Переселенец Ефим Арешкин

              ПЕРЕСЕЛЕНЕЦ ЕФИМ АРЕШКИН
Этот человек оставил добрую память о себе. Он отличался своими доброжелательностью и щедростью, качествами, обычно присущими людям богатырского телосложения. А он и был таковым. Когда он подходил к группе мужчин среднего роста, то они как будто даже мельчали, по сравнению с ним выглядели подростками.

Село Красный Яр в степной части Алтая начало заселяться задолго до Великой Октябрьской революции. Царское правительство поощряло заселение Сибири и Дальнего Востока.  Сельхозугодий в степном Алтае для пашни и сенокосов было в избытке. Поэтому люди тянулись в эти края и селились вдоль рек и озер. Красный Яр возник на берегах реки Алей и озера Глубокое.

Нам, родившимся уже при Советской власти и колхозной системе, о минувших временах удавалось узнать из ностальгических рассказов старших - отцов, матерей и их ровесников. Они родились и выросли в то время, когда все еще жили единолично, вели натуральное хозяйство. А  будучи взрослыми стали колхозниками.
 
Они еще живо помнили, как в общине выбирали старосту, кто у кого был в работниках и сколько лет. Но редко об этом говорили.
Как я понимал, будучи еще подростком, что не так-то просто было людям поселиться на новом месте. Надо было поставить дом, обзавестись лошадьми, коровами, овцами, птицей, сельхозинвентарем. Так что поневоле новоселы сначала нанимались к зажиточным старожилам на определенных условиях оплаты.

Условия оговаривались на общем сходе, а за их выполнением строго следил староста деревни.

Через несколько лет зажиточный хозяин «отделял» своего работника с семьей, и тот уже мог самостоятельно вести хозяйство. Ему полагалось выделить лошадь, корову, мелкий скот и птицу – все на развод. Тут же его наделяли участками земли под пашню, огороды  и сенокос.

В деревне Красный Яр Ефим Арешкин появлялся дважды. Сначала пришел пешком, один, в конце лета. Договорился с зажиточным крестьянином, что тот примет его с женой и двумя детьми на условиях работников, если он решит переселиться.

Старожилам богатырь понравился. Его не раз местные мужики приглашали в гости как равного и жадно расспрашивали, откуда он прибыл и что видел в дороге. Пытались узнать, безбожник он или верующий. Такого мужика каждый взял бы себе в работники. Нашлись у него и земляки, такие же переселенцы, которые обещали помочь.

Ефим рассказал, что вышел из Центральной России ранней весной. Шел пешком от города к городу, от села к селу. По пути останавливался где-нибудь, чтобы переночевать, а иногда и нанимался на работу. Деревня Красный Яр привлекла его своими привольными степями и лугами, поэтому и остановил он на ней свой выбор.

- Всякого насмотрелся в дороге. Приходилось кое-кого вздуть, чтоб неповадно было людей обижать.

В одном большом селе попросился на ночлег у женщины, сиротливо стоявшей у калитки. Она сказала, что не может пустить. Муж у нее, дескать, очень сердитый, бьет ее. А уж если она меня пустит, то достанется и ей, и мне. «А ты не бойся, - говорю. - Я такую молитву знаю, после которой он и пальцем тебя не тронет».

- Только вошли мы в избу, как явился подвыпивший хозяин. Он был большой, обросший, с громовым голосом. И сразу набросился на жену с руганью и матерной бранью. А когда увидел меня, то и вовсе осатанел. Кричит: «Что, любовника себе завела?». И бросился на меня с кулаками. Я схватил его за руки, а потом одним ударом сшиб с ног. Давал ему подняться и снова бил его то под дых, то по голове. Когда он уже не мог вставать, я посадил его на стул.

- Мне здесь часто приходится путешествовать, - сказал я. – Наслышан о твоих зверствах. Знаю, что люди тебя боятся. Жену ты постоянно избиваешь. Специально пришел к тебе в гости. Господь Бог благословил меня, чтобы я тебя наказал. Скоро буду возвращаться и снова приду к тебе. Если ты еще раз обидишь жену свою и других людей, то пеняй на себя.

На этот раз Арешкин появился в Красном Яре уже с семьей. На двух подводах были не только домашние вещи, но и немало нужных в хозяйстве инструментов и сельхозинвентаря.

Уже за год он справился со всеми проблемами переселенца. Оказалось, что имелись у него и денежные сбережения. Он и дом срубил крестовый из сосновых бревен, покрыв его железом, и родней обзавелся, выдав замуж дочь за парня по фамилии Погожих. Зятя он поселил у себя.

Деревня условно делилась на три части: куршина, хохляндия и сибиршина. Арешкин поселился там, где куршина, на высоком берегу реки Алей.

Кто-то вспомнил его рассказ, как он проучил дебошира. Спросили, не заглянул ли он в тот же дом, когда проезжал мимо.

