Пятнадцатая спарка

Гумер КАРИМОВ


СНЫ

ПЯТНАДЦАТАЯ «СПАРКА» МИКОЯНА


Он стоял на постаменте в центре учебного городка. Первый в мире самолёт со стреловидными крыльями и реактивным двигателем в заднице фюзеляжа. Пятнадцатая «спарка» Микояна. Всю абитуру училища строили на плацу перед этой серебристой птичкой и начальник училища предоставлял ему слово.
Потом в столовой он садился вместе с нами и ел нехитрую абитуриентскую еду. Наверно, его звали в офицерскую столовую, где всё было приготовлено в лучшем виде, но он предпочитал посидеть с пацанами. В  этом не было никакой рисовки, я уже тогда кое-что начинал понимать в людях, легко было заметить - не вписывается первый космонавт планеты в советскую конъюнктуру, ни слава, ни почести не смогли изменить его простую русскую душу. Конечно, его отбирали по объективке: сын рабочего и прочее, но простой своей сути он не изменял никогда.
Однажды, мне очень повезло. Гагарин сел за наш стол. Ел и разговаривал. Сначала мы оробели, но Юрий Алексеич что умел, то умел: располагать к себе людей простотой общения. Вскоре мы засыпали его вопросами. Наверное, в тысячный раз он рассказывал нам о космосе, но подробностей я не помню. А жаль. Про всё это я когда-то в юности рассказ написал. У меня много рассказов было в юности написано. Я даже их в книжку собрал, перепечатав на пишущей машинке под общим названием «Зелёная проза». Всего в одном экземпляре. «Свистанули» у меня эту книжку, вернее, абитуриенты уничтожили, что в 1971 году в ЛГУ поступали. Мы после первого курса разъехались, а все свои тетради и конспекты в общаге на антресолях своих комнат заперли. Там у меня среди тетрадок и «Зелёная проза» лежала. Мы антресоли для верности еще большими гвоздями заколотили. Но какие гвозди для нашей абитуры препятствие? С корнем вырвали и разорили всё.
Как-то у Хемингуэя в Париже, на Лионском вокзале чемодан спёрли. В нём первые его 25 рассказов были и 10 стихотворений. Так он об этом всю жизнь жалел. Но я не Хемингуэй, (где-то Юфим Сания уже слышал такую фразу). Мне те рассказы совсем не жалко. А чего их жалеть? Я то теперь знаю, что все они были плохие, беспомощные. Мне другого жаль. Все они отличной шпаргалкой могли стать для моей слабеющей памяти. Когда долго живёшь на свете, память начинает вести себя непредсказуемо. Выбирает то, что, может быть, и помнить не нужно, а что нужно - забывает напрочь.
Вот и про Гагарина всё там описал. рассказ назывался «Дорога к звёздам». Пафосно и банально. Все, что там было ценного - подлинные слова Юрия Алексеевича. Живого.
Когда он учился в Оренбурге, училище готовило лётчиков-истребителей, а когда туда пытался поступить я, его перепрофилировали, стали готовить экипажи для тяжёлых бомбардировщиков ТУ-16. В гражданском варианте то был знаменитый ТУ-104, «самый лучший самолёт», как пелось тогда в шуточной песенке на мелодию Похоронного марша. Но Гагарин всё равно каждый год приезжал в свою Alma mater.
Я бредил небом с детства. Грезил самолётами. Покупал наборы юного конструктора и сам склеивал модели, а позже - уменьшенные пластмассовые копии. Они стояли у меня на столе и на стеллажах книжных полок. Помню , красивую модель МИГ-21 на подставке. Из первых советских серебряных рублей, которые мы находили в детстве, мы вытачивали или выплавляли серебристые значки-самолётики, которые с гордостью носили на лацканах
своих пиджаков.
На мой выбор, несомненно, огромное влияние оказал зятёк - муж моей сестры. Он был профессиональным военным лётчиком, беззаветно преданным небу. Уйдя из военной авиации, он и на пенсии продолжал летать: был инструктором ДОСААФ, сначала под Куйбышевым, где учил молодёжь летать на МИГ-15, потом под Уфой - на вертолётах Камова.
Мой земляк Владимир Комаров - ещё один лётчик-космонавт, которого я видел живым вблизи. После своего первого полета, часто приезжал в Уфу, где с ним устраивались шумные встречи. Бывал и я на них. Но то были официальные мероприятия, на таких неформальных, как с Гагариным,  бывать не доводилось. После второго полёта, он погиб в составе экипажа при посадке. «Обнаружен без признаков жизни» - как звучало в официальных сообщениях ТАСС.
В новом дворе, среди моих друзей тоже были фанаты неба. Яшка, его брат Виктор, и Алик. Из всех нас лётчиком стал только Алик, хотя меньше всего об этом мечтал. Он страстно любил физику и побеждал на городских олимпиадах. В ОВВАУЛ пошёл с нами за компанию. Мы не поступили, а он поступил.
Много лет спустя, в Аэропорту Пулково я случайно встретил его. Алик позавидовал, узнав, что я закончил, ЛГУ, да ещё такой престижный на его взгляд факультет.
- Я ничего не видел в жизни, кроме северных сопок и закрытых аэродромов. Романтика быстро проходит. Остаётся смертная тоска и водка. А ты учился в лучшем вузе страны и живёшь в лучшем городе мира. Тебе ли о чём-то жалеть, брат?
Но я до сих пор ещё сожалею, что не стал летать. Ведь в отличие от Алика, я не стал бы заливать водкой тоску, а стал бы просто писать про эти сопки, и про это небо.… Понимаю, что поздно теперь об этом жалеть. Теперь надо просто писать. Каждый день. Не меньше трёх страниц.


Рецензии