Оболганный государь

"Престол в России не наследуется,
не занимается по праву выбора, - им овладевают"
Доменик Караччиоли.
Пьяница, кутила, трус, дурак, бездельник, самодур, слабоумный, развратник, невежда и безбожник – такова характеристика, данная Екатериной II  своему сверг-нутому мужу.  Придворные вторили своей благодетельнице. Историки не опровергали, согласившись с ложью - и вошел в историю российской державы самый оболганный её государь. 
Истина безбожно похудела,
К ней не достучаться из могилы.
И она, шатаясь то и дело,
Только слезы умиленья лила.
Но от слез не расцветали розы,
А шипами ложь произрастала.
Добивалась, лезла вон из кожи.
Своего добилась – «правдой» стала.
Начать повествование главы, посвящённой государ-ственному перевороту, возведшим на престол российский Софию Ангальт-Цербскую, полагаю с части письма, напи-санному ею самой и  адресованному прежнему любовнику своему графу Станиславу Понятовскому, будущему коро-лю польскому:
… Уже шесть месяцев, как замышлялось мое восше-ствие на престол. Петр III потерял ту незначительную до-лю рассудка, какую имел. Он во всем шел напролом; он хотел сломить гвардию, для этого он вел ее в поход; он заменил бы ее своими голштинскими войсками, которые должны были оставаться в городе. Он хотел переменить веру, жениться на Елизавете Воронцовой, а меня заклю-чить в тюрьму. В день празднования мира, нанеся мне публично оскорбления за столом, он приказал вечером арестовать меня. Мой дядя, принц Георг, заставил отме-нить этот приказ.
   С этого дня я стала вслушиваться в предложения, которые делались мне со времени смерти Императрицы. План состоял в том, чтобы схватить его в его комнате и заключить, как принцессу Анну и ее детей. Он уехал в Ораниенбаум. Мы были уверены в большом числе капита-нов гвардейских полков. Узел секрета находился в руках трех братьев Орловых; Остен вспомнил, что видел старшего, следовавшего всюду за мною и делавшего тысячу безумств. Его страсть ко мне была всем известна, и все им делалось с этой целью. Это -- люди необычайно решительные и, служа в гвардии, очень любимые большинством солдат. Я очень многим обязана этим людям; весь Петербург тому свидетель.
   Умы гвардейцев были подготовлены, и под конец в тайну было посвящено от 30 до 40 офицеров и около 10 000 солдат. Не нашлось ни одного предателя в течение трех недель, так как было четыре отдельных партии, начальники которых созывались на совещания, а главная тайна находилась в руках этих троих братьев; Панин хо-тел, чтобы это совершилось в пользу моего сына, но они ни за что не хотели согласиться на это.
   Я была в Петергофе. Петр III жил и пьянствовал в Ораниенбауме. Согласились на случай предательства не ждать его возвращения, но собрать гвардейцев и провоз-гласить меня. Рвение ко мне вызвало то же, что произвела бы измена. В войсках 27-го распространился слух, что я арестована. Солдаты волнуются; один из наших офицеров успокаивает их. Один солдат приходит к капитану Пассе-ку, главарю одной из партий, и говорит ему, что я погибла. Он уверяет его, что имеет обо мне известия. Сол-дат, все продолжая тревожиться за меня, идет к другому офицеру и говорит ему то же самое. Этот не был по-священ в тайну; испуганный тем, что офицер отослал солдата, не арестовав его, он идет к майору, а этот последний послал арестовать Пассека. И вот весь полк в движении. В эту же ночь послали рапорт в Ораниенбаум. И вот тревога между нашими заговорщиками. Они решают прежде всего послать второго брата Орлова ко мне, чтобы привезти меня в город, а два другие идут всюду извещать, что я скоро буду. Гетман, Волконский, Панин знали тайну.
   Я спокойно спала в Петергофе, в 6 часов утра, 28-го. День прошел очень тревожно для меня, так как я знала все приготовления. Входит в мою комнату Алексей Орлов и говорит мне с большим спокойствием: "Пора вам вста-вать; все готово для того, чтобы вас провозгласить". Я спросила у него подробности; он сказал мне: "Пассек аре-стован". Я не медлила более, оделась как можно скорее, не делая туалета, и села в карету, которую он подал. Другой офицер под видом лакея находился при ее дверцах; третий выехал навстречу ко мне в нескольких верстах от Петер-гофа. В пяти верстах от города я встретила старшего Ор-лова с князем Барятинским-младшим; последний уступил мне свое место в одноколке, потому что мои лошади вы-бились из сил, и мы отправились в Измайловский полк; там было всего двенадцать человек и один барабанщик, который забил тревогу. Сбегаются солдаты, обнимают ме-ня, целуют мне ноги, руки, платье, называют меня своей спасительницей. Двое привели под руки священника с крестом; вот они начинают приносить мне присягу. Окон-чив ее, меня просят сесть в карету; священник с крестом идет впереди; мы отправляемся в Семеновский полк; по-следний вышел к нам навстречу к криками «vivat». Мы поехали в Казанскую церковь, где я вышла. Приходит Преображенский полк, крича «vivat» и говорят мне: "Мы просим прощения за то, что явились последними; наши офицеры задержали нас, но вот четверых из них мы приводим к вам арестованными, чтобы показать вам наше усердие. Мы желали того же, чего желали наши братья".
   Приезжает конная гвардия; она была в диком вос-торге, которому я никогда не видела ничего подобного, плакала, кричала об освобождении отечества. Эта сцена происходила между садом гетмана и Казанской. Конная гвардия была в полном составе, во главе с офицерами. Я знала, что дядю моего, которому Петр III дал этот полк, они страшно ненавидели, поэтому я послала к нему пеших гвардейцев, чтобы просить его оставаться дома, из боязни за его особу. Не тут-то было: его полк отрядил, чтоб его арестовать; дом его разграбили, а с ним обошлись грубо.
   Я отправилась в новый Зимний дворец, где Синод и Сенат были в сборе. Тут наскоро составили манифест и присягу. Оттуда я спустилась и обошла пешком войска, которых было более 14 000 человек гвардии и полевых полков. Едва увидали меня, как поднялись радостные кри-ки, которые повторялись бесчисленной толпой.
   Я отправилась в старый Зимний дворец, чтобы принять необходимые меры и закончить дело. Там мы со-вещались и решили отправиться, со мною во главе, в Пе-тергоф, где Петр III должен был обедать. По всем боль-шим дорогам были расставлены пикеты, и время от време-ни к нам приводили лазутчиков.
   Я послала адмирала Талызина в Кронштадт. При-был канцлер Воронцов, посланный для того, чтобы упрек-нуть меня за мой отъезд; его повели в церковь для прине-сения присяги. Приезжают князь Трубецкой и граф Шува-лов, также из Петергофа, чтобы удержать верность войск и убить меня; их повели приносить присягу безо всякого сопротивления.
   Разослав всех наших курьеров и взяв все меры предосторожности с нашей стороны, около 10 часов вече-ра я оделась в гвардейский мундир и приказала объявить меня полковником -- это вызвало неописуемые крики ра-дости. Я села верхом; мы оставили лишь немного человек от каждого полка для охраны моего сына, оставшегося в городе. Таким образом, я выступила во главе войск, и мы всю ночь шли в Петергоф. Когда мы подошли к неболь-шому монастырю на этой дороге, является вице-канцлер Голицын с очень льстивым письмом от Петра III.
   Я не сказала, что когда я выступила из города, ко мне явились три гвардейских солдата, посланные из Пе-тергофа, распространять манифест среди народа, говоря: "Возьми, вот что дал нам Петр III, мы отдаем это тебе и радуемся, что могли присоединиться к нашим братьям".
   За первым письмом пришло второе; его доставил генерал Михаил Измайлов, который бросился к моим но-гам и сказал мне: "Считаете ли вы меня за честного чело-века?" Я ему сказала, что да. "Ну так,-- сказал он,-- прият-но быть заодно с умными людьми. Император предлагает отречься. Я вам доставлю его после его совершенно доб-ровольного отречения. Я без труда избавлю мое отечество от гражданской войны". Я возложила на него это поруче-ние; он отправился его исполнять. Петр III отрекся в Ора-ниенбауме безо всякого принуждения, окруженный 1590 голштинцами, и прибыл с Елизаветой Воронцовой, Гудо-вичем и Измайловым в Петергоф, где, для охраны его осо-бы, я дала ему шесть офицеров и несколько солдат. Так как это было  29-е число, день Петра и Павла, в полдень, то нужно было пообедать, В то время как готовился обед для такой массы народу, солдаты вообразили, что Петр III был привезен князем Трубецким, фельдмаршалом, и что последний старался примирить нас друг с другом. И вот они поручают всем проходящим, и, между прочим, гетма-ну, Орловым и нескольким другим передать мне, что уже три часа, как они меня не видели, что они умирают со страху, как бы этот старый плут Трубецкой не обманул меня, "устроив притворное примирение между твоим му-жем и тобою, как бы не погубили тебя, а одновременно и нас, но мы его в клочья разорвем". Вот их выражения. Я пошла к Трубецкому и сказала ему: "Прошу вас, сядьте в карету, между тем как я обойду пешком эти войска".
   Я ему сказала то, что происходило. Он уехал в го-род, сильно перепуганный, а меня приняли с неслыханны-ми восклицаниями; после того я послала, под начальством Алексея Орлова, в сопровождении четырех офицеров и отряда смирных и избранных людей, низложенного Импе-ратора за 25 верст от Петергофа, в местечко, называемое Ропша, очень уединенное и очень приятное, на то время, пока готовили хорошие и приличные комнаты в Шлис-сельбурге и пока не успели расставить лошадей для него на подставу. Но Господь Бог расположил иначе.
   Страх вызвал у него понос, который продолжался три дня и прошел на четвертый; он чрезмерно напился в этот день, так как имел все, что хотел, кроме свободы. (Попросил он у меня, впрочем, только свою любовницу, собаку, негра и скрипку; но, боясь произвести скандал и усилить брожение среди людей, которые его караулили, я ему послала только три последние вещи.) Его схватил приступ геморроидальных колик вместе с приливами кро-ви к мозгу; он был два дня в этом состоянии, за которым последовала страшная слабость, и, несмотря на усиленную помощь докторов, он испустил дух, потребовав [перед тем] лютеранского священника.
   Я опасалась, не отравили ли его офицеры. Я велела его вскрыть; но вполне удостоверено, что не нашли ни малейшего следа отравы; он имел совершенно здоровый желудок, но умер он от воспаления в кишках и апоплексического удара. Его сердце было необычайно…»
Читаешь строки этого письма и невольно удивляешь-ся тому количеству лжи, которое в нем содержится. Начну с утверждения императрицы Екатерины Великой о том, что заговор подготавливался в течении шести месяцев! Это не соответствует действительности. Все началось 30 апреля 1762 года со скандала:  во время торжественного обеда по случаю заключения мира с Пруссией император Петр Третий в присутствии двора, дипломатов, иностран-ных принцев крикнул жене  через весь стол:
- Folle!  (дура)   
Поводом для оскорбления послужил отказ импера-трицы пить стоя за предложенный государём тост. Екате-рина заплакала. Кажется, неприязнь между супругами уже достигла предела. Если прежде Петр открыто говорил о  том, что он собирается развестись с супругой, чтобы же-ниться на фаворитке Елизавете Воронцовой, то вечером того  дня он отдал приказ её арестовать, и только вмеша-тельство фельдмаршала Георга Гольштейн-Готторпского, дяди императора, спасло Екатерину от ареста.. Екатерина стала активно искать себе сторонников. Закончить жизнь в келье монастыря её никак не устраивало. Сторонников оказалось немного -  всего 12 человек, но каждый из них многого стоили. Среди этих двенадцати трое были осо-бенно активными: два брата Орловы Алексей и Григорий и княгиня Екатерина Романовна Дашкова – младшая сест-ра фаворитки  императора. Это они возвели на трон Екатерину Алексеевну. В письме к Понятовскому слишком часто звучит местоимение «Я». Явно завышена самооценка автора И разветвленной сети заговорщиков, как это утверждает императрица в своем письме, не существовало. Нити заговора постепенно вовлекали гвардейцев Семеновского и Измайловского гвардейских полков. Но Преображенский гвардейский полк и московская гвардия сохраняли верность императору до конца  и всё могло происходить совсем не так как произошло на деле. Да и не императрица была самой активной фигурой в процессе реализации заговора,  а Дашкова и Алексей Орлов. Впрочем, всё по порядку.
История страны великих тайн полна,
И ложью рыта, перерыта.
Короткий перерыв и вновь велась война,
Фиговым листиком от истины прикрыта.

