Особая точка

         Громадное множество людей повсюду и повсеместно после утреннего пробуждения привычно совершают почти одни и те же действия. Зевнуть, потянуться, подняться с постели, накинуть одежду, посетить туалет, ванную комнату, умыться, почистить зубы, вернуться в спальню, прибрать постель. Следом — на кухню. Бутерброды, чай, гренки, кофе. Далее — в прихожую. Куртку на плечи, или плащ. Шляпу или фуражку — на голову. На ноги туфли. При необходимости — под мышку зонтик.
          Всё как всегда, согласно давным-давно выработанному алгоритму. И мало кому дано внезапно понять, что вот это, вроде бы очередное утро, на самом деле является завершающим, итоговым. Редко кто из смертных догадывается вдруг, что ниточка его жизни, вплетённая в общее полотно бытия, скоро оборвётся по неизвестной пока причине.
          Скромный конторский служащий Глеб Антонович Паюшин, открывший глаза под надоедливый писк электронного будильника, также ничего необычного ни в себе, ни в окружающей обстановке не обнаружил. За исключением, пожалуй, того, что нежелание подниматься с постели сегодня было особенно острым. Впрочем, и таковое нежелание тоже не являлось чем-то из ряда вон выходящим и посещало Паюшина слишком часто, чтобы делать из этого какие-либо неожиданные выводы.
          Глеб Антонович по привычке понежился в перинах ещё пару сладких минуточек, одновременно налаживая тонкие связи своего тела с реальностью, затем откинул одеяло и громко скрипнул кроватью, каковым стартовым звуком и начал привычный ряд воспоследовавших далее утренних процедур.
          Паюшин даже не сразу осознал пришедшую чуть позже в его голову мысль: «А что, если я чищу зубы последний раз?» Но как только он ухватил суть этой мысли, тут же увлёкся ею и принялся развивать печальную тему дальше.
          «Надо как следует заправить постель… Придут чужие люди, пусть видят, что я был аккуратным человеком!»
          «Кушать, вроде бы, не очень-то и хочется. Но лучше позавтракать поплотнее… а то с обедом может уже и не сложиться.»
          «Надену-ка я сегодня вот эту недорогую серую рубашку… Не так жалко будет выбросить после того, как…»
          После чего?!
          Этого Глеб Антонович сказать не сумел бы. По большому счёту, он просто валял таким образом дурака, от скуки и хронической неудовлетворённости жизнью. Почему бы и нет? Овладевшая сознанием игра казалась ничуть не хуже любой другой, более того — она пикантно подстёгивала воображение, заставляла обратить внимание на всё окружающее немного по-другому, пристальней, потому что, как ни крути, а есть смысл впитать в себя доступную прелесть красок и звуков бытия, когда делаешь это уже напоследок!
          Двигаясь по тротуару в направлении родной конторы, Паюшин сегодня даже с каким-то неожиданным удовольствием вдыхал городской воздух, знакомо пропахший автомобильными выхлопами и некоей химической дрянью, время от времени ненароком исторгаемой из своего больного нутра местным комбинатом.
          «Ну и что, что воняет? — смотрел на ситуацию поверх новых горизонтов Глеб Антонович. — Мне-то что до того? Пусть себе воняет. Теперь это уже не имеет никакого значения. — печально добавлял он. — Да-с… Я ведь совершаю свой предпоследний путь. Следующий будет последним…»
          Хотелось плакать от жалости к самому себе. Игра приятно щекотала нервы и Паюшину это нравилось, хотя он, разумеется, понимал, что такие шутки к добру не приводят. Но… чего только не натворишь со скуки!
          Ангел-хранитель Анх с грустью наблюдал по монитору за топающим вдоль дорожки толстяком.
          «Что-то он сегодня необычайно оживлён. — обратил внимание ангел. — Неужели предчувствует скорую развязку? С чего бы вдруг? Ведь всё у Глебушки складывается нормально, и здоровье — дай Бог каждому! Совершенно не с чего ему внезапно менять поведенческий стереотип. Тем более пятница нынче, усталость за неделю накопилась от трудов праведных, должен, по идее, передвигать ноги с некоторой ленцой, он к этому вообще имеет склонность. А тут, смотрите-ка, вышагивает, как на параде, да головушкой бесталанной во все стороны крутит! Это когда такое за ним наблюдалось?»
          И то правда. К своим сорока годочкам Паюшин успел уже приобрести внушительную неторопливость шага и некоторую вальяжность в движениях. Увы, малоподвижный образ жизни очень этому поспособствовал. Наверное, о том, что когда-то Глебушка отнюдь не отличался подобной степенностью, помнил теперь один только Анх, который знал его с самого младенчества, поскольку приходился ему не кем иным, как персональным ангелом-хранителем.
