Фортели судьбы. Записки опера

             ФОРТЕЛИ  СУДЬБЫ.   Записки опера.

             1.  ПУТИ, КОТОРЫЕ НАС ВЫБИРАЮТ.

Вот и вернулся я на родину, ту о которой говорят – малая, о которой мы помним всю жизнь, куда бы нас не закидывала судьба. Отсюда уезжал я десять лет назад в большой мир учиться, чтобы «стать человеком», как говорила когда-то моя бабушка Василиса. И вот завершился этот круг – вернулся я. И может даже, человеком. Ну, по крайней мере – «анжинером», как величать стала меня моя Василиса Фёдоровна.
Вернуться-то я вернулся, однако с жильём и тут вовсе не просто, и неплохое образование моё на суть вопроса никак не влияет.
- Мог бы и не возвращаться… никто бы ничего и не потерял, – подумал я про себя, когда оказалось, что объявление в газете, которую мне прислала моя мама, о работе и жилье в Абакане на молодом, только построенном, Абакан-вагон-заводе, в которое я наивно уверовал, оказалось блефом…
- А так вот, ещё и комнату в Ижевске потерял… «и сокрушения мои не знали границ…»
Так жалко стало комнату… но поезд ушёл… и пора было искать своё место в новых условиях.
Повертел я своей бестолковой головушкой, побегал по местным заводам и оказалось: металлург здесь не нужен никому. Правда, как инженера принимали на работу, но на 120р и никаких перспектив. В смысле жилья, ради которого я, собственно, и приехал.
А у нас уже родился сынулька-роднулька, чему я был несказанно рад. Но как на 120-ть без жилья втроём – интересный вопрос?
Хорошо, что есть родня, они и выручают и помогают. Только жить надо на своих ногах.
С год я искал своё место по всей моей Хакасии, даже плотником-бетонщиком несколько месяцев работал. Но мир не без добрых людей, и подсказали мне, что, работая в милиции можно за год-два получить квартиру.
- Вот оно, то, что нужно! – загорелся я. Хоть я и не мечтал вслух никогда о такой работе, и образование моё инженерное не подходит, но внутри подспудно всегда тлело это желание - заполучить неординарную и рискованную работу. Так я и оказался в уголовном розыске.
Только здесь мне не все были рады. Навязали меня (можно сказать) старшему оперу третьего сектора Олегу Козлову, которому сразу я почему-то не понравился. Ну и его отношение ко мне было соответствующим. Утром он давал мне пару бумажек, полученных из дежурной части: заявление от потерпевшего, объяснение от него же, и отправлял с суровым напутствием:
 - Иди, собирай материал…
Какой материал, как его собирать – это мне приходилось выспрашивать у окружающих меня более опытных коллег. К своему старшему (Козлову), с вопросами я старался не лезть – видел и его отношение, и его настроение. Первое время только тем и занимался, что с беспримерным энтузиазмом и рвением проходил свой «курс молодого бойца» и ликбез. Крупицы новых знаний выуживал где только мог: и вычитывал чужие материалы, и приставал с расспросами ко всем, и на перекурах терпел противный табачный дым, но не уходил, вслушиваясь в рассказы «бывалых» оперативников. А там, вообще-то, было чему поучиться. О чём только не рассказывали здесь: об убийствах и кражах, о разбоях и разбойниках, о молодых ворах и о рецидивистах. Рассказывалось это буднично и просто, а для меня звучало, как роман или оживший детектив.
Здесь же, в синем дыму, я впервые услышал, как работают младшие инспектора – это те, кто ловят воров-карманников. Оказывается это целое искусство – поймать на кармане щипача, как их зовут на жаргоне. Сложность тут в том, что сами воры-щипачи знают в лицо многих, если не сказать всех, кто охотится на них. Ну, соответственно и сторожатся их, то есть, входя в автобус или подходя к очереди, перед «работой», тщательно осматриваются. И младшим инспекторам приходиться как-то маскироваться, переодеваться, прикидываться бомжами или бродягами. Впрочем, был ещё вариант: менялись бригадами с другими городами. И тогда бывал хороший результат – ловились даже самые опытные и осторожные воры.
А отношение моего начальника ко мне, невзирая на всё моё усердие, никак не менялось. Мне даже стало казаться, что я вызываю у него аллергию. Без устали я копытил землю сектора – намеренной мне земли, учился работать и разговаривать с людьми так, чтобы они рассказывали правду. Ох, как это оказалось непросто – разговорить человека, и всё-таки склонить его к даче показаний! А мне страшно хотелось стать хорошим опером, хотелось заслужить уважение этих парней, стать равным с ними. И однажды, через две-три недели после начала моей работы в угро, в один вечер «лёд тронулся» и многое переменилось в отношении ко мне моего старшего опера. Как и в моём статусе внутри нашего коллектива. А произошло это так.
Была пятница, начало сентября и у нас объявили рейд. По пятницам это часто бывало. Поясню: рейд - это такое мероприятие, когда весь личный состав отдела, включая штаб и даже следственный отдел, отправляется на улицы города, чтобы ловить пьяных, бродяг, хулиганов и прочий нежелательный для города «контингент». И нас, работников уголовного розыска, также отправили на «сбор урожая». Правда, задача наша была несколько иной, в этот вечер мы должны были, что называется - прошерстить все известные нам притоны на наших территориях – там много интересного для нас люда собирается вечерами.
Я уже теперь и не помню зачем, но мне зачем-то понадобилось в этот день поехать к отцу, в соседний с городом посёлок Усть-Абакан. Поэтому сразу после развода на рейд, я отпросился у Олега на пару часов и был без возражений отпущен. По-моему, он даже как-то с облегчением, это сделал.
И вот, я стою на остановочной площадке автовокзала и жду отправления своего автобуса. А вокруг толпится народ, всем надо ехать, все взвинченные, нервные, потому что предвидят битву за место в автобусе. Вот он и подошёл, наш долгожданный безразмерный Икарус с одной дверью, куда все ожидавшие устремляются с искренней надеждой, что они-то уж точно уедут. Это был 1980 год, время товарищей, когда все вокруг друг другу были – исключительно товарищи. Зато автобусы ходили довольно редко. Вот «товарищи» не очень-то и церемонились друг с другом, и по-товарищески так, обкладывали матом и толкали один другого.
Вот они все толкаются и прут поближе к двери автобуса, а я стою позади толпы, мне нельзя так себя вести: я – представитель порядка, и чувствую себя именно таковым.
Стою, смотрю, гадаю: влезу-не влезу? А в кармане рубашки жжёт грудь моё удостоверение, где сказано, что я работник уголовного розыска. Сегодня я впервые предъявлю его на междугородном автобусе, чтобы проехать бесплатно – в чём меня уверили мои коллеги, что это моё неотъемлемое и законное право!!
Стою, жду очереди и вдруг замечаю, как из-за автобуса, от задней его части, движется некий галантный господин, совсем непохожий на товарища. Почему он привлёк моё внимание? Потому ли, что он не идёт, а движется плавно, на «полусогнутых», словом, подкрадывается, как кот к воробью. Голова и плечи его неподвижны, а ноги пластично и мягко ступают без шума – он плывёт, скользит над поверхностью земли.
И одет он исключительно! Прекрасный тёмный костюм, ослепительно белая рубашка, яркий галстук с блестками «люрекса». У него набриалиненная голова с сабельным пробором, а на лице шикарные тёмные очки – прямо, истинный Джеймс Бонд. Правда, ростиком не вышел. Так, в метр шестьдесят, может, с небольшим.
И лицо. Лицо его очень необычное, вроде бы европейское, чисто выбритое, но цвет специфический, почти коричневый. И это не от загара, а от чифира – я это понял. Вот и прилип я к нему взглядом, а внутри головы у меня что-то такое щёлкнуло, что-то вроде догадки – наш клиент! Только бы не спугнуть…
А этот красавчик, в это время, приближается-подкрадывается к толстой тётке в синем плаще с двумя набитыми сумками. Она подошла позже и теперь толкётся позади всех, в надежде протолкнуться как-то поближе к дверям вожделенного автобуса. Толстуха так этим увлечена, что ничего не замечает вокруг. А господин-то наш уже пристроился к ней, встал вплотную за её спиной и даже голову поднял вверх, будто бы смотрит на контролёра в автобусе. Я полагаю, что и мне надо быть поближе к месту предстоящего события, и тоже подхожу вплотную к нему. Но он, зараза, чувствует!
Он чуть поворачивает голову в мою сторону - проверяется. Теперь уже я притворяюсь, что мне очень интересно, что это там происходит на входе в автобус. И он поверил! И опять повернул голову в прежнее положение – смотрит поверх голов.
А я тут же заглянул через его плечо и увидел такое, от чего меня почему-то затрясло – заплясали колени: левая рука «красавчика» была запущена в карман плаща тётки, и он ею что-то нащупывал там.
Начинаю готовиться перехватить его руку внизу, когда он потащит кошель, чтобы не дать ему сбросить «лопатник», как они называют воруемые кошельки. Но его рука вышла из кармана без ожидаемой добычи, к моему разочарованию, а в кончиках его пальцев был зажат носовой платочек. Видно – мешал ему там, вот он его и достал, и тут же сбросил. Вдруг щипач опять начал поворачивать голову в мою сторону. Осторожный, гад. Я слегка откачнулся от него и уставился в сторону автобуса, помахал кому-то там рукой и даже попросил занять для меня место. И опять он поверил – мне явно сегодня везло.
Моя задача, казалось бы, была простой: перехватить руку щипача, зажав в ней похищенный кошелёк и привлечь внимание окружающих, чтобы были свидетели для будущего суда. По крайней мере, так рассказывали на перекурах мои старшие товарищи, и тогда это было как будто бы просто…
И вот она, практика! Только всё это не так уж и легко. Наблюдаю, вижу – тащит! Левой рукой. Толстенький такой, коричневый кошелёк. Я чуть откачнулся, слегка присел, чтобы дотянуться до его руки и кинул свою левую руку в нужном направлении. Хватаю первую попавшуюся руку!.. Но сосед, стоящий слева, рядом со мной, недовольным таким голосом хрюкает на меня:
- Ты чего-о?
Понимаю: не та рука! Отталкиваю эту ненужную руку и опять тянусь туда, вглубь событий, пока не упираюсь в руку с кошельком. Зажимаю её, и громко кричу:
- Граждане!! Смотрите! Украл кошелёк!..
И при этом пытаюсь задрать его руку вверх! Но щипач вдруг вырывает её, и сбрасывает лопатник, который падает точно в расшаперенную от покупок сумку потерпевшей. Вцепляюсь в ворюгу обеими руками, держу его, пока входят все пассажиры, и вталкиваю его в автобус: мне нужно уговорить водителя и свидетелей сделать остановку возле абаканского городского отдела милиции. Но они: и пассажиры, и водитель – неумолимы: только в Усть-Абакан!
Ну, что ж, едем все туда. Я стою на передней площадке держу свою добычу руками и все тридцать минут дороги уговариваю свидетелей – пассажиров автобуса, дать показания в милиции.
А на меня смотрят их глаза насмешливо или равнодушно, а некоторые даже и враждебно. И я уже чувствую, что ничего доказать не удастся. Но не отступаюсь: снова и снова ищу аргументы, которые смогли бы хоть кого-то сделать моим союзником.
Вот и приехали в Усть-Абакан, всё, конечная. Но я прошу водителя проехать мимо остановки и довезти всех до местного райотдела. Что он и делает – спасибо ему.
Наш Икарус подъезжает к крыльцу милиции, а там несколько офицеров, среди которых сам «дядя Ваня» Постригайло – начальник районной милиции. У них тоже рейд. В последний раз я обращаюсь ко всем, прошу выйти и дать показания тех, кто видел событие кражи и само задержание.
И к моему большому удивлению: 5-6 человек зашли в отдел! Ну и мы, конечно с моим новым «другом».
Постригайло сразу же, по фамилии, обращается к щипачу:
- Митин, кажется? Тот в ответ – да.
- Сколько ходок – спрашивают его, а он им – семь.
- Когда особо-опасным признали? А он – восемь лет назад.
Вот это рыба! Ого! Вот это улов! – радуюсь-ненарадуюсь.
У него из кармана достают длиннющий кошелёк, толстый, как колбаса, набитый до отказа деньгами, большая часть которых – мелочь.
Ага – это его сегодняшний улов – понимаю я.
Допросили и меня, как свидетеля и участника события, допросили и остальных моих добровольцев.
Всё! Дело завели! Я счастлив и свободен. А мой новый знакомый – совсем наоборот, хотя он и «в отказе, в несознанке», как они говорят.
Выхожу из райотдела и, как на крыльях, мчусь назад, в Абакан. У меня зуд по всему телу, мне не терпится рассказать нашим, с сектора, о своей удаче, о нашей удаче, ведь я – часть третьего сектора – праздник для всех!
Нахожу их на секторе и рассказываю о своих приключениях, а на меня недоверчиво так смотрят, вижу – не верят. Ну, ладно, увидите сами…
К 23 часам приходим в отдел, и меня вызывает сам Васильев А.И. – наш главный оперативно-следственный начальник по области (тогда Хакасия ещё автономной областью была). Давай, говорит начальник, рассказывай про свой подвиг, мол, нам Постригайло уже доложил.
И я в полном счастии начинаю рассказ и чем дальше, тем сильнее возбуждаюсь. К концу своего рассказа я вскакиваю и говорю громко, размахивая руками – живописую, одним словом. А ему смешно, глядя на меня. И начальник розыска, Морозов Геннадий Иванович, вместе с ним смеётся. И мне на душе очень хорошо. С почином! – поздравляют. Только позже меня чуть охладили опера, сказав:
- Повезло тебе, что он один работал. Могли тебя завалить в толпе, будь он не один…
А я ведь и не знал, что они часто работают бригадами: один ворует – другие ему хвост прикрывают.
Повезло мне, нечего сказать…


