Смеющаяся гордость рек и озер. Глава вторая

Смеющаяся гордость рек и озер
Глава вторая
Подслушанные тайны
Писатель: Цзинь Юн
Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин

(Первая глава: http://proza.ru/2013/09/07/64)


Линь Пин-чжи собрался с силами, пытаясь подняться, но к нему бросились Фан Жэнь-чжи и Ю Жэнь-хао. Ю Жэнь-хао с силой нажал на несколько жизненных точек спины напротив сердца, и нижняя половина тела оказалась полностью парализованной.  Линь Пин-чжи подумал, что сейчас ему начнут рвать сухожилия на руках, и продевать веревку через ключицы, и он превратится в инвалида – уж лучше быстрая смерть.
Вдруг из помещения кухни донеслись два протяжных жалобных стона, несомненно, принадлежавших голосу Цзя Жэнь-да. Фан Жэнь-чжи с Ю Жэнь-хао одновременно вскочили, и выставив мечи, бросились в заднюю комнату. В проеме главного входа мелькнула человеческая тень, кто-то украдкой, совершенно бесшумно проник в помещение, схватив Линь Пин-чжи за ворот, поднял его.  Линь Пин-чжи тихо протянул:  «А!», увидев изрытое оспенными шрамами лицо. Это была та самая уродливая девушка, продававшая вино в кабачке, из-за которой и начались все беды. Дурнушка, схватив, поволокла его за дверь, дотащила до большого дерева, под которым были привязаны лошади. Она схватила его под поясницу левой рукой, обхватив, взвалила на конскую спину. Линь Пин-чжи был поражен, ибо видел, что в руках у девушки блеснул светлым пламенем длинный меч, дурнушка одним взмахом пересекла привязь, легко кольнула мечом в круп лошади. Лошадь почувствовала боль, жалобно заржала, оттолкнулась всеми четырьмя копытами, и бешено понеслась в лес.
   Линь Пин-чжи позвал: «Мать, Отец!». Беспокоясь об отце с матерью, не посмел в этот раз в одиночку спасаться бегством, двумя руками изо всех сил оттолкнулся от лошадиной спины, кувырком слетел с нее, несколько раз перевернулся, и упал в густую траву. Лошадь и не подумала останавливаться, галопом умчалась вдаль. Линь Пин-чжи потянул ветку дерева, росшую над кустами, попытался встать, хотя обе ноги не имели и половины силы, только немного приподнялся, и снова упал, когда же понемногу снова начал чувствовать поясницу и ягодицы, то испытал острую боль – при падении с лошадиной спины летел по камням и корням деревьев.
Вдруг послышалась хриплая брань, шумное дыхание, звуки шагов – приближались преследователи. Линь Пин-чжи поспешил скрыться среди травы. Вдруг раздался громкий лязг клинков, какие-то люди вступили в ожесточенную схватку. Линь Пин-чжи осторожно поднял голову, посмотрел сквозь просветы в траве, и увидал, что бьются две стороны, с одной стороны – Ю Жэнь-хао с Фан Жэнь-чжи из фракции Цинчэн, с другой – та некрасивая девушка, и еще один мужчина, с лицом, закрытым черным платком, с седыми волосами – старый. Линь Пин-чжи встревожился, признав деда этой дурнушки, старика Са. Мелькнула мысль: «Я-то раньше думал, что они вдвоем тоже из фракции Цинчэн, мог ли я представить, что эта девушка придет спасать меня. Ай, знал бы я раньше, каково ее боевое мастерство, разве осмелился бы высовываться, лезть в драку, и не вызвал бы все последующие несчастья». И еще подумал: «Они увлечены схваткой, я как раз пойду спасать отца и маму». Но блокированные точки спины еще не отошли, и никакое передвижение не было возможно.
Фан Жэнь-чжи закричал, спрашивая: «Вы… вы из какой фракции будете? Откуда вам известны методы меча нашей школы Цинчэн?». Тот старик не ответил, сделал неожиданное движение, блеснула белая вспышка, и меч вылетел из руки обезоруженного Фан Жэнь-чжи. Фан Жэнь-чжи быстро отпрыгнул назад, Ю Жэнь-хао мгновенно прикрыл его. Старик с прикрытым лицом быстро провел еще несколько приемов. Ю Жэнь-хао промолвил: «Ты,… Ты» – по его голосу было очевидно, что он в панике, внезапно раздался лязг, и длинный меч на скрутке вылетел из его руки. Некрасивая девушка сделала стремительный выпад и нанесла быстрый укол. Старик со скрытым лицом взмахнул мечом, защитив безоружного, и сказал: «Не убивай их!». Девушка сказала: «Они коварные злодеи, убили так много людей!». Старик сказал: «Мы уходим!». Девушка медлила. Старик сказал: «Не забывай приказа учителя!». Некрасивая девушка, покивав головой, фыркнула: «С ними было слишком легко!» – прыгнула в лес, и скрылась. Старик со скрытым лицом, повернулся за ней, и через мгновение был уже далеко.    
Фан и Ю были потрясены до глубины души, порознь подобрали свои мечи. Ю Жэнь-хао предположил: «Они наверняка принадлежат к школе зла! Как еще эти молодчики могли знать наши методы меча?». Фан Жэнь-чжи сказал: «Они знают только несколько приемов, однако… однако эти приемы… «по полету определяют лебедя», видно птицу по полету, но на самом деле … на самом деле… ай!». Ю Жэнь-хао сказал: «Они спасли этого мальчишку из семьи Линь…». Фан Жэнь-чжи продолжил: «Ай-йо! Мы попались на стратагему «Вынудить тигра покинуть гору»! Линь Чжэнь-нань с супругой!». Ю Жэнь-хао вскрикнул: «Точно!». Двое развернулись, и умчались прочь.
Прошло немного времени, раздался звук медленной конской поступи, две оставшиеся лошади вошли в лес, Фан Жэнь-чжи с Ю Жэнь-хао, каждый по отдельности, вели их в поводу. На лошадиных спинах, разумеется, лежали связанные Линь Чжэнь-нань и госпожа Ван. Линь Пин-чжи раскрыл рот, хотел крикнуть: «Мама, Отец!» но по счастью, сумел удержаться, понимая, что если вылетит хоть ползвука, не только даром отдаст свою жизнь, но и упустит возможность в дальнейшем спасти мать и отца.
На расстоянии нескольких чжанов от обеих лошадей, хромая и пошатываясь, шел человек – это был Цзя Жэнь-да. На его голове был накручен белый платок, весь пропитанный свежей кровью, он безостановочно ругался: «Проклятие, я вас отделаю, ты, черепаший сын, спас это заячье отродье, а с чего это эти двое не ушли? Мудрец каждый день будет этих старших зайцев понемногу ножичком укорачивать, мы потерпим до гор Цинчэн, мы посмотрим, как там они попробуют сохранить нити своих жизней…».
Фан Жэнь-чжи громко сказал: «Братец Цзя, эту пару семейтва Линь, отец-наставник, умудренный мудростью лет, строго-настрого наказывал доставить в его руки, ежели они прибудут в непотребном состоянии, «три длинных, два коротких», интересно посмотреть, сколько слоев шкур отец-наставник с тебя сдерет?». Цзя Жэнь-да вздохнул, но более шуметь не осмеливался. Линь Пин-чжи, услыхав, что его родители являются ценными пленниками для этой троицы из фракции Цинчэн, почувствовал в сердце осторожное чувство надежды: «Они захватили моих родителей. чтобы доставить в горы Цинчэн, на этом пути не осмелятся чересчур им вредить. От Фуцзяни до Сычуани даль в десять тысяч ли, я еще успею обдумать, как их освободить». И еще подумал: «Доберусь до филиалов нашего охранного агентства, пошлю людей скорее скакать в Лоян, отвести письмо вайгуну - деду по матушке ». Он, не двигаясь,  тихо лежал в зарослях травы, его кусали комары и мошки, но он все равно ничего не мог поделать. Прошло много часов, небо потемнело, заблокированные точки спины в конце концов раскрылись, только тогда он смог из последних сил вскарабкаться на ноги, медленно-медленно вернулся к трактирчику.
Быстро подумал: «Я легко могу переодеться, чтобы враги меня при встрече не узнали, иначе сразу буду ими убит, как тогда спасу родителей?». Вошел в комнату, где жил хозяин трактира, высек огонь, зажег масляную лампу, хотел найти хоть один костюм, да только в этой убогой горной местности народ жил исключительно бедный, даже одного платья на смену и то не было. Он вышел из трактирчика наружу, и увидел, что тела хозяина трактирчика и его супруги все так же валяются на земле, подумал про себя: «И говорить не о чем, остается только переодеться в одежду с мертвого тела». Стянул с мертвеца одежду, взял в руки, и сразу в нос ударила отвратительная вонь. Он хотел было сначала выстирать ее, а уж потом менять, но мысли приняли другой оборот: « Я ради стремления к чистоте потеряю достаточно много времени, пропущу удобный момент, отца и мать из-за этого не смогу спасти, разве смогу осуществить великую месть?». Стиснув зубы, снял с себя всю одежду, одел одеяние мертвеца. Поднял факел, посветил на все четыре стороны, но обнаружил только длинный меч отца и свой собственный, да «золотую саблю» матери, поднял все с земли. Он взял отцовский меч, обернул его в рваное тряпье, и, укрепив его поверх одежды за спиной, вышел за ворота трактирчика, услыхал доносящееся от горного ручейка кваканье лягушек, почувствовал неожиданный порыв холодного ветра,  и не смог сдержать громкого рыдания. Он поднял руку, и швырнул факел. Факел прочертил в темноте огненную дугу, и с плеском упал в маленький прудик, угаснув в то же мгновение. На все четыре стороны вокруг сомкнулся мрак.
Он подумал: «Эх, Линь Пин-чжи, Линь Пин-чжи, если ты не будешь осторожен, если не будешь терпелив, то снова попадешь в руки этим разбойникам из фракции Цинчэн, совсем как этот факел упал в пруд с вонючей водой». Поднял рукав протереть глаза, дотронулся рукавом одежды до лица, и его сразу обдало вонью, сразу несколько раз едва не стошнило, громко сказал: « Эта вонь так же нестерпима, как и понапрасну называть себя достойным человеком, великим мужем». Он встряхнул ногами, уперся, и зашагал. Не сделал и нескольких шагов, а поясницу снова пробила острая боль, он покрепче стиснул зубы, и наоборот, пошел еще быстрее. В горах «семь высот, восемь пропастей» - беспорядочно блуждал то вверх, то вниз, не зная точно, каким путем ушли отец с матерью. Шел до рассвета, а когда солнце встало, и начало своими лучами слепить ему глаза, Линь Пин-чжи похолодел от мысли: «Те двое разбойников повели родителей в горы Цинчэн, Сычуань располагается на запад от Фуцзяни, а чего же я иду на восток?». Он спешно повернулся, быстро пошел так, чтобы солнце светило в спину, лихорадочно размышляя: «Родители уже ушли вперед на полдня, да еще я полночи шел в противоположном направлении, еще больше от них удалился, нужно поскорее пойти купить лошадь, только не знаю, сколько это будет стоить. Провел рукой по карманам, и невольно горестно простонал – в этот раз вышло так, что золото, серебро, жемчуг и драгоценности – все сложили в притороченные к седлу мешки. Линь Чжэнь-нань и госпожа Ван имели при себе немного серебра, а у него хоть одного ляна, и того не было. Он заторопился, на каждом шаге взывая: «Как же быть? Как же быть?». Потом встал как остолбеневший, задумавшись: «Надо срочно спасать родителей, а то и от голода помереть недолго». Зашагал вниз, спускаясь с гор. К полудню уже почувствовал голод, в брюхе заурчало, увидал на обочине дороги несколько деревьев «глаз дракона» , полностью усыпанных темно-зелеными плодами, хотя и незрелыми, но годными, чтобы утолить голод. Подошел под дерево, подняв руку, собрался уже сорвать, и тут же подумал: « Эти деревья «глаз дракона» кому-то принадлежат, брать без спроса – значит стать преступником». Семейство Линь в трех поколениях занималась охраной жизни и имущества в перевозках, всегда противостояло разбойникам и грабителям из зеленых лесов, как я могу стать преступником и грабителем?». Если люди увидят, перед лицом отца назовут меня маленьким воришкой, каково будет воспитавшему меня отцу?». Торговая марка «Охранного бюро Могущество Фуцзяни» точно не устоит». Он с детства чтил закон, знал, что большие злодейства начинаются с маленьких преступлений, а маленькие преступления начинаются с воровства, часто не больше, чем одна дыня, один мельчайший плод, от маленького к большему, в конце концов, привычка становится неискоренимой, ноги увязнут глубоко в грязи, и самому себя уже не выдернуть.
Так поразмыслил, и даже невольно холодный пот на спине выступил, мысленно поклялся: « Настанет, в конце концов, день, когда мы с отцом спасем славу нашего охранного агентства «Могущество Фуцзяни», великий муж должен утвердиться в намерении стать человеком, уж лучше быть попрошайкой, чем стать преступником». Ускорил шаг, быстро пошел вперед, больше не бросая на растущие по обочинам «драконовы глаза» и единого взгляда. Прошел несколько ли, пришел в маленькую деревушку, подошел к одному из жилищ, едва решаясь попросить пищу.
Как ему было решиться протянуть руку за подаянием, раскрыть рот с просьбой о еде, каково ему было стать попрошайкой? Едва сказал три фразы, а лицо уже все и запылало.
Крестьянка из этого двора только что поругалась с мужем, подралась с ним, и ее настроение было скверным. Услыхав, что Линь Пин-чжи просит еды, пошла бранить его, «поливая голову собачьей кровью» , выставила метлу, и заорала: «Ах ты воришка, черт, нехороший человек. Мамаша не видит тут одной несушки, ясно, что это ты ее украл и сожрал, так и еще явился, собака, вынюхивать, как курицу стащить. Мамаша хоть и имеет рис, а все равно не даст тебе, бродяжьему отродью.
Ты у нас курицу украл, навредил нам, убить хотел, рассвирепел, у старой мамаши все тело в синяках…». Крестьянка ругнется разок, Линь Пин-чжи отступит на шаг. Та крестьянка рада была поругаться, ткнула Линь Пин-чжи метлой в лицо. Линь Пин-чжи пришел в бешенство, наклоном корпуса уклонился, поднял ладонь, собираясь ее ударить, но подумал: «Мне не доставляет удовольствия просить пропитания, однако колотить эту тупую деревенскую бабу, разве это не смешно?». Замерев, сдержал удар ладонью, да только столько силы вложил, сдержать удар-то нелегко, оступился, левой ногой вляпался в груду коровьего навоза, нога поскользнулась, и он упал лицом вверх. Та крестьянка расхохоталась, продолжая его поругивать: « Мелкий воришка, вот упал, будет тебе хорошая наука!» - хлопнула его метлой по голове, плюнула на него, и только тогда, развернувшись, ушла в дом.
Линь Пин-чжи, пережив такой позор, от огорчения слов не находил, выбиваясь из сил, поднялся, все лицо и руки были в коровьем навозе. В это плачевное мгновение та крестьянка вышла из дому, неся четыре отваренных початка кукурузы, сунула ему в руки, и, смеясь, продолжила ругать: «На, маленький чертенок, поешь! Бог сотворил тебя таким красивым дурачком, из иных семей невестки к тебе отнесутся с благосклонностью, а ты как назло, не учился хорошенько, есть любишь, работать ленишься, куда твоя задница годится?». Линь Пин-чжи пришел в ярость, хотел выкинуть початки. Та крестьянка рассмеялась: « Хорошо, бросай! Бросай! Ты же не боишься умереть от голода, так брось эти початки, умри от голода, маленький разбойник». Линь Пин-чжи подумал: «Хочешь спасти родителей, осуществить великую месть, возродить охранное бюро «Могущество Фуцзяни», теперь и дальше нужно «сто раз терпеть, тысячу раз терпеть», снова принимать тяжелый позор, нужно туго стиснуть зубы, люто ненавидя, терпеть. От этой поселянки перетерпеть позор, стоит ли это считать?». И сказал: «Большое спасибо!». Раскрыв рот, вгрызся в початок. Та крестьянка рассмеялась: «Я догадывалась, что ты не бросишь!». Развернулась и пошла, говоря сама с собой: «Этот маленький чертенок такой голодный, похоже, что курицу не он украл. Ай, пропади все пропадом, трудно на него сердиться, вот и ладно».
Линь Пин-чжи по дороге просил подаяния, в безлюдных горах срывал дикие плоды и ими утолял голод, хорошо, что этот год в провинции Фуцзянь был урожайным. Пять долин принесли богатый урожай, у крестьян было в достатке зерна, и, хотя его лицо было абсолютно грязным, но речь его была культурной и изящной, люди относились к нему хорошо, и просить на пропитание не представляло труда.