Война с соседями, война внутри страны,
Восстания, перевороты, смуты.
Последствия больших - едва – едва видны,
А малых – до величия раздутых

Все в розовых тонах текущие дела,
На предков свалены ошибки и просчеты.
Статистика страны к тому всегда вела:
Злодеем делали невинного в два счета!

От клеветы властей никто не уходил,
Надолго черной краской покрывали
Для современников такой мишенью был
И светлыми не становились дали.
Чтобы разобраться в случившемся, совершим ко-роткий экскурс в историю России. Взгляните на неё неза-шоренным взглядом. Ну, не странно ли, что за последние 155 лет царствования дома Романовых, четыре императора из семи умерли насильственной смертью: Петр III, Павел I, Александр II, Николай II. Это те случаи, где нет никаких сомнений в том, что смерть была результатом насилия. Хотя и в отношении других тоже могут возникать кое-какие сомнения, ибо всякая власть в сути своей – насилие, а всякое насилии порождает сопро-тивление, что тоже, в свою очередь, насилием является.. Сидящий на троне или в кресле правителя не должен  быть уверенным, что умрёт естественной смертью. Тому примеров великое множество. Невидимый дамоклов меч висит над головою каждого – в этом сомневаться не следует! Анализ каждого цареубийства заставляет заду-маться над тем, а заслуживал ли такой участи тот, которого умерщвляли? И приходится с сожалением констатировать тот факт, что убиенные никак не заслуживали такого исхода – все они несли заряд обще-ственного прогресса. Сопротивление отживающего, теря-ющего свою значимость и являлось зарядом для взрыва, если не общественного, то дворцового. А использовал та-кой заряд тот, кто возглавлял сопротивление Все это со стопроцентной уверенностью относится и к императору Петру III. А чтобы самим очиститься от скверны преступ-ления убийцы портрет убиенного императора окрасили в такие негативные тона и так  умело, что у историков, ис-следовавших тот период отечественной истории, не возникало ни тени сомнения, что они имеют дело с истиной, а не с великолепно состряпанной ложью. Забыли историки замечательную фразу, пришедшую к нам  из Древней Греции - «В споре рождается истина». Выслушав одну сторону, нельзя не услышать другой. Нельзя доверять словам убийцы, не проверив их тщательно.

Кому-то власть дана в наследство,
Другой к ней пробивает путь.
Один  знакомый с нею с детства
Другого кровь и пытки ждут.

Но власть, как пенное вино…
И человек, вкусивший власти
Готов, завидев власти дно,
Всё разнести вокруг на части.

Но даже если власть от Бога,
Печальным может быть конец.
Ослушников найдется много
Мир адом сделать за венец

И надо ведать изначально –
За доброту заплатят злом!
И участь «Доброго» печальна –
Уснет навек недобрым сном.
Петр Третий, в ком текла кровь Петра Великого, вызвал ненависть к себе не в народе российском, а в своем бли-жайшем окружении. В народе его всегда считали добрым царем. Невероятно, но каким-то образом для крестьянско-го люда дошло содержание указов Петра III… Император освободил монастырских крестьян от крепостной зависи-мости, объявив их государственными. Годовой оброк был назначен в один рубль. Этим указом он отвратил от себя священнослужителей. Государь запретил преподносить подарки сенаторам и государственным чиновникам земля-ми и душами крестьянскими, проживающими на ней, иными словами, превращая  свободных крестьян в кре-постные. И этот указ числа друзей в среде  чиновничей императору не добавил. Указ императора по смерти его был отменен. Великая крестьянская война и была ответом на отмену указа, а предводитель ее Емельян Пугачев неда-ром носил имя убиенного императора. Могло ли духовен-ство одобрить решение государя лишить монастыри хо-зяйства прибыльного, заменив его государственным  жа-лованьем назначаемым духовенству православной церк-ви?..
Жили монахи доселе спокойно.
(Решенье такое – безбожно)
Как это можно, как это можно -
Сделать крестьянина вольным!

В вольности всякой таится угроза,
Непредсказуема толком…
Освободившись набросится волком!
Воля  – печальная проза…
А чего стоит  объявление свободы вероисповедова-ния всем своим подданным: «пусть они молятся, кому хо-тят, но – не иметь их  в поругании или в проклятии». До такого сама Европа додуматься не могла!!!
Докатились  мы до края -
Возвращают к старой вере
Божья правда умирает
Кто печаль нашу измерит?

Что же пятиться назад нам
К многобожьему укладу?
Своеволья всюду пятна
Сеет ересь с нами  рядом
В монастырях монахи кипели от ярости… Мало то-го, что богатств монастырских коснулся царский указ, но был введен запрет на пострижение в монашество мужчи-нам до 50 лет, женщинам до 45 лет. Кто же будет трудить-ся на землях монастырских?.. Немощные старики и кале-ки?..
Даже к обрядам церковным мирская власть руки протянула. Отменен надзор за личной жизнью, ставящий посещение храма божьего необязательным. Отменено ограничение на количество браков вдовцам. Власть госу-дарева требовало крестить детей в теплой воде, а не хо-лодной. Открыто осуждалось пьянство, публичные драки, непотребство и невежество части духовенства. В пример ставилось поведение немецких пасторов.
Забыл «нечестивый» император заповедь Спасите-ля: «Богу – божье, кесарю – кесарево».
Синод пока молчал, выжидая времени удобного. Запрет государев преследовать старообрядцев мог вернуть церковь к смутным временам «никоновщины» И это осо-бенно тревожило церковь…
Нам немцы не в пример, не лыком шиты сами
Мы немцам нос утрём самим.
Живет Святая Русь под небесами,
Нам не указ какой-то там Берлин

Убийство тела только часть,
Свершенного когда-то преступленья,
Вот клевета по миру долго мчась,
Не умолкала даже на мгновения.

К той клевете причастно мало лиц,
Но по России вороною летела,
Такая черная, не ведала границ…
Одежды истины «невиданной» надела.

