Амареттовый блюз или о чем молчала чёрная кошка
Или о чем молчала черная кошка
…Ты обними меня,
Как небо землю обнимает,
Как руки жаркие огня
Дрова в печурке обвивают.
Как к берегам река
Ласкается волною пенной,
Как лепестки цветка
Луч солнца гладит откровенно…
ПРОЛОГ
(а как же без него?)
За окном мчащегося поезда ночь безжалостно кромсала реальность тонкими стилетами звездных лучиков.
А поезд нервно постукивал на стыках и покачивался-пританцовывал в такт ему только ведомой мелодии. Соседка по купе, выговорившись, спала, чуть похрапывая и постанывая во сне. История, которую она рассказала, стара как мир: любовь, измена, примирение. Ничего нового, ничего такого, чтобы удивиться, впечатлиться. Наверное, поэтому Вероникин сон – от скуки, что ли? – прыгнул за окошко, да и был таков.
Вероника ...Да-а, наградили родители имечком! Маменькина идея. Это она, начитавшись романов, придумала такое. Очень уж красивым и романтичным оно ей показалось. Прямо, как раз для веснушчатой русоволосой девчонки, которая бегала по лугам на окраине города летом в ситцевом платьишке, чаще босоногая, а зимой в огромных - на вырост - валенках, в цигейковой шубке, купленной на барахолке и обогревшей за свою бытность не одного сорванца.
В этом босоногом детстве из-за имени она не очень-то и страдала. Зато в подростковом возрасте почти ненавидела его, особенно когда ее называли Никой - вот уж нашлась богиня победы с лицом, обляпанным конопушками (они каждую весну нахально выпрыгивали на нос и щеки – погреться на солнышке, надо полагать). Только одно примиряло ее с Никой – так назвал ее Артем, сосед и первая детская любовь. Хотя он чаще звал её Нитка, и обосновывал: он – Артем – иголка, а Вероника – Нитка. Потом Артем уехал, и когда кто-нибудь называл ее Никой, сердце девчушки сжималось от несвойственного в ее возрасте чувства потери.
Шло время, Вероника выросла, и стало все равно: Ника, Вера, Вероня, Верона, даже ворона, как ни называй, ничего не задевало, все было до фонарей. Нет, не до тех, которые тускло светили на улочке, где жила девочка с веселыми конопушками. А до других, невсамделишных, вымышленных.
Ника прижалась лбом к темному стеклу, оно приятно холодило и как волшебное зеркало, показывало картинки из жизни трехнедельной давности. Как строгий пастух собрала Ника разбежавшиеся в панике воспоминания в одно покорное ее воле стадо. Одна реальность ушла из-под ног, другая, неслышно подкравшись из-за спины, накрыла с головой...
СРОНИЛА КОЛЕЧКО
(длинная, скучная, первая глава)
... Город готовился встречать Новый год, да что там говорить, не просто Новый год - новый век, новое тысячелетие. Рубеж между двумя тысячелетиями назывался иноземным словом - "миллениум." Оно без конца звучало отовсюду: с телевизионных экранов, из радиоприемников, даже бабульки, в солнечную морозную погоду случайно встретившись во дворе, сбившись в стайки, как нахохлившиеся воробышки, со знанием дела шамкали: «Слышь, Степанна, муленим идет! Ой, чо будить!»
Страсти в связи с грядущим событием накалялись с каждой минутой. Чем только не грозили падкому на всяческие пророчества, впечатлительному люду: сбоем всех компьютерных систем и как следствие, чуть ли не ядерной войной, обещали конец света, падение астероида и бог весть что еще. Народ охватило смешанное чувство панического страха, смятения, беспокойного трепета и обывательского любопытства: что будет, что будет?!
А у Ники уже наступил свой конец света.
Два дня назад она обрела новый статус – разведенная женщина, и пока еще ей было трудно это звание применять к себе, хотя она ничего не потеряла от развода.
Нет, неправда, потеряла – восемь лет жизни, молодости. Она потеряла уверенность в себе, как в женщине. Она потеряла самое главное и дорогое - своего ребенка, который не родился из-за неудачного Никиного падения во время очередной бессмысленной ссоры с Павлом, теперь уже бывшим мужем. К слову сказать, в Пашке было намешано много всего: и хорошего, и плохого. Но, похоже, свое "хорошее" он прятал так тщательно, что сам потом не мог отыскать. Зато "плохое" лезло изо всех щелей и щелочек его личности, как перебродившая опара из квашни.
