Картуз

КАРТУЗ
1974 год. Г. Воскресенск. Иван, а проще Ваня, третий год трудился после окончания училища крановщиком на железно – дорожной станции. Крановщик вообще работа тяжёлая по своей интенсивности и напряжённости, а на сортировке контейнеров вдвойне. До обеда бывает, не то, чтобы слезть с крана и отдохнуть, но и покурить некогда. За смену так накрутишься, что эти «майна», «вира» по ночам снятся. А если учесть молодость Вани и его желание погулять с девчатами до «первых петухов», то, порой, дообеденная работа была просто мукой. Монотонное жужжание двигателей и убаюкивающий рокот редукторов неудержимо тянули ко сну. В редкие паузы отключения рычагов управления Ваня часто умудрялся засыпать. Такелажники, зная его слабость, обязательно команду на подъём груза начинали со слов:
– Жмурик, вира!
Если он не слышал, били болванкой обо что-то металлическое. На «клику-ху» Ваня не обижался, всегда с неизменной улыбкой брался за рычаги управления. Такелажники мирились с его слабостью и начальству не докладывали. Уж больно виртуозно управлял он краном, а главное, всегда точно и с первого раза устанавливал на место груз, что на сортировке контейнеров особенно важно. Был у Ивана и сменщик Пётр Иванович Медленный. Пётр Иванович был участником В. О. В, но, судя по всему, в боевых действиях участия не принимал. В действительную армию был призван осенью 1943 года. В боевую часть был направлен уже в самом конце войны. Все это знали, но Петр Иванович всегда особо подчёркивал свою особую причастность к победе над врагом. В работе Пётр Иванович был прямая противоположность Вани, всецело оправдывая свою фамилию. На команды такелажников реагировал весьма своеобразно:
– Чаво? – неизменно переспрашивал он, хотя прекрасно слышал, «чаво» от него требуется.
– Таво, что и вчера. «Вира», тебе говорят, – без зла отвечали такелажники.
После этих слов обе руки Петра Ивановича замелькают над рычагами управления, как бы приноравливаясь, какой из них схватить. Установку на место груза он всегда осуществлял со второго, третьего раза, непременно зацепив при этом соседний контейнер. Такелажники, зная его способности, всегда с особой осторожностью работали с ним. У Петра Ивановича тоже была своя «кликуха», но он о ней до поры до времени не догадывался. «Кликуха» была до обидного оскорбительная, а виной тому был его картуз. Картуз был военного образца, но без козырька. Этот картуз всегда висел на крючке в кабине крана, но висел он только до того момента, пока в кабине не было Петра Ивановича. С появлением Петра Ивановича в кабине этот картуз неизменно восседал на его голове. Причём, если смотреть на голову Петра Ивановича с земли, то картуз без козырька удивительным образом напоминал немецкую каску. На картузе без козырька по бокам угадывались два пупырышка похожих на рожки немецкой каски. Вот этот - то картуз и явился обидной для Петра Ивановича «кликухой». Гитлер. Однажды, при опускании очередного контейнера Пётр Иванович так раскачал его, что такелажнику пришлось стремглав «сигать» с соседнего контейнера. Ещё в воздухе такелажник успел прокричать:
–Гитлер чёртов, сшиб всё - таки!
Пётр Иванович, конечно, услышал, но было не до обиды, необходимо было поправлять оплошность. Однако обидная «кликуха» засела в его мозгу, но он никак не мог понять причину её возникновения, пока не произошёл следующий случай. Ваня отработал смену, спустился из кабины крана и направился в дежурку. По пути поздоровался с Петром Ивановичем, который неспешно шёл на рабочее место. В дежурке поболтал с ребятами и пошёл через площадку в город, но крик сменщика заставил его остановиться.
– Иван, ты, куда дел мой картуз? – грозно спросил он.
– Там он должен висеть, – ответил Иван, припоминая, что и впрямь при выходе не заметил, чтобы картуз висел на знакомом крючке.
–Иди, покажи, если висит, – махая рукой, пригласил Пётр Иванович.
Иван, нехотя, поднялся в кабину. На крючке картуза не было. Он посмотрел на пол. В самом углу что – то темнело бесформенное.
– Да вон он валяется у тебя под ногами.
Пётр Иванович посмотрел вниз. В самом углу кабины действительно валя-лось подобие толи картуза, основательно помятое ногами Вани.