В ней  Государь и телом хил –
Слаб разумом, развратен,
С младенчества вино и водку пил
Ну, в общем, очень неприятен…
Вот только, спрашивается, когда он успел стать та-ким, каким его после смерти стали описывать? За полгода  правления страной?
В детстве он был всегда под наблюдением пристав-ленных к нему воспитателей, став взрослым он постоянно ощущал на себе опекающее око тетушки – государыни российской. А та, любя увеселения, к спиртным напиткам относилась с прохладцем.
Судьба с самого рождения не отличалась милостью к внуку Петра Великого. Мать мальчика умерла вскоре по-сле его появления на свет, простудившись во время фейер-верка в честь рождения сына.  В 11 лет он потерял и отца. После его смерти воспитывался в доме своего двоюродно-го дяди по отцовской линии, епископа Адольфа Эйтенского  Юный герцог получил блистательное образование, читал и писал на немецком, французском и латыни, был успешен в точных науках, географии, увлекался архитектурой, музыкой. Очень любил читать. Его личная библиотека насчитывала около 1000 томов, причем все с пометками, сделанными его рукой. Значит, говорить о невежестве императора – заведомая ложь!
Часто приводимые характеристики юного Петра как необразованного, помешанного на всем военном, с детства употребляющего алкоголь и т.д. заимствованы историками из мемуаров Екатерины Второй и вызывают сомнения в виду их субъективности. Бессмертна ложь, рождаемая великими лжецами и такими же великими лгуньями. А в том, что российская императрица Екатерина II в число их входила, сомневаться не следует. Она, описывая себя в письмах к Вольтеру либеральнейшей монархиней, указом своим вернула к жизни тайную канцелярию, отмененную мужем ее – Петром III. Ту канцелярию, напоминание о которой в ужас приводило не только обывателя рядового, но и сановника высокого ранга. Умели заплечных дел  мастера выбивать нужные им показания, невинные оговаривали себя видя  и испытывая на себе орудия пыток. Это она од-ним росчерком пера два миллиона вольных казаков пре-вратила в крепостных холопов. Это при ней возникали знаменитые «потёмкинские деревни» Это она писала, что каждый русский крестьянин, садясь за обеденный стол, имеет на нём жареного гуся или индейку!
Лгала, как и многие, стоящие на вершине власти, пе-ред Богом и людьми, мечтая заслужить бессмертие после смерти… Я полагаю, что вам судить о том, заслуживают ли его описанные в книге государственные деятели про-шлого?  Современные не достойны и на порог бессмертия шагнуть… я так полагаю!
Бессмертье – вечная мечта.
К нему –неведома дорога.
Так где ж находятся врата,
Ведущие в обитель Бога?

Когда и  как начать свой путь
На небо восхождения?
Авось, небось, да как-нибудь -
Вот вехи направления!

Влачимся мы, а не идём,
О Боге думая  нечасто
И постоянно счастья ждем!
Преследуют – несчастья!
Умерла государыня российская Елизавета Петровна Романова
Наследник ее – Великий князь Петр Федорович на престол взошел под именем Петра Третьего. Коронация еще не проводилась, а Государь к делам государственным уже приступил. И первым действием его было прекращение войны разорительной. Он предотвратил бессмысленную войну, сохранив жизни многие! Это должно в заслугу ему быть поставлено! Но, нет, позднее факт этот будет осуждаться, в том числе и историками, Может форма самого примирения с Пруссией,  не устраивала, кто знает? Может за семь лет война разорительная не надоела? Война до окончательной побе-ды – вот, что важно! а результат – дело второстепенное… Важно, чтобы прусский король пощады запросил!




