бирюзовая птица

По пыльному изнутри стеклу спадали вниз тонкие и кривые ручьи, дары октябрьского неба. Всего, каких то четыре часа назад, за подобным стеклом я видела смазанные золотисто черные леса, вспаханное поле, а за ним безупречные чистые  дома. Я в городе и от этого мне не легче. С непривычки, неловкость, неуверенность взгляда. Горожане чувствуют чужака и благосклонно улыбаются. Со дна сумки я изъяла заветный ключ, поворот в три оборота, юркий шаг за порог. Я за дверью чувствую себя иначе. Здесь все новое, пыльная мягкость, шершавость старых обоев. Мне придется долго привыкать. Сколько шагов ночью до двери, налево, направо, где лежит сахарница, сколько крючков в прихожей, может быть зонт там будет лишним.
Мы с сестрой виделись, когда мне было тринадцать лет. Я влюблена в ее возлюбленного. Миловидный моряк, от него пахнет крепким табаком и сельдью, косой пробор сальных русых волос. На груди бирюзовая птица, позже на предплечье он увековечил ее имя. Тамара.
Облака расслоились, выше белый пух, ниже серые волны.
Коробочка монпансье, удивительно, Тамара сохранила ее спустя столько лет. Я помню, открыв глаза, я увидела ее у окна, одетую в коричневое драповое пальто, в красной еще связанной мной беретке. Я протянула ее жестяную коробочку, где хранила накопленные деньги. Она, кажется, улыбалась, и охотно ее взяла.
Серая опухоль неба разорвалась ровно по середине, внутри видна тонкая паутинка, просвеченная насквозь невидимым солнцем.
Тамара любила цветы, их здесь слишком много, она не поливала их больше недели. Вы все здесь засохните, у меня нет сил за вами ухаживать. Пять шагов от окна до книжного шкафа. Дурацкие романы, детективы. Ни чего интересного. Я и не могла подумать что мы такие разные, мне не хотелось об этом думать, подсознательно я знала об этом. Репродукция Милле. Хоть что то.
Ни когда еще я не видела нашу мать в таком состоянии, бабушка Броня, кажется тоже, ошарашенные старческие глазки, бегали из-за складочек морщин, отвисшая губа, но ни слова. Мама в дверях, растрепанна, красна, белые костяшки на сжатых кулаках. Я обнимаю Тамару и плачу, Тамара с ненавистью смотрит на мать.
Мама кричала про возраст, Тамара кричала про любовь. Брызги фарфоровых чашек летели мне в лицо, любимый кактус бабушки, сбрызнул сок под каблуком..
А потом я видела глаза моряка. Они были везде. Он выглядывал из кафетерия, провожал нас взглядом, из за запотевшего окна трамвая мигал глазом, отражался в витринах, крепкий, низкого роста, в поношенном, лоснящемся костюме, с обгрызанными ногтями, застенчиво спрятаными в карманах брюк. Но с красивым, по детски нежным лицом, не смотря на фактический третий десяток. Тамара всегда знала, в какую стороны нужно смотреть, чтобы увидеть его. Я едва поспевала за ее взглядом.
Нет и не было ни чего нежнее маминых рук, пока они не оставили красный след пощечины. Тамарины ноздри вздулись, она заперлась в детской и спустя час объявила мне «все решено. Все решено.».
Все решено, внезапный выстрел мне в лоб.
Тамарины вещи мне в пору, прошло двадцать лет, а она была за океаном в точь я. Или почти. Фланелевая юбка, блюза цвета беж, брошь с граненым ониксом, собрать волосы, подвести глаза, красная помада, пудровые духи. На улице ночь, у меня на коленях Тамарин дневник, Тамарины письма.
Сейчас чьи то неуверенные шаги приближаются к двери. Минуту подождут и позвонят.
Дзззз…дзззз…
В рыбий глаз я вижу большую седую голову с юными чертами лица. Разум советует замереть за дверью, не издавать ни звука и покорно ждать, когда шаги зашуршат прочь. Звякнула щеколда, я отступила в тень.
- Боже ты мой! Мне про тебя такие ужасные вещи говорили, но я увидел, что у тебя горит свет в гостиной. Боже ты мой… Тамара, ты только представь какие у людей злые языки. Я завтра же переломаю им кости.
  Я мечтала чтобы он овладел мной в тринадцать лет как Тамарой, засыпая я нежилась щекой о подушку, представляя его руки. Мне тридцать три ровно, если бы я знала, с каким опозданием приходят мечты. Какой у них горький привкус плесени и руки у него совсем не такие, какими я себе их представляла.
Он проснется от грохота в дверь. Будет звать Тамару. Я должна была последовать за ней в окно, двадцать лет назад, детская трусость. Да нет же, это моя натура. Я потеряла все из-за страха. Я следую в окно за тобой. Прощай же морячек, утром ты скажешь
- Близняшки.
Ты будешь долго плакать. Мне хотелось быть бирюзовой птицей, на твоей груди.


Рецензии