Метаморфозы веры. Трилогия. Часть I

    
     Выражаю искреннюю благодарность и большую признательность всему коллективу виртуальной площадки авторского творчества ПРОЗА.РУ, гостям сайта и всем, кто читает меня!


     МЕТАМОРФОЗЫ ВЕРЫ В РАКУРСЕ
    
     МЕЖЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

     Начало – Метаморфозы веры. Трилогия.. Предисловие  (http://www.proza.ru/2013/09/04/1580)   

    

     ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
    
     ГРАНИ САМОПОЗНАНИЯ ЧЕЛОВЕКА

     Я выдвигаю эту тему строго в контексте ценностей, считающихся согласно мнению большинства философствующих мыслителей, прерогативой высшего разряда познавательных способностей рода человеческого. В моём понимании это – потаенное измерение созерцающего разума, полноформатно раскрывающегося только благодаря действию некоего морального, духовного стержня, чьё обретение присуще исключительно его душе. Такая констатация (высший разряд) опирается на не поддающуюся доказательству аксиому, которую можно отнести к внеопытной, априорной категории. Имеется в виду реальность иного свойства, не попадающая под категорию материальных ценностей. По сути, это – моральная ценность, обретаемая исключительно душой индивидуума; моральная ценность, именуемая мною верой. И только благодаря априорной природе этого духовного стержня – веры, рефлектирующий разум её носителя – индивидуума, выступающего субъектом априорного познания, способен выдержать испытание философского мерила – критицизма, и быть приобщённым к тайнам трансцендентности. Образно говоря, это – загадочная территория трансцендентной таинственности, напоминающая атмосферу углублённой медитации – только в состоянии априорности. И только находясь (душой, мысленно) на этой территории как бы перед нашим рефлектирующим разумом (пытающимся выйти за пределы опыта) открывается иная плоскость, где вводится принципиально новое видение сущности достоверности, истинности. Собственно эта суть территория a priori, не поддающаяся обычному опыту, выступающему критерием доказательного знания, и удостоверяющим наше познание. Моё размышление и в этой связи аналитические усердия автора сосредоточены исключительно на эту сферу. С этой плоскости рефлектирующий разум входит на новые горизонты созерцания, с высоты которых вполне досягаемо релятивистская связь разума не с инобытием. И с высоты этих горизонтов познавательного процесса нашему рефлектирующему разуму предоставляется возможность, изучать не объекты, существующие вне его, а обходя их, и как бы погружаясь в себя, распознать собственные закономерности. С этой позиции наш рефлектирующий разум приступает к томительному созерцанию. Но он обращается не к реально существующим объектам, а к самому себе. Чтобы постичь свою суть: сущность человека, смысл человеческого существования, постоянно щупая, зондируя при этом грани самопознания человека, ища в нём – в индивидууме как мыслящем существе, мотивированную (прошу не путать с «манипулятивной»!) пульсацию душевного прозрения, значит и познания своего предела. Здесь познающий разум сталкивается с явлением, которое можно условно выделить как фиксацию истинности в сфере тотальной неочевидности. По сути дела, здесь мы сталкиваемся с фактом выявления инородной истины. Условность такой квалификации этого явления объясняется условностью восприятия самого явления. Разум здесь  сталкивается со знанием внеопытным, метафизическим. И это происходит при всякой попытке разума выйти за пределы обычного восприятия вещей – т.е. в состоянии внеопытного анализа реалий. Речь идёт о блуждании рефлектирующего разума в плоскости последних целей, смыслов человеческого существования – вопросах о смысле жизни, душе, божественном бытии, благе. Это – скорее истинность иного порядка, и её можно обозначить как трансцендентальную видимость. Говоря обычными понятиями – этим способом рефлектирующий разум в душе своего носителя трепетно ищет что–нибудь возвышенное, трансцендентное. Итак, самой жизнью в летописи развития рода человеческого появляется новое слово – ВЕРА.

     ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ВЕРЫ

     Ни для кого не секрет, что в нашу эпоху род человеческий испытывает всякого рода притеснение, из–за чего ему мало остаётся времени отдаться истинно духовному блаженству. И не случайно, нынче заметно продвинутых личностей среди служителей культа всех мировых конфессий не встречаем. Нынче духовная жизнь оскудела донельзя: истинная вера давно покинула общество, осталась только бутафора. Не случайно нынче мир духовный поражён идейно–моральным упадком, присущим эпохе духовной стагнации и смут. Под влиянием социально–политических катаклизмов новейшего времени и жёстких финансово–экономических потрясений картина духовного мира в наши дни явно мутнеет. Нынче духовный мир уступает место «цивилизации инстинкта», проще говоря – миру тривиального потребления. Фактически это ведёт к новому фетишизму, а в итоге – и к поклонению культу насилия, противоречащему верховенству духовного начала в системе приоритетов и ценностей. Но что неизменно меня удивляет в контексте картине мира, так это выхолащивание истинной духовности, ставка на вульгаризацию веры, искажение её направленности ограничить её тривиальной, обывательской суетой, либо попытка предать вере приземлённое назначение путём вульгаризации культовых обрядов (это тенденция, нацеленная на приобщение рода человеческого к так называемой цивилизации инстинкта); открытое вымирание феномена веры в недрах культа и традиций, постоянное, неистребимое ощущение необратимой, неминуемой, неприкрашенной приземлённости, падения, растления и распада. Причем в самой что ни на есть жизненной, простой, самой жестокой и реальной форме. И в этой связи почему–то мне хочется своё размышление о вере начать с аналитического обзора всё ещё омрачающейся картины состояния духовности в нашей реальной жизни. Неужели мои опасения на счёт ослабления нравственных начал в масштабе всего мирового сообщества имеют под собой весомые причины, устранение которых в обозримой перспективе не предвидится? Стоит выяснить обстоятельства попыткой изложить собственное видение будущего мирового сообщества.

     Итак, есть все основания подтвердить, что в новые времена мир находится в состоянии тотальной отчуждённости от веры; состояние, тяготеющее, словно мрак, над всем мировым сообществом, приводит каждого гражданина планеты, каждого индивидуума в душевное и духовное смятение. Нынче как никогда сильно сползание рода человеческого к язычеству, впадение вероискательной воли в лоно спекулятивной теологии, отказ от постижения всесовершеннейшей и разумной первосущности в духовном совершенстве. Налицо впадение огромной массы населения в омут пещерной, оголтелой психологии со всеми вытекающими отсюда непредсказуемыми последствиями. Нынче как никогда общественная жизнь становится взрывоопасной: обострены донельзя все очаговые конфликты (идейно–политические, национально-этнические, этно–религиозные, социально–классовые, финансово–экономические, социокультурные и цивилизационные), диалог между культурами и цивилизациями всё чаше стакивается с новыми помехами. Всё это усугубляет тотальное разочарование и нигилистическое настроение огромных масс населения планеты. Нынче эта система обречена на дезинтеграцию и разложение. Существующая модель развития – мировой капитализм, веками доминировавшая в мире, на наших глазах перестаёт быть образцовой. Жаль, ревнивому защитнику этого общественно–экономического строя – Ф.А. Хайеку, всю жизнь столь усердно ратовавшему за правоту своего утверждения, было не суждено стать очевидцем разуверения миллионных масс в незыблемости и будущем капитализма! Нынче главные достижения этого пошатнувшегося строя – европоцентризм и либерализм, доселе две козырные карты в руках апологетов западного образца миропорядка – подвергнуты углублённому системному кризису. Таинственный Восток, не поддавшись влиянию Экспансионистского Запада, приноровить вес мир к своим социокультурным надстроечным установкам, сохраняя свою самобытную культуру, становится всё более привлекательным, притягивая ближе к себе центр тяжести мирового авангардизма. Новейшее достижение европоцентризма – нашумевшая надгосударственная структура ЕС (Евросоюз), похоже, испытывает агонию, и дышит на ладан. Не забудем, что ставка на парадигму европоцентризма побудила идею расового и культурного превосходства европейцев, инициировав две мировые войны, провоцировала Холокост и узаконила европейский экспансионизм, приведший к территориальному разделу планеты Земля в нынешнем его состоянии. Большинство событий, произошедшее в нашей планете за последнее десятилетие, либо происходящее ныне в мировом сообществе, имеет непосредственное отношение к межрелигиозной распре.

