Последние проводы шкиперской дочки

«…Меншиков в беззаконии зачат
и в гресех родила его мати,
а в плутовстве скончает живот свой…»
                Петр Великий

Будучи с царем за границей, Екатерина посылала Меншикову подарки, сопровождая добрыми и ласковыми письмами. И он платил Екатерине той же монетой, низко склоняя голову перед царицей, почтительно и точно ис-полняя ее высочайшую волю. В его верности, надежности Екатерине не приходилось сомневаться. Уезжая с Петром в дальние поездки и опасные походы, она оставляла Мен-шикову самое дорогое, что у нее было на земле, – дочек Аннушку и Лизаньку, а потом и сына Петрушу. И могла не волноваться – в богатом и уютном дворце светлейшего, в компании его дочерей, под присмотром его жены Дарьи и свояченицы Варвары дети всегда были окружены заботой и вниманием, и каждый раз, распечатывая письмо из Петербурга, Екатерина узнавала, что дети «во всяком добром и здравом пребывают состоянии». Поэтому кажет-ся таким естественным, что после смерти Петра Великого старый друг подсадил его вдову на высокий престол Романовых.
Те девочки, которых  оставляли на попечение Алек-сандра Даниловича подросли. А старшая из них, достиг-шая семнадцатилетия по брачному контракту уже счита-лась герцогиней Голштейн-Готторпа. Оставалось только провести бракосочетание. Матушка Государыня Екатерина Первая  ни в чем не изменила контракта и после Пасхи приказала приступить к сооружению, на берегу Невы, в Летнем саду, обширной залы для торжества бракосочетания. 19-го апреля, при им-ператорском Дворе в первый раз официально праздновался день рождения герцога голштинскоготак, как если бы он уже стал членом императорской семьи..1725 года мая месяца 21-го , в церкви св. Троицы  совершено было бракосочетание. Анны Петровны Романовны и Карла-Фридриха герцога Голштинского. Ли-цо Карла свет излучало от довольства. Наконец-то свер-шилось то, чего он так долго добивался. Лицо молодень-кой семнадцатилетней девушки, которую с этого дня сле-довало называть Её Светлостью Герцогиней Голштейн-Готторпской было спокойно, Она вышла замуж по обязан-ности, а не по любви, День бракосочетания объявлен в Санкт-Петербурге праздничным. Обширная зала выстро-енного только для этого павильона полно гостей. Пир по православному… Столы ломятся от  самых изысканных яств, вином и водкой хоть залейся!. Императрица не пожа-лела денег. Все вышло на славу! И семейное гнездышко Карл-Фридрих соорудил, наняв для этого за 3000 рублей двухэтажный каменный дом у генерал-адмирала Апракси-на и матушка-царица вниманием своим не оставляла, а между новобрачными словно кошка черная пробежала. Между новобрачными начали происходить размолвки; пристрастие герцога к вину и вспышки его безоснователь-ной ревности были причинами охлаждения супругов. Не-смотря на это Императрица Екатерина не только не осла-била своего внимания, а наоборот, выказывала зятю с каж-дым днем все большую и большую благосклонность. 17-го февраля 1726 года  он назначен был членом Верховного Тайного Совета, что давало возможность влиять на реше-ние важнейших государственных  дел России. Герцог остался жить в Петербурге, пользуясь расположением Екатерины I. В день Пасхи императрица пожаловала зятя высоким званием подполковника Преображенского полка. Все эти знаки расположения императрицы вызывали зависть и раздражение у  Светлейшего. Возвышение герцога очень не нравилось Меншикову, но он старался не показывать своего нерасположения к Карлу-Фридриху, понимая, что еще немало находится среди сановников, сторонников герцогини Анны, которые и голову могли свою поднять, если бы царствование Екатерины I пошатнулось…
Теплота родственных чувств Екатерины стала при-чиной так называемого «Голштинского кризиса»
Напомним читателю о том, что сам герцог Голштин-ский был личностью ничтожной. Он был пешкой в руках своих сановников, ведущих за него все политические дела небольшого северогерманского княжества.
