Восточная политика Польши

        Для понимания истоков польской позиции по Катыни, необходимо ознакомиться  с основами восточной и вообще внешней политики Польши последних двадцати лет, а также настроениями польского общества. Хорошее представление обо всем этом дает написанная еще в 2006 году российским политологом и историком, научным сотрудником института славяноведения О.Б.Неменским  статья «Восточная политика Польши».

        Неменский отмечает, что в Польше традиционно выделяются две главные модели иностранной политики, названные по основным польским королевским династиям средневековья – пястовская и ягеллонская. Первая подразумевает установление активных отношений (как союзнических, так и конфронтационных) с немцами и весьма пассивный взгляд на восток. Вторая, наоборот, вся обращена на восток, это идеология «покорения Востока» и несения ему «света западной культуры», идеология великой Польши не как центральноевропейской, а как основной восточноевропейской региональной державы.

       По  итогам событий 1990-х годов Польша практически официально приняла новую идеологию своих восточных связей, выработанную польскими эмигрантскими кругами в Париже после Второй мировой войны. Главное в этой доктрине - актуализация в польском представлении о мире того факта, что Россия отнюдь не является польским соседом на востоке, что между ней и Польшей расположен целый регион третьих стран, который был обозначен как «ULB» (Украина-Литва-Беларусь). Главная цель Польши – независимость региона ULB от России.

       Наиболее успешной «операцией» в рамках этой доктрины считается «Помаранчевая революция» на Украине. А приоритетной задачей нового этапа политики объявлена программа «содействия развитию демократии» в Беларуси.  Отношения с Россией Польша по-прежнему воспринимает как «борьбу за лидерство на Востоке».

       Современный этап польско-российских отношений всеми политиками в Польше оценивается негативно. Другое дело, что виновной в этом признается только Россия, нежелающая смириться с независимостью ULB и с польскими интересами в этом регионе. Особенно теперь, когда обе лидирующие польские партии («Гражданская платформа» и «Право и справедливость») объявили о начале эры новой польской политики на востоке – эры создания IV Речи Посполитой.

       Поляков крайне раздражает нежелание Москвы учитывать Польшу как равноправного партнера-соперника в этом регионе, чуть ли не главной проблемой в отношениях с Россией признается задача заставить ее считаться с Польшей, замечать ее.

       Однако, еще более главной проблемой является все же польское самоощущение, те комплексы, о которых иногда говорят сами поляки. В корне этих комплексов лежат те исторические «воспоминания», которые и составляют сущностные основы польской восточной «политики памяти».

       Эти же «воспоминания» заставляют их совершенно по-разному относиться к трём основным соседям на востоке – Украине, Белоруссии и России.

       Украина для большинства поляков - это однозначно польская земля.  С XIV по XVII века территории Украины были областью активной колонизации польской шляхты, которая и представляла собой «narod Polski» в его средневековом понимании. Для поляка украинцы, которых вместе с белорусами в Польше и по сей день часто обозначают как «narody chlopskie», – это потомки взбунтовавшейся черни, бывшие крепостные, у которых нет своей культуры и уж тем более – своей земли и своих городов.

       Ещё в XVI веке в польской культуре сложилось убеждение, что земли и народы к востоку от Варшавы – это своего рода «польская Америка», населенная «восточными индейцами». Святой долг поляка заключается в освоении этих земель, их окультуривании, а также в крещении аборигенов (православие христианством не считалось).

       Политика Польши по отношению к Украине, какой риторикой она ни была бы украшена, – это политика, проводимая по отношению как бы к своим землям, и нацелена она на хотя бы частичное восстановление польского влияния на именно польской территории, выдавливание оттуда «московского агрессора».

       Отношение поляков к Белоруссии иное. Её территории не воспринимаются столь однозначно как польские (они были в составе Литовского великого княжества). Они традиционно назывались поляками Литвой, её население – литвинами. Никакого особого образа белорусов и Белоруссии у поляков не было, как и каких-то определённых чувств к ним. Как признают сейчас некоторые польские социологи, впервые ясный образ этой страны появился в польском сознании лишь в середине 1990-х, когда к власти в ней пришёл А.Лукашенко. По сей день понятия «белорусы» и «Лукашенко» для поляка неразрывны. При резко негативном отношении к этой политической фигуре в польском обществе сам образ белорусов оказался так же негативным. Это образ тех «восточных индейцев», которые столь закостенели в своём невежестве, что просто отворачиваются от света культуры и цивилизации, предпочитая прозябать в рабстве и «хамстве».
 
        Тем не менее, надежду польское общество не теряет. Полякам ясно, что если не повернуть белорусов к Западу, то Польша не сможет восстановить свой патронат над всей былой Речью Посполитой, не будет хозяином всех своих «кресов», и, хуже того, – останется ни чем не защищена от российской агрессии. Перед Польшей стоит задача отделить образ белорусов от образа Лукашенко, наделить этот образ чертами страдальческого и искренне тянущегося к свету цивилизации восточного народа с некоторыми положительными качествами, который тоже сильно потерпел от Москвы и потенциально имеет шансы на то, чтобы, сделавшись добросовестным учеником Польши, стать частью Западного мира.