До развода все в жизни Ники казалось стабильным и размеренным, незыблемым и вечным, как каменные идолы на острове Пасхи. А на поверку оказалось, что это и не идолы вовсе, а конструкции из доминошных костяшек, которые стояли в четком порядке. Но тронули одну, и она, падая, увлекла за собой остальных - такая вот цепная реакция.
Брак с Пашкой был скоропалительным и даже легкомысленным. И все потому, что строгая опека матери, у которой Ника была единственным ребенком, показалась вдруг невыносимой, и захотелось свободы, независимости. Ведь если сидишь в тюрьме, надо хотя бы готовить побег, пусть даже нет шансов. Замужество - не это ли выход из тесной клетки правил, запретов, ограничений и контроля?
Но, вырвавшись из-под одного надзора, Ника попала под другой, более жесткий, и в чем-то унизительный. Поначалу были отважены все подруги, дескать, дама ты замужняя, нечего тары-бары разводить. Спорить и бунтовать Ника не стала, а вдруг так и надо, вдруг все так живут. Потом были напрочь исключены кино, театр, вечера отдыха и вечеринки на работе. Это тоже было сдано без боя - нет, так нет, обойдемся. Жизнь сосредоточилась на домашних хлопотах и работе.
Долго до Ники не доходило, что эти жесткие рамки просто элементарная ревность - глупая, беспочвенная, бессмысленная. А когда поняла, ей стало так тошно. Тем не менее, Ника пыталась убедить Пашку, что она "ни сном, ни духом", что ни на кого, кроме любимого мужа она не смотрит и думать не смеет. Пустой номер! Все доводы разбивались об глухую стену упертости и какой-то недалекости.
Почему-то считается, что между понятиями "ревность" и "любовь" можно поставить знак равенства. Ревнует - любит, любит - ревнует. Ерунда! У большинства ревнующих почти всегда отсутствуют признаки любви. Для них женщина - всего лишь территория, которую надо оберегать от любых попыток посягания на нее другого, чаще всего, гипотетического самца.
Вот и получалось, что чем старательнее Ника оправдывалась, тем глупее Пашка ревновал, подбрасывая сухие ветки в костер идиотского чувства вины, и ей порой хотелось добровольно встать в какой-нибудь угол, пока не была назначена в качестве наказания прилюдная порка.
Сколько времени продолжался бы этот "бракованный" брак, если бы однажды Ника не увидела своего добропорядочного супружника с букетом красных роз, встречающего выходящую из магазина обуви эффектную брюнетку чуть более двадцати лет. И все! Будто прозвучал гонг, извещающий о конце схватки на ринге. Какой смысл продолжать эту пародию на семейную жизнь?
Ника, ощущая тупую боль в груди, решительно поставила жирную точку на этой жизни. Будто жарким майским полуднем нырнула в по-весеннему ледяную воду – страшно, а надо. Павла, конечно, не обрадовал такой поворот, его устроило б, если бы все оставалось по-прежнему, так сказать, и "овцы целы и волки сыты". Его да, но не Нику.
Милка, закадычная подружка, пытаясь успокоить, твердила, что не бывает счастья в кандалах. И что развод всего лишь повод начать жизнь с чистого листа. Банальные истины, их Ника и без Милки знала. И приняла ситуацию без показательного трагического надрыва. Кто-то умный сказал: «То, что не убивает – закаляет!» Она просто смирилась с тем, что пришлось пройти через не очень приятную процедуру, понимая, что нужно время, чтобы все улеглось – досада, обида на весь мир и на себя в первую очередь, что развод – это не смертельно, и все еще будет в ее, Никиной, жизни.
Но, тем не менее, непонятно откуда взявшееся чувство потерянности и брошенности ходило по пятам, куда Ника, туда и оно. Это чувство назойливым лейтмотивом бормотало:
Словно в ракушке жила
Здесь любовь ненужная,
Как песчинка все ждала
Миг, чтоб стать жемчужиной.