          Ах, до чего же славным, круглощёким бутузиком предстал много лет тому назад пред глазами Анха тот человечек, которого родители назвали Глебушкой, и о котором ангелу следовало отныне проявлять неустанную заботу, поскольку именно Анха назначили в Небесном Департаменте Дежурным по данному Объекту, со всеми вытекающими отсюда полномочиями и ответственностью. Особо надо подчеркнуть то немаловажное обстоятельство, что Глеб Антонович Паюшин оказался самым первым подопечным ангела-хранителя Анха. Того совсем недавно перевели на новую должность из Отдела Купидонов, где он уже выслужил положенный срок и расстрелял весь запас золотых стрел. Поэтому, пожалуй, нет ничего удивительного в том, как бережно и нежно новоиспечённый Дежурный принял малыша под свою опеку, и насколько ревностно он нёс с тех пор службу по его охране — первенец есть первенец!
          Шло время.
          На глазах у Анха подопечный понемногу взрослел, набирался ума-разума и мало-помалу приступал к познанию окружающего мира. Разумеется, поначалу Глебушка плохо умел предвидеть последствия некоторых своих поступков, к тому же ребёнок он был слишком доверчивый и под влиянием старших ребят мог совершить откровенную глупость. Например, однажды два школьника-балбеса предложили Глебушке прогуляться по только-только установившемуся на озере тонкому льду. За этот «пустячок» малышу была обещана шоколадка. Балбесы вовсе не замышляли ничего дурного, им просто хотелось убедиться, что лёд уже достаточно крепок, и можно будет погонять на нём шайбу. А Глебушка на их взгляд являлся очень удачным испытателем, поскольку был толстеньким и, стало быть, достаточно тяжёлым для проведения эксперимента.
          И вот малыш с простосердечной улыбкой шагнул на лёд. На самом деле, трудно сказать, чем окончилось бы это испытание для Глебушки. Может, он спокойно прошёлся бы пару раз туда-обратно и получил свою шоколадку, а может, провалился под лёд, промок и серьёзно простудился, а то и вовсе утонул. Вариантов, как всегда, имелось несколько. Однако, Анх тут же взял ситуацию под свой контроль, ибо лично его устраивал только один результат. Распахнув белые крылья, ангел-хранитель спикировал на лёд в тот самый момент, когда Глебушка сделал всего лишь третий шаг. С силой надавив ногами на сверкающую поверхность, Анх заставил лёд треснуть и издать устрашающий звук:
          — Кра-ак!
          И моментально, надо отдать им должное, два юных балбеса подскочили и схватив Глебушку за руки отдёрнули его назад.
          — Куда ты лезешь, малопулька! Мы же пошутили! — нервно воскликнул один из них, побледнев от испуга. — А ну, иди отсюда!
          Таким образом, ангел-хранитель вмешался в естественный ход событий жизни подопечного в первый раз. Следует пояснить, что конечно же никто из ребятишек увидеть его в момент совершения этого поступка не мог — ангелы для людей практически невидимы. Но, разумеется, сие обстоятельство нисколько не умаляет их мощнейшего потенциала.
          Каковой потенциал воздействия на любую ситуацию Анх стал неукоснительно использовать и в дальнейшем, как только замечал, что его подопечному опять приходится делать опасный или малопредсказуемый выбор. Например, в четырнадцатилетнем возрасте Глебушка совершенно случайно оказался в не совсем хорошей компании, где ему предложили попробовать сногсшибательное средство от тоски. А тоска была ужасная — вряд ли можно найти хоть что-нибудь хуже неразделённой любви! И ангелу-хранителю пришлось незримо вмешаться в происходящее, когда дружки уже перетянули Паюшину плечо жгутом и приготовили шприц со сногсшибательным средством.
          — Атас! — раздался вдруг приглушённый вопль. — Родители нагрянули!
          По квартире, где имело место быть сборище подростков, пронёсся тихий вихрь суетливых движений и молодёжь быстро рассредоточилась по помещению в самых безмятежных позах — всё нормально, люди просто пришли отдохнуть и пообщаться друг с другом. С руки Паюшина мгновенно был сдёрнут жгут, а рукав рубашки опущен до запястья.