 Действия императора, похоже, не соответствовали духу времени, скорее  его кроткому отрезку, в котором государь новый забыл о том, что в России часто следуют форме а не содержанию...
Фридрих II советовал российскому императору:  «Прежде, чем предпринимать что бы то ни было, Петр должен был  отправиться в Москву и возложить па свою голову царский венец. В такой стране, как Россия, этот вопрос формы имеет громадное значение». Но Петр никого не хотел слушать. "Кто умеет уживаться с русскими, может быть уверен в них", отвечал он. Он думал, что обладает этим умением. О, как он ошибался!. Время требовалось для  осознания его действий… А времени у государя как раз и не было, слишком мало ему на царствование судьбой было отпущено – менее полугода… За полгода неприязнь и злословие к императору корни глубокие пустили, снаружи мало заметные... Злословие всегда далеко от разума, а следовательно и от истины. На кого свалить понесенные потери и в людях, и в материальных ценностях за семь лет, отрицая заодно всё разумное, что он предлагал обществу, как не. на того, кто – мертв, кто оспорить этого сам не может? Отменяя всё сделанное им, руководствовались только личной ненавистью к Петру Третьему. Врагов у императора родилось указами много, в том числе самых опасных, самим образом несения государственной службы вооруженных - офицеров гвардейских полков, расквартированных в столице, при-выкших к относительному своеволию. Это они быстро продвигались по службе, получая чины и блага, не участвуя в баталиях, проводя значительное время за карточными столами, упиваясь спиртным до потери со-знания. Это они приводили к  власти царственных особ, совершая дворцовые перевороты. И делали они это не по велению души щедрой и благостной, и не во имя общего благосостояния, а токмо к выгоде своей.  А указы «Голштинца» лишали их многих привилегий, мало того, полки гвардии выводились за пределы столицы, они должны были теперь, как и воины обычной полевой ар-мии, сражаться.. Петр решил, что наступила пора отобрать у Дании принадлежавшие когда-то земли Голштинии  с  родовым гнездом Готторпом. В Померании уже стояли готовые к войне регулярные русские войска. Туда же должны были отправиться и гвардейские полки. Для охраны Петербурга оставлены были голштинские солдаты числом около полутора тысяч. Недовольство среди семеновцев и измайловцев росло, подстрекаемое своими офицерами.
 Могли ли быть довольными новым государем чиновники разных ведомств и рангов, если государевым законом «о бессеребренности» службы они лишались главного стиму-ла – узаконенных поборов. Ни тебе земель с крестьянами, ни денежных знаков, ни иных материального характера поощрений… Только ордена да медали за службу цар-скую…. Неудивительно, что назревал очередной дворцо-вой переворот.
Знал ли о заговоре император. Да нет, не знал. Будучи добрым по натуре, он не полагал, что кто-то зло против него замышляет. Хотя в мае 1762 года перемена настрое-ний в столице стала настолько очевидной, что императору со всех сторон советовали предпринять меры по предот-вращению катастрофы, шли доносы о возможном загово-ре. Не был он глупым,  не понимающим того, что не всем понравятся вводимые им новшества. Полагался, наверное,  на здравый разум своих подданных император… А еще, немецкий дух педантичности и законопослушания, пере-данные ему генетическим кодом отца, были преобладаю-щими в характере его, и требовали они ,исполнительности не только от него самого.. Не пропил разум свой государь молодой, как  позднее будут писать историки, пользуясь характеристиками убийц царя! Задумались хотя бы над тем, когда Петр III успел стать пьяницей?. Неужели он имел возможность хлестать вино с детского возраста, Не нужно представлять и его тетушку Елизавету Петровну настолько тупой, что она готовила к престолонаследию племянника, превращая его в беспробудного пьяницу. И не мог государь, взошедший на престол, только беспутством заниматься?.. Кто же писал указы, пропитанные глубокими державными мыслями? Очистите фигуру молодого человека от налета грязи, ко-торой его посмертно покрыли, и вы увидите совсем иного правителя, опережающего мыслями своими современных государей. Нет, он не был отшельником и не чурался веселий. Да он мог временами быть и несдержанным – ведь он был ещё молод,  не успел войти во вкус власти!  Не успела и власть его растлить. Преступление не им, а против него готовилось. На этот раз заговор готовился русскими, не было в нём лиц немецкой национальности. Императрица Елизавета предоставляла должности ино-земцам только тогда, когда на неё не было русских претендентов. Немцы были из тех, кого Петр III из ссылок вернул, но «ссыльные» ещё не успели адаптиро-ваться к изменившимся условиям, а многие и по возрасту своему уже утеряли прежние деловые качества. Есте-ственно, не прекратился сам наплыв иностранцев в Рос-сию, только поток  в слабый ручеёк при Елизавете  пре-вратился!
Чем поживиться Руси за границей,
Если там бедно живут?..
Напротив, к востоку худющие лица,
Едут по суше, по морю плывут.
Многие, из прибывших в Санкт-Петербург, вторую родину здесь приобрели и трудились во благо России, ко-нечно, не упуская личной выгоды. Были и такие, которые, набив карманы золотом, возвращались назад, описывая в мемуарах в черных красках жизнь российскую, Были сре-ди прибывавших и лица чисто авантюристического склада, тайной окружающие свою миссию. Во временя императрицы Елизаветы появилось в столице лицо, нашедшее прием в домах крупных сановников. Императрица тоже приняла благосклонно иностранца, но нашла его неинтересным для своей особы. Был он представлен под именем месье «Одара». Зато самый радушный прием господину Одару был оказан князем Михаилом Дашковым, возглавляющим санкт-петербургскую масонскую ложу.  Через Михаила Дашкова с господином Одаром познакомилась и жена наследника российского престола Великая княгиня Екатерина Алексеевна и в ее окружении замелькало немалое число «вольных каменщиков», как называли себя тогда масоны. А там, где масоны, и заговору должно обязательно быть! Ведь непросто масоны окружают себя занавесом таинственности… Позднее стало известно, что под именем месье Одара скрывался известный всему миру ок-культист самого высокого ранга, искатель приключений граф Сен-Жермен. Какова его роль в устранении Петра Третьего так и осталось загадкой? Несомненно, одно -  по-явление Сен-Жермена в столице России было не случай-ным. Естественно и то, что эта тайна навсегда останется нераскрытой.
Любой заговор должен иметь руководителя. А руко-водитель должен быть антиподом тому, кого решают свергнуть. Ненависть лежит в основе заговора, и не при-зрачная ненависть, а реальная к определенному конкрет-ному лицу.
Но ненависть молниеносно не возникает. Время для оформления нетерпимости требуется и условия им соот-ветствующие. В 1739 г. принцесса София Ангальт-Цербская  впервые увидела в Эйтине того, у кого ей суж-дено было вырвать престол. Петру-Ульриху Голштинско-му, сыну двоюродного брата ее матери, было тогда один-надцать лет, а ей десять.
      Эта первая встреча, прошедшая тогда незаметно, не произвела на Фике благоприятного впечатления. По крайней мере, так утверждала она впоследствии в своих воспоминаниях. Он показался ей тщедушным. Ей сказали, что у него был скверный характер и – что кажется почти невероятным – что он имел уже пристрастие к спиртным напиткам. Лжет безбожно императрица! Тогда шел разго-вор о возможности брачных уз троюродных брата и сест-ры, И Фике млела от самой счастливой возможности осу-ществления ее мечты - стать женой владетельного принца голштинского, имеющего возможность занять шведский королевский престол. Просто тогда ни она, ни он не знали о том, что судьбы их переплетутся в далекой и неведомой России.
  В  начале 1742 года по требованию русской императрицы Елизаветы Петровны принц был доставлен в Санкт-Петербург. Как единственный потомок Петра Великого он был объявлен наследником русского престола. Юный герцог Голштейн-Готторпский принял православие и был наречен великим князем Петром Федоровичем.
По приезду племянника в Петербург Елизавета стала устраивать его женитьбу. Среди других кандидатур поду-мали и о Софье-Августе. В конце 1742 года та ездила с матерью в Берлин, где знаменитый французский художник Пэн написал ее портрет. Екатерина знала, что этот портрет должен быть отправлен в Петербург императрице. Но прошел еще целый год, прежде чем судьба ее определилась окончательно. Детская мечта Екатерины осуществилась.
Вечером 9 февраля они прибыли в Москву в Аннен-гофский дворец, в котором в те дни временно находился двор Елизаветы. С этого вечера и началась новая страница в жизни до того мало кому известной девицы Фике из немецкого города Штеттина.
Вскоре по приезду к ней приставили троих учителей, которые обучили ее русскому языку и танцам. С этого времени брак Екатерины с великим князем казался делом окончательно решенным. 28 июня Екатерина приняла православие, а 29 июня 1744 года, чету обручили.         
 В августе 1745 года императрица женила наследника на немецкой принцессе Софии Фредерике Августе, дочери князя Ангальт-Цербстского, состоявшего на военной службе у прусского короля. Приняв православие, принцесса Ангальт-Цербстская стала называться великой княжной Екатериной Алексеевной.
В декабре 1744 г. по дороге из Москвы в Петербург Петр Федорович заболел оспой и пролежал тяжелоболь-ным в Хотилове до февраля. Оспа обезобразила его лицо. Вот это обезображивание, скорее всего, и стало одной из причин начала отчуждения между молодыми супругами… Возможно, что образ воспитания принца был таков, что не был он искусен и в делах амурных.... Как бы то ни было, но охлаждение приводит к поискам любовницы или лю-бовника. Моральные устои императорского двора позво-ляли делать это довольно легко, Кто из великокняжеской семьи станет первым, не станем выяснять…
Петр Федорович обратил свое высокое внимание на Елизавету  - одну  из фрейлин своей жены. Девица Елиза-вета Романовна, ставшая любовницей наследника престо-ла, приходилась племянницей вице-канцлеру Михаилу. Воронцову и дочерью генерала-аншефа Романа Илларио-новича Воронцова. Младшая сестра ее – Дашкова Екате-рина Романовна станет ближайшей подругой Екатерины Алексеевны и одной из самых активных руководителей заговора против Петра III. Утверждение, что наследник престола имел любовниц (во множественном числе) голо-словно и «состряпано» Екатериной II в оправдание своей разгульной интимной жизни,  Сам Петр Федорович горь-ко усмехался, узнавая о новом любовном увлечении своей жены. Он не ревновал ее…
Был наследник вида неброского, не высок, узкоплеч, лицо побито оспинами, бледен…Одним словом - вида са-мого невзрачного. А жена его Екатерина в свои 18 лет раз-вилась в красивую и физически крепкую женщину. Лесть многих окружающих и призывные взгляды мужчин начали приятно кружить ей голову. Чтобы дать выход молодой энергии, она много времени проводила на охоте, каталась на лодке и лихо ездила верхом на лошади. Для нее не составляло особого труда целый день провести в седле.
Замужество Екатерины мало назвать неудачным или несчастливым - оно было для нее, как для женщины (опять же со слов самой Екатерины),  унизительным и оскорби-тельным. В первую брачную ночь Петр уклонился от су-пружеских обязанностей, последующие были такими же. Позже Екатерина свидетельствовала: “... и в этом положе-нии дело оставалось в течение девяти лет без малейшего изменения».. Опять в этом утверждении –ложь великая…
Если бы это было так, как свидетельствует Екатери-на, потерпела ли бы императрица Елизавета её  пребыва-ние при дворе своём?. Ведь замужество имело целью рож-дение ребенка (наследника или наследницы).
Сохранилась записка, написанная Петром Федорови-чем, датированная декабрем 1746 года:- Мадам, Прошу вас этой ночью отнюдь не утруждать себя, чтобы спать со мною, поелику поздно уже обманывать меня, постель ста-ла слишком узка, после двухнедельной разлуки с вами, сего дня по полудни ваш несчастный муж, коего вы так и не удостоили сего имени Петр.
И «свидетельство» это  императрицы Екатерины II  – цели  «определенной служило» - бросить тень на закон-ность рождения сына своего Павла. Устранить саму воз-можность при жизни своей передачи правления страной ему. Бастард Павел прав на престол не имел, а сын их имел!. Махровая ложь царицы  для оправдания захвата власти и удержания ее, поскольку прав на власть у самой Екатерины никогда не было. Недаром распространялся слух, запущенный самой Екатериной, о том, что Павел является сыном Сергея Салтыкова. «Утка», запущенная, пережила не одно поколение царственных российских особ. Есть мемуарная запись о том, как  император Александр III (отец последнего российского императора Николая II)  узнав об отцовстве Салтыкова от министра просвещения Победоносцева, перекрестился: «Слава Богу, мы русские!». А услышав от историков этому факту опровержение, снова перекрестился: «Слава Богу, мы законные!». Откуда Салтыков появился?..
 Ко двору великого князя Петра Федоровича тетуш-кой его Елизаветой Петровной были приставлены два мо-лодых человека - Сергей Салтыков и Лев Нарышкин. Сал-тыкову было 26 лет, он уже два года состоял в законном браке с одной из придворных фрейлин. По словам Екате-рины Алексеевны, очарованной Салтыковым  - “он был прекрасен, как день, и, конечно, никто не мог с ним срав-няться... при дворе. У него, не было недостатка ни в уме, ни в том складе познаний, манер и приемов, какой дают большой свет и двор... вообще и по рождению, и по мно-гим другим качествам это был кавалер выдающийся; свои недостатки он умел скрывать; самыми большими из них были склонность к интриге и отсутствие строгих правил»  Естественно муж Екатерины и мечтать не мог о победе в конкуренции с этаким красавцем. Камер-юнкер Лев Нарышкин на роль любовника не тянул, он был в молодой компании всего лишь добрым и веселые балагуром.
После пасхи 1752 г. Сергей Салтыков начал упорно добиваться у великой княгини особого к себе внимания. На первых порах Екатерина Алексеевна чувствовала себя не совсем уверенно, но постепенно, пересиливая страх перед возможным возмущением императрицы, отдалась любовному чувству, как она  позднее назвала его – «первой любовью. Молодая женщина стала вообще смелой, заметив, что никакой негативной реакции со стороны Елизаветы Петровны не последовало -  «запретная любовь» при дворе императриц российских, правящих страной, была нормой поведения.
 Двор Елизаветы в очередной раз переезжал из Пе-тербурга в Москву 14 декабря 1752 г. В свите императри-цы вместе с великим князем находилась и Екатерина Алексеевна. Потом она вспоминала, что отправилась в путь “с кое-какими легкими признаками беременности”, что “ехали быстро и днем и ночью” и что “на последней станции эти признаки исчезли при сильных резях”. Это был ее первый выкидыш – результат «первой её любви» За первой любовью Екатерины позднее последовало такое количество столь же блистательных любовников, что ис-ториками, исследовавшими «екатерининский период» был составлен целый список их:
1756-1758 гг. — С.А. Понятовский; польско-саксонский посол в России. При поддержке Екатерины II в 1764 году стал королем Польши. Все годы правления в своей политике ориентировался на Россию, что стало од-ной из причин его отречения от престола в 1795 г.
1761-1772 гг. — Г.Г. Орлов; был внуком бунтовщи-ка-стрельца, помилованного Петром Великим за бесстра-шие, и сыном действительного статского советника Г.И. Орлова. Активнейший участник дворцового переворота в 1762 г. Г. Орлов в качестве фаворита Екатерины II полу-чил звание сенатора, графа, генерал-адъютанта. Играл зна-чительную роль в создании Вольного экономического об-щества, был его президентом. В 1771 г. руководил подав-лением «чумного бунта» в Москве. С 1772 г. утрачивает свое влияние при дворе и в 1775 г. выходит в отставку.
1772-1774 гг. — А.С. Васильчиков; офицер, принад-лежал к старинному дворянскому роду Васильчиковых, но был не богат. От Екатерины II получил титулы графа и камергера, звание кавалера ордена святого Александра Невского, а также огромные имения и сотни тысяч кре-стьянских душ.
1774-1776 гг.— Г.А. Потемкин — сын смоленского дворянина. После заговора 1762 г. становится подпоручи-ком гвардии. За участие в русско-турецкой войне 1768-1774 г. получает звание генерала. В дальнейшем становит-ся вице-президентом Военной коллегии, графом, генерал-фельдмаршалом, шефом регулярных войск. Организатор подавления пугачевского бунта и инициатор ликвидации Запорожской Сечи. Обладал огромной властью, будучи губернатором Новороссийской, Азовской, Астраханской губерний, князем Священной Римской империи, светлей-шим князем Таврическим. Способствовал освоению се-верного Причерноморья, строительству Херсона, Никола-ева, Севастополя и Екатеринослава. Был организатором строительства военного и торгового флотов на Черном море. Крупный дипломат. Во многих письмах к Потемкину Екатерина II называла его «дорогим и любимым супругом», что позволило некоторым историкам выдвинуть предположение, что они были тайно обвенчаны.
1776-1777 гг. — П.В. Завадовский; сын казака канце-лярии при штабе П.А. Румянцева-Задунайского. Был пред-ставлен императрице как автор донесений и докладов по делам Малороссии. Фаворитом был недолго, но этот факт биографии позволил ему сделать успешную сановно-бюрократическую карьеру. Завадовский управлял Дворян-ским и Ассигнационным банками, был директором Паже-ского корпуса. При учреждении министерств в 1802 году стал первым министром народного просвещения.
1777-1778 гг. — С.Г. Зорич; офицер, племянник аку-шерки, по слухам, отравившей невестку Екатерины II. Слыл бесшабашным храбрецом, мотом и игроком. Будучи по натуре человеком ветреным, он не был верен и импера-трице, за что был выслан из Петербурга в Крым, к Потем-кину. Будучи фаворитом Екатерины II успел стать гене-рал-майором, кавалером четырех орденов, обладателем нескольких богатых поместий и целого большого местечка Шклова, купленного ему императрицей за 450 тысяч рублей у князя Чарторыйского.
1778-1779 гг. — И.Н. Римский-Корсаков; офицер, происходил из старинного дворянского рода Римских-Корсаковых. Имел прекрасный голос и хорошо играл на скрипке. Будучи фаворитом императрицы стал флигель-адъютантом, затем камергером, а вскоре и генерал-адъютантом.
1780-1784 гг. — А.Д. Ланской; офицер, выходец из не очень знатной и не богатой семьи, имевшей поместье в Тульском уезде. Это единственный из фаворитов, который не вмешивался в политику и отказывался от влияния, чи-нов и орденов. Тем не менее, Екатерина II вынудила его принять от нее графский титул, огромные земли, десятки тысяч крестьян, а также чин флигель-адъютанта и дей-ствительного камергера. Императрица искренне полюбила Ланского и даже хотела выйти за него замуж. Однако в июне 1784 года Ланской внезапно серьезно заболел и вскоре умер. В качестве причин смерти современники и историки называли чрезмерное злоупотребление возбуждающими снадобьями, а также отравление по приказу Потемкина.
1785-1786 гг. — А.П. Ермолов; офицер, адъютант Потемкина. Пока был фаворитом Екатерины II успел стать флигель –адъютантом императрицы, получить два поместья стоимостью в 400 тысяч рублей, а также 450 тысяч рублей наличным.
1786-1789 гг. — А.М. Дмитриев-Мамонов; офицер, дальний родственник и адъютант Потемкина. Оказывал влияние на внутреннюю и внешнюю политику России. Будучи фаворитом, был произведен в полковники и сделан флигель-адъютантом императрицы, после чего получил чин генерал-майора и звание действительного камергера. Кроме этого, был награжден орденом Александра Невского, осыпанного дорогими бриллиантами, и двумя высшими польскими орденами.
1789-1796 гг. — П.А. Зубов; офицер, последний фа-ворит Екатерины II, ставший им по протекции главного воспитателя внуков императрицы князя Н.И. Салтыкова. Будучи фаворитом, ничем не проявил себя на посту гене-рал-губернатора Новороссии и в должности главнокоман-дующего Черноморским флотом. Между тем, Екатерина II подарила ему огромные поместья и пожаловала титул светлейшего князя.
Кроме названных заметных в российской истории фаворитов Екатерины II, в перечнях екатериноведов встречаются и другие имена ее любовников, а именно: Стахиев и Стахов (июнь 1779 — октябрь 1779 г.), В.Я. Ле-вашов и Н.П. Высоцкий (октябрь 1779 — март 1780 г.), Ранцов и Станов (конец 1779 — начало 1780 г.), Мордви-нов (май — июль 1781 г.), а также Милорадович, Микла-шевский и какой-то армянский купец…
А сколько любовников не сохранило имен своих из-за мимолетности сексуальных увлечений государыни?..
Чины, дворянские титулы, воинские звания приобретались через амурные шалости в постели императрицы.
На поле боя – смерть и боль,
Иное дело – шелк постели,
Царит здесь нежная любовь,
И секса страстные метели.