Не дождалась, умерла,
Истекая нежностью.
Опустились два крыла
Перед неизбежностью...
Вероника жаловалась Милке:
- Представляешь, докатилась, стихи из разбитого сердца просочились, не понимаю, откуда.
А Милка посмеивалась: «Когда человек перестает что-либо понимать, он на верном пути».
В тот новогодний вечер Ника, послонявшись по комнате, разозлилась на себя. Чего киснуть-то? Что произошло страшного, несовместимого с жизнью? Сколько женщин прошло по этому пути, и не один раз. Ну, развелась, и что? Жизнь продолжается. Пусть настроение дает ненужный сбой, пусть не хочется никого видеть и слышать, но жизнь-то продолжается. Да, пожалуй, в самую точку утверждение, что люди долгое время просидевшие в темнице, боятся выходить на свободу. А чего бояться-то? Свобода она и в Африке свобода. Просто нужно время, чтобы привыкнуть к ней.
Пристыдив свое скулящее сердце, Вероника накрыла праздничный стол. Для себя, любимой. Потому что надо было чем-то заняться, ведь любые, самые простые действия, дарят иллюзию, что не обстоятельства задавили тебя непомерным грузом, а ты одним легким движением расправилась с ними.
Потом она нарядилась в новое платье, купленное месяц назад в столичном бутике. И вовсе не потому что, надев обновку, пытаешься примерить на себя новую роль в спектакле под названием «Жизнь». В конце концов, Новый год – Никин самый любимый праздник.
Ее приглашали в гости и мама, которая жила за городом, и Милка, решившая на широкую ногу отпраздновать миллениум. Однако идти никуда не хотелось – ловить сочувственные взгляды и выслушивать всякие правильные слова, о том, что еще молода и все впереди? Нет уж, увольте!
Но в пустой комнате с празднично накрытым столом (для кого, спрашивается?) слезы непрошено закипали в глазах, как чайник на плите. И тут же гордость - бдительный пожарный - тушила этот огонек обиды и жалости к себе. Да еще Багира, кошка, черная, как безлунная ночь, похожая на пантеру (за что и получила имя), с насмешкой смотрела на Нику: «Ну, что удумала! Будто бы есть, о чем слезы лить!" Ника согласилась с мудрой хвостатой подругой: "А и, правда, не о чем!" Багира грациозно выгнула спину, демонстрируя свою кошачью привлекательность, как это умеют делать только кошки и негромко мурлыкнула: «Вот и молодец! Ты моя умница! Я же с тобой, а значит, все-все у нас будет хорошо! А счастье твое совсем-совсем близко».
Багира не ладила с Пашкой, поэтому сейчас торжествовала: как же, как же, ведь она, Багира, оказалась права в своей неприязни к бывшему хозяину. Не тот он мужчина, который подходит им с Вероникой, ох, не тот, мяу…
Ника нежно погладила Багиру. Ее, крохотным - с ладошку - котенком подарила в день свадьбы неугомонная Милка, чтобы в будущей супружеской жизни это была единственная черная кошка между молодоженами, но, увы, кошек оказалось так много – не счесть...
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО...
( глава вторая, в которой появляется дед Мороз)
"Калинка" - мелодия-звонок в дверь - заиграла так внезапно, что Ника вздрогнула. И почему-то испугалась - она ведь никого не ждала. Первой мыслью было: "Не открывать!"
Но непослушные ноги сами по себе направились к двери. Багира помчалась за Никой, заинтересовано сверкая в полумраке прихожей золотистыми глазами и явно что-то предчувствуя. Вопрос " кто бы это мог быть?" ее не волновал, она знала, что за дверью новая судьба Ники.
Ника открыла дверь.
- Ты почто, красавица, так смело дверь распахиваешь? А вдруг люди лихие? Вдруг обидят?
Перед ней топтался самый настоящий дед Мороз, ну, может, не совсем настоящий, но в дедморозовской амуниции: белая борода, шуба, шапка, большая коробка под мышкой и пакет в другой руке.
И в ту же секунду невидимым мановением волшебного жезла кто-то очень могущественный взял и отменил реальность с обидами, одиночеством и разочарованиями. Но Ника пока боялась поверить в это чудо, боялась спугнуть его пристальным взглядом, как бабочку, бесстрашно и безрассудно севшую на ладонь.