          Спустя некоторое время выяснилось, что произошла досадная ошибка — кто-то из пацанов принял пожилых мужчину и женщину, показавшихся во дворе, за родителей хозяина вечеринки. К этому недоразумению как раз и приложил силу ментального воздействия ангел-хранитель, таким образом решивший спасти Глебушку от страшной опасности. Что ему, собственно говоря, и удалось, поскольку повторно закатывать рукав и подставлять плечо для затягивания жгутом Паюшин почему-то совершенно расхотел, а вскоре вообще тихонько покинул весёлую компанию и ушёл домой. (По истечении нескольких лет он вспоминал этот эпизод из своей юности с искренним ужасом — ребята со двора, севшие на иглу, воочию продемонстрировали, какая судьба ждала бы Глебушку, случись с ним подобное. Было о чём хорошенько поразмыслить на будущее.)
          Отголоском этого события стало неожиданное появление в кабинете Анха одного из членов Высокого и Светлого Руководства. Довольно пожилая, но всё ещё великолепно выглядевшая начальница Отдела Планирования госпожа Планида, стуча высокими каблучками, подошла к столу ангела-хранителя и аккуратно положила перед ним некий документ, который Анх вообще-то уже имел честь видеть во время процедуры принятия на себя Дежурства по Объекту. Это была Карта Судьбы Паюшина Г. А., чертёжик, на коем тонкой зелёной линией змеился Путь подопечного из пункта начального в пункт конечный, с выделенными на нём красным цветом Особыми Точками. Пользуясь случаем Анх ещё раз внимательно изучил документ и затем вопросительно взглянул на руководительницу. Госпожа Планида сладко улыбнулась и произнесла:
          — Вы у нас новичок, уважаемый Анх, видимо, именно поэтому столь рьяно и взялись за дело. Смею вас уверить, что у более опытного ангела-хранителя подопечный Паюшин шёл бы по жизни несколько иным образом. Оттого-то считаю своим долгом пояснить вам некоторые нюансы вашей службы. Например, примите во внимание, что во время несения Дежурства следует руководствоваться не только строгими Правилами, но и хорошими, добрыми традициями, с незапамятных времён существующими в вашем славном Отделе. Об этом, кстати, неплохо было бы поинтересоваться у коллег. — госпожа Планида милостиво улыбнулась и тут же снова посерьёзнела: — Но самое главное, на чём я хочу заострить ваше внимание, сударь, это так называемые Особые Точки. Как вам наверняка известно, это те места на жизненном Пути подопечного, где вступает в действие свобода его собственной воли! Повторяю — собственной! Поэтому, по достижении им очередной Особой Точки, опытный ангел-хранитель обычно берёт паузу и предоставляет своему подопечному право выбрать любой способ выхода из возникшей ситуации, сколь бы странным, а то и ненужным, он ни показался на первый взгляд. Не исключено, разумеется, что при этом подопечный погибнет, или пострадает каким-либо иным образом. Однако, может произойти и совершенно другое событие — человеку вдруг крупно повезёт и он вытянет счастливый билет! Причём, что очень важно, вполне самостоятельно. И жизнь его впоследствии заиграет великолепными радужными красками, а это зачастую и составляет истинный смысл бытия! — госпожа Планида доброжелательно, но с лёгкой укоризной взглянула на Анха и попеняла: — Вот в этом-то месте вы, мой милый, и допускаете ошибку за ошибкой. Ещё ни разу вы не позволили своему подопечному совершить собственный выбор! Вы полностью взяли его жизнь в свои руки. Что, с одной стороны, делает вам честь, ибо характеризует как практически идеального ангела-хранителя… Но, с другой стороны, почему бы всё-таки не отпустить столь туго натянутые вожжи? Ну, разрешите же, наконец, подопечному проявить свою волю! Дайте ему возможность преодолеть одну-другую Особую Точку самостоятельно. Жизнь есть жизнь, стоит ли удалять из неё любой, даже малейший, риск? Будьте же смелее, Анх, вот мой вам добрый совет!
          Последние слова госпожа Планида многозначительно выделила голосом, затем подхватила со стола Карту Судьбы Паюшина Г. А. и отправилась из кабинета по своим многочисленным важным делам.
          Некоторое время после этого визита Анх пребывал в глубокой задумчивости. Он грустно перебирал в уме то изрядное количество Особых Точек, которые его цепкая память запомнила на Карте Судьбы Глебушки. Но какая же из них приведёт к большой удаче, а какая сразу отправит в могилу? Стоит ли доверяться в столь важном деле личному выбору человека? Не лучше ли продолжать незримо вести его по жизни, пусть без особых радостей, зато надёжно минуя тёмные, полные опасностей, места? Ведь это же Глебушка, первенец Анха, вот что надо особо учитывать! Те подопечные, которые будут у него потом — они же будут потом, а сейчас-то есть только вот этот, драгоценный, человечек, и его следует беречь, как следует беречь, чтобы, не дай Бог, не получился первый блин комом! Разве могут существовать доводы важнее этого? Нет!