– Это ты нарочно его так «изнахратил»? – со злобой спросил Пётр Ивано-вич.
– Ничего я его не нахратил, упал он, наверное. И вообще, стоит ли так заводиться из - за этой фашистской каски, – сказал Ваня, поправляя и отряхивая картуз, который мгновенно принял свою несуразную форму.
Пётр Иванович хотел что - то возразить, но так и остался стоять с открытым ртом. Слово фашистская каска, сказанное скороговоркой Ваней, мгновенно открыло глаза Петру Ивановичу на происхождение обидного прозвища. Он взял из рук Вани свой картуз и на удивление спокойно сказал:
– В следующий раз не разбрасывайся чужими вещами, – возвращая картуз на знакомый крючок.
Целый месяц Пётр Иванович не надевал этот картуз, так и висел он на крючке, как негодный элемент. Но Ивану опять не повезло. Кто - то, шутки ради, мелом нарисовал на колоннах крана фашистские знаки. Пётр Иванович чуть не с кулаками накинулся на Ивана.
–Это ты, сопляк, намалевал эти знаки? Я тебя защищал на фронте, а ты надсмехаешься надо мной.
– Ты чего, сдурел? И вообще ты не мог меня защищать. Война закончилась в 1945 году, а я родился в 1951. Ты лучше скажи, какая муха тебя укусила.
– Вот эта муха, – показывая рукой на знаки, сказал Пётр Иванович.
Иван только теперь понял причину злобы сменщика.
– Петр Иванович, я ничего этого не рисовал.
– Не знаю, пойдём к начальству.
С большим трудом удалось успокоить Петра Ивановича, а Вани пришлось не только смывать злополучные знаки, но и выслушать наставление начальника о серьёзности «его» поступка.
Прошёл ещё месяц. После очередной получки Ваня немного «погулял» и домой явился в три часа утра. На работу мать с трудом подняла его с постели. Иван наскоро собрался, отломил кусок хлеба и на ходу его съел с чуть прокисшим молоком. В этот день особо было много работы. Ваня двигал рычагами управления беспрерывно. Вверх, вниз, вверх, вниз, вперёд, назад, вперёд, назад.
– Надо бы в туалет сходить, – прошептал он, ощупывая вздувшийся живот.
Иван посмотрел в сторону туалета, до которого было метров триста.
– Нет, дотерплю до обеда, – подумал он и вновь задвигал рычагами управления.
Бурчание в животе прекратилось, и он пришёл в норму. Перерыв. Иван быстро пообедал и мгновенно уснул.
–Вставай, хватит дрыхнуть, – услышал он грозный окрик начальника.
Иван открыл глаза и не мог понять, где он и что с ним.
– На кран лезь, что глазами хлопаешь! Опять, наверное, всю ночь за девка-ми бегал, – уже более миролюбиво добавил начальник.
Иван быстро поднялся в кабину, и работа началась. Час, другой.
– Ой! – вскрикнул Ваня, хватаясь за живот.
Схватки всё учащались и учащались. Иван посмотрел в сторону туалета.
–Не добегу, – прошептал он, скривившись.
Посмотрел вниз. Как назло, внизу было много народа и в основном женщи-ны.
–Эти откуда тут ещё взялись, – тоскливо пропищал он, и неожиданно взгляд его упёрся в картуз.
– Выкину вместе с ним, – прошептал он, выполняя приказ естества. Куда бы мне его выбросить, – размышлял он, выглядывая в боковое окно.
Кругом люди, до порожнего вагона далеко, не добросить, а снизу уже слышались нетерпеливые голоса такелажников:
– Ты что, опять уснул?
Иван безнадёжно выглянул ещё раз в боковое окно. Плюнул и положил картуз в уголок, прикрыв его листом давно прочитанного журнала. Работа началась. Иван притерпелся, принюхался и, напрочь, забыл про картуз. Отработал смену, спустился вниз, поздоровался со сменщиком и пошёл в дежурку. Только он взялся за ручку двери, как услышал душераздирающий вопль из кабины крана. Откуда ему было знать, что Пётр Иванович вот уже три смены подряд надевает свой картуз. За хулиганство Ваня отсидел не только 15 суток и лишился премиальных, но ему ещё пришлось покупать новый картуз, козырёк которого он со злостью оторвал.