Первый закон Ромеса 12

12.

Воинствующая амазонка без труда угадала место, где спрятались враг её друга и друг врага её друга, а следовательно, тоже враг.

- У меня есть идея, - прошептал Ромес, следя из темноты за передвижениями амазонки и её компании. Синерок стоял рядом, за стеной, возле самого прохода, соединяющего два коридора – один, где находился он сам, и второй, по которому двигалась амазонка, которой невинный Синерок персонально ничего плохого не сделал.

- Давай свою идею, - сказал Синерок.

- Но мне нужна верёвочка.

Конечно, у Синерока случайно имелась с собой подходящая верёвочка.

Амазонка послала вперёд одного из своих телохранителей – очень уж не хотелось самой спотыкаться впотьмах, так ведь и упасть можно. Она, разумеется, падать не любила, даже ради своего Риа.

Ромес надеялся именно на то, что сюда пойдёт один человек, и ему было всё равно, кем окажется этот человек. Даже лучше, если не сама амазонка.

Телохранитель прошёл в темноте так близко от Ромеса, что почти коснулся краем одежды его руки. Как только ничего не подозревающий парень сделал ещё шаг, его горло сдавила верёвочная петля, свободный конец которой утянулся вверх, перекинутый через какую-то трубу, и натянулся, лишая телохранителя возможности дышать и кричать; он лишь успел издать слабый придушенный хрип. И чья-то рука зажала ему рот. Он подумал, что пришёл его смертный час. Но Ромес уже по-другому смотрел на человеческую жизнь. Парню суждено было жить.

- Хочешь быть мертвым? – почти беззвучно прошептал Ромес на ухо парню, но тот услышал и попытался отрицательно потрясти головой.

- Если нет – будешь делать всё, что я тебе скажу, - продолжал Ромес.

Телохранитель энергично закивал, чуть не вырвавшись. Чтоб у него не возникло сомнений насчёт серьёзности намерений Ромеса, Ромес уколол его кончиком ножа, на время изъятого у запасливого Синерока.

Ещё одна верёвка охватила грудную клетку незадачливого телохранителя, затянулась под мышками, приподняла тело, оторвав его ноги от земли, а первая верёвка – на шее – и не думала ослабляться. Рука отпустила рот пойманного человека, но человек и не подумал кричать или издавать какие-либо звуки. Но он мог дышать. Он уже знал свою роль.

Посланный на разведку товарищ что-то долго не возвращался, и амазонка, которую, между прочим, звали Беллой, забеспокоилась.

- Пойдёмте вместе, - предложила она компании. Жестокая, накачанная, циничная молодёжь, знающая запах крови и звук ломающейся под рукой кости, терпела предводителя-женщину, хотя и делала вид, что готова преданно и безвозмездно служить ей, ведь у Беллы был друг – истинный их вожак, за которым стояла неведомая и оттого страшная, пугающая  сила. А пока он уехал и в шутку сказал: моя девочка поводит вас. Девочка поверила и вот теперь водит их, как щенков на верёвочке. Что же, ладно, пусть, это ненадолго. Они пошли с ней в темноту, где исчез один из них. Они освещали ей дорогу колеблющимися огоньками зажигалок. Она шла впереди в сопровождении одного из своих самых любимых телохранителей. Вообще-то он был телохранителем Риа, но раз она подружка Риа, тогда ничто не мешает ей немножко позамещать своего мужчину.

Она вдруг остановилась, словно споткнулась, постояла так почти минуту и закричала. Они бросились к ней и увидели своего Ива, своего друга, почти брата, повешенным. Вот – истинный ужас: видеть хорошо знакомого человека, с которым только что весело болтали и который ненадолго отлучился, мёртвым, застигнутым странной смертью внезапно, неожиданно для всех. Они все застыли на месте, неотрывно глядя на него. Его тело повернулось на натянутой верёвке, и их поразило выражение его лица. Оно было слегка удивлённым, скорее даже недоумевающим; свет зажигалочных огоньков влажно отражался в его расширенных глазах, обращённых вверх. Выглядел он почти как живой. Никто не посмел прикоснуться к его телу. Бела протянула было руку, но тут же отдёрнула – боялась.