2.   УСИЛИЯ ВОЗНАГРАЖДАЮТСЯ

Его нашли второго января 1982 года, к вечеру. Играли ребятишки в недостроенном, давно замороженном корпусе будущей «второй» школы Абакана, возле Кондитерской фабрики, и нашли. Он лежал на спине, безжалостно исколотый ножом, с открытыми глазами, смотрящими в небо через пустующий проём окна.
Времена те, советские, были спокойные и каждое криминальное убийство в нашей тихой, провинциальной Хакасии считалось чрезвычайным происшествием. Может, жизнь и не стоила тогда больше, чем сейчас, но убийство человека расценивалось тогда вызовом и всему обществу, и самой власти, которая считала, что право даровать или отнимать жизнь есть только у неё. Многое тогда было иным, но чего у тех времён не отнять, так это того, что власти ясно понимали силу воздействия телевидения и средств массовой информации на сознание людей. И потому с их помощью старались формировать и воспитывать сознание и мировосприятие людей. И цена жизни была другой. Вокруг одного  придуманного убийства по телевидению могли строиться целые сериалы, которые неделями с замиранием смотрела вся страна. Не то, что сейчас в это безумное время, когда фильм молодёжи кажется не интересным, если в нём убили меньше десятка «кренделей».
Вот вам и иллюстрация на тему: времена и нравы.
Однако, на дворе 1982 год, и убийство – это большая головная боль для всех правоохранителей, а особенно для нас, работников уголовного розыска. На следующий день, после обнаружения тела в недостроенной школе, уже 3 января, всех нас, ещё не отошедших от новогодних праздников, собрали в большом кабинете и поставили задачу: раскрыть в кратчайшие сроки. Сказать-то легко… да-а…
А сначала мы даже не могли установить личность убитого! Если кто не знает, от этого и надо отталкиваться в расследовании: от характера и привычек жертвы, от его связей и обстоятельств, которые часто могут привести к убийце. Но в городе Абакане, как будто, никто без вести и не пропадал, по крайней мере, никто никого не искал…
Неопознанный и неопознанный, был он у нас, так мы о нём и говорили. Все сыщики Абакана и УВД области, можно сказать, цвет местного сыска, занимались этим делом два или три дня. Обошли с подворными обходами весь район, прилегающий к месту происшествия, опросили всех, кого только можно было опросить по делу, встретились со своими людьми, но никаких полезных сведений обнаружить не удалось.
Только жизнь не ждёт, идёт своим чередом и преступления, к большому сожалению, совершаются в городах каждый день. Вот поэтому вскоре все ушли на свои земли, на свои незавершенные и вновь возникшие дела, к своим, нетерпящим отлагательств, проблемам.
А на убийстве остались мы – третий сектор г. Абакана, на чьей земле и было совершено убийство. Правда, с нами был ещё кто-то из старших оперов УВД области. Но они – старшие товарищи, и шли они своим, неведомым нам путём. Мои коллеги с сектора тоже оказались загруженными на своих участках постпраздничным валом заявлений, и выходило, что искать убийцу по этому делу предстояло в основном мне, так как «кондитерка» – это непосредственно моя земля.
Откуда этот несчастный, было совершенно непонятно. Документов при нём не было и обстоятельств, указующих на его появление здесь, тоже не обнаруживалось, кроме разве что одного: в снегу возле корпуса будущей школы нашли железнодорожный билет, датированный концом декабря. Билет был от Ачинска до Абакана, и это могло оказаться дверцей к решению проблемы. Тогда ж\д билеты продавались не именные, без документов, и чей это билет не было ясно, но всё же…
Поработали и, через неделю, установили наконец личность убитого. Это был некто Сучков, житель города Назарово, пропавший там перед самым Новым годом. А вот к кому он приехал в наш город, с кем тут встречался, какие у него здесь были дела, и почему он оказался в этой школе – вопросы и вопросы, и ни одного ответа…
И зависло это мутное дело до состояния полной «безнадёги»…
Однако на нашем мрачнеющем горизонте появился кое-какой просвет. Одна абаканская «дама полусвета» доложила своему знакомому оперу, что её нонешний «мил-друг» Вася Синёв, ранее сбежавший из спецкомендатуры г.Абакана, «химик», как их называли тогда, перед самым Новым годом задерживался милиционерами ППС. Задерживали его в районе рынка, а это недалеко от места убийства Сучкова! И что особенно интересно: тогда милиционеры у него якобы изъяли кухонный нож в крови. А значит, он сразу становился очень и очень любопытной фигурой для всех нас.
Только в тот раз, пока наши «младшие братья по разуму» дремали, ожидая экипаж, чтобы сдать его в дежурную часть горотдела, жулик этот от них сбежал, буквально выпрыгнув из здоровенных валенок, в которые был обут. Личность задержанного тогда сотрудники не смогли установить, так как документов при нём не обнаружили. И по всему выходило, что они позорно «лопухнулись», а потому и докладывать об этом случае никому не стали. Кто же станет докладывать о своей неудаче?
Нахожу этих ротозеев, расспрашиваю. Всё так и было, как рассказывала та дама. Одно хорошо: ножик со следами крови сохранился. Забираю нож, заставляю их написать рапорта, чтобы этот нож привязать к делу. Проверяю по спецкомендатуре – был такой зек, Вася Синёв. Родом он из Подмосковья, рассказали мне, а по характеру дерзкий и безбашенный. Ну, вот и реальный объект, появился.
Кажется, я вам уже говорил, что страдаю излишней самоуверенностью? Это меня опять подвело: я явился в одиночку забирать Синёва, как подозреваемого в убийстве гражданина Сучкова. Пришёл на тот адрес, где проживала та самая дама, так своевременно просветившая нас, а это был небольшой частный домик в центре города.
Захожу в него, не обращая внимания на собачонку, яростно тявкающую на меня и делающую вид, будто хочет сорваться. Вхожу и сразу вижу парня среднего роста в свитере, обтягивающем мускулистые широкие плечи. И во мне почему-то начинают шевелиться сомнения в успехе задуманного. Предчувствие не обмануло: на вежливое предложение пройти со мной в городской отдел, он тут же принимает стойку каратиста… а я и не знаю, что мне дальше делать! Я то ведь только однажды видел нечто похожее в японском фильме «Гений дзюдо», там эти каратэки показывали страшные штуки. Но зато я умею бороться и поэтому, со всей доступной мне скоростью, предлагая свой стиль: прыгаю на него, вцепляюсь в его свитер и валю на пол. Только… и он что-то умеет. Мы возимся и падаем, вскакиваем и снова падаем – опрокинули почти всю мебель в комнате. Вскакиваем в очередной раз, и он оказывается спиной к выходу из дома. И тут же использует ситуацию: бежит в носках, спортивных штанах и свитере во двор, я – за ним, оттуда в огород, а там через заборы смежных огородов, один, другой, третий… а я – за ним.
Но он быстрее, он налегке… и я всё больше отстаю. Мне в этой гонке сильно мешают моя шуба из искусственного меха, эти узковатые брюки связывают ноги, и мои зимние сапоги – слишком тяжелы. Правда, в этой погоне они геройски погибли, эти сапоги: порвались, зацепившись за гвоздь, при преодолении очередного забора.
Убежал, шайтан! Скрылся где-то за чужими сараями…
Ходил я, ходил, искал-искал, но не нашёл. Возвращаюсь в дом, где Наталья – его пассия, поднимает всё, что мы с ним только что пороняли. Извиняюсь, собираюсь уходить, а она как-то особенно глядит на меня, и я начинаю понимать, что у меня есть шансы. В том числе и Синёва поймать. Прощаюсь и ухожу.
На следующий день, с утра, выпрашиваю себе машину, а их было тогда всего две на весь наш розыск: волга-24 и уазик. Но мне дали «привлечённую» машину из какой-то городской организации – бортовую ГАЗ-53, с водителем. Беру штатное оружие, свой ПМ, и еду искать Синёва. И опять один. Почему один – не помню, то ли у всех свои дела, то ли я уж совсем был обморожен на всю голову… а может, это пистолет мой меня так хорошо грел…
Еду. Вот он тот дом. Не доезжаю сто метров, говорю водителю – стой. Жди. А сам иду туда. Иду так, чтобы из окошек не было меня видно. Захожу внутрь дома, а там только мать этой Натальи.
