Возвращение Заключительная часть

Попытки создать музей материалов и документов о русской эмиграции.

При первой же возможности Рене Герра организовал в Москве в залах Третьяковской галереи обширную выставку из  произведений его собраний .
К выставке был подготовлен каталог. Были организованы экспозиции

«Иван Бунин и русский литературно-художественный Париж:1920-1940 годы» и «Русский Париж в лицах»-портреты и фотографии из собраний Р. Герра.

Откликом  явилось множество публикаций, где высказывалась благодарность не только  за то,что стало возможным увидеть в Москве, но и вообще за всю работу по сохранению  русского культурного наследия.

Во время подготовки к выставке  один из оправленных в Москву ящиков,где находилось двадцать две работы бесследно исчез, а там были такие  шедевры, как уникальный портрет Владимира Набокова, сделанный с натуры Мстиславом Добужинским в 1937 году. Тот самый, который подарил Герра сын художника. Началась словестно-административная война с «Ингосстрахом», заплатившем малую часть страховой суммы. Это событие приостановило желание продолжать выставочную работу.


В собрании Герра тысячи документов, имеющие огромную историческую ценность. Некоторые личные архивы, купленные или подаренные целиком, до сих пор лежат в ящиках нераспакованные. А Рене занимается преподавательской работой.
 
Как же сделать доступными  богатства французского собирателя?

В 2006 году тогдашний русский посол Александр  Алексеевич Авдеев обратился к мэру Парижа с предложением создать музей культуры русской эмиграции на базе собрания Герра. Но через несколько месяцев пришел отказ за подписью мэра.

Следующим этапом была попытка создания такого музея теперь уже российской стороной.
Послом А.Авдеевым был приглашён на обед президент Российского фонда культуры Никита Михалков, Герра, старейшина русской парижской общины Андрей Шмеман.

Суть проекта сводилась к следующему: Фонд культуры приобретает в свою собственность просторный особняк. Там размещаются экспозиции, постоянно обновляющиеся.Туда же передаются материалы из рукописного и документального  фонда.

«Великая русская культура в изгнании заслужила такой памятник, поставить его - наш долг».

Музей станет важным объектом культуры, который привлечёт к себе внимание тысяч туристов со всего света. На это предложение Н.Михалков ответил: «Это всё лирика, где деньги?»
 Дальнейшие мелочные переговоры не хочется повторять. Предложение Михалкова –

«Это всё сложно...Вы привозите всю свою коллекцию к нам, в Москву, где ей и положено быть. А мы подберём очень хорошее помещение, Зураб Церетели поможет»… 

(Отдайте!-можно свести весь разговор к одному слову).

 Но Михалков забыл, что это частная собственность. Ни  Г.Вишневская, ни И. Зильберштейн, никакие частные коллекционеры не отдавали, если не хотели. Либо государство ( в случае с Зильберштейном), либо богатый меценат ( случай Галины Вишневской) приобретают  коллекцию.

Последнее слово в этом разговоре сказал молчавший до этого Шмеман, для которого ностальгия не была пустым звуком.

  Мудрый старец сказал: «Эта коллекция должна остаться во Франции- там, где авторы жили и создали свои произведения. Потому что это не только страница истории России, но ещё и история Франции. И вырвать эту страницу из её истории недопустимо».

Ну и что дальше? Пока всё стоит на одном месте.

 С горечью Рене отмечает, что «французские слависты прежнего разлива начинают, кажется, при благосклонной поддержке Москвы, переживать свой ренессанс, а в России всё выше и выше поднимают головы сталинисты, которые всегда были злейшими врагами русской эмиграции, и которых та ненавидела безоговорочно и люто».
 
Хочется закончить словами Аркадия Ваксберга:

«Всё может измениться, Рене,- я, как видите, продолжаю оставаться оптимистом. Хотя не забываю, что, как замечено другим мудрецом, нелепей, чем молодой  пессимист, выглядит лишь старый оптимист. И всё же, и всё же… Не исключаю, что кто-то, наконец, возьмётся за ум, что последуют какие-то разумные предложения.

      Конец.


И всё же... Что я сама думаю о книге? Многое мне просто интересно было узнать.
Но думаю, там, в эмиграции, невозможно было почувствовать, как трудно было подлинным писателям работать в Союзе. И как нужна была людям их работа. Разве
"Доктор Живаго" не открыл глаза многим читателям? Книги не сразу меняют взгляды людей, некоторых и не могут изменить.Но жить без "Нового мира", без писателей честных,иногда запуганных, но талантливых и честных было бы невозможно. Низкий поклон
этим  авторам. Пока могу буду писать об их творчестве и судьбе в "Книжном окошке".