Капля

Глаза Мари разбегались.
- А бывают ли пастельные краски? - робко поинтересовалась она, разглядывая очередную разноцветную витрину.
- Только карандаши, - и у Мари прибавилось уверенности, ведь она видела, видела! на ютюбе, как рисуют пастельными красками. Теперь она смело могла спашивать о чем угодно, не боясь выглядеть невеждой ни перед продавцом, ни перед Генри.
- Ну, выбирай, выбирай, не спеши, - Генри ласково улыбался.
Это подарок Генри. Мари сложно было представить какой-нибудь другой подарок от Генри в свой день рождения.
С огромным картонным листом, с полной красками, кистями и карандашами сумкой, Мари и Генри, счастливые, возвращались домой. Мари не могла удержаться, и на ходу протыкала тюбики колпачками, чтобы разглядеть, что внутри. Выдавливая капельку краски на палец, она была искренней и нетерпеливой.
Мари понятия не имела, что это - масляные краски, но почему-то думала, что именно они помогут ей научиться рисовать. Рисунки простым карандашом, раскрашенные акварелью, выглядели по –детски, а Мари мечтала стать настоящим художником. На ощупь масло было густым и Мари показалось, что, скорее всего, в работе с ним нужно почувствовать себя скульптором. Ей вспомнились объемные мазки на картинах Айвазовского, где море волновалось само по себе, само определяло свои границы, а рамка была лишь условностью…
- Генри, эти краски просто великолепны, посмотри, они как глина, как пластилин, я нарисую объемные картины!
***
Масло не поддавалось, не хотело укладываться нужным слоем, а с цветом вообще не удавалось угадать.
- Чтобы хорошо рисовать портреты, копируйте Джаконду, - настоятельно рекомендовал учитель из Интернета.
А Мари нравилось рисовать лица… Так, ей казалось, результат можно оценить хотя бы по степени схожести. И она приступила к Джаконде. Друзья спрашивали ее, есть ли рисунки новыми красками, и она отвечала, что работает над Джакондой и как закончит, обязательно пришлет фото.
- Джаконда уже смотрит на меня, она уже живая, - радовалась Мари началу своей работы, и Генри подхватывался, чтобы разглядеть, но Мари ждало разочарование:
- Мне больше нравилось, как ты рисуешь карандашом, - говорил он.
И Мари, проглатывая слезы, продолжала рисовать. Джаконда проявлялась на холсте, но цвет… ее лицо было оранжевым, тень – серой, а переходы кричащими. Мари знала, что показывать свою Джаконду она не станет, но при этом таинственная незнакомка с серо-желтым лицом почему-то нравилась Мари. Перед сном она поставила картину напротив кровати, чтобы проснувшись, снова встретиться с ней.
Мари посмотрела несколько он-лайн уроков рисования портрета и поняла, как еще можно использовать масло. Без глины и пластелина, которые, как ей показалось вначале, должны были помочь почувствовать себя настоящим художником.
И вот первый портрет. Это, конечно же, был портрет Генри. Сделав наброски, Мари развернула холст.
- Да, это я, - довольно сказал Генри.
Если бы Генри знал, как эти слова были необходимы Мари. Она вдохновленно продолжила и увлеклась портретом так, что забыла про время, и только настойчивость Генри убедила ее отложить работу до завтра.
Мари засыпала в объятиях Генри, в испарениях краски, и в компании двух своих дорогих и прекрасных творений.
- С сегодняшнего дня я считаю тебя настоящим художником, - Генри нежно провел рукой по волосам Мари.
***
Мари старалась закончить портрет к приходу Генри. Целый день она провела, оттачивая детали картины: несколько раз перерисовывала губы, высветляла слишком затемненные места, правила взгляд, чтобы как можно достовернее передать черты возлюбленного. Закончив очередные исправления, Мари отходила от портрета, и критически оценивала его. Потом снова брала кисть и снова рисовала. Дело близилось к концу, и Генри должен был вот-вот прийти. Мари оставались только волосы, - самая сложная часть портрета, и она пока не представляла, как к ним подступить. Волосы Генри не были слишком темными, чтобы без сомнения рисовать их маслом, а полутон, которым располагала сухая кисть, не передавал их цвет. Но Мари, обладающей экспериментальным характером и достаточной смелостью для воплощения нестандартных идей, первые неудачи в рисовании волос не смутили. И, как это обычно бывает, ее стойкость была вознаграждена. Пусть волосы будут в цвете, - подумала она, и приступила к обрамлению серого в коричнево-желтые тона.
Контраст не портил картину. Мари с энтузиазмом, нервно макала кисть в черный, потом коричневый, и после – в желтый. Отблески появлялись и волосы заиграли. Иногда Мари путала цвета и вместо желтого попадала в черный, но работа кипела, а кисть плясала, и кто знает, может, именно эти оплошности и придали живость портрету. По крайней мере, Мари ничуть не расстраивала собственная невнимательность.
Страсти накалились до предела - оставалось несколько последних штрихов. Мари обмакнула кисть в масло, все так же спешно, если не сказать стремительно поднесла ее к портрету, и вдруг… время замедлило свой ход. Густая, тянущаяся краска медленно, под силой гравитации начала сползать вниз. Сначала она вытянула щетину, потом, плавно и грациозно начала превращаться в каплю. Большая, масляная желто-коричневая капля отпочковалась и упала на лицо Генри.
Мари услышала хлопок входной двери. Она отошла от портрета, села напротив, опустила голову на ладони. Мари смирилась с неудачей, она знала, что в этот раз почти дошла до финала. Мари подняла глаза, чтобы принять последствия своей увлеченности - какой бы не была клякса, она не могла залить весь портрет.
Генри что-то говорил. Скорее всего, он уже стоял здесь, возле Мари, растрепанной, испачканной краской, но звук его слов был слишком далеко. Мари понимала лишь интонацию, ведь она была так похожа на то, что изливалось из ее сердца.
- Генри, твоя родинка ведь на месте? - спросила Мари и посмотрела на Генри светящимися, наполненными глазами.