Четыре дня. Послесловие. Ч. 24

предыдущее http://www.proza.ru/2013/09/10/1969

**
– Лиз, тарелки расставляй!
– Сейчас, Аня, я маленькую Лизу перепеленаю только.
– Проснулась?
– Да.
– Сейчас, я подойду.
– Нет, ты не отвлекайся, я сама. Мне тренироваться надо, скоро самой придётся.
– Давай-давай, тренируйся.

Аня бегала из кухни в комнату и обратно. Нужно было накрыть на стол, готовился праздничный ужин.
«Хорошо, Лиза приехала, – Анна смахнула волосы с лица. – Одна бы я не справилась, это точно. И Маши нет, как назло».

– Ань, я спеленала, посмотри.
– Ну и молодец, можешь, – Аня улыбнулась.
– А рожать страшно? – Лиза погладила свой живот.
– Не бойся, всё у тебя пройдет нормально. Это я как врач тебе говорю, – успокоила Лизу Аня.
– Волнуюсь.
– Волнуется она. А из Москвы ехать на седьмом месяце ты не волнуешься?
– Ну, Ань, не ворчи. Ты как мама с папой. Я же не одна. Я с мужем.
– Ты, кстати, куда его отправила, неугомонная?
– В магазин, куда же ещё. Ты занята, я по такой погоде никуда, вот и отправила.
– Ладно, скоро Егор придёт, давай накрывать на стол.
– Давай. А ты долго в больнице лежала после родов?
– Недолго, Лиза. Неделю всего. Вчера меня Егор привёз.
– С цветами встречал?
– Да уж, встречал. Там же всё отделение наше пришло. Во главе с ним. Чуть не на руках вынесли. До машины. Ты же брата своего знаешь, он постоянно на работе. Правда, вчера приехал вместе со мной.
– Ой, я тебе сказала про Иру?
– Нет, а что, они с Димой придут?
– То-то и оно, что не придут. Димку на днях в штаб флота вызывали, он назначение получил.
– Что, новый корабль?
– Да, и корабль новый, и флот тоже. Они на Север уезжают, в Мурманск. Собираются теперь. Пойду провожать завтра.
– Ты осторожнее, провожальщица.
– Я не одна, с мужем. Он меня теперь одну не отпускает.
– Вот и правильно. Тебя нельзя одну.

– Как там наша дочка? – В комнату зашёл пахнущий морозом Егор.
– Проснулась недавно.
– Ой, Лизка! Ты чего это к нам. Не боишься? – Егор кивнул на живот.
– Неа, я с мужем.
– Ох, доиграешься. Как была девчонкой, так и осталась. Родишь вот в дороге.
– Не пугай её, Егор, – Аня вступилась за Лизу. – Всё будет хорошо.
– Муж-то где?
– В магазине.
– А Серёжка где, Ань?
– На улице должен быть. Ты его не видел?
– Во дворе его нет.
– Опять с мальчишками убежал куда-то. Говорила же, не убегай со двора.
– Седьмой год парню, большой уже. Я в его годы уже все чердаки облазил в соседних домах.
– Спасибо, успокоил.
– Ладно, не волнуйся. Сейчас схожу, позову домой.

Через полчаса за столом собрались все. Пришли и Маша с Женей. Сидели до позднего вечера, разговаривали. Как водится, мужчины о своём, женщины о своём.
– Видел сейчас группу немцев. Шли как у себя дома. – Женя недовольно поморщился.
– А слышал, Адольф Гитлер у них канцлером стал? Преинтереснейшая у него программа.
– Какая? Откуда знаешь?
– Я тоже с немцем недавно встречался. Врач, у нас был в больнице. Говорит, новый канцлер обещает убрать безработицу, бороться за чистоту рядов.
– Это что, он тоже коммунизм построить хочет?
– Нет, у них это называется национал-социализм. Немцы в восторге от нового канцлера.
– Дела…
– Будут ещё дела, поверь мне.

