Темные грезы леса

1.

      У Семена был старый отец, который любил спать и пить чай ночами темными, сидя на берегу реки и вдыхая холодный воздух вечности. У этого отца челюсть была искусственная. Отец Чорана читать любил ночами. Ни с кем не дружил. Попала как-то раз эта челюсть в стакан чая сынку, но он, увидев ее на дне, не стал кричать, а лишь усмехнулся, думая о том, что Чоран довольно-таки хороший философ. А еще конфета часто падала на пол, когда они сидели в кухне и готовились к еде. Сын поднимал и вытирал салфеткой с пола шоколадные конфеты, а папаша весело благодарил сына за очередную чашку чая. Отец бил чашки и кричал, что хочет умереть, ему так хотелось вечной жизни, а земная жизнь была ему в тягость, ибо жутко жить ему на белом свете. Ни пива, ни вина уже не попьешь, как это было раньше. Все хорошее осталось за бортом. Иногда отец смотрел на ночь новости. Ужасные новости. Абсурдные и бессмысленные. Война, политика, евроинтеграция. Вкратце суть сегодняшних новостей была такова. Люськины все дети давно уже в детдоме живут. Три мальчика и одна девочка. Она забыла о них. Алкоголизм. Вот собаку хозяин запер в туалете, чертово село, тут я бы задушил ее голыми руками, дабы знали, как лазить по дворам. Я тут сам себе правила устанавливаю. Беру топор и башку рублю собаке, чтобы знала, кто тут главный. Какой-то продавец кукурузы пнул гармошку, что валялась у твоих ноги, сынок, со словами: «Да, дядя, тебе бы в милиции работать или военным служить, ведь ты же псих. В тебе патологическая жажда убивать. Пошел бы в органы служить, там все психи, ты бы там был в почете. А то в музыканты подался, мерзавец!». Семен разбил однажды этот адский телевизор топором со всего размаху.

      После такой вот жизни со стариком, сын решил стать музыкантом. Год и два он созерцал сны наяву, а после взял гармонь и поехал в Ялту на набережную. Там он пил пиво и играл себе, дабы люди веселились и кидали ему монет. Иногда ему снились странные сны, в ту пору он ночевал у моря в палатке, ведь хотелось быть аскетом. Русский лес снился ему постояно, но в том лесу акула по небу летает, кусает за ноги лесорубов, машина в небесах сбивает случайного пассажира, когда тот идет на зеленый свет на ту сторону по облакам.

     Семен решил, что ему надо придумать себе выгодную роль: чтобы люди кидали больше денег за игру. Тогда он решил изобразить из себя одноногого чудака. Да, вот он сидит у памятника Ленина в инвалидной коляске, курит трубку, созерцает монахов, что идут по отвесной тропе в горы за светлыми снами. Прохожие давали ему мелочь, рыбаки кидали рыбу, женщины целовали ему руки, а папаши наливали пива в пластиковый стакан. «Джаза нет в нашей стране, джаз в Америке лишь, мы все даже и не знаем, что в нашей стране все ужасно плохо. Америка – это наше все! Китай – это страна рабов и  холуев!» - грустно вздыхал дядька Семен, покуривая трубку, созерцая толпу, что шла на пляж отдохнуть от работы. Прохожие дарили ему розы и сухари, а он им все так же грустно молвил: «Там лишь свобода, а Китай – это империя зла. С советским режимом мы все обречены на вечное прозябание и тьму невежественную. Китай - это великая гадость и тьма. Это вонь коммунистов и бесчинство любителей царя. Исчезни, Америка, умри! Я за Лондон, за Англию, вот там настоящие панки живут».

       Каждый день Семен сидел на набережной и грустно смотрел вдаль, поигрывая на баяне. Америка будет скоро известна ему, ибо он станет играть в оркестре Дюка Элингтона, станет таким же ловким, как тот негр, что впервые покорил его сердце, играя на саксофоне в подземном переходе, где девочки рисовали картины красками небесными.

       Семен снова видел странные сны в своей палатке. Вот уж он на Луне сидит и видит Землю с высоты, но нет испуга, вот ведро стоит у его ног, он сидит в кратере, а еще он помнит, как во сне шептал говорящей рыбе, что сидела в ведре, свои мысли тайные:
- Эй, я тут иду своей дорогой, я джаз люблю. Ой, как я люблю джаз!
Рыба отвечает ему человеческим голосом:
- И я люблю джаз, мой друг, и я пою голосом твоим. На берегу морском все спокойно, как в Багдаде. Муза поэта жива. Мы тут все поэты.
     После этих слов рыба выпрыгивает из ведра и сквозь космические дебри мчится прямо в Индию, где кришнаиты танцуют вокруг нее, а она играет на флейте и заманивает паломников в свой лагерь.

      Семен просыпается под утро и ему видится уж больно смешным мир, что окружает его, мир такой иллюзорный и похотливый. Теперь он хочет, чтобы самая красивая женщина в городе танцевала вокруг дуба на набережной, но никто из баб не смотрит в его сторону. Он пытается играть на гармошке, сидя в инвалидной коляске, но бабы не ведутся на него и его музыку. Тогда во сне рыба ему говорит такую вещь: взорвать бы тебе, Семен, Макдональдс, что находится у памятника Ленина. А после взорви банк. Собак всех на виселицу. В Ялте в это время полно туристов, которые с собаками приехали. Лень, ему хочется жить мирно, не будет он уничтожить их всех. Он за мир!