     Спору нет, в наши дни мировое сообщество подвергнуто влиянию весьма противоречивых цивилизационных факторов. Это происходит, отчасти вполне закономерно. Мотивацией такого напряжённого состояния мирового сообщества выступает, пожалуй, неравномерное вступление отдельных стран и обществ в новую фазу мирового развития, что связано с неодинаковым уровнем их стартового развития при вхождении в новое мироустройство. С одной стороны, наша цивилизация испытывает необычайный прилив новаторских течений, она охвачена небывалым вихром творчества, и находится в состоянии творческого подъёма. С другой стороны, наша цивилизация явно устарела, зашла в тупик, став тормозом живого непосредственного общения. Ныне интернет, телефон, электронная связь, iphone, ipad и ряд других заменителей живого общения между людьми замещают эту естественную потребность. В наши дни межрегиональное, а тем более – международное передвижение по транспортным средствам усложнено донельзя. Самое страшное, что никто не отвечает за все препятствия, причинённые по вине неоптимизированной технологии, либо её полного отсутствия во всех основных сферах жизнедеятельности общества. Простой пример: под видом противоборства международному терроризму, и укрепления безопасности мирового сообщества всячески ограничивают международные, даже межличностные общения. Ныне цивилизация явно ограничивает человеческое общение. Активное живое общение современного городского жителя нашей планеты ограничивается исключительно пределами семьей. Мировое сообщество в своём цивилизационном развитии вступило в новую фазу, движущую силу которой можно охарактеризовать как иррациональный азарт. А не означает ли это, что мы как–то незаметно вошли в век всевластного азарта? Такое ощущение, как будто вся наша цивилизованная среда отуманена охмеляющим азартом, а жизнь наша запутана страстью. Почему–то, кажется, что нынче род человеческий в большинстве своём, отходя от идейно–нравственных позиций, веры и культовой ортодоксии, живёт по правилам всемогущего азарта, невольно подыгрывая мнимой цивилизационной страсти. Наша цивилизация до сих пор ещё не успела избавиться от «родимых пятен», укоренившихся в памяти многомиллионных масс в виде национализма, шовинизма и т.п., как вновь грязнится прихотью рода человеческого. На этот раз она погружается, видимо надолго, в водоворот вихревых страстей, исходящих из глубины человеческой натуры. Вот только в этом контексте вспоминаются сенсационные произведения американских политологов, идеологов либеральной демократии – Самюэля Хантингтона (Столкновение цивилизаций) и Фрэнсиса Фукуямы (Конец истории и последний человек). Последний, вступая с указанным произведением, недвусмысленно ратует: … я настаивал, что либеральная демократия может представлять собой «конечный пункт идеологической эволюции человечества» и «окончательную форму правления в человеческом обществе», являясь тем самым «концом истории» [1].

     Американский политолог, ратуя за либеральную демократию, и защищая либеральные ценности западной цивилизации, выдаёт эту демократию за завершение человеческой эволюции в плоскости идеологического изыскания. Но он не поставил точку над этой темой, не уточнив факторы торможения цивилизационного развития. Не он, и не С. Хантингтон не указал на истинные факторы гибельности, бесперспективности нашей усталой, устарелой цивилизации. Мне хочется отметить, что намеченные этими идеологами метки – моменты в интеллектуальной плоскости общечеловеческой жизнедеятельности отнюдь не замыкают чередование прорывных достижений человеческого эроса. Они забыли, либо не замечают, что род человеческий по своей натуре – это существо, легко поддающееся всевозможному соблазну. Вместе с тем, заметное место в натуре «мыслящего существа» занимает, пожалуй, главный его двигатель – страсть. Губит человека не его интеллект, а его слепой инстинкт, именуемый страстью. Только азарт и иррациональная страсть могут оказать пагубное воздействие на нашу испорченную цивилизацию, а не та гипотеза либо версия, которая выдвинута указанными авторами. Но об этом – в своё время.