- Когда я ехал подводами при переселении, то завернул к своему «крестнику». Он поклялся, что больше не буянит. И жена выглядела веселой. Угостили мое семейство, чем Бог послал.

  Удивительным человеком оказался этот Арешкин. В реке он купался до самых морозов. И потом всю зиму обливался ледяной водой. После бани лез в прорубь или катался в сугробе снега. Часто ходил босиком по снегу. Еще не успевала уйти полая вода, как он снова плескался в реке. Одевался всегда легко и волосатую грудь держал открытой.

Через несколько лет избрали его старостой общины. И все были довольны таким выбором. Любое запутанное дело он разрешал разумно и быстро. А проблем возникало много. Случались и воровство, и потравы посевов и сенокосов, и драки между соседями по каким-либо пустякам, особенно по пьянке.

 Взгляд его коричневых блестящих глаз проникал, казалось, в самую душу. Он, как бы теперь сказали, гипнотизировал собеседника.  Под таким взглядом невозможно было ни соврать, ни скрыть правду.

Хозяйствовал он на удивление разумно и экономно. У одного крестьянина лошадь кусалась и норовила ударить человека копытом. Бедняга не знал, как от нее избавиться. Ефим Арешкин, осмотрев породистую, крепкого сложения лошадь, перекупил ее.

Когда привел кобылу к себе во двор и поставил в отдельное стойло, то решил почистить ее. Мужики, надеясь «обмыть» покупку за счет старосты, с любопытством ждали, чем это кончится.

Арешкин смело вошел в стойло, держа в руках специальный скребок, щетку и ведро теплой воды. Лошадь не успела ни лягнуть его, ни укусить, как он прижал ее могучим плечом к стене и стал чистить шерсть на боку и гриву  и поливать их водой. Кобыла дрожала всем телом и только косила на нового хозяина маслянистым взглядом. Видимо, она давно не знала чистки.

Покончив с одной стороной, Ефим подошел к голове лошади, погладил ее. Наблюдавшие все это мужики ожидали, что сейчас кобыла укусит Арешкина. Но она стояла смирно и только иногда вздрагивала. Ефим перешел к другому боку, отодвинув животное от стены, и стал спокойно его чистить. Теперь уже не прижатая плечом лошадь не выказывала никакой агрессии. Закончив работу, Ефим дал лошади краюшку хлеба и спокойно вышел из стойла. Мужики глазам своим не верили!

Лошадь оказалась сильной и выносливой. При пахоте земли, на сенокосе, при заготовке дров не было Арешкину с его семейством равных. Многие еще гнули спины на своих участках, а он уже ремонтировал сараи, сельхозинвентарь, что-нибудь достраивал. Он заранее готовил свое хозяйство к зиме. При этом он успевал сходить и на охоту, и на рыбалку.   

В высоком берегу реки староста выкопал ступени, и женщины с соседних улиц охотно ходили сюда по воду. В половодье река на излучине день ото дня подмывала крутой глинистый берег. На верху сначала образовывалась трещина, а потом глыба глинистого берега неожиданно с глухим плеском уходила в воду. Опасаясь, как бы вместе с частью берега не угодили в реку дети,  Ефим Арешкин, вооружившись крепчайшим колом, ежедневно ходил вдоль берега и, воткнув шест в щель, отваливал глыбы.

Однажды он не заметил в густой траве такую щель и, ступив на подмытую часть берега, вместе с глыбой глины упал в реку. Оказавшись под водой, он долго не выныривал. В это время женщина, спустившись по ступеням, брала воду. «Утонул! – промелькнуло у нее в голове». Из пучины он показался как раз там, где она стояла в оцепенении. Испугавшись, она вскрикнула и упустила ведро. Арешкин снова погрузился в воду и  вынырнул с ведром в руках.

Когда у Ефима народился внук Иван, а потом подряд две внучки, он отделил Григория Погожих, с дочкой, срубив им пятистенную избу и выделив скота и птицы на полное хозяйство.

…Мое поколение родилось уже при колхозном строе. До этого в наших краях побывали отряды колчаковцев и Красной армии. Ефима Арешкина раскулачили и куда-то сослали вместе с семейством. Дом его пустовал до самой Великой Отечественной войны. А в голодные военные годы допризывники и подростки тайно, ночами, срывали с крыши жесть, чтобы наделать из нее цилиндрических ведер и кружек. Постепенно дом стали разбирать по бревнам. Где-то в году 1943-м мы, старшие дети в колхозных детяслях, дразнили пчел, устроившихся роем под остатками пола.
      Мне не довелось видеть Ефима Арешкина. Но внук его, Иван Погожих, был мне хорошо знаком. С войны он вернулся, весь в наградах. Часто приходил в сельский клуб и пугал нас, подростков, своим жестким взглядом. А случаев с остановкой свадеб я тоже не видел.