Брак с дочерью Петра нужен был голштинцам для того, чтобы заручиться дипломатической и военной под-держкой России в борьбе за шведский престол (Карл Фри-дрих был племянником погибшего в 1718 году Карла ХII) и в борьбе против Дании, отхватившей в самом начале Северной войны почти половину герцогства – землю Шлезвиг. Петр принял герцога как родного, но кроме туманных обещаний тот от царя ничего не услышал. И это неслучайно. Петр вел свою сложную, многоходовую политическую игру, конечной целью которой было усиление не Голштинии или Швеции, а России за счет спорящих сторон. И начинать открытую войну против Дании, которая являлась союзницей России, Петр просто не мог. Данию поддерживали еще Пруссия и Англия.  Это понимали и в Швеции и в Дании
Все круто изменилось весной 1725 года. «Царствова-ние этой шведки, – писал с тревогой датский посланник в Петербурге Вестфален, – всегда будет представлять собой величайшую опасность для Дании, потому что ее зять – завзятый противник нашего короля». И посланник оказал-ся правым. Воинственная теща герцога голштинского просто рвалась в бой, обещая встать  самой во главе армии. Летом 1725 года большинство иностранных дипломатов были убеждены, что вот-вот начнется «война мести» России против Дании. К Петербургу стягивались войска, солдат сажали на галеры.
Поспешно разрабатывались планы десанта в Копен-гаген. Заметив военные приготовления России необычай-ную активность проявляла и Швеция – заклятый враг Да-нии
Голштинцы торопили Екатерину, не понимая того, что запустить военную машину, долго находившуюся в мирном положении, да еще в такой медленно разворачи-вающейся стране, как Россия, было непросто.
И всё же,  23 июля – русские корабли вышли в море, как все считали, для похода на Копенгаген. Туда же гото-вилась лететь огромная «стая» галер: «Ласточка», «Стриж», «Воробей», «Синица», «Снегирь», «Кулик», «Дятел» и еще более полусотни таких же «пернатых» с тысячами солдат на борту.
 Столицу Датского королевства охватила паника, началась подготовка к отражению русской агрессии. Просьбы о помощи полетели в Лондон. Безумная авантю-ра бывшей прачки могла закончиться  печально для Рос-сии..
Совместная англо-датская эскадра вышла в море и блокировала Ревель (нынешний Таллинн) – важнейшую военно-морскую базу империи. В своей грамоте, передан-ной послом, английский король Георг предупредил Екате-рину, что если Россия нарушит «всеобщую тишину на се-вере», британский флот не позволит русским кораблям выйти в море.
В ответной грамоте царица гордо отвечала, что она, «будучи самодержавной и абсолютной государыней, кото-рая не зависит ни от кого, кроме единого Бога», выведет свой флот в море. Но нашлись в Верховном Тайном  Сове-те головы проанализировавшие опасность войны, способ-ной отобрать у России все завоевания «Северной  войны», Воевать на море с англичанами остерегался даже сам Петр – уж очень неравны были силы. Постепенно накал стра-стей стих, тещины сборы в поход отменили, но престижу России был нанесен огромный ущерб.
К тому времени здоровье императрицы здорово по-шатнулось, да ей и «наскучило» присутствовать на заседа-ниях Совета. Совет стал решать государственные дела без императрицы, которая лишь соизволяла подписывать его решения как свои. Устремлениям Карла- Фридриха была противопоставлена воля Меншикова и его значительный жизненный опыт. Не прошло и двух лет, как стало ясно, что российский трон вскоре вновь опустеет. Кто же тогда унаследует императорскую корону? Надо было срочно найти другую политическую игру, чтобы не утратить до-стигнутого положения
Налицо был единственный реальный кандидат – ве-ликий князь, одиннадцатилетний Петр Алексеевич. Ему благоприятствовала традиция наследования русского пре-стола по прямой мужской нисходящей линии от деда к отцу и далее – к внуку. На его стороне были и симпатии всех недовольных петровскими реформами, а таких, как показало царствование Екатерины I, было довольно много.