     Стоит отметить, что в своё время моральное состояние нынешнего мирового сообщества было оценено автором в небольшой работе на его авторской странице [2]. Порою хочется перечеркнуть всё и вся, убегая как можно подальше, куда глаза глядят. Не знаю, сколько из нас замечает, что нынче мы живём по правилам азарта?! Ныне всё более или менее значимые события происходят под знаком веры, или их возникновение каким–то образом связано с верой. Нынче вся наша непростая жизнь целиком и полностью окутана апокалипсическими нитями: куда ни кинь, кругом присутствует априорная атмосфера. Нынче в центре жизнедеятельности человечества всё больше притягиваются экстазы человека, его вихревые движения, а стремление к строю жизни, как и благоустройству, заметно перемещаются в периферию бытия. Оттого и наша цивилизация становится одноцветной, вращаясь по правилам азарта. Нынче всё человеческое жизнеустроение *) вращается вокруг азарта, вся инновационная шумиха под видом технологического бума сводится к удовлетворению коллективной забавы, именуемой мною «цивилизационным» безумием. Куда не кинь, кругом задор. Все втянуты в сумасшедшие увлечения. И всё это происходит под видом поиска прорывных инноваций. Основной мотив стремления рода человеческого к самосовершенствованию кроется в его коллективном увлечении, в его коллективной забаве. Я склонен квалифицировать её – забаву – как иррациональный азарт, граничащий с постмодернистским цивилизационном безумием. Выходит, азарт – это суть цивилизационной страсти.

     Фактически, это и есть новое проявление врождённого невежества рода человечества, показатель его внутренней непреодолимой слепоты. Нынче всё человеческое сообщество всё глубже и глубже втягивается в водоворот мистифицированной страсти. Лучше умы планеты заняты не спасением нашей усталой цивилизации, а усугублением её гибельности. Мистифицированный азарт движет родом человеческим. Азарт в таком качестве являет себя узаконенным беснованием, означающим переход к сатанократии. Это – пафос технологического бума, локомотив истории нашего тысячелетия. В наши дни азартные игры, запретные увлечения становятся доходной составляющей официальной экономической политики постмодернистских демократических государств. Инновационные разработки целенаправленно сосредоточены на технологическом совершенствовании казино и иррационального увлечения. И странно, что церковь и все культовые учреждения закрывают на всё это глаза, не обнаруживая в этой затеи проявления сатанизма! Да и политики держат обет молчания. Похоже, все они вместе с покровителями этого коллективного безумия заодно!

     Факты свидетельствуют, что азарт и развлечение с благословением порочного продажного духовенства всех мировых религий, проходя процедуру культово–административного узаконения, становятся неотъемлемой частью легальной жизнедеятельности. Ведь нынче вся мировая поповщина (включая и чалмоносных мулл, и наголо бритые монахов) увлечена азартом в виде полового сношения. Сам Ватикан замещен в коррупции и отмывании грязных денег. Помнится как этот факт, совсем необычно раскрылся: 26 января 2012 года все информационные службы свои передачи начали с сенсационной новости: «Ватикан обвинили в отмывании денег!»
 
     Согласно одному источнику, 26 января 2012 г. посол Ватикана в США архиепископ Карло Мария Вигано опубликовал свою переписку с Папой Бенедиктом XVI, в которой он обвиняет руководство Банка Святого Престола в отмывании денег, передает Фокус. [wlna.info›ukraine…vatikan–obvinili–v…deneg.html]

     В интернете (только на портале Яндекс) на заданный поисковый вопрос по этому поводу нашлось 27 тыс. ответов.

     Глава Ватикана Бенедикт 16–й не знает, как бороться с эпидемией педофилии и разврата в церковных приютах; явление, нанёсшее непоправимый урон Новому завету и всей христианской святости. По сообщению "Euronews" (15.02.2010 г.) понтифик сегодня обсудит с представителями ирландской католической церкви пути искоренения педофилии среди ирландских епископов. Согласно отчёту Ватикана, составленному в 2009 году, за последние 30 лет педофилия укоренилась в церковных приютах от Ирландии до США, поразив Австрию, Германию, Голландию и ряда других стран, исповедующих католицизм.

