Братья

Мне 50 лет. Я рабочий кирпичного завода в одном небольшом городе. Сегодня 30 августа 1974 года, я еду в плацкартном вагоне поезда Харьков-Дебальцево, возвращаюсь домой от матери. Вижу необходимость написать о том, что случилось в нашей семье за последние 10 дней. Сказать об этом я никому не могу. Или осмеют, или донесут. Может быть, когда-нибудь наступит другая жизнь, я покажу свой рассказ умному человеку, и он поможет мне разобраться во всем и ответить на те вопросы, на которые я сам ответить не в силах. Пишу на газете Комсомольская правда, прям поверх статей, так как другого материала под рукой не оказалось. Видно плохо, но при желании прочесть можно.
Нас у матери четверо, четыре сына. Я старший. Двое средних живут в Харькове, младший живет в деревне под Харьковом, недалеко от матери. Я уехал дальше всех, в Донбасс, в шахтерский город Гуково. 20 августа нашей матери исполнилось 70 лет. Все мы должны были съехаться на юбилей. Мать долго готовилась к нашему приезду: наводила порядки, белила дом, варила холодец. Все как полагается. Мы взяли отгулы, чтобы не только отпраздновать день рождения, но и помочь матери по хозяйству: поменять шифер на сарее, заготовить дров на зиму, ну и прочее, с чем старуха сама уже не справится. Никто не мог подумать, что все выйдет так...даже не знаю какое слово тут применить.
Начну с себя. Выезжать я должен был ночью. Вечером собрал сумку, завел будильник. Жена уходила на смену в ночь. Мы распрощались. Я напомнил, чтобы она случайно не закрыла дом снаружи на навесной замок (такие случаи уже бывали), и прилег перед дорогой вздремнуть. Встал по будильнику, оделся, поел борща. Посмотрел на часы, нужно было уже торопиться. Взял сумку, толкнул дверь, но она почему-то не открылась. Я толкнул сильнее, но дверь не поддалась. Я налег на нее всем телом, но и это не помогло. Дверь была заперта. Неужели жена забылась и закрыла на замок? Попытался через окно посмотреть висит ли замок, но в темноте не смог рассмотреть. Что я только ни делал: и пытался выбить дверь с ноги, и снять ее с петель – все было бесполезно. Как назло, все инструменты хранятся в сарае, а в доме ничего такого, что мне могло бы помочь, не оказалось. Я стал выглядывать в окна, вдруг кто будет идти мимо нас. Как раз в это время на смену шли шахтеры. Я включил во всем доме свет и стал тарабанить в окно. Мужики проходили в двух шагах от калитки, но никто из них даже не посмотрел в мою сторону. Я хотел уже разбить стекло, но когда посмотрел на время, понял, что ни при каком раскладе на поезд не успею. От обиды и усталости я рухнул на кровать и тут же уснул. Утром с работы вернулась жена и очень удивилась, когда увидела меня дома спящим. Говорит, что дверь она оставила открытой и без проблем вошла в дом. Тогда я ей не поверил, она всегда мою мать недолюбливала и на юбилей меня отпускать не хотела. Вот я и решил, что дверь она все-таки заперла, а теперь выгораживается, делая из меня дурака. Мы сильно поругались, дошло даже до драки. Сейчас же я уже не знаю, во что верить и что думать. Я нашел мужиков, которые в ту ночь шли на работу. Все как один подтвердили, что ничего не слышали. Говорят, что свет в нашем доме не горел, и было тихо. Как это объяснить, я не знаю. К матери я попал только через неделю, так как поезд ходит раз в неделю, а другого транспорта нет. Но в тот же день дал телеграмму, что случилась неприятность, и приехать мне не удалось.
Второй брат должен был выезжать на рассвете своим ходом. Он, так же как и я, приготовился, собрался. Но с вечера у него неожиданно стала подниматься температура. Хотя до этого никаких признаков болезни не было. В полночь градусник уже показывал 40. Жена обернула его в намоченную в уксусе простынь, но это не помогло. Пришлось вызвать скорую. Скорая тут же забрала его в больницу. Но как только брата оформили, ему резко полегчало. Он даже не мог вспомнить, почему он оказался в больнице. Стал проситься домой, объяснял, что ему к матери нужно ехать, что у нее юбилей. Ну и прочее. Врачи отказывались его слушать, говорили, что как минимум ночь ему придется провести под наблюдением. Тогда брат решил официально отказаться от госпитализации и самовольно уйти. Врачи почему-то решили, что он из-за температуры бредит, связали его рубашкой и сделали укол, от которого брат проспал 18 часов, а потом еще несколько часов приходил в себя. Когда он оклемался, стал выяснять по какому праву они с ним так поступили. Говорил, что будет жаловаться, куда следует. Медики очень удивились его претензиям. По их словам, ничего о матери брат не говорил и никуда не просился. Его всю ночь рвало, и он, словно в припадке, бился головой о стену. Трое врачей не могли с ним справиться, поэтому и связали. Это я записываю со слов бригады врачей, которые дежурили в ту ночь, и с которыми мне удалось поговорить.