Лиза тем временем говорила Ане:
– Слушай, Аня, а знаешь, кого я видела в Москве незадолго до отъезда?
– И кого?
– Клюева. На улице столкнулись. Я его с трудом узнала. А он мне кивнул, почему-то. Мы же не знакомы.
– Странный он. Значит, Клюев в Москве, – протянула задумчиво Аня. – Может, оно и к лучшему.
– Ничего не к лучшему, – Лиза перешла на шёпот. – За ним чёрная тень ходила. И не тень тоже.
– В каком смысле? – не поняла Аня.
– В прямом. Следили за ним.
– Вот я и говорю, хорошо, что в Москве, а не здесь…

Укладывались спать долго. Первыми уснули дети. Егор устроился на полу, на матрасе, мужа Лиза уложила на кушетку, женщинам досталась кровать. Аня лежала с закрытыми глазами, пытаясь уснуть.
– Сегодня он придёт, – Лиза тронула Аню за руку.
– Сергей?
– Да.
– Откуда знаешь?
– Чувствую. Скоро придёт.
– Ты спи, Лиза. У тебя тяжёлый день был. Придёт – и хорошо, – Аня вздохнула. – Давно его не было…

«Ну, здравствуй, родная, – лица Ани коснулся лёгкий ветерок. – С рождением дочки тебя».
«Спасибо, Серёжа. Как давно тебя не было…»
«Ты же знаешь, нам нельзя часто сюда. А сегодня вот отпустили».
«Господи, сегодня восемь лет как... Как ты?»
«Как? – Сергей улыбнулся. – У нас здесь ничего не меняется. Тихо».
«Я никогда не спрашивала тебя, где это: у вас? Рай или...»
«Ад ты хочешь сказать? – Он снова улыбнулся. – Я не знаю, как это называется. Здесь нет табличек. И ворот, кстати, тоже. Справа, обычно, видно деревья, но туда я не доходил. Сворачиваю с дороги, иду, иду, а они не приближаются. Кажется, наоборот, становятся дальше. А слева – пропасть, но и до неё не добирался ни разу. Вот так и хожу. Там, – он махнул рукой, – есть озеро. Вода в нём солёная. Там мы и обитаем».
«Мы?» – переспросила Аня.
«Мы, – подтвердил Сергей. – Нас много. Знаешь, кого встретил там недавно?»
«Кого?»
«Володю. Маяковского. Сидел на камне и писал на песке что-то, как всегда, лесенкой. Только вода всё смывала сразу».
«Почему? Почему так? Почему вы там?»
«Наверное, так нужно. Иногда кто-то из тех, кто среди нас, исчезает. Растворяется».
«Умирает?»
«Умереть дважды нельзя. Перед тем, как кто-нибудь исчезнет, появляется человек с волком. Лица его никто не видел. Он приходил сюда со мной однажды».
«И что?»
«Он забирает. К Нему, думаю».
«А ты?»
«А я…я буду приходить сюда раз в год…в эту ночь. До тех пор, пока…»
«Пока что?»
«Пока не решится…Тебя держит кровь, так прохрипел мне волк тогда, когда я был здесь у тебя в последний раз».
«И тебя больше не отпускали?»
«Я не приходил к тебе. Ты же меня отпустила, спасибо, – Есенин улыбнулся. – Я прихожу туда», – он махнул в сторону Исаакия.
«Мне часто тебя не хватает».
«Мы встретимся. Всему своё время», – волос Ани снова коснулся ветерок…

**

– Что тут у нас? – молодой человек в сером костюме разбирал шкаф в запылённом кабинете в доме Шиля. – Так, папки…1925-ый, толстая. Обстоятельно хозяин подходил к делу. Что там? Листки…Чёрный человек. И не разберёшь, чернила размыло. О, фото! Сергей Есенин и Айседора Дункан. Он повесился же. К чему эта макулатура? – папка полетела под дверь.

Молодой человек снял пиджак, засучил рукава рубашки.
– 1926-ой. Клюев, – прочитал он на папке. Тонкая слишком. Фото…Смотри, бородач какой. Ой, Клюев! Ну-ка, ну-ка…Это ж мы в Москве допрашивали поэтишку какого-то. Он что-то там про новокрестьянских поэтов, про Клюева как раз…
Он подошёл к столу, набрал номер.
– Петя? Здорово! Ты не помнишь, кто такой Клюев? Аха, здесь недалеко, на Герцена. Да… А потом…Где? В Москве? Так…Значит, не соврал, сочинитель-то наш… – молодой человек завязал папку. – Вот и дело появилось.