По пути выспрашивал об отце с матерью, но где было найти хоть какие-то новости? Пройдя восемь или девять дней, достиг границы Цзянси, у попутчиков стал расспрашивать, дорогу в Наньчан, надеялся, что в Наньчане есть филиал охранного агентства, и обязательно будут какие-то новости. Не будет новостей, так хоть получит деньги на дорожные расходы, попросит быстрого скакуна. Пришел в Наньчан, едва спросил об охранном бюро «Могущество Фуцзяни», как ему и говорят: «Могущество Фуцзяни? А у тебя какое до них дело? Агентство-то уже сгорело дочиста, а в соседних зданиях еще десять хозяйств полностью выгорели». Линь Пин-чжи издал сдавленный стон, пришел на место, где располагалось охранное бюро, и правда, увидал, что вся улица сплошь обгорелые бревна, голый кирпич, да битая черепица. Он тихо постоял некоторое время, подумал:  «Ну, это точно сделали злобные преступники из фракции Цинчэн. Если не отмщу, сам себя человеком не буду считать!».
Не стал мешкать в Наньчане, в тот же день отправился на запад. Не за один день дошел до провинции Хунань, пришел в главный ее город Чанша. Он догадывался, что и здесь филиал охранного агентства дочиста сожжен злодеями из фракции Цинчэн. Мог ли он предположить, что, когда он стал у прохожих спрашивать, что случилось с филиалом охранного агентства «Могущество Фуцзяни», все будут в полном недоумении? Линь Пин-чжи необычайно обрадовался, узнав, где это находится, пошел туда быстрым шагом.
Подойдя к воротам охранного бюро, заметил, что, хотя, по сравнению с центральным пунктом «Могущества Фуцзяни» в Фучжоу, вид и не такой предельно престижный, но, все же имеются покрытые красным лаком двери, около них сидит пара каменных львов, и общий вид весьма роскошный. Линь Пин-чжи заглянул внутрь, не увидел никого из людей, и в сердце закралось сомнение: «Я сейчас такой оборванный, в жалком виде, разве не будут охранники из агентства смотреть на меня свысока?».
Вскинул голову, и увидал, что висящая над дверьми, написанная золотыми иероглифами табличка: «Охранное бюро Могущество Фуцзяни. Хунаньское отделение» висит, перевернутая вверх ногами. Он очень удивился: «Неужели охранники в этом отделении такие невнимательные, чтобы могли вывеску вверх ногами повесить?».
Повернул голову, чтобы посмотреть на знамена, висящие на флагштоках, и невольно почувствовал холод: на левом флагштоке висела пара изношенных соломенных туфель, а на правом флагштоке висели женские штанишки в цветочек, все изодранные, но по-прежнему развевающиеся на ветру. Он стоял ошеломленный, и в это мгновение послышался звук шагов, из бюро вышел человек, и закричал: «Черепаший сын, что здесь выискиваешь, думаешь, какие вещи украсть?». Линь Пин-чжи услыхал, что его выговор похож на произношение Фан Жэнь-чжи, Цзя Жэнь-да, и других молодцов, значит он сычуанец, не посмел на него глазеть, уже отошел, и неожиданно почувствовал боль пониже спины – он получил пинок ногой от этого человека. Линь Пин-чжи пришел в великий гнев, хотел, развернувшись, начать драку, но молниеносно изменил намерение, подумав: «Этот филиал охранного агентства захвачен фракцией Цинчэн, здесь я могу разведать новости об отце с матерью, разве ради этого тяжело удержаться от гнева?». Тут же притворился, что незнаком с боевыми искусствами, рухнул наземь, и долго карабкался, пытаясь подняться. Тот человек громко рассмеялся, и еще несколько раз ругнул его «Черепашьим сыном».
Линь Пин-чжи медленно-медленно, из последних сил поднялся, дойдя до одного из маленьких переулков, выпросил чашку холодного риса, и поел. Он подумал: «Враги рядом со мной, тут нечего и размышлять». Нашел на земле угольную золу, все лицо себе зачернил, у угла стены преклонил голову, и заснул.
Когда наступила вторая стража, он достал из тряпья длинный меч, засунул его за поясницу,  обошел вокруг охранного бюро, и вышел к задним дверям. Внимательно прислушался, но не услыхал за стеной ни звуков, ни дыхания, и только тогда запрыгнул на стену. За стеной рассмотрел фруктовый садик, легко-легко спрыгнул внутрь, пригнувшись, шаг за шагом стал красться вдоль стены. Со всех четырех сторон был непроглядный мрак, не было как фонарных огней, так и звуков, издаваемых людьми. Сердце Линь Пин-чжи бешено прыгало в груди, он ощупью пробирался вдоль стены. Когда его стопа, наступив на сухую траву или кирпичную крошку, издавала звук, он приходил в ужас, но прошел так два дворика и увидел, что в окне восточного флигеля горит свет. Он приблизился, и услыхал, что там кто-то разговаривает.  Он предельно медленно сделал несколько шагов, согнувшись, достиг окна, затаил дыхание, вершок за вершком опустился на корточки, и уселся, опираясь о стену спиной. Едва сел, сразу услыхал, как один человек говорит: «Завтра, едва рассветет, мы сожжем начисто это охранное бюро этих сыновей черепахи, чтобы здесь не осталось ничего, что глаза могут увидеть». Другой человек сказал: «Не пойдет! Нельзя сжигать! В Наньчане старшие братья-наставники  позабавились – сожгли охранное бюро черепашьих детей, да говорят, заодно из соседних строений сожгли десяток дворов - не слишком это приятно слышать нам, сторонникам рыцарского пути  фракции Цинчэн, скорее всего, учитель нас накажет за это».
Линь Пин-чжи втайне ругался: «Вот как, оказывается фракция Цинчэн хорошими делами занимается, еще и стоящими на рыцарском пути себя называют! Лицемеры! ». Тут послышалось как тот, который первым говорил, ответил: «Хорошо, жечь не будем! Ну, так им все и оставлять?». Другой человек, смеясь, сказал: «Старший брат-наставник Цзи, ты подумай, мы в бюро этих псов разбойных вывеску вверх ногами перевернули, да еще на флагшток им драные женские штанишки повесили. Теперь среди «рек и озер» имя охранного агентства «Могущество Фуцзяни» полностью разрушено. Чем дольше эти драные штанишки провисят – тем лучше, к чему все еще и огнем сжигать?». Тот, с фамилией Цзи, засмеялся: «Старший брат-наставник Шэнь, ты прав. Хэ-хэ, эти «Драные штанишки», это название теперь точно прилипнет к «Могуществу Фуцзяни» как грибок к ногам, за триста лет не отмоются!». Оба расхохотались, потом тот, что с фамилией Цзи, сказал: «Завтра мы идем в горы Южная Хэншань, поздравлять Лю Чжэн-фэна , подарков положенных достаточно взяли? В этот раз хорошие новости пришли неожиданно, подарки незначительные, для облика фракции Цинчэн это не слишком хорошо”.
Тот, что с фамилией Шэнь, засмеявшись, сказал: «Подарки я заранее припас, ты не беспокойся, уверяю тебя, облик фракции Цинчэн не упадет. Говорят, что в этот раз Лю Чжэн-фэн на банкете омоет руки в золотом тазу, но наши подарки тоже действительно не рядовые». Тот, что с фамилией Цзи, радостно спросил: «А что это за подарки? Как же я о них не знал?». Тот, что с фамилией Шэнь, посмеявшись, ответил с важным видом: «Мы «преподнесем Будде одолженные цветы» , и нам не придется выгребать свои собственные кошели. Ты посмотри, эти подарки будут достаточно великолепными?».
Тут в комнате послышалось шуршание, будто развязывали какие-то узлы. Тот, что с фамилией Цзи, ахнул, и воскликнул: «Невероятно! Старший брат-наставник Шэнь, ты великий волшебник, где ты достал эти драгоценные вещи?». Линь Пин-чжи очень хотел разведать, в щелочку окна посмотреть, что это за подарки, в конце концов, но едва захотел вытянуть голову, над окном появилась его тень, так немудрено позволить врагам себя обнаружить, и он усилием воли сдержал себя.
Тут тот, что с фамилией Шэнь, смеясь, сказал: «Мы захватили охранное агентство «Могущество Фуцзяни», трудно было не поживиться. Вот эту пару нефритовых лошадок я первоначально думал преподнести отцу-наставнику, никому не показывал, так что будет легко отдать это старине Лю Чжэн-фэну». Линь Пин-чжи снова рассердился: «Оказывается, он награбил сокровища в нашем охранном бюро, и от себя их преподнесет в качестве подарка, это ли не путь преступников?». В городе Чанша филиал охранного бюро разве мог иметь собственные сокровища, разумеется, они держали то, что им люди отдали на сохранение. У этой пары нефритовых лошадок, разумеется, стоимость не малая. Если не вернуть, то придется отцу принимать меры, чтобы возместить убыток хозяину этих вещей». Тут тот, что с фамилией Шэнь, снова рассмеялся: «Здесь четыре узла вещей: один узел для матери-наставницы, один для всех братьев, один твой, один мой. Выбирай себе узел!».  Тот, что с фамилией Цзи, промолвил: «А это что?». Прошло немного времени, неожиданно раздался восхищенный вздох, и послышалось: «Да это все золото, серебро, жемчуг и драгоценности, мы теперь будем обладать великими богатствами. Ах, черепашьи дети, это «Могущество Фуцзяни», мудрец вас отдолбил, и правда, немало награбил. Старший брат-наставник, где же ты это нашел? Я и внутри, и снаружи все по десять раз обыскал, всего-то нашел - сто лян с небольшим мелкого серебра! А ты и виду не показывал, проклятье, что такое спрятанное богатство сумел разграбить?».
Тут тот, что с фамилией Шэнь, показывая свою смекалку, рассмеялся: «В охранном бюро, когда прячут сокровища, разве положат их в какое-либо обычное место? Все эти дни я смотрел, как ты раскрывал ящики столов и чемоданы, разбирал стены, занимался без устали, да только я изначально предвидел, что это был напрасный труд, но тебе этого не говорил – ты бы мне все равно не поверил. В любом случае, тебе эта безделица во вред пойти не могла». Тот, что с фамилией Цзи, сказал: «Преклоняюсь, преклоняюсь! Старший брат-наставник Шэнь, так где же ты это нашел?». Тот, что с фамилией Шэнь, и говорит: «А ты наоборот подумай-ка, в этом охранном бюро есть одна вещь, очень нелогичная, что это?».
Тот, что с фамилией Цзи, сказал: «Не логичного? В этом охранном бюро черепашьих детей я много заметил нелогичного. Твою мать, гунфу заурядное, хилое, однако на флагштоке перед входом высоко-высоко болтается величественный и суровый большой лев». Тот, что с фамилией Шэнь, смеясь, сказал: «Большого льва мы уже заменили на драные порточки, так что здесь все уже весьма логично. Ну, ты еще подумай, в этом охранном бюро, что еще в высшей степени нелогично?». Тот, что с фамилией Цзи, хлопнув себя по бедру, сказал: «Эти хунаньские ослы делают чрезвычайно много злых дел. Ты вспомни, как этот охранник Чжан, который тут был начальником, так он рядом со своей спальней, в соседней комнате, поставил гроб с покойником, разве так поступают, чтоб ему плесенью покрыться, ха-ха!».
Тот, что с фамилией Шэнь, снова рассмеялся: «Ну, пошевели мозгами! Для чего ему в соседней комнате гроб ставить? Ведь трудно представить, что в том гробе лежала его молоденькая наложница, с которой ему трудно было расстаться? Боюсь, что это не так. Разве в гроб нельзя срочно спрятать какие-нибудь вещи, скрыть их от посторонних глаз и ушей…».
Тот, что с фамилией Цзи, исторг вопль «А!», подпрыгнув, заорал: «Точно! Точно! Так все эти сокровища были в гробу спрятаны? Остроумно, предельно остроумно! Твою мать, я их всех долбил, у этих черепашьих охранников как много уловок!». И еще добавил: «Старший брат-наставник Шэнь, а вот эти два узла, вместе там сколько, может нам с тобой их разделить поровну? Ты должен побольше себе взять». Тут раздалось позвякивание и шуршание, было похоже, что он из одного узла перекладывает драгоценности в другой. Его напарник тоже не отказывался, только посмеялся несколько раз. Тот, что с фамилией Цзи, сказал: «Старший брат-наставник Шэнь, я пойду принесу таз с водой, помоем ноги, и можно будет ложиться спать». Сказав, издал звук «хэ», толкнул двери, и вышел наружу. Линь Пин-чжи свернулся под окном, боясь пошевелиться, искоса взглянув, заметил, что этот парень с фамилией Цзи ростом невысокий и толстый, скорее всего, именно он его в этот день около охранного бюро под зад пнул.
Через некоторое время, этот Цзи, неся перед собой таз с горячей водой, вошел в комнату, и сказал: «Старший брат-наставник Шэнь, в этот раз отец-наставник послал нас, старших и младших братьев, несколько десятков, однако, похоже, что нам с тобой вдвоем повезло больше всех. Старший брат-наставник Цзян отправился в филиал бюро в Гуанчжоу, старший брат-наставник Ма отправился в филиал бюро в Ханчжоу, однако они были опрометчивы, тоже, небось, видали гробы, а никто не додумался, что там сокровища спрятаны». Тут тот, что с фамилией Шэнь, рассмеялся: «Старший брат Фан, младший брат Ю, и Цзя Жэнь-да отправились в главное отделение «Могущества Фуцзяни», и должно быть, захватили по сравнению с нами двумя гораздо больше. Да только, допустили, чтобы нить судьбы драгоценного сокровища отца-наставника и матушки, их сына, пресеклась в Фучжоу, это уже слишком». Тот, что с фамилией Цзи, сказал: «Нападение на главный пункт охранного бюро «Могущество Фуцзяни» отец-наставник лично планировал, старший брат Фан и младший брат Ю, они ничего не делали выходящего за рамки утвержденного плана. Младший братишка Ю, сын настоятеля, погиб, отец-настоятель скорее всего не будет обвинять старшего брата Фана, что тот всего не предусмотрел. Мы в этот раз сильно поднимемся и выдвинемся, ребята в центральном пункте бюро и остальных филиалах в других провинциях все наделали дел, не додумались, что у семейства Линь все построено на дутой репутации, старший брат Фан с братьями, они втроем сразу всего решили достичь только силой оружия, захватили Линь Чжэнь-наня с супругой. В этот раз отец-настоятель сам приехал, чтобы поглядеть своими глазами. Ха-ха!».
У Линь Пин-чжи со лба холодный пот закапал, он лихорадочно соображал: «Выходит, что фракция Цинчэн все заранее всесторонне обдумала, разведала, и спланировала, одновременно проатаковала и центральное отделение бюро, и его филиалы во всех провинциях. Значит, беды пошли вовсе не от того, что я убил этого Ю. Если бы я этого злокозненного Ю и не убил, они бы все равно уничтожили бы наше бюро. Ю Цан-хай к тому же сам приезжает в Фучжоу, не удивительно, что эти мастера, разбивающие сердце ударом ладони, такие свирепые. Но только не пойму, в чем наше охранное бюро так провинилось перед фракцией Цинчэн, что они решились действовать с такой жестокостью?». В это время, хотя он и был уже ослабевший, однако гнев хлынул с такой силой, что если бы он не был уверен, что его боевое мастерство не сравнится с противниками, то точно хотел бы выбить окно, и рвать их зубами. Но тут раздался звук льющейся воды, двое людей мыли свои ноги.
Снова послышалось, как тот, что с фамилией Шэнь, говорит: «Если бы отец-наставник лично не явился, то охранное бюро «Могущество Фуцзяни» в этом году потрясло бы весь юго-восток, поскольку они реально имеют настоящее мастерство. Методы «меча, отвергающего зло» прославлены в мире боевых искусств, не могут полностью опираться на обман. Скорее всего, потомки были непочтительны, не доучили до уровня мастерства своих великих предков». В кромешной тьме Линь Пин-чжи покраснел до ушей, испытывая огромное чувство стыда. А Шэнь продолжал: «Прежде чем мы спустились с горы, отец-учитель разъяснил нам методы «меча, отвергающего зло», и, хотя за несколько месяцев трудно выучить все целиком, однако, на мой взгляд, этот комплекс меча несомненно имеет немалую скрытую силу, однако эти приемы нелегко выполнить.  Младший брат-наставник Цзи, ты много освоил?». Тот Цзи, смеясь, отвечал: «Я слышал, как отец-наставник сказал, что Линь Чжэнь-нань сам не может до конца освоить все требования, так что мне лень было стараться. Старший брат-наставник Шэнь, учитель передал приказ, приказал всем нашим братьям собраться на горе южная Хэншань, значит старший брат-наставник Фан тоже отконвоирует Линь Чжэнь-наня с супругой на гору Хэншань. Посмотрим, каков из себя этот последователь методов «меча, отвергающего зло». У Линь Пин-чжи екнуло сердце, когда он узнал, что родители пока еще в Фуцзяни, но будут отконвоированы на гору Хэншань. Он и радовался, и переживал.
