Глава 20 Собратья по перу

2002
Помню, как-то внучка второклассница впорхнула на кухню:
- Ба, собратья… это что?
- Машенька, начнем с того, что не «что», а «кто». А еще в этом слове ударение не на «я», а на «а», - вытерла руки, присела: - А по значению… Это такие люди, которых объединяет…
- А, поняла, - не дала договорить: - значит, поперу были братьями?
Я засмеялась:
– Что-то не припомню таких…
- А у деда написано: собратья поперу.
- Где у деда написано?
- Да там, на его столе…
Идем в комнату Платона.
- Вот, смотри, - прижала листок пальчиком: - по-пе-ру, только почему-то с маленькой буквы.
- Машенька, не поперу, а по перу. И это собратья деда, которые тоже пишут… журналисты, писатели.
- А-а… - пропела: – А я думала…
Вот и хочу для любознательных потомков выбрать из своих дневников записи только о местных журналистах и писателях, чтобы знали: а какими они были, провинциальные собратья по перу в те, «застойные годы»*, подкатывающиеся к Перестройке*?
Ярких портретов не получится, - так, карандашные наброски, - но и ими постараюсь слегка прорисовать «атмосферу» тех лет.
 
Из записок
1981-1989
«Журналистская конференция... Правда, моего крамольного журналиста на неё не пригласили, - он же, как сказал первый секретарь Обкома*, «не тем светом светит» - но Платон всё же пришёл, выступил, наш оператор заснял, но мой начальник, конечно, не велел брать в сюжет его слова:
- Вот редактор «Рабочего» жалуется, что нет, мол, материалов, которые бы значительно выделялись. А откуда они возьмутся, если в редакции нет ни одной журналистской личности? А нет личности, нет и лица газеты.
И все промолчали.
… Слёт творческих работники области. Доклад делает секретарь Обкома по идеологии
Смирновский: «Борясь и соревнуясь в честь съезда нашей славной коммунистической Партии, мы должны повышать свой идейный уровень… в момент наибольшего обострения идеологической борьбы...»  В первых рядах, во главе с секретарем писательской организации Якушкиным, внимают докладчику писатели земли нашей: Посков, Денискин, Файсович, Дибурский, Савкин… А секретарь уже бичует поэта Фатеева:
 - И далее этот поэт поднимается до ненужных обобщений!
Но делает паузу и поверх очков грозно смотрит в зал:
- Вот так и в политическом мире есть дяди, которые тоже в ножички играют, грозя доиграться.
Я сижу в последнем двадцатом ряду, так что эти идеологические перлы долетают ко мне прорежено, а передо мной, на девятнадцатом, художник Виталий Никитич Меньковский, и он мне - альбомчик, я ему – «Курьер Юнеско»… Но уже побаливает голова, а  тут еще начинают «с листов» ораторствовать творческие работники: «Достигнуты определенные успехи… однако имеются определенные недостатки... мы заверяем… мы справимся... мы приложим все усилия… мы успешно встретим очередной съезд партии!»
Но закончился слёт. Уф, как на улице-то хорошо!.. Но настигли Платон с писательницей Гончаровой. «Сейчас придём домой, и надо будет кормить их, вести беседу, а у меня голова болит!» Да нет, Гончарова дама умная и приятная во всех отношениях, но всё как бы разглядывает меня. А мать у неё - лежачая больная, а денег - кот наплакал. Ох, горе, горе этим бескомпромиссным! Но счастливы ли посковы и якушкины, готовые за масло на хлебе «заверять, прилагать и справляться»?

 …Вчера начинающий писатель Шелгунов шепнул Платону: «Из Обкома от Якушкина запросили справку о количестве Ваших выступлений в прошлом году». И там же, в Обкоме, состоялось обсуждение его сборника «на бис», потому что первый секретарь Обкома Построченков вначале отрекомендовал автора как «значительного поэта, писателя и публициста нашей орденоносной области». Ну, как не «бисировать» после рекомендации такого «литературоведа и знатока» поэзии!
И сегодня, любопытства ради, читала стихи «значительного поэта» А. Якушкина. Да, всё в них вроде бы на месте, и даже рифмы, но… Но не звучит в этих стихах поэзия! Так, рифмованная риторика. Открываю книжку наугад:
                Не так уж много у меня врагов.
                Но и друзей – что делать? – так немного.
                И я порою погляжу кругом, -
                Как будто исполняю роль немого.
                И я порой – как будто бы в пустыне,
                Где призраки безмолвно собрались.
                И, словно чей-то глаз,
                В далёкий купол вдвинут…
И следующее:
                Дороги,
                Вечные дороги!
А знаю: Якушкин – тихий, послушный чиновник местной писательской организации, и никаких дорог у него не было, но вот:
                Мне ваш палаточный уют
                И бесконечные тревоги
                Всегда покоя не дают.
                А я на вас и не в обиде,
                Я только так желаю жить
                Чтобы конца пути не видеть,
                Спешить, всю жизнь спешить.
Может, он принимает желаемое за действительное, поэтому в этих строках и не ощущается правды?».