Чинов за службу долго ждут,
Но чаще раны получают.
А за «любовь» - чины дают,
«Сиятельными» величают…
Широко известно предание, связанное с любовными похождениями Екатерины II,  о происхождении дворян-ской фамилии Тепловых: «Однажды дворцовый истопник принес дрова в опочивальню императрицы, когда та лежа-ла в постели. “Мне зябко”, — пожаловалась она истопни-ку. Тот успокоил, пообещав, что скоро станет тепло, и за-топил печь. Однако Екатерина II продолжала жаловаться, что ей холодно. Следуя повелению монаршей особы, роб-кий истопник принялся лично обогревать зябнувшую им-ператрицу в ее постели. С тех пор он и получил фамилию Теплов и дворянское звание
Официально известны трое детей, рожденные Екате-риной, из них только о Павле говорят, как о возможном сыне Петра III, остальные – внебрачные. Есть помимо трех и те, о которых вслух при дворе не говорили.
Когда 9 декабря 1758 г. Екатерина Алексеевна раз-решилась вторым ребенком, среди своих приближенных Петр Федорович сделал по этому поводу заявление:  «не слишком-то знаю, мой ли это ребенок и должен ли я его принять на свой счет?»
Он давно уже смирился с ролью постоянно обману-того мужа.
В своих мемуарах императрица выставила убитого супруга пьяницей, кутежником, трусом, дураком, бездель-ником, самодуром, слабоумным, развратником, невеж-дой, безбожником...
Исследуя исторические материалы следует заметить, что развратной была только автор вышеупомянутых мате-риалов и в этом качестве у неё  в истории России конку-рентов нет!
В личной жизни Государь стремился подражать деду Петру I. Вставал в 7 часов утра, с 8 до 10 часов выслуши-вал доклады сановников, в 11 часов лично проводил вахт-парад, после которого осматривал государственные учре-ждения и предприятия. В 13 часов дня Пётр III обедал и, как правило, приглашал к столу людей независимо от их должности или происхождения. Потом шли приемы ди-пломатов и приближенных. Вечер отводился для отдыха, Царь любил концерты, и сам часто играл на скрипке. К ночи придворные и гости приглашались на ужин. Император был человеком со сложным характером. Он был наблюдательным, азартным, поспешным в действиях. Добрый, открытый и насмешливый, Царь был неосторож-ным и неосмотрительным в разговорах. Современники отмечали так же его вспыльчивость и гневливость, которые, правда, быстро проходили. С молодости Пётр III недолюбливал придворных и фальшь высшего света. Зато Царь охотно общался с простыми людьми. Став Императором, Пётр Федорович, ходил и ездил по Петербургу один, без охраны, навещая своих бывших слуг или их семьи. Указом от 25 мая 1762 г. Пётр III разрешил «всякого звания людям свободно гулять по Летнему саду «в приличном, а не в подлом платье»
В  вышеупомянутом описании почему-то черты  им-ператора-самодура  не просматриваются…  Опять целе-направленная ложь Екатерины II…
При жизни императрицы Елизаветы супружеская  неприязнь Петра и Екатерины была подавляемая этикетом царского двора. Не успело тело императрицы охладеть, как ставший императором Петр III распорядился  поме-стить жену в противоположную от него половину Зимнего дворца, что свидетельствовало о продолжающейся нетерпимости друг друга. Летом двор императора перебрался в Ораниенбаум, императрица  Екатерина Алексеевна со своими многочисленными лю-бовниками и прихлебателями обосновалась в Петергофе. Там она активно интриговала против мужа: собирала сторонников, через любовников и их собутыльников распространяла слухи, привлекала на свою сторону офицеров. В апреле 1762 года она успешно рожает от своего фаворита Григория Орлова внебрачного сына, будущего основателя рода Бобринских, названного Алексеем Бобринским. А через два месяца, в июне 1762 года оформляется заговор, душой которого стала она. В заговор были вовлечены влиятельные граф Никита Панин, действительный тайный советник, камергер, сенатор, воспитатель царевича Павла; его брат граф Петр Панин, генерал-аншеф, герой Семилетней войны; княгиня Екатерина Дашкова, в девичестве - графиня Воронцова, ближайшая подруга и компаньонка Екатерины; ее муж князь Михаил Дашков, один из лидеров петербургской масонской организации; граф Кирилл Разумовский, маршал, командир Измайловского полка, гетман Украины, президент Академии наук; князь Михаил Волконский, дипломат и полководец Семилетней войны; барон Корф, начальник петербургской полиции, а также многочисленные офицеры лейб-гвардии во главе с братьями Орловыми. . В ближайшем окружении Екатерины слишком много"вольных каменщиков"
Каменщик «вольный», каменщик тайный,
Что ты построил, создал?
И почему-то всегда не случайно,
Вертишься там, где скандал…