Взвесив все обстоятельства, Меншиков сделал ставку на великого князя. Старшей дочери светлейшего Марии исполнилось пятнадцать лет. Надобно её выдать замуж за великого князя Петра Алексеевича, будущего императора Петра II. Имеется возможность привлечь к выполнению этого плана австрийскую императрицу, которой Петр приходится по женской линии племянником. Правда, есть «неувязочка» одна -  у Марии есть жених -.  молодой изящный граф Петр Сапега.. Меншиков заметил, что императрица Екатерина Алексеевна часто поглядывает в сторону  красивого польского аристократа. Вдова Петра Великого и на пороге смерти думала больше об удовольствиях и мальчиках, нежели о спасении души. И один такой мальчик ей нравился давно. Он стал появляться в обществе вместе с княжной Марией Меншиковой с весны 1726 года.
Это и решило дело. Александр Данилович отправил-ся к Екатерине и они о чем-то долго говорили. Вернув-шись домой, светлейший запретил Марии видеться с же-нихом, а  Сапега был взят ко двору – он стал фаворитом российской императрицы Стало понятно – Александр Да-нилович получил разрешение императрицы на брак Марии с Петром Алексеевичем.
Шила в мешке не утаишь, а выводы делать при цар-ском дворе давно научились. Многим план Меншикова очень не понравился. Особенно забеспокоился начальник Тайной канцелярии Петр Андреевич Толстой. – в реализа-ции этого плана  таилась слишком большая опасность для него. Ведь он, Петр Толстой, был следователем и палачом царевича Алексея Петровича отца великого князя Петра. Забеспокоились и другие «птенцы» петровского гнезда: Иван Бутурлин, приведший ко дворцу гвардейцев в памятную январскую ночь 1725 года, генерал-полицмейстер Петербурга Антон Девьер, обер-прокурор Сената Григорий Скорняков-Писарев. Они стали уговаривать императрицу не объявлять наследником Петра Алексеевича, а сделать наследницей дочь свою младшую Елизавету. К ним присоединились герцог Голштинский Карл-Фридрих и его жена Анна Петровна. Но и Меншиков не дремал. Надо было убрать со своего пути  самого опасного, самого ловкого противника – графа Толстого. Голыми руками умнейшего царедворца взять было нельзя. Нужно было сплести сеть тонкую и ждать, когда он в неё угодит…


Случай подвернулся…
Как-то направляясь из апартаментов Екатерины, он приказал ее именем арестовать своего шурина Девьера, который позволил себе неблаговидные высказывания в адрес светлейшего. Тут же создали следственную комиссию из послушных Меншикову людей. Девьера потащили в застенки, пытали, и он выдал своих «сообщников», среди которых фигурировал и Толстой. Цель была достигнута. Допросы начались 26 апреля 1727 года, а уже 6 мая Меншиков доложил императрице об успешном раскрытии «заговора мятежников». И в тот же день, всего за несколько часов до смерти – Екатерина подписала подготовленный светлейшим указ о лишении «заговорщиков» чинов, званий, имущества, наказании их кнутом и ссылке в дальние края.

Меншиков торжествовал победу. Но тогда, в мае 1727 года, он не знал, что это всего лишь Пиррова победа, что пройдет всего лишь четыре месяца – и судьба Толсто-го станет и его судьбой: оба они умрут в одном году – в 1729-м, Толстой – в каземате Соловецкого монастыря, а Меншиков – в Березове, в глухой сибирской ссылке.
Судьба словно отвернулась от прежде избалованных ею людей: императрица м фактического  и практического правителя России великого князя Меншикова. На глазах таяла Государыня российская. Она до того ослабла и так изменилась, что ее почти узнать нельзя. Всех поразило, что она не пришла даже в церковь в первый день Пасхи и не пировала в день своего рождения так было это не похо-же на нрав нашей вакханки. С конца апреля Меншиков уже не уходил из дворца – за императрицей нужен был постоянный пригляд. Опытные врачи предупредили свет-лейшего о безнадежном состоянии больной. Меньше всего Александр Данилович думал о том, чтобы последние дни и часы умирающей прошли в покое, молитве и покаянии. Суетный, тщеславный, падкий до денег, чинов и власти, он по несколько раз в день подавал ей на подпись указы. Ослабевшая от болезни, потерявшая волю императрица была полностью в его власти и беспрекословно подписы-вала все, в надежде, что верный Данилыч лучше знает, как поступать и что делать. И все эти документы должны были обеспечить именно ему, светлейшему, безбедное существование в будущем.