- Вы, вероятно, ошиблись? - ошеломленно спросила она.
- Улица Алехина, дом семь, квартира одиннадцать, Вероника Алексеевна Лучникова? Ну вот, все точно?
- Д- да.
- Разрешите войти?
- Да, пожалуйста - Ника в состоянии недоуменного ступора посторонилась, пропуская гостя. (Хотя может, и не следовало это делать - из соображений безопасности.)
Дед Мороз положил коробку на тумбочку в прихожей и торжественно открыл ее. Вероника ахнула, в коробке лежали белые орхидеи, нет, не совсем белые, каждый лепесток обрамляла тонкая багряная каемочка, будто закатные облака спрятались в подарочную коробку. Такой красоты Ника еще никогда не видела.
- Ух, ты-ы! Неужели это мне? Кого же за такой сюрприз благодарить?
Дед Мороз весело рассмеялся, довольный произведенным эффектом и, как фокусник, снял шапку и бороду.
Нике казалось, что после орхидей ее уже ничем не удивить, однако глаза против воли и воспитания округлились до размеров блюдца. Она с шумом вдохнула воздух, а вот с выдохом были серье-е-зные проблемы. Кое-как справившись с дыханием и удивлением, она утвердительно спросила:
- Артем?! Днестров?!! - ведь это был один из ее любимых певцов, напоминающий соседского мальчишку, внука тети Дуси, с которым Ника провела незабываемое лето шестого года своей жизни.
Артем широко улыбнулся:
- Надо же, узнала!
- Да как не узнать? Вы же популярный певец, кумир, пожалуй, всей женской части страны.
- Все так, Нитка…
- Как Вы... Как ты меня назвал?! - сердце у Ники ухнуло куда-то в бездну, замерло, а потом заспешило, запрыгало, помчалось в темпе галопа. Ведь так ее называл только тот самый мальчик из детства.
- Дошло, наконец? Конечно, это я, Артем Устименко, Днестров - мой псевдоним. Бабушку мою помнишь? Мы с мамой приезжали к ней в гости, дай бог памяти, в каком же году это было? Да, ладно, неважно. И, по-моему, очень с тобой подружились. Вспомнила теперь?
- Еще бы! Да я тебя и не забывала. - Ника смущенно улыбнулась, - наконец-таки я могу тебе признаться: знаешь, как тосковала первое время, думала, мое бедное маленькое сердечко разорвется от горя. А когда, много-много лет спустя, ты стал появляться на экране телевизора, я пристально вглядывалась и искала общие черты с моим Темкой, другом детства. И даже хотела написать тебе, чтобы развеять сомнения. Только вот куда - " на деревню, дедушке"? Искала твой сайт в Итнернете, ведь у многих звезд есть свои сайты. Но, увы...
- А я ведь тоже тогда всю дорогу проревел, и все просил маму, чтоб она оставила меня у бабушки. И потом строил планы, как я вернусь, как ты удивишься и обрадуешься. Заметь, я ни секунды не сомневался в том, что ты обрадуешься!
- Ясновидец ты мой! Можно тебя потрогать, ты настоящий? Не сон, не привидение?
Ника обняла "Деда Мороза", они замерли на мгновение.
- Бедные мы, бедные малыши! Сбил ты с толку маленькую, наивную малышку своими россказнями про принцев и принцесс, про рыцарей и прекрасных дам. До нашей встречи бегала я беспечно по улицам нашего поселка с такими же девчонками и горя не знала. А тут появился весь из себя такой необычный – мальчик-паж из сказки про Золушку, и моя бедная головенка не выдержала! – она лукаво посмотрела на Артема.
- Ладно тебе, не издевайся!
- И не собиралась! Говорю правду, правду и только правду!!
- О, да! Хотелось бы поверить, да больно много чертиков у тебя в глазах скачет! Нитка, удивительное дело, но будто не было этих долгих лет. Слушай, а как на мой визит посмотрят твои домочадцы? Я так резво свалился тебе на голову, это ничего?
- Очень даже ничего. Очень даже здорово...
продолжение http://www.proza.ru/2013/09/15/1119
Свидетельство о публикации №213091501101