Немного гармонии

                И мнится мне: весь в музыке и пене,
                Железный мир так нищенски дрожит…
                Осип Мандельштам  «Концерт на вокзале»      
               
Иногда я думаю, что человечество обречено. Но это фигня, конечно. Ничего не обречено, все спасутся когда-нибудь.  Рано или поздно. Это  просто я, старый брюзга, не умею любить, а они-то любят! Друг друга любят и ещё всякое.  Музыку, например. Иногда безответно, порою мучительно – однако любят! Грозный, безжалостный Хаос клубится вокруг – разъёдает, точит, грызёт разум, леденит сердце.  Только зевни – и навалится, пожрёт, уничтожит.  Но человек не зевает, нет.  Человек взыскует музыки и находит её  практически во всём. Находит и строит из неё преграды на пути наступающей жути.  У всех преграды, конечно, разные.   Кто-то возводит белокаменные стены и башни из слоновой кости,  но таких мало.  Большинство людей строит баррикады из простеньких мелодий, роет окопы нехитрых текстов, натягивает между собою и тьмою колючую проволоку русского шансона. Мрак не пройдёт!
Это я специально так думаю – чтоб не сойти с ума от донимающих меня звуков.   А донимают, надо сказать, весьма.   Придумал же какой-то добрый человек такую прекрасную вещь, как наушники!  Но нет, истинные человеколюбцы отвергают это устройство. Наушники – для эгоистов, в них человек спасается единолично, не даря гармонии окружающим.  А надо ж дарить!  Спасаться в одиночку – недостойно, подло даже.  И они дарят, о да! Душа их парит в отчаянном порыве любви, поёт, как Гаврош под пулями.  И никуда мне не деться от них, никуда. Нет и не будет мне покоя…
К соседке с первого этажа пришли подружки на девичник.  Три барышни средних лет, стайка пикирующих ангелов.  Поначалу они бухали в суровом молчаньи, но потом их отпустило маленько – послышались голоса.  Ах, алкоголь! Великий целитель!  Голоса были светлы и туманны, барышни размякли, зажурчал смех, переливаясь романтически-вагинальными оттенками.  Но увы, увы…   Вся эта новообретённая нежность  в их голосах, вся волшебная податливость  были так безнадёжно напрасны, так очевидно ни для для кого… Вожделенные ими юноши пили где-то  далеко и отдельно.   Печаль -  промозглая, тусклая сука -  явилась и нависла над бедными тётьками. И  отгоняя её, они запели.
Что-то очень жалостливое,  о тяжкой девической доле.  Мне трудно было разобрать слова – злые мысли бились в виски, стучали, грохотали, заглушая подробности текста.   Я больше догадывался, чем слышал, что они поют:
 - Эх, были сиськи, были груди…
Оторвали злые люди…

Я всё-таки думаю, что мир наш прекрасен и добр -  только к нему надо хорошенько привыкнуть.