      По новостям уже сказали. Его друг, славный вояка, привозит взрывчатку и через пару часов взрыв. На берегу моря съезд коммунистов. Ни памятника, ни Макдональдса, в котором сидели коммунисты. Все кончено для них. Призрак коммунизма уже не бродит по Европе. По новостям показали даже сюжет, хотя Семен не делал зла. Кто-то для новостей устроил теракт. Погибли собаки, что слонялись по набережной.

     Семен играет для туристов на гармошке и говорит красоткам, что ждут его у себя дома: «Джаз есть лишь в Америке! Америка – это отличная страна. Мы все будем жить там, если захотим, если Сталин позволит». Красотки стоят рядом  и в такт музыки качают бедрами, он им говорит: «Мир страшен, а все потому, что согласно гностическим текстам, мир создан злым демиургом, и наша задача - прорваться из темницы на свободу. Вся земля есть мираж, майя, сансара, мы пленники тут». Красавицы шальные ночами у себя в домах едят рыбу и пьют квас. Будет ночь. Снова ночь и снова день.


2.

        Даша работала на пароходе «Север» официанткой. Семен был рад узнать ее имя в первый же день знакомства. Дальше – больше. Теплые у нее ладони, губы такие пухлые, жарко она ласкает нашего героя, ночи у них такие страстные, постель мокрая от пота, Семен не может от нее отстать и каждую ночь они до утра не могут разойтись. Они словно созданы друг для друга. Им каждую ночь не до сна. Каждую ночь им сладостно в объятиях друг друга. Они любили ходить на пляж, там они наслаждались друг другом. Однажды, обняв Семена, Даша произнесла, глядя на холм:
- Я тут живу рядом. Вон мой дом на холме с красной крышей, там я и живу. У дверей моих есть будка. Там собака сидит. Она родила щенка, а через год это уже тот пес, который кусает ее прямо в будке. Я тут же взяла вилы и стала колоть пса. Он огрызался, а после убежал. Каждый день на протяжение недели он ходит в эту будку, чтобы познать сладость боли. Ведь вилы острые, а боль он ой как любит. Собака ему все равно не дает, она грызет его, я даже видела следы на шее этого пса от ее укусов. Таким образом, один пес хотел трахнуть сучку, а потому каждый день ходил к ней в будку, но получал от меня палкой по голове, а потому часто ретировался с места событий. Сучку запирала в сарай на ночь. Куча псов выло и дралось у дверей сарая. Однажды самый огромный пес залез в ее будку ночью, а я забила гвоздями будку и пес вот уже целую неделю там. Сегодня он умер. Сучка в трауре. Сидит себе в сарае и смотрит на луну. Ничего не пьет и не ест. Сучка умрет, ей одной жить тоскливо. Это такая вот сансара. 
- Хороша история, со смыслом глубоким, ведь кругом тайна одна разлита, - смеялся Семен, - а в той жизни я был тем псом, ибо я оборотень. Вот на моей шее укусы, то твоя собака меня покусала. Или же…
- Или же лунный комарик! Мы тут бежим от мира туда, где одна лишь пустота, – добавила тут же Даша.
- Ты мой вампир любимый! - ответил ей Семен радостно.
- Моя нога, мое тело, я съем тебя заживо! – кричала Даша, ухватив Семена за животик.
       Нудисты лежат на камнях и загорают, всем приятно так жить, ведь лето, снова солнышко светит, снова запах вечности, снова жажда жизни и новые мечты. Даша и Семен идут купаться. Она толкает его и он падает с камня прямо в прохладную воду, смеется, она прыгает к нему, а он плывет от нее к острову, что находится возле грота.

       На пароходе «Титаны» решила она его покатать. Случилась беда. Волны опрокинул пароход. Пассажиры потонули все, но наши любовники спаслись. Им так мир велел. Мир дал добро. Мир согласился. Семен очнулся лишь на берегу моря, он лежал на камнях и ничего не помнил, что происходило той страшной ночью. «Снова Даша мне снилась, снова я плакал, думая о ней, снова вечность» - сказал он ей, сунув руку в карман для того, чтобы найти сигарет, но обнаружил там лишь краба. Даша сидела рядом и сжигала на костре свои дневники. Как он меня любит. Она подошла к нему, поцеловала его в лоб, достала из своего рюкзака банку вишневого компота.
- Давай пей, будем как солнце, Титаник не греет нас, мы не титаны, - сказала она ему ласково, - мы молоды, мы жаждем всего на свете. В прошлом сорокалетняя женщина чувствовала себя уставшей от массы беременностей, родов, внешне выглядела матроной и была символом материнства, чем женственности. А еще они страдают из-за того, что чувствуют увядание, ослабление собственной привлекательности. Сознание того, что изменились их внешний вид, фигура, кожа, а еще тут и ревность к более молодым женщинам, которые выглядят более сексуально, чем они. Появляется страх потерять мужа или парня. Они ощущают от них равнодушие и потерю пылкости. Уход в  болезнь – это зачастую расплата за долгие года депрессии. Вот ты меня в гости в свою обитель пригласил, следовательно, любишь, теперь ты мой муж.
- Я твой музыкант, а ты моя муза! – крикнул от радости Семен и бросил в море пару камней.
       Семен обнял Дашу, морские волны облизывали им ноги, целовались они, луна глядела на землю, звезды над ними мерцали. Теперь они иные. Они шли в лес, по липким дорогам от дождя, им с трудом приходилось идти. Хотелось леса, чтобы там жить вечно, хватит этих городов. Она его муза и он будет играть иную музыку. Блюз будет играть и никто не скажет, что это плохая музыка. В лесу он будет для кабанов и волков играть. Лесной мир заманил их и они уже не смогут найти дорогу в город. Они мертвы для города.