     Вращаясь по правилам мистифицированного азарта, человеческое сообщество всё больше погружается в водоворот вихревых страстей, всё больше отдаляется от своего основного предназначения – представляя высший разум, быть олицетворением присутствия сакральности на Земле. И неизвестно, что нас ожидает впереди! Такое ощущение, мировое сообщество в своём историческом развитии вступило в фазу, именуемую «априорностью», чьей единственной доминантой выступает, пожалуй, вера. Ныне вера окутана сплошной манипуляцией, стала объектом всякой спекуляции. Оказавшись в вихре страсти нашего времени, род человеческий в большинстве своём поддался заблуждению. Оттого нынче и вера превращена в безверие, как и власть – в орудие коррупции. Кстати, безверие не исходит из природы веры, а вытекает из бинарной сущности индивидуума.

     Что имеется в виду, когда речь идёт о вере, какую ассоциацию вызывает это слово у людей?

     При пристальном изучении реалий современной жизни обнаруживается что, по сути, во многом мы имеем дела в основном не с настоящей верой, а лишь с её искажённой имитацией; мы играем в веру; ибо сплошь и рядом мы сталкиваемся исключительно с воображаемой верой. А что это такое: воображаемая вера? Это – подмена веры на дешёвую манипуляцию.

     Настало время выяснить, что такое вера. Можно ли считать веру альтернативой сознания, или это – функция души? Вера – явление врождённое или вырабатывается по ходу формирования личности?

     Слово вера {(belief, faith – англ.; а согласно русско–латинскому словарю, понятию «вера» на латыни соответствует синоним fides) [3], и в греческом – pistis [4]} в своём толковании в современных словарях русского языка ограничено двумя значениями – убеждённость, верование [5]. В политическом лексиконе, как и в научно–философской литературе оно ещё не обрело своего чётко выраженного понятийного оформления, и по обыкновению употребляется в том же ключе, в узком смысле – как религия, веросознание [6]. В обыденном сознании оно ассоциируется у большинства россиян с такими понятиями как Бог, религия, церковь и со всем, что имеет к этому хоть какое–то отношение. Этому есть своего рода объяснение: нравоучение сакральных текстов (включая священные писания любого вероисповедания), ориентированное преимущественно на обыденное сознание, отождествляет веру с потусторонностью. Хотя священные писания любой конфессии (лат. confessio – вероисповедание) даёт нам и уникальные образцы феноменологического описания душевных потрясений (переживаний), связанных с феноменом «вера», ослаблением этого априорного феномена в душе верующего, его потерей, приобретением и т.д. и т.п. К примеру, такие бесценные образцы содержатся в Псалмах, Книге Иова, в евангельских повествованиях [7]. В то время как само понятие вера намного шире, ибо в нём содержится некое магическое воздействие и обращено к душе человека. Автор настоящей трилогии полагает, что это слово, в силу своей "магии", в понятийном контексте должно быть предметом более серьёзной идентификации. Задачу осмысления, как и дефиниции, веры в её универсально–духовном смысле автор считает весьма актуальной, продиктованной академической, мировоззренческой, гносеологической и общественной необходимостью.

     Стоит отметить, что в уникальном издании «Новейший философский словарь», 1999 г., я заметил весьма интересную дефиницию, предложенную Грицановым А.А., автором словарных статей, феномену веры: «ВЕРА – глубинная общечеловеческая универсалия культуры, фиксирующая комплексный феномен индивидуального и массового сознания, включающий в себя такие аспекты, как гносеологический (принятие в качестве истинного тезиса, не доказанного с достоверностью или принципиально недоказуемого), психологический (осознание и переживание содержания данного тезиса в качестве ценности, решимость придерживаться его вопреки жизненным обстоятельствам и сомнениям, выступающая глубоким мотивационным фактором личной жизненной стратегии – вплоть до самоотречения: "верю" как "верую") и религиозный (при отнесении содержания объекта веры к сфере сверхъестественного)» [http://fil.vslovar.org.ru/215.html].