2002
Помню, дети были еще маленькими и всё мечтали о волнистых попугайчиках. Платон в то время работал в издательстве, редактировал рукопись некоего Романюка, и вот как-то сказал тот, что волнистые, мол, у него живут, даже потомство выводят, и пообещал дать  парочкуу. Но вскорости Платон за конфликтовал с начальником Якушкиным, а Романюк ему и говорит:
- Я принесу вам попугайчиков, но не надо, чтобы Якушкин об этом узнал.
Ну, после такой «ремарки» купили мы попугайчиков на базаре.

«Прохожу мимо двери в комнату мужа и слышу:
- Вот, читаю стихи из нового сборника Файсовича, нашего местного поэта… - Прикрывает книжечку, смотрит в мою сторону: - Читаю и думаю: жаль все же, что не было у меня в жизни хорошего учителя.               
- Да-а, - протянула: - и у меня… Но что делать? Учителя на дороге не валяются.
Не он не поймался на предложенную мною интонацию и снова прострадал:
- Нет и среды, чтобы на равных хотя бы поговорить с кем-то. А вот «значительный поэт и писатель Якушкин» напечатал в «Рабочем» свои мемуары, в которых пишет, что его учителем и был как раз поэт Борис Файсович.
- Ну, каждый выбирает себе учителя по своему образу и подобию, вот и…
- Да нет, - перебивает: - я ничего не имею против Файсовича. Человек воевал, был ранен, руку потерял на фронте, но как поэт…
И читает:
                Бьёт полуночный час,
                Но планете спокойно не спится,
                Много дел на земле,
                Много бед и солдатских могил.
                Отзвенели удары,
                Старый день улетел, словно птица,
                Новый день,
                Неизведанный день на земле наступил.
                А над древним Кремлём
                Светят молодо алые звёзды.
                В неизведанный день
                По-хорошему, смело глядя…
И закрыл книжечку:
- Разве это стихи?
- Платон Борисыч, человек хотел излить душу поэтическими строками «по-хорошему, смело глядя», а ты…
- А что я?.. Но после таких перлов и - в учителя?
- Не нравится, не бери, - улыбнулась: – А насчет Якушкина… Так ведь говорят же, что яблоко от яблони, а вернее, ученик от ученика недалеко…
Вроде бы тоже улыбнулся, но стало ли ему от этого легче?

… Повычёркивали редакторы «Рабочего» в статье Платона!.. Жаловался, страдал, потом вроде бы и успокоился, а сегодня:
- Ходил к ним...
Поняла, что в газету.
- Настоял, чтобы все восстановили.
- Ну, и как? Думаешь, восстановят?
- Посмотрим, - дернул усом.
Конечно, как же редактору не вычеркивать, если все его послушные журналисты пишут примерно так (цитирую корреспонденцию из «Рабочего»):
«Коллектив Дятьковского хрустального завода по примеру передовых предприятий страны включился во Всероссийское социалистическое соревнование за увеличение выпуска высококачественных товаров народного потребления. А в этом году хрустальщики обязались еще увеличить производительность труда по сравнению с годовым заданием на один процент и на полпроцента снизить себестоимость изделий. Застрельщиками в выполнении напряженных социалистических обязательств выступают коммунисты и комсомольцы». Ну как?..
… В «Рабочем» лежат уже пять материалов Платона, но их не печатают, - «Слишком резко написаны». Пошел сегодня «категорически» разговаривать с главным редактором Кузнецовым.
… Идем на речку загорать. У подъезда на лавочках сидят в рядок бабули и Платон изрекает:
- До чего ж ужасно вот так, на лавочках, доживать свой век!
Почти про себя, бурчу:
- Да уж… Человек до конца своих дней должен трудиться. – И разворачиваю тему: - Трудиться и до конца дней быть кому-то нужным.
- Да, конечно, - вторит печально муж и вдруг делает неожиданный вывод: - Вот иногда и думаю, что никому уже не нужен.
- Ерунду мелешь, - бросаю буднично, просто… чтобы   убедительней было.
Он идет какое-то время, молча, а потом слышу:
- Кризис у меня, Галина Семеновна...
«У тебя всегда кризис», - думаю про себя, но вслух говорю с ноткой уверенности:
- Это пройдет. Непременно пройдёт.
- Пройдет ли? - повисает то ли вопрос, то ли ответ?

