Improviser. Глава 2. Физика и физики в нашей жизни

Глава 2. Физика и физики в нашей жизни

  Тут нужно внести некоторую ясность...

  Учителем физики был некто Сорокин, замечательная, яркая личность! Две страсти одолевали Бориса Евгеньевича, всего две, но какие! Будто бы нарочно, чтобы постоянно владеть своим хозяином круглый год, эти привязчивые особы имели сезонный характер. Физик любил смотреть, как играют другие, и играл сам. Он жадно болел за московский хоккейный "Спартак", и если тот проигрывал, скажем, вечером, то утром, на его уроке, мы должны были расплачиваться за это.
 
  Все знали: раз "Спартак" проиграл, значит, пощады не будет никому. Едкие вопросы случались и отличникам, вроде таких, например: "Я в твои годы интересовался не только школьной программой, а и сверх, вот ответь, например..." и они сбивали с толку в общем-то подготовленных ребят, и если учесть, что Борис Евгеньевич забирался в такие дебри, что школьная программа по физике, будь она в человечьем обличье, покраснела бы от стыда перед умненьким, но вдруг моментально поглупевшим отличником. Учитель вдруг что-то вспоминал, опускал недовольный взгляд в классный журнал, сопровождая непонятными словами... вы же тут академики, вам всё разжуй и в рот положи, думать не хотите, за вас думают другие... пересказали, как пономари, тупо параграф... а ведь есть не только учебник... просветили бы нас, тёмных, Силуянов, пропадаем в невежестве!..

  Физик считался новатором и в учительской среде. Он как-то предложил в качестве эксперимента расширить диапазон оценок, ввести хотя бы раз в месяц особые занятия, но творить свои чудеса ему не разрешили, приходилось отрываться лишь на факультативах после уроков, где самым высоким баллом была объявлена двадцатка, а самым низким - те же двадцать, но уже со знаком "минус". Некоторым школьникам, посещавшим физический факультатив, это показалось вольнодумством, и факультатив процветал, авторитет Сорокина был в то время высок, как никогда.

  На обычных уроках по его обращению с посвящёнными казалось, что Борис Евгеньевич как минимум являлся руководителем тайной масонской ложи, а его приближённые получали своеобразные индульгенции от тотальных опросов. Иногда таковые специально готовили доклады под видом случайного вызова к доске, и тут физик язвительно бросал в толпу присутствующих: "вот, наконец, нашёлся один, кто знает на гран больше учебника...". Естественно, пятёрка ему была обеспечена, пятёрка за смелость, за то, что ещё оказалось одним единомышленником в его когорте больше, за возможность немного поиздеваться над куцей школьной программой таким иезуитским способом.

  Посвящённым же льстило, что свободомыслие проникло в святая святых, в учительскую среду таким вот замысловатым образом, и секрет успешности не раскрывался... Кому какое дело, что там творится в кабинете физики после уроков, записывайтесь и смотрите сами! Но не всё так просто: Борис Евгеньевич разработал систему, и система по унижению школьной программы работала на него. Те любители физики, которые выдерживали семь-восемь вольных занятий и не сбегали, приобретали будто бы рыцарское посвящение, набор в группу прекращался, двери закрывались и... о, ужас! - официальному ходу педагогической мысли давалась очередная пощёчина.

  Двоечникам же после спартаковского разгрома вообще был заказан спокойный ход жизни, уж тут-то мстительная справедливость торжествовала, и месть приобретала порой самые неожиданные формы. Включался, например, демонстрационный фильм, ну, скажем, о законах Ньютона, кто-то шкодил от полноты жизни, но всевидящее око посредством грубой силы направляло нашкодившего под парту, или поднимало за голову своими мощными руками над полом... смех уже добивал провинившегося; иногда таковому приходилось почти всё время действа учебного фильма простоять в темноте в шкафу с учебными пособиями. Ах, ему скучно, у этой персоны очень важные дела... Ну, что же, вот вам, новоявленный диоген, ваша бочка, думайте, сколько влезет, мы вам мешать не будем, но и вы нам не мешайте... Уроки проходили в полнейшей тишине, невнимание каралось своевременно и жестоко.
 
  Удивительным образом демократичность взглядов и узурпаторство методов уживалось в Борисе Евгеньевиче, вся школа, все ученики с пятого класса знали о его художествах, но ни один учитель не догадывался, какими способами в молодые умы вколачивалась любовь к науке. Даже наоборот: его питомцы участвовали во всевозможных олимпиадах, и если очень громкие успехи были редки, то количественно цифры участников потрясали воображение, и на очередном заседании методистов в областном центре председательствующий, оценивая успехи и провалы своего нелёгкого дела, о Сорокине говаривал: "личностей, личностей маловато - посмотрите на Бориса Евгеньевича... тот же материал, те же программы и учебники, но какова отдача!"

  Если иметь ввиду учителей в принципе, а учителей-мужчин в частности, то приходится признать, что учитель-мужчина на порядок авторитетней учительницы у наших школьников. Даже сами слова в принципе не одинаковы, прислушайтесь: Учитель и ... учительница... разницу чувствуете? Но если раньше учителя как класс всё же водились в школе, то теперь это очень большая редкость; изменился мир, изменились условия, стало больше возможностей проявить инициативу, а школа как была, так почти такой же и осталась.
  Но вернёмся к нашему физику...