Главной заботой Меншикова было составление за-вещания Екатерины. Здесь было много проблем. Идя навстречу всем пожеланиям Данилыча, императрица все же пыталась защитить своих дочерей. Пусть и беспутной женщиной она были, но материнские чувства не потеряла.. Напуганные интригами светлейшего, Анна и Елизавета на коленях просили мать отменить решение о браке великого князя Петра и княжны Марии Александровны. Но воля Данилыча была непреклонна. Он предложил лишь компромисс: наследником престола становится великий князь, но если он умирает бездетным, то очередь переходит сначала к Анне с ее наследниками, а потом – к Елизавете. Кроме того, Меншиков обещал герцогской паре большую сумму денег для безбедного существования в Голштинии. И раньше он откровенно выталкивал молодых супругов на родину Карла Фридриха – в Голштинию, в Киль, подальше от Петербурга. Сейчас, в последние дни жизни императрицы, он дал всем понять, что вопрос этот решен окончательно.
Царица уже не смотрела в сторону детей своих.. Она боролась за жизнь, которая от нее стремительно уходила. Незадолго до смерти она вздумала прокатиться по улицам весеннего Петербурга, но вскоре повернула назад – не бы-ло никаких сил. В начале мая 1727 года царица слегла окончательно. 6 мая 1727 года в девять часов вечера душа Государыни отлетела. 

После кончины Екатерины І Меньшиков не преми-нул воспользоваться своим положением и своею властью, чтобы выжить из России опасную для его далеко идущих  планов цесаревну-герцогиню Анну Петровну. Ее муж  Карл-Фридрих, будь потверже характером и будь поопыт-нее в делах, требующих светлого ума и нужной напори-стости, опираясь на многих приверженцев Анны Петров-ны, мог бы достичь власти, Но по своей робости и слабо-характерности не мог долго сопротивляться напористости Александра Даниловича. Герцог подключил  своих совет-ников Штамке и Боссевича. Те, понимая, что никто в Пе-тербурге не станет поддерживать территориальные пре-тензии Голштинии к Дании, и видя, чем закончилось пробное выступление Екатерины против Дании, стали советовать своему сюзерену забрать, пока еще это возможно в непредсказуемых событиях в России, положенные по брачному контракту ценности и убраться до лучших времён в Голштинию. Герцог с доводами своих советников согласился, и те от его имени подали мемориал в Верховный Тайный Совет.
 В четырнадцати пунктах этого мемориала заключа-лись, между прочим, требования о возобновлении тракта-тов Петра I с Швецией, о выдаче копий с завещания Императрицы, о немедленном отпуске 100000 руб. назначенного годового содержания, о выдаче 200000 руб. на путевые издержки в счет завещанного Екатериной I миллиона, с рассрочкою остальных на восемь лет поровну Совет в требовании копии с духовного завещания герцогу отказал. Относительно наследования шведского престола Совет ответил, что "сие состоит в воле Его Императорского Величества всероссийского, и никто посторонний в сие дело вмешаться не может",
Денежные требования принял.
Для доставления герцога с герцогиней и их Двора в Голштинию совет назначил фрегат и шесть настовых су-дов, под начальством вице-адмирала Сенявина.
Перед отъездом, голштинские министры еще раз со-общили Совету о "прискорбии цесаревны, что за несдела-нием раздела с сестрою она взять с собою не может ничего для памяти матери своей" Кроме того голштинцы просили хотя бы, описи вещам. Совет отвечал, что для раздела бу-дет своевременно назначена особая комиссия и герцогиня получит все, что ей следует.
Меншиков добился того, что герцог с Анной 25 июля 1727 года оставили Петербург и уехали в Голштинию. Перед отъездом от Анны потребовали расписку в получении денег в качестве приданого, но бумагу долго не принимали, потому что там стоял старый титул дочери Петра - "наследная принцесса Российская". Теперь она не считалась ни российской, ни принцессой, а так – отрезанный ломоть...