          Решение, таким образом, было принято. И прохождение подопечным очередных Особых Точек ангел-хранитель продолжал неизменно контролировать сам, полностью исключив для Паюшина риск неверного шага.
          В подобном режиме наибольшего благоприятствования чередою потянулись дни, недели и месяцы жизни Глеба Антоновича, за одним беспроблемным годом следовал очередной такой же год. Ох, недаром госпожа Планида стала при встречах с Анхом сурово поджимать тонкие губы и бросать крайне неодобрительные взгляды на строптивого подчинённого! Заглянувший же в очередной раз к Анху коллега из соседнего кабинета не удержался и с откровенной иронией полюбопытствовал, не переутомился ли тот в процессе своего непрерывного и безупречного Дежурства? И вообще, чем уж так приглянулся Анху этот его никчёмный персонаж Паюшин, чтобы тратить на него не только всё своё рабочее время, но и большую часть свободного?
          — Да ты взгляни на него критически, в конце-то концов! — воскликнул коллега, ткнув пальцем в монитор, где Глебушка, как раз в этот момент находившийся в своей конторе, неторопливо передвигал по столу некие бумаги. За истёкшие годы он успел уже превратиться в толстенького лысеющего мужчину с простодушным выражением лица, и, к сожалению, без малейшей искры дерзновенных побуждений во взгляде.
          — Никчёмный же совсем человечишка! — недоумевающе пожал плечами коллега. — Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга! Сдохнуть от скуки можно, охраняя такого субъекта. Да и от чего его охранять-то, собственно говоря? Он же лет десять уже ни одного резкого движения не делал! Или я не прав?
          Коллега был прав. Как-то так складывалась теперь жизнь Глеба Антоновича, что понемногу, день за днём, из неё испарялось всё якобы лишнее и будоражащее ум. Паюшин мудрел. Мудрел довольно своеобразно. За чашечкой чая, в безопасной обстановке, он обожал помечтать о приключениях, путешествиях и разнообразных экстремальных видах досуга, но никогда не принимал участия даже в корпоративных поездках за город на шашлыки.
          «А что в этом хорошего? — искренне не понимал Паюшин. — В любой компании дело никогда не обходится без выпивки. А это практически всегда ведёт к возникновению конфликтов. Происходят бессмысленные, а зачастую и совершенно дикие ссоры по пустякам! А там уже и до криминала недалеко! Да начёрта мне нужны такие шашлыки?!»
          Глебушка упорно игнорировал также приглашения на дружеские вечеринки.
          «Что там вообще делать? Сидеть за столом, пить, жрать и вынужденно слушать глупые откровения опьяневших людей? А потом ещё танцевать под нелепую музыку с развязными, вспотевшими дамами? Ну и начёрта мне это нужно?»
          Конечно, на вечеринке легче было бы познакомиться с какой-нибудь миловидной одинокой женщиной, для будущих серьёзных отношений. Зная Глеба Антоновича давним холостяком, чаще всего именно это обстоятельство и подразумевалось в очередном приглашении. Но, увы, как раз в общении с женщинами у Паюшина с некоторых пор образовался полный затык.
          Первая девушка, в которую он был романтически влюблён, однажды попыталась сподвигнуть его на покупку довольно дорогого подарка ей на день рождения. Денег у четырнадцатилетнего Глебушки тогда водилось в аккурат на самые скромные потребности. Он робко намекнул любимой на это обстоятельство, хотя тут же клятвенно заверил, что в совместном их будущем дело обязательно поправится.
          — Ну, вот когда поправится, тогда и милости просим в гости. — неприятно скривив губы ответствовала на его слова любимая и ушла навеки, оставив в душе Глебушки первую труднозаживающую рану.
          Вторая рана образовалась там после многомесячных ухаживаний за некоей жгучей брюнеткой Зиной. В конце концов, ей Паюшин великодушно одолжил довольно крупную сумму денег (к этому времени, будучи научен горьким опытом, он уже поднакопил кое-что на чёрный день). Получилось, как говорится, очень удачно! Зинаида с благодарностью приняла столь нужные ей деньги и куда-то исчезла со съёмной квартиры и из жизни возлюбленного Глебушки насовсем.
          Паюшин поневоле сделал соответствующие выводы. К третьей претендентке на руку и сердце он присматривался и принюхивался так долго и своеобразно, что она от испуга предпочла срочно выскочить замуж за другого мужчину. Глеб Антонович только криво усмехнулся, узнав об этом, напился в первый и последний раз в жизни, чуть не попал под трамвай — и попал бы, не окажись рядом ангела-хранителя! — и больше попыток найти вторую половинку не предпринимал.
