Петух

  Нет в мире более беспощадного зверя, чем петух!
    Последствия встреч с ним - ужасны!
    Вот он ворвался в маленький, затерявшийся среди озер и лесов Литвы городок и, заслонив полнеба багровыми крыльями, впивается рубчатыми лапами в дома, в людей, вырывает деревья, рушит за улицей улицу. Горожане бегут,  пытаясь спастись,  но их  настигает  либо пламя пожара,  моментально вспыхивающего от каждого прикосновения его крыльев к крышам, либо не знающий пощады клюв!
     Вместе со всеми, так как бороться с этим колоссом невозможно, отступаю и я. Через огород, по деревянному мостику…

   

               Смерть петуха.
 
С утра я предчувствовал значимость сегодняшнего дня.  Сосредоточив все свои мысли на петухе,  я безропотно дал  себя причесать, умылся и даже содержимое утренней тарелки не вызвало обычных позывов к рвоте. Я безучастно глотал застывшие комочки белой слизи, видя наяву его рубцевидные лапы, исполосовавшие двор и налитый ненавистью бусинку глаз,  вобравший в себя весь мой мир, не оставляя за мной ничего, кроме постоянного страха, могущего в любое мгновенье моей игры  материализоваться в пламенный  силуэт, вспыхнувший на крыше дровяного сарая.
Ложка давно стучала по дну тарелки; я машинально  лизал ее блестящую поверхность, пока легкий толчок маминой руки не вытолкнул меня в сейчас:
- Иди-ка ты лучше погуляй.
Сказанное ничего не подозревающим голосом,  заставило меня судорожней вцепиться в ружье с болтающейся на конце ствола пробкой и под учащающийся стук сердца, я открыл дверь, ведущую в летний день.
Середина лета, накалив жестяные латки крыш, наливалась растительной мякотью древесных крон,  очертивших мой двор, наполняла томительной неподвижностью дрожащий от зноя воздух, затекала под рубашку,  обволакивая тело апатией.  Ничто в этом дне  не  желало движения,  противилось ему, и только петух, не подчиняясь законам лета, полновластно хозяйничал над всем,  что было живого в моем дворе, в моей стране, с которой меня познакомил палец родителя, ткнув в салатное пятнышко среди многоцветных пятен и клякс и добавив:
- Это Литва. Здесь мы живем.
Я долго разглядывал многоцветный квадрат карты,  висящий над столом, пытаясь совместить собственные размеры и размеры своих игрушек с этой кляксой,  лежащей неподалеку от собачьего контура, обведенного акварельной голубизной, и ничего не совпадало.
Но вскоре соседский телевизор, один из первых в городке, научил меня воспринимать, не осмысляя. И большое и малое стало перетекать в моем сознании одно из другого; я лепил лошадь, и это была лошадь, обычно привязываемая к заборчику возле хлебного магазина. И если я ее видел на улице,  то был свято уверен в ее пластилиновой сущности - кругляшки, выпадающие из-под ее спутанного хвоста, плющась не булыжнике мостовой, только подтверждали мою правоту.
Один только петух, не желая подчиняться всеобщим законам превращений, всегда оставался в постоянстве угрозы, разлитой по земле, и как бы я не старался умалить ее лепкой пластилина, он необъяснимым образом, вырвавшись из моих рук, и, вобрав в себя всю коробку пластилина, вновь разрастался до апокалипсических размеров.
С ним надо было расправиться, исключить его постоянство из моего переменчивого мира - правда,  каким образом это сделать, я не знал, и, стоя посередине залитого солнечным светом двора, я настороженно ощупывал взглядом каждый сантиметр аккуратно сложенных дров,  состоящих из заноз и капелек смолы, пачкающих ладони; морщины тяжелого дерева, сыпавшего осенью бомбочками  желудей, листья лопухов с прожилками старческих рук - петух мог появиться из ничего, соткаться из воздуха...

А дальнейшее мама рассказывала так:
- Слышу, орешь не своим голосом... Выскочила во двор... А ты стоишь, растопырив руки, лицо в крови,  а на голове соседский петух. Пока добежала... пока нашла топор ... и смех, и грех.

А дальнейшее, сквозь залитые кровью ресницы, я вижу так: в центре двора лежит петушиная голова с полузакрытым зрачком, а вокруг нее, по кругу несется обезглавленное тело с вырывающимися из горла пурпурными сгустками,  падающими на желтый песок - круг, еще круг.  Мощные когтистые лапы, не желая расставаться с жизнью, несут обезглавленного повелителя по двору, где он топтал кур, бил кошек, гонял собак, вселяя в меня безотчетный страх перед инерцией жизни,  но вот лапы цепляются, будто опутанные невидимой ниточкой, и тело скользит по нагретому песку, поднимая облачко золотистой пыли.