Стелла

          Этот уникальный для Саввы Ладохина день начинался совершенно обычно. Ещё накануне на семейном совете было решено, что сегодня он отправится на дачу и помимо всего прочего начнёт там прополку грядок. В воскресенье, то-есть завтра, на помощь ему прибудет супруга Надя, и уже вместе они доведут это нехитрое, но кропотливое дело до логического завершения.
          — О'кей. — согласился Савва, хотя планировал нынче обосноваться как следует в гараже и… Впрочем, о чём речь? Понимая, что дурная трава в июле растёт не по дням, а по часам, а на даче супруги Ладохины не появлялись уже давненько, легко можно было представить себе, как выглядят грядки в данный момент, и как печально они будут выглядеть ещё через неделю, коли не воспользоваться подходящим случаем. Нет уж, лучше подсуетиться, потратить два выходных дня, но привести дачный участок в порядок, нежели потом навёрстывать упущенное, не дай бог ещё и дожди вдобавок начнутся.
          Таким несложным образом, примерно пол-одиннадцатого утра, нежно поцеловав напоследок любимую жену, Савва с рюкзачком на плечах весело вышел из дома и отправился в получасовую прогулку вдоль шоссе и далее направо по грунтовой дороге, подразумевая конечным пунктом похода дачный посёлок.
          Погода была прекрасная, настроение тоже. Единственно, немного расстраивало то обстоятельство, что и в эти выходные у него не получилось заняться личным транспортом как следует, исправить кое-какие нестыковки по механической части. Ну, да ладно, что уж теперь, в конце концов можно будет на неделе пару-тройку раз наведаться в гараж вечерком после работы, глядишь, всё и образуется.
          Дача встретила Савву ярким солнцем, свежим воздухом и буйными сплетениями стеблей культурных и некультурных растений промежду собой.
          — Ого! Джунгли! — озадаченно почесал затылок Ладохин, обозревая фронт предстоящей работы. — Глаза боятся. — честно констатировал он и с сомнением в голосе добавил: — Но руки сделают. Не так ли?
          А как же иначе? Раз уж явился исполнять трудовую повинность, будь добр — исполняй, флаг тебе на флагшток! В конце концов, Савва был молодым, тридцатилетним мужчиной, ему ли пасовать перед сложностями?
          И вот, отключив себя от всего окружающего мира плотно вставленными наушниками, под музыку группы «Фотомото» Ладохин медленно, но верно принялся прореживать на грядках сплошные заросли, преобразуя их в довольно стройные ряды полезных растений. Во время такой однообразно-утомительной работы лучше всего было вообще ни о чём не думать, слушать музыку и действовать руками, уподобившись некоему биологическому роботу, что Савве вполне и удалось.
          Однако, как ни долго это счастье длилось, пришёл момент, когда в поясничном отделе организма всё-таки накопилась усталость и с лёгким кряхтеньем пришлось подняться с четверенек на ноги, дабы восстановить в них нормальное кровообращение, помассировать спину, а также сделать несколько лёгких наклонов влево-вправо.
          Выпрямившись во весь свой немалый рост Ладохин повёл затуманенным взглядом по окружающему его ландшафту и внезапно замер, затаив от неожиданности дыхание. Вот это была настоящая засада! Там, за невысоким штакетником, на смежном дачном участке, пропалывала свои грядки соседка Ладохиных Стелла Шафранская. Тут надо сделать отступление и пояснить, что это было за наказание для Саввы.
          Нет никаких сомнений  — да и откуда бы им взяться! — супруги Ладохины являли собой исключительно гармоничную пару, вот уже десятый год кряду. Свою жену Надю Савва просто обожал, а что касается дочери Ксюшки — и говорить нечего! Однако, давно уже и недаром подмечено умными людьми, что у каждого Ахиллеса рано или поздно обнаруживается слабое место. Именно таким слабым местом и оказалась для Саввы вот эта самая смуглая красавица Стелла Шафранская. Пока где-то неподалёку, хотя бы даже слегка, ощущалось присутствие Нади, он ещё достаточно твёрдо держался на ногах и строго придерживался моральных принципов, однако, будучи случайно оставленным с соседкой по даче с глазу на глаз, Савва тут же бледнел и начинал заикаться от волнения. Эти огромные чёрные очи заставляли его буквально терять самоидентификацию, а заодно и ориентацию в пространстве. Ладохин давно уже понял и принял, как неизбежное, тот факт, что стоит только Стелле призывно поманить его рукой и — туши свет, никакой здравый смысл не поможет ему удержаться от соблазна.
          Правда, надо отдать должное молодой женщине — движений рукой в отношении Саввы она не совершала. Обмен приветствиями, да ни к чему не обязывающий шутливый трёп, вот и всё, чем ограничивалось общение соседей между собой. Уже потом, чуть позже, оставаясь один, Савва медленно приходил в себя и долго ещё мысленно ругался в свой адрес, называя подобное состояние собственной психики «сексуальным кретинизмом». Однако, при всей искренней и жёсткой самокритике, избавиться от чар Стеллы не удавалось никак — в следующий раз история повторялась.