Тот, что с фамилией Шэнь, снова засмеялся: «Пройдет еще несколько дней, без помех у него получим наставления и разъяснения по методам «меча, изгоняющего зло».
Внезапно раздался треск, и окно раскрылось. Линь Пин-чжи вздрогнул от испуга, заметил движение, исходящее от них, приготовился быстро прыгнуть, но неожиданно с громким плеском ему на голову вылился ушат горячей воды, он едва не закричал от испуга, перед глазами стало совсем темно – в комнате погасили свет. От страха Линь Пин-чжи не мог и пошевелиться, только чувствовал, как тонкие струйки воды стекают по его лицу и текут вниз, добавляя вони. Он сообразил, что тот, что с фамилией Цзи, вылил через окно воду, в которой они ноги помыли, и залил его целиком. Хотя враги действовали неумышленно, для него это был немалый позор, но ради того, чтобы получить сведения о родителях, что говорить о воде после мытья ног, даже если бы его целиком облили мочой с дерьмом, ну и что из этого? На некоторое время все звуки затихли, если бы он попытался уйти сейчас, то те двое могли его услышать, к тому же перед сном они могли еще что-то сказать. Он так и сидел недвижно, опершись о стену под окном. Прошло некоторое время, из комнаты раздались звуки храпа, и только тогда он медленно-медленно поднялся.
Повернув голову, внезапно увидел на окне длинную колеблющуюся тень, он насторожено присел, взглянул на окно, там по-прежнему металась тень – оказывается этот Цзя, вылив воду, позабыл закрыть окно на задвижку. Линь Пин-чжи подумал про себя: «Моя месть холодна как снег, сейчас как раз удобный случай!». Правой рукой вытянул длинный меч с пояса, левой рукой тихонько потянул створку окна, тихо перелез в комнату, отпустил створку. Свет луны проник сквозь бумагу окна, и осветил две кровати, на каждой из которых спал человек. Один спал, отвернувшись, была видна только его лысина, другой спал вверх лицом, так что была видна всклокоченная как солома, бороденка. На столе перед кроватями лежали пять тюков, и два длинных меча. Линь Пин-чжи поднял свой меч, подумал: «Каждому – по удару мечом, как ворам, похитившим чужие вещи». Уже собрался рубить по горлу тому бородатому, что вверх лицом лежал, как снова подумал: «Вот я сейчас украдкой, исподтишка убью этих двоих, разве это путь героя, доблестного китайского парня ? Пусть они подождут дня, когда я полностью освою семейную технику боевого искусства, тогда еще раз приду, и уничтожу всю эту преступную свору Цинчэн, как полагается великому мужу». После этого он медленно-медленно переложил все пять тюков на столик, прислоненный к окну, вылез наружу, засунул меч за пояс, вытащил наружу тюки, привязал три из них за спину, а два в руки взял. Шаг за шагом вернулся на задний двор, в ужасе перед опасностью издать хоть один звук, который бы разбудил тех двоих. Он раскрыл заднюю дверь, вышел из охранного бюро, определил направление, и пошел к южным воротам. В это время городские ворота были на запоре, он подошел к небольшому земляному холму по соседству с воротами, прислонившись к холму, стал отдыхать. Он очень боялся, что те двое из фракции Цинчэн почувствуют, где он, и явятся сюда по его следам, и не мог унять бешеного сердцебиения. Едва дождался, как с рассветом открыли ворота города, он вышел за ворота, и пошел на полном ходу, без единой передышки пройдя десять ли. Только тогда он почувствовал уверенность, впервые с тех пор, как он покинул город Фучжоу, это был первый раз, когда на сердце его было легко и весело. Он заметил поблизости от дороги маленькую лавку, где торговали лапшой, тут же пошел туда купить поесть чашку лапши. Он по-прежнему не осмеливался надолго задерживаться, съев чашку лапши, сунул руку в один из узлов, и нащупал там один маленький слиток серебра для оплаты.
Содержатель лавки выгреб все свои медяки на сдачу, но так и не смог набрать нужного количества. Линь Пин-чжи на дорогах держался тише воды, ниже травы, терпел унижения, но теперь, махнув рукой, громким голосом произнес: «Оставь все себе, сдачи не надо!» - он снова полностью вернулся к своим прежним широким привычкам молодого барина, сына хозяина охранного бюро. Он прошел еще тринадцать ли, и пришел в большой поселок. Линь Пин-чжи снял комнату в гостинице, закрыл двери и окна на замки и задвижки, развязал все пять узлов, и увидел, что в четырех узлах «желтое золото и белое серебро», украшения из жемчуга и драгоценных камней, а в пятом, маленьком узелке, только обшитая парчой и атласом коробка. В коробке оказалась пара нефритовых лошадок, размером чуть более двух вершков - нефрит цвета бараньего сала. Он подумал: «В нашем охранном бюро, в его филиале в Чаньша, накопилось так много богатств, нет ничего удивительного, что люди из фракции Цинчэн на них позарились». Он взял себе несколько лян серебра мелочью, все пять свертков связал в один большой узел, повесил себе на спину, пошел на рынок и купил двух хороших коней. Поскакал, меняя коней, спал всего по три стражи за день, и днем и ночью не прекращал скакать. Не за один день, но достиг южной горы Хэншань, едва въехал в город, сразу увидел во множестве снующих по улицам лихих молодцов с «рек и озер». Линь Пин-чжи только боялся, что его узнают Фан Жэнь-чжи и его спутники, низко пригнул голову, и поспешил остановиться в гостинице.
Спросил о свободных комнатах  – все оказались заняты. Прислужник сообщил: «Пройдет еще три дня, как раз будет праздник Великого Наставника Лю, «банкет по случаю омовения рук в золотом тазу», все маленькие гостиницы забиты гостями, принесшими поздравления, но вы еще в других местах поспрашивайте!». Линь Пин-чжи осталось только поискать на уединенных улочках, он обошел три гостиницы, пока нашел маленькую комнатку, и задумался: «Хотя у меня и грязное лицо, но Фан Жэнь-чжи – этот подлец такой смекалистый, только и боюсь, что он меня опознает». Достиг аптеки, купил там пластырь, налепил на лицо, так, чтобы брови с силой оттянуть вниз, а уголки рта, наоборот, кверху подтянуть, чтобы наполовину показались зубы. Взглянул на свое отражение в зеркале, но увидав этот измененный, невыразимо отвратительный облик, сам почувствовал предельное отвращение.
Он еще раз хорошенько увязал свой узел с драгоценностями, повесил его на спину, накрыв своей одеждой, немного изогнул поясницу, и сразу превратился в горбуна с огромным горбом. Он подумал: «Я так сильно изменил свой облик, даже отец и матерью, и те меня не узнают, так что не стоит беспокоиться».
Съев большое блюдо лапши с мясным рагу, снова пошел прогуливаться по улицам, надеясь наткнуться на родителей, или хоть разведать новости о фракции Цинчэн – тоже будет большая польза. Ходил полдня, неожиданно закапал дождик. Он купил на улице большую коническую бамбуковую шляпу, одел на голову, увидал, что небо темнеет все больше и больше, было похоже, что дождь собрался надолго. Он перешел улицу, и увидал полную людей чайную, сразу вошел и нашел себе местечко. Чайный официант заварил ему чайник с чаем, поставил блюдце с дынными семечками и блюдце с конскими бобами.
Он выпил чашку чая, развлекался тем, что грыз семечки, и неожиданно услыхал обращенные к нему слова: «Горбатый, тут можно присесть крутому парню?». Этот человек, не слушая ответа Линь Пин-чжи, с шумом рухнул на стул, и еще двое его друзей сели по сторонам.
Линь Пин-чжи поначалу посмеялся, не верилось, что этот человек к самому себе обращается, и встревожился, только когда понял, что «горбатый» - это он сам, хлопотливо откликнулся: «Конечно, конечно! Прошу садиться! Прошу садиться!». Тут он заметил, что все трое одеты в черные одежды, а на поясе у них клинки.
Эти трое молодцов сами о себе заботились, сами взяли чай, и начали судачить, не обращая внимания на Линь Пин-чжи. Один, самый юный, произнес: «В этот раз, третий господин Лю, «омоет руки в золотом тазу», уже собралось действительно немалую народа, до праздника еще три дня, а в город Хэншань гости уже битком набились». Другой молодец, слепой на один глаз, ответил: «Ну, это естественно. Фракция южной горы Хэншань сама по себе имеет великое имя, да прибавьте союзников от фракций фехтовальщиков на мечах с пяти твердынь, их влияние и мощь огромны, кто не захочет свести с ними знакомство? К тому же, Лю Чжэн-фэн, третий господин Лю, владеет боевым мастерством «тридцать шесть рук» меча «встречный ветер, опрокидывающий дикого гуся», он считается вторым великим мастером фракции Хэншань, только чуть-чуть уступающим руководителю фракции, господину Жэнь Мо-да. Раньше обычно люди хотели свести с ним знакомство. Да только он, во-первых – не отмечал дни рождения, во-вторых – не устраивал свадьбы сыновей, в-третьих, не женился, и не было удобного повода свести с ним знакомство. В этот раз он «умывает руки в золотом тазу» – это великое радостное событие, и, разумеется, великие толпы людей из мира боевых искусств собрались, едва услыхав об этом. Мне кажется, в городке Хэншань завтра и послезавтра будет еще оживленней». третий, с седеющими усами, возразил: «Если говорить, что все пришли познакомиться с Лю Чжэн-фэном, то что-то не похоже, мы, братья, втроем, как раз  вовсе не для этого приехали, не так ли? Лю Чжэн-фэн, «омоет руки в золотом тазу», конечно, он сказал, что от сего дня до последующих времен, не будет драться на кулаках и на мечах, но точно не сможет изменить реальность мира боевых искусств - правды и неправды, доброжелательности и ненависти. Посудите сами, на реках и озерах есть такие люди или нет.
Так как он поклялся не использовать меч, его 36 дорожек меча «Встречный ветер сбивает дикого гуся» хоть и являются высочайшей техникой, но какая от этого польза? Собрание по случаю «омовения рук в золотом тазу», для обычных людей не удивительно, к тому же великий мастер, не использующий свое искусство – то же самое, как и любой негодный человек. Другим людям какой смысл с ним знакомиться?». Тот молодой человек сказал: «Лю, третий господин, хотя от сегодняшнего дня до последующих времен не будет биться не на кулаках, ни на мечах, но он все равно является человеком, занимающим второе место во фракции горы Хэншань. Свести знакомство с Третьим господином Лю, значит, свести знакомство с фракцией горы Хэншань, а значит, будешь в знакомстве со школами меча всех пяти твердынь!». Тут седоусый, по фамилии Пэн, рассмеялся: «А достоин ли ты, чтобы завязать знакомство со школами меча пяти твердынь?». Одноглазый сказал: « Старший брат Пэн, не стоит так говорить. Для всех, идущих среди «рек и озер», иметь на одного друга больше – еще не много, иметь на одного врага меньше – уже не мало. Хотя боевое искусство школ меча пяти твердынь и высоко, а влияние огромно, не могут люди смотреть свысока на друзей с «рек и озер». Если бы они, к примеру, и вправду зазнались, не принимали бы других людей во внимание, как бы тогда в городе Хэншань появилось бы так много гостей с поздравлениями?». Седоусый хмыкнул, и промолчал. Прошло довольно много времени, и он небрежно бросил: «Скорее всего, это любители погреться у чужого огня, льнущие к сильным мира сего, меня это злит». Линь Пин-чжи делал вид, что не слушает разговор этих троих, однако надеялся узнать сведения о фракции Цинчэн, не вставлял ни слова в разговор, только пил чай, не осмеливаясь заговорить.
Вдруг услыхал, как за спиной какой-то человек говорит тихим голосом: «Ван Эршу  – второй дядя Ван, говорят, что этому третьему господину Лю из фракции Хэншань исполняется только пятьдесят лет, время истинного расцвета боевого мастерства, зачем так неожиданно понадобилось «омывать руки в золотом тазу»? Это не обман ли ожиданий относительно его таланта?». Ему ответил твердый голос: «В мире боевых искусств есть много причин, чтобы «омыть руки в золотом тазу». Например, преступник с «черного пути» сделал за свою жизнь много зла. Считается, что помыв руки, этот разбойник, убийца и поджигатель, с этого времени не занимается такими делами, и в будущем изменяется, обращаясь к добру, оставляет для детей и внуков доброе имя. Во-вторых, если когда-то произошло что-то, тоже – смыть с себя подозрения. Семейство Третьего господина Лю очень богато, живут в городе Хэншань уже несколько поколений. Эти причины к ним, разумеется, не относится». Второй человек поддержал: «Точно, это совершенно не имеет отношения».
Тот Ван Эршу продолжил: «Люди, изучающие боевые искусства, всю жизнь используют сабли, используют копья, не могут избежать ранений и убийства людей. Человек, достигнув старости, вспоминает, как много у него врагов на реках и озерах, неизбежно будет так, что и поесть и поспать не сможет в спокойствии. Похоже, что третий господин Лю, пригласив отовсюду гостей, открыто похваляется на всю Поднебесную, что от сегодняшнего дня и в последующем не прибегнет к сабле или мечу. Его мысль можно выразить так: его врагам не нужно волноваться, что он избежит их мести. Также, возможно, он только делает вид, что им будет не трудно его найти». Тот, что помоложе, сказал: «Ван Эршу, на мой взгляд, это дело может кончиться большим конфузом». Ван Эршу поинтересовался: «Отчего конфузом?». Тот молодой человек ответил: «Третий господин Лю, хотя и не искал людей, но люди могут найти его в любой момент. Например, кто-нибудь захочет его погубить, а третий господин Лю не двинет саблей или мечом, разве он не позволяет себя зарезать, не имея способа дать сдачи?». Ван Эршу, засмеялся: «Молод ты еще, и опыта у тебя нет. Если бы тебя кто-то на самом деле хотел убить, ты бы смог себя не защищать? Еще скажу, у фракции Хэншань мощь и влияние таковы, третий господин Лю настолько высокий мастер боевого искусства, он не ищет проблем с людьми, другие люди заранее пришли поклониться святому, вернувшемуся в изначальное состояние, и несказанно рады этому. Где найти таких храбрецов, «съевших сердце льва и желчный пузырь пантеры», которые осмелятся навредить столь уважаемому человеку? Пусть даже сам третий господин Лю и рукой не двинет, так у него толпы учеников, кто найдется, чтобы их рассердить? Так что ты на самом деле попусту тревожишься».
Седоусый, сидящий рядом с Линь Пин-чжи, проговорил, обращаясь сам к себе: «На сильного мастера найдется еще более сильный, на умелого – еще более умелый. Кто еще может осмелиться самого себя назвать «Не имеющим соперников в Поднебесной?». Он говорил тихим голосом, и те двое, что были позади, его не услышали.
Тут послышалось, как Ван Эршу продолжил: «Вот еще, например, есть некоторые открытые охранные бюро, если выручка будет достаточной, уйдут на покой, уйдут от дел,  «вымоют руки в золотом тазу», и не станут снова на кончике сабли искать денег, продавая жизнь, и это можно счесть разумным поведением». Эти несколько фраз запали в уши Линь Пин-чжи, он был потрясен, в сердце подумал: «Если бы мои родители несколько лет назад свернули свои дела, вымыли руки в золотом тазу, ушли на покой, как бы все сложилось?».