- Где они? – спрашиваю.
- Не знаю – отвечает и вижу по глазам, что это правда.
Хожу, ищу по околотку и мне подсказывают: во-он тот дом, там они. Подкрадываюсь на крыльцо, прикладываю ухо к двери, слушаю. Говорят о чём-то, звенят стаканами, веселятся – их «праздник» продолжается…
Стучу. Громко стучу, а в ответ – тишина. Вроде, значит, нету нас – приходите завтра. Подаю грозный голос:
- Открывайте, милиция! Или будем ломать двери, и все, кто тут есть, заночуете в КПЗ!!
Подействовало, открывают, захожу. Дом, хоть и большой, но состоит из одной комнаты - перегородок нет. А есть здесь один стол, три табурета, одна железная кровать с панцирной сеткой и грязной постелью. Есть ещё древний шифоньер из фанеры, да в углу - печь, но в неё не залезть…
В комнате трое: какой-то мужик, с ним его женщина и Наталья. На столе три стакана. Подхожу к Наталье и молча смотрю ей в глаза. И она чуть заметно, одними глазами, кивает мне. Делаю вид, что осматриваю жильё, а сам уже знаю, где он. Затем, поворачиваюсь и шагаю к шифоньеру. На ходу достаю из кобуры пистолет и досылаю патрон, при этом оружие зловеще чакает. Левой рукой аккуратно отворяю створку – я весь наготове, помню с кем дело имею и помню его решимость.
А там, в шифоньере, как будто никого. Только на дне шкафа куча каких-то старых тряпок.
Ну, а больше-то ему негде быть!
Поднимаю пистолет, направляю ствол над кучей тех тряпок, в стенку шифоньера, и спускаю курок: БА-БАХ!!! Сзади визжат тётки, дым от выстрела плывёт по комнате, а я наклоняюсь и отбрасываю свободной рукой тряпки.
Вот и он, родимый. Сжался в комочек, маленький такой стал, как мальчик с пальчик. И лицо у него сильно нездорового зелёного цвета, как у годовалого маринованного огурчика, и сам он вялый, как та тряпочка. Хватаю его за ворот свитера и волоком по полу тащу в машину. А он, похоже, сомлел, болезный – совсем недвижимый и глаза полуоткрыты.
Ну, ничего-ничего, отойдёшь… если сердце крепкое.
Привожу его в отдел, а здесь он – паинька: мягкий и вежливый, как плюшевый зайка, и на все-то вопросы хорошо отвечает. И про нож говорит, мол, на ноже, который забрали менты, моя кровь – его, мол. Будто в кармане он сам о лезвие порезался. Проверяем – точно его кровь. В общем, ни при делах там оказался этот Вася Синев.
Но всё было не зря! Мы с ним подружились – опера меня поймут. И он вскоре принёс мне очень интересные новости из камеры спецприёмника, где я его прописал. Там некто «Жёлоб» рассказывал что-то про своих друзей, и что они сильно боятся вышака за изнасилование. И даже две клички Жёлоб назвал, этих друзей-гастролёров, прибывших из соседней Тувы.
Я маленько подумал и вспомнил, что есть одно подходящее к случаю дело. Года три-четыре назад, ещё до моего прибытия в уголовный розыск, изнасиловали и убили оператора автозаправочной станции на кольце между Абаканом, Черногорском и Усть-Абаканом. Вот я взял, да и написал бумагу со своими догадками. Но, каюсь, выдал их, как за достоверные сведения про то изнасилование. Тут, конечно, виноват.
Однако, делом-то занялись всерьёз и очень серьёзные люди. Один из них был майор Скрыль. Ему-то и повелел мне, мой начальник Иван Мосман, передать и свою бумагу, и всю добытую информацию. И что Вы думаете? Ведь раскрыли то «тёмное» убийство и посадили за него четверых бандюков. Из них двое – те самые, которые проходили по моему, скажем, рапорту. За ними потом ещё куча делишек всплыла: и ограбления магазинов, и просто кражи, угоны и грабежи.
Вот я и говорю: усилия не пропадают даром, а вознаграждаются… Иногда. Правда, не всем. Мне в тот раз – ничего и никак! Будто и не было меня в этом громком деле. Но важен-то результат, ради него ведь работаем.
Да, о результате и вознаграждении. Бывают исключения и из этого правила, это истинная правда. Вот, к примеру, дело о краже из дома у тёти Гали. Её так все звали на «Космосе» - есть такой непростой райончик в нашем городе. Его в те годы обслуживал я. А она, эта тетя Галя, наверное, уже лет сто торговала там пивом. Надо сказать, что в те времена сплошных и тотальных дефицитов, эта тётя Галя была – большо-ой человек.
Была она не бедной, как вы можете уже догадаться. А если короче говорить, так дом её – полная чаша! И объяснение здесь очень простое: алкаши-пропивашки ей вещички из дома тащили, воры всяких мастей также ей добычу свою подносили. И кое о чём она нам иногда рассказывала. Вот её-то, благодетельницу, и обокрали. Практически всё вынесли. А я даже подумал, что не вынесли, а вывезли! Очень уж много всего исчезло: и ковры, и хрусталь, и телевизоры.
Ну и загорелось мне эту кражу раскрыть - помочь бедняжке. Ведь она тоже нам помогала: то пивка нальёт без очереди, то подскажет чего. И принялся я искать обидчика её изо всех сил. Выяснилось, что в тот день, когда пришло заявление о краже, самой тёти Гали дома не было, а была она где-то в отъезде уже с неделю. В доме жили, кроме неё самой ещё её дочь и дорогой зятюшка. Они-то и заявили о краже. Опросил обоих. Говорят: ушли из дома в девять утра, вернулись к двенадцати, а в доме – пусто.
Начинаю рыть, и рою на совесть: всех соседей, весь околоток перетряс – ни одного свидетеля. Что за чёрт? Судя по количеству похищенного, в утро кражи здесь должен был проходить целый караван верблюдов с поклажей, а никто не видел…
Оперативно-розыскное дело по этой краже через неделю уже было, как «Война и мир». Только результатов – ноль. Заколдовано здесь что-то!
Помучился-помучился и бросил. Другие, новые дела тоже требуют внимания и времени. Но не забывал и о том деле. Всех, с кем говорил о чём-либо по прочим делам, расспрашивал и об этой краже.
Как думаете, в чём тут секрет был? Через год или два узнал: зятёк-то у тёти Гали был игровой – любил на денежки в карты покатать. Вот он всё и прокатал. И вывозили барахлишко под контролем любимой дочки и зятя ночью. Видать, для дочурки мальчик этот был поважнее мамки и её тряпок.
Вот вам и суприз с вознаграждением усилий! А кража та так и осталась нераскрытой навсегда…
Да, забыл вам доложить, что убийство Сучкова мы таки раскрыли, да. А случилось это через два года. Прихожу утром на службу, заглядываю в дежурку и вижу в обезьяннике знакомую рожу. Вадим – так назовём его. Сидит он совсем печальный и видно мне, что участь его дюже горька.
Спрашиваю, что случилось, мол, Вадик? А он мне:
- Баба! Туды её в качель! Сдала, сука.
- Бил, что ли? – спрашиваю.
- Ну, маленько было, - отвечает.
- Ясно, - говорю, - трюльник тебе корячится…
И у него от этой новости совсем настроение испортилось. Перед своим уходом из дежурки предлагаю ему: могу помочь, мол, если и ты мне поможешь.
А он – как раз тот, к которому я не раз с этим вопросом подкатывал. И ведь, он тот самый, кто всегда говорил мне твёрдое «нет»… а тут вдруг закивал головой.
Видно, осознал – подумал я. И повёл его в свой кабинет №207, где этот самый Вадим, очень подробно рассказал мне, кто и как завалил того самого с «кондитерки», Сучкова – если забыли.
А обещание надо держать – это основа оперативной работы.
Я иду в дежурку и забираю готовый материал на моего нового друга. Прячу этот драгоценный компромат в свой сейф, а сам пишу красивую и подробную бумагу о том давнем, и уже всеми забытом, убийстве.
В душе, как на пасху в храме: светло и радостно. Раскрыл, всё-таки…
Проверяю, где-то сейчас находится тот чёрт гнусный, что бедного Сучкова зарезал. Оказывается – в зоне, и тоже за убийство. Выясняется, что ему уже дали пятнадцать лет: выстрелом из обреза снёс кому-то полголовы в парке «Орлёнок».
Отправил я бумагу в ту зону, где убивец этот сидел. А опера зоновские убедили его написать явку с повинной – умеют работать, ничего не скажешь. А я, тогда подумал: как меняются люди в зоне! Какое сознание в них пробуждается. Вот и этот – осознал и раскаялся.
Кстати сказать, доказательства его вины были. И неоспоримые. Это бутылки из-под вина, изъятые в своё время с места убийства, на которых сохранились отпечатки пальцев жертвы и этого нелюдя.
Вот так-то, господа хорошие…