     Несомненно упомянутым автором совершена попытка обобщить отдельные аспекты многозначного понятийного преломления этого слова. Но в этой дефиниции остаётся неопределённой сама сущность веры. Он в лучшем случае выделяет веру как «универсалию». Слово «универсалии» [лат. universalis – общее, всеобщее] в средневековой философии означает общие понятия. Автор указанного философского словаря этой «универсалией» фиксирует феномен веры. Строго говоря, все употребляемые в научно–философских обиходах определения веры носят не строго научный характер, а служат результатом либо её обыденного понимания, либо философского истолкования. Также в некоторых психологических исследованиях феномен веры отождествляется с конкретной религией или религиозной верой. Ввиду этого, понятие веры остаётся весьма расплывчатым и нечётким, сам термин – неоднозначным и вариативным, а феномен веры растворяется в многообразии формулировок и теряет свой самостоятельный статус. Онтология веры с позиции опыта (эмпиризм) – сомнительная. В философии античности под верой понимали такой способ познания, которому в отличие от знания, отказывали в достоверности или обоснованности. Феномен веры обретал своё существование в ситуации познания и был с ней неразрывно связан. Современная психология к этому явлению относится как к значимому психологическому факту.

     Вера в своём понятийном значении представляет собой атрибут живого организма, и подобно сознанию является функцией высокоразвитой материи.

     Меж тем есть смысл отождествить веру со сложным психологическим феноменом, видя при этом в ней механизмы, делающие возможным её возникновение (принятие) и поддержание, с одной стороны, и социальное и культурное измерение, присущие ей, как идеологической системе, – с другой. В этой связи позволю себе постулировать следующее положение: вера – прежде всего функция мыслительного аппарата, так как имеет вполне естественную физиологическую почву. Более того, вера – это атрибут живого организма, воплощение жизни, и только живой человек способен верить. Одновременно, вера – это ценность априорная, обретаемая конкретным индивидуумом–субъектом веры в процессе познания. Её нельзя считать врождённой либо присвоить ей генетические корни. Надо имеет в виду ещё один момент: вера – функция сложного живого органа, и характер функциональности предопределяет её онтологию. Степень её самостоятельного существования зависит от той сферы, куда направлены устремления индивидуума: его мысль и мечта, его действие. В этом плане вопрос объективности веры, как моральной (внеопытной) реальности гипотетически становится более критическим. Ведь индуктивная вера (впрочем, как и мысль и мечта) рождается внутри своего субъекта, и её существование зависит от характера функционирования самого субъекта. Она не настолько самостоятельна, чтобы могла функционировать вне зависимости от воли своего творца. Вообще вера – это привязанность к объекту веры, эмоциональное встраивание душевных связей. Веру называют волевым актом. Одновременно вера – это убеждённость, а убеждённость вызывает фанатизм, поэтому, как и вера, связан с отказом от оперирования доказательством. Отсюда вера и воля – несовместимые вещи. Вера приведёт к инерции. Ты веришь (уверуешь), значит, действуешь инерционно, не задумываясь. И тут встаёт вопрос о её деформации под воздействием разнородных факторов, либо её утрате, либо вымирании веры вместе с его творцом. Вот почему возникает вопрос об абстракции веры как самостоятельном начале со всеми вытекающими отсюда закономерностями онтологического функционирования, и признании этого фатального начала. В таком случае есть смысл изучать феномен веры в двух срезах: в срезе абстракции, и в срезе конкретики. В первом срезе вера возвышается до уровня метафизики. В то время, как во втором срезе имеет конкретное преломление в микромире каждого отдельного индивидуума. Абстрактная вера должна выступать фатальным универсальным началом, но имеющим своё отражение в любом индивидууме.

     При изучении феномена веры автор настоящей трилогии сосредоточится на трёх его измерениях:

     1. концептуальное измерение, раскрывающее веру как объект философского осмысления;

     2. мотивированно–функциональное измерение, обнаруживающее веру как объект политики;

     3. трансцендентное измерение, облекающее веру таинственностью.