          «Ну да, что же, — мысленно успокаивал себя Савва, — в конце концов, к этому надо относиться философски, наверно, у каждого человека в жизни должен присутствовать некий раздражающий фактор. Вот Стелла и выбрана в качестве такого фактора в моём случае. Се ля ви.»
          Как неглупый мужчина Ладохин отчётливо понимал — подобное положение вещей содержит в себе потенциальную угрозу. Но что он мог поделать?
          И что он мог поделать сейчас, когда, стоя в полный рост на грядке в своём огороде, он безотрывно пялился в чужой огород, где обезоруживающе прекрасная, смуглая женщина, одетая в мини-бикини, внаклон работала на грядке?
          Савве довелось как-то раз, в горах, подняться на такую высоту, где для дыхания ощутимо не хватало кислорода, и он хорошо запомнил это сложное ощущение. Теперь, глядя на практически обнажённую, пардон, корму соседки, Ладохин испытывал тот же самый острый недостаток кислорода, и голова его уже начинала слегка кружиться.
          «Дак отвернись. — глумливо посоветовал внутренний голос. — Чего проще? А то ведь натурально брякнешься сейчас в обморок, вот смеху-то будет! Да и вообще, хм… неприлично столь пристально изучать прелести ни о чём не подозревающей женщины.»
          «А ты уверен, что она действительно ничего не подозревает? — возразил внутреннему голосу Савва. — А вдруг наоборот?»
          И тут Стелла, словно подслушав этот мысленный диалог, плавно разогнулась, выпрямилась и повернула голову, устремив через плечо на остолбеневшего соседа взор своих колдовских очей.
          — Здравствуй, Савушка. — спокойно произнесла она, хотя глазищи её мерцали отнюдь не спокойным блеском. — Ай-я-яй, Савушка, как же ты воспламенился-то жарко, друг сердешный. От этакого твоего взгляда мне и забеременеть недолго. Хотя я и не против, но лучше всё-таки воспользоваться естественным способом.
          «Не может быть, чтобы она это сказала! — ошеломлённо подумал Ладохин. — У неё ведь даже и губы не шевельнулись ни разу. Откуда шёл звук? Это что, телепатия?»
          — Да какая разница, Савушка? То, что надо было, ты услышал и понял. — на сей раз Стелла вполне отчётливо выговорила обе фразы вслух и непонятно улыбнулась. Это не была улыбка игривости, или обольщения, скорее какая-то неизъяснимая печаль проскользнула в ней.
          Савва нелепо, но выразительно повёл в воздухе руками, а вот вымолвить хотя бы словечко в ответ не сумел — горло было напрочь перехвачено чем-то вроде спазма. И хотя со стороны данные манипуляции выглядели довольно смешно, однако…
          — Вот и хорошо, — правильно поняла язык его рук Стелла, — вот и договорились, Савушка. Давай-ка, на закате приходи к мостику, на бережок. Посидим маленько, на волны посмотрим… искупаемся… голенькими. — она лукаво блеснула глазами, затем отвернулась и не спеша направилась по тропинке меж грядок в сторону своего бревенчатого домика. И до того полна была её фигура притягательности и немыслимой женской грации, что пришёл в себя и спохватился Савва уже только в тот момент, когда, яростно сопя, заносил ногу, дабы перелезть через изгородь на соседкин огород.
          — Опа. — замер он на мгновение, затем медленно сдал назад и опустился на корточки. — Вот это я даю стране угля, мля-а…
          Да уж, откровенно говоря, Ладохин был сейчас серьёзно обескуражен и даже встревожен. Ну, чего греха таить, обычно, видя перед собой обнажённую Надю, он тоже с трудом сдерживал обуревавшую его страсть. Наверно, в чём-то и там случался перебор. Но всё-таки никогда сей порыв не проявлял себя так безумно, как это случилось только что!
          «Ну и как прикажете подобное называть, коли не сексуальным кретинизмом? — с трудом опомнившись, пытался иронизировать теперь Савва. — Он самый и есть, кре-ти-низм! Безусловно. Однако… люди добрые, что же это вытворяет со мной Стелла? Это ведь натурально какой-то очень жёсткий гипноз! Не может же ТАКОЕ называться любовью!»
          Савва поднялся на ноги и неторопливо подался в дом. Здесь было сравнительно прохладно, отчего и дышалось, и думалось не в пример легче, нежели снаружи, где июльский зной, и без того раскаливший атмосферу дня, дополнительно усилился очарованием Шафранской и сделался уж вовсе невыносимым.
          «Гипноз… гипноз… н-да, возможно… пожалуй. Наверняка. И ведь не чувствовалось же в Стелле никакого вызова, не просочилось ни капельки бесстыдства, абсолютная естественность поведения и только, вот что странно. — покачал головой Ладохин, прислонившись спиной к стене и невидяще смотря перед собою. — И если разбираться беспристрастно, она всего лишь адекватно среагировала на мой откровенный взгляд. За что я, так сказать, боролся, на то и напоролся, заполучил ответное воздействие её чар. И, стало быть, сам во всём виноват, зачем напрашивался, зачем пялился на то, на что пялиться не надо?.. Хотя… ммм! Попробуй-ка тут удержись… Не женщина — вдохновение!.. Эх-ма. И как же мне теперь поступить-то правильнее всего?»
