Твоя верность и любовь

      – Ну, что ты такое говоришь, Маша, какая наследственность? Ему было три месяца, когда мы его взяли! О чём речь. И кто из родителей может знать, что, в конце концов, вырастет из их ребёнка.
      – Но учёные говорят о наследственности. Можно вырасти у других родителей, а вот эти самые гены проклятые всё равно скажутся. Ты посмотри на него честно – истинный волчонок.
      – Ну, мать, та даёшь!
      – А глаза, глаза-то какие? Чёрные-чёрные, ничего не видно. Так и жгут. Даже страшно.
      – Ну, ладно, а если он цыганского племени или армянского, вот тебе и глаза.
      – Вот ты сам и признал. Цыганского племени. Он к воле привык, только на улице и живёт, в дом не загонишь.
      – Мать… где он к воле привык? Он же у нас вырос!
      – Да, знаю я. Только послушай ты моего совета. Я  его вырастила, но теперь не в школу его надо отдавать, а в Суворовское училище. Там научат и старших слушаться, и строем ходить, и одеваться, как положено. Он же нам ещё и спасибо скажет, Коля, ну, согласись ты. Примут его, расскажи всю историю, что сирота он, найдёныш. Неужели не уважат тебя. Ты ведь сам военным был. Сходи.
     – Всё. Уговорила. Пойду сегодня же. А его мундирчиком приманю. Какой же парень не любит военную форму, и девушки, скажу ему, все твои будут…
Так Ваня в семь лет попал в Суворовское училище. Началась муштра. Правда, мундир выдали, одели-обули, кормили отлично. Казалось бы – чего ещё! И родители приёмные навещали. Мама Мария, и отец Николай гордились теперь сыном.
     – Ну, а что я тебе говорила? Мальчик-то наш, какой красивый и вежливый.
     – Да, там не забалуешь. «Иван Забродин!», «Есть!» – и весь разговор.
     – И слава богу – труды наши не пропали даром. Какой ни есть, а теперь наш сынок хороший, лучше всех. Посмотри сам!
     Ваня постигал науку подчинения тяжело. Он не подавал вида, что ему плохо, но в первые минутки ночью пытался не спать, вынашивал планы побега. Только пока маленьким был, об этом не могло быть и речи. Ребята так уставали, что прикоснувшись к подушке, засыпали мигом. И Ваня тоже засыпал, забывая обо всём, ему даже ничего не снилось, а может быть и снилось, но не запоминалось. Мигом пролетала ночь и уже: «Подъём!»
     Первый побег Ваня с другом Олегом попробовал совершить на третьем году обучения. Они вышли в город, так как заслужили своим поведением увольнения и полного доверия. Но в училище не вернулись. Парнишки гуляли в парке, катались на каруселях, знакомились с девушками, а потом зашли в гости к одной прелестнице…
      Там забыли о времени, а поняв, что опаздывают, решили пересидеть в этом убежище и не возвращаться. Но их довольно быстро вычислили. Наказали. Отчитали перед строем, изолировали и лишили просмотра кинофильмов и увольнений на три месяца.
      Когда закончился срок наказания, и их возвратили в спальню из изолятора, ребята засыпали их вопросами. Где были, как провели время, у кого прятались. И Ваня, и Олег вдруг почувствовали себя героями. Но кто-то их выдал, что хвастали, а может быть, подслушали старшие, только вызвал Ваню к себе наставник, и Олега потом тоже вызывал. Разговор был нелёгким.