       Проводником революционных идей решено сделать «Союз поляков Беларуси», в связи с чем возникла конфликтная ситуация между этим Союзом и А.Лукашенко. Последнее было расценено как «ущемление прав польского нацменьшинства». Показательно, что выбранный единым кандидатом в президенты Беларуси от оппозиции Александр Милинкевич также является членом Союза поляков Беларуси.
 
       Образ России – центральный для польской культуры. Россия, в первую очередь, это страна крайней дикости, жестокости, бескультурья и рабства. Русские являют собой прямую противоположность полякам во всём, кроме тяги к алкоголю. Во-вторых, Россия – это враг и постоянный агрессор на «польских землях». Рассказы о России, как в позднее средневековье, так и в современной польской прессе, практически одинаковы.

       Русофобский образ структурирует польскую культуру и ему не нужны разрушительные воздействия реалий. Главное, что Россия – это центр мирового зла, это страна «подлой жизни», это антипод Польши. А уж сколь далеко заходить в описании этого средоточия Зла, как и его хитроумных происков, – зависит от страстности и остроумия публициста при дворе короля Сигизмунда III или редакции нынешней «Газэты Выборчей».

       Неадекватность польских описаний России и российской политики во многом подкреплена и структурно-языковыми причинами. Поляки вообще не знают о существовании такого народа, как «русские». Слово «ruski» в польском языке носит ругательный характер и потому удалено из литературной лексики. Его можно встретить только при описании реалий земель нынешних Украины и Белоруссии в прошлых веках. Ведь в составе Речи Посполитой существовало и Русское воеводство с центром во Львове, а в любом старом польском городе есть Русская улица, на которой жили православные торговцы и ремесленники. Тем не менее, применительно к тамошнему населению этноним «русские» был за XX век заменён на «украинцы» и «белорусы», само же слово осталось как определение для крайне невоспитанного и некультурного человека низких побуждений и «восточной» национальности. Московское же государство для поляков всегда было населено «московитами» («москалями») или – позже – «россиянами» («rosjanie»).

        Когда Советский Союз решил обучать всех поляков русскому языку, они открыли для себя, что россияне – тоже русские, и это открытие носило очень оскорбительный для самих русских смысл. Теперь ругательное слово «ruski» часто применяется и к россиянам. Однако оно не является этнонимом, это лишь ругательство.
 
        Осознание русских как россиян принципиально меняет восприятие истории и искажает для поляка смыслы московской политики. Если русское самосознание отсылает нас к понятию Руси и Русской земли, делая тот же Львов в нашем восприятии всё же скорее русским, чем польским или украинским городом (не говоря уже о «Матери городов русских» – Киеве), то поляку совершенно непонятно, какое отношение «россияне» могут иметь к русским землям польских кресов. Этническая граница россиян проходит по западным границам былой Речи Посполитой, то есть по границам нынешних Украины и Белоруссии. Если для русских политика присоединения украинных и белорусских земель была скорее политикой объединительной, а не завоевательной, политикой национальной консолидации по восстановлению русского единства на Русской земле, то для поляка любой выход россиян на территорию польских кресов, на «ruskie ziemie» – это однозначно акт агрессии.
 
        В представлении поляка, россияне не имеют никакого отношения к понятию Руси (слово-то совсем другое!) и у них мало что общего с украинцами и белорусами. У них есть свое Московское царство со своей традиционной территорией.

       То, что для русских было отвоеванием своего, для поляков было попыткой захвата польских земель, не имеющей под собой никаких исторических оснований. Соответственно любой политический шаг современного руководства России, направленный на сближение с Украиной и Белоруссией – это лишь очередная выходка агрессора. Поляки уверены, что россиянам должно быть стыдно за то, что они когда-то вторглись на эти территории (никогда прежде под Москвой не бывшие и потому никакого отношения к ней не имевшие), и теперь поляки ждут покаяния России за то, что она посмела помешать польскому господству на них.

       Вместо этого Россия продолжает делать попытки сохранить там своё влияние, что до глубины души возмущает поляка: ведь это польские земли.
 
       Вряд ли Москва когда-нибудь сможет признать, что старые западно-русские земли (Украина и Белоруссия) – это исторически польская территория и она никаких оснований для влияния на них не имеет. Москва вообще не очень замечает Польшу: для русских это лишь небольшое государство где-то на западных границах, «да мало ли там таких!». Столь же трудно предположить, что поляки когда-нибудь откроют для себя существование русского народа, который мыслит всю территорию Руси как свою.
 
       Россия была и навсегда останется для поляков коварным врагом, а русофобия – одной из главнейших черт польской культуры и польской политики. С распадом Варшавского блока и вхождением Польши в ЕС и НАТО эта польская черта не только не стушевалась, но стала наоборот ярче. Все прошедшие с тех пор года русофобия в Польше росла как на дрожжах, а особенно в последнее время. Поляки не просто не любят Россию, они упиваются своей нелюбовью (может именно здесь секрет польской позиции по Катыни?). Теперь даже в Польше появились голоса, говорящие об абсурдности столь сильного нагнетания ненависти к России.