          Самая трезвая и рассудочная часть разума требовала отказаться от свидания со Стеллой, а для пущей надёжности — немедленно собраться и уйти отсюда домой, к Наде и Ксюшке под надзор. Пусть жена недоумевает и возмущается, пусть даже ругается, уж лучше это, нежели случится то, что может случиться!
          «А что, собственно говоря, такого особенного может случиться? — вдруг с обидой за себя подумал Савва. — Вот возьму и дам этой красотке от ворот поворот! Ишь, тоже мне, царевна нашлась. Приду спокойненько на бережок, посидим рядком, поговорим ладком, на волны речные посмотрим, как она и предлагала. Можно даже искупаться, не страшно! Можно даже нагишом, х-ха! Подумаешь. А потом — раз! — и гуд бай, малыш, спокойной ночи!»
          Да, мечты о самом себе, таком мужественном и непреклонно-сдержанном, ощутимо грели душу. Но были, по здравом рассуждении, чертовски глупыми.
          «Ага, гуд бай… — сокрушённо вздохнул расстроенный Ладохин. — Ничегошеньки-то у меня не получится, всё моё самолюбие Стелла демонстративно в узелок завяжет и через плечо бросит.»
          А спустя ещё пару минут раздумий Савва уже искренне удивлялся тому, что вообще имел намерение отказаться от такого подарка судьбы.
          «Ну совсем ты, парень, растерялся. — пенял он мысленно самому себе. — Бежать от подобного фарта как-то даже не по-мужски! Надо пользоваться моментом, дружок, будет что на старости лет вспомнить, чем похвалиться при случае!»
          И вот, таким образом окончательно утвердившись в планах на вечер, Савва с удовольствием выпил кружечку кваса и беззаботно посвистывая возвратился на грядки, намереваясь истреблять сорнячью поросль самым беспощадным образом. И, надо отдать ему должное, в этом деле он преуспел. Может быть, отчасти и потому, что руки его двигались непривычно ловко, почти автоматически, поскольку голова оказалась напрочь занята сладкими предвкушениями грядущего свидания с красавицей Стеллой.
          Ладохин, по завершении трудов праведных, кое-как дождался, когда солнце уляжется под самую линию горизонта, и едва ли не бегом припустил на берег речки, отделявшей дачный посёлок от обширной луговины, полого переходящей в не менее обширные поля. Недаром существует такое выражение — не чуять под собой ног от радости. Савва не чуял не только ног, но и всего остального тоже. За исключением, пожалуй, некоего центрального на данный момент органа. То-есть, сердца, если вы не догадались о чём идёт речь.
          К месту встречи он явился первым и некоторое время сидел тут на песке, подёргиваясь от неуёмной внутренней наэлектризованности. Стеллу не увидел — её приближение он ощутил всеми фибрами души ещё издалека. Мгновенно подскочив, Савва со сладкой болью в груди наблюдал, как женщина в лёгком светлом одеянии переставляет стройные ножки, одну за другой, и несёт себя, словно некое невообразимое блаженство на пир заждавшегося гурмана. Право слово, было от чего свихнуться! Ладохин чувствовал — ещё чуть-чуть и он просто зарыдает от распирающего его изнутри счастья.
          «На волны мы, конечно, тоже посмотрим, отчего бы и нет. Посмотрим… но… попозже. Попозже!»  — мелькнула вполне резонная мысль. И вдруг…
          И вдруг Савва как-то сразу и сильно оробел. Вот только что, вроде, он намеревался не медля властно заключить Стеллу в объятия и впиться губами в её губы. Однако, встретившись с ней взглядом, он смог не более чем сделать шаг навстречу и, осторожно взяв руку женщины, выдохнуть на изящное запястье поцелуй.
          Они опустились рядышком на песок и замерли, глядя, как мелкие волны катятся вниз по течению. От речки тянуло свежестью и это слегка смягчало сгустившийся к вечеру нестерпимый зной. Начинало смеркаться. Откуда-то издалека доносились весёлые детские голоса.
          «Что же, — стараясь быть рассудительным, подумал Савва, — любовью прямо здесь, мы, конечно, заниматься не станем. В любой момент из кустов может вылезти какой-нибудь внезапный рыболов со спиннингом в недрогнувшей руке, и всё испортит. Надо полагать, Стелла пригласит меня к себе в домик. Или же я увлеку её на свою дачу… Однако… странно… Чего мы ещё ждём? Разве не всё уже ясно?»
          — Пойдём купаться. — неожиданно равнодушным голосом произнесла Шафранская. — Сплаваем на тот берег… и обратно.
          — Пойдём. — нарочито-лениво откликнулся Савва, будучи несколько обескуражен вот этим безразличием в её тоне. — «А где же страсть, я вас спрашиваю, где хотя бы намёк на вожделение?» — в панике подумал он и в то же мгновение, не удержавшись, громко ахнул.