     – Вижу, что ты не хочешь быть военным, – начал наставник Иван Никифорович. – Не надо, помолчи. Прикидываться можешь где угодно и как угодно, но со мной это не проходит. Мы о тебе многое знаем. Да, ты и сам знаешь, что ты приёмыш, тут тебя одевают-обувают, кормят, учат. Правильно. Понимаю, что нечего тебя этим корить. Не ты виноват в такой своей судьбе. Помолчи пока, Ваня. Я тебе вот что скажу. Меня выперли на пенсию, как балерину, в 35 лет. Всё. Иди преподавать. Думаешь, мне это нравится?! Вот и я, как ты, Ваня, совсем не хотел быть военным. Но родителям моим после войны, да с тремя ребятишками, не выкормить было нас. Так и удостоился чести попасть в училище…
А теперь представь себе, что ты пошёл в обычную школу. Формы не носят, встречают по одёжке, ты знаешь. А как тебя одевали бы твои приёмные родители? Представляешь? Сколько унижений, травли, обид тебе пришлось бы перетерпеть, пока закончил бы школу. А потом куда? В рабочие, на завод? С собой тормозок, бутерброд с варёной колбаской. И всё, оттрубил восемь, а то и десять часов и ищи себе место под солнцем. Выпил, прогулял зарплату, дома жена, детки, все есть хотят… Какова перспектива? Сейчас тебе свободы хочется, понимаю. Но ты и товарищи твои – элита. Военные лучше всех обеспечены в нашей стране. Пока там новая какая война не ударит, вы как сыр в масле катаетесь. Ну, скажи, что ты по этому поводу думаешь? Училище будем заканчивать?
     – Понимаю я, Иван Никифорович. Вы правильно всё говорите. Но я хотел бы иметь свой выбор.
     – Вот как мы заговорили? Ну, ну. Окончишь училище и выбирай. Куда пошлют, туда и поедешь, хочешь, на Крайний Север, хочешь на Юг, в пустыню. Военные нужны везде. И никаких побегов больше. Чёрт тебя бери! Глаза какие у тебя чёрные, ничего не видно, угольки прямо.
    – Ну, это не моя вина и не моя заслуга.
    – Эт, конечно, будешь дамским угодником. Только училище не бросай. Этот разговор  последний.
     Доучился Иван, стал классным компьютерщиком. Его ценили, кто-то даже порекомендовал оставить при училище офицером, преподавать информатику и компьютерное дело. Но тут уж Ваня твёрдое «нет» сказал. «Не хочу – и баста». Родителей вызвали, объясняли, предлагали, но не помогло и это. Заслали тогда Ивана на Север, «к белым медведям», в одну из воинских частей. С ним и Олег запросился. Назначение не престижное, потому Олега отпустили. Он получил профессию инженера, заодно овладел и шоферскими навыками, а это на Севере оказалось самым важным.
      Парни решили отработать по назначению один год, а потом выйти на гражданку. Как  оказалось, сделать это непросто.
     – Надо косить, – стал накручивать Олега Ваня.
     – Понимаю. Но под кого косить?
     – Ясно под кого. Под дурку! Положат на обследование, а там я тебя научу, что делать, чтобы списали нас на гражданку.
     Как задумано, так и сделано. Ваня с Олегом почти месяц «кантовались» в больнице. Сначала пытались их таблетками «лечить» и разоблачать, не помогло. Научились прятать таблетки, пока те не рассосались под губу, потом в отвал. Стали делать им уколы, но и тут Ваня с Олегом отлично справились. Тут же после инъекции один у другого отсасывали горькое лекарство из мышцы мягкого места, потом сплёвывали в судно. Борьба эта длилась довольно долго. Медики прекрасно понимали, что парни хотят избавиться от военной службы, но сделать ничего не могли. Правда, Олег согласился работать водителем грузовой фуры тут же на Севере, в артели перевозчиков грузов, куда посватался, а Ваня, как только выписался из больницы со своими справками о болезни, возвратился в свой город.
     И мать, и отец не обрадовались ему.  «Дождались помощника!» Ваня, правда, не сидел на шее у них ни дня, быстро устроился на работу в известную в городе фирму. Показал там, на что способен в работе с компьютером, его мигом приняли без вопросов.
      Ваня привык одеваться красиво, быть собранным, чётким, исполнительным. Качества незаменимые, ему каждые полгода поднимали зарплату. Он честно приносил родителям подарки, деньги, смягчив их сердца окончательно. Переписку с Олегом не прекращал.
     Олег не на шутку увлёкся своей огромной, неповоротливой машиной, в его письмах только и звучала любовь к этой машине. Он писал о трассах, как нелегко поворачивать такую машину на самом краешке скользкой дороги, нависшей над обрывом. Сколько раз бывали срывы, но пока, до времени, судьба берегла Олега. Зависнет колесо над обрывом, тут же помощь спешит, помогут, вытянут краном.
