Паша

     Пашка был в зале самый здоровый. Правильнее будет сказать, что я больше его и не видел никого. В журналах про культуризм, конечно, встречались, но то в журнале, а то в жизни. Помню первый раз, когда я с ним познакомился.
     Мы с пацанами занимались, изредка остановившись передохнуть и поточить языки. Настроение у всех было задорное, знакомы были уже не один год, спортивный зал был маленьким, и потому атмосфера в нем была раскрепощенная. Каждый чувствовал себя как дома. Из коридора, ведущего в зал, послышался какой-то шум. По доносившимся звукам, казалось, что какие-то грузчики решили протащить по довольно узкому проему пианино. Через несколько мгновений, свет из коридора внезапно потух. Причина этого затемнения появилась на пороге. Это был Паша. Ростом выше двух метров, причем прилично больше и весом под сто сорок килограмм. Надо отдать должное, жира на его гигантском туловище практически не наблюдалось. Одет он был в спортивную майку, несуществующего размера, и шорты. Такие шорты я видел на каких-то толстяках. Они их обычно натягивали выше пояса, штанины перекрывали колени, и из широченных раструбов торчали две тонкие спички, аккуратно заправленные внизу в носочки и вставленные в сандалии. У Паши все было наоборот. Шорты сидели свободно на поясе, длина их заканчивалась задолго до колен, при этом они разве что не трещали от объема его ног, которые при каждом шаге играли мышцами, как будто он специально позировал. Это реально был человек-гора. Или скала. Огромный, до безобразия. Кто-то Пашу знал, а потому остальные тоже с ним поздоровались. Когда подошла моя очередь, при рукопожатии, я потерял из вида свою кисть. Она нырнула в какую-то пещеру, и на мгновение мне показалось, что я так и останусь теперь без кисти. Но мне повезло, Паша оказался не садистом и не поедателем человеческих рук. Он начал заниматься. Непроизвольно я, да и не один я, наблюдали за теми весами, которые он навешивал на грифы и тренажеры. Ему постоянно не хватало того, что предлагалось производителем, и он засовывал в тренажеры гантели и довешивал все, что находил. Поднимал он все это легко, так, что со стороны казалось все это ненастоящим, а вылепленным из папье-маше. После тренировки Паша распухал еще больше, и идти одновременно с ним в раздевалку не представлялось возможным. Он один занимал почти всю ее площадь.
     После я привык к его огромности. Я даже перестал бояться его рукопожатия и сам крепко сжимал его ладонь. Перед тренировкой и сразу после, Паша садился и ел. Ел он много. Столовая ложка по мановению волшебной палочки в его руке превращалась в чайную, и этим экскаватором он   закидывал в доменную печь топливо, для того, чтобы его мышцы наливались металлом. Потреблял он курицу, яйца, творог и иногда рис с тунцом. Запивал все это какими-то белковыми коктейлями. Его лицо всегда было непроницаемым. Даже когда он улыбался, он растягивал только губы. Казалось, он был родственником терминатора, того, самого настоящего, которого изображал стальной Арни. Приезжал Паша в зал неизвестно на чем, и неизвестно откуда. Мы видели его, только когда он подходил к спортивному залу пешком, с сумкой на плече. Вне зала он одевался так же, как и в зале. Все время в спортивной одежде. Говаривали, что он не может подобрать себе штаны. Наверное, это была правда. Также все знали, что Паша готовится выступать на профессиональной арене. Когда в очередной раз, кто-то притащил журнал, в котором был изображен наш Паша, и написано что он занял третье место, никто не удивился. Только администратор Колька, щуплого телосложения, возмущался. Он искренне негодовал, по его мнению, Паша должен был брать золото, просто его засудили. Я не разбирался в этих соревнованиях, и тем более в судействе, а потому кивал головой, при этом совершенно не сокрушаясь. Третье же место тоже почетное.
     Не помню, что это был за день недели, так сложилось, что я приехал заниматься раньше обычного. В раздевалке, как и в самом зале, было пустынно, и только Паша усердно гремел металлом. Я быстро размялся и приступил к рутинной тренировке. Пашка закончил раньше, и ушел в душевую мыться. Когда мои истязание над собой подошли к концу, я подумал, как хорошо, что я задержался позже Паши, и мне не надо толкаться с ним в раздевалке. И вот я поплелся за полотенцем для сауны и последующего душа. Сидя и греясь, мне показалось, что слышу какие-то всхлипывания, но я списал это на шум воды из душа. Кроме меня и Паши никого не было, я вроде не издавал никаких звуков, а чтобы Паша такое произвел на свет, представить было невозможно. Досидев до красна, превратившись в мокрую горячую курицу, я выбрался из сауны и пошел к душевой. То, что я увидел дальше, запало мне в душу навсегда. Все души были включены, в самом углу, под одним из них, на полу сидел Паша. Эта огромная глыба мяса, сидела и вздрагивала плечами. Первая мысль была, что он что-то себе повредил, но, вспомнив момент, когда на очередной тренировке он уронил на ногу пятидесятикилограммовую гантель, и после этого сказал только одно слово «больно», отмел это предположение. Я неловко подошел к нему, нагнулся и, взяв за плечо, спросил, что с ним. И вдруг Паша поднял на меня глаза, и я увидел, как сквозь струи душа, по его лицу текут слезы. Я застыл с закрытым ртом. Совершенно не представлял, что делать дальше, как себя вести, когда терминатор плачет.
     - Паш, Пашка, что с тобой? Ты чего? Травма? Или ты из-за этого сраного третьего места что ли?
     - Понимаешь, я люблю ее. А она думает, что нет. Она мне говорит, что я только спорт люблю… А мне этот спорт без нее не нужен…
Ничего себе! Оказалось что у Паши есть девчонка! Так он ее еще и любит! Оказалось, что вот эта гора мышц, которая имела сверху голову с непроницаемым взглядом, умела любить, да еще как! До слез! Я не помню, как я его успокоил, в голове остались только обещания никому не рассказывать про это. После мы пили чай, а Паша сидел и смотрел куда-то вдаль. Но не вдаль за окном, а в свою даль, туда, где он видел только себя и ее.
     Было это давно. Паша, в конце концов, занял первое место, и даже ездил на международные соревнования. Через год после того случая он женился, именно на той девчонке. Я так никому и не рассказал про него. Наши пути с ним разошлись. Тот зал, наверное, уже и не существует. Но вот тот огромный великан на полу со слезами, остался у меня в душе навсегда. Так, как будто это было вчера.