          Стелла, ничтоже сумняшеся, прямо на его глазах, медленно стянула через голову платье, при этом выяснилось, что других предметов одежды на ней нет. И если бы глазами действительно можно было есть, то вся история на этом оказалась бы законченной, поскольку Савва буквально в какие-нибудь полторы минуты пожрал бы изумительно пропорциональное тело женщины взглядом и косточек от него не оставил! Но нет, по счастью избегнувшая немедленной гибели Стелла, опять-таки демонстративно медленно, направилась по песочку к воде, и аккуратная попка её двигалась влево-вправо с такой игривостью, что Ладохин застонал от восторга и лихорадочно принялся срывать с себя бессмысленную теперь одежду. Долой эти брюки, долой футболку! Плевать, даже если кто-то увидит, плевать! Что естественно — то не безобразно!
          И только откуда-то из глубин сознания вдруг донеслось ироническим эхом:
          «…А что, собственно говоря, такого особенного может случиться? Вот возьму и дам этой красотке от ворот поворот!..»
          «Да-да, спасибо, что напомнил, дорогой мой внутренний голос. Самое время!» — нервно и зло рассмеялся Савва, стягивая трусы и бегом бросаясь вдогон за Стеллой.
          Вода в речке оказалась очень комфортной температуры, хотя разгорячённому Ладохину не помешало бы сейчас как раз немного охладиться. Шафранская успела отплыть не столь уж и далеко, когда преследователь начал усердно грести руками в надежде быстренько настичь благословенную добычу. Вообще-то, Савва от природы не был обделён силушкой, и плавал так, что, например, в детстве никто из пацанов обойти его не мог ни на одной из соревновательных дистанций. Однако, сегодня произошло неожиданное — как ни вкладывал Ладохин весь свой потенциал в работу, как ни пыжился, приблизиться к Стелле не сумел, расстояние между ними не сокращалось, всё так же, метрах в трёх, над водой виднелась её маленькая голова, и каким образом женщине удавалось ничуть не сбавлять скорости можно было только гадать.
          «Не проста она, ох, далеко не проста! — с трепетом в душе подумал Савва, прекратив безнадёжные попытки догнать Стеллу и переходя на энергосберегающий режим движения, при этом сразу начиная заметно отставать. — Глупец, зачем вообще было за ней гнаться, это же в любом случае бессмысленная трата сил! Куда она денется-то? Ну, повыпендривается немножко, продемонстрирует свою независимость. И ладно. В результате-то всё равно упадёт в мои объятия! Так какого лешего я суечусь? Ведь хозяин положения здесь я, а не Стелла, будь она хоть самой царицей Савской!»
          Успокоенный кажущейся несокрушимостью своей логики, Савва сейчас, обмирая, вглядывался в то, как Шафранская выходит из воды на другой берег — для теряющего от страсти голову мужчины это было трудновыносимое зрелище.
          «Ох, я до тебя доберусь! Ох, ты ж у меня побьёшься в руках птичкой пойманной! Дай только время…» — и над водой разнёсся звук скрежета зубовного.
          Стелла меж тем повернулась лицом к подплывающему Савве, ослепительно улыбнулась и весело крикнула:
          — Отстаёшь, Савушка! А ну, давай, догоняй! Догонишь — твоё счастье, не догонишь — ничего не получишь!
          — Я догоню. — пообещал мрачный Ладохин, подняв на мелководье тучу брызг и грозно выскакивая на берег. — Будь спок.
          И — начался Великий и Ужасный Догон.
          Любой из мужчин, кому когда-нибудь доводилось бежать вслед за голой, азартно хохочущей женщиной, прекрасно поймёт эмоции распалённого донельзя Саввы. Разумеется, он отнюдь не чувствовал себя сейчас свирепым охотником за каким-то там, скажем, диким зверем, нет-нет, долой эти нехорошие ассоциации, всякие, понимаешь, страсти-мордасти! Савва вообще старался не терять самообладания, вполне отдавая себе отчёт в том, что это даже не спортивная, а именно любовная забава, в результате которой абсолютно никто не проигрывает, поскольку оба участника в конце состязания должны будут получить только взаимное удовольствие. Ну, то-есть, игра такая. Вот здесь стартовал поджарый, мускулистый здоровяк Ладохин, а там — маленькая, изящная женщина, поскакавшая по луговой траве, словно грациозная лань. И — так далее, и — тому подобное, исключительно в духе дружбы между народами.
          Кстати… насчёт лани… Внимательно приглядевшись к мчащемуся далеко впереди силуэту, Савва вдруг с непонятным для самого себя восторгом обнаружил — это вовсе не обман зрения! И неспроста ему в голову пришло сравнение Стеллы с ланью! Потому что в одно из мгновений погони женщина чудесным образом обернулась ни больше, ни меньше как четырёхногим существом с туловищем кентавра!
          «Кентавриса! Вот это да!.. — ахнул Ладохин и почти сразу вздрогнул от сделанного следом второго открытия: — А сам-то я! Сам-то! Я же тоже превратился в кентавра! Мать моя женщина! Ну, дела-а…»
          Так оно и было. Мало того, вдобавок и местность, по которой сейчас неслись Савва и Стелла, преобразилась до неузнаваемости. Из типичной луговины она стала бескрайним степным простором, равномерно освещённым ясным сиреневым светом, отчего всё в окружающем пространстве было видно почти как днём.
