Пыль на ветру

        Кузя забыл свое имя в тот миг, когда тело полковника, что лежал на мостовой, стало холодным и медленно оно тает на глазах, словно туман в осенней ночи. Парень понимал, что исчезает его иллюзия веры в материю. Ведь он даже не успел обследовать его карманы и снять часы. А вот его тело тоже не будет живым вечно. Будет паренек отныне поклонником смерти, а для этого ему необходимо работать санитаром, спасать раненных, выносить из подвалов мертвых людей, в морге постоянно околачиваться, ведь он понял, что тема смерти ему жутко интересно.
         В участке местной больницы его приняли в качестве санитара. Погоня на машине за трупами увлекала нашего героя, первый день работы был для него радостным и ярким. Такого дня он не ожидал. Сильный и сочный день. Ища мертвых по домам, он ощущал, что на миг смог забыть свою тягу к жизни. Ведь бытие уничтожает его, давит, как и космос, как и греческие боги, что подвержены уничтожению, ведь рок их всех убьет навеки. Ведь в глубине души он ждал того дня, когда этот мир рухнет навеки, когда Бог сотрет его и космос с планетами и языческими богами. Да, Кузя был стремительным в своей воле к тому, чтобы увидеть то, что находится за порогом мира видимого. Ему также хотелось принимать новорожденных, чтобы ясно знать, отчего же они все-таки плачут: то ли не любят белый свет, то ли что-то еще.
     На ночном дежурстве предстояло спасти умирающего деда, который упал пьяный в канализационный люк и там кричал истошно, что ему холодно и страшно. Вот так умер по-русски дед. Пьяный дед валялся на дне канализационного колодца. Его плоть ели крысы. На глазах поедали руку и ногу деда. Никто вовремя не спас его, а Кузя лишь для отчета решительно отметил, что дед просто забылся сладким сном, шагая по мостовой. Тело деда лежало в потоке мутной воды, да, у него уже черная воронка в груди крутится быстро-быстро, словно бы моторчик. Да, дед вовсе не умирал в реанимации, а Кузя по привычки наслаждался тем, что он еще жив, хотя знал, что скоро умрет, а потому и радовался, что формально вроде бы еще жив, а вот тело деда совсем уж стало черным на глазах любителя небытия.
       Вот такие пироги, как оказалось, парень ожидал смерти мира, ибо мир не достоин жизни, а потому он и держался за свою личную историю. Он постоянно тянул за собою ее, словно шлейф, который несся навстречу небытию, ибо бытия ему совсем не хотелось. 
      Кузя носил с отвращением трупы в черных пакетах из морга на погост, общался с родственниками умерших, наблюдал за их воем и плачем, одним словом, ему нравилось, что он все-таки пока еще вроде как жив. Это давало ощущения власти и силы, ведь он мог легко уничтожить тело, что лежало на кушетке, что ждало возобновления работы органов кровоснабжения и других органов жизни. Это все казалось ему сном, но ведь если бы даже он работал в роддоме, то и там все это он бы воспринимал как сновидение. «Одно лишь сновидение кругом, куда идти? Куда деваться от него? Рок хочу уничтожить, олимпийцев стереть хочу в порошок» - вздыхал парень темными ночами, сидя на своей койке, попивая водку, осматривая свои худые изрезанные руки.
     Странный случай произошел с этим молодым человеком, когда он увидел умирающую девушку, что порезала себе вены, ибо осталась одна одинешенька в своей квартире. На столе лежала записка, сообщающая нам о том, что ей хочется бросить вызов рок, что пора кончать, что там будет лучше, а если не лучше, то все равно бытие ее уничтожит. Ее глаза были закрыты, а руки холодны, казалось, что она уже никогда не будет ходить, но вот ее синее платье летит на пол, ее голое тело так манит паренька, он овладевает ею прямо на полу, а черный кот бродит вокруг них и сладко мурчит. Может быть, ночью этой все произойдет, ведь он нашел ее дом. Теперь же ему надо будет идти на войну, чтобы доказать себе, что смерти нет, что смерть есть советчик и любовница, что рок уничтожит и Высшее существо, а потому он ненавидит язычество. Вот камень тяжкий на балконе ее лежит, а он бросает его в никуда, а все тяжкие мысли он в камень вогнал, вот и легче стало. Молчит теперь сутками. Слова все забыл после этого поступка, но лишь как жаба раздувается все время, такой вот великан теперь Кузя стал, словно дом пятиэтажный. Ему теперь радостно бегать за лягушками по пустырям, играть на флейте мелодии и петь солнышку ясному песенки любви. Он забыл свое имя, свой дом и свою роль в социуме. Теперь он легок, как перо, он словно бы умер, вот такой веселый труп теперь наш Кузя. Нам приятно видеть его счастливое от смерти лицо. Его родные бросили его одного на гибель в кромешной тьме. Родные идут в глубокую ночь, дабы их уничтожил рок. Они просто продали квартиру, и теперь парень сам по себе в огромном городе, где ночь властвует все время. Жменя ячменя в руке его и бежит он сквозь потоки машин и людей навстречу черной реке, где манит его одна дама босоногая и черноокая, волосы ее дивные и черные, словно воронье крыло, а движения быстрые, словно змеиные, а когти острые, словно орлиные. И видит Кузя, что дама его сердца сидит на берегу у ив и плетет венок из ромашек и трав.