Темные мысли, лик маскою скрытый
За пазухой нож и стилет
Чего не коснешься – всё тускло, размыто.
Кровью окрашен твой след.
Недаром они тут крутились – это несомненно! Но вот определить степень их участия в чем-либо их о просто невозможно – из пустяка создают тайну, простое стано-вится сложным и непознаваемым .И неизвестна роль масонов в заговоре против Петра Третьего.
Осуществлению целей заговора предшествовали сле-дующие события»
22 июня 1762 года император Петр Третий в Петер-бурге давал большой ужин на пятьсот персон. Вечером приглашенные могли любоваться великолепным фейер-верком  Празднество происходило в честь мира, заклю-ченного с Пруссией. 23  июня празднества продолжились, но в более узком кругу. 24 июня государь выехал из Пе-тербурга в Ораниенбаум в свою летнюю   резиденцию. Он планировал провести там кроткое время перед тем, ка от-правиться в Померанию, где сосредоточивались войска  для нападения на Данию. Государь российский желал вой-ной отобрать земли свои родовые с городом и родовым замком Готторпом, которые когда-то Дания силой захва-тила. Выехать к войскам Петр III намеревался морем в конце июля. К этому времени государь уже знал о том, что против него задуман был заговор. Об этом ему сообщил  капитан-поручик Перфильев Степан Васильевич, к тому времени ставший флигель-адъютантом императора. Петр поручил ему вести наблюдение за братьями Орловыми Алексеем Григорьевичем и Григорием Григорьевичем. Забегая вперёд, следует сказать о том, что в самый важный момент Степан со своей задачей не справился… Импера-тор, зная о малом числе заговорщиков почему-то не про-являл опасения, полагая, что держит в руках всех внутрен-них врагов и предполагаемых участников заговора.
Петр имел  неосторожность оставить жену одну в Петер-бурге, откуда та должна была выехать на лето в Петергоф и оставаться там. Правда, перед отъездом в армию он ре-шил отпраздновать день именин своих (день апостолов Петра и Павла) в Петергофе, куда накануне 28 июня вы-ехал с многочисленной свитой. Императрица должна была организовать парадный обед в его честь. Медленно тянулась длинная вереница карет, колясок и подвод. Добрались до Петергофа к двум часам дня. Но тут его ожидала полная неожиданность. Встречали его несколько перепуганных до смерти слуг.. Ни придворных, ни охраны… Дворец встретил императора безмолвием. Петр встревоженно спросил:
- Где императрица?
- Уехала.
- Куда?
Никто не отвечал.
Ответ на вопрос императора   следует искать в событи-ях, происшедших в Санкт-Петербурге в то время, пока государь находился в Ораниенбауме
26 июня по полудни  к княгине Екатерине Романовне Дашковой  пришли 26-летний капитан Петр Богданович Пассек и капитан-поручик Сергей Александрович Бреди-хин. Оба они были озабочены слухами о военных приго-товлениях голштинских солдат, составляющих основу гарнизона Ораниенбаума.
- Может быть, стоило бы повести гвардейцев в Ора-ниенбаум и разбить голштинцев, чтобы обеспечить успех переворота? — предложил Пассек княгине.
Бредихин добавил:
-  Слухи об опасностях, которым подвергается импе-ратрица, волнуют солдат наших до такой степени, что ско-ро их невозможно будет сдержать, и это брожение среди них может разоблачить наш план, и подвергнет нас страш-ной опасности.
- Я поняла, - сказала Дашкова, - что вы, господа,  слегка трусите… Успокойтесь! Ведите себя так же, как это было прежде!  Передайте вашим  солдатам от моего имени, что я  не боюсь разделить с ними опасность. Наступит время, и ни одна минута действия не будет упущена. Что же каса-ется императрицы, то она  спокойно живет  в Петергофе Ничто ей не угрожает. Подготовка к свержению императора продолжается.  Успокойте ваших солдат.
  Когда поручик Пассек вернулся в полк,  один из ка-пралов Изайловского полка встревожено сообщил ему, что императрица погибла. Пассек успокоил его, уверив, что императрица все еще свободна, живет в Петергофе, и спешить с восстанием нет нужды, надо ждать сигнала.
27 июня капрал поделился полученной новостью от Пас-сека с друзьями. И пополз слушок, набирая обороты, пока не достиг ушей офицера, не посвященного в заговор. Тот, поняв, что замышляется что-то серьезное,  донес по начальству. Майор Преображенского полка, Воейков при-казал арестовать Пассека. Слухи об аресте поручика стали быстро распространятся среди гвардейцев Измайловского и Семеновского полков.
Последующие события излагаются Екатериной  Романов-ной Дашковой так:
В ночь с 26 на 27 июня Дашкову разбудил один из братьев Орловых и сообщил об аресте капитана Пассека. Смер-тельная угроза нависла над всеми заговорщиками. Княгиня Дашкова без колебаний, в отсутствие командира полка графа Кириллы Разумовского, забила тревогу в Измайловском полку гвардии (он считался самым преданным из всех и этим самым подготовить приезд в Петербург супруги императора, чтобы гвардейцы присягнули ей в верности… А для этого послать в Петергоф кого-нибудь из верных людей, которому бы императрица. Со стороны братьев Орловых княгиня  Екатерина Романовна встретила некоторое сопротивление. Орловы через младшего брата Федора передали Дашковой сомнение: не рано ли приступать к самому последнему и самому рискованному шагу? И тут княгиня пришла в страшный гнев. Орловы не решились возражать ей, и Орлов Алексей направился в Петергоф за императрицей.
Сомнения у меня, автора повествования,  вызывает  по-корность Орловых девятнадцатилетней княгине Дашко-вой? Возможно, их покорила логика суждений «взбал-мошный девчонки», как они ее между собой называли?..
Императрица Екатерина  по поводу начала реализации заговора имеет иное суждение…
Она была возмущена тем, что граф Иван Шувалов посмел в письме своем Вольтеру представит девятнадцатилетнюю женщину героиней, сменившей правительство в России.  Орловы, утверждает Екатерина II, наверное, сумели бы придумать что-нибудь лучше, чем подчиниться взбалмош-ной девчонке. Во всяком случае, до последней минуты, зная её характер, от  княгини Дашковой скрывали, все наиболее важные сведения.
Все совершилось  под личным руководством её - Екатери-ны II.
В оценке руководства событиями открытая зависть свой нос показывает.
Для истории важно только то, что 27 июня Алексей Орлов с поручиком Бибиковым в карете мчался навстречу собы-тиям
И хотя Орловы мемуаров после себя не оставили, следует признаться в том, что троном своим Екатерина Алексеевна Романова, императрица Екатерина Вторая, полностью обязана братьям. Значит, выбрав фаворитом старшего из братьев Орловых Григория, она проявила разумную, подсказанную судьбой предусмотрительность.
Кстати, поздно вечером этого же дня Григорий Орлов иг-рал в карты в казарме Измайловского полка. Играли кроме него прачек Перфильев и два офицера-измайловца.
Игра была в полном разгаре, когда в казарму вошел Алек-сей Орлов. Не заметить вошедшего Алексея Орлова было просто невозможно. Огромный, широкоплечий он занимал слишком много места и вызывал немало шума. Правда, на этот раз он был безмолвен и вызывал не больше шума, чем появление статуи командора перед дон Жуаном.   Играющие, бросив мимолетный  взгляд на вошедшего, продолжали игру. Насторожился Перфильев, заподозрив что-то неладное. Слишком неожиданным было появление Орлова со шрамом ( На лице Алексея красился рубец от раны, нанесённой когда-то саблей поручика Шванвича) . Шрам стал приставкой к имени  Алексея. Григорий вопрошающе глядел в лицо брата. Тот, оставаясь стоять у входа,  пальцем поманил Григория. И хотя взгляд Алексея  был обычным, спокойным, не выражал следов волнения, старший брат понял, что что-то необычное серьезное произошло. Не станет Алексей по пустяку, прерывая игру, просить подойти к себе.  Поднимаясь из-за стола и кладя карты на стол рубашками вверх, о, Григорий  сказал:
- Одну минуточку, господа, я сейчас…
Подойдя к брату ,он спросил тихо, так чтобы другие не слышали:
- Ну, что случилось?
- Заговор  раскрыт… Капитан преображенцев Пасек арестован!
- Кто сообщил?
- Княгиня Дашкова. Как угорелая носится по Петербургу с этой новостью. Боюсь, под топор нас подведет…
- Государю известно о заговоре?
- Думаю, что до него слухи пока не дошли. Иначе он бы не назначал  в Ораниенбауме  гулянье
- А государыня?
 - Екатерина в Петергофе одна. Возможна  она еще не знает о том, что заговор провален…
- Не думаю, если Дашкова узнала об аресте Пасека, то  она сообщила и государыне. 27 верст от Петербурга до Петергофа – не велико расстояние для этой скаженной ведьмы?
- Нужно доставить императрицу в Петербург, да солдат поднимать!..
- Делать это нужно тихо, без лишнего шума, Ты поезжай за царицей, а я тут закончу игру, поскольку нужно де-лать так всё так, будто ничего серьезного не случилось. Нужно обезвредить Перфильева, я позабочусь, чтобы эту ночь он был смертельно пьян, кстати, где встретим-ся?..
-  Только не на эшафоте… Жди меня на рассвете со све-жими лошадьми на пятой версте от Петербурга по доро-ге на Петергоф,
- Ну, поезжай с Богом, брат!
- Что случилось?  спросил Перфильев, вопросительно глядя на возвращающегося Григория Орлова.
- Дела амурные… Предложение брата заманчивое, толь-ко я сегодня любовным утехам предпочитаю карты.
Играющие в карты продолжили игру… Потом была грандиозная попойка…
Белые ночи. Но эта ночь самая светлая, видно, как днём. Воздух чуть влажен от прошедшего днём дождя. Карета, скорее всего наемная, запряженная парой вороных, быстро катит  по дороге на Петергоф. На козлах вместо кучера  капитан-поручик Василий Бибиков , в карете за занавесками — Алексей Орлов. ,
- Василий, не гони лошадей, на них нам в Петербург еще возвращаться – звучит из кареты голос Алексея Орлова.
- Да мы уже подъезжаем. Я  вижу статуи  и фонтаны… - отозвался Бибиков.
- И все же, Василий, побереги лошадей.
- Странно, Алексей,  у  ограды дворцовой ни карауль-ных, ни сторожей не вижу?
Остановились у ограды вблизи центрального входа. Ор-лов выпрыгнул из кареты.   Темно-серая громадина дворца  пугает своим безмолвием, Миниатюрное здание дворца Монплезира тоже объято тишиной.
- Василий, - обратился к Бибикову Орлов, - на тебя воз-лагаю защиту кареты!..  Нападут – руби! Кроме того, оглядись вокруг. Чуть что, знак подай! Хоть и не тати мы с тобой, но береженого и Бог бережет. Тихо, как на кладбище, Только деревья листвой шумят. То ли вымер-ли люди, то ли – разбежались, Не люблю тишины – в ней всегда опасность таиться может!  Времени на поис-ки у нас немного… Начну с Монплезира. В Петергофе Екатерина чаще его предпочитала  другим помещениям
Осторожно двигаясь между цветников по пустому пар-ку, Орлов добрался до входной двери, ведущей в цен-тральный зал дворца Монплезир, построенному ещё Петром Великим. Потрогал  – дверь оказалась запертой, а это означало, что люди живые в нём есть. Обошел дворец, остановился у потайной двери. Эта дверь была чуть приоткрытой, Алексей толкнул её. Та бесшумно отворилась, пропуская его в правую галерею дворца. А вот и спальня. Рядом со спальней Екатерины – её убор-ная. На кресле лежало золотом отделанное парадное платье. Видимо оно было подготовлено для предстояще-го праздника
Распахнул дверь, ведущую в спальню.  Екатерина спала, или казалась спящей. Достаточно было сделать ему не-сколько шагов, как она  открыла глаза…
— Как?.. Что?!  - спросила она, садясь на постели, опу-стив ноги на поли и поправляя открывавшую грудь её ночную рубашку.
- Пора вставать, - жестко сказал Орлов. — Спать неко-гда. Пассек арестован…  Все готово для вашего провоз-глашения, Ваше императорское величество государыня Екатерина Вторая.
- Который час?
- Начало шестого. Медлить некогда!  Людей лишних брать не будем!
Она хотела, чтобы он дал ей хоть какие-нибудь объ-яснения. Но он сказал еще раз кратко и тведо: "Пассек аре-стован. Надо ехать". И замолчал. Екатерина быстро оде-лась, "не делая туалета", и села в карету, в которой прие-хал Орлов. Одна из ее горничных, Шаргородская, заняла место рядом с нею. Орлов взобрался на козлы, верный Шкурин  с Бибиковым
стали на запятки, и тройка помчалась в Петербург. По дороге они встретили Мишеля, французского парикма-хера императрицы, который отправлялся во дворец для ее утренней прически. Его захватили с собою.
Ну, а дальше?..  А дальше – самый нелепый в испол-нении заговор, который когда-либо на Земле  происходил, напоминающий собой изгнание разбойников квартетом «бременских музыкантов» Представьте карету, запряжен-ную парой уставших лошадей, совершивших уже путь из Петербурга в Петергоф, длиной 30 верст, и отправивший-ся обратно. На облучке восседает с кнутом в руках главный активный заговорщик гвардейский офицер Алексей Орлов, на запятках кареты поручик Бибиков Василий и камердинер царицы Василий Шкурин. Внутри кареты – сама искательница скипетра и державы Екатерина Алексеевна и одна из горничных - камер-юнгфера Шаргородская. По пути искатели  трона встречают французского парикмахера Мишеля  Более нелепого эскорта будущей императрицы Екатерины II и представить себе трудно…
Час оставался ещё до рассвета,
(Не четка граница у «белых ночей»)
Из Петергофа катила карета.
Правил конями Орлов Алексей.
За занавеской укрылась царица
С нею одна из камер-юнгфер.
Едет за властью царица в столицу
Ей помогает француз куафер…
Если вы думаете, что действия  описанные мною в этом коротком стихотворном отрезке не соответствуют событиям, то вы ошибаетесь
Историк того времени Клод Карломан де Рюльер пишет: – «чтобы сделаться самодержавной властительни-цей самого обширного государства в мире, Екатерина от-правилась в дорогу, поверив на слово солдату, везли ее крестьяне, сопровождал любовник, и сзади следовали гор-ничная и парикмахер".
Более резко по этому поводу высказывается наш оте-чественный писатель Герцен: «Тупоумные принцы едва умевшие говорить по-русски, немки и дети садились на престол, сходили с престола... горсть интриганов и кондо-тьеров заведовала государством»