          Если Савва и почувствовал испуг, то совсем незначительный. Задача перед ним стояла — во что бы то ни стало настигнуть кентаврису, овладеть ею, а там уже будет видно. Кроме того, откровенно говоря, случившееся с ним преображение только добавило остроты его ощущениям, и сейчас он с истинным наслаждением мощно отталкивался от земли всеми четырьмя ногами, склонив вперёд мускулистый торс и закинув для удобства руки за спину.
          «Ах ты, чёрт, — трепетало в груди сердце Ладохина, — как хорошо быть свободным и сильным кентавром! Ну, до чего же хорошо!»
          А мысль о том, ЧТО он сделает, когда догонит Стеллу, будучи при этом столь могучим созданием!.. О, боги! Какой взрыв эмоций должен по идее последовать через посредство громадного тела при человеческом-то разуме! Тут воображение Саввы просто меркло и предлагало потерять сознание уже сейчас, не дожидаясь грядущего события.
          Тем временем, довольно успешно осваивая резервы нового своего организма, Ладохин яростными рывками приближался к лакомой кентаврисе. Стелла то и дело оглядывалась, что-то задорно выкрикивая. Хвост её пышно развевался по ветру, равно как и волосы на откинутой назад голове, заострённые полушария грудей рассекали уплотнившийся от скорости воздух. До чего же она сейчас была великолепна! Савва мчался уже почти вровень с беглянкой и полагал как раз ухватить её за руку и остановить, когда Стелла повернула к нему разгорячённое лицо и в восторге завопила:
          — Молодец, Савушка! Я в тебе не ошиблась! Бежим, осталось совсем немного!
          «Я знаю. — мстительно ухмыляясь, подумал Ладохин. — Скоро за всё расплатишься, милая.»
          Первоначальное намерение ухватить кентаврису за руку изменилось — Савва наклонил корпус и потянулся к стелившимся по ветру смоляным волосам, крепко вцепился пальцами в локон и властно потянул к себе.
          Дальше произошло что-то несообразное, какой-то чудовищный, дикий фокус. Человеческая часть кентаврисы вдруг оторвалась от продолжившего скакать куда-то в сторону лошадиного тела, сделала в воздухе кувырок и смачно припечаталась на спину незадачливому кентавру, словно мгновенно вросла в неё. В следующий момент вокруг раздался такой адский рёв и вой, словно на полном ходу Савва влетел в бушующий во всю мощь ураган. Мгновенно одурев и потеряв ориентацию, он что есть силы помчался вперёд, ничего не понимая и только надеясь таким образом поскорее прорваться сквозь какой-то встретившийся на его пути кошмар. В правое его бедро раз за разом впивалась обжигающая боль, доводя до неистовства, и чей-то знакомый голос вскрикивал с безумным напором:
          — Ещё! Ещё, Савушка! Давай, давай, родимый, гони!
          И он гнал, гнал, гнал что есть мочи!
          Однако, постепенно, сквозь плывущий перед глазами кроваво-красный туман Ладохину удалось разглядеть танцующие впереди него два тёмных пятна, которые при дальнейшем рассмотрении оказались двумя рысаками с сидящими на них верхом жокеями. Следом за этим открытием, по собственным ощущениям стало ясно, что он и сам, в качестве такого же рысака, что есть духу мчится по дорожке ипподрома, а толпящиеся на трибунах зрители как раз и издают тот оглушительный рёв и вой, который давеча напрочь выбил Савву из разумения. Мало того — кто-то лихой и злой находится сейчас у него за спиной и нещадно хлещет плетью по задней части туловища, выкрикивая яростные и бессмысленные слова. Впрочем, насчёт всадника на своей спине Ладохин не заблуждался — это была Шафранская, однозначно! Подколодная змея Стелла, ведьма Стелла, обманом и колдовством заманившая Савву прямиком в преисподнюю на подлое глумление над ни в чём не повинным человеком!
          Мелькнула мысль тотчас же совершить какое-нибудь противодействие — остановиться на всём скаку, сойти с круга, встать на дыбы. Но тут в рёбра ему воткнулась такая адская боль, что Савва заорал, вернее, заржал, дурным голосом и, отчаянно рванувшись, единым махом догнал обоих лидеров гонки, следом за чем, не желая вторично получить в бока жестокий допинг, обошёл рысаков на повороте и, почти теряя сознание, продолжил ускорять свой аллюр, едва ли не до полного выплеска сил в беспредельность пространства.
          В результате чего пересёк финишную черту первым, заставив исторгнуться из сотен глоток вопль, похожий на рёв нескольких пароходных сирен одновременно. Шум мгновенно достиг почти немыслимого уровня. В голове у Саввы что-то взорвалось и он на время потерял способность адекватно реагировать на происходящее, а когда пришёл в сознание, обнаружил себя тупо переступающим ногами, следуя за каким-то маленьким человеком в аккуратно пригнанном жокейском наряде, который за уздечку вёл его неизвестно куда.
          — Подожди меня здесь, Савушка, — сказала Стелла (а это именно она и была  в жокейском наряде), — я скоро вернусь.
