Роковые деньги или игры судьбы. глава 11

Глава 11
 А в это время, где-то в городе, в старой, давно требующей капитального ремонта двухэтажке, в однокомнатной квартире, среди давно лишившихся обоев стен, между почерневшим от грязи потолком и покрывшимся сальными пятнами полом, на ободранном диване без спинок – лежал молодой человек лет двадцати или чуть более того. Определить точно его возраст было трудно из-за небритости и чрезвычайной худобы лица. Он лежал в страдальческой позе, положив одну руку на грудь, а другую ладонью себе на лоб. Глаза его были закрыты, и окружающей их синевой сильно контрастировали с бледным цветом лица.
В комнате кроме дивана, на котором страдал молодой человек из мебели был ещё расстеленный в углу старый матрац, обшарпанный стул и табуретка заменяющая стол. Когда-то она была белой. А теперь цвет её едва ли имел название. На табуретке стояла почерневшая миска и лежал грязный шприц.
Молодого человека звали Тимур. И он не в пример своему знаменитому, хромому тёзке, не только не хотел увековечивать своё имя какой бы то ни было исторической деятельностью, но и вообще к какой-либо деятельности не имел совершенно тяги. Он нигде не работал и не учился.  А на что жил и питался – известно одному богу. Хотя нет – не одному. Так же это было известно, двум бравым полицейским Лайкину и Шарикову.
Именно они два года назад, - как значится из рапорта начальника полиции о предоставлении к новым званиям лейтенантов Шарикова и Лайкина: «в результате хорошо спланированных и эффективно проведённых оперативных мероприятий, накрыли и пресекли деятельность крупного наркопритона, организованного Нефёдовым Тимуром Олеговичем прямо в его квартире».
Крупный наркопритон состоял из Тимура и иногда заходящего к нему школьного приятеля Василия. Тимур по знакомству приобретал на деньги друга наркотики. Они шли к Тимуру домой, готовили их и кололи друг другу в вены на ногах, потому что на руках вены уже давно исчезли.
В рапорте начальника полиции не было сказано, что организаторы крупного наркопритона погорели на банальном грабеже, при попытке отнять сотовый телефон у довольно крупной и плотной женщины. Которая к тому же оказалась и очень бойкой, так, что орудуя только сумкой с продуктами в несколько секунд, обезвредила нападавших и передала их в руки вызванной по прельстившему их телефону, полиции. Ущерб женщины составили только пострадавшие яйца. В сумке. Но она за них щедро воздала грабителям. Руководствуясь принципом: «око за око»…
Так же в рапорте не было сказано, что квартира где ловкие оперативники якобы обнаружили наркопритон, располагалась в самом центре города и состояла из трёх комнат. Что Тимур был её единственным владельцем, с тех пор как около года назад скончалась его больная циррозом печени мать. И что, отца и других родственников он не имел. Сказано об этом не было, потому что к делу это не относилось.
Между тем расследование шло. Суд оказался быстрым. Приговор гуманным. Наркобароны получили по три года условно. А через месяц Тимур переехал в свою новую, уже однокомнатную квартиру. И там продолжил заниматься старым. Но милиция его больше не тревожила. Вероятно потому, что юрисдикция её была ограничена исключительно центром города и не распространялась на окраины, где и жил теперь Тимур. А в его бывшей трёхкомнатной квартире с тех пор готовили только то, что не противоречит закону. Чаще всего это был наваренный на мосле борщ, который очень любил кушать, приходя с опасной работы, майор Лайкин, и который с любовью готовила его супруга.
Сейчас Тимур лежал в своей квартире и думал только о том, как снять терзающую всё его тело ломку. Василий уже давно перестал быть спонсором, потому что больше нигде не работал и денег не имел. И его так же мучала ломка. Но в отличие от Тимура он нашёл в себе силы пойти к барыге и попробовать взять нужного зелья в кредит. Шансы были малы, но выхода не было. Деньги с позавчерашнего дела закончились ещё вчера. А для нового дела был нужен, (нет, не стартовый капитал), а хотя бы вечер. А ещё лучше ночь. Под её покровом бывшие наркобароны, доведённые до отчаяния, теперь почти еженощно промышляли самым низким грабежом. Нападали, как правило, на старушек, и одиноких (не крупных) женщин. Реже на мужчин выбирая либо сильно подвыпивших, либо заведомо слабых. Грабители всегда неоправданно жестоко избивали своих жертв и забирали всё ценное и не ценное тоже. Добычи редко хватало больше чем на одну-две новые дозы порошка, от которого Тимур и Василий зависели как от воздуха и который быстро и уверенно превращал их из людей в говорящих и думающих животных.