- По-моему, лучше уйти, - дрожащим голосом высказала она своё мнение.

- Может быть, - сказал её сопровождающий. Все попятились, не сводя глаз с Ива, такого живого ещё несколько минут назад. Почему-то никому и в голову не пришло перерезать верёвку и попробовать реанимировать товарища.

А Ив и сейчас был живым. Синерок изо всех сил тянул верёвку, которой крепилось по-настоящему тело Ива к балке над головой, только этой верёвки не было видно. А декорацию – верёвку на шее – держал в темноте за спиной жертвы Ромес, покалывающий Ива ножом в рёбра напротив сердца и назидательно поясняющий, каким образом должен вести себя Ив, если не хочет попасть на тот свет. Ив не хотел, а потому внимательно слушал мягкие нашёптывания на ухо и следовал данным указаниям, корча из себя истинно повешенного; правда, ему это не очень убедительно удавалось. Во всяком случае, не было похоже, что ему перекрыли кислород, и он умер в мучениях от удушья. Но приятели Ива особенно не приглядывались и обман не раскрыли. Ребята были молодые, шустрые, самоуверенные, однако тут, в тёмном подвале, банальным образом струсили.

Ромес не собирался их просто так отпускать. Ему понравилась смена выражений на самоуверенном хорошеньком личике Беллы, и он не мог удержаться от соблазна ещё немножко попугать её необъяснимостью.

Ива освободили от верёвок, и он ушёл со слезами на глазах и клятвенными обещаниями на всех парах мчаться домой, напиться горячего кофе, лечь в постельку и ни на какие прогулки сегодня не шастать.

 А прекрасная Белла и её кортеж блуждали во тьме подвала в поисках выхода. Но кто же найдёт выход, связавшись с Ромесом? Ромес отводил душу.

- Хорошее послание, правда? – внезапно вспомнил он.

- От Эрика? – Синерок понял сразу, о чём речь.

- Да. Только кое-что мне в нём не нравится.

- Что?

- Упоминание паучка.

- Почему? Так поэтично сказано про трупики мух…

- А тебя в последнее время трупики привлекают? К чему бы это?

- Нет, серьёзно. Чем тебе паук не угодил?

- Да так, неприятные воспоминания. Из всех живых существ я больше всего, кроме людей, не люблю пауков.

- Не любишь пауков? Имя, данное чёрной сенталарке, свидетельствует о противном.

- Сам ты противный, Синерок!

- Нет, я не противный, я въедливый.

- И вредный.

- Разве что чуть-чуть. На день рождения обязательно подарю тебе какого-нибудь тропического волосатого паучка-птицеяда с блюдце величиной.

- Спасибо. Этот паук моментально переселится тебе за шиворот.

- Я думаю, не надо больше об этом.

- Хорошо, замнём тему. Чем бы обрадовать наших друзей?

- Каких? А, этих… Что ты можешь в этом мире?

- Много хороших и интересных вещей.

- О, это уже лучше, - и тут Синерока осенило: - Внушать можешь?

- Не пробовал, но думаю, что справлюсь.

- Внуши им, что они видят что-нибудь такое, с изюминкой.

Ромес внушил Синероку, что тот видит сдобную булочку с изюмом, похожим на пауков с волосатыми лапами, и спросил:

- Годится?

- Почти, только что-нибудь поизюмистее. Кстати, у тебя неплохо получается. Зря мы парнишку до седых волос доводили, рученьки свои напрягали. Можно было обойтись без повешения. Выйдешь на пенсию – станешь фокусником, магом, чародеем, иллюзионистом, почти что волшебником.

- Спасибо на откровенно добром слове. Я тебя понял. Поизюмистее, говоришь? Будет и поизюмистее. Только помни: в моём собственном мире ничего подобного у меня получаться не будет.

