Приживала

               
В этот уголок безлюдной лесотундры я попал во второй раз. Когда-то, года три назад я собирал тут грибы, клюкву и бруснику. Непонятным тогда мне показалось «устройство» северной природы. Бревенчатая избушка стояла на крутом берегу речушки Белый-Ю, впадающей Печору. За красивым сухим сосновым лесом, примерно в километре, простиралось до самого горизонта бесконечное болото с многочисленными озёрами. На берегу одного из них, огромного озера Босманвад (Вад – озеро, по коми), мы собирали клюкву. Бруснику и грибы брали на краю чистого соснового бора с мелким березняком. Закон сохранения уровня жидкости в этих местах нарушался полностью, так как сама речка и маленькие озёрца по её берегам были метров на десять ниже уровня огромной массы воды на большом болоте. Только потом, прожив на Севере годы, я перестал удивляться нарушениям законов физики. Болота на высоком правом берегу реки Печоры были скорее закономерностью, чем исключением из правил.

На этот раз мы приплыли с другом сюда на «Казанке» по большой воде в середине мая из Усть-Лыжи – села, что на левом берегу большой северной реки, чтобы отдохнуть в последние два дня весенней охоты. Поднявшись на высокий берег, видим изменения: изба покосилась, нет стёкол в окне, а полуоткрытая дверь висит на одной петле. Северные медведи, и это я замечал не один раз, любят по весне обходить знакомые времянки людей, где всегда можно поживиться оставленными продуктами. Войдя в избу, видим, что не косолапый здесь похозяйничал: нет железной печи, трубы, стола и части настила пола. Побывал тут человек, и ему нужны были строительные материалы. Оставив рюкзаки, идём на знакомую лужайку в боре, где тогда, осенью, видели щимихи – капканы из брёвен, которыми местные аборигены ловят на Севере глухарей в местах токования. Капканы сработали, и под двумя брёвнами видим перья и косточки реликтовых птиц. Не успел охотник добрать добычу, а куница и лемминги, тундровые мышки, сделали это за него.

По малозаметной просеке идём к болоту. Осевший весенний снег хлюпает под ногами, но почва под ним проморожена, и идти легко. «Лось прошёл?» - вижу впереди пересекающие просеку следы. Подойдя ближе, четко видим свежий след медведя. Он спокойно брёл по своим делам, и след был ровный, без отклонений. «Этот, поди, набедокурил той осенью в избе», - рассуждаем с другом. Медведь ушёл вправо по сосновому редколесью. Ружья перезаряжаем патронами с крупной картечью – на всякий случай. Пройдя метров двести, видим обратный след зверя. В какую сторону ушёл «хозяин», теперь остаётся только гадать…

Перед нами огромное болото с редкими сухими островками, где цепляются за жизнь хилые кривые берёзки и кусты.  Озёра ещё под крепким льдом, но по краю широкие забереги. Идём по твёрдому слою промороженного за зиму грунту, покрытому слоем воды, к островку с корявыми деревцами. Вечная мерзлота этих широт как раз и не даёт воде уйти в протекающую низинную речку по водоносным слоям. Болото живое: пролетают и не особо обращают внимания на нас кулички, бекасы, чирки, чайки. За островом похаживают по льду и плещутся на мелководье лебеди. Странное сооружение, примостившееся на корявом низком кусте, торчащем из воды, внимательно осматриваем. Это громоздкое, метра два в диаметре лебединое гнездо. Крупные ветви не особо аккуратно переплетены по краям, а на его середине ухоженная, выстеленная сухой травой и белым пухом кладка из трёх крупных лебединых яиц. Посмотрев, уходим – дабы не навредить. Неожиданные буруны воды впереди и у ног уже не вызывают оторопи. Это щуки вышли из озёр на подтопленные низкие берега погреться и отнереститься – дело у них такое весеннее.

На островке устраиваемся поудобнее на сухих кочках. Странное дело, но лебеди совершенно нас не боятся: плавают и степенно расхаживают по льду метрах в двадцати от места нашей остановки.
- С Патриаршего пруда, поди, из самого центра Москвы прилетели, - предположил напарник. – Там они из рук корм берут, а сюда на отдых и для продолжения рода пожаловали. Тут эти лебеди и проклюнулись когда-то, а возможно и в том гнезде, что мы смотрели. Свою малую родину птицы и звери не забывают и навещают.