Молодые приехали в Киль, но жизнь Анны в этом городе не заладилась. В России Анна была окружена забо-той и вниманием. Все и всё ей было знакомо, здесь ко все-му приходилось привыкать Муж, такой веселый и галант-ный в Петербурге, дома стал другим. Он оказался грубым, никчемным, склонным к гулянкам и пьянству. С какими-то приятелями и девицами он часто отправлялся на пикники. Герцог Голштинский не имел интереса к умственным занятиям, чтению, хотел лишь беззаботности и развлечений. "Многочисленные свои досуги Карл наполняет попойками или пустейшими препровождения-ми времени: то утверждается устав тост-коллегии, определяющей  подробности проведения ужина. то, вдруг, устанавливается им какой-нибудь орден "виноградной кисти", а через несколько времени - "тюльпана", или "девственности", и он с важностью жалует шутовские их знаки некоторым приближенным". Следует сказать, что Анна в ту пору была беременна.



 Одиночество стало уделом беременной герцогини Анны. Она, всю жизнь окруженная вниманием и заботой, не привыкла к такому обращению и стала писать жалоб-ные письма домой, сестре Елизавете. Унтер-лейтенант русского флота С.И. Мордвинов вспоминал, что когда Ан-на передавала ему с оказией письма в Россию, то горько плакала. В одном из писем, которое привез Мордвинов, было сказано: "Ни один день не проходит, чтобы я не пла-кала по вас, дорогая моя сестрица!"
Прошло полгода с той поры, как Анна поселилась в Киле. 10 февраля 1728 года у Анны родился сын, Карл-Петер-Ульрих, будущий император Петр III
 После родов она чувствовала себя очень плохо - ее бросало то в жар, то в холод. В последний день своей жиз-ни она горела жаром, металась в бреду, просила вина. Но выпить его она уже не могла. Во дворце поднялась суета, как на пожаре. Разослали во все концы Киля слуг за док-торами, засветили огни дворцовой церкви, немецкий свя-щенник молился о герцогине по-латыни, а рядом, путая молитвы, ползала перед свечами ее верная слуга Ивановна. Но молитвы не помогли. "В ночи 4 марта 1728 года на  21 году от рождения своего, герцогиня Анна горячкою преставилась».
Памятью Анны стал придворный орден, учрежден-ный герцогом Голштейн-Готторпским -  «Святой Анны» четырех степеней с бриллиантовыми знаками. С 1738 года орден навсегда "переселился" в Российскую Империю, как и сын рано умершей цесаревны, ставший Императором Всероссийским Петром III Федоровичем.
 Перед смертью Анна просила об одном - похоронить ее "подле батюшки". Последнюю волю герцогини могли и не исполнить - в России уже  было все иное. На престоле восседал сын царевича Алексея Петр II, окруженный "старомосковской партией". В начале 1728 года двор перебрался в Москву, и многим стало казаться, что это навсегда, что безумная петровская эпоха - сон, а город, им созданный, - мираж над болотом. Но там, в Петербурге, жило множество людей, для которых новый город навсегда стал родным, городом их прижизненной и посмертной славы. И они не забыли дочь своего царя. В Киль из Петербурга за прахом Анны направились корабль "Рафаил" и фрегат "Крейсер". За телом герцогини пришли царевы "детки" - так ласково называл свои корабли великий Петр. Под сенью Андреевского флага любимая дочь Петра пустилась в последнее плавание домой. Гроб перевезли через Неву на галере, длинные полотнища крепа свисали с бортов, полоскались в невской воде. Ее похоронили в Петропавловском соборе 12 ноября 1728 года рядом с ее державными родителями.

 Из Москвы на похороны "наследной русской Цеса-ревны" не приехал никто: ни император Петр II Алексее-вич, ни придворные, ни дипломаты, ни министры. Не было даже сестры Лизоньки - той было недосуг: началась осенняя охота и она в изящной амазонке на великолепном коне птицей мчалась за стаей гончих по подмосковным полям в окружении блестящих кавалеров. Но с Анной Петровной, русской цесаревной и заморской герцогиней, пришли проститься сотни петербуржцев. Это были корабельные мастера, офицеры, моряки - словом, верные товарищи и сослуживцы русского корабельного мастера Петра Михайлова. Им было невесело: правящий государь остался в Москве, Петропавловский собор стоял недостроенный, всюду по городу виднелись следы запустения, великую стройку бросили на произвол судьбы… Опять Россия оказалась на распутье, опять было неясно, куда она двинется.