В этот момент тот седоусый снова сказал, обращаясь сам к себе: ««Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить», «генералу трудно умереть не в строю». Однако для тех, кто пристрастился к делам, эти четыре иероглифа: «уйти на покой» легко ли выговорить?». Одноглазый согласился: «Точно, потому что я уже несколько дней слышу, как люди говорят: «Слава Третьего господина Лю, словно как солнце на небе, и неожиданно он совершает уход от дел, это действительно выдающийся поступок, заставляющий людей восхищаться»». Неожиданно за столиком слева заговорил молодец средних лет, одетый в шелковый халат: «Братья, несколько дней назад в трех городах Уханя слыхал я среди тамошних бойцов, что третий господин Лю «умывает руки в золотом тазу», уходит от дел не по своей воле, а, попав в непреодолимые горькие обстоятельства». Тогда одноглазый сказал, обернувшись: «Уханьские друзья, однако, такие вещи говорят, можно ли им верить, этим друзьям?». Тот человек посмеялся, и ответил: «Да эти слова в Ухани говорят, не скрываясь, так отчего в городе Хэншань не поговорить?».  Другой, низкорослый толстяк, грубым голосом гневно произнес: «Об этом деле и вправду уже немало людей знает, что ты из себя строишь «неизмеримого и непознаваемого»? Да все говорят, что третий господин Лю только потому «моет руки в золотом блюде», что его боевое мастерство необычайно высокое, а человеческие связи необычайно хорошие».
Он сказал это очень громко, и многие из посетителей чайного дома стрельнули глазами по его лицу, и сразу несколько человек спросили: «Отчего же, если боевое мастерство необычайно высокое, а человеческие связи необычайно хорошие, бросать боевые искусства. Разве это не странно?».
Тот низкорослый толстяк со значительным видом заявил: «Для тех, кто не разбирается во внутренних побуждениях человека, такое действительно кажется странным, а для знающего это ничуть не удивительно». Некоторые тут же спросили: «Что это за внутренние побуждения?». Но низкорослый толстяк только улыбнулся, и ничего не сказал.
Сидящий через несколько столиков от него худой человек язвительно произнес: «Да что вы все его спрашиваете? Он сам не знает, только болтает глупости». Тот коренастый толстяк возмутился, и сказал громким голосом: «Кто сказал, что я не знаю? третий господин Лю «моет руки в золотом блюде», только заботясь об общем благе, с целью предотвратить возникновение конфликта между группировками внутри фракции Хэншань». Тут сразу несколько человек нестройно закричали: «Какая еще забота об общем благе?», «Какие еще внутренние конфликты между группировками? Трудно поверить, неужели учителя и ученики внутри фракции Хэншань имеют разные взгляды?».
Толстяк сказал: «Хотя посторонние говорят, что третий господин Лю является вторым по уровню мастерства во фракции Хэншань, но в самой фракции Хэншань все сверху донизу знают, что третий господин Лю со своими тридцатью шестью дорожками меча «Встречный ветер сбивает дикого гуся» обладает высшим мастерством, намного опережающим мастерство руководителя фракции, господина Жень Мо-да. Господин Мо-да одним уколом меча сбивает трех больших диких гусей, а третий господин Лю – пятерых. Ученики господина Лю - каждый побеждает учеников господина Мо-да. Очевидно, что ситуация становится чем дальше, тем более несообразной. Пройдет еще несколько лет, и влияние господина Мо-да будет совершенно раздавлено влиянием третьего господина Лю. Говорят, что обе стороны уже несколько раз втайне вступали в конфликт. Третий господин Лю имеет большую семью и большое хозяйство, не хочет соперничать с братьями ради пустой славы, поэтому и «моет руки в золотом тазу», и становится спокойным и безмятежным домохозяином».
Многие, покивав головами, сказали: «Вот как, оказывается, третий господин Лю имеет глубокие, ясные и великие мысли, многие заботы». Некоторые говорили: «Невозможно! Если господин Мо-да принуждает третьего господина Лю покинуть мир боевых искусств, разве этим он не ослабляет силу и влияние собственного клана Хэншань?». Тут тот молодец средних лет в шелковом халате заявил с холодной усмешкой: «Дела Поднебесной, кто сможет единолично их полностью устроить и упорядочить? Я едва только захочу занять надежное место руководителя клана, мне уже будет все равно: укрепится мой клан – значит хорошо, ослабнет мой клан – тоже хорошо, пусть он маму свою поучит».
Толстый коротышка отпил несколько глотков чая, позвенел крышкой по чайнику, и закричал: «Живее чая! Чая, живо!». И еще добавил: «Так что, яснее ясного, внутри клана Хэншань большие проблемы, каждая школа, каждая фракция прислала гостей с подарками, а вот сами-то представители клана Хэншань…». Едва он договорил до этих слов, внезапно от входа послышались жужжащие и нежно рокочущие звуки хуциня , кто-то пел: «Восхищаюсь семейством Ян, за их верность, Великая династия Сун… охраняли…». Он пел протяжным, безразличным, холодным голосом. Все, как один, повернули головы, посмотреть, и увидали сидящего за одним из столов высокого и худого старика, со сморщенным лицом, одетого в хлопковый халат, когда-то, вероятно, синий, но застиранный до белизны, облик и костюм его свидетельствовали о бедности, очевидно, он выпрашивал деньги за исполнение драматических песен. Тот низкорослый толстяк заорал: «Чертовское отродье, что там завываешь? Оборвал речь почтенного человека!». Тот старик стал бренчать тише, бормоча что-то вроде: «Отмель золотых песков… Пара драконов встретилась… Поражение в схватке…».
Кто-то спросил: «Эй, приятель, как ты сказал, каждая школа и каждая фракция прислала гостей с поздравлениями, ну а что собственно фракция Хэншань?». Толстяк ответил: «Ученики третьего господина Лю, разумеется, позаботились, чтобы принять гостей в городе Хэншань, однако за исключением ближайших учеников третьего господина Лю, кого-нибудь из учеников собственно фракции Хэншань вы здесь встречали?».  Тут все, посмотрев друг на друга, разом ответили: «Точно, почему это никого из них не видно? Разве это не слишком пренебрежительно по отношению к третьему господину Лю?». Тот толстый коротышка, засмеявшись, обратился к тому молодцу в шелковом халате: «Так что, я тебе скажу, не слишком бойся, что что-то произойдет, группировки внутри фракции Хэншань не осмелятся драться между собой, на самом деле, что им выяснять? Люди из фракции Хэншань прижались, и не показываются, кто их видел?».
Внезапно звук хуциня стал постепенно нарастать, мотив напоминал скрип несмазанной двери, и старик запел: «Низкие люди востока, повылезали, взволновали небо великими бедствиями…». Молодой человек закричал: «Хватит уже нам надоедать, бери деньги!». Махнул рукой, и бросил связку медных монет, раздался хлопок, они упали точно перед стариком, пущенные меткой рукой. Старик издал звуки благодарности, поднял медяки. Толстый коротышка одобрительно сказал: «Оказывается, младший брат - мастер скрытого оружия, это мастерский бросок!». Молодой человек рассмеялся, сказал: «Да стоит ли об этом? Старший брат, согласно твоим словам, господин Мо-да не сможет прибыть!». Толстый коротышка сказал: «Как он может прибыть? Братья-наставники Мо-да и третий господин Лю стали как силы огня и воды, едва взглянут друг на друга, тут же хватаются за мечи. Если третий господин Лю уступит на один шаг, так он уже должен быть доволен, что его пропустили».
Тут старик, поющий для подаяния, неожиданно встал, медленно-медленно подошел к нему вплотную, и, склонив голову, уставился на него. Толстяк в гневе воскликнул: «Старик, что ты делаешь?». Тот старик, покачав головой, произнес: «Всякую чушь ты несешь!». Развернулся, и пошел прочь. Толстый коротышка пришел в великий гнев, вытянув руку, уже собрался схватить старика за шкирку, но внезапно перед его глазами мелькнула синяя вспышка, и тончайший длинный меч замелькал на поверхности стола, издавая вибрирующий звон. Толстяк перепугался, отскочил назад, с ужасом ожидая, что меч пронзит его тело, однако увидел, как старик медленно вложил длинный меч в свой музыкальный инструмент, так что он полностью исчез из виду.
Оказывается, в хуцине был скрыт меч, лезвие меча полностью пряталось в грифе хуциня, для посторонних наблюдателей было невозможно догадаться, что старый побитый инструмент скрывает внутри себя боевой клинок. Старик снова покачал головой, повторил: «Чушь ты несешь!», и медленно-медленно вышел из чайной. Собравшиеся провожали взглядами его спину, растворявшуюся в потоке дождя, откуда еще некоторое время раздавались хриплые невнятные звуки хуциня.
Внезапно несколько человек издали испуганный крик «А!», начали кричать: «Вы посмотрите, вы только посмотрите!». Посетители обернулись туда, куда указывали их пальцы, и увидели, что у того толстяка на столе выставлены семь чайных чашек, у каждой из которых сверху срезано колечко, чуть более, чем на полвершка. Семь фарфоровых колечек в полпальца толщиной упали рядом с чайными чашками, причем ни одна из чашек не завалилась на бок.
Несколько десятков посетителей чайного ресторана собрались в круг, и начали беспорядочно судачить. Некоторые говорили: «Кто этот человек? Откуда у него такое крутое владение мечом?». Некоторые говорили: «Одним ударом меча срезать верх у семи чайных чашек, да так, что ни одна чашка не перевернулась, это просто волшебство». Некоторые обращались к тому низкорослому толстяку: «К счастью, меч этого почтенного старого господина тебя помиловал,   а то бы шея нашего брата тоже укоротилась бы, как эти чашечки. Еще некоторые судачили: «Этот старый господин, несомненно, великий мастер, но почему он выглядел совсем как обычный человек?». Толстый коротышка, глядел на наполовину срезанные чашечки, оцепенев от ужаса. В его лице не было ни кровинки, он не слышал ничего, что говорили вокруг. Тот молодец средних лет, одетый в шелковый халат, обратился к нему: «Ну что? Я тебя предупреждал, чтобы ты поменьше болтал языком, правда или нет,  говорят, что «от скуки болтать – голову потерять». Прямо перед глазами у нас был «лежащий тигр, затаившийся дракон» фракции Хэншань, и еще неизвестно, сколько высоких людей сюда прибыло. Этот старый господин, несомненно, хороший друг господина Мо-да, он услыхал, как ты за спиной господина Мо-да о нем судачишь, разумеется, захотел поучить тебя уму-разуму.
Тот седоусый внезапно произнес крайне холодным тоном: «Какой еще друг господина Мо-да? Он сам как раз и был глава школы Хэншань, «Дождливая ночь на реках Хунани»  господин Мо-да! Тут все посетители снова перепугались, стали переспрашивать: «Что? Он… Он точно является господином Мо-да? А ты откуда можешь знать?».
Седоусый сказал: «Разумеется, я знаю. Господин Мо-да любит играть на хуцине, особенно мелодию «Дождливая ночь на реках Хунани», люди, когда ее слышат, плачут и даже могут упасть от чувств. «В цине скрыт меч, техника меча и звук циня» - вот восемь иероглифов, которые описывают его уникальное мастерство. Уважаемые, прежде чем ехать в Хэншань, как вы могли этого не узнать? Этот братишка только что говорил, что третий господин Лю сбил пять диких гусей, а господин Мо-да – только трех. Он только что мечом срезал семь чайных чашек, чтобы вы посмотрели хорошенько. Может срезать чайные чашки, - так что ему стоит заколоть гусей? Поэтому он тебя и ругал, что ты чушь несешь».
Тот толстый коротышка все еще был не в себе от страха, повесил голову, и не осмеливался дать ответ. Молодец в шелковом халате расплатился за чай, и повел его к выходу.
Посетители чайного ресторана, увидав, как «Дождливая ночь на реках Хунани», господин Мо-да проявил свое мастерство, свое «поразившее мир, и испугавшее обывателей» волшебное искусство, почувствовали сердечную горечь. Все одинаково размышляли, что этот коротышка, похвалив Лю Чжэн-фэна перед господином Мо-да, всего лишь несколькими словами, сам едва не привлек беду на свою голову. Посетители один за другим расплатились за чай, и быстро разошлись. В чайной, только что бывшей переполненной разгоряченной толпой, мгновенно установилась леденящая пустота. Кроме Линь Пин-чжи, остались только двое посетителей, сидящих в уголке, и дремлющих, уронив голову на стол.
Линь Пин-чжи поглядел на семь укороченных чайных чашек, с которых были срезаны ровные фарфоровые колечки, и задумался: «Этот старик был облика заурядного, кажется,  тронь пальцем – и он упадет, кто бы мог подумать, что он, блеснув длинным мечом, укоротит эти чайные чашки. Если бы я не выехал из Фучжоу, как бы я узнал, что на свете есть такие люди? Я в охранном бюро «Могущество Фуцзяни» «глядел на небо, сидя в колодце», полагал, что среди рек и озер если и есть еще могучие мастера, то они не слишком превосходят моего отца, подобно тому, как тот сам превосходит второго дядю. Ай! Если бы я мог попроситься к таким людям в ученики, поклониться как наставнику, в горьком труде постигать боевое мастерство, то либо осуществил великую месть, либо не стал сожалеть о своей кончине». И еще подумал: «Почему бы мне не найти сейчас этого господина Мо-да, обратиться к нему с мольбой, просить его спасти моих родителей, взять меня в ученики?». Уже с места вскочил, но внезапно снова подумал: «Он руководитель школы горы Хэншань, фракции меченосцев пяти твердынь и фракция Цинчэн близки по духу, решиться ли он хоть на волосок помочь мне, если это принесет зло его друзьям?». Подумав об этом, он снова расстроено сел на свое место.
Внезапно он услыхал чистый, звонкий и нежный голосок: «Эршигэ , этот дождь все не утихает, у меня скоро и верхняя и нижняя одежда насквозь промокнет, пойдем, выпьем здесь чая». Линь Пин-чжи был потрясен, признав голос той некрасивой девушки, продававшей вино, которая спасла его жизнь, и он быстро опустил голову.  Послышалось: «Хорошо, горячим чайком погреем кишочки» – сказанное глухим старческим голосом. Двое вошли в чайный ресторан, и уселись наискосок от Линь Пин-чжи. Он, скосив глаза, разумеется, заметил ту продававшую вино девушку. Она была одета в темно-зеленый халат и сидела к нему спиной. Боком к ней сидел  тот самый старик, выдававший себя за ее дедушку, который представлялся по фамилии Са. Линь Пин-чжи поразмыслил: «Оказывается, они вдвоем старший брат-наставник и младшая сестрица-наставница , однако, выдавали себя за деда и внучку, выходит, что в Фуцзянь они прибыли, осуществляя задуманный план. Однако непонятно, ради чего она спасала меня? Возможно, они знают, где находятся мои родители». Чайный подмастерье собрал со стола оставленные чашки, принес свежего чаю. Старик, едва увидав за соседним столом семь наполовину срезанных чашек, невольно издал тихий вскрик «Ай», и сказал: «Сяошимэй , ты погляди!». Девушка тоже поразилась, и сказала: «Это проявление мастерства превосходно, кто это так обрезал чайные чашечки?».