… Теперь раз в неделю мой строптивый муж ведет занятия с начинающими литераторами и сегодня сказал:
- Есть среди них и умные, с проблесками таланта… такой как Шелгунов.
И прочитал его стихотворение:
                Как бродило, шумело, пенилось,
                Как порой через край лилось!
                И в такое!.. такое верилось
                Что себе говорил я: «Брось!
                Ну, зачем тебе это надо?               
                Толку что в облаках витать?»
                Но ведь было.
                Всё было.
                Правда.
                Не прибавить и не отнять.
                Принимал я тебя, нелепость,
                Принимал я тебя, беда.
                Отбродило, как в спирте – крепость,
                Отстоялось… Душа пуста.
- О-о… Да-а… - выразила междометиями своё искреннее одобрительное резюме: - Неплохо. Почти Владимир Маяковский*.
… Своим «с проблесками таланта» слушателям, Платон читал из «Литературной газеты» интервью с писателем Василём Быковым*, «который пишет жёсткую правду о войне». И как смог проскользнуть Быков со своей «жесткой» меж наших кесарей?

… Написал Платон небольшой рассказ под названием «Некто Куцыркин», а тему невольно подсказала я. Возвращалась как-то из Карачева, на автостанции ждала автобус, а он хотя и стоял рядом, и пора ему было отправляться, но на посадку не подъезжал. Я замёрзла, пошла к диспетчеру, а тот сразу стал выпендриваться: вы не учите нас, когда транспорт подавать!.. мы, мол, порядки знаем! Пока выясняла «ситуацию», автобус быстренько подъехал, быстренько забрал пассажиров и уехал, а диспетчер… паразит!.. даже не сказал мне, что «транспорт», мол, отправляется! И пришлось ждать следующий. Так вот, рассказала об этом Платону, а он и написал рассказ, пошел читать своим начинающим, а кто-то из них и заклеймил его:
- Рассказ грязный. Он порочит наш народ.
- А что ж народ этот развратился?  - Платон ему: - Да, страдал, но это не дало права некоторым стать такими пакостными!
И все «начинающие» промолчали.
… Вчера легла спать и крутилась до двух, - Якушкин позвонил Платону, чтобы пришел для встречи с гэбэшником*. Зачем? И думалось о сыне: «А что если и на нём станут вымещать «идеологические вывихи» отца?» И ночью приснилось такое: открываю дверь на площадку и вдруг на меня – баба!.. страшная, грязная! «Помоги-ите!» кричу задушенным голосом и вдруг слышу глухой стук по полу… Это дети... уже наяву бегут «спасать» и дочка гладит по голове, стоит сын в трусах.
Сегодня лечила нервы так: попросила Глеба «врубить «Аббу» и танцевали с ним!..
… И ходил Платон на встречу с гэбистом. Но на этот раз не предлагал тот сотрудничества, а протянул толстую тетрадку и попросил почитать его стихи, «сказать своё мнение». Значит, и гэбистам ничто человеческое не чуждо? Значит, и он - собрат по перу?

… Вечером Платон протянул мне щупленькую книжку стихов. Читаю: Николай Иванцов. «Красное эхо».  Открываю: «Платону Качанову с добрым чувством и искренней надеждой».
- Надеждой на что? – улыбнулась: – Что ваша былая дружба возродится, как феникс из пепла?
- Не знаю, - улыбнулся и он: – Но хотелось бы…
И после ужина читаю:
                Да пребудет вовеки свечение мысли сквозное!
                Я стою лишь на том, что мерцает в рассказанном мною.
                Что мерцает, что брызжет, что завтра заполнит страницы,
                От чего неизбежно не сумею уже отстраниться.
                Пусть пока что мерцают, пусть брезжат лишь ярые мысли,
                Как желанный очаг, как костер, когда руки повисли…
                Кто-то скроет ухмылку, кто-то ложь кропотливо нанижет.
                Но ведь брезжит рассвет, а потом уже золотом брызжет!
Ах, Николай!.. Но ведь в брезжащем рассвете не кроется лжи! Поэтому-то он и золотой.
… В субботу Платон ходил на отчетно-выборное собрание местной писательской организации и выступал: не дают писать правду… нет никакой творческой атмосферы... все направлено на то, чтобы молодых завалить... организация стоит не на позициях, определенных правительством Горбачёва*... Но тут вскочил поэт Мирошкин:
- Наша позиция партийная! Не то, что у некоторых!
И выдвинул секретарем секции «своего» критика. А Платон – ершистого Полупова, того самого, который в центральной газете разнёс сборник Якушкина, взяв в заглавие его же строку: «Неторопливо мысль жуя...» (я не придумал ни х… - это уже Платон продолжил), и вот теперь Якушкин на предложение Платона сразу и подхватился:
- Я против!
И Полупова даже не внесли в списки для голосования. Тогда Юницкая, местная поэтесса, в секцию публицистики предложила Качанова, а Платон:
- Если не внесли в списки для голосования моё предложение о Полупове, то снимаю свою кандидатуру.
Вечером звонил ему Орлов, тоже ершистый журналист с нашего радио, потом - литературовед Непомнящий, и оба - с одобрением.