Тимур услышал, как открылась никогда не запирающаяся входная дверь. Он встал и, преодолевая головокружение, вышел в узкий коридор. На ногах его держала только надежда. Она же горела в его глазах, когда он посмотрел в глаза друга. И она же с болью погасла в нём, когда он прочитал во взгляде Василия полную безнадёгу. Стон отчаяния вырвался из его горла, похожий на стон мучаемого зубной болью человека. Ничего не сказав, Тимур вернулся на диван и снова лёг.
Василий молча подошёл к мутному окну и уставился в него красными от бессонницы глазами. Казалось, оба о чём-то думают. Но оба ни о чём не думали, а тихо страдали. Страдали физически. Тяжело. И ждали наступления темноты. Время невыносимо тянулось. На часах даже секундная стрелка двигалась со скоростью улитки.
Василий был одного возраста с Тимуром. И имел не только обоих родителей, но и жену с четырёхлетним сыном. Правда, он уже год не появлялся у отца с матерью, с тех пор как в очередной раз придя к ним за деньгами получил отказ. Вместо денег родители стали уговаривать сына заняться лечением. Василий тогда вышел из себя и наговорил родителям много неприятного.  Заявив, что раз им наплевать на него, то и ему наплевать на них. И что он скорее сдохнет в подворотне, чем ещё придёт к ним за помощью. После чего ушёл, прихватив с собой все родительские сбережения.
Позже он сильно каялся и проклинал себя за это. Бывали моменты, когда он хотел прийти к родителям, встать на колени и просить прощения. Он знал, как они страдают особенно мать. И сам страдал не меньше. Но так никуда и не пришёл и прощения не попросил.
А мать каждую ночь подолгу смотрела в окно. И плакала о своём несчастном любимом Васильке, - как называла она Васю в детстве, когда он был ещё круглолицым, розовощёким, весёлым мальчишкой.
Отец Василия тоже страдал. Правда неизвестно из-за чего больше - из-за непутёвого сына или из-за совсем переставшей улыбаться супруги. Видя её каждый день печальную и сильно постаревшую, он тоже становился молчаливым и угрюмым.
А что до жены Василия, то с ней вышло иначе. Когда она узнала о том, что муж употребляет наркотики, то сразу забрала сына и уехала жить в другой город к своей маме. С тех пор ни её, ни сына Василий не видел. Хотя и нельзя сказать, что сильно о них грустил. Его семьёй стал Тимур, в квартире которого он и спал на полу, где был постелен принесённый невесть откуда, грязный и рваный матрац.


Устав стоять у окна, Василий присел на стул. Приятели молчали. Тимур лежал на диване. Иногда проваливался в забытьё. Даже видел сны. Короткие, неприятные. Ему снилась мама. Такая, какой он запомнил её, когда видел последний раз в больнице: худая, бледная, с полными печали и тревоги глазами. И сейчас она была такой же. Лицо её было встревожено. Она что-то показывала жестами и говорила, словно хотела о чём-то предупредить сына, отчего-то уберечь. Тимур силился понять её, но не понимал. Отчего по лицу женщины текли слёзы.
Сон обрывался. Реальность возвращалась, а вместе с нею и все физические муки. Тимур чувствовал тошноту и отвращение к жизни. Не открывая глаз, он начинал нервно шевелить пальцами ног, вылезшими из рваных носков. По комнате распространялся дурной кислый запах. Василий морщился и уходил к окну. Так они маялись, пока не наступил вечер. Начало темнеть. По мере того как свет сменялся сумерками, Тимур и Василий, точно вампиры – оживали.
- Куда сегодня пойдём? – наконец спросил Василий, принявшего сидячие положение и обхватившего руками голову Тимура. Голос Василия был сиплый и тихий, точно ему тяжело было говорить.