Тот старик сказал тихим голосом: « Сяошимэй, давай-ка я тебя проверю: одним взмахом меча в семь целей попал, рубит нефрит, рассекает металл, эти семь чашек кто подровнял?». Девушка слегка рассердилась, сказала: «Так я же не видела, как я могу узнать кто срезал…». Внезапно она взмахнула руками, и смеясь, сказала: «Я знаю, я знаю! Тридцать шесть дорожек меча «Встречный ветер сбивает дикого гуся», семнадцатый прием – «Один удар меча сбивает девять диких гусей», это шедевр третьего господина Лю, Лю Чжэн-фэна! Старик засмеявшись, покачал головой, и произнес: «Боюсь только, что техника меча Третьего господина Лю не достигает столь высокого уровня мастерства. Ты угадала только наполовину». Тут девушка вытянула указательный палец, и, указывая на него, засмеялась: «Не подсказывай больше, я знаю. Это… Это… Это «Дождливая ночь на реках Хунани» - господин Мо-да!». Внезапно раздалось семь или восемь дружных голосов, кто-то хлопал в ладоши, кто-то громко хохотал, и все говорили: «У младшей сестрицы-наставницы верный глаз!». Линь Пин-чжи был ошеломлен: «Откуда пришло столько много людей?». Скосив глаза, посмотрел, и обнаружил только тех двоих, ранее дремавших за столиками, а теперь поднявшихся, и еще пятерых, вышедших из внутренних помещений чайного ресторана. Некоторые были переодеты в платье посыльных, один изображал счетовода, также имелся один, походивший на торговца, и один с сидящей на плече обезьянкой, похожий на тех, кто разыгрывает представления с дрессированной мартышкой. Девушка рассмеялась: «Ха, негодяи, оказывается, вы все здесь прятались, здорово вы меня напугали! А где большой старший брат-наставник  ?». Тот, что с дрессированной обезьянкой, сказал со смехом: «Что это, едва встретились, и сразу нас негодяями обругали?». Девушка сказала, смеясь: «Тайком и украдкой из засады пугать людей, это ли не повадки разбойников с большой дороги? А отчего дашигэ не с вами? Тот, что с дрессированной обезьянкой, смеясь, сказал: «О других не спросила, все только о дашигэ спрашивает. О чем бы ни говорила, через три слова спросит о дашигэ. Ну почему бы не спросить о шестом старшем брате?». Та девушка, топнув ногой, сказала: «Тьфу! Ты, обезьяний сын, в конце концов, не умер, не переродился, сколько о тебе нужно спрашивать?». Тот с дрессированной обезьянкой, ей ответил, смеясь: «Дашигэ тоже не умер, не переродился, сколько о нем нужно спрашивать?». Та девушка рассердилась и обратилась к другому: «Я бы тебя не спрашивала, четвертый старший брат, если бы не считала тебя хорошим человеком, ну как там большой старший брат-наставник?». Тут тот, наряженный посыльным, который пока не отвечал, вместе с несколькими другими в один голос, смеясь, сказали: «О, оказывается только четвертый старший брат-наставник хороший, а мы все плохие! Старина четвертый, назло ей не говори!».
Тогда девушка сказала: «Удивительно? Не хотите говорить, так не говорите. Вы не говорите, тогда мы со вторым старшим братом тоже ничего не скажем. Нам со вторым старшим братом-наставником по пути встретилось немало загадочных и диковинных дел, так я вам и полслова о них не скажу.
Тот, что был одет в одежду посыльного, и который как казалось, был заикой, тут как раз сказал: «Мы со старшим братом в городке Хэнъян вчера расстались, он велел нам вперед ехать. Сейчас он, наверное, уже протрезвел, и скоро приедет». Девушка слегка нахмурила брови и сказала: «Опять пьяным напился?». Тот, что был наряжен посыльным, ответил: «Точно».  Тот, который выглядел как счетовод, добавил: «В этот раз он сумел вволю напиться. С раннего утра пил до полудня, с полудня до вечера. Коротко говоря, выпил не то двадцать, не то тридцать цзиней вина!». Девушка сказала: «Разве пить вино не вредно для здоровья? Вы почему ему не отсоветовали?». Тот, наряженный счетоводом, показал язык, и сказал: « Когда большой старший брат-наставник станет прислушиваться к чужим советам, солнце точно будет вставать на западе.  Только если не маленькая младшая сестра-наставница ему посоветует, ну тогда он, пожалуй, выпьет на полцзиня или на целый цзинь поменьше». Все расхохотались.
Девушка спросила: «Отчего такая большая пьянка? Случилось какое-то радостное событие?». Наряженный счетоводом ответил: «Об этом большого старшего брата-наставника самого спроси. Он, скорее всего, знал, что приехав в город Хэншань, встретит маленькую младшую сестрицу-наставницу, обрадовался, вот и особенно много выпил».
Та девушка сказала: «Глупости и чепуха!», но после слов залилась румянцем от удовольствия.
Линь Пин-чжи, услыхав, как засмеялись ее шисюнмэй  - братья и сестры-наставники, быстро подумал: «Исходя из их слов, у этой девушки с ее старшим братом-наставником глубокая сердечная симпатия. Но ее второй старший брат-наставник настолько стар, значит большой старший брат-наставник еще более старый. Этой девушке не больше шестнадцати-семнадцати лет, что это она в старика влюбилась?». Поразмыслив с разных сторон, тут же догадался: «А, ясно. У девушки все лицо рябое, облик уродливый, все ей пренебрегают, поэтому и пришлось ей влюбиться в этого старого, неравного ей пьяницу».
Тут девушка снова спросила: «Большой старший брат вчера прямо с утра пил?». Тот, что был с дрессированной обезьянкой, сказал: «Не буду с тобой все до мелочей обсуждать, но и будь ты с нами, ты бы не сделала больше, чем мы. Вчера с утра мы ввосьмером уже собрались отправиться, но большой старший брат-наставник неожиданно учуял на улице аромат вина. Оказывается, это стоял просящий подаяние нищий с тыквой-горлянкой, и только что выпил из нее глоток. Большой старший брат-наставник в это время страсть как хотел вина, сразу подошел к нищему и завязал с ним беседу, похвалил аромат его вина, спросил:
- Что это за вино?
Нищий ответил:
- Это обезьянье вино!
Большой старший брат спросил:
- Что значит обезьянье вино?
Тот нищий отвечал, что в лесах горы Сянсишань обезьяны умеют сбраживать фрукты на вино. Обезьяны срывают самые свежие, самые сладкие фрукты, поэтому вино получается превосходное. Этот нищий дождался, пока стадо обезьян отлучится, украл у них три тыквы-горлянки, да еще маленькую обезьянку поймал, кстати, вот и она!». Говоря, он пальцем указал на сидящую у него на плече обезьянку. Эта обезьянка была привязана веревочкой за заднюю ногу, а другой конец веревки был привязан к его запястью, она безостановочно терла голову и чесала щеки, хмурила брови и строила глазки,  корчила комичные рожицы. Девчушка смотрела на обезьянку, смотрела, и смеясь сказала: «Шестой старший брат-наставник, ну как тебя теперь не назвать Лю Хоу-эром , ты с этим созданием просто как старший и младший братцы».
Лю Хоу-эр сделал глупое лицо, и подыграл: «Мы не родные братья, мы старший и младший братья-наставники. Это маленькое существо – мой старший брат-наставник, а я второй братишка». Все, услыхав это, громко рассмеялись. Девушка рассмеялась: «Ну хорошо, ты осмелился окольным путем обругать большого старшего брата, смотри, как бы я на тебя не пожаловалась, и он не надавал тебе тумаков!». И снова спросила: «Так как же этот старший брат попал в твои руки?». Лю Хоу-эр сказал: «Мой старший брат? Ты эту маленькую скотинку имеешь в виду? Ай, начнешь рассказывать, выйдет такой долгий разговор, что голова разболится!». Девушка, смеясь, сказала: «Ты не скажешь, так я сама догадаюсь. Несомненно, большой старший брат хотел взять эту обезьяну, чтобы попросить тебя присмотреть за ней, надеясь, что это маленькое существо изготовит новую тыкву-горлянку вина, чтобы он еще его выпил».
Лю Хоу-эр начал было говорить: «Ну точно, пуля мне в задницу…», однако едва начал говорить, и едва сказал «Ну точно…», как тут же сдержался, и изменил выражение: «Точно, точно, ты правильно угадала!». Тут девушка с усмешкой сказала: «Большой старший брат любит заниматься такими странными и нелепыми чудачествами. Обезьяна только в горах может сделать вино, если ее поймать и держать с людьми, как она сможет уйти срывать плоды и сбраживать вино? Ты отпустишь ее за плодами, разве она не убежит?». Она помедлила, и смеясь, добавила: «Иначе говоря, почему бы нам не посмотреть, как наш Лю Хоу-эр, приготовит вино?».
Лю Хоу-эр, сделав глупое лицо, сказал: «Шимэй , ты старшего брата не уважаешь, всякую чушь несешь». Девушка ответила: «А-йо! Ну так мы будем выяснять до самого приезда большого старшего брата-наставника. Люшигэ , ты так и не сказал по правде, почему же большой старший брат с утра до вечера пил без остановки?
Лю Хоу-эр сказал: «Точно, в это время старший брат не подозревал неприятностей, и попросил у этого нищего сделать только один глоток. А-йо,  у этого нищего на теле и на ногах грязь была в три вершка толщиной, по истлевшему халату белые вши так и сновали – то вползут, то выползут, глаза слезились, из носа текло по всему лицу, наверняка и в горлянку попало немало его густой мокроты, и жидких соплей…».
Та девушка прикрыла рот, сморщила брови, попросила: «Хватит об этом, людей уже тошнит». Лю Хоу-эр обрадовался: «Тебя тошнит, а большого старшего брата вовсе не тошнило, тот нищий сказал: «Из трех тыкв-горлянок осталась только чуть больше половины вот этой, остальное уже выпито, и другим не дам». Большой старший брат-наставник вытащил лян серебра, сказал: «За один лян серебра – один глоток».
Молодая девушка и разозлилась, и рассмеялась одновременно. Сплюнув, она сказала: «Чертова алчная пасть», - а Лю Хоу-эр продолжил свой рассказ: «Тот нищий только тогда разрешил, принял серебро, предупредил:
- Разрешаю только один глоток, больше пить не смей!
Большой старший брат сказал:
- Мне разрешили лишь глоток, ну, так глотну-ка я чуток!
Он опрокинул горлянку прямо надо ртом, растянул рот, и начал пить. Но кто знал, что его глоток будет таким долгим, только и слышалось мелкое бульканье, одним духом он подчистую осушил добрую половину тыквы-горлянки. Оказывается, большой старший брат использовал полученный от отца-наставника метод цигун, способ задержки дыхания, подобно тому, как «черный дракон заглатывает воду», и выпил всю добрую половину тыквы-горлянки, так что вина ни капли не осталось».
Все, услыхав это, дружно и громко расхохотались.
Тот Лю Хоу-эр снова сказал: «Сяошимэй , если бы ты вчера была в Хэнъяне, и своими глазами видела это необыкновенное гунфу  большого старшего брата-наставника, то точно не смогла бы не преклониться перед ним в восхищении. Он «сконцентрировал дух шэнь в киноварном поле, словно отдыхая в пурпурной обители бессмертных, телом будто взмыл в пустоте выше горы Хуашань, энергия ци словно пробила небесную твердь и потрясла полярную звезду», это учение цигун действительно порождается духом и входит в превращения, тонкость и глубина неисчерпаемы».
Эта девушка от смеха едва не упала, ругаясь, сказала: «Вижу, что рот у тебя поганый, так порочить образ большого старшего брата, эх, ты тут перед всеми высмеял наш метод управления энергией – цигун, так поберегись!».
Лю Хоу-эр, смеясь, сказал: «Я отнюдь не напраслину говорю. Здесь шесть старших и младших братьев-наставников, все это видели. Использовал цигун большой старший брат, когда пил вино или нет?». Стоящие поблизости, покивав головами, сказали: «Сяошимэй, это на самом деле так».
Девушка вздохнула, и промолвила: «Это очень непростое мастерство, ну никто не умеет, а он один, как назло, умеет, однако взялся обманывать нищего, чтобы выпить его вино». Сказано было хоть и грозным голосом, но и не без скрытой похвалы.
Лю Хоу-эр продолжил: «Когда большой старший брат-наставник выпил всю тыкву-горлянку до конца, тот нищий разумеется, возмутился, схватил его за одежду, начал спорить, говоря, что совершенно ясно сказал, что разрешил выпить только глоток, с чего это вдруг больше половины тыквы горлянки оказалось выпито досуха. Большой старший брат, смеясь, ответил:
- Я на самом деле выпил только глоток, ты же видел, переводил я дух или нет? Не трать ярость, это был только один глоток. Мы же не обсудили, большой это будет глоток, или маленький глоточек. В этот раз я сделал только полглотка, вторую половину не допил. Один глоток – один лян серебра, полглотка стоит только пять денежек. Так что пять денежек гони обратно».
Девушка засмеялась: «Выпил у людей вино, так еще у них же и деньги вымогает?». Лю Хоу-эр сказал: «Этот нищий уже готов был расплакаться. Большой старший брат сказал:
- Лаосюн  ты так близко к сердцу это принимаешь, наверняка ты принц знатоков хороших вин! «Пойдем, я дорожку тебе проторю, прошу, до отвала тебя напою!», и потащил его в расположенное на улице питейное заведение, а там они начали вдвоем пить чашку за чашкой без остановки. Мы ждали до полудня, а они вдвоем все пили.
Большой старший брат отдал мне обезьянку нищего, чтобы я за ней последил. Прождали до послеполуденного времени, тот нищий уже основательно напился, и рухнул на землю, не в силах подняться, а большой старший брат уже в одиночку все еще сам наливал, сам пил, говорить уже не мог, язык распух, и велел нам вперед ехать в Хэншань, а он воспоследует».
Девушка огорченно произнесла: «Вот как, оказывается». Она задумалась, потом сказала: «Этот нищий не был ли похож на того, кому нужна помощь?». Человек, одетый посыльным, покачав головой, ответил: «Нет, он не владел воинским искусством, да и мешка за плечами у него не было». Девушка выглянула наружу, увидела, что дождь все лил без остановки, сказала, обращаясь сама к себе: «Похоже, что если вся компания вчера прибыла, то сегодня не просто будет быстро доехать». Лю Хоу-эр напомнил: «Сяошимэй, ты говорила, что вы со вторым старшим братом немало крайне странных дел встретили на пути, так самое время нам рассказать». Девушка сказала: «Зачем спешить, вот приедет большой старший брат, тогда и расскажем без спешки, не нужно дважды рассказывать. Вы где договорились встретиться? Лю Хоу-эр сказал: «Не договаривались, в городке Хэншань людей не так много, сами собой столкнемся. Ну хорошо, ты обманула, ведь я рассказал о истории, как большой старший брат пил обезьянье вино, а ты о своих делах ничего нам не рассказала».
Девушка как будто почувствовала себя неуютно, попросила: «Второй старший брат, пожалуйста, расскажи им с Лю Хоу-эром, хорошо?». Она бросила взгляд на тень спины Линь Пин-чжи, и добавила: «Здесь полно глаз и ушей, давайте сначала поищем гостиницу, а потом поговорим не торопясь».
Один из братьев, человек очень высокого роста, который до  того молчал, в этот момент сказал: «Все большие и маленькие гостиницы в Хэншани забиты принесшими дары гостями, мы невольно можем помешать празднику во дворце Лю, давайте встретимся с дашигэ - большим старшим братом-наставником, а потом все вместе направимся в монастырь за городом, и отдохнем в одном из храмов, что ты скажешь?». В это время тот из братьев, который был на данный момент самым старшим, этот самый старик, ставший теперь предводителем, кивнув головой, сказал: «Хорошо, будем ждать здесь».
Лю Хоу-эр, который был самым настороженным, шепотом сказал: «Этот горбун наверняка чокнутый, полдня здесь сидит, не пошевелился ни разу, и чего он хочет? Второй старший брат, вы с сяошимэй направлялись в Фучжоу, что удалось разведать? Охранное бюро «Могущество Фуцзяни» искоренено фракцией Цинчэн, значит в семействе Линь и вправду нет настоящего боевого мастерства?».