      Прошло ещё года три, и Ваня, и Олег женились. Олег прижился на Севере, сразу же родилась у него дочка Наташенька. А Ваня женился на миниатюрной  девушке, Неле, студентке техникума лёгкой промышленности. Один за другим родилось у Вани двое мальчиков. Так жизнь вошла в свою колею…
      Но ненадолго. У Нели была квартира, но Ваня отказался жить с её родителями, снимали жильё. И всё же через пять лет ему с семьёй вручили ключи от трёхкомнатной квартиры. Ваня написал Олегу, приглашал на новоселье, но ответа почему-то не было. А вскоре пришло объяснение. На письмо Вани ответила жена Олега Алла. Это письмо было для Вани ударом.
       «Я знаю, что с малолеток вы с Олежкой дружили, и здесь оба служили, и в больнице выручали друг друга, а теперь я с дочкой осталась одна. Разбился наш папа… Вот плачу уже два месяца, вытащили технику из обрыва только утром, за ночь, Олежек, если и был жив, то к утру застыл совсем. Нам пенсию дали, а жить не хочется, Ваня. Убежать бы на материк, да как. Не справлюсь я одна. Прости за такое грустное письмо. Твои друзья осиротевшие – Алла с маленькой Наташей».
      До поздней ночи говорил Ваня с женой. Вместе привыкли всё решать. И решили. Хоть на время нужно забрать Аллу с ребёнком на материк. Квартира позволяет теперь одну комнатку выделить им. Некому помочь им больше. И нужно Ване ехать за семьёй друга. Пока Ваня ездил на Север, Неля готовила комнату для гостей, покупала продукты, убирала, мыла, чистила одежду, стирала постельное бельё. И встретила их радушно, тепло, со слезами на глазах, хотя и не знала она Олега, но фотографии видела, а в последнее время он таким весёлым был, сидит за рулём своей огромной машины и смеётся, а сзади на фото надпись:  «Будем жить!»
      Время лечит и не лечит. Как у кого. Алла в первое время стеснялась, всё делала по хозяйству, пока Неля и Ваня работали, потом удалось Наташу в старшую группу детского садика устроить, Алла смогла и сама приступить к работе. Она сначала санитаркой в тот садик устроилась, куда девочку взяли, а потом, когда дочка в школу поступила, Алла получила от работы служебное жильё, пусть временное, но она смогла уже жить самостоятельно.
       Семьи поддерживали связь, отмечали все памятные даты вместе в большой квартире Вани. Родители Ванины ушли в мир иной, всё оставили ему, единственному наследнику. Ваня решил обзавестись дачей, продал родительскую квартирку и взялся за стройку. Много сил положил он на эту дачу, много средств, выдумки, умения. Деревянный дом удался на славу, пять комнаток, красивые полы, запах дерева, какие-то особые уголки в приусадебном участке. Живи да радуйся.
      А Ваня грустил. Что-то надорвалось в нём после гибели друга. Он всё чаще и чаще стал уезжать на дачу, сидел в электричке, смотрел в окошко, о чём-то думал. Уединение вошло в привычку. Всё лето Ваня проводил на даче. Приезжала семья, жена Олега Алла с Наташей, свои мальчишки, которые тоже подросли и даже возмужали, Неля, хозяюшка и затейница, а Ваня чувствовал себя неуютно. Он уходил на веранду, дымил там сигаретами и часами мог так стоять, облокотившись о перила.
      Заканчивался отпуск, нужно было возвращаться в город. Пожелтела листва, сыпались на землю фрукты с деревьев, Неля с Аллой собирали сливы, яблоки, груши, закатывали в банки, сушили на зиму, а Ваня всё о чём-то думал…
      А потом он пропал надолго. Никому ничего не сказав, взял с собой только рюкзак, одеяло, документы, оставил Неле пачку денег. Он ушёл, и долгих пять лет никто не знал, где он, милиция считала его пропавшим без вести. На службе, где трудился Иван,  сказали Неле, что снова зачислят его, когда он возвратится…
      Много воды утекло за пять лет. Мальчики уже перестали задавать маме вопросы…
А Иван вдруг вернулся в один прекрасный день, ранней весной, утром часов в шесть. Открыл двери своим ключом, робко переступил порог, услышал, что Неля выходит из спальни.
      – Ваня! – бросилась она к нему с криком.