3.   ПРО ТО, КАК ИНТЕРЕСНО
      БЫВАЕТ ЗАГЛЯНУТЬ В СТВОЛ

Было это году в 83-м или 84-м прошлого века – звучит-то как, а? Звучит так, что я и сам себе кажусь мамонтом! Кое для кого это всё равно, что до Рождества Христова, а вообще-то прошло всего 25 лет, а это – пыль на балконе Вечности. Только для нас эта пыль дорогого стоит – полжизни, можно сказать – половина нормальной активной жизни человека.
В те годы я уже считался неплохим опером. Времена были спокойными, но нельзя сказать, чтобы и уж очень тихими. Наша Сибирь-матушка, заселённая усилиями московских властей народом отчаянным и ушлым, в общем-то, никогда не была оазисом спокойствия. Только о том безумном беспределе, который наступит через каких-то 6-7 лет, где и нам всем придётся ого – как хлебнуть, мы даже и не подозревали. Поэтому и считали себя белым воинством на переднем крае страшной войны с тёмными силами: ворами, убийцами и насильниками.
Да ежели бы нам, хоть одним глазком, дал бы кто заглянуть в это близкое будущее, да мы бы своих карманных копеешных жуликов совсем по-другому  стали бы воспринимать, и уж конечно, намного повежливее с ними бы говорили. Что было – то было: мы тогда очень строго с ними разговаривали. Вот жаль только – сослагательного наклонения в истории не бывает…
Это дело, о котором я собираюсь вам рассказать, началось с того, что группа возвращавшихся из командировки военнослужащих, проходивших срочную службу в соседней Туве, вдруг принялась праздновать какой-то, одним им ведомый, праздник. Может, и правда – был повод, а может и нет… Да это и неважно, а только загуляли солдатики вместе со своим офицериком по самой полной программе! Было ли у них время до отправления автобуса в Кызыл, а может, они сами себе продлили удовольствие, но к моменту отправления вечернего автобуса все они, вместе со своим командиром, были свински пьяны. А, как известно, в таком состоянии весь мир, наконец, становится простым и понятным: все вокруг делятся на друзей и врагов. С друзьями надо обниматься и целоваться, а с врагами – только бой и до полной победы. И они строго следовали этим правилам… до самого отправления автобуса. А когда их автобус подкатил к месту посадки, они подняли своего лейтенанта-первогодка с вокзальной скамьи, погрузили его в автобус и сами залезли туда. И их радостное путешествие продолжилось!..
Вот только три автомата системы Калашникова, завёрнутые в плащ-палатку, остались лежать на той скамье, где прежде спал их молодой лейтенант…
Вспомнили про автоматы через два часа пути. Это надо было увидеть, а описать – невозможно, потому не будем и пробовать. Дальше история развивалась так: они пересели во встречный автобус, шедший из Кызыла, и вернулись в Абакан…
Что они чувствовали, когда возвращались, какие картинки рисовали себе – несложно представить. И дорога, наверное, показалась им длиннее пути вокруг экватора… но всё-таки приехали. А автоматов – нет!
Не стоит гадать, что с ними, нерадивыми солдатами, после сталось. Что сталось – то и поделом. А чего сюсюкать – это закон компенсаций: наказание адекватно преступлению.
Но вот что происходило в Абакане дальше…
Вся официальная Хакасия, сверху донизу, моментально сделала стойку. В том смысле, что чрезвычайная ситуация спровоцировала и чрезвычайную реакцию. Все эти государевы люди, собрали своих подчинённых, провели инструктаж и настройку, с тем, чтобы те провели аналогичные мероприятия в нижнем придонном слое. Чтобы, значит, вовремя застучали, коли высунется что-то похожее на АК-47. То есть: спустили борзых, и охота началась…
Поясню для тех, кто не жил тогда или был слишком мал: ведь это только начиная с перестроечных лет, оружия в России стало безумно много. Оно, как признаки болезни, принялось расползаться по всей стране. И начиналось это из горячих точек, которые в годы перестройки разгорались то там, то сям, и которые, судя по всему, были кому-то очень нужны…
Оружие стали продавать нищающие офицеры и прапорщики бывшей великой армии, на которых спятившее наше государство просто плюнуло и забыло! Оружие также стали массово завозить через дырявые границы с нашими бывшими республиками, а теперь суверенными соседями, где оно тоже стало самым ходовым товаром. И дошло до смешного: оружия этого в стране стало так много, что теперь посчитали, что проще и выгоднее его просто выкупать у населения!
А в те времена, о которых я начал рассказ, порядок ещё был, и нравы тогда были весьма строги. Каждый ствол, если он не был заперт в оружейке, воспринимался как угроза чуть ли не всей национальной безопасности! Таково было твёрдое мнение властей. Вот и всполошились адепты власти, и приближенные к ней, и даже те, кто не очень…
Но как ни старались они и как ни напрягались все из МВД и ФСБ – ничего не всплывало. Прямо чудеса!
И так, в напряженном ожидании, прошло более года, как однажды…
Была середина мая. Хороший месяц май – тёплый, ароматный, душа сама поёт! И казалось мне, что не только у меня. В этот день на мою долю выпало суточное дежурство по городу – такое бывало несколько раз в месяц.
Набегался я за тот день по вызовам, аж задний мост отстегивался. Но часа в два ночи город, наконец, угомонился: кухонных боксёров свезли в надлежащее им по праву место, их жертв – по травмопунктам и палатам больниц. Появилось время и нам передохнуть – не железные, чай! И только я прилёг на три стула в своём кабинете, только стал отключаться, как затрещал телефон. А так трещат они, подлые, по ночам только когда случается убийство или что-то такое же страшное и непотребное.
Подскакиваю, хватаю трубу телефона, а оттуда дежурный по городу, Миша Русин, кричит:
- Бегом вниз! Автоматы – всплыли…
Ну вот, думаю, счастье подвалило! А сам бегу, на ходу застёгивая пиджак, под которым топорщится оперативка с пистолетом.
Забегаю в дежурку, и Миша рассказывает: звонит женщина в три ночи на 02 и кричит в телефон дурным голосом, что на них напали двое в масках с автоматами.
Как напали? Куда напали?
Оказывается, вломились в квартиру по улице Кошурникова, дом 5.
- Откуда звоните? – спрашивает её дежурный.
- Из телефона-автомата, что возле соседнего, третьего дома, – отвечает.
- Ждите там, никуда не отходите, – инструктирует дежурный.
А мне и говорит, мол,  уже подняли вневедомственную охрану и ЛОМ – линейный отдел милиции аэропорта и ЛОМ железнодорожной милиции. И из вытрезвителя машину туда отправят. А пока их всех вооружают…
Вот это войско - думаю себе. А Миша-то мне и говорит так, по-приятельски:
- Они, пока собираются-вооружаются, бандиты-то могут уйти! Вот вы с помощником-то и поезжайте пока что вдвоём. Мол, свяжете их боем, если понадобится. Чтоб, значит, не ушли, враги…
И мы втроём выехали: водитель в форме – а это уже почти вооружен, помощник дежурного в бронежилете, каске и с автоматом, и я в пиджаке. А бронежилет, почему-то, мне не дали.
Пиджак у меня хороший был, выходной, германского производства небесно-голубого цвета – это важно, позже поймёте. Почему он на мне в тот день был – я и не знаю, но он был. А из оружия – два автомата у нас с помдежем, а у водителя ничего, кроме отвёртки. Да и себе я автомат истребовал только перед самым выездом: какой же это будет бой, если у него, врага моего, автомат, а у меня – пистолет? Да никакой! У меня шансов – никаких! Я ещё требовал себе бронежилет, но мне не дали. Сказали, что в дежурке бронежилет только один, мол, есть ещё, но в управлении, да время - дорого и надо быстрее ехать на место.
Ну, надо, так надо.
Ехал я в кряхтящем уазике и думал: ну почему так выходит, что мне никогда не достаётся бронежилет? Может, я уценённый, какой?
В прошлый раз, когда ездили за цыганом-убийцей в Аршаново, и я вместе с Иваном Мосманом и Сергей-Санычем Лысых должен был войти в хату, где, как мы предполагали, прятался тот цыган-убивец, ведь мне и тогда тоже не достался бронник. Да я его, честно сказать, в тот раз и не просил. А хоть бы и попросил, их было-то всего два в дежурной части УВД.
Тогда, правда, смешно получилось. Мы заранее в кабинете начальника распределили все роли-вакансии, кому-куда. Кто-то должен был войти в дом, кто-то стоять у окон, как огневое прикрытие, а кто-то – стоять в оцеплении.
В кабинете-то всё красиво получалось и складно: мол, скрытно подойти, мол, скрытно окружить, и вперёд – захват! А вот в реальности – не очень. И ведь никому даже в голову не пришло, что в умный ход операции вмешаются собаки-суки и всё их собачье племя!
Действуя по намеченному плану, в два часа ночи, мы вышли из доставившего нас автобуса за пару километров от деревни Аршаново. Затем в полной темноте и жутком холоде, ведомые нашим «Сусаниным», тем самым таксистом, который довозил сюда в тот вечер цыган, двинулись мы походной колонной к месту проведения операции. И только мы приблизились к крайним домам деревни, как всё местное собачье отродье подняло такой ужасный гвалт, что не проснулся бы разве что глухой или мёртвый.
Однако, невзирая на эти обстоятельства и реализуя план командования, мы «скрытно приблизились» и окружили тот деревенский домик, на который нам указал наш «Сусанин».
Расставили по периметру двора оцепление, и пришло время штурма. 