          С этими словами Шафранская привязала уздечку к деревянной перекладине и, похлопав Ладохина по холке, куда-то удалилась. Савва остался стоять, прижавшись боком к перекладине. Он мелко дрожал всем телом от неимоверной усталости и сильной боли в рёбрах и исхлёстанном до мяса бедре. Чутко поводя ушами, он боязливо косил по сторонам налитыми кровью глазами, ожидая очередного подвоха.
          А вокруг творилось чёрт знает что такое. Мимо то и дело пробегали поодиночке и группами карикатурно-уродливые существа, одетые, впрочем, подчёркнуто изящно. Они что-то выкрикивали, размахивали руками, разбрасывали целыми пачками цветные бумажки непонятного назначения, временами образовывали сборища и принимались что-то бурно обсуждать.
          «А ведь это — самые настоящие бесы! — в ужасе думал Савва, с отчаяньем понимая, что попал в такую передрягу, из которой выхода, пожалуй, нет. — Вот это я влип! По самое «не могу». Главное, как всё быстро произошло-то! Ведь ничто не предвещало подобного оборота…»
          — Хоро-ош жеребчик! — довольно проворчал вдруг подошедший откуда-то  со стороны персонаж с удивительно мерзкой рожей. Он остановился и, крутя шишковатой головой, неторопливо осмотрел Ладохина. — У-ух ты, миляга! — протянул он игриво. — Красава! Славный жеребчик, славный.
          Рядом с ним резко остановился куда-то деловито шагавший другой персонаж, по характерной физиономии которого можно было предположить, что он пару секунд назад проглотил стручок едкого перца.
          — Хо! — воскликнул он почему-то обиженным тоном. — Да уж, конечно, жеребчик хорош! Недаром взял первый приз на Дерби! Плохой бы не взял!
          — Это точно. — охотно согласился шишкоголовый. — Это даже вне всяческого сомнения. — он сделал некое суетливое движение затянутым в сюртук корпусом. — А вот интересно было бы узнать, милейший, почём стоит его купить?
          — Извольте малость обождать. — откликнулся собеседник. — Надо полагать, леди Стелла сейчас вернётся. Вот получит полагающуюся ей награду за выигрыш забега и не заставит себя долго ждать… Да вот, кстати, и она, легка на помине!
          — Прошу прощения, господа. — торопливой походкой к беседующим приближалась Шафранская, всё в том же жокейском наряде, только без картуза на голове, отчего смоляные волосы её в живописном беспорядке обрушивались на плечи. — Что-что? — переспросила она с отсутствующим выражением на лице и нетерпеливо взмахнула рукой: — Извините, господа, я ужасно спешу. Сейчас мне некогда вести речь о продаже жеребца. Давайте отложим этот разговор до более подходящего момента.
          Она быстро отвязала Савву и повела за собой.
          — А жа-аль. — с явной досадой протянул шишкоголовый бес. — Я бы хо-ро-шо заплатил! О-очень хо-ро-шо бы заплатил. Да, да… Жа-аль. Я бы заплатил…
          Все образы в голове Ладохина смешались сразу же, как только он двинулся вслед за Стеллой. На ходу ему долго не удавалось сосредоточиться. Лишь спустя некоторое время он обнаружил, что оба они уже идут в сумерках по пыльной дороге, где-то за пределами дьявольского ипподрома. В мозгу Саввы беспорядочно кружились разные никчёмные мысли, в том числе и про то, что вот сейчас, пожалуй, настал самый подходящий момент для мести, надо всего лишь лягнуть ведьму как следует копытами, и затем долго-долго топтать, а дальше будь что будет, ему всё равно. Загвоздка же заключалась в том, что сумасшедшая гонка истощила не только физические силы жеребца, но и душевные самого Саввы тоже. В ушах, мешая думать, беспрерывно звучал какой-то тонкий надоедливый звон, но при этом казалось, что если он смолкнет, то это будет означать обрыв той слабой ниточки, которая пока ещё связывала Ладохина с жизнью.
          Наконец, совершив изрядный крюк по степи, путники вышли к большой каменной статуе, очень древней, судя по степени её разрушения. И тут, совершенно неожиданно, Стелла всхлипнула и обхватила шею жеребца обеими руками, уткнулась в неё лицом и разрыдалась.
          — Ты прости, ты прости меня, добрый молодец за то, что я с тобой сотворила! Поверь, не было у меня другого выбора! Не из корыстных намерений я это сделала! Дочь родную свою спасала от судьбины злой и несправедливой. Любым способом надо было взять мне главный приз на Дьявольском Дерби! Суть этого приза — исполненье желания победителя! — сейчас Стелла смеялась и плакала одновременно. — Мы победили, понимаешь, золотой мой Савушка? ПОБЕДИЛИ! Дочь моя теперь спасена. Клятву тебе даю, что за услугу эту отплачу тем же, если случай такой настанет — спасу твою дочь из любой беды! Верь мне, слово моё твёрдо! — Стелла отпрянула, провела ладонью по щеке жеребца и отошла в сторону. — А теперь пора, нельзя тебе тут больше задерживаться. Прощай, Савушка, прощай навсегда. Больше не увидимся. Спасибо за любовь твою… — она улыбнулась. — И не жалей о том, что не познал меня. Ни к чему это совсем. Надю, жену свою, вот кого люби самозабвенно! Светлая богиня она у тебя. Постарайся не обижать её, береги, вот моё тебе пожелание от всего сердца. Совет вам да любовь на всю долгую жизнь!