  Второй и последней его страстью было домино - вроде бы пустое времяпровождение! - но это как посмотреть. Никто так смачно не дуплился, как Борис Евгеньевич, и в соседских дворах это хорошо знали. Знали не только хлюпики-пятиклашки тяжёлую руку физика, но и умудрённые жизнью их мамаши, не раз и не два приходившие за непутёвыми мужьями в этот полыхаюший азартом оазис и негодовавшие на резкий шум и неуместные восклицания, знали прохожие, знал участковый, знали все, кому положено это знать, и кому подчас и знать-то не хотелось.

  Вся эта маленькая, шумная компания походила на лодку, идущую на абордаж с пиратского брига, а целью захвата был, несомненно, весь городок. Конечно, в округе в радиусе на пять кварталов подозревали, какие страсти кипят за маленьким неказистым столом. Многие мужчины, потерявшие независимость в процессе семейной жизни, заслышав отчётливый, резкий, как выстрел, звук пришлёпнутой костяшки известной рукой, завистливо поминали её владельца, невольно и себя пристраивая рядом, но...

  Сам стол доминошников стоял как-то тихо и сиротливо на ничейной городской территории рядом с парком целый день, ничем не выдавая своего зловещего предназначения. Но вот вечерами, начиная с мая и почти до ноября, когда зажигались серенькие парковые фонари, это место оживало, завсегдатаи собирались к заветному столу, и начиналась игра... Один из любителей каким-то хитроумным способом прокинул от своего дома по деревьям провода, приделал лампочку с дешёвеньким старым плафоном-отражателем... нет, совсем не жалкую двадцатипятиваттную... в сто свечей лампа освещала это сообщество! После игры и плафон, и лампа с проводами таинственным образом исчезали, чтобы к вечеру возродиться опять над законным местом.

  Два или три раза на несчастный стол покушались, ломали, и однажды пытались поджечь... но тщетно! Стол возрождался чудесным образом, и только выщербленный столбик-ножка или кусок обгоревшего угла напоминали иногда любопытствующим о его непростой судьбе.
  Если мне доведётся ещё раз побывать в этом городке, если душа меня потянет на воспоминания, я обязательно пройдусь мимо заросшего черноклёном уголка, обязательно коснусь рукой знаменитого стола и опять вспомню шумную, весёлую компанию мужчин-мальчишек, вспомню этот парк, где по расписанию в восемь вечера в известные дни собиралась на танцы молодёжь, и как небольшой оркестрик местных музыкантов, выступавших на деревянной крашеной эстраде, прикрытой будто парящей, очень большой морской раковиной над ними, живыми, задорными звуками джаза и популярных советских песен как магнитом притягивал к себе народ.

  Говорят, нет уже эстрады, разъехались музыканты, парк опустел, потемнел и разросся, обезлюдел, но вот мало кто знает, стоит или исчез замечательный столик... Но ведь как будто вчера это было, ведь было же!..               
  И вот с таким человеком сразился пятиклассник Семён и выиграл бой! Началось всё опять же с поражения московского "Спартака" в чемпионате. Урок физики, как на грех, был первым, начало в восемь утра, в классе будто бы уже разлилось предвкушение скандала... Прозвенел звонок, и минуту спустя  в класс вошёл Борис Евгеньевич. Мрачное, небритое и какое-то припухшее лицо его говорило о многом. Класс уже подозревал, что-то будет, и Это случилось. Не прошло и десяти минут, как один из товарищей Семёна тихонько засмеялся, переговариваясь с соседом. Расплата настигла его немедленно - физик наказание никогда не откладывал на потом. Подняв с места озорника, он своими огромными ладонями сжал его голову, приподнял таким образом на уровень своей головы и, глядя глаза в глаза, страшно прошептал:  "Ну-ка, милый, повтори, я не расслышал... Почему молчим?"

  Семён, который подобное действо видел в первый раз, не поверил своим глазам, а не поверив, выбежал из-за парты и вцепился в правую физика. Учитель немедленно отпустил провинившегося, а Семёну тут же сделал запись в дневник о неподобающем поведении на уроке и приглашении родителей на беседу. Было видно по его лицу, что личная казнь им откладывается, что вообще было невероятным. Ещё в более затруднительное положение был поставлен Сенька. Отец в отлучке на заработках, мать - в кратковременной командировке в областном центре, а он сдан на руки своей бабке, особе гордой и глухой...

  Бабка-то пришла, но состоявшаяся встреча ещё больше разозлила физика Сорокина. Не усмотрев в этом специальную акцию по своей собственной дискредитации, у того мелькнула мыслишка на секунду о правильности собственных педагогических методов... мелькнула и пропала. Следующий урок физики был через три дня, но сам Семён не стал ждать. Как нарочно, последним в расписании в тот день значился классный час, после которого мальчишки единой гурьбой, не сговариваясь, просто выбежали в школьный сад.

  Школьный сад был местом особым. Самой почётной считалась площадка за аллеей вечнозелёных туй, которая не просматривалась никак со стороны школы, и именно там была выработана общественная диспозиция противодействия врагу. Спасать Сеньку надо было, слов нет, и если он явится на следующую физику, то может поплатиться, и поплатиться непредсказуемо, а если не явится, то сделает только себе хуже...

 И тут как будто с небес на нашего героя снизошло озарение: физика состоится, но состоится в его районной библиотеке, и вести урок будет он, вести для всех мальчишек пятого "Б"! Если учесть, что класс был "мальчишеский", девочек набиралось чуть больше трети, то Борис Евгеньевич попадал в щекотливую ситуацию...