Началось. Сергей-Саныч, наш командир, мужчина килограммов эдак за сто, и одетый в тяжёлый бронежилет, взял да и прыгнул со скамейки на забор, отделявший двор подозрительного дома от улицы. А мы с Иваном Мосманом стояли на той же узкой скамье, придерживаясь руками за этот злополучный забор, и заглядывая в непроницаемые и зловеще чёрные окна дома. Зачем держались, а может, забор придерживали? Но не удержали.
Он, жалобно скрипнув, рухнул внутрь ограды вместе с нашим могучим предводителем и вместе с нами. Вскакиваем! Мы уже во дворе! И видим, что дом этот давно заброшен… нежилой… и что одно окно в ограду выбито, а двери настежь…
Тут кто-то слева в темноте как заблажит:
- Вон он! Вон он!
И все побежали на крик. А всех было человек двадцать: тут и опера, и участковые, и даже был один дружинник. И все они с оружием, ну, конечно, кроме дружинника – кто же ему доверит.
Зачем его взяли? – до сих пор не знаю.
Я бежал, ничего не видя, кроме спин впереди бегущих, и думал: вот если сейчас начнут стрелять в темноте, и не узнаешь, кто тебя и застрелил. Это меня, помню, очень бодрило.
А убийцу тогда мы всё-таки задержали, и это было, возможно, самое смешное в тот вечер! Бежим мы в безлунной январской темноте, совсем как стадо: все бегут – и я бегу…
Преодолеваем один огород за другим, перебираясь через разделяющие их заборы, а под ногами перекопанная после картошки земля: то ямка, то кочка. И я подвернул ногу! Больно! Чрезвычайно! а бежать надо, ведь решат, что струсил, и не отмоешься никогда.
Вот и хромаю вслед за стадом, всё больше отставая и матерясь про себя. Но тут, неподалёку от меня, в соседнем огороде, кто-то завизжал дурным голосом: «стой, стрелять буду»!
И по голосу слышно, что ему, орущему, очень страшно.
Забываю о ноге и бегу туда, что есть сил. Вижу: на заборе стоит кто-то, а в руке топор. А под забором, метрах в пяти, стоит наш единственный дружинник, наставив палец на того, кто на заборе! Ему очень хочется, чтобы цыган с топором поверил, что это пистолет, а не палец! Но я уже рядом, в одной руке у меня фонарь, а в другой штатный ПМ.
Первое, что делаю, командую цыгану: «Не шевелись, брось топор!» И освещаю пистолет в своей руке – для убедительности. Слышу, как из-за моей спины дружинник поддерживает мою просьбу: «Во-во - брось топор!»
А тут уж подбежало и всё наше светлое воинство.
И вот, еду я в уазике, чтоб «связать врагов боем», и вспоминаю кусочки своей биографии. Так, на всякий случай – может в последний раз. А за окнами подпрыгивающего и покряхтывающего дежурного уазика, серел новый рассвет. Небо было безоблачным и ясным-ясным, а бледно-зелёные небольшие листочки, на проплывавших мимо ветках, старались вылезти из своих домиков. Птицы и насекомые уже просыпались. И всё-то вокруг хотело жить…
Наконец, приехали. Остановились за два дома до того, который нас интересует. Возле телефонной будки, как и сообщалось, стоит босая, растрёпанная, в ночной сорочке женщина, лет шестидесяти, с длинными седыми волосами. В нашей группе я единственный офицер, значит, старший. Опрашиваю потерпевшую: что да как, да почему?
Говорит, что спали со своим стариком, когда в двери квартиры постучали. Он пошёл и открыл, не спрашивая дверь, и тут же ворвались двое в масках, с автоматами. И сразу давай шариться по ящикам – деньги искать. А она воспользовалась этим и сбежала – рассказывает тётка толково, внятно. Мы слушаем внимательно, уточняем, где находится их квартира, какой этаж, какая дверь, куда выходят окна. Затем, садим её в нашу машину, а сами идём с помощником в сторону указанного дома.
Помдежа я пустил идти под самой стеной пятиэтажки, чтобы, значит, из окон его не было видно: милиционер в бронежилете, каске и с автоматом, в четыре часа ночи – это, знаете ли, как-то настораживает. А сам, затолкав короткоствольный автомат под пиджак, иду по газону метрах в двадцати в стороне, внимательно вглядываясь в окна и надеясь первым увидеть их, наших будущих оппонентов.
Дом спал, как и весь город, как и весь мир – так мне казалось из-за тишины и покоя, царивших вокруг. Ни писка, ни скрипа, ни дуновения ветерка – всё спит. Но ведь в той квартире что-то происходит? Что?
Доходим до нужного подъезда и входим вовнутрь.
Стоим, слушаем – тишина. На цыпочках поднимаемся на второй этаж. Вот она – дверь той квартиры. Слушаем – тишина. Что там? Может, нас уже услышали и приготовились? Кто знает?
Принимаю решение и шепчу на ухо свой план помдежу. Мол, я встаю в лестничном пролёте напротив двери той квартиры, но на лестничный марш выше, чтобы, пока он будет корректировать свой огонь по высоте, у меня появился хотя бы один шанс попасть первым и выжить…
- А ты, - шепчу ему, - постучи в дверь, и отойди в сторону…
Он, пунцовый от волнения, соглашается кивком. На цыпочках я поднимаюсь на свою позицию, опираюсь левым локтем на изгиб перил, прицеливаюсь в середину дверного проёма и киваю помощнику. Тот встаёт как можно дальше от страшной двери, тянет правую ногу и каблуком ботинка стучит по нижней филёнке двери…
Ждём… Ничего не происходит. Киваю помдежу, мол, давай ещё. Тот стучит сильнее… и дверь с противным скрипом начинает сама отворяться. Напрягаюсь, готовлюсь стрелять, а… никого.
Аккуратно, стараясь не цокать по ступеням, спускаюсь ко входу в квартиру, не отрываю глаз от открывшегося коридора… и тут слышу – звук шагов. Кто-то босыми ногами шлёпает к двери.
Это старик, седой, всклоченный и сильно напуганный. Он с ужасом глядит на нас, его всего трясёт. Я его спрашиваю:
- Кто ещё находится в квартире? Есть ли там кто-то ещё, кроме Вас?
Он молчит, только лупает глазами и трясёт головой.
Повторяю вопрос, так как старик, видимо, не очень понимает.
Но он вменяем и отвечает нам, что здесь никого нет.
А я подумал, что если в спину ему смотрит автомат, то он скажет то, что ему велели. И я говорю ему:
- Сделаем так, Вы открываете все двери в квартире настежь и уходите в самую дальнюю комнату. А мы войдём и посмотрим.
Он соглашается и уходит, а мы какое-то время ждём.
Наконец, шевеления в квартире затихли, и я спрашиваю в пустоту коридора:
- Всё сделал?
Отвечает оттуда – да.
Киваю помощнику, мол, заходи первым, ты же защищён бронежилетом и каской! А он вдруг становится пурпурным и даже фиолетовым!! И так отрицательно трясёт головой, что вижу – ни за что не пойдёт.
Тогда говорю ему, стараясь быть спокойным:
- Оставайся здесь и не входи…
Потому что боюсь его не меньше, чем тех, что внутри.
При таком его настрое, стоит деду громко пукнуть, как он – помдеж, начнёт палить куда и как попало. И половина того, что вылетит из его автомата, может оказаться во мне.
Кстати «о тех, что внутри»: в эти минуты я уже стал думать, что там никого и нет, и что этот старик нам не врёт. Очень уж нелогично и как-то глупо всё получалось. Хотя, кто его знает, ведь дураки поступают так, как велит им их дурацкая логика, которую никогда не угадаешь…
Надо входить! А страшно.
Слегка присев на ногах, правым боком вперёд, впрыгиваю в узкий коридор, зажимая побелевшими пальцами автомат. Вот он, гад! Первое, что вижу – это чернеющий дульный срез, нагло уставившийся мне в грудь!
В звенящей пустоте головы единственная мысль – всё!! Сейчас!!!
Я каменею, а внутри всё сжимается в комок в ожидании снопа свинца и огня из этого страшного зрачка смерти.
Я не робот и знаю, что такое страх. Но это – другое, а может какая-то его разновидность. Это ожидание прихода самой смерти. Смотрю в её бездонный глаз, и время вокруг остановилось. Стою и жду, день или два, а может – долю секунды, и вдруг чувствую, как мне ужасно хочется начать стрелять. Я даже ощущаю, как палец сам начинает тянуть курок.
Но что-то сдерживает меня. Что? Может, ангел-хранитель?
Кое-как отрываю взгляд от гипнотической Черноты, пристально глядящей на меня, через этот жуткий зрачок, и переползаю-перебираюсь почти парализованным взглядом вдоль… вдоль по стволу…
Вижу руку, и эта рука сжимает цевьё автомата. Но удивительное в том, что рука эта тоже в чём-то голубом… Это же я сам!!
Стою и держу себя на мушке, в своём красивом, голубом пиджаке.
Я – в зеркале. Зеркало на двери ванной, дверь открыта, как я и говорил старику. Но открыта она не совсем так, как хотелось мне. Полностью открыться двери мешает стиральная машина, стоящая рядом, в узком коридоре.
Я с ненавистью бью ногой в эту дверь… и она захлопывается.
А за ней, примерно в метре, стоит старик и хлопает глазами на меня! Чёрт его подери, думаю, вот старый осёл! Почему он здесь? Ведь он должен был находиться в спальне. А если бы я не удержался, и стал стрелять? Он – был бы уже труп. А я – кто тогда? Ну, ясно – сиделец. Кто бы поверил мне?
Всё! Страх, или что там было – всё израсходовано во мне. Уже ничего не боюсь! Иду по квартире с автоматом наперевес, пинаю все двери, как своих врагов… и никого не нахожу.
Спрашиваю деда:
- Кто эта женщина, что нам позвонила и вызвала нас?
Отвечает мне, мол, это одна знакомая, которая лежит по полгода в психушке, а другие полгода живёт здесь, у него…
Вот и разгадка!
Выхожу. Идём с помощником к своему уазику, а вокруг: одна за другой подъезжают милицейские машины, и оттуда выходят вооруженные люди. Их много. Они возбуждены и встревожены, они готовы к самому серьёзному продолжению ситуации – нелёгок ваш хлеб, братцы.
Я рассказываю им коротко, упуская детали: про сумасшедшую любовницу и перепуганного нами старичка, которому теперь никакая виагра не поможет. И они от моего рассказа, начинают смеяться. Хорошо им…
И мне хорошо. И жизнь продолжается…

