Глава 3

  Глава 3

            Школьный выпускной Матвеева совпал с годом проведения Московской олимпиады. Ещё до открытия никто не сомневался, это будут самые честные, самые грандиозные и самые результативные спортивные состязания, какие только можно себе вообразить. Знай наших! Было вбухано много сил и народных денежек, а самые главные конкуренты (спортсмены из США) взяли и не приехали. Пыжились, из кожи вон лезли, мечтая продемонстрировать очевидные преимущества социалистической системы. Все мало-мальски годные для пропаганды средства были запущены на полную катушку. Мировой империализм во главе с Соединенными Штатами продолжал угрожать ядерными боеголовками. Даже всеобщий спортивный праздник умудрились превратить в арену для политических баталий. Но мы им покажем! И ведь показали! Улетающий олимпийский Мишка даже спустя десятки лет будет вызывать слёзы умиления.

            Несмотря на скандальную шумиху, развернутую в средствах массовой информации вокруг Московской олимпиады. И старательное замалчивание смерти Высоцкого, скорбная весть молниеносно разлетелась по стране. Многие отказывались верить в смерть поэта, но хорошо понимали – невозможно жить на таком звенящем нерве. Уход был предопределен. Совершенно незнакомые люди выражали друг другу сочувствие. Вы слышали!? Неужели это правда!? Высоцкий умер, то и дело слышалось в автобусах и магазинах.

            Подать документы в политехнический Максиму советовали родители. Поступить в высшую школу было делом непростым. Матвеев испытал настоящую эйфорию, увидев свою фамилию в списке счастливчиков, зачисленных в институт. Учитель истории оказался прав, призыва на срочную службу старательно избегали, из Афганистана стали поступать первые цинковые гробы. Как водится, по стране блуждали устрашающие слухи об огромных потерях среди солдат, о том, что высшее командование старательно замалчивают истинные цифры. Подливали масла в огонь народного гнева рассказы о страшных зверствах афганских моджахедов. Зачем надо было туда лезть?! Что мы там забыли?
           Максим в полной мере оценил свою удачу, и с удовольствием окунулся в беззаботную жизнь советского студенчества. Стипендии всегда не хватало, но родителям не составляло большого труда подкидывать пару-тройку десятирублёвых купюр, что тут же превращало непривередливого студента в миллионера на час. Устраивались шумные вечеринки, и червонцы к утру разлетались. Процесс практически не прерывался, так как обязательно подоспеет денежный перевод кому-то из друзей. Отрываться от коллектива в те годы было непринято. Максим был завсегдатаем любой тусовки, от избытка молодых сил и какой-то безотчётной радости. Уехать в другой город и жить в общежитии казалось необычно и по-взрослому. 
            Однажды в коридоре института Максим столкнулся с Козловым. С секретарём комсомольской организации он познакомился, когда вставал на учёт. Козлов махнул ему рукой:
            – Матвеев, зайди минут через десять ко мне в комитет, дело есть.
            Максим зашёл.
            – Матвеев, я тут внимательно изучил твоё личное дело, посоветовался с товарищами, и мы решили оказать тебе доверие и назначить секретарём курса.
            Максим вспомнил историю с выборами в школе и сразу понял, что ни с какими товарищами Козлов не советовался. Поэтому глядя в глаза комсомольскому лидеру института, с самым серьёзным видом заявил:
            – Спасибо за доверие моим товарищам, но я вынужден отказаться.
            Козлов вальяжно откинулся на спинку кресла. Смерил первокурсника с ног до головы холодным взглядом и сказал:
            – Тааак! Дурака валяешь?
            – Отчего же. Не готов нести ответственность только и всего.
            – А я вижу дурака из себя строишь. Напрасно. Не с того начинаешь, Матвеев.
            – Ну что ты, товарищ Козлов. Я действительно ещё недостаточно освоился в новой для себя обстановке и не могу взять на себя такую ответственность. Надо осмотреться.
            – Смотри. Смотри. Только я два раза не предлагаю.
            Козлов слегка прищурил глаза и продолжал, не моргая, изучать Максима. Тот выдержал паузу и сказал:
            – Я пойду.
            – Иди, иди.
            Выходя из кабинета Матвеева так и подмывало, выкинуть какую-нибудь каверзу, но он сдержал себя. Спиной чувствовал, что Козлов продолжает сверлит его тяжёлым взглядом. Не только Максим, уже многие комсомольцы понимали, что некогда могучее молодёжное движение превратилось в пустую формальность. В фальшивую ролевую игру. Рядовым членам организации от этого было ни холодно, ни жарко. Комсомольские лидеры пользовались немалыми привилегиями и такие преференции привлекали целую армию активных карьеристов. Матвеев гордился, что устоял перед соблазном. Это было первое взрослое решение. И он с улыбкой закрыл за собой массивную деверь секретариата.
            Через неделю состоялось отчётно-выборное комсомольское собрание. Козлов не забыл строптивого студента и припомнил Матвееву отказ от предложения стать частью его команды. Он собирал команду, так делали все. Полагаться на мнение рядовых комсомольцев ему и в голову не могло прийти. Козлов сам получил эту должность от старшего товарища, когда его перевели в горком комсомола. Собрание, конечно, поддержало его кандидатуру. Он и сегодня не сомневался в том, что его переизберут на новый срок. Заканчивая доклад о проделанной работе, Козлов, как хороший театральный актёр, выдержал паузу и обведя глазами актовый зал, сказал:
            – Друзья мои! Мне прискорбно, что среди первокурсников встречаются такие инфантильные личности, как Максим Матвеев. Ему была оказана честь возглавить комсомольскую ячейку своего потока. Он повёл себя довольно строптиво. Что же это получается, товарищи!? Если каждый будет пренебрежительно относиться к комсомольским обязанностям, что из этого выйдет. Это несерьёзно. Во что превратится наша организация. Для начала я предлагаю поставить на вид, первокурснику Максиму Матвееву. Надеюсь, он сделает правильные выводы и пересмотрит формальное отношение к званию комсомольца.
            В зале установилась тишина. Присутствовавшие на собрании стали искать глазами кто это такой смелый, чтобы нарываться на отчисление. Матвеева вспыхнул, как спичка, и подался вперёд. Заметив это движение, Борька Тениальный одёрнул друга и, наклонив голову, шепнул в самое ухо:
            – Брось, плевать на него. Ты же видишь типичный козёл, выслуживается. И фамилия у него подходящая. Он же гад специально тебя провоцирует.
            Максим сжал кулаки от негодования, но остался сидеть на месте. Теперь он окончательно убедился, что Козлов обставляет себя нужными людьми. И чем же Матвеев мог ему приглянуться, разве он похож на лизоблюда и бесхребетного исполнителя. Такие мысли заставили Матвеева хорошенько задуматься. Из разных концов актового зала раздались одиночные крики с предложением переизбрать Козлова на новый срок, и осудить комсомольца Матвеева. Козлов уже два года руководил комсомольской организацией института и результат его бурной деятельности давал свои плоды. Максим был вне себя от ярости, но быть отчисленным даже не успев поучиться совсем не хотелось. В груди у него всё клокотало, и он мог бы наломать немало дров, но Борька прав, нарываться на конфликт не имело никакого смысла.