          В этот момент над горизонтом взошла круглая яркая луна и одарила степь своим призрачным серебряным светом.
          — Вот на эту луну и ступай. — указала рукой Стелла. — И никуда не сворачивай. Домой вернёшься…

          Понурив голову и припадая на правую заднюю ногу, Савва брёл через казавшееся бесконечным пространство, сквозь усталость и боль, иногда засыпая прямо на ходу. Но споткнувшись о какую-нибудь кочку, он вскидывал одурманенную голову, издавал тихое ржание, и, найдя взглядом неугасимый маяк на небосклоне, снова начинал монотонно переставлять ноги.
          Ладохин даже и не заметил в какой момент пути из жеребца превратился в кентавра. Он просто вздрогнул от испуга, когда вдруг машинально вытер неизвестно откуда появившейся рукою пот со лба, и, вначале обомлев, тут же облегчённо выругался.
          — Ну, вот. — проворчал он затем с удовлетворением. — Пошёл-таки обратный отсчёт. Ага. Не обманула ведьма. Прямо хоть спасибо ей говори и премию выписывай.
          В мозгу сразу стали появляться сложные связные мысли, которых у жеребца почти уже и не возникало.
          — Какая-то непонятная сказка получается. Я таких сюжетов что-то не припоминаю. — сопровождая слова жестикуляцией, бормотал на ходу себе под нос Савва, дабы не заснуть, ну и вообще, раз теперь появилась возможность беспрепятственно выговориться. — Это что-то новенькое в фольклористике. Может быть, я маловато книг читаю, а? Да уж, что есть, то есть, постоянно недостаток времени, всё дела какие-то, делишки, заботы, хлопоты, не жизнь, а сплошной поток проблем. А надо бы побольше читать, побольше! Это же источник информации, в конце концов. Тогда, глядишь, и в ситуации, подобной нынешней, скорее всего, не оказался бы. Заранее знал бы, что к чему! Ведь можно же было догадаться, что Шафранская — натурально ведьма! Красивая, сексапильная, да… но — ведьма! Оплошал ты, друг любезный, опростоволосился. — Ладохин недовольно покрутил головой, но тут же утешился: — Ну, хорошо хоть, у меня с ней ничего такого не случилось. Как бы я теперь Наде в глаза смотрел? Н-да-а… Вот заморочка так заморочка! Живёшь себе, живёшь, и не догадываешься, сколько же чудес на белом свете существует, помимо всего прочего… У-у! — он споткнулся, дёрнулся всем корпусом и почувствовал, что внезапно опять остро заныли раны, покрытые запёкшейся кровью. — И всё-таки как же она меня уделала… ведьма нехорошая… ммм!
          Неожиданно перед взором его появилась ртутно блестевшая в лунном свете поверхность реки, и тут же из-под ног ушла земля.
          — Э-эк! — вырвалось у Саввы и он плашмя полетел вниз. Некоторое время лежал, пытаясь сообразить, что произошло. Потом засмеялся: — Ах ты, ёлки-моталки! Ведь это же мой заднеприводной организм отвалился! А на своих-то двух ногах я уже и отвык совсем передвигаться!
          Ладохин смеялся всё громче и громче, скоро он уже катался по прибрежному песку и отчаянно хохотал, не в силах остановиться, до слёз, до икоты. Это был смех, вызванный огромным облегчением. Оказалось, что вместе с конским туловищем кентавра исчезла и боль от израненного плетью бедра, и нытьё пробитых толи шпорами, толи шенкелями боков бедного животного.
          — Ха-ха-ха! Ай да Стелла! Ай да хитрущая ведьма! Ха-ха-ха! Ведь это наверняка она знала, что сюда я вернусь целеньким, как огурчик! Ну, разве можно после такого не восхищаться столь проницательной женщиной, а? Не-ет, братцы, настоящая русская ведьма — не только фунт лиха, но и натуральный кладезь разума!
          Однако, смех-то смехом, но следовало поскорее переправляться на родную сторону, а то можно было таким образом и всю ночь напролёт прохохотать. Савва, пользуясь тем, что луна продолжала светить, как шальная, сориентировался на местности и нашёл тот участок берега, откуда он со Стеллой начинал игру в догоняшки.
          Вода в речке оставалась по-прежнему тёплой, словно парное молоко. На сей раз это оказалось к лучшему — что-то продрог Савва во время долгого своего путешествия через степь в шкуре жеребца и кентавра. Любовная страсть как-то уже не грела, а изрядно поизрасходованного запаса энергии явно не хватало на восстановление температурного баланса. Благо, хоть течение здесь было слабым и не требовало прилагать особых усилий для его преодоления.
          — Эх, — неожиданно пришло ему в голову пошутковать вслух, когда большая часть водной преграды осталась позади, — как бы не принесло ко мне тут ещё и молодой, волоокой русалки, до кучи. Такого счастья я уже точно не выдержу.