4.  ПРО САШУ ЯХНО

Был такой замечательный парень. Был, потому что его уже нет.
Может, не такой уж и замечательный, скажут некоторые, кто его как-то знал. А это «как-то» может оказаться очень и очень многообразным. Ведь каждый видит только некий фрагмент целого, а целое в деталях и полном объёме может видеть только Бог. Я же видел ту его часть, глядя на которую и сказал: отличный парень был, этот Сашка!
Есть такая особая порода людей, которых во все времена почитали за бесстрашие и особые отношения с жизнью и смертью. У древних персов, к примеру, из таких формировали личную гвардию царя – бессмертных. У северных народов Европы их звали берсеркерами, а в древней Элладе им дали имя – герои. И у каждого из них, в их обычно короткой жизни, когда-то наступал свой звёздный час! Час, который вписывал их имя и подвиг в память народа.
У нас много таких, кого мы помним годы, десятилетия, а некоторых и века. Только одних мы помним сами, других нас заставляет помнить власть, а иных и не менее достойных, мы часто просто не замечаем. Потому что так решил кто-то там – наверху. И у каждого из нас, если покопаться в памяти, наверняка найдётся такой пример.
Его апогей и звёздный час берсеркера, состоялся в тот день, вернее, в то утро, когда некто Колесников взял, да и «спрыгнул с катушек». Колесников тот, служил в те годы в линейном отделе милиции при аэропорте г. Абакана. Как служил, кто он такой – я не знаю, да и знать, честно сказать, теперь не хочу. И что там с ним произошло, отчего он спрыгнул с ума, тоже знать не хочу. Потому что это, что бы там ни было, никогда не сможет оправдать его поступки в то летнее утро.
А всё произошло 11 июля 1982 года.
Утро, я – инспектор уголовного розыска абаканского городского отдела милиции, иду на службу. Солнышко замечательно светит и греет. Настроение соответствующее и всё прекрасно! Я ещё не слишком задумываюсь о жизни и смерти, хотя разноликие проявления первого, и недвусмысленные – второго, встречаются мне по роду службы ежедневно. Вот ведь как устроен человек, на всё смотрит, как зритель и мнит он себя именно зрителем, пока его самого не клюнет петух в одно место. И этот коварный петух уже подкрался к одному, кого я считал приятелем и отличным парнем…
Подхожу к отделу, и возле входа кто-то из оперов мне вдруг говорит:
- Машину видел?
- Какую машину? – спрашиваю.
- Дежурку, – отвечает, - иди, посмотри во дворе…
Чувствую, что здесь есть какая-то начинка, и спешу во двор.
Боже мой, что это?! Дежурная машина, наш неубиваемый уазик – как решето! И все входные с лобовой стороны…
Всё, думаю, наших постреляли. Заглядываю внутрь – нет, крови нет. Чудеса! Как такое возможно? – удивляюсь – Неужто пустую машину кто-то расстреливал?
Бегу со всех ног в дежурку – от возбуждения зуд во всём теле. Невиданное дело: времена-то тихие, оружие у населения недоверчивые власти всё поотняли, вплоть до кухонных ножей, а тут – такое! Прямо война!
Но в дежурке не до меня. Там всё по полной программе: и прокурор, и полковники – дым столбом, слюни веером…
Лечу наверх, на второй этаж, где находятся кабинеты уголовного розыска. А там ажиотаж! Все, кто уже пришёл, собрались в 210 кабинете, у Саши Яхно. И вот, что он рассказал…
Рано-рано утром звонят на 02 и кричат в трубку невнятно и сбивчиво что-то о стрельбе в аэропорту Абакана, просят срочно приехать и вмешаться. Дежурным был Миша Хабаров, ответственный такой майор, серьёзный. Но и он, думаю, оплошал, заторопившись и не расспросив подробно о всех обстоятельствах происшествия. А это могло бы стоить нескольких жизней.
Но и с другой стороны, как тут его осуждать? В таких экстремальных случаях время дорого, да и не каждый день на рассвете война начинается.
Короче, надевают они, дежурный по городу Михаил Хабаров и его помощник – Иванов Александр, бронежилеты, берут в свои руки автоматы, а в уазик вместе с собой зовут ещё и дежурного опера – Сашу Яхно. Но, правда, без «бронника». Говорят, мол, в дежурке их только два – ну, это вы помните, да? А чтобы не возмущался, и ему дали автомат. Экипированные по максимуму помчались они в аэропорт, включив сирену с мигалкой, громче сирены завывая мотором и пугая просыпающийся город.
Вот проехали мост через речку Ташебу, выскочили на кольцо, где уже, оказывается, стоял один милиционер с автоматом.
- О, - подумали вслух, - ЛОМ аэропорта уже среагировал, оцепил место происшествия!
Только этот, «из оцепления», вдруг разворачивается в их сторону, наводит на них автомат и… начинается ад кромешный!
Можете себе представить: град пуль с тридцати метров! Как в тире! Только мишень сейчас – вы! Я вот с большим трудом, да и то, наверное, не в полном объёме. Потому что подозреваю: при полном объёме, он может провалиться прямо в трусы, весь этот объём.
Не знаю, кто там как себя чувствовал, но дальше было так: все упали на пол машины, надеясь – двигатель защитит.
Как уж они там поместились? Одному Богу известно. А ведь поместились, четыре здоровых мужика, двое из которых ещё и в бронежилетах!
Лежат они, значит, и ждут смерти. А пули стучат и стучат по стеклу, по металлу, по нервам… и каждая из них ищет тебя!
Вот в такие-то моменты многое и становится ясным. И тем, кто внутри ситуации, и тем, кто снаружи. Однако Бог, в это утро, рано встал и всё видел. Только его вмешательством и можно объяснить то, что никто из этих четверых не был в это утро убит или ранен!
А рожок-то в любом автомате, даже таком хорошем, как «Калаш», раньше или позже заканчивается. И у него, злыдня перевёрнутого, закончился.
Затихло так, что в ушах зазвенело.
Высунулись-выглянули, что там, да как: а он, козья морда, стоит перезаряжает… Готовится, стало быть, добить всех, кого не добил…
Вот тут и пробил час Александра Яхно!
Из четверых, лежащих на полу машины, поднялись двое – Иванов и Яхно. А дальше начинается что-то в стиле экшн, из самого крутого боевика: и время спрессовано в доли секунд, и принятое решение нельзя отменить или перезагрузить.
Вместо того, чтобы воздать безумному стрелку той же монетой, какую он и заслуживал, а возможно и желал, Яхно, коротко бросив Иванову: «Прикрой!», вдруг побежал к судорожно перезаряжающему автомат убийце.
Зачем ему это надо было? И я не знаю, и он сам потом не мог объяснить. Может быть, он так сделал, потому что нас не учили стрелять в людей, не научили убивать? А может быть, кровь берсеркера из глубины веков сказала своё слово, но что случилось – то случилось: Саша Яхно бежал к тому, кто хотел его убить и кто готов был его убить и сейчас! Бежал, держа в правой руке заряженный автомат…
А тот, обезумевший от уже совершенных им дел и уже пролитой крови, и теперь хотел стрелять и убивать! Как он только что убил своих коллег в дежурной части линейного отдела милиции! Как он только что расстрелял нескольких пассажиров в зале аэропорта…
Хотеть-то хотел, только не мог трясущимися руками вставить новый, полный магазин в свой автомат.
А Яхно рассказывает: «Я бегу, в руке автомат, и молюсь, чтобы этот не успел вставить магазин. А слева и справа от меня жужжат пули – это Саша Иванов сзади старается, меня прикрывает, его отвлекает…»
Я и Иванова Александра тогда расспросил, и он рассказывал, что стреляя по Колесникову, он единственно чего боялся, так это попасть в бегущего Яхно. Его слова:
- Целюсь в «Колесо», а в прицеле Сашкина спина и голова туда-сюда, туда-сюда. Боюсь в него попасть, ну и стреляю чуть выше головы, чтоб тому козлу не так весело было!
И тот, кто хотел убивать, не успел! А наш Сашка – наоборот, успел как раз вовремя. Добежал и ка-а-ак ахнул урода по башке автоматом, будто дубиной! Всё, привет! Отдыхай, твою мать…
Я ещё потом и Михаила расспрашивал. Мол, ты-то почему ничем не отличился? А он говорит мне, застрял, мол, в машине между сидениями передними и задними. Бронежилет проклятый, мол, заклинило там, пока вылазил оттуда, то да сё, всё и кончилось…
Может и вправду – то да сё… Да и, ежели по совести, то полагаю, чтобы браться судить кого, надо самому там побыть, в их шкуре – как думаете?
Ну а мы, конечно, ему все плечи отбили, нашему герою Сашке Яхно!
Все мы говорили ему: верти дырку в пиджаке, орден – как минимум. Сглазили, видать. А может просто такая власть у нас тогда была?
Однако, наградили всё же: дали ему за всё про всё, стыдно и сказать – пятьдесят рублей!!!
А ведь убийца Колесников это утро начал с того, что застрелил двоих своих коллег по дежурной части! Потом открыл оружейку ключами убитого им дежурного, взял там автомат и четыре полных магазина, и пошёл ещё пострелять в зал ожидания.
А там как раз находились пассажиры норильского рейса. Подстрелив двоих или троих из них и нескольких человек из персонала аэропорта, он пошёл охотиться наружу. Вот тут-то, ему весь кайф и обломали наши, невыдуманные герои: Саша Яхно и Саша Иванов.
Хотите знать, что было дальше? Приготовьтесь, будет несладко…
Через какое-то время Сашу Иванова случайно, во время задержания пьяных угонщиков, из табельного пистолета подстрелил один наш идиот-неудачник в милицейской форме. Не довезли его до больницы – умер Саша.
И Яхно Александр ненадолго его пережил. Он стал, как-то очень быстро увядать, потерял интерес к жизни и начал сильно пить.
Помню, как он мне при нашей последней встрече сказал:
- Обидно… мою жизнь оценили в пятьдесят рублей…