            По сложившейся в те годы традиции, студентов отправили на картошку. На тех, кто пытался уклониться от всеобщей трудовой повинности, смотрели с пренебрежением. Даже номенклатурные работники не позволяли отлынивать своим детям. Определённая доля лукавства в этом была, конечно. Как бы то ни было, партийные функционеры ревностно следили за чистотой нравов в своих рядах. Они полагали, что их нерадивые отпрыски не переломятся, поработав в поле наравне со всеми. Барские замашки тщательно скрывались, хотя вывеска самого справедливого общества заметно потускнела. Установился некий молчаливый сговор. Верхи врали всё откровеннее, а низы делали вид, что верят. Пока не объявили гласность, ещё не знали, можно ли спорить с начальством или до сих пор опасно. Опытные товарищи помалкивали и дружно кивали на собраниях разного уровня: одобрям, мол, всё. Не сомневайтесь – Слава КПСС!

            Сдерживать естественное расслоение общества становилось всё труднее, но оно ещё не достигло критической отметки. Никто уже не верил в лозунги о социальной справедливости. Даже бабушки, желая посмеяться над своими стариками, говорили: «Вечно ты куда-нибудь вступишь, то в говно, то в партию». А молодое поколение наслаждалось преимуществом возраста. Каждый выходной пригородные электрички брали штурмом. Комсомольским собраниям предпочитали туристические вылазки с тяжёлыми рюкзаками и гитарами наперевес. Всплеск социальной активности наблюдался только в сельских районах. С детских лет нахлебавшись нелегкой крестьянской жизни, молодежь массово стремилась уехать на любую ударную стройку. Им на замену в колхозы привлекали студентов в качестве дешёвой рабочей силы, выполнять сезонные работы. Горожанам было полезно примерить на себя шкуру сельского труженика. После работы в поле, благоустроенные квартиры казались величайшим достижением советского строя. Разумно!? Разумно. Но этого было мало, плохо другое, что о проведении серьёзных преобразований боялись даже думать.

            Слова Приютина о развале Советского Союза окажутся пророческими. Политических анекдотов ходило по стране огромное количество. Когда провожали в последний путь самого доброго из кремлёвских сказочников, придворные оконфузились. На глазах миллионов телезрителей уронили гроб с телом дорогого Леонида Ильича. Присутствующие вздрогнули. Плохая примета. Так и получилось, у могильщиков ещё будет возможность потренироваться. Кремлёвские старцы одни за другим начали покидать сей бренный мир.