      – Тиш, тише, дети-то спят. А плакать зачем? Ты замуж не вышла?
      – Какой замуж, горе ты моё!  Все глаза выплакала. «Пропал без вести», – вот и всё, что мне в милиции сказали. Господи! Ванечка, да что же с тобой? И какой ты красивый, ещё лучше, чем раньше. Чистый, аккуратный, загорел как будто, одет с иголочки. Где ж тебя носило пять лет, милый ты мой?!
     – Всё расскажу и покажу, дай присесть.
     Потом выскочили из спальни совсем взрослые дети, с криком «Папа, папка наш вернулся»! – Бросились на шею отцу. Суета, Неля позвонила Алле, вечером устроили застолье, еле угомонились. И уже ночью Неля, не сводя глаз с мужа, сказала: «Садись и рассказывай, как обещал». Иван принёс из прихожей небольшой чемодан, но сначала спросил у Нели:
      – Ты нашла деньги, которые я оставил семье перед уходом?
      – Господи! Деньги, деньги… Нашла, конечно, но разве в них дело, – глаза женщины наполнились слезами. – Я же люблю тебя!
      – Я знаю. И только это заставило меня вернуться к тебе навсегда. Ты и дети – это моя жизнь. Но я должен был узнать!
      – Что узнать? И неужели для этого тебе потребовалось пять лет?
      Иван раскрыл чемодан, вытащил оттуда большую серую папку, развязал тесёмки и положил на журнальный столик перед Нелей листы.
     – Что это? – охнула женщина. – Красота какая? Кто это рисовал? Какие летящие кони, гривы. Это невероятная красота. Кто же художник? Ваня! Ваня! Не молчи, ради бога.
     – Дорогая моя! Всё скажу. Это я рисовал в таборе… постой, пока не перебивай. Я должен был узнать наконец-то, откуда я, кто я? Где мои родители и родные?
     – Ваня… ты узнал?
     – Я всё узнал. Но это было нелегко. У меня же и имя, и фамилия другая, вообще – никаких предположений. На самом деле меня назвали Азар. Я из цыганского табора. Моя мама оставила меня в парке, положила на лавочку и ушла. Было лето, мне три месяца. Никаких записок при мне не было, а может быть, тот, кто нашёл ребёнка, записочку выбросил. Не знаю… Если бы мама не оставила меня, её убили бы. Там сурово! Подозрение в измене – самое страшное. Сейчас её уже нет в живых, но, как ни странно, я нашёл своего прадеда. Представляешь? Ему 94 года, и он всё помнит и знает. Он каким-то чудом узнал меня. Сидит старик, трубку курит, я подхожу молча. А он вдруг встаёт и говорит, да так чисто по-русски: «Так ты ж наш парень, Азы сынок. Я признал тебя сразу! Люди! Малыш Азар нашёлся!»
Прибежали женщины, парни, детки, окружили меня, хлопают по плечам, жмут руку. А у меня глаза на мокром месте. Мои, понимаешь, мои родные люди.  Я жил с ними, и за это время я столько узнал, многому там научился. Я теперь всё умею делать, и рисовать я там начал, и за лошадьми ухаживать, и работать на стройке, и в самых тяжёлых походах быть всегда впереди. Я могу не пить целый день, не есть, не спать, таскать тяжести. Я теперь могу всё…  А как расставались. Костёр, песни, слёзы. Ушёл. И навсегда.
И знаешь, что заставило меня вернуться в город? – Это ты, твоя верность и любовь. И теперь мы никогда больше не расстанемся. Я так и останусь Иваном Забродиным. Ты говоришь, что меня обещали восстановить на работе, когда бы я ни вернулся?
     – Да. Они очень ценят тебя. Я не могу говорить… Прости. Ты меня просто ошеломил, а эти рисунки – им нет цены! Я так тебя люблю, Ваня. Можно я буду иногда называть тебя Азаром? Знаешь ли ты, что это слово означает.
    – Это слово означает «Помощь». То ли помощник, то ли спаситель.
    – Так оно и есть, ты мой помощник, мой защитник, спаситель. Господи! Ваня. Пять лет… как я соскучилась! И не могу оторвать глаза от этих лошадей! Ты так талантлив!
    – А ты моя единственная муза. Ты и свобода…

иллюстрация из интернета