Когда Линь Пин-чжи услыхал, что они неожиданно заговорили о его охранном бюро, стал прислушиваться еще более сосредоточенно. Тот старик заговорил: «Мы с сяошимэй в Чанша видели отца-наставника, отец-наставник строго-настрого велел нам прибыть в городок Хэншань, встретиться с большим старшим братом-наставником, и другими братьями. Фучжоусские дела пока не будем обсуждать. Господин Мо-да почему здесь демонстрировал прием «одним ударом меча сбить девять диких гусей»? Вы ведь все это видели, не так ли?». Лю Хоу-эр отвечал: «Точно так», поспешил подробно описать ситуацию, по порядку рассказал всем, как зашел спор о том, почему Лю Чжэнфэн «моет руки в золотом блюде», как неожиданно появился господин Мо-да, как разошлась напуганная толпа. Тот старик хмыкнул, и через продолжительный промежуток времени продолжил разговор: «На реках и озерах все говорят, что господин Мо-да не может сойтись с третьим господином Лю, поэтому господин Лю и моет руки в золотом тазу, однако господин Мо-да оставил здесь такие загадочные следы, что заставил людей только догадываться о своих непонятных замыслах». Тут тот, что выглядел счетоводом, сказал: «Второй старший брат, говорят, что руководитель фракции горы Тайшань, господин Тянь Мэнь  Чжэньжэнь  прибыл собственной персоной, и уже находится во дворце семьи Лю».
Тот старик переспросил: «Тянь Мэнь Чжэньжэнь собственной персоной пожаловал? Большая честь для Третьего господина Лю. Тянь Мэнь Чжэньжэнь уже отдыхает во дворце семьи Лю, и, если во фракции горы Хэншань между братьями Мо и Лю есть трения, то теперь третий господин Лю имеет твердую руку поддержки в лице даоса Тянь Мэня, и господину Мо-да в таком случае лучше убраться по-хорошему».
Девушка спросила: «Второй старший брат-наставник, а кому будет помогать руководитель фракции Цинчэн настоятель Ю?». Линь Пин-чжи, едва услыхал эти шесть иероглифов: «руководитель фракции Цинчэн настоятель Ю», в груди как громом ударило, как будто его кто-то с жуткой силой ударил кулаком.
Лю Хоу-эр затароторил: «Настоятель Ю тоже приехал?». «Упросить его стронуться с горы Цинчэн весьма непросто». «Здесь в городке Хэншань так оживленно, съехались высокие мастера, мне уже страшно, не случится ли тут «битва драконов и драка тигров». «Сяошимэй, а от кого ты слышала, что настоятель Ю тоже приедет?». Девушка отвечала: «Зачем слушать чьи-то слова, когда я своими глазами видела, что он прибыл». Лю Хоу-эр сказал: «Ты видела настоятеля Ю в городке Хэншань?». Девушка ответила: «Не только в в городке Хэншань, но и в Фуцзяни его встречала, а еще встречала Цзянси». Тот, который выглядел как счетовод, сказал: «А что настоятель Ю делал в Фуцзяни? Сяошимэй, ты ведь точно этого не знаешь». Девушка сказала: «Пятый старший брат-наставник, не надо меня дразнить. Я как раз собиралась сказать, ты начал дразнить, так я назло не скажу». Лю Хоу-эр сказал: «Это дела клана Цинчэн, можно считать, что, если и посторонние об этом услышат, то это не так важно. Второй старший брат, настоятель Ю зачем ездил в Фуцзянь? Как вы его увидели?».
Тогда второй старший брат произнес своим старческим голосом: «Хоть большой старший брат и не приехал, а все равно дождь не утихает, заняться нечем, позвольте мне рассказать обо всем с самого начала. Все знают, что «сначала причина, а плоды потом». Скоро мы столкнемся с людьми из фракции Цинчэн, и надо знать всю подноготную этого дела. В декабре прошлого года в Ханьчжуне, большой старший брат побил двух людей из клана Цинчэн. Это были Хоу Жэнь-ин и Хун Жэнь-сюн …».
Лю Хоу-эр неожиданно хмыкнул, и рассмеялся. Девушка подняла на него глаза и спросила: «Что тут смешного?» Лю Хоу-эр, заливаясь смехом, сказал: «Эти двое парней непомерно спесивы, какой там Жэнь-ин, какой еще Жэнь-сюн, вопреки тому, что принято на реках и озерах, зачем называться «Ин-сюн-хао-це  - четыре таланта горы Цинчэн», наоборот, они не сравнятся с моим старым прозвищем «Лу Да-ю », это совершенно точно». Девушка сказала: «Что значит совершенно точно? Если не звать тебя по фамилии Лу, не называть по имени Лу Да-ю, то среди нас ты как раз будешь шестым младшим братом, а еще у тебя теперь есть прозвище Лю Хоу-эр - Шестой брат-обезьяна, не так ли? Лу Да-ю, смеясь, сказал: «Хорошо, с этого времени возьму себе имя Лу Да-ву . Другие заговорили: «Прекрати прерывать рассказ второго старшего брата-наставника!». Лу Да-ю сказал: Не прерываю, не прерываю», однако опять хмыкнул, и рассмеялся. Девушка сказала, нахмурив брови: «Ну сейчас-то зачем смеешься, ты просто любишь поскандалить!».
Лу Да-ю, смеясь, сказал: «Я припомнил, как Хоу Жень-ин и Хун Жэнь-сюн вдвоем упали после пинка большого старшего брата-наставника, и семь или восемь раз перекувырнулись после этого, а еще не знали, кто их пнул, и точно не поняли, за что их, в конце концов, побили. Оказывается, большой старший брат только что услышал их имена, и сразу рассердился, и начал одновременно пить и одновременно громко говорить: «Собаки-медведи-свиньи-кабаны – вот четыре твари фракции Цинчэн», конечно, эти двое Хоу и Хун пришли в великий гнев, выбежали драться, однако дашигэ одним пинком вышиб их из питейного заведения, ха-ха!».
Услышав это, Линь Пин-чжи почувствовал огромную радость на душе, неожиданно почувствовал теплое чувство к этому большому старшему брату-наставнику, хотя раньше он никогда не слыхал об этих Хоу Жэнь-ине и Хун Жэнь-сюне, но эти двое были братьями-наставниками с Фан Жэнь-чжи и Ю Жэнь-хао. Когда они выкатились из питейного заведения от пинка этого «Дашигэ» , они точно имели жалкий вид, и Линь Пин-чжи неожиданно почувствовал чувство злобного удовлетворения.
Старик продолжил: «Дашигэ побил Хоу и Хуна, но они тогда не имели понятия, кто он такой, однако позже, разумеется, навели справки. Настоятель Ю написал письмо отцу-наставнику, порицающее по смыслу, но очень вежливое по стилю, где говорилось, что ученики воспитываются не в строгости, позорят высокое имя предков достопочтенного клана, что особенно огорчительно в связи с широкой оглаской происшествия». Лу Да-ю перебил: «Этот Ю очень хитер и коварен, в письме он написал, что сожалеет, но на самом деле, разве он не нажаловался учителю? Навредил большому старшему брату-наставнику, тому пришлось день и ночь стоять на коленях за главными вратами, все ученики совместно молили о снисхождении, только тогда шифу  простил его». Девушка сказала: «Какой там простил, разве он не подверг его тридцати ударам палками?». Лу Да-ю сказал: «Я был со старшим братом-наставником, поэтому тоже получил десяток. Хи-хи, чтобы увидеть, как эти малявки Хоу Жень-ин и Хун Жэнь-сюн выкатятся из кабачка, и какой у них будет жалкий вид, ради этого стоило потерпеть десять ударов палкой! Ха-ха! Ха-ха!». Тот высокий посетовал: «Посмотреть на твой характер и добродетель, так ты ни капли не исправился, так что можно считать, что те десять палок пошли даром». Лу Да-ю прикинулся удивленным: «В чем мне исправляться, когда большой старший брат вышиб их из кабачка, я что, в самом деле, мог его удержать?». Тот высокий объяснил: «Но ты со стороны мог дать разумный совет, уже было бы хорошо. Правильно отец-наставник сказал:
- Лу Да-ю, поскольку, советом со стороны не способствовал решительному пресечению конфликта, а скорее всего, помогал усугубить сумятицу и поднимал суматоху – десять палок!
Ха-ха! Ха-ха!». За ним и все уже не смогли сдержать смеха.
Лу Да-ю сказал: «В этот раз шифу напрасно обвинял меня. Ты подумай, дашигэ пнул ногой так быстро. Эти двое великих героев разделились и напали справа и слева, дашигэ как раз поднял чарку, и, булькая, пил вино. Я крикнул:
- Дашигэ, берегись! -
однако услыхал два хлопка, а за ними два сдавленных стона, и вот уже два великих героя скачут по лестнице, не в силах остановиться, и кувырком выкатываются из здания. Я только хотел получше разглядеть, и поучиться этому коронному приему большого старшего брата-наставника – «стопа – хвост леопарда», но не мог в точности даже разглядеть, где уж там выучить?
Помогал усугубить сумятицу, да еще не остановил удар ногой».
Тот высокий сказал с укоризной: «Лю Хоу-эр, я тебя спрошу, когда дашигэ орал: «Собаки-медведи-свиньи-кабаны – вот четыре твари фракции Цинчэн»,  ты с ним орал или нет, скажи мне по правде». Лу Да-ю хихикнул, посмеялся, и ответил: «Уж поскольку большой старший брат начал кричать, ведь мы братья, как я могу за ним не последовать, не поддержать его? Неужели ты можешь предположить, что я наоборот, помогал фракции Цинчэн ругать большого старшего брата?».  Тот высокий, смеясь, сказал: «Так посмотреть, то шифу в своей мудрости как раз ни капли не напрасно тебя обвинил». Линь Пин-чжи подумал: «Однако, оказывается, что этот Лю Хоу-эр тоже хороший человек, не пойму, к какой все-таки фракции они принадлежат?». Тут старик произнес: «Все должны в сердце своем накрепко запомнить мудрые слова, которыми шифу поучал большого старшего брата-наставника.
Отец-наставник изрек:
- Великое множество людей с самыми разнообразными прозвищами изучают воинские искусства на реках и озерах,  каждый хочет выделиться, используя красноречивые выражения. Например, «Могучий гром южного неба», или «Рыцарь, догоняющий ветер», или «Летящий над травами», и множество других. Как вы можете судить такое обилие? Люди решили назваться «Ин сюн хао це» - «Герои-рыцари», вы не должны позволять себе судить об этом. Если их действия и поступки действительно рыцарские и героические, мы с восхищением познакомимся с ними, зачем выказывать малейшую враждебность? А если они не являются героями и рыцарями, в сообществе мастеров боевых искусств сама пойдет молва, люди их раскусят, к чему нам обращать внимание?».
Слушая речь второго старшего брата-наставника, все согласно кивали головами. Лу Да-ю тихо сказал: «А мне, наоборот, дали прозвище «Шестой брат-обезьяна», уж точно, никто, если услышит, то не рассердится».
Старик с легкой усмешкой продолжил: «Это дело с тем, как дашигэ вышиб пинком Хоу Жэнь-ина и Хун Жэнь-сюна, фракция Цинчэн рассматривает, как большой позор для себя. Об этом знает очень мало людей, даже с учетом учеников нашего клана, и, разумеется, нужно держать рот на замке, и не болтать об этом. Учитель строго-настрого запретил, не велел нам болтать, разносить это, иначе не избежать неприятных последствий. С этого дня и потом, мы тоже больше это не обсуждаем, чтобы посторонние не услыхали, не пошли кривотолки». Лу Да-ю сказал: «На самом деле, гунфу фракции Цинчэн, как я погляжу, не что иное, как дутая слава, они обманщики, почему бы не поколотить их хорошенько…».
Не успел он договорить свою речь до конца, как старик закричал: «Люшиди , не смей глупости болтать, берегись, как бы я по возвращении не пожаловался шифу, получишь еще десять палок. Ты понял? Когда большой старший брат-наставник, применив прием «стопа - хвост леопарда», вышиб людей из здания, он, во-первых, подловил их, когда они не успели подготовится, во-вторых, дашигэ в нашем клане – выдающийся, не равный многим талант, его уровень другим недоступен. Ты бы смог в такой ситуации так вышибить одним пинком людей из здания, или нет?». Лу Да-ю несколько раз вытянул язык, собираясь что-то возразить, потом махнул рукой, и сказал: «Ты меня с большим старшим братом-наставником не сравнивай».
Старик сказал с серьезным видом: «Руководитель клана Цинчэн, настоятель Ю, на самом деле является необыкновенным блестящим талантом среди современных мастеров боевого искусства, кто его недооценит, тот не сможет не поплатиться. Сяошимэй, ты встречала настоятеля Ю, на твой взгляд, каков он?».
Та девушка сказала: «Настоятель Ю? Он в схватке очень жесток. Я… Я, увидев его, очень напугалась, потом я…  мне не хочется с ним еще встречаться». Голос слегка дрожал, как будто она трепетала от страха. Лу Да-ю сказал: «Этот настоятель Ю коварен в схватке? Ты видела, как он людей убивал?». Девушка поежилась, вся сжалась, и ничего не ответила.
Старик продолжил рассказ: «В тот день, когда шифу получил письмо от настоятеля Ю, он пришел в великий гнев, тяжело наказал большого старшего брата-наставника, и шестого брата-наставника. В этот же день он написал письмо и приказал мне доставить его на гору Цинчэн…». Несколько братьев одновременно вскричали: «Оказывается, ты спешно сошел с горы, чтобы поехать в Цинчэн?».
Старик сказал: «Точно, в тот день отец-наставник запретил мне рассказывать братьям, чтобы избежать осложнений». Лу Да-ю спросил: «Какие могли быть осложнения? Отец-наставник все только все усложняет. Отец-наставник только что отдал строгие распоряжения, разумеется, абсолютно логичные, кто бы мог им не подчиниться?».
Высокий спросил: «Что ты знаешь? Если бы второй старший брат сказал бы тебе, ты бы точно проболтался большому старшему брату. Большой старший брат хотя бы и не осмелился не подчиниться приказу отца-наставника, но мог придумать хитрые уловки, чтобы снова поскандалить с фракцией Цинчэн, и это более, чем вероятно». Старик заметил: «Третий брат верно сказал, у старшего брата-наставника на реках и озерах много друзей, он точно что-то задумал, и не обязательно мог сделать это своими руками. Отец-наставник мне сказал, что в письме содержались слова сожаления, обращенные к настоятелю Ю, если будут шутки и глупые насмешки, то это вызовет ненависть, обязательно шутника выкинут за ворота учителя, и это только одно, на реках и озерах все скажут, что наши драгоценные фракции имеют разногласия, и получится очень некрасиво, если из-за двух шутников и упрямцев...».  Сказав это, он устремил взгляд на Лу Да-ю. Лу Да-ю имел вид очень сердитый, он откровенно сказал: «Я тоже шутник и упрямец!». Тут молодая девушка сказала: «Выходит, ты себя считаешь наравне со старшим братом, опозориться не боишься?». Лу Да-ю очень обрадовался, закричал: «Верно! Верно! Несите вино! Несите вино!».
Однако в чайной продавали только чай, и не продавали вина, чайный официант немедленно прибежав, сказал: «Изволите шутить, смешно, но в нашей маленькой чайной есть только «Дунтинская весна», «Водный бессмертный», «Колодец дракона», «Цимэнь», «Пуэр», «Железная Гуаньинь» , изволите шутить, мы не продаем вина, изволите шутить». Приехавшие вместе из Хэнъяна в Хэншань спутники, беседуя, одобрительно кивали на это «изволите шутить», - этот чайный официант был действительно неплох.
Лу Да-ю ответил: «Изволите шутить, смешно, что в вашем благородном заведении не продают вина, смешно, ну я тогда попью чаю, уж не буду пить вина, изволите шутить».
Чайный официант сказал: «Слушаюсь, слушаюсь! Изволите шутить!», - и налил в несколько чайников доверху кипятка. Старик продолжил: «В письме шифу сообщал, что уже тяжело наказал двух строптивых шутников, изначально он собирался приказать им лично подняться в Цинчэн, лично явиться с повинной. Однако сейчас оба строптивых шутника, после наказания палками, имеют тяжелые раны, и вряд ли смогут ходить. Поэтому он специально приказал второму ученику, Лао Дэ-нуо, явиться вперед с извинениями. Это дело полностью возникло из-за этих строптивых учеников.  Настоятель Ю убедится, что  Цинчэн и Хуашань, оба клана поддерживают постоянные хорошие отношения, не позволят вбить клин между ними, и через несколько дней все смогут увидеть, как виновные лично явятся к настоятелю Ю просить прощения».
Линь Пин-чжи размышлял: «Оказывается, тебя зовут Лао Дэ-нуо. Вы из фракции горы Хуашань, первой и лучшей из «пяти твердынь» - школ фехтования на мечах». Подумал о том, что «обе фракции поддерживают постоянные хорошие отношения», не смог сдержать страха: «Этот Лао Дэ-нуо и барышня меня уже дважды видели, они быстрее других смогут меня узнать». В этот момент Лао Дэ-нуо снова сказал: «Когда я прибыл в Цинчэн, этот Хоу Жэнь-ин еще не явился, а Хун Жэнь-сюн все еще гневался, несколько раз пытался отнять у меня письмо, руки протягивал, чтобы силами померится…».