Солнышко пригревает, а пролётной птицы нет. Да оно и не надо. Скрадки не оборудуем: пьём чай и наслаждаемся великолепной погодой и неспешными играми прекрасных крупных птиц. Иногда лебеди взлетают парами, делают большой круг над водной гладью болота и садятся, глиссируют широкими лапами по тонкому слою воды на льду озера и поднимают радужные фонтаны брызг. Переваливаясь и немного распустив крылья, для лучшей устойчивости на скользком льду, неспешно подходят к основной стае. При воссоединении происходит некое возбуждение: птицы, включая прилетевшую пару, машут крыльями, перебирают лапами, вытягивают шеи и трубно клекочут в небо.
При выходе с болота, на небольшой протоке мой друг, в обрызганных между ног уж больно наглой щукой штанах, «отомстил» её партнёру. Этот щупак (м.р. щуки), высунув из воды кончик носа и глаза, как крокодил грелся в лучах вечернего солнца, уткнувшись в берег. На ужин у нас будет уха и рыбное жаркое. Медведь больше не пересекал просеку, и это успокаивало. Он наверняка слышал выстрел по щуке и постарается временно не хулиганить открыто в этом районе. Неподалеку от избы видим некое сооружение, которое не приметили раньше. На пятиметровом пологом бугре кто-то проводил земляные работы. Явно прослеживается неширокая и чуть приподнятая над основным склоном полоса от его основания к вершине. Нам, городским жителям, потребовалось время, чтобы разобраться в премудростях местных аборигенов. Мы и брёвна, лежащие на перьях и косточках глухарей, той осенью посчитали случайно упавшими на бедных птичек. При осмотре видим, что закрытая металлической крышкой нора в основании, это дверца печи, а перекрытая и засыпанная землёй канава до вершины – дымоход. Дымоход имеет с десяток лючков сверху, плотно закрытых обрезками досок от пола избы, а внизу, ближе к очагу, тонким железом. «Коптильня, - обследовав сооружение, рассуждаем мы. – Только что в ней коптят? Птиц? Рыбу? Для рыбы речушка мелковата будет. Тогда, осенью, вброд её переходили в некоторых местах»…

На остатках пола в избе стелим лапник, а недалеко от входа, имея в виду мишку-бродягу, разжигаем костерок, где булькает уха и греется чайник.
- Привет, соседи! – выйдя из кустов на поляну и подняв руку вверх, приветствует нас шустрый, легко одетый мужичок с ружьишком на плече.
Он идёт со стороны верховья речки, и был тут до нас. Иначе мы услышали бы шум мотора его лодки с болота. «Да это же Семён», - узнаю мужичка. Он работал одно время в Усть-Усе по техническому обслуживанию аэродрома. Два трактора были в его распоряжении и тяжёлая бревенчатая волокуша, для укатки взлётно-посадочной полосы зимой. Работу он выполнял в непогоду, поэтому чаще я видел его сидящим в подсобке аэродромного домика с деревянной полкой и иглицей (челнок из дерева), которой ловко вязал сети.
- И я тебя знаю. Встречались изредка, когда я работал на аэродроме. Уж больно муторно было мне сидеть неделями без дела летом – не отойдёшь! Вот я и рассчитался года три назад. Теперь зиму и вёсну пропадаю тут: рыбкой пробавляюсь и дичиной. А летом, сам знаешь, - самая путина на реке Печоре. Избу построил небольшую за озером, которое с этой речкой рядом. Тут километра три до неё будет. Приходите, если что, переспите на полу, а то тут изба ничейная, и печки давно нет.
- Нет, мы тут перекантуемся. Завтра к обеду в Усть-Лыжу отчалим, а там лодку отдадим другу, сядем на теплоход и в Печору. Дичь основная прошла, а чирков можно и у дороги в городе, в лужах настрелять.
- Ну, смотрите. А кого стреляли днём? Один выстрел я слышал.
- Да это я своего кровного врага одолел, - смеётся напарник. – Выпрыгнул впереди в порыве страсти и между ног мне накатил хвостом, когда по полой воде шли. Хорошо, что «хозяйство» не зацепил, а штаны вон, гляди, до сих пор мокрые. Теперь он в котелке булькает…
- Щука, это хорошо, но, я гляжу, сетей у вас нет, а язь теперь на нерест валом идёт по большой воде. Я его много беру сетью и мережей, да вот ушкуй (медведь – мест.) тут шастает, зараза! Никак его не достану! Вот приживала-то чёртова на мою голову тут завелась. По весне ломает жильё. Продукты прятать приходится в схронах от него, халявщика. Эту избу стороной обходит, потому, как дверь открыта и съестным не пахнет. Мою же времянку этой весной, незадолго до большой воды, шибко разворотил.
- Видели мы сегодня два его следа, - говорю Семёну. – Только не поняли, к тебе ли он пошёл, или вниз по течению.
- Вот и вот-то! Как заговорённый какой - приживала чёртова! Шастает туда-сюда, туда-сюда! – возмущается рыбак. - Дня три назад две бочки с солёными язями мне раздолбил: часть сожрал, часть надкусил, как тот хохол яблоки, а остальную потоптал. А ведь в яме бочки стояли ветками прикрытые. Это он назло мне делает, – конкурента изживает. Ставил я недели две тому назад из троса петлю на него  у своей избы. Рыбы наквасил у печки для духу, - самое его! Согнул берёзу, чтобы затянула петлю, и насторожил. Порвал трос, паразит, да ещё за избу цеплялся когтищами: на углу доски поломал и ушёл. Другой раз покрепче трос привезу. А с ружьём я и сплю, и сети проверяю. Стрелял по нему пулей пару раз с лодки, но издали он, дармоед, наблюдает из кустов за моим ловом – не достанешь!
- А коптильню кто смастерил вон на том бугорке? – спрашиваю рыбака.
- Да я её и соорудил после первого хорошего улова. Дело оказалось прибыльное. Там у меня низина и дров пригодных нет, а тут холмик и бор – как хорошо! У себя я рыбу только солю, а когда домой сплавляюсь, то тут дней пять живу и копчу. Почти бочку навешиваю в трубе и подбрасываю на угли веточек ольхи для аромата. Копчёный язь, хоть и не белая рыба, нарасхват идёт в селе, даже магазин закупает у меня бочки две. Мужики нарасхват берут, а когда и на второй день свадьбы молодые ведёрко прикупят. Золотистая и мягкая рыбка с икрой не только хорошо смотрится на столе, но и вкус отменный – не хуже сигов и омуля. Снегоход себе купил на «рыбные» деньги и наезжаю сюда в конце зимы птиц доглядеть. Собираются тут глухари, тетерева и токуют в бору на полянах. В эту зиму берлогу этого прохиндея косолапого искал, да где там. Уходит приживала куда-то далёко, в перелесок на болоте, или на соседнюю речку, там и зимует. А весной, вот и он – нарисовался! Достану холеру!..