Третий брат ехал к матери тоже на своей машине, вместе с ним ехали жена,  старшая дочь и теща. Надо сказать, что брат у меня человек правил. Например, по юности он вместе с друзьями работал на местной хлебопекарне. Время было послевоенное, голодное. Его приятели все до одного подворовывали, перебрасывая через забор в мешках горячий хлеб, а после работы его подбирали. Он же за все время не украл ни буханки. Так и жил он всю жизнь по правилам: на работе не воровал, жене не изменял. Это я пишу к тому, чтобы пояснить, что брат не мог сесть за руль пьяным или превысить скорость, даже, несмотря на то, что ночью трасса совсем пустая, и можно немного расслабиться. До матери оставалось километров пять, уже светало. Не доезжая поста ГАИ, брат свернул на проселочную дорогу, и тут случилось нечто очень странное. Прямо перед автомобилем, непонятно откуда, возникла огромная белая лошадь. Ее голова была выше машины, а из лобового стекла можно было рассмотреть только ноги и туловище. Брат резко ушел в сторону, но лошадь опять была у передних колес. Она двигалась, словно, по воздуху, предугадывая действия водителя. Это продолжалось до тех пор, пока машина не съехала в кювет. Когда все пришли в себя, лошади по близости не было. За происходящим со стороны наблюдали гаишники. Они видели, как машина ни с того ни с сего стала вилять из стороны в сторону. Никаких животных на дороге они не приметили. Решили, что водитель скорее всего уснул. Но брат не спал. Кроме него лошадь видели жена и теща (дочь спала на заднем сидении). Правда, теща тоже утверждает, что уснула и ничего не видела. Но, думаю, говорит она так только потому, что является партийным работником, и в ее положении, конечно, лучше ничего странного не видеть. Брат сильно ударился о руль и схлопотал сотрясение мозга. Приехавшая скорая забрала его в Харьков, в ту самую больницу, в которой с ночи находился второй брат со своим странным заболеванием.
Последний из нас, самый младший, жил, как я уже писал, не далеко от матери. Их дома разделял только лесок и овраг. Он вышел рано утром, вышел без всяких препятствий. С собой у него была сумка с подарком и с угощениями, которые наготовила для именинницы его жена. Лес прошел он быстро и без происшествий, поднялся на пригорок, с которого был уже виден дом матери. Стал спускаться в овраг. И только спускаясь, он заметил, что в овраге пасется стадо овец. Обычная деревенская картина, ничего странного. Брат хотел стадо обойти, но куда бы он ни шел, везде оказывались овцы. Их было значительно больше, чем ему вначале показалось. Животные окружали его со всех сторон и, словно, наступали на него. Брат пробирался сквозь них как мог. Овцы бросались ему под ноги, толкали его из стороны в сторону, кусали. И не было им конца. Он рассказывал потом матери, что все время, в которое шло сражение с животными, было темно как ночью. Хотя расцвело еще тогда, когда он выходил из дома. Неизвестно сколько все это продолжалось, но брат все-таки выбрался из оврага. Он сел на бугор отдышаться, прийти в себя. Светило солнце, в овраге не было ни одной овцы. Сумку он потерял, одежда висела на нем лоскутами, все тело горело. Брат снял остатки рубашки, задняя ее часть была вся в крови, видимо, сильно пострадала спина. Появилась мысль пойти поискать сумку, но он не решился и сразу пошел к матери.
Мать его встретила сидящей на крыльце с железным совком в руках. Оказывается, в дом заползла огромная змея. Такая, каких в нашей местности никогда не водилось. Она шипела и бросалась на мать. Та схватила совок и стала дубасить гадюку. Змея оказывалась то на подоконнике, то на столе, то на полу у самых ног. Мать совком побила в доме все окна и посуду. Досталось и змее, мать рубила ее на части, все шторы и половики были в крови, но та продолжала нападать. Бедная старуха выбилась из сил и выбежала из дома. Села уставшая на крыльцо, там и обнаружил ее брат. Долго они не решались войти в дом, когда, наконец, вошли, там был страшный погром. Но следов змеи не обнаружили: ни крови, ни самой гадюки не было.