**

«Ну, что, брат мой старший, давно мы с тобой не виделись. Здравствуй!» – Клюев вздрогнул.
«Серёженька, ты? – он удивлённо смотрел на полупрозрачную фигуру у окна.
«А ты ещё кого-то ждал?»
«Нет. Я уже давно никого не жду. Те, кто должны, во сне не приходят».
«Я предупредить тебя пришёл, Николаша».
«О них? Чувствую я, брат. Недолго мне осталось».
«Может, побережёшься, всё-таки?»
«Я молчать перестал давно, Серёжа. Поздно».
«Ну, Бог тебе судья. Скоро свидимся…»

Клюев открыл глаза. Рассвет. Уже несколько лет к нему во сне никто не приходил. Он спал без снов. Нельзя сказать, что спокойно. Иногда одолевала бессонница. Особенно в последнее время. Было от чего. Переезд в Москву, попытки отдать рукописи на печать. Глухо. Не брали. Не печатали. Клюев вздохнул. Вчера на Арбате он заметил тени. Такие же, как те, что преследовали его когда-то в Питере, ходили у его дома…

– Гражданин Клюев, – громкий стук в дверь заставил его вздрогнуть, – откройте!

Клюев сел на кровати. Пришли…

– Откройте! – стук повторился. Он был более настойчивым.

Николай Алексеевич одел рубаху, штаны и медленно подошёл к двери. На пороге квартиры стоял молодой человек в сером костюме и двое военных в фуражках с синим околышем…

**

Сквозняк. Лабиринт коридоров. Стена.
Поверхность щербинами густо покрыта.
Никто не услышит, как будешь стонать.
Что, черти? Стучат по бетону копыта…
Сквозняк. Не сезон босиком. Тишина.
Щелчок. Грохот выстрела. Пуля. Убитый.
Никто не услышал. И ты не стонал.
Лишь капает кровь на бетонные плиты.
Сквозняк. Коридор. В небо сизый дымок.
Кто дальше? Виновен. На взводе? На взводе.
А ты уже Там…И земля не у ног…
Ну, здравствуй, мой брат. Ты свободен. Свободен…


**

Ветер нещадно колотил открытую форточку. В полутемной комнате над столом склонилась женщина. Лицо замотано платком, виден только лоб, изможденный глубокими морщинами. Она время от времени терла руки и дышала на чернильницу. Зябко…

«Серёжа, здравствуй! – Перо на секунду застыло в воздухе. – Забыла я тебя совсем, извини. Столько времени не писала. Знаешь, сил не было совсем. Худо у нас. Хорошо, что ты этого не видишь. А может, и видишь…Вот, рассказываю тебе. Зима у нас, Серёжа. И сегодня годовщина нашей встречи. Бог ты мой, восемнадцать лет. Без тебя и с тобой.
Ты прости меня, что обращаюсь тебе раз в год последние десять лет. Вот такая я стала…У нас по-прежнему война, Серёжа. Страшно ли мне? Уже нет. Горько. Страх умер. Да, теперь я бесстрашная…Только от этого не легче. Бояться больше нечего. Сначала не стало тебя. Но я боялась потерять сына, боялась не выдержать одиночества. Боялась людей, которые приходили к соседям по ночам. Михалыч (помнишь его?) сгинул где-то в 35-ом. Просто не пришел домой – и всё. Вещи его выбросили на помойку люди в кожанках, а в комнате поселился молчаливый и хмурый молодой человек. И он не вернулся… Ушел на фронт в прошлом году…
А Машка с Женькой…Я про них тебе не рассказывала. Уехали в 33-ем в Комсомольск-на-Амуре, теперь там. Хотя, не знаю, писем с начала войны от них нет…
Егорушка мой (прости, что так, ты же поймешь, я знаю) госпиталем командовал под Пулково. Заботливый он у меня. Посылки всё присылал через раненых, пока не запретили. Ты не встретил его там у себя случаем?  Горемыки вы мои…И Серёженьку…Серёженьку найди. Всё одно легче вместе…Я одна здесь осталась. Лиза маленькая у Лизы большой. Отправили её от греха, когда можно было. Хоть она будет. А Серёженька последний и ушёл…на фронт ушёл летом и сгинул в первом бою…Так что увидишь сына, держитесь там вместе…Да и я скоро к вам…Зябко здесь, Серёжа…Иду…»