Лу Да-ю возмутился: «Твою мать! Какие злобные эти парни из фракции Цинчэн! Эршигэ , мериться силами, так мериться, чего их бояться?  Предполагаю, что этот Хун тебе тоже не соперник». Лао Дэ-нуо ответил: «Шифу велел мне доставить на гору Цинчэншань письмо с извинениями, никого не дразнить, и вернуться назад, соответственно, я втайне терпел, и не показывал, находился в горах Цинчэншань шесть дней, а на седьмой день увиделся с настоятелем Ю».
Лу Да-ю сказал: «Эх, какая надменность! Второй старший брат-наставник, эти шесть дней и шесть ночей, опасаюсь, прошли для тебя не слишком хорошо».
Лао Дэ-нуо продолжил: «Ученики клана Цинчэн дарили меня «холодными издевками и горячими насмешками», конечно, досталось немало. Хорошо, что я ясно осознавал, почему шифу именно меня послал заняться этим делом. Вовсе не из-за того, что мое гунфу  чем-то выделяется среди других, а из-за того, что возраст мой большой, я лучше, чем все остальные, могу удерживать гнев, чем терпеливей я буду, тем лучше выполню поручение учителя. Они и не предполагали, что я останусь в горах Цинчэн, в храме Сунфэн более чем на шесть дней, но им уже ничего нельзя было поделать. Я жил в храме Соснового ветра, и все равно не мог встретиться с настоятелем Ю, об этом и говорить было напрасно.
На третий день, я с утра вышел пройтись, в укромном месте позаниматься дыхательной практикой «приема полезной энергии и избавления от вредной» - «Ту-на гунфу», чтобы позаниматься без помех. Проходя позади храма Сунфэн, около площадки для тренировки боевого искусства, я заметил несколько десятков братьев фракции Цинчэн, тренирующих выполнение форм. В мире боевых искусств смотреть, как тренируются другие, строго запрещено, и я, конечно, не мог долго смотреть, сразу опустил голову, и вернулся в комнату. Но, даже взгляда мельком было достаточно, чтобы возбудить во мне большие сомнения, я почувствовал загадку. Эти несколько десятков братьев использовали мечи, и, совершенно очевидно, разучивали комплекс одинаковых приемов меча, причем все и каждый только что начали учить и еще не отработали, потому что внутри приемов были разрывы, остановки, но что это были за приемы меча, за столь быстрый взгляд мельком я не успел точно рассмотреть. Когда я вернулся в комнату, чем больше размышлял, тем больше удивлялся.
Фракция Цинчэн имеет старую славу, множество учеников, которые уже лет по десять, по двадцать, как «вошли во врата» - начали тренироваться, тем более, что ученики начинают заниматься кто раньше, кто позже, как так получилось, что десятки учеников в одно и то же время только начали изучать одну дорожку методов меча? В то же время, среди этих десятков учеников имелись и «четыре таланта фракции Цинчэн» - Хоу Жэнь-ин, Хун Жэнь-сюн, Ю Жэнь-хао, и Луо Жэнь-це – все четверо. Уважаемые братья, если бы вы увидели такую картину, то какие бы предположения выдвигали?». Брат, изображавший счетовода, сказал: «ученики фракции Цинчэн или впервые изучали секретные техники меча, или настоятель Ю создал новый комплекс методов меча, и поэтому обучал всех учеников». Лао Дэ-нуо сказал: «В то время я тоже так подумал, но когда вдумался потщательней, то понял что снова что-то не так. Если бы настоятель Ю усовершенствовал приемы владения мечом, например создал новые приемы меча, то эти приемы не были бы слишком обычными. Если бы это были новые секретные техники, то среди них обязательно были бы крайне сложные элементы, и он бы тоже обязательно внимательно следил за тренировкой. Когда тренируют начинающих учеников, они в одиночку отрабатывают базовые методы меча. А когда делают знаменитые приемы, то обычные ученики не могут обойтись без руководящих наставлений, они бы наверняка выбрали трех или четырех учеников самого высокого уровня, чтобы они давали наставления и разъяснения, обязательно кто-то давал бы указания оставшимся сорока. В противном случае, это было бы похоже, что открыл занятия шарлатан, преподающий боевые искусства за деньги, как это могло случиться в такой знаменитой фракции истинных боевых искусств, где проводят тренировки великие почитаемые наставники?
На следующий день с утра, я снова обошел храм, и прошел мимо тренировочной площадки, и увидел, что они по-прежнему тренируются. Я не осмелился останавливаться, взглянул лишь мельком, и запомнил два приема, чтобы по возвращении попросить разъяснений у отца-наставника. В это время наставник Ю по-прежнему не желал встретиться со мной, я не мог избавиться от подозрений, что фракция Цинчэн таит вражду к нашему клану горы Хуашань, они заново разучивают методы меча, вероятно, для того, чтобы при их помощи отплатить нашему клану, и последовательно готовятся к этому».
Тот высокий спросил: «Второй старший брат-наставник, они могли отрабатывать новые построения в битве на мечах?». Лао Дэ-нуо ответил: «Конечно, это тоже было весьма возможно. Только в этот раз я заметил, что они занимались парными упражнениями, отрабатывали атаки и защиты, все делали одинаковые приемы, совершенно не похоже, чтобы они тренировали битву в строю. А на третий день с утра, я снова прогуливался возле тренировочной площадки, однако заметил, что там тихо и пустынно, никого не осталось. Я решил, что они из предосторожности избегают меня, и мои подозрения увеличились. Я так и шел, задумавшись, оглянулся вокруг, не замечу ли еще чего таинственного? Похоже было, что они на самом деле разучивали какие-то особенно мощные техники владения мечом, чтобы отомстить моему клану, в противном случае, отчего им было меня так опасаться? Вечером этого дня, когда я улегся спать, мои мысли непрестанно метались взад и вперед, и я никак не мог заснуть. Неожиданно я услыхал, как вдалеке раздался лязг клинков. Я испугался, мог ли могущественный враг вторгнуться в храм? Моей первой мыслью было: не иначе, как большой старший брат-наставник, подвергнувшись наказанию от учителя, пришел в великую ярость, и, сея смерть, ворвался в храм Сунфэн? Он в одиночку не справится с множеством врагов, мне придется идти на выручку. В этот раз, поднимаясь на гору Цинчэн, я не брал с собой оружия, в оружейной комнате не нашел меча, только и осталось, что с «голыми руками и пустым кулаком» идти посмотреть…».
Лу Да-ю неожиданно похвалил: «Невероятно, второй старший брат, ну ты и смельчак! Я бы не осмелился с «голыми руками и пустым кулаком» идти на бой с настоятелем храма Сунфэн Ю Цан-хаем».
Лао Дэ-нуо в гневе вскричал: «Лю Хоу-эр, что за чушь смертную ты городишь? Я тоже не говорил, что с голыми руками и пустым кулаком пойду биться с наставником Ю, только опасался, что большой старший брат подвергся опасности, хотел ясно узнать, насколько опасность серьезная, только выглянуть. Трудно поверить, что ты подумаешь, что я прятался в норе, втянув голову, как черепаха?». Все, как услышали, тут же рассмеялись. Лу Да-ю изобразил лицом демона, и смеясь, произнес: «Я восхищался тобой, я похвалил тебя, что же ты злишься на меня?».
 Лао Дэ-нуо сказал: «Спасибо, но подожди хвалить, пока не узнаешь, что вышло». Сразу несколько братьев в один голос вскричали: «Второй старший брат-наставник, быстрее продолжай, не отвлекайся на Лю Хоу-эра».
Лао Дэ-нуо продолжил: «Тогда я тайком подкрался, следуя на источник шума, однако лязг оружия, чем оказывался ближе, тем выглядел более загадочным, и тем сильнее билось мое сердце. Втайне я подумал: «Мы вдвоем находимся в «пруду дракона, пещере тигра», у большого старшего брата-наставника гунфу блестящее, он, скорее всего, сможет выбраться невредимым, а мне тут гибель».
Лязг оружия доносился из заднего зала, из его окон ярко светил свет ламп, я пригнулся, и осторожно приблизился, через щель в бумажном окне посмотрел внутрь, и едва удержался, чтобы не расхохотаться. Оказывается, мои тайные опасения были только бесовским наваждением, из-за того, что настоятель Ю несколько дней не принимал меня, я измучил себя подозрениями, обдумывал самые плохие дела, пришедшие мне в голову. Был ли это большой старший брат, пришедший в поисках мести? Оказалось, что это только две пары, соревнующихся в технике меча. В одной паре стояли Хоу Жэнь-ин и Хун Жэнь-сюн, а другую составили Фан Жэнь-чжи и Ю Жэнь-хао».
Лу Да-ю воскликнул: «Эгэ! Хорошее гунфу у братьев в клане Цинчэн, и поздним вечером не знают они отдыху, это зовется: «точить копье перед построением», и еще говорят: «в обычные дни не возжигать благовоний, в последний момент припасть к ногам Будды»».
Лао Дэ-нуо сверкнул на него глазами, слегка улыбнулся, и продолжал: «И тут я заметил, что в заднем зале сидит, одетый в зеленый даосский халат маленький низкорослый даос, лет около пятидесяти с небольшим, обликом крайне тщедушным, на вид вполне заурядный, по самому большому счету не более семидесяти – восьмидесяти цзиней  весом. В воинском сообществе все говорят, что глава фракции Цинчэн – это маленький низкорослый даос, но, поскольку я его лично не видел, то подумал, что это может быть и всего лишь похожий на него невысокий человек, к тому же, как я мог поверить, что он действительно является знаменитым на всю Поднебесную настоятелем Ю? По всем четырем сторонам стояло несколько десятков младших братьев, которые, не отрывая взгляда смотрели, как четыре брата раскрывают суть приемов меча. Я узнал несколько приемов, и убедился, что то, что разъясняют четверо братьев, на самом деле и есть те новые приемы, которые они разучивали эти несколько дней. Я знал, что сильно рискую, выйдя сейчас из своего помещения, и если я буду обнаружен людьми из фракции Цинчэн, не только сам подвергнусь тяжелому позору, и меня вышвырнут вон, но и для всего моего клана это будет большим ущербом. Большой старший брат одним ударом ноги вышиб из здания этих Хоу Жэнь-ина и Хун Жэнь-сюна, стоящих во главе ряда «четырех талантов фракции Цинчэн», и хотя шифу сурово наказал его, сказав, что он нарушил принципы школы, наделал бед, сдружился с преступниками, но в глубине сердца, шифу, опасаюсь, тоже был доволен. Все-таки большой старший брат принес боевую славу нашему клану, какие там таланты Цинчэн, если они не в силах защититься от одного пинка нашего старшего брата. Но, если меня поймают как преступника, застигнут за тайным делом, это все равно, что я собрался украсть деньги, но еще не разведал, то, когда я вернусь обратно на гору, шифу наверняка будет рассержен, скорее всего, может выгнать меня прочь. Но, видя, как горячо дерутся эти люди, я сказал себе, что это важно для моего клана, как я мог развернуться и уйти без оглядки? Я сказал себе: «Только посмотрю несколько приемов, и сразу уйду». Но посмотрел несколько приемов, а потом еще несколько. Я воочию увидел, что эти приемы очень необычные и диковинные, за всю свою жизнь я таких еще не видал, но сказать, что эти приемы меча имели великую могущественную силу - тоже не было похоже. Я только удивлялся: «эти приемы меча вовсе не похожи на те, что наводят ужас на людей, для чего им нужно днями и ночами их усиленно отрабатывать? Можно ли предположить, что эти дорожки меча окажутся в состоянии одолеть методы меча моей фракции горы Хуашань? Кажется, что не похоже». Снова смотрю несколько приемов, никак не могу уйти... Когда схватка этих четверых стала совсем плотной, только тогда осторожно вернулся в комнату. Если бы дождался окончания их схватки, не сдержал бы шума дыхания, и не было бы возможности безопасно улизнуть. Поскольку боевое искусство настоятеля Ю столь высоко-мощное, достаточно было бы снаружи зала только разок шагнуть, и боюсь, он бы меня почувствовал. Вечерами последующих двух дней, звон мечей по-прежнему непрерывно продолжался, однако я не посмел снова подсматривать. На самом деле, если бы я заранее знал, что они тренируют приемы меча перед лицом настоятеля Ю, что говорить о том, что я не осмелился бы тайком подглядывать, к тому же это «случайная оплошность, но намеренная ошибка» , даже не стоило и пытаться. Шестой младший брат-наставник похвалил меня, назвав храбрецом, но мне на самом деле стыдно. Если бы вы в тот вечер видели мое перепуганное лицо, нечеловеческого цвета, и если бы не обругали меня последним трусом в Поднебесной, я бы уже был вам благодарен».
Лу Да-ю сказал: «Не смею, не смею! Второй старший брат самое большее может быть лишь вторым в Поднебесной. Да если бы я оказался на его месте, разве смог бы я без страха взглянуть на настоятеля Ю. В это время я бы застыл на месте, энергия-ци перестала бы проходить через меня, на маленький шажок не смог бы сдвинуться, был бы подобен трупу окоченевшему. У настоятеля Ю столь высокие дарования, но если бы он не сумел узнать, что за окном подглядывают, я Лу Да-ю, считал бы себя героем». Все так и попадали со смеху.
Лао Дэ-нуо продолжил: «Впоследствии настоятель Ю в конце концов принял меня. Он говорил крайне вежливо, сказал, что отец-настоятель, тяжело наказав большого старшего брата, пожалуй, обошелся не без крайности. Хуашань и Цинчэн, обе эти фракции всегда были в хороших отношениях, младшие братья пошумели, нашалили, это ведь все равно, что малые детишки поссорились, достойно ли это великих мужей? В этот вечер я был приглашен на банкет. На рассвете я попрощался с ним, и настоятель Ю проводил меня до больших ворот храма Сунфэн. Я ничтожный, при прощании собирался опуститься на колени, и поклониться головой до земли. Едва я опустился на левое колено, настоятель Ю правой рукой легко-легко поддержал меня, и я взмыл вверх. Он использовал такое неописуемое усилие, я только почувствовал что весь парю в пустоте, и совершенно не могу использовать свою силу и энергию. Если бы он захотел отбросить меня на несколько десятков чжанов, или же заставил меня семь и ли восемь раз перевернуться кувырком, в этот момент я бы никак не мог ему сопротивляться. Он слегка улыбнулся, спросил:
- Твой большой старший брат насколько раньше тебя вошел во врата учения? Ты уже обладал мастерством, когда присоединился к своему учителю, верно?
В это время он еще продолжал меня поддерживать, я едва мог дух перевести, и прошло довольно много времени, прежде, чем я ответил:
- Да, ученик уже имел мастерство, когда присоединился к учителю. Когда ученик поклонился, войдя во врата фракции горы Хуашань, большой старший брат уже двенадцать лет как пользовался милостью быть во вратах учения.
Настоятель Ю снова посмеялся, и произнес:
- Более двенадцати лет, хм, более двенадцати лет...».
Девушка спросила: «Он сказал «более двенадцати лет», что это значит?».
Лао Дэ-нуо сказал: «Его лицо в это время имело очень странное выражение, если бы я мог разгадать его мысли, то можно было бы сказать, что наше боевое искусство одинаковое, большой старший брат, хотя и тренирует гунфу на двенадцать лет больше моего, не мог бы узнать большего». Девушка утвердительно хмыкнула: «Эн», и не добавила больше ни слова.
Лао Дэ-нуо продолжил: «Я вернулся на гору, подал отцу-наставнику ответ настоятеля Ю. Это письмо было предельно вежливо, абсолютно учтивое, шифу, прочтя,  очень обрадовался, стал расспрашивать об обстановке в храме Сунфэн. Я поведал о том, каким образом все ученики фракции Цинчэн до глубокой ночи тренируются с мечом, и шифу велел мне продемонстрировать их приемы. Я запомнил всего семь или восемь приемов, но начал показывать. Шифу, едва бросил один взгляд, тут же сказал:
- Это техника меча семейства Линь из охранного бюро «Могущество Фуцзяни», «меч, отвергающий зло!»».