          Вместо этого он искренне полюбил свой рабочий стол в офисе и непосредственно прилегающее к нему жизненное пространство. От коллег по службе, располагавшихся за своими столами чуть далее границ этого пространства, Паюшин, в принципе, как раз и предпочитал дистанцироваться, ибо за каждым из них ведал некие грешки и близких отношений ни с кем поддерживать не желал. В результате каковой политики и получал в ответ растущее день ото дня ощущение душевного дискомфорта, то и дело ловя на себе недоброжелательные взгляды соратников и соратниц.
          Глебушку тихонько, но упорно ненавидели за его откровенное намерение держаться обособленно от коллектива. Ещё более усилилась неприязнь после того, как кем-то из проницательных коллег неожиданно было подмечено, что Паюшин умудряется раз за разом исчезать из любых взрывоопасных ситуаций за пару минут до собственно «взрыва». Все громкие разборки офисных работников между собой, все внезапные проверки на местах, все наезды начальства на подчинённых происходили в отсутствие Глебушки. За своим столом он появлялся только тогда, когда дым очередного «взрыва» уже развеивался по ветру и пострадавшие принимались зализывать раны.
          Был немедленно поставлен специальный эксперимент — двое коллег, якобы разругавшись, ставили целью втянуть Паюшина в свою разборку. Внезапно нагрянувший непонятно откуда начальник отдела мгновенно навёл порядок и оба экспериментатора получили по устному выговору. А Глебушка при этом едва успел поднять глаза от очередного документа на своём столе и хоть что-то уразуметь из происходящего.
          — Слу-ушайте, — с недоумением произнёс чуть позже, в курилке, один из наказанных экспериментаторов, — да это прямо какой-то Крошка Цахес, ей-богу. С него всё как с гуся вода!
          И присутствовавшие здесь сослуживцы дружно согласились — действительно, Цахес!
          Каковое прозвище и прилипло в результате к Паюшину.
          — Ну, вот какого чёрта им всем от меня нужно? — устало жаловался своему отражению в зеркале Глебушка. — Дурачьё! Ведь никого не трогаю, не подсиживаю, ни на кого не стучу! Радоваться надо такому коллеге, а они зубами скрипят!
          Наблюдавший за ним по монитору Анх сочувственно кивал головой:
          — Да, да, милый ты мой человек. Такова судьба всех непохожих, выделяющихся из серой массы индивидов!
          А время, неумолимое время всё двигалось и двигалось неизвестно куда, пожирая попутно минуты, часы, дни, месяцы и годы человеческих жизней. Как-то незаметно нагрянул тот неоднозначный период существования Глебушки, который на Карте Судьбы был отмечен последней Особой Точкой.
          К этому моменту Анху под многочисленными благовидными предлогами настойчиво намекали и внушали, что на сей раз он никак не должен вмешиваться в событие, которое грядёт на Пути его подопечного, достигшего, кстати, уже возраста сорока лет. Ибо подобное вмешательство окажется воистину чем-то абсолютно выходящим за рамки всяких приличий.
          — Ты пойми, дружище, одну простую вещь, — вкрадчиво втолковывал Анху многоопытный Оле, ангел-хранитель из соседнего кабинета, — традиции есть традиции, их не рекомендуется бесконечно игнорировать! Тем более верен этот постулат по отношению к такому неординарному событию, как последняя Особая Точка. Скажу тебе по секрету, все наши сотрудники очень уважают занятую тобой принципиальную позицию и восхищаются безупречным несением Дежурства. Но… в общем, видишь ли, теперь наступает момент, когда следует поступиться личным во благо общественного! Строго между нами, девочками, говоря, имей в виду, что ТАМ, — коллега ткнул пальцем в потолок, — это однозначно оценят по достоинству! Тем более, что твой подопечный Паюшин давно уже не вызывает никакого интереса у Высоких и Светлых Наблюдающих. Грубо говоря, но тонко намекая, ему давно уже ПОРА «закругляться»! — со значением в голосе произнёс коллега.
          — То-есть, как это ПОРА? — в недоумении вскинулся Анх. — Всего-то на сорок первом году жизни и уже ПОРА? Да как же такое может быть, Оле?
          — Ну как, как… — недовольно пробурчал коллега, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди. — Очень просто. Сам посуди. Глебушка твой и по натуре-то скучен до невозможности, а ты своей чрезмерной опекой ещё и многократно усугубил его недостатки. В результате получается, что на данный момент времени он уже никому не нужен не только там, на Земле, но и здесь, в нашем Департаменте, тоже. Тебе ведь не раз объясняли механику происходящего, и задумайся ты вовремя, дай ему возможность проявить себя хоть в какой-нибудь из предыдущих Точек по-настоящему, не исключено, что жизнь Глебушки была бы сейчас гораздо значительнее и эмоционально богаче…
          — Или его уже давно похоронили бы. — меланхолично добавил Анх. — Что вероятнее всего.