       Польские политики любят говорить о необходимости выздоровления России от её исторических болезней, хотя часто это звучит и откровеннее – как необходимость расставания России со своей самоидентификацией и осуждение ею своей истории. В этом видится даже моральный долг Польши: «А в таком случае как поляк, историк и политик я утверждаю, что то, что мы добиваемся правды и справедливости, является необходимостью и моральным, а также политическим обязательством не только по отношению к нам самим, но и по отношению к простым россиянам», говорил президент Польши Б.Коморовский.

       Впрочем, такому «оптимистическому» взгляду часто противостоит весьма типичная для польской прессы печальная фраза о том, что «Россия осталась и всегда будет Россией».
А, давайте, почитаем сегодняшние мнения о русских на польских форумах в интернете: “… Всегда полезно врезать кацапу дверью по морде, такой уж народ – недочеловеки”, “Кацап всегда проиграет поляку – кацап глупее”, “Пусть москали с нами не связываются, потому что мы их уничтожим”, “Место кацапов на болоте и в степи, а не в ВТО, – Да что там ВТО, бери пику, гони большевика!”.
 
       Есть, правда, и иные голоса. Например, один из лидеров партии «Лига польских семей» профессор Мачей Гертых еще в 2005 году подчеркивал, что «не стоит всё время махать саблей перед Россией по каждому возможному поводу, как делает это «Гражданская платформа» и особенно «Право и справедливость». «Мы пожинаем плоды решений Круглого стола, когда был взят курс одновременно и на разрыв с коммунизмом, и на разрыв всех связей с Россией, на конфронтацию с ней. Это представлялось единым комплексом, и мы теперь видим, что это было ошибкой».

       С этой точкой зрения согласился и лидер третьей по численности фракции в Сейме глава партии «Самооброна» Анджэй Леппер. Тем не менее, такие голоса не слышны в большой польской политике, а основной ее тенденцией является все большая агрессивность и амбициозность восточных планов.

       Невероятная ненависть шляхты к России вообще, перемноженная на такую же ненависть польских мелких буржуев к коммунизму, дали естественный результат – СССР во все, без исключения, дни существования ТОЙ Польши ее генеральным штабом и значительной частью населения воспринимался, как враг номер один.

        Эта ненависть была какой-то странной, даже иррациональной. Ведь не СССР в 1920 году напал на Польшу, не он оттяпал у нее изрядный кусок территории, не он закабалил часть ее населения, не он получил с разоренной страны контрибуцию в десять миллионов рублей золотом, когда у него голодала треть населения. Тем не менее – Советский Союз рассматривался «белополяками» исключительно через прорезь прицела.

       Понимая, что самостоятельно победить СССР, в случае чего, Польше вряд ли удастся, вожди Речи Посполитой принялись страховать себя заключением договоров о взаимопомощи с потенциальными врагами Советской России.

        Являясь непременным участником всевозможных антисоветских коалиций и ведя непосредственные враждебные и провокационные действия против СССР, Польша, в свою очередь, рассматривалась в Советском Союзе как вероятный противник N1. То есть СССР для Польши был каноническим врагом – равно как и Польша для СССР.

       В современной Польше очень популярны рассказы о «дьявольских планах русских коммунистов», а вся предвоенная история сводится к тому, что фашисты и большевики на протяжении всего третьего десятилетия двадцатого века только и мечтали о том, как побыстрее захватить «несчастную» Польшу. О том, как эта самая «несчастная» Польша сама себя со всем тщанием загоняла во внешне- и внутреннеполитический тупик – сегодня ни слова.

        «Забывается» или полностью отрицается, что и до и после появления самого крупного нацистского «царя зверей» – Германии, Польша была небольшим фашистским «шакалом» или, по определению У.Черчилля, «гиеной», всегда готовой урвать кусок чужой территории. Польское руководство все более и более отрешалось от действительности, все глубже и глубже погружалось в несбыточные планы построения Империи…

         Польские руководители мнили себя вождями великого государства, с мощной экономикой и непобедимой армией, с могучим военно-морским флотом и переполненными арсеналами, в котором царит национальный мир и конфессиональное благополучие. Польское руководство с каждым днем все гуще и гуще клало розовую краску на очки, через которые смотрело на свою страну.

         Сегодня можно с полным правом утверждать, что именно Польша была застрельщиком кошмара всемирной драмы Второй мировой войны. Государство с самоуверенным и недалеким военным руководством, альфой и омегой военного опыта которого были карательные походы против бунтующих селян, страна бедная, промышленно неразвитая, зато до самых глубин зараженная представлениями о своем мнимом величии.

         Понятно, что немецкая версия о расстреле в Катыни польских военнопленных по приказу Сталина органами НКВД  нашла  безоговорочную поддержку практически во всех слоях польского общества.

         Но прежде чем рассказывать саму Катынскую историю, я считаю необходимым сказать несколько слов о польско-советской войне 1920 года.