И они пошли по следам подруги и друзей недруга.

- Может быть, он здесь? – Белла неуверенно заглянула в какую-то каморку. Каморка осветилась изнутри. Ромеса там, конечно же, не оказалось. Зато в комнатушке за круглым столом сидели три скелета с сигарами в зубах и детскими невинными голубыми глазами в глазницах и играли в карты. Они были очень интеллигентные, эти скелеты – в чёрных котелках на черепах (правда, не в головных уборах, а в туристических принадлежностях) и с засушенными бабочками вместо галстуков на шеях. Они застенчиво заглядывали друг другу в карты и нежно матерились. Если бы Белла не знала, кто такой Риа, она лишилась бы сознания. За Риа стояли странные силы… Пора привыкать! А поскольку сам Риа играл очень важную роль в её жизни, она просто пустилась наутёк. Заглянувшие туда после неё сопровождающие не увидели абсолютно ничего, переглянулись со странным выражением в глазах и посмотрели вслед Белле. Не иначе, что-то чудится Белле; девочка, наверное, лишнюю дозу какого-нибудь веселящего вещества приняла. Но это её личное дело и, разве что, ещё дело Риа. Но не их. Они никогда не суют нос не в своё дело. Они должны вести себя именно так, потому что они тоже знают, кто такой Риа. И они неохотно поплелись за вздрагивающей от каждого шороха Беллой.

- Ну как? – осведомился Ромес.

- Для любителя-самоучки на первый раз сойдёт, хотя и слишком по-детски, - беспристрастно оценил Синерок, хотя было видно, что ему понравилось.

- Хватит?

- Нет-нет, продолжай, тренируйся.

- Фантазии не хватает.

- Брось, придумай что-то нормальное!

Ромес придумал нормального мужика с красными глазами и зелёными волосами, с ногами вместо рук и с руками вместо ног и пустил его, голого, по коридору навстречу Белле. Славного человека на этот раз видели все.

Ромес посмотрел на Синерока; тот только пожал плечами – мол, чего ещё от тебя, друг, ожидать.

- Дитя ты, Ром, неразумное. И почему ты до сих пор какую-нибудь даму сердца не завёл? Она бы тебя в руки взяла. Ты бы хоть немного повзрослел.

- Предложи кандидатуру. Кстати, подал бы мне пример.

- Чем тебе Таар не пример? А если серьёзно?

- В моём сердце есть определённая пустота в этом смысле, которую можно было бы заполнить, если бы я, скажем, нашёл идеальную даму сердца и, возможно, даже женился. Но она, пустота эта, со всех сторон окружена чем-то ещё.

- Чем?

- Может быть, моим высоким самомнением. А чтоб пробиться к той пустоте с целью её заполнения, необходимо в том, что её окружает, пробить ход. И ход этот потом ничем уже не заделаешь.

- Это как яблоко – хоть червячок и в серединке, а прогрызенный им ход всё яблоко портит, так я тебя понял?

- Не сравнивай моё сердце с яблоком, а мою гипотетическую жену с червячком! За кого ты меня принимаешь, если думаешь, что я женюсь на…

- Ладно, ладно, не женишься ты на червячке, но всё-таки, по-моему, ты слишком высоко себя ценишь.

- Если я сам себя не поценю, кто же, кроме меня, меня ещё ценить будет?

- Я.

- Но никто не умеет ценить меня так, как это делаю я.

- Вот интересно, как ты собираешься вершить судьбы людей, если ты к людям в общем, мягко говоря, равнодушен? Или это так и надо – решать беспристрастно? Или что-то в тебе ещё должно перемениться, прежде чем ты дозреешь до своей роли?

- То, чего мне не хватало, я сам себе придумал и закрылся как бы в своём доме; ко мне не пришли вовремя, и я запер дверь. Я придумывал себе мир, а оказалось, что их много, и они уже придуманы не мной. И для меня они, как и населяющие их люди, несовершенны. В этом не виноваты мои близкие люди – это был только мой выбор. Но так получилось. Это касается и отношений с дамами. И если моя теоретическая супруга вознамерится всё-таки прийти, она уже опоздала. Её место занято грёзами. А грёзы всегда лучше самой прекрасной реальности.