5.  ПРО САМАРУ

«Самара» – это кличка одного бывшего зека, а не город. Хотя и город такой есть, где этот наш Самара, жил когда-то. В те времена советские, все территории России, бывшие в её европейской части и поближе к державной Москве, искренно считали, что Сибирь для этого и предназначена, чтобы сюда сбрасывать весь свой мусор.
Вот и везли они к нам ядовитые отходы со своих производств и из своих городов. И радиоактивные отходы привозили свои и чужие, за которые, кстати говоря, именно им платились длинные зелёные иностранные деньги. Ну и человеческие отходы они также с удовольствием сплавляли сюда. Правда, эту замечательную традицию не они изобрели, а сохранилась она ещё со времён царя Гороха, когда в Сибирь из обеих столиц Империи и других её городов стали высылаться уголовные преступники, смутьяны и прочие неблагонадёжные и нежелательные граждане. Ну и этот Самара был из таких.
К тому времени, о котором веду рассказ, мне доверили начальствовать проблемным вторым сектором г.Абакана, на земле которого располагались Рынок и Автовокзал, Зона «Имени отдыха» и Ипподром. А всё это, что перечислил – это криминогенные зоны с серьёзными денежными потоками и неустойчивой свидетельской базой. Потому-то жулики и любили здесь «поработать». Придут, скрадут чего и уйдут! А все вокруг, как вода: бегут по своим делам и уносят с собой частички драгоценной информации. Потом попробуй, узнай что-то, да и поди-сыщи кто украл? Из-за этого опера не любили территории второго сектора: совершается много, а свидетельской базы – никакой. Проходной двор. Ну и, конечно, всем нам постоянно доставалось от начальства за нераскрытые дела. А кому это понравится?
Сектор я принял от Володи Погорелко, флегматичного философа и предельно уравновешенного человека, который, однако, тоже не захотел быть постоянно пинаемым «козлом отпущения». Это я сейчас такой умный, и всё знаю, а тогда чуть-чуть «не догонял». Как говорит один мой знакомый: «если бы я был тогда такой умный, как моя жена сейчас…» Ну, вы поняли. Вот и принял я сектор, а в придачу к нему ещё пять-шесть оперативников, часть из которых работала честно и с удовольствием, а другая… других я всё время пытался заставить работать.
Началась эта история в ночь моего дежурства по городу. В час или два после полуночи поступил вызов – убийство на Фабричной. Приезжаем на место преступления: перед нами деревянное одноэтажное общежитие. То ли это бывший клуб мебельной фабрики, то ли для какой-то другой цели предназначалась постройка, но теперь это – общага из нескольких жилых комнат, каждая из которых имеет свой отдельный вход.
Там, где случилось убийство, открыта дверь на крыльцо, изнутри свет. Нас трое: два опера и водитель. Убийство, как и изнасилование, и некоторые другие преступления – подследственность прокурорская, и за ним уехали. А мы заходим вовнутрь: там двое ещё пьяных и сильно испуганных мужичков, всклоченных и трясущихся. Третий, их недавний собутыльник – мёртвый, огромный, по-моему, больше двух метров – настоящий богатырь. Он в красивом фиолетовом и пушистом махеровом свитере лежит на кровати, поставив ноги на пол. Глаза и рот его полуоткрыты и он очень бледен. Посереди груди, чуть слева, виднеется рана – тёмный сгусток крови на свитере, размером с пятак. Казалось бы, такая малость, но этого достаточно, чтобы убить даже такого богатыря. Устанавливаем его фамилию – Арефьев, говорят.
Как, спрашиваю, произошло?
А они мне: пили вечером, много выпили, легли спать, заперлись на крючок, а ночью одному из них понадобилось выйти по нужде. Он открыл дверь, вышел на крыльцо, постоял там… и зашёл. А Арефьев уже того…
Так, думаю, случай простой, как у Агаты Кристи: трое в одной комнате пьянствуют, потом пьяная разборка, а потом думают, что делать? И вот результат: идиотская версия с четвёртым – неизвестным.
Посидите в камере, думаю про себя, протрезвеете, и напишите, как всё было. В это время привозят, как всегда в таких случаях, кинолога с собакой, прокурорского следователя с папочкой и криминалиста с его чумоданчиком. Но работы им как будто бы и нет. Осмотрел криминалист место преступления или только сделал вид, я не помню, но мне кажется, что ничего полезного для нас оттуда он не изъял. К тому времени мы уже уехали в отдел – склонять подозреваемых к чистосердечному признанию. Развели их в разные кабинеты и стали добросовестно так склонять.
- Ну, ты подумай, – говорю тому, который достался мне – вот вы втроём, дверь на крючке, больше никого, и один из троих – жмур! Какой вывод? Убил кто-то из оставшихся двоих! Так? – спрашиваю.
- Так, – отвечает.
- Так как было дело? – спрашиваю его.
- Не убивали мы, – говорит и почти плачет.
И я хочу ему поверить, но не могу.
Отвлекаемся от темы. Говорим о том, о сём, об отношениях между людьми, о жизни... Начинаю ему рассказывать истории, где потерпевший зачастую и сам во всём виноват, а иногда даже и заслуживает того, что получает. Это я, как змей-искуситель – с дальним умыслом. Надеюсь, как будто оправдывая его, склонить к признанию. А он опять за своё: нет, не мы!
А кто, – спрашиваю – домовой? И потом улетел в трубу! Ведь ты сам говорил, что когда выходил на крыльцо, двери квартиры были на крючке! Говорил? Говорил! Что ты мне щас-то мозги пудришь?! – уже ору и делаю вид, что я вне себя.
А он плачет: не убивал я!!
Но уже говорит только про себя. Значит, допускает и некие варианты…
Опять наседаю:
- Ты же можешь быть свидетелем, а не убийцей. Если только тот, в соседнем кабинете, не сделает это раньше. Вас ведь только двое, и тот, кто первый заговорит, тот и станет свидетелем.
Мой собеседник в панике. Он весь в раздумьях и даже, кажется мне, колеблется. Давай-давай, решайся…
Но тут утро… приходят на работу мои опера, и я передаю им подозреваемых, ведь убийство-то случилось на моём секторе. Ухожу домой уверенный, что убийство сегодня же и раскроют – какая здесь интрига?
Прихожу через сутки, и что вы думаете? Отпираются, сволочи!
Я вне себя, как так?! Притаскиваю одного из них в кабинет и давай опять убеждать. А мне мои и говорят, мол, тут уже все отметились, и наши, и из управы… а эти ни в какую, не мы, мол, и всё!
А у нас на секторе не заскучаешь: как планёрка, так новых десять преступлений. А кому с этим всем работать? Нам. А убийство пускай раскрывают «особо важные», как мы зовём оперов по особо важным делам. Всё равно никуда они, эти хмыри общежитовские, не денутся – расколются!
Проходит три дня, «сотка» (так называли раньше постановление о предварительном задержании для сбора доказательств) заканчивается, а эти злыдни «в отказе». Прокурор подписывает ещё до пяти дней. Проходят и эти дни, а наш воз и ныне там! Караул!! Что делать: очевидное раскрыть не можем – вот, позор! И перед носом маячит вполне конкретный и позорный висяк.
Но тут мой Самара нарисовался в коридоре. Неплохой парень этот Самара, да только, видно, не в ту компанию когда-то попал.
А Самара меня вызывает в коридор и спрашивает:
- Ну, что там у вас с убийством на Фабричной?
Задержали, говорю, двоих. «Расколем». Расскажут, никуда не денутся.
А он мне вдруг объявляет:
- Не тех задержали и не тех бьёте… - и улыбается так косо и невесело.
- Как? – спрашиваю, - там других вариантов и нет!
А он наклонил угрюмо голову и процедил нехотя:
- Марча его убил. Из ружья. Пили они, потом поссорились и подрались. Марча там здорово наполучал. Пошёл домой, взял ружьё, пришёл и убил.
Чёрт! Чёрт! Вот, идиоты! Эти-то, кретины, почему молчали всё это время про четвёртого, про Марчу?
А наш знатный патологоанатом! Как он-то мог дать заключение о том, что «причиной смерти явился сильный удар тупым твёрдым предметом в область сердца, пробивший грудину и повредивший сердце…» А самое интересное он после дописал: «Предметом таким может быть лом». Сам читал.
Я старательно пишу бумагу с полученной информацией, расписываю в ней кучу мероприятий для того, чтобы моего вывести человека из-под подозрений и радостный такой несу «рапорт» начальнику. А там вечерняя планёрка, скорее, отчёт о проделанной за день работе.
Все сидят скучные, особенно те, кому нечего доложить.
Захожу в кабинет Начальника уголовного розыска именинником. Иван Мосман – наш начальник, а Тур – его заместитель. Они пришли в розыск примерно в одно время, пораньше меня, оба умные и волевые. Только Тур – холерик и «горлохват», как его за глаза называли опера. Он, как таран, всегда напролом, всегда бегом к успеху – это его главная черта.
Иван-Саныч смотрит на меня с удивлением - не принято так, во время планерки входить и прерывать. Но я подхожу к его столу и улыбаюсь, потому что не могу не улыбаться. Подаю ему бумагу, и он читает. Все сидят заинтригованные. Мосман внимательно читает и смотрит на меня с ещё большим удивлением. Подзывает Тура и передаёт ему мой листок. А я ухожу счастливый – мавр сделал своё дело…
Но Тур вместо того, чтобы выполнить набор мероприятий, тех что я предложил, или других, пусть своих, но как-то выводящих из-под удара Самару, выполняет только первое моё предложение. Он мчится к убитому домой, вытаскивает его из гроба и тащит к патологоанатомам. Тело Арефьева повторно вскрывают и в сердце его, действительно, находят дробь и обрывки газеты, из которой делались пыжи.
Для Тура этого достаточно. Он летит к тому самому Марче, хватает его и притаскивает в свой кабинет. И там так хорошо убеждает его, что тот тут же пишет явку с повинной. А Тур - в ореоле славы. Ну, просто герой.
Проходит ещё с полмесяца, и однажды утром бумеранг вернулся! Подхожу к отделу, а мне и говорят:
- Там Самара в морге лежит, сходи, попрощайся…
Словно обухом по голове. Беру машину и еду в морг.
Всё точно, вот он лежит на обитом нержавейкой столе, весь в фиолетовых пятнах и мадежах, уже разрезанный и зашитый. Лежит и улыбается так же, как он делал это всегда, когда был жив. А на соседнем столе ещё один фиолетовый труп. Так бывает, когда умирают от угара. Это его жена.
Мне сказали адрес, где это произошло. Еду туда, осматриваю времянку, которую они снимали, осматриваю печь, поджигаю бумагу – тяга отличная. Говорю с хозяйкой, и та говорит, что проблем с печью никогда не было, печь всегда была исправна.
Еду в прокуратуру к дежурному следователю, выезжавшему утром на происшествие. Это зелёный первогодок, только что из ВУЗа – нашли кого послать.
- Тягу проверял? - спрашиваю его.  А он – «нет».
- На крышу лазил, смотрел следы? А он опять – «нет».
- И что думаешь, несчастный случай?
- Да, - говорит.
- Какой несчастный случай, как угар внутрь пошёл? – спрашиваю его.
А он мне в ответ:
- Кирпич в дымоходе упал.
- Я проверял – тяга есть, - говорю ему, и он мне в ответ:
- Он там уже повернулся…
Мол, кирпич взял, да и перевернулся.
Ну он же прокурорский – как с ним поспоришь…
Возвращаюсь в розыск, рассказываю своему начальству о моих выводах, о том, что это убийство, что надо возбуждать дело и искать…
Но все отводят взгляды – никто не хочет организовать себе висяк. Система наша такова и мы в ней таковы.
А Тур, который должен был бы землю рыть, чтобы найти и наказать убийцу Самары, просто не заметил этот «мелкий и досадный камешек» на своей дороге к успеху.
Потом, много позже я всё же узнал, кто проделал эту штуку с Самарой, кто накрыл ночью печную трубу и организовал ему билет на тот свет. Могу и вам сказать: Фрол – «погоняло» его было.
Было, потому что и сам он уже – был! Да сплыл!
Уважаемым жуликом был когда-то этот Фрол в городе Абакане. Да только безобразничать начал с приходом «перестройки», как, впрочем, и многие ему подобные. Решили они, недоученные придурки, что их время пришло и перепутали свободу со вседозволенностью. Принялся тогда Фрол на дорогах разбойничать, возомнил, наверное, себя Робин Гудом. Вот и накопил он себе минусов…
И тут уж сработал Закон компенсаций: добрый человек ввалил ему хорошую порцию дроби в брюхо. Мол, переваривай, Фрол дорогой! Случилось это на его рабочем месте – на дороге, где собрался идиот грабить очередную машину. Долго и мучительно умирал Фрол…

………………………………………………………………
Проработал я опером пять лет… а больше не смог.
Я ведь видел, как стали воровать в стране, видел и понимал: КТО главный вор в нашем доме! Видел, что воришки, которых я раньше ненавидел и считал главным злом, на самом деле – безобидные, несчастные, заблудшие ребятишки! Зато те, кто нам командовали – ФАС!!! Страшнее для страны и народа, чем любые оккупанты!
Вот по поводу этого я хотел бы сейчас сказать…

6.  КАКАЯ  СТРАННАЯ  СТРАНА…

Прямо сейчас, своими выводами из простого анализа ситуации, я намерен удивить Вас и, возможно, даже расстроить – и за это заранее прошу у Вас прощения! Однако, не буду долго массажировать вашу щёку перед ударом – к чему нам сантименты, свои люди – сочтёмся? Ну, тогда начали…

КТО ПРОТИВ ГЕРОЕВ?