     Автор настоящей трилогии исходит из того, что психология веры лежит в основе сознания индивидуума, предопределяя его жизненную ориентацию. К тому же, данное предположение суть бесспорный факт, подтверждённый результатами современных психологических исследований. Исследование глубинных, сущностных оснований человеческого бытия при таком подходе вводит в поле зрения психологии личности феномены, известные науке как a priori. Акцентируя внимание на изучение априорных феноменов, аналитики вышли на раскрытие сущности веры. Необходимость психологического исследования веры обоснована, по крайней мере, с двух позиций. Во–первых, с позиции самого феномена такая необходимость продиктована его принадлежностью к внутреннему миру индивидуума, значимостью для человеческого существования. Вера оказывает влияние на весь внутренний настрой человека – его мысли, чувства, установки, ценности. Она также проявляется и в человеческом поведении, действиях. Носителем веры является человек, и действие веры неразрывно связано с его внутренними преобразованиями и их отражением во внешней действительности. В виду этого очевидна однобокость представлений о феномене веры без его содержательной психологической характеристики. Стоит отметить, что автор воспринимает веру, в этом плане, как некую внутренне атрибутивную морально–психологическую доминанту человеческого духа, личности, индивидуума, направленную на выполнение своего долга, вытекающего из самого существа веры; вплоть до готовности идти на самопожертвования ради достижения идеала. Вспоминаются слова Канта, о твёрдой вере, «ради которой я рисковал бы многими благами жизни». [8]

     Во–вторых, с позиции психологической науки актуальность изучения веры обусловлена объективностью самого феномена, в связи с чем вера фигурирует как самостоятельная тема, и признаётся различными исследователями как значимый психологический факт. Эта тема рассматривается в работах Б.С. Братуся [9], Р.М. Грановской [10], К.К. Платонова [11], Э. Фромма [12], К.Г. Юнга [13] и ряда др.

     В историко–философской науке доминирует представление о вере как о духовно–гносеологическом и мировоззренческом феномене. Требование научного обоснования веры, доказательства истинности веры психологически нелепо и обнаруживает непонимание самой природы веры. Ибо наука всё ещё некомпетентна в решении вопроса о вере, откровении, чуде и т.п. Кажется, у Александра Введенского встречается редкая дефиниция веры как "мистическое знание о существовании других вещей" [14].

     По своей природе вера – явление, абсолютно свободное; Кант видит в ней моральное начало, т.е. она имеет разумно–свободную природу; вера не признаёт принуждения, но она имеет свои основания, свои мотивы, "принуждающие" человека–верующего. Согласно комментариям крупнейшего философа XX века – Жиля Делёза (1925 – 1995) интерпретатора и деконструктора текстов И. Канта, «вера есть спекулятивное предположение, но предположение, которое становится утвердительным только благодаря определённости, получаемой им со стороны морального закона» [15]. Итак, [по убеждению Канта] вера не связана с практической способностью, а выражает синтез спекулятивного и практического интересов в то самое время, когда первый подчиняется последнему. В этом причина преимущества морального доказательства существования Бога над всеми спекулятивными доказательствами. Ибо Бог – как объект познания – задаётся лишь косвенно и по аналогии (как то, из чего феномены берут максимум систематического единства); но – как объект веры – он обретает исключительно практическую определённость и реальность (моральный творец мира) [16]. Вера есть присутствие элемента святости в человеке и потому представляет собой не приземлённое, а возвышенное явление. Вера – это акт свободы, свободного избрания идеала и вольного подвига во имя этого идеала. Классическое определение веры встречается у Бердяева: "вера есть обличение вещей невидимых" [17].

     Если раскрытие сущности рода человеческого – труд, – по мнению Маркса, считается заслугой Гегеля, то можно с полным основанием утверждать, что раскрытие сущности веры, способной к познанию вещей, заслуга Иммануиля Канта. Исходя из такой способности веры, Кант выносит феномен веры на метафизический уровень.

     Вера в религиозном толковании воспринимается как подвиг отречения от благоразумной рассудочности, после чего постигается смысл всего. Гнозис веры, её постижение даётся внутренним подвигом самоотречения, стремящегося к высшим реальностям. Автор настоящего произведения склонен считать, что вера – это присутствие святости в нас, её вольное отражение в нашем сознании, её олицетворение в наших сердцах и, отсюда, её эмоциональное вторжение в наши импульсивные действия.

     Осмысливая наше духовное прошлое, как бы воскрешая его, и его настоящее, попытаемся изложить собственное видение сложившейся ситуации.