          Услышав такое, Оле обиделся, неодобрительно покосился на коллегу и замолчал. Оба некоторое время смотрели на монитор, где будто опять повторялись кадры из давно надоевшего киносериала — Паюшин устало брёл по тротуару со службы домой.
          — И вот так — каждый божий день! Каждый день! — не выдержал и с досадой пробурчал Оле. — Ни шагу в сторону, ни прыжка на месте! Не человек, недоразумение!
          — Зато какая у Глебушки богатая внутренняя жизнь! — взволнованно воскликнул Анх. — Уж я-то знаю, поверь!
          — Возможно. — с готовностью согласился Оле. — Что-то в нём и впрямь есть от приснопамятного Илюши Обломова. Этакий рудимент родом из девятнадцатого столетия. Кхм.
          Коллега внезапно поднялся и, сухо простившись, вышел из кабинета. Оно и понятно, стоило ли продолжать бесполезный разговор?
          Однако, всё на свете, увы, обязательно заканчивается, сколь бы причудливо ни вилась верёвочка событий. Наступил означенный день, когда Паюшин Глеб Антонович, ни сном, ни духом не ведавший о том, должен был встретить на своём пути нечто непреодолимое.
          Он уже шёл привычной дорогой на службу,  и разве только самым краешком сознания ощущал вокруг себя какие-то непонятные «флюиды», ни в жизнь бы не сумев догадаться, что его ментальная игра со смертью, затеянная этим утром, окажется настолько в руку.
          «Эх, Глебушка, Глебушка, никому-то ты, кроме меня, получается, и не нужен. — мучился сейчас от тоски Анх, продолжая наблюдать за подопечным и пытаясь хоть как-то настроиться на рабочую волну. — Заклеймили тебя уже и бездарем, и тюфяком, и пустышкой. А душу твою, ранимую и нежную, ни один критик даже не упомянул, словно нет её вовсе. Впрочем, это понятно, именно потому, что она не имеет себе цены, её и постеснялись трогать, душа-то светлая всего другого поважнее будет! А то, что не творишь ты в жизни лихих дел, да народ не баламутишь… тоже мне, беда какая! Нашли, за что в расход списывать человека в самом расцвете сил!»
          Тем временем Паюшин уже повернул за угол и зашагал по тротуару, который должен был привести его прямиком на роковую встречу с неожиданно вылетевшей с шоссе машиной — водитель, неопытный парнишка, не справится с управлением, и его грузовичок срежет угол на повороте прямо по пешеходной дорожке, где в этот момент и будет находиться Глеб Антонович. И на сей раз Анх буквально обязан игнорировать смертельную опасность, угрожающую его подопечному, и оставить ситуацию на волю Провидения, которое, вне всякого сомнения, поставит здесь окончательную точку. После чего ангел-хранитель с болью в груди сядет писать обязательный рапорт о завершении Дежурства по Объекту.
          Анх с замиранием сердца следил за своим первенцем. Паюшин определённо улавливал в атмосфере дня что-то неладное, вот ведь человек какой чувствительный! Глебушка явно тяготился необходимостью идти сейчас на службу. Даже если это была обычная лень, всё равно сегодня она случилась неспроста!
          — Э-эх! — вырвалось внезапно у ангела-хранителя и он яростно расправил свои белые крылья.
          Спустя какие-то несколько мгновений он приземлился рядом с Паюшиным, который, словно мог почувствовать присутствие невидимого существа, вдруг замедлил шаг и неуверенно оглянулся. Но Анх уже успел всё сделать и, снова взмахнув крыльями, вернулся в свой кабинет, к монитору. Ловкость рук и — никакого мошенства! А между тем шнурок на левой туфле Глеба Антоновича был развязан. И через десять шагов Паюшин наступил на него правой ногой. Вот и всё! Внезапно споткнувшись и с трудом избежав падения, толстяк чертыхнулся, присел на корточки и принялся приводить амуницию в порядок. В результате чего опоздал к «месту встречи» ровно на одну минуту и, обомлев от испуга, проводил круглыми глазами грузовичок, лихо срезавший угол прямо по тротуару.
          «А ведь там мог сейчас находиться я.» — мгновенно просчитал ситуацию Глеб Антонович и ему стало нехорошо, очень нехорошо.