- Не знаю – болезненно ответил Тимур – в парк или на вокзал. Мне всё равно. Я чувствую, что если сегодня не вмажусь, то сдохну. Поэтому мне наплевать куда идти – главное раздобыть деньги. Если не найдём денег – пойдём прямо к барыге. Не даст в долг, возьмём силой, – и Тимур хлопнул себя по правому карману спортивных трико, где лежал небольшой выкидной нож. Он встал, прошаркал в кухню, включил воду и, сложив ладони стал пить. Потом поставил на плиту чайник и открыл пустой холодильник – новых продуктов в нём не появилось. То есть всё было как вчера, и позавчера и поза-позавчера…  Лишь одинокий лимон, сиротливо лежал на полке. Его жёлтая корка, давно стала зелёной от плесени, а может от гордости, что из-за одного его в этом доме работает холодильник. Тимур безразлично посмотрел в пустой холодильник и закрыл его. На самом деле он не хотел есть. Ему сейчас было не до еды. Осмотр холодильника был скорее символической и традиционной процедурой, повторяющейся машинально при каждом заходе на кухню. Быть может по тому, что нутро холодильника было единственным чистым и белым местом в доме. А может потому, что кроме него на кухне больше ничего не было.
Закипел чайник. Тимур взял из лежащей на подоконнике пачки с чаем один пакетик и опустил его в стоящую рядом, ни разу не мывшуюся кружку. Залил водой и, взяв, пошёл в комнату. Сел на диван. И играя вверх-вниз чайным пакетиком, сказал, задумчиво изучающему грязный пол Василию:
- Мне кажется если мы с этого дерьма не слезем, то не за горами день, когда я окочурюсь.  Знал бы я давно, ещё, когда только начинал что будет так хреново – ни за что бы тогда не попробовал эту дрянь. Всё-таки как-то надо завязывать. А?
Василий презрительно посмотрел на друга и сказал:
- Сто раз уже завязывали, до сих пор завязываем.
И вправду разговоры о необходимости «завязывать», были у друзей такими же традиционными и такими же символичными. Дальше них дело не шло. Хотя и не исключено что оба искренне хотели, завязать.
- А представь, – сказал немного оживший после глотка чая Тимур – пойдёшь ты по улице и найдёшь сумку, а в ней миллион долларов. Что тогда сделаешь? Будешь лечиться или пересядешь на другой кайф? – И Тимур с любопытством посмотрел на друга.
Но тот лишь раздражённо махнул рукой, и, сказав «какой к чёрту миллион» подошёл к окну.
Тимур больше ничего не спрашивал и молча пил горький чай. Допив его, он разом проглотил две таблетки анальгина и снова лёг. Прошло минут десять. Вдруг Василий задумчиво проговорил, будто всё это время он думал над заданным ему вопросом:
- Если бы у меня оказалось много денег, конечно, я бы вылечился. Старикам бы своим помогать стал. Жене, сыну, – и он мечтательно задумался.
Снова надолго повисла тишина. Неизвестно сколько она продолжалась – на часы в этом доме никто не смотрел. Безмолвие вновь прервал Тимур, когда за окном уже стало темно.
- Ну, что пойдём искать свой миллион? И лечиться? – сказал он и зло улыбнулся, показывая чёрные, наполовину разрушенные зубы. Он был возбуждён, словно охотник, предвкушающий добычу.
- Что ты заладил? К чёрту твой миллион. Пару штук бы найти – на лекарство у барыги и то хорошо, – раздражаясь не проходящей, дурацкой фантазией друга ответил Василий.
Тимур надел спортивную куртку и обул стоявшие возле дивана ботинки, с подошвами, напоминающими открывающуюся пасть крокодила. На Василии были синие кеды, мятые, прожжённые в нескольких местах коричневые брюки, и зелёная футболка, с сильно вытянутым воротом и рваными подмышками. Когда молодые люди вместе выходили во двор, казалось, даже птицы затихали и провожали их испуганным взглядом. Ими можно было пугать детей, что и делали в отчаянии некоторые мамаши.
Тимур и Василий вышли на улицу. Темнота тут же скрыла все недостатки их вида. С неба летела мелкая изморось обещающая перейти в дождь. Это было плохо. Они засунули руки в карманы, ссутулились и быстро пошагали в сторону тёмного парка. Тимур чувствовал рукой нож, и вместе с возбуждением в нём росла жестокая решимость. Оба шли хмурые и сосредоточенные. И оба молчали.