Нашей стране не нужны герои! Вообще!!!
А если и нужны, то такие… плюшевые, ласковые, комнатные и прикормленные.
Это почему? – спросите Вы. А давайте поразмыслим…
Кто есть – ГЕРОЙ?
Это такой, достаточно редкий тип людей (хотя о них много пишут и говорят), Душа которых наполнена совсем другим светом, другими целями и смыслами! Он очень отличается от нас – обычных граждан, трусоватых, придавленных бытом и заботами о семье, терзаемых жёнами и проблемами.
Герой – это бесстрашный и мужественный чел, всегда готовый биться за ПРАВОЕ ДЕЛО! А если понадобиться, то и отдать за него, за это ПРАВОЕ ДЕЛО, свою жизнь! Так? Так!
А ПРАВОЕ ДЕЛО – что это?
А это, ни что иное, как дело – справедливое честное, наполненное большим смыслом, во имя честных людей и для их блага. Так? Так!
Ну, вот дошли: и что такое – справедливость?
Ну-у, это совсем просто! – скажете Вы: - Справедливость – это когда всё – по справедливости! И наследство поделить – поровну! И заработанные, при равном труде – поровну! А старости – уважение и достаток! Ну а молодости – равные права и возможности! Так?
Видите, как всё просто! …казалось бы… но, что-то здесь не так.
А-а-а – оглянулись мы… и поняли: у нас ВСЁ не так!
Да и настолько – НЕ ТА-АК! – что оторопь берёт!
Ну… и… ну…  улавливаете? Улавливаете, куда клоню-то?
Очень просто клоню – к истинному положению дел!
А ВОТ и ОНО:
В этой стране – самой-пресамой богатой в мире!!! - (посмотрите на карту, загляните в статистику – она, хоть и шельма, но знает всё!):
- здесь, в этой стране, больше не живёт справедливость! Ни на одном её сантиметре!
- здесь живёт народ фактически нищий, обираемый властью и её прихлебателями! Народ – это те, кто за пределами МКАД.
- а его доля естественных природных богатств, (ЕГО – по КОНСТИТУЦИИ), нагло и бесцеремонно украдена горсткой негодяев!!! Которые, от безумной наглости своей, смеют называть себя «элитой».
- эти негодяи сумели не только украсть у своего народа всё: газ, нефть, железо, золото, алмазы и далее – по самому длинному списку!
- но и приватизировать Кремль! И власть! И всю страну!
Это вкратце, а на самом деле – всё ещё страшнее…
Не верите? Ну, тогда задумайтесь о будущей жизни ваших детей! И внуков! И всех-всех, кого Вы любите… ну… страшно?..
Как это стало возможным? А ведь это как-то случилось с нами, с целым народом… и может быть, мы того заслуживаем? Или мы… слишком глупы и ленивы, как Вы думаете?
И что же дальше? – может быть, спросит кто-то из вас.
А я отвечу: герой, в такой ситуации, просто обязан начать войну за свой народ!!! За справедливость! За честность! За обиженных сирот и стариков!.. – если он ГЕРОЙ, конечно, а не сценический персонаж, назначенный властью…
Ну, доказано? Что доказано? То, что брались доказать! Что герои здесь, для государства – как системы подавления, нежелательны!!
Кто ещё не нужен здесь, в этой самой богатой стране мира, разграбляемой червями-хищниками? Кто здесь неудобен, неуживчив, принципиален и скандален?!
А это, ОН – Честный Человек!
Помните, кто это такой? Или забыли уже?
Так я напомню Вам, это те:
- кто белое называют белым,
- чёрное – чёрным,
- негодяя – негодяем,
- а вора – вором!
Честные люди – это самые противные для такой власти субъекты! Вспомните, пожалуйста, кто там постоянно фигурирует в воровских скандалах? Кто там больше всех украл и кого никак усадить не могут? Вспоминайте… многое написано и многое показано!
 Честные люди, они ведь не стесняются вслух называть вещи своими именами. Им всегда пытались прищемить язык законами: «о клевете», «об оскорблении и унижении чувства собственного достоинства» - вся сила государства направлена против них! Им противостоит вся система государственного подавления: МВД, ФСБ, «служба судебных приставов», и, конечно, самый «справедливый» суд в мире, который грудью отстаивает «попранное достоинство» воров-чинуш! Тут, пожалуй, и спорить никто не станет.
А они ещё живы, честные! Но их всё меньше. Да-а, вот так-то…
Помните: ворон – ворону…
Знаете, а ведь эти скандальные воровские истории – это, всего лишь, отдельные искры того костра, в котором горит-загибается наша страна! Горит-горит – даже не сомневайтесь! Просто этот костёр – так хорошо прячут те вОроны, что видны только отдельные искорки, которые по недосмотру вылетели из-под полога молчания!!!
Есть такая хорошая телевизионная передача – «В мире животных»… и чего я вспомнил её – сам не знаю, но в голову лезет название нашему времени: ПИР ШАКАЛОВ… к чему бы это?..
И везде они есть, те шакалы. И даже в церкви расплодились, а ведь церковь – это совесть народа! Только слепо-глухо-немой не знает: кто заправляет нынче церковью. Это тот, про кого переполнен Интернет, о его «грязных» миллиардах. Все в церкви знали о тех миллиардах, и как они были украдены у церкви – всё знали… и тем не менее, выбрали в главари себе – именно его!!! И целуют руку – у него! Значит и сами таковы! Так? Так!
А ведь он когда-то кончится, этот пир шакалов… это неизбежно!
И что тогда? Подумайте, что будет дальше… кого-то грохнут, кто-то куда-то побежит, куда заранее, уже сейчас, перевёл наворованные, где купил на уворованные бабки дома и замки, где деток своих обучал – НЕ ТАК ЛИ???  ТА-АК!
И придут новые, голодные. И станут новыми «рабами на галерах»!
Если вы им позволите – обязательно придут и обязательно станут!
Ну, не огорчайтесь, не огорчайтесь вы так! Я вот как думаю: раз вы им позволяете всё это делать с собой, значит на вашей кухне ещё не так грустно… как может быть.
Что-то всё о грустном, да о грустном. А давайте поговорим о позитиве – это улучшает и аппетит, и общее самочувствие!
Поговорим об «идеальном гражданине» – не против?
И вот Вам хорошая новость:
Дурак – вот идеальный гражданин нашей страны!
Не думайте, что я шучу! – нисколько!
Вот сами подумайте, кто есть дурак? Это некто такой, кому легко навязать любые правила и нормы, кого легко убедить во всём, в чем хочется убедить, это тот, кто, уверовав в навязанные «истины», станет вашим сторонником и верным слугой!
Это в полной мере воспринято нашей властью. Любой властью.
Оглянитесь и увидите, как власть трепетно заботится о дураках. Она ростит и холит их, и даже весьма старается из середнячков – людей «не хватающих звёзд с неба», изрядно упростив их подходы к жизненным проблемам, сформировать всё тех же самых… ну вы уже поняли – кого.
Они ведь тоже хотят лучшего, эти – во власти. Правда, лучшего – для себя! Вот и стараются… рабы на галерах…
Ну, хоть что-то хорошего я Вам сказал…
А теперь:

 ПОДОБИЕ ЭПИЛОГА или
ЧТО ВСКОРЕ ОЖИДАЕТ НАС …

Исходя из замеченных закономерностей, а именно:
- ПРОШЛОЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ НАСТОЯЩЕЕ;
- НАСТОЯЩЕЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ БУДУЩЕЕ;
- БУДУЩЕЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ РЕЗУЛЬТАТ!
Поговорим о результате.
Прочитав написанное и восприняв его достаточно серьёзно, Вы для себя, возможно, как-то попытались определить-вычислить то место, где окажется наша страна завтра, так тяжко болеющая сегодня? Других же, кому кажется всё написанное желанием автора просто поболтать, будто это некая форма игры, так я вынужден их расстроить – нет, это не игры Разума! И это не выдуманный мной калейдоскоп событий. Это наше очень близкое и страшное будущее! Вы это увидите очень скоро… гораздо скорее, чем вам кажется…
Вообще-то я пишу для тех, кто не ворует у своего народа и не смоется из страны в походящий момент. Для таких же, как и я сам.
Так вот, мы все – приговореные! Теми – за океаном!
А это – «Бельдербергский клуб», его ещё называют «Клуб трёхсот», с его людоедскими планами и аппетитами! Это и США – их исполнители и порученцы! Приговорены мы и теми, кто здесь нас  обворовывает ежедневно и ежеминутно! Кто растащил страну за последние годы, а деньги украденные вывез во вражеские банки! Этих всех вы хорошо знаете – они не скрывают своих лиц, улыбаются нам с экранов и глаза у них – добрые-добрые! Ну, пожалуй, ещё и теми мы приговорены, кто им всем помогает по мере своих сил и всех служебных возможностей!!!
Благодаря усилиям тех и других, наша страна скоро погибнет. Потому что её к этому ведут железной рукой. Вы сами видите это.
Мир так устроен: большая рыба ест малую. Все едят всех! И вопрос только в том, кто едок, а кто – еда? Острый вопрос этот всегда стоит на повестке дня! Все, кто не смог отстоять себя и своё существование – будут съедены! Так или иначе. И у нас, в нашем, так называемом, человеческом обществе происходит то же и Законы эти неизменно работают.
Что мы можем противопоставить враждебному воздействию?
Мы не можем наших врагов убрать из Кремля!
Мы не можем изгнать их из кабинетов власти!
Мы не можем или не хотим встать и сказать им – нет!
Так чего же мы ждём? Что кто-то придёт и всё для нас сделает? Этого не будет!!!
Наша свобода – это наша забота, наши усилия и наши жертвы!
Хотите, чтобы ваши дети и их дети жили нормально?
Так сделайте ЭТО для них! Если нужно будет, пожертвуйте для них – своих детей и внуков, частью своей жизни! И если каждый из нас сам решится на жертву и подвиг, если он приведёт своих знакомых к пониманию необходимости и неизбежности этого шага – мы победим!
Для этого надо всего лишь – стать честными и бесстрашными!
И убедить в необходимости этого шага всех своих близких и дальних, тех, кто Вам верит! Тех, кто не струсит и не предаст детей!
Это трудно! Это страшно! Но это необходимо!
И тогда власть воров падёт…