Линь Пин-чжи, услыхав эти слова, не мог сдержаться, и задрожал всем телом.


Сноски(в этом формате нет автоматических сносок, вставляю их как примечания):

  "письмо вайгуну - деду по матушке": отцу мамы. В Китае больше слов для более детального различения родственников. В данном случае это Вай Гун – «Вай» «внешний» «Гун» - «господин», «князь», «свекор».

  Дерево "Глаз дракона". Плоды "глаз дракона": Лонган, или Dimocarpus longan, вечнозеленое дерево со сладкими плодами, растет в южных провинциях Китая и во Вьетнаме.

  «Поливать голову собачьей кровью» : Ритуальное осквернение для изгнания злых духов. Считается, что злое колдовство теряет свою силу при осквернении. В романе «Развеянные чары» против колдунов применяются брызгалки из собачьей крови и коровьего навоза, и наколдованное войско превращается в бобы и солому, а тигр – в бумажную фигурку. В данном случае имеется в виду, что крестьянка не сдерживает своих бурных чувств, «поливает его грязью».
 
«Старшие братья наставники» - на русском звучит довольно неуклюже, а в китайском языке это гораздо короче – «Ши Гэ». «Ши» - «учитель», «Гэ» - «старший брат». Такая ранжировка имеет больше оттенка воинского ранжира, но также имеет смысл духовного или воинского братства, и принадлежности к единой школе или учителю.

  Рыцарский путь. «Ся И Дао» «Ся» - рыцарь, «И» - «идея», «смысл», «Дао» - «путь». «Путь рыцаря» - аналог «Пути воина» - «У Ши Дао», или «Бу Ши До» в японском варианте. Рыцарское отношение, уважительное поведение, вежливости и милосердие воинов имеют глубокие исторические корни в истории Древнего Китая. В трактате «Чун Цю Лю» времен эпохи Чжоу есть запись, когда министр укоряет государя, что он ведет войну. руководствуясь древними принципами гуманности, «не наносит второго ранения, если человек уже получил рану», и «не берет в плен людей с седыми волосами». В эпоху Троецарствия образцом рыцарского поведения был Чжао Юнь по прозвищу «Цзы Лун» - «Сын Дракона», прославившийся спасением младенца на поле боя. Рыцарское поведение зарождалось на основе взаимного уважения членов единой корпорации воинов-аристократов, связанных родственными или товарищескими связями. Затем этот кодекс формализовывался, распространяясь на повседневное поведение. Рыцарское поведение имело и периоды расцвета, и периоды упадка, совпадавших с расцветом специализированной касты воинов-аристократов, или замене ее обезличенной солдатской массой.

  «Лю» - благородная фамилия, как у Лю Бэя, потомка рода Хань. «Чжэн Фэн» - «истинный ветер», или «правильный стиль».

  Или «одолжив цветы, поклонимся Будде» - то есть, проявим уважение за чужой счет – еще одна стратагема.

  "доблестного китайского парня" : в оригинале – «Хао Хань» - «Хао» - хороший, «Хань» - самоназвание главного народа Китая – ханьцев, от названия реки Хань Шуй, где они жили в древности. «Хао Хань» по смыслу близко к русскому «добрый молодец».

 Ван Эр-шу. Второй дядя Ван. «Эр Шу» - «эр» - «второй» «шу» - «дядя». Второй младший брат отца.

  Хуцинь. Струнный смычковый инструмент, похож на вертикальную скрипку с длинным грифом и маленьким круглым резонатором. Изначально был инструментом кочевников, позднее был заимствован китайцами. «Ху» – название племени кочевников, «цинь» – «струнный инструмент».

  На китайском языке прозвище господина Мо-да звучит как «Сяо Сян Е Ю» «Сяо» - река Сяошуй, «Сян» - река Сяншуй «Е» - «ночь», «Ю» - дождь. Реки Сяошуй и Сяншуй являются «визитной карточкой» провинции Хунань, где и расположена гора южная Хэншань.

  Эршигэ. Второй старший брат-наставник.
 
   "Оказывается, они вдвоем старший брат-наставник и младшая сестрица-наставница". То есть - не родственники, а скорее, соученики, члены одной фракции.
 
    Сяошимэй. Маленькая младшая сестра-наставница «Сяо» - «маленький», «Ши» - «учитель», «Мэй» - «младшая сестра». То есть – она младшая в клане.

  «Дашигэ». «Да» - большой, «Ши» - «учитель», «гэ» - старший брат. То есть, старший ученик в клане. В отличие от русского перевода, китайские ранги старшинства очень компактны, и позволяют быстро общаться в срочных ситуациях.

 Шисюнмэй. Братья и сестры-наставники, соученики.

 Лю Хоу-эр.  «Шестой брат – обезьяна». «Лю» - «шестой», «Хоу» – «обезьяна», «Эр» – суффикс, в том числе для имен.

 Шимэй. Младшая сестра-наставница.

 Люшигэ. Шестой старший брат-наставник.

  «Сяошимэй» - «маленькая младшая сестра-наставница».
 
«Гун Фу» - «умение», «мастерство». «Гун» - «заслуги», «тщательное рдение», «старание». «Фу» - «уважаемый». Также имеет значение «свободное время», «удивительный навык». Известно также «Гунфу Ча» - процесс вдумчивого поглощения чая, (не путать с Ча Дао» - чайной церемонией), и, конечно, «ушу гунфу», известное под искаженным названием «кунг-фу».

 Лаосюн. «Старый старший брат». «Лао» - «старый». «сюн» - древнее название старшего брата.
 
«Тянь Мэнь» - «Ворота Неба». Даосское прозвище. Монахи в буддизме и даосизме отказываются от имени и фамилии, и берут себе символические духовные имена. На горе Тайшань расположена каменная лестница, по которой поднимались императоры, начиная с Цинь Шихуанди. По пути следования расположены две большие площадки с воротами – «Ворота Южного Неба» - «Нань Тянь Мэнь» и «Ворота среднего Неба» - «Чжун Тянь Мэнь». Понятен символизм имени наставника Тянь Мэня.

  Чжэнь Жэнь – «истинный человек» - уважительный эпитет по отношению к даосу.

 Хоу Жэнь-ин и Хун Жэнь-сюн. Имена обоих этих персонажей переводятся как «человек-герой» оба иероглифа «Ин-Сюн» вместе тоже значат «герой», «Жэнь» означает «человек».

  Ин-сюн-хао-це - герои-рыцари.

  Лу Да-ю: «Обладающий великой твердью»

 Лу Да-ву - «Не являющийся обладателем великой тверди», «Не являющийся Лу Да-ю».

  Дашигэ - Большого старшего брата-наставника.

  Ши фу - Отец-наставник.

  Шестой младший брат-наставник. «Лю» -шестой, «Ши» - учитель, «Ди» - «младший брат».

  «Дунтинская весна», «Водный бессмертный», «Колодец дракона», «Цимэнь», «Пуэр», «Железная Гуаньинь» , - называет сорта чая.

  Эршигэ - Второй старший брат-наставник.

  Гунфу - Боевое мастерство.

  Не более семидесяти – восьмидесяти цзиней  весом. Около 40 кг.

 "Случайная оплошность, но намеренная ошибка» ,  В оригинале – «иньская ошибка, янское упущение».



----------------------------------------------

Дорогие читатели! Я с огромным удовольствием перевожу для вас этот культовый роман классика китайской литературы Цзинь Юна.
Вы можете прочесть мои переводы и мои собственные книги на этом сервере совершенно бесплатно. Порекомендуйте мои страницы друзьям.

Для тех, кто хочет изучать китайский язык, я выкладываю много обучающих материалов по китайскому языку и культуре в сообществе "Веер и меч" Вконтакте.
Сообщество В контакте: Веер и меч. http://vk.com/club58815721

С огромным уважением,
Алексей Юрьевич Кузьмин.