          Над водой пронёсся еле слышный девичий смех. И куда только усталость подевалась! В несколько мощных гребков испуганный Савва достиг берега и пулей вылетел на сушу. Одежда, поспешно сброшенная им несколько времени тому назад, так и лежала на песке в живописном беспорядке.
          — Трах-бумбарах вашу мать, юмористы! — сердито пробурчал он, натягивая на мокрое тело трусы. — К вашему сведению, мне нынче уже абсолютно не до смеха!
          И то правда. Последние несколько метров к родному порогу дачного домика дались ему исключительно тяжело. «Аккумулятор», похоже, окончательно разрядился. На подгибающихся ногах Ладохин вошёл внутрь, запер за собой дверь на задвижку, и, уже теряя сознание, словно облако в штанах доплыл до дивана и рухнул на него, будто провалился в чёрную дыру космоса.


          Когда мы приняли очередные сто граммов и Савва вдруг изложил мне сию невероятную историю, я, честно говоря, был в лёгком замешательстве. Не знай я его к этому моменту уже в течение нескольких лет как вполне серьёзного, трезвомыслящего парня, реакция моя оказалась бы однозначной — ну мало ли что может присниться человеку под воздействием того или иного допинга! Однако, здесь был случай другой, кажется, Савва поведал мне то, что произошло с ним на самом деле. Не исключено, конечно, что по какой-то неизвестной причине он пытался ввести меня в заблуждение… Но так или иначе история заслуживала внимания хотя бы уже потому, что вызывала искренний интерес.
          — Когда это произошло? — полюбопытствовал я, внимательно следя за реакцией своего приятеля.
          — В прошлом году. В начале июля. — спокойно ответил Савва, даже не моргнув глазом. — Число не припомню, но можно свериться по календарю. Первая суббота месяца.
          — Ты пытался сам разобраться в этом деле по горячим следам?
          — Намеревался. — кивнул головой Савва и пожал плечами. — Но безуспешно. Шафранская больше ни разу не появилась на даче. На её участке все грядки начали бурно зарастать сорняком. И мы с Надей поинтересовались у председателя дачного общества, что случилось с нашей соседкой? Он ответил уклончиво, в том смысле, что Стелла, оказывается, вовсе не является владельцем этого участка, а просто хозяйничала там по договорённости со своим толи родственником, толи хорошим знакомым. И если у нас возникли какие-то вопросы, или претензии, то можно связаться с этим человеком и всё обсудить. — Савва прокашлялся и добавил: — Адрес и телефон его я записал. Надя потом позвонила и объяснила этому гражданину, что, мол, так и так, мы волнуемся, поскольку участок зарастает травой, а Стеллы и след простыл. Уж не случилось ли с ней чего нехорошего? Нет, ответил он, всё нормально, просто племянница со своей дочерью недавно переехали жить в другой город. А что касается огорода, то туда он как-нибудь выберется самолично и наведёт порядок. В крайнем случае, если дела не позволят, шут с ними, с овощами-фруктами, ему они, в общем, не нужны, пусть зарастают лебедой. — Савва развёл руками. — Вот и всё. Сосед, правда, объявился на даче, но уже в самом конце августа. Довольно пожилой такой дядечка, аскетического облика, сразу было видно — товарищ себе на уме. И вот как-то изначально не понравились мы друг другу, не сложилось у нас нормальных отношений. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось. — Савва провёл ладонью по лицу и грустно вздохнул. — И вот понимаю я теперь, что правду тогда сказала Стелла — не увидимся мы с ней больше. Ведь даже если бы знать точно, где именно она сейчас обосновалась, ну разве надумал бы я туда поехать? Сам посуди, с какой стати, зачем? Чтобы найти новое приключение на свою задницу? Ну уж нет, благодарю покорно!
          Савва передёрнулся так выразительно, что после этого я почти перестал сомневаться в реальности событий, рассказанных им. Похоже, таки да, ему действительно «повезло» оказаться игрушкой в лапах самой настоящей нечистой силы… Хотя, право же, я в этой области далеко не специалист, может быть, здесь полагается употреблять какое-то другое определение? Жизнь воистину полным-полна неожиданностей, и трудно назвать все причудливые явления природы точными именами, для этого следует быть как минимум в курсе соответствующих дисциплин. Что касается меня, я всего лишь любитель беллетристики и немного графоман.
          По каковой причине, кстати, не удержался и спросил у Саввы, не будет ли он возражать, если его рассказ, с моей помощью, появится в письменном виде, разумеется, без указания точного места событий, а также с совершенно изменёнными фамилиями действующих лиц, дабы не привлечь к ним излишнего внимания публики, и не навлечь на них гнева потусторонних сил?
          Савва нахмурил брови, немного подумал, затем усмехнулся и махнул рукой:
          — Ну ладно, валяй, пиши, сюжет, в принципе, получается забавный.— тут он поёжился и торопливо подчеркнул: — Но, чур, меня ни в коем случае не выдавать! Имей в виду — моя хата с краю!
          — Само собой! — заверил я приятеля. — На этот счёт даже не сомневайся.
          Тут и сказочке конец. Остаётся только добавить, что, согласно договорённости, то, чему следовало быть переименованным, было мною тщательно переименовано, а всё прочее вообще изменено до полной неузнаваемости.