 А   в Петербурге готовились к встрече будущей пра-вительницы Росси?
Забили в барабан. Полураздетые, заспанные солдаты выбежали из казарм. . Забили в барабан. Полураздетые,. Им приказали кричать: "Да здравствует императрица!" А для поднятия духа была выставлена водка. Водки не жале-ли На деньги, занятые у англичанина Фелтона императри-цей, заранее  было закуплено тридцать пять тысяч ведер водки. Священник тоже не был врагом зелья спиртного. благословившись чаркой великой, он взял крест, пробор-мотал слова присяги. Солдаты подняли руки: всё было кончен. – императрица была провозглашена
А императрица в этот момент ещё была в пути… Императрице оставалось проехать верст двадцать; лошади, устали. везли карету с трудом. Никто не подумал о том, чтобы подготовить запасных коней для перепряжки. По счастью встретились крестьяне. Две крестьянские лошади, выпряженные из крестьянской телеги, доставили корону Екатерине.. В пяти верстах от Петербурга ее встретили Григорий Орлов и князь Барятинский, начинавшие уже волноваться. Екатерина пересела в их карету, и они при-были наконец в казармы Измайловского полка..
Буде император Петр Третий порасторопнее, он бы не бегал по дворцу Петергофскому, а, бросив кареты да обоз ,сел бы на коня борзого, да в сопровождении предан-ных ему людей в Петербург поскакал. Может, и успел бы?
 Преображенский гвардейский полк оказал попытку сопротивления. Семен Воронцов, брат фаворитки, коман-довал в нем ротой и не пожелал помогать делу, которое претило его натуре. Это был человек долга и чести, - он это доказал и  впоследствии. Он обратился с речью к сол-датам; майор Воейков поддержал его и, увлекая за собою полк, они решительно двинулись против взбунтовавшихся товарищей, следовавших за Екатериной. Обе маленькие армии встретились перед Казанским собором. На стороне Екатерины было превосходство чис-ленностью, но войска ее представляли собою беспорядочную толпу. Преображенцы же, напротив, шли под командой своих офицеров стройными рядами и в грозном, боевом порядке: они могли еще решить участь того дня.