          Зато, о Боже, как было теперь хорошо ангелу-хранителю! Широко улыбаясь, он продолжал спокойно наблюдать на мониторе дальнейший ход событий, будучи твёрдо уверенным, что никаких внезапностей на Пути его подопечного отныне не должно было возникнуть в принципе. Ибо, согласно принятым в Небесном Департаменте Правилам, человек, успешно миновавший заключительную Особую Точку, мог умереть отныне только от старости!
          «Вот так-то, милостивые государи! — довольно усмехнулся содеянному Анх. — Не единственно шустрым пронырам дано благословение на долгую жизнь! Милые и добродушные увальни, вроде Глебушки, тоже имеют на это право!»
          Конечно, своим поступком ангел-хранитель теперь уже безоговорочно навлёк на себя всеобщее осуждение коллег, и, возможно, ему грозил даже строгий выговор от госпожи Планиды, а то и замечание более высокого руководства. Однако, с другой стороны, надо же правильно понимать существо дела — он нарушил всего лишь навсего традицию! Просто тра-ди-ци-ю, а не жёстко регламентированное Правило. И, стало быть, никакого должностного преступления здесь не вытанцовывается! Так что, всё путём, живи и здравствуй, дорогой Глеб Антонович, а мы уж как-нибудь!
          В неописуемом восторге Анх крутился на кресле вокруг собственной оси, победно хохоча, и вдруг услышал слабый вскрик:
          — Ой!
          «Это что ещё за «ой» такой?» — заинтересовался он и мгновенно прильнул к монитору, как раз вовремя, чтобы увидеть абсолютно невероятное событие.
          Некая молодая женщина, появившаяся на балконе пятого этажа с намерением установить в какое-то приспособление тяжёлый глиняный горшок с цветком, оказалась довольно неуклюжей особой, почему сия гончарная посудина и выскользнула из её рук, после чего под воздействием земного притяжения полетела вниз, прямо на пешеходную дорожку. Где как раз и находился Паюшин, ещё не успевший прийти в себя от недавнего шока. Бах! — и довольно увесистая «бомба» треснула от удара об голову несчастного толстяка, следом за чем он закатил глаза и как подкошенный осел на тротуарные плитки.
          Анх потерял дар речи и способность двигаться. Он заворожённо смотрел на то, что творилось возле проклятой пятиэтажки дальше и не верил собственным глазам. Вскоре на месте происшествия собралась кучка разношёрстного народа. Отдельные граждане, из категории особо отчаянных, пытались даже как-то помочь Глебушке, пробудить его волю к жизни, но всё было тщетно. В конце концов, Паюшина увезли на подъехавшей карете «медицинской скорой помощи».
          Ангел-хранитель вздрогнул, словно внезапно проснувшись, медленно поднялся из-за стола и отошёл к окну. Невидящим взглядом он смотрел сквозь стёкла в дальнюю даль и напряжённо думал. Можно было не сомневаться — Глебушки больше нет, он умер. И неважно, отчего это произошло, глиняный ли горшок стал основной причиной, или разрыв сердца от испуга, какая разница! Случилось то, чего никак не должно было случиться — налицо явлено серьёзное нарушение Режима Действия Карты Судьбы! И это чудовищно! Вне всяческого сомнения, следует немедленно садиться писать донесение на имя Его Преосвятейшества Архангела… Немедленно!
          В этот момент раздался весёлый стук в дверь и уверенной походкой в кабинет вошёл ангел смерти Ансельм.
          — Салют смежникам! — бодро произнёс он, улыбнувшись. — Я имею честь прибыть сюда, чтобы с должным удовольствием подписать рапорт о благополучном завершении вашего Дежурства. Надеюсь, вы уже накропали сей драгоценный документ? Прошу предоставить! А то, знаете ли, у меня тут ещё кое-какие дела запланированы, время поджимает.
          Анх медленно повернулся, увидел ангела смерти, осмыслил сложившуюся ситуацию, и в глазах его вспыхнуло пламя едва подавляемого бешенства.
          — Что вы себе позволяете, милостивый государь! — произнёс он осевшим голосом, с трудом сдерживаясь от перехода на крик. — Какое такое право имели вы убивать моего подопечного? Вы отдаёте себе отчёт в том, что это произвол? Предупреждаю, вы пойдёте под суд!
          — Ту-ту-ту-ту. — удивлённо воззрился на ангела-хранителя Ансельм, оскорблённо выпрямляя и без того стройный стан. — Попрошу не понижать на меня голоса, сударь! Вначале разберитесь, как следует, потом уже… Никто не виноват, что вы не удосужились внимательно изучить Карту Судьбы вашего подопечного.
