железные заводы, выковал там собственными руками по-лосу железа весом в три пуда, оттуда отправился в Старую Руссу для осмотра солеварень. Оттуда в первых числах ноября поехал водою в Петербург, но тут, у местечка Лах-ты, увидел, что плывший из Кронштадта бот с солдатами сел на мель. Сидевшие в нем солдаты не знали, что де-лать? Некоторые стали с бота прыгать в воду. Царь не утерпел, сам поехал к нему и помогал стаскивать судно с мели и спасать людей, причем стоял по пояс в воде. Выпив после анисовой несколько стопок,  царь согрелся. И всё же несколько дней не выходил наружу.
20 ноября Нева  окончательно стала, но ручаться за крепость льда никто не мог. Царя это не остановило…Он первым  в столице переехал по льду через Неву.  Эта его выходка показалась настолько опасной, что начальник бе-реговой стражи Ганс Юрген хотел даже арестовать нару-шителя, но император проскакал мимо него на большой скорости и не обратил внимания на его угрозы.
20 декабря он участвовал в грандиозной попойке, устроенной по случаю избрания нового «князь-папы Все-пьянейшего собора», а январь 1725 года начал особенно бурно, отгуляв на свадьбе своего денщика Василия Поспе-лова и на двух ассамблеях – у графа Толстого и вице-адмирала Корнелия Крюйса.

Особенно же поразил всех «больной» император, ко-гда 6 января, в мороз, прошел во главе Преображенского полка маршем по берегу Невы, затем спустился на лед и стоял в течение всей церковной службы, пока святили Иордань, прорубь, вырубленную во льду.
Петр уже мало занимался делами, хотя и показывал-ся публично по обыкновению.
            С17 января стал испытывать страшные муче-ния. Эта болезнь оказалась последней в его жизни
Стоп!  Так все же от чего умер царь? От чего его ле-чили? .А самое главное, кто находился у постели его?
Доктор Лазарити  - итальянский врач свидетельство-вал том, что у русского царя отмечалась задержка мочи вследствие застарелой венерической болезни, от которой в мочевом канале образовалось несколько небольших язв».
Значит, речь идёт об острой задержке мочи… Да, это опасно для жизни. Но в период жизни Петра уже практи-ковалась и катетеризация мочевого пузыря  и врачи умели накладывать цистостому, спасая людей от смерти. Почему этого не сделали у Петра Великого. Ведь лечили его одни из лучших врачей Европы…
Лечившие Петра врачи-немцы, братья Блюментро-сты, были против хирургического вмешательства, а когда хирург-англичанин Горн операцию все же провел, то было уже поздно - у Петра вскоре начался «антонов огонь», как в то время на Руси называли гангрену. Последовали судороги, сменявшиеся бредом и глубокими обмороками. Последние десять суток, если больной и приходил в сознание, то страшно кричал, ибо мучения его были ужасными.
В краткие минуты облегчения Петр готовился к смерти и за последнюю неделю трижды причащался. Он велел выпустить из тюрьмы всех должников и покрыть их долги из своих сумм, приказал выпустить всех заключен-ных, кроме убийц и государственных преступников, и просил служить молебны о нем во всех церквах, не исключая и иноверческих храмов.
 26 числа ему стало еще хуже; освобождены были от каторги все преступники, невиновные против первых двух пунктов и в смертоубийствах; в тот же день над больным совершено елеосвящение.
 На другой день, 27 числа, прощены все те, которые были осуждены на смерть или на каторгу по военным ар-тикулам, исключая виновных против первых двух пунк-тов, смертоубийц и уличенных в неоднократном разбое; также прощены те дворяне, которые не явились к смотру в назначенные сроки.
 В этот же день, в исходе второго часа, Петр потре-бовал бумаги, начал было писать, но перо выпало из рук его, из написанного могли разобрать только слова «Отдай-те все…», потом велел позвать дочь Анну Петровну, чтоб она написала под его диктовку, но когда она подошла к нему, то он не мог сказать ни слова.
 
Наступил вечер, а за ним ночь. Государи ни с кем не говорил… лежал обратив лицо в потолок, словно, что-то внимательно  рассматривал там то, чего другим видеть было не дано..
Тело его леденело все более и более, и в начале ше-стого часа пополуночи 28 января 1725 года, под шепотом благочестивых напутствий и молитв тверского архиерея, испустил Государь последний вздох.
На одре лежал посинелый труп, но присутствующие все еще думали, что в этом теле тлеет еще жизнь. Наконец сомнение исчезло. Государь-император Петр Алексеевич после мучительной тринадцатидневной агонии испустил дух.