Но тут сказалось счастье Екатерины. В ту минуту, когда мятежники и оставшиеся верными Петру солдаты остановились в нескольких шагах друг от друга, уже гото-вые Но не суждено было… Кто-то, шедший в хвосте пол-ка, неожиданно крикнул: "Ура! Да здравствует императри-ца!" Это был подобно сигнальный выстрелу. Под радост-ные крики происходило братание. Измайловцы и семеновцы водкой угощали преображенцев… Воейков и Воронцов переломили шпаги. Их арестовали. Впоследствии Екатерина простила их, но никогда не за-бывала им их поступка.
Убедившись, что императрицы нет там, где он рас-считывал найти ее, Петр все еще не соглашался признать истину и осознать всю глубину случившегося Его дове-ренный Перфильев ни о чем не предупредил его. Перфи-льев же, проведя ночь, играя в карты с Григорием Орло-вым, думал, что держит его под своим надзором! Петр ре-шился П послать на разведку кого-нибудь из своих людей. Канцлер Воронцов, князь Трубецкой, Александр Шувалов тотчас согласились выполнить поручение императора. Назад  никто из них не вернулся.
Догадаться было не трудно, что произошло с послан-цами. Петр послушался фельдмаршала Миниха и послал в Кронштадт одного из своих флигель-адъютантов, графа де-Вьера, чтобы сохранить за собою эту стратегически важную крепость, но тот даже не соизволил установить  с гарнизоном ее контакт, заручиться его поддержкой. Ми-них не ручался за то, что в Петергофе можно выдержать осаду. Он хотел, чтобы государь сам отправился в Крон-штадт вместо того, чтобы посылать туда гонцов. Петр и на этот раз согласился с Минихом и отослал прибывших голштинцев назад в Ораниенбаум. Время шло…
А в Петербурге продолжалась церемония принятия присяги… Все устремились в Казанский собор, куда во-шла Екатерина, чтобы принять присягу на верность своих новых подданных. , Из храма Екатерина перешла в Зимний дворец, который столько раз был свидетелем ее унижений, и где теперь ее встретила раболепная толпа. Явились и сенат, и синод в полном составе. У этих двух высоких учреждений вошло за последнее время в привычку идти послушно за гвардейскими полками. Пришло еще одно лицо, которого Екатерина никак не ожидала видеть: канцлер Воронцов. Он ничего не понимал в том, что совершилось, и наивно спросил Екатерину, почему она оставила Петергоф. Вместо ответа она сделала знак, чтобы его увели. Ему приказали пойти в церковь и присягнуть императрице. И он повиновался.
Наконец, расталкивая всех локтями, взволнованная, задыхающаяся и даже слегка разочарованная, прибыла и воображаемая устроительница всего этого торжества, кня-гиня Дашкова. Ее карету не допустили к подъезду дворца, но, если верить ей, герои дня, офицеры и солдаты, стояв-шие вокруг, подхватили ее с земли и понесли на руках. Ее платье и прическа, несомненно, пострадали при этом, но зато это послужило ей вознаграждением за огорчения, ко-торые ее ожидали. Ее свидание с императрицей было бо-лее коротким и менее торжественным, нежели она рассчи-тывала. Теперь было не до нежных излияний и не до пыш-ных церемоний.
Вечером, когда прошла первая минута опьянения, и Екатерина осталась в Зимнем дворце одна вместе со свои-ми друзьями, их разгоряченные головы охватила тревога. Если, с одной стороны, все говорило за то, что новое правление было учреждено, то, с другой, в сущности еще ничего не было сделано, чтобы завоевать престол: ведь Петр мог оказать им сопротивление. При Петре находился отряд голштинцев в полторы тысячи человек; они были превосходно обучены командовал ими первый полководец России и даже один из лучших во всей Европе - фельдмаршал Миних. Главные силы русской армии были сосредоточены в Померании, оставались по-прежнему на стороне Петра и готовы были исполнять только его приказания. Недовольна Петром была только гвардия; но остальные рода оружия, как и Петр, смотрели на нее недоброжелательно: они завидовали ее приви-легированному положению. Орловы, вербуя себе сторонников, не выходили за пределы гвардии. Все это, вместе взятое, могло грозить Екатерине страшной опасностью в будущем. Эмоции переполняли новую государыню российскую – и она решилась с гвардией свей ждти нп Петергоф.
 Она ехала впереди войск на коне, в мундире, взятом у од-ного из семеновских офицеров. Ее меховую соболью шап-ку украшал венок из дубовых листьев, а длинные волосы развевались по ветру. Рядом с нею, в таком же мундире, скакала на коне княгиня Дашкова. Солдаты были в восторге. Они в дружном порыве сбросили с себя мундиры, в которые их нарядил Петр III, изорвали их или продали старьевщикам и надели на себя старую боевую форму, ту, что Петр I тоже выписал для них из Германии, но считавшуюся теперь уже национальной. Они горели желанием помериться с голштинцами силой.
На дворе была уже ночь, когда корабль с императо-ром и его челядью направился  Кронштадт. Вслед за фре-гатом шла галера с теми, кто на корабле не смог найти ме-ста. К Кронштадту подошли в час ночи.
- Кто? – раздался оклик со стороны крепости
- Император.
- Нет больше императора! Отъезжайте.
Оказывается адмирал Талызин сторонник Екатерины сделал то, что должен был сделать прежде побывавший здесь от лица императора граф де-Вьер
Миних вместе с генералом Гудовичем умолял Петра высадиться несмотря ни на что, По ним не осмелились бы стрелять. Но Петр молчал…
Миних не отчаивался. Вместе с Гудовичем он умолял Петра высадиться, несмотря ни на что. По ним не осмелились бы стрелять. Они за это отвечали. Но Петр спустился уже вглубь трюма. Женщины пронзительно кричали.
Пришлось повернуть назад.
Миних предложил Петру другое: доехать до Ревеля, сесть на военный корабль, отправиться в Померанию и принять там командование армией.
- Сделайте это, государь, - говорил старый солдат, - и через шесть недель Петербург и вся Россия будут опять у ваших ног. Ручаюсь вам в том головою.
Но у Петра истощился уже весь запас энергии. Ему за два дня столько изменило людей, которым он глубоко верил, которые присягали ему под слова присяги, читае-мой священником с символом вары в рукавах – крестом. Теперь он уже никому не верил. Только Миних и Гудович не покинули его, оставаясь с ним рядом. Он мечтал только о том, как бы вернуться скорее в Ораниенбаум и начать оттуда переговоры с императрицей.
Поехали в Ораниенбаум. Здесь Петр опять встретил неожиданное известие: Екатерина покинула Петербург и вместе со своими полками шла навстречу Петру и голштинцам. Петр мог еще скрыться под защитой предан-ных ему голштинцев. Но он предпочел свое отречение кровопролитию. При отречении он просил отправить его вместе с любимой женщиной в Голштинию
После длинного ночного перехода Екатерина с вой-сками достигли Петергофа. Но ни Петра, ни голштинцев здесь не было. Встретил императрицу князь парламентер Петра. Это был князь Александр Голицын. Он и вручил от имени отречения. Екатерина остановилась в Петергофе, на несколько часов, пока сюда доставляли отрекшегося от престола мужа.
Отсюда Императрица Екатерина Вторая направилась в Санкт-Петербург  Бывший государь под конвоем гвар-дейцев в Ропшу, расположенную в 50-ти верстах западнее Санкт-Петербурга, запретив ему выходить за пределы дворца. Там он и находился в окружении караула из гвар-дейцев, подчинявшихся Алексею Орлову. В распоряжении отстраненного от власти Петра была комната, из которой  он не имел права выходить даже на террасу. Дворец охраняли гвардейцы. Главным наблюдателем за узником был Алексей Орлов.,
 И вдруг Екатерина получила от Алексея Орлова за-писку, написанную пьяной рукой, из которой она поняла, что ее муж, Петр III, мертв. Как можно было понять из записки, Петр за столом заспорил с кем-то из присутствующих, а Орлов бросился их разнимать и никто понять ничего не успел, как тщедушный Петр оказался мертвым. «Сами не помним, что делали», — говорилось в записке.  Официальня, маловероятная причина смерти
Француз Клод де Рюльер дает такое описание убий-ства Петра: «Один из графов Орловых (ибо с первого дня им дано было сие достоинство)... и некто по имени Теплов, достигший из нижних чинов по особенному дару губить своих соперников, пришли вместе к несчастному государю и объявили при входе, что они намерены с ним обедать. По обыкновению русскому, перед обедом подали рюмки с водкой, но представленная императору была с ядом. Потому ли, что они спешили доставить свою новость, или ужас злодеяния понуждал их торопиться, через минуту они налили ему другую. Уже пламя распро-странялось по его жилам, и злодейство, изображенное на их лицах, возбудило в нем подозрение — он отказался от другой; они употребили насилие, а он против них оборону. В сей ужасной борьбе, чтобы заглушить его крики, которые начинали раздаваться далеко, они бросились на него, схватили его за горло и повергли на землю; но как он защищался всеми силами, какие придает последнее отчаяние, а они избегали всячески, чтобы не нанести ему раны, опасаясь за сие наказания, то и призвали к себе на помощь двух офицеров, которым пору-чено было его караулить... Это был младший князь Барятинский и некто Потемкин, 17-ти лет от роду... Они прибежали, и трое из сих убийц, обвязав и стянувши салфеткой шею сего несчастного императора (между тем как Орлов обеими коленями давил ему грудь и запер дыхание) . Его задушили, и он испустил дух в руках их.
По официальной и маловероятной версии причиной смерти был приступ геморроидальных колик, усиливший-ся от продолжительного употребления алкоголя и сопро-вождавшийся поносом. При вскрытии (которое проводи-лось по приказу и под контролем Екатерины) обнаружи-лось, что у Петра III была выраженная дисфункция сердца, воспаление кишечника, были признаки апоплексии.
Согласиться с этой версией естественной смерти не-возможно, так как у Петра никогда не было медицинских проблем такого характера. ,император не употреблял алко-голь. Пётр и алкоголь — это выдумка Екатерины. Ни один человек из его ближайшего окружения о пристрастии его к алкоголю не упоминает.
 свергнутые и арестованные властители не умирают своей смертью.
Смерть Петра Федоровича – было первым преступ-лением императрицы…  Будут и другие…