          — Кто?! Я?! — чуть не сорвался на визг Анх. — Это я невнимательно изучил Карту? Да вы что, окончательно наглость потеряли, милейший?
          Ансельм горделиво сложил руки на груди и мрачно посмотрел на ангела-хранителя. Орлиный профиль его хищно обострился. Ещё минута и неизвестно к чему всё это привело бы. Но тут в кабинет, торопливо стуча каблучками, вошла госпожа Планида.
          — Так, — нарочито спокойно произнесла она, молниеносно оценив обстановку, — господа, попрошу объяснить мне, что здесь происходит?
          — Вам ли не знать! — в сердцах притопнул ногою Анх и добавил: — Имейте в виду, сударыня, вместо рапорта я буду писать донесение на имя Его Преосвятейшества!
          Госпожа Планида вскинула тонкие брови.
          — Неужели? — иронически спросила она. — Вот интересно, по какому же поводу?
          — По поводу нарушения РДКС. — сквозь зубы выдавил Анх.
          — Ну! Этого не может быть. — мгновенно среагировала госпожа Планида и сделала отрицающее движение кистью руки. — Потому что не может быть никогда! Вы плохо понимаете, о чём говорите.
          Ангел-хранитель усмехнулся и язвительно ответил:
          — Убийства моего подопечного, после благополучного прохождения им последней Особой Точки, тоже не могло быть. И всё-таки это случилось!
          — О, Господи. — сокрушённо произнесла руководительница Отдела Планирования и покачала головой. — Я так и предполагала! — она сделала паузу и мягко обратилась к подчинённым: — Господа, я прошу вас немедленно подать друг другу руки и помириться. Произошло недоразумение… Я сейчас всё вам объясню, успокойтесь, пожалуйста.
          Последняя фраза относилась только к Анху. Он пожал плечами и не сделал ни единого движения сверх того. Госпожа Планида вынула из своей папки Карту Судьбы и положила её на стол.
          — Обратите внимание на то, уважаемый Анх, что последняя Особая Точка отличается от всех предыдущих. Неужели вы не заметили этого раньше?
          С недоумением ангел-хранитель всмотрелся в линию Пути своего подопечного Глеба Антоновича Паюшина. Ну, и что здесь не так? Чем последняя Точка не похожа на все остальные? Да ничем!.. Хотя… пожалуй, она как-то крупнее, что ли… или имеет слегка вытянутую форму… Но в чём тут загвоздка?
          — На самом деле, это ДВЕ отдельные Точки, расположенные с минимальным интервалом друг от друга. — сожалеющим голосом пояснила госпожа Планида. — Масштаб Карты, как вы сами видите, не позволяет более отчётливо изобразить данный факт. Тем не менее, трудно отрицать наличие здесь именно двух Особых Точек, не правда ли?
          Анх, с замирающим сердцем, поспешно извлёк из ящика стола увеличительное стекло, снял с него замшевый чехол и, нагнувшись над Картой, внимательно изучил «место преткновения». Затем, потрясённый открывшимся фактом, он медленно выпрямился и замер, не зная, что делать дальше. Увы и ах, госпожа Планида оказалась права — под увеличительным стеклом было вполне отчётливо видно, что прямо поверх одной красной Точки поставлена вторая, отчего оставшийся видным краешек нижней, более светлой цветом, похож на тонкий серпик.
          — Столь близкое их расположение, как вы несомненно догадываетесь, обусловлено исключительно коротким промежутком времени меж двумя последовательными событиями. — участливо глядя на Анха, как маленькому ребёнку втолковывала ему суть казуса госпожа Планида. — Кстати, к вашему сведению, это не единственный случай такого рода. — улыбаясь добавила она. — Просто раньше никто не реагировал на подобную мелочь столь неординарно.
          «Мелочь! Ничего себе мелочь!» — с горечью подумал ангел-хранитель, но вслух сказал другое.
          — О! Прошу прощения, госпожа Планида. Прошу прощения, господин Ансельм. — он поклонился по очереди обоим. — Случившийся со мною нервный срыв несомненно является следствием серьёзного переутомления. Соизвольте милостиво предоставить мне некоторое время для написания рапорта об окончании Дежурства. Буду искренне рад предоставить его вам для подписи, уважаемый Ансельм.
          «Ваша взяла. Впредь буду умнее.»

          На похороны Глеба Антоновича Паюшина собралось всего несколько человек. Среди них присутствовал и неизвестный никому странный гражданин в длинном сером плаще и серой же шляпе, надвинутой на глаза. В самом конце траурного мероприятия он установил возле простенького металлического памятника венок с лентой, на которой было написано:
          «Дорогому Глебу от Анхеля. Спи спокойно.»