… Делала видеосъемки для передачи о парке имени Алексея Толстого* с его директором – поэтом Валентином Динарским. Бродили с ним по аллеям под старыми липами, он рассказывал о деревянных статуях, об их создателях, а на нас из-за пожелтевших веток, с сидений детской карусели, печально посматривали деревянные зверюшки, покинутые и заброшенные в «наши перестроечные дни».
 - Нет теперь денег у людей, вот и не идут с детьми в парк, - сетовал
Валентин Давыдович.
А человек он импозантный, - высокий, с седой окладистой бородой, - рассудительный, отвоевавший всю войну, и говорить с ним было интересно, но поэт ли он? Для меня – вопрос. То, о чём пишет, конечно, нужно, но зачем рифмовать… даже и неплохо?
                До минувшей войны –
                километры ночей.
                Окаянные сны,
                как бессмертный Кощей:
                тянет синие руки,
                скалит желтые зубы
                и швыряет грубо
                под Великие Луки,
                под Белую Церковь,
                под Старую Руссу!
                До минувшей войны –
                километры ночей…
                Я лежу ничком
                на земле ничьей.
                Танк издыхающий
                чадит у межи.
                - Братцы, товарищи!
                Я ведь жив!..
                Падаю куда-то.
                Берег высок.
                На зубах днепровский,
                одерский песок.
                Кончились патроны…
                - Дайте ж огня!..
                Рушится и стонет.
                Падает земля…
                … Километры ночей
                возвращаюсь с войны.
                Но дойти не могу!..
                Окаянные сны...
Поклон Вам, Валентин Давыдович, за ваш подвиг! Но по мне лучше б Вы писали прозой.

… В «Литературной газете» напечатали очерк Платона о семейном подряде, вернее о том, как он распадался, - почти на целую страницу. Сегодня подошел к дочке, протянул газету:      
 - Почитай… как настоящие журналисты пишут.
Прочитала и я настоящего... потом подошла к нему, поцеловала в щеку:
- Отлично написал, Платон Борисыч! Только последнюю фразу не надо было оставлять, лучше б закончил: «А куда они денутся»?
Улыбнулся... а за обедом:
- Да, понемногу свыкаюсь с мыслью, что я как писатель… посредственность. - Подождал, что отвечу и, не дождавшись, вздохнул: - А вот наши местные...
И рассказал, как на собрании они витийствовали: «Что нам Перестройка! - кричал Александр Савкин: - Мы еще двадцать лет назад перестроились, уже тогда я создавал многозначительные произведения». Не отстал от него и Абрамов: «Что нам Цветаева, Ахматова, Распутин! Это их критики такими сделали».
- Вот, видишь, как они о себе думают, не что, что ты… - сказала, когда кончил: - «Посредственность». А ведь я тысячу раз говорила, что тебя даже нельзя с ними и сравнивать. Ты - настоящий писатель.
Но он ничего не ответил».

2002
Муж пришел, разделся, вошел на кухню:
- Видел на прилавке книжного магазина книгу Якушкина… - И усмехнулся: - То-олстая, страниц четыреста, в твердом переплете…
- А на какие деньги издал? – перебила его «восторги».
- Как на какие? - И смешок его прозвучал саркастически: - На деньги, которые выделил ему из областного бюджета наш глава области коммунист Родкин. Аж триста тысяч отдал наших денежек.
- Да-а… - только и протянула.
- И насовал Якушкин в эту книгу даже статьи свои газетные, обложку украсил портретами своими и родни.
Вот так… Значит, при кесарях социализма якушкины и посковы ели хлеб с маслом, и теперь едят. «Перестроились».

*Период застоя в СССР (эпоха застоя) – С момента прихода к власти Л. И. Брежнева (1964 год) до XXVII съезда КПСС (февраль 1986 года). 
*Перестройка - общее название кардинальных перемен в экономической и политической структуре страны с 1985 по 1991 год.
*Обком - Областной комитет Коммунистической партии Советского Союза.
*Владимир Маяковский (1893-1930) - русский советский поэт.
*Василь Быков (1924-2003) –белорусский писатель, участник войны.
*Гэбэшнтк – сотрудник Комитета Государственной безопасности.
*Михаил Горбачёв (1931) - Последний генеральный секретарь ЦК КПСС, Президент СССР 1990-1991 годах.
*Алексей Толстой (1817-1875) – Граф, поэт, драматург.
*«Литературная газета» - Советское и российское еженедельное литературное и общественно-политическое издание.

Фото: Мой брат Виктор Сафонов (1928-2013) и Платон (Каченовский Борис Платонович 1937-2017).