Все, что я сейчас пишу, может показаться выдумкой. Я бы ни за что не поверил, если бы мне кто-нибудь рассказал такую историю. Но это произошло на самом деле. После того как я пообщался с матерью, и узнал все, что она хотела рассказать своим сыновьям на юбилее, события, случившиеся в нашей семье, мне уже не кажутся неправдоподобными. Но об этом ниже. Прошла неделя. Я снова взял отгулы и поехал к матери. Приехав в Харьков, решил сначала навестить братьев, а уж потом пригородным автобусом ехать дальше, в деревню. Всю эту неделю я не знал всего того, что с ними произошло. И, если честно, полагал, что они на меня крепко обиделись за то, что не нашел возможности приехать к матери на юбилей. Жена второго брата рассказала мне все, что знала. Оба брата еще были в больнице. Они то были абсолютно здоровы, то их состояние резко становилось критическим. Врачи уже не знали что думать. Я рванул в больницу. Но мне было несуждено с ними повидаться. В больнице два дня назад началась эпидемия брюшного тифа. И в эту ночь от проклятой болезни скончались два пациента. Мои братья.
У меня за плечами семь классов образования и строительный техникум. Жизнь меня учила работать, а не книги писать. И сейчас мне сложно выразить свою горечь от потери братьев. Со старшим из них у меня разница в возрасте два года. Мы вместе прошли войну, вместе лежали в госпитале, вместе брали Берлин. Всю жизнь шли мы плечо к плечу. Почти в одно время женились, дети получились одного возраста. Даже болячки у нас были одинаковые. Другой брат встречал нас с войны, он на семь лет младше меня. Это были молодые, крепкие мужики, труженики, семьянины. Им еще, как говорится, жить и жить. А их так неожиданно не стало.
Не буду подробно описывать, что я делал в Харькове. Сообщил печальные новости семьям, пообщался с врачами и отправился к матери. Всю дорогу я подбирал слова, которыми бы смог сказать ей о том, что ее сыновья скончались. Я был удивлен тем, как меня встретила мать. Она с порога спросила, живы ли мои братья, я сказал, что нет. Она не стала вдаваться в подробности и вообще держалась лучше, чем я ожидал. Словно, мать знала, что так выйдет и уже пережила свое горе. Она сказала, что младший брат, после того, как они к вечеру не дождались гостей, пошел на станцию позвонить в Харьков, узнать, что стряслось. До станции он не дошел. Неделю его искали всей деревней, но он как сквозь землю провалился. Мать была уверена, что его не найдут, и что его скорее всего уже нет в живых. В один день я лишился всех своих братьев. Боль была такой силы, что самому хотелось умереть. Но мать усадила меня за стол и заставила ее слушать. Она начала свой рассказ. Рассказ, который должны были услышать все ее сыновья, но услышал лишь я. Через полчаса я забыл и о братьях, и о всех проблемах. Все это стало не важным и каким-то мелким. Вся та правда, которую она мне поведала, меняет не только мою жизнь, она меняет все. И сейчас я постараюсь перенести ее на бумагу. Мне страшно. Братьев не стало, матери осталось жить несколько месяцев. Это она мне сказала сама, и я не сомневаюсь, что так и будет. Получается, что все то, что она мне рассказала, буду знать только я. Только мне одному во всем мире будут известны вещи, которые касаются всех. Я не преувеличиваю. Сейчас мне очень боязно умереть, умереть, оставив все это в себе. Тогда всему совсем скоро наступит конец, никакой надежды не останется. Поэтому я, рабочий кирпичного завода, который до этого даже писем не писал, постараюсь как можно точнее изложить то, о чем мне рассказала мать. Не знаю, буду ли я жив, когда это все кто-нибудь читать, поэтому попрошу верить каждому моему слову.

Мужчина, имя которого осталось неизвестным, вышел за одну станцию от своего дома купить за время стоянки сигарет. Больше в вагоне он не появился. А газету, на которой мужчина писал свой рассказ, подобрал мой дедушка. Он ехал напротив него и всю дорогу наблюдал, как неизвестный человек пишет, видимо, что-то очень важное. Временами плачет, шевелит губами, что-то проговаривая, временами зачеркивает и пишет заново. Часто ходит курить. А потом он заглянул в пачку и увидел, что сигареты закончились. Мой дедушка, наблюдавший за ним, предложил свои сигареты, но тот отказался. Сказал, что купит на станции. На станции он вышел и не вернулся.
Прошло около сорока лет, дедушка все годы хранил газету с этой невероятной историей. А теперь передал ее мне, своей внучке. Я же, в свою очередь, как можно точнее переписала рассказ неизвестного мне человека, рассказ, в котором так много непонятного, и совсем нет ответов, рассказ,  которому, к сожалению, не суждено было быть завершенным.