- Ой ли?

- Мои – лучше.

- Да, но бедная жена будет стоять одна под проливным дождём и стучать в твою запертую дверь…

- Пусть.

- Но сказано: стучите, и откроют вам. Это древний закон. Ты же уважаешь законы?

- Может быть, я и открыл бы. Но откуда я зною, в какую дверь в моём доме стучат?

- А, в твоём доме – это действительно меняет дело. Послушай, ты это всё серьёзно?

- Нет, конечно же!

Они оба рассмеялись.

- Да, кстати, о женитьбе и червивых яблочках! – ухмыльнулся Ромес.

И Белла, которой оставалось только посочувствовать, увидела себя в подвенечном наряде, перед алтарём рядом с Риа. Их венчал Рой. И вот они обменялись кольцами, и Риа повернул лицо, чтобы поцеловать свою избранницу. Бела улыбнулась и посмотрела в его глаза… В глазницах копошились жирные белые черви с чёрными головками.

- Несомненно, наша подружка в восторге, - улыбнулся Ромес, услышав из темноты подвала крик.

- Да, но насчёт яблочка я не совсем это имел в виду, - опротестовал Синерок.

- Весьма возможно. Что бы ещё придумать столь же приятное?

- Хватит, отпусти крошку-амазонку. Она теперь при виде Риа начнёт плеваться и неосознанно искать цветочный горшок, чтобы запустить его в милого друга.

- Нет, до этого ещё не дошло.
- Отпусти её, а то она с ума сойдёт.

- Но я же не схожу с ума от того, что придумываю.

- Вот именно. Ты знаешь, что придумываешь, а она не знает, что увидит. Это же страшно.

- Страшно? Да брось ты!

- Всё, Ромес разошёлся.

- Нет, я только начал расходиться. Правда, никаких умных мыслей больше нет…

- Вот эти скелетики и червячки – умные мысли? Извини, но что же тогда безумное?

- Не знаю. Когда я сделаю что-то и пойму, что в нём нет ни капли смысла, я тебе скажу.

- Спасибо. По-моему, ты уже можешь с успехом мне об этом сообщить.

- Ах вот ты как? А хочешь, я покажу Белле то, что действительно страшно?

- Что же может быть, по-твоему, для нашей девочки страшным?

- Одиночество, Синерок, одиночество. Ты представь: она одна в маленьком домике, в котором горит электрический свет…

- Отлично – свой домик (между прочим, у тебя странная тяга к частной собственности и недвижимости, особенно к небольшим домикам).

- Да, но не об этом речь. Ты представил картинку? Ну вот, а теперь представь себе ночь над землёй. Земля пустынна, нигде нет человеческого жилья, вокруг – древние леса и болота, где мерцают холодные мёртвые огни. И вот эта ночь прильнула к окнам домика и смотрит внутрь. Она огромна, безлика и любопытна. Она везде, кроме этого домика. Но она должна быть везде, и она хочет завладеть этим домиком, выпить свет и превратить того, кто внутри, в болотный огонёк. Пока она только смотрит, её сдерживают хрупкие стёкла, но потом её не удержит уже ничто. И тогда…

- Ой, страшно, Ром! Не надо такое амазоночке нашей! Жалко девочку. Смысл в этой картинке есть…

- Я добил тебя голым фактом?

- Это ты имеешь в виду того факта с зелёными волосами и красными глазами? Вот уж действительно удачно подобранное к нему слово, к этому факту.

- Ладно уж… Я своего добился. Пошли отсюда.

Они всё же ушли из того подвала. Ромесу мало-мальски удалось немножко поразвлекать Беллу, девочку Риа. Ведь Риа в своё время тоже достаточно поразвлекал его. И Таара с Кэтрин он, пожалуй, тоже развлёк до тошноты.