От нашей ухи и рыбы Семён отказался. Пил водку с чаем.
- Чай по коми называется, - блеснул эрудицией рыбак, наливая в кружку треть водки. – В меню ресторана в городе сам видел (в меню: 200гр / 7гр. водки)…
После ужина сосед, попрощавшись, споро засеменил к себе в избу.
- Охранять улов надо! - обернувшись и махнув рукой, крикнул нам на ходу.
В избе прохладно. Перетащив лапник, пристроились у стены возле костра. Сон долго не приходил.
- Кто из них приживала, надо ещё посмотреть, - угадывая мои мысли, пробурчал напарник. - Четыре столитровых бочки рыбы, идущей на нерест, это миллионы мальков, которым кто-то запретил жить в нашем мире.
- А глухарей и тетеревов на токовище, скорее всего, он тоже не различает по половым признакам и стреляет всё, что шевелится. Щимихи в бору наставил, а сходить за птицами не хватило времени. Там и серенькие перья пеструхи, самки глухаря, я видел, - поддерживаю друга.
- Медведь ему мешает! – всё больше распалялся друг. – Много ли ему надо, медведю-то. Прошлогодняя брусника и клюква открылись на болоте – ешь, не хочу! А рыбки он и сам бы добыл на мелководье речки немного, если бы не стреляли по нему с лодки и не расставляли хитроумные самоловы.
- Слово-то, какое редкое и мудрёное выискал браконьер: «Приживала»! – поддерживаю спонтанно возникший экологический митинг протеста. - Медведь, наверняка, обитает в этих местах лет десять, если не больше. Скорее всего, и подруги у него есть, и наследники подрастают. А эту избу, хапуга, хоть и заброшенная, растащил наполовину, а без печки холодновато спать. Он сам и есть приживала! Воздастся ещё ему по заслугам в дальнейшей жизни!..

Сон был короткий, а утром мы не пошли на болото. Позавтракав и собравшись, мы поплыли на моторке в Усть-Лыжу. Там отдали другу лодку и на скоростном теплоходе серии «Заря» отправились домой, в Печору…
«Тот, кто живёт за чужой счёт, угодничая перед своим покровителем», - читаю в словаре пояснение редкого, устаревшего и малознакомого мне слова приживала. «Нет, - думаю, - медведю больше подходит слово «хозяин». Он никогда не будет угодничать и пользоваться покровительством. Этот зверь сам по себе!»