     ПРИМЕЧАНИЯ:
     ___________________
    
     *) Жизнеустроение – это процесс построения себя в мире через стяжание (и, естественно, познание) одних и избавление от других привычек, черт характера, эмоциональных реакций и т.д. См.: Реферат: Внерациональные виды опыта – Xreferat.ru – Банк рефератов... – xreferat.ru›.

     [1] См.: Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. ООО «Издательство АСТ», 2004 год. Вместо предисловия.

     [2] См. Хаким Фаршид. ВРАЩАЯСЬ ПО ПРАВИЛАМ АЗАРТА… – http://www.proza.ru/2010/02/15/1185.

     [3] Согласно русско–латинскому словарю: ТЕКСТЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ ГРАММАТИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК ЛАТИНСКО–РУССКИЙ СЛОВАРЬ. вера. fides, fidei f. верить. credo, credidi, creditum 3 ..... перенос, перевод. translatio, translati;nis f. переносить ..... слово. verbum, in. словно как. velut. служанка. ancilla, ae f. служить ... www.nsu.ru/classics/syllabi/ruslat.htm.

     В другом источнике мы читаем: вера = fides, fidei f; верить = credo, credidi, creditum 3; верный = fid;lis, fed;lis, fid;le; верный = certus,a, um… – См.: ЛАТЫНЬ – ЭТО ПРОСТО! ОСНОВЫ ЛАТИНСКОГО ЯЗЫКА И ЮРИДИЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ. ВВОДНЫЙ КУРС. Составитель: Е.В. Афонасин. Под редакцией Т.Г. Мякина. Второе интернет–издание, исправленное и дополненное. Новосибирск 2006.

     [4] Philologica 1 (1994): Степанов. В русской культуре примером и образцом словаря такого типа должен служить труд В. О. .... обозначения веры в латинском языке (fides) и в греческом (;;;;;;). ... будь то "Вера", или "Договор", или "Слово" – представлялся носителям древней .... Вот буквальный перевод диалога Неоптолема и Филоктета (эписодий 3, ст. ...www.rvb.ru/philologica/01/01stepanov.htm – 76k.

     [5] см., например, Ожигов С.И. Словарь русского языка: ок. 57 000 слов / Под ред. Чл.–корр. АН СССР Н.Ю. Шведовой. – 20–е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 1988. 750 с., Ожигов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская АН.: Российский фонд культуры; – 3–е изд., стереотипное – М АЗЪ, 1995. – 928 с., и др.

     [6] В книге "История русской философии" В. Зеньковский вслед за Бердяевым употребляет это слово. См.: Зеньковский В. История русской философии. – М.: Раритет, 2001. с. 533.

     [7] К примеру, в Евангелии показана значимость веры для физического и духовного исцеления. В текстах Ветхого и Нового заветов вере противопоставляются неверие, сомнение, страх. «Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Посл. Иакова 1:8). Согласно библейскому вероучению, веру можно приобрести, укрепить, а можно потерять, ослабить. Пройдя через искушение (испытание), вера укрепляется, становится твердой, непоколебимой или оскудевает, угасает, разрушается. Испытание веры производит терпение (Посл. Иакова 1:3).

     [8] Кант И. Критика чистого разума. КАНОНА ЧИСТОГО РАЗУМА. РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ. О мнении, знании и вере.
     [9] Братусь Б.С. Нравственное сознание личности. М., 1985; Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988; Братусь Б.С. К проблеме человека в психологии // Вопросы психологии. 1997. № 5. С. 3 – 19.

     [10] Грановская Р.М. Психология веры. СПб., 2004.

     [11] Платонов К.К. О системе психологии. М., 1972.

     [12] Фромм Э. Иметь или быть? М., 1986; Фромм Э. Психоанализ и этика. М., 1998.

     [13] Юнг К.Г. Ответ Иову. М., 1999.

     [14] Введенский А.И. философские очерки. – Прага, 1924. C. 6.

     [15] См.: Делёз Жиль. Критическая философия Канта: учение о способностях. Пер. с франц. – М.: ПЕР СЭ, 2001. С. 191.

     [16] Кант И. Указ. Соч. Критика способности суждения, §§ 87, 88.

     [17] Бердяев Н. А. Указ. соч.

     (Продолжение следует)