- Милая моя, дай мне свой венок поносить, тебя скосит рок ведь скоро, – просит скорбно парень.
- Громко кашляет домовой в моей избе, - ответила медленно ему дама, что была нага, но так красива, что молнии не могли ее поразить даже во время самой лютой грозы.
Кузя молчал и ждал ее слов. Она ответила ему, чтобы вложить в душу ему великий страх, ибо даже Высшее существо язычников погибнет, ведь оно будет уничтожено Богом.
- Мои кони шевелят губами под дубами старыми, мои кости лежат в новой гармонии вселенской любви, мои гроздья винограда манят путников, мои соски набухли и тверды, они ждут череду перевоплощений и ухода из мира форм и идей.
- И я хочу губами твои ноги целовать, - грустно произносит Кузя, - дай мне отведать твоей кухни и игры на арфе, я бы сам бы тебе носил дрова и воду, какие дела! Ты от меня еще пока что не родила, так давай рисовать иероглифы и проклинать рок.
- Как мило, просто мы сошлись тут, ибо жаждет новой любви, новой главы, новой игры, а теперь мы совсем будем иными, так что, забудем все, что мы знаем! Точно молния бьет мне прямо в макушку, также я чувствую твои слова и знаю точно, что мир иллюзий совсем не манит меня.
     И после этих слов Кузя бежит к бабушке в гости. И вот, парень уже сидит в своей кровати и манит его луна, что показалась на небе темном, что лишила его сна, а ему мерещится леший, что бродит по лесу, куда ему так хочется уйти, дабы ощутить свою уникальность. Уникальность сотрет рок. Он смертен. Что дальше? Смерть придет, тело в прах обратится. Ему надо иной путь. Ведь дурная бесконечность ранит и стирает его уникальность. Он хочет ощутить свою принадлежность к миру иному, который вечен, а не ограничен по времени.
     Его новая подруга же просто бежит в сторону собора, где собаки в ночи лают на луну, стремительно бежит так, словно бы жаждет вечности, но вот и ее скамья, где она часами слушает проповеди священника, вот и ее пистолет, который служил ей верой и правдой не один десяток лет. Что ж, пускай будет суицид во благо всех тех, кто в танке, кто не смог вынырнуть из мира повседневного бытия. Она открывает хорошенький свой рот, засовывает туда пистолет, жмет на курок, и все, - теперь лишь записка ее лежит на алтаре «Прошу вас, господа, забудем о том, что современный мир реален, будем бороться лишь за то, чтобы ощутить Царство Небесное, ибо все остальное суета сует».
    Кузя, узнав утром об этой новости, забавно решил свой вопрос насчет того, как ему видеть современный мир. Он взял ружье и стал стрелять в банкиров, что стояли у своих джипов, то был поступок благой, ибо настал час расплаты, час, который прольет все правду, а царство количество наконец-то ощутит свою ничтожность хоть на миг. Задушил голыми руками тех, кто мешал ему в этом. То был знак того, что теперь уже никто не сможет ему противостоять. Этот мир подходит к концу.
       По улицам буржуи носились на своих машинах, ноздри их расширялись, сигары дорогие дымились, портреты жен лежали в салоне, а фотографии любовниц в бумажниках. Желтые дни настали, теперь все машины буржуев горят, особняки горят, все кончено с ними. Они молят парня о пощаде, но Кузя их все убивает из своего ружья.
    Вот и самые верные его соратники стоят у мэрии, теперь же бутылка с горючей смесью смело летит в окно, где в ванной моется жена мэра, а у окна чистит зубы ее муж, что так сладко упал на пол и закричал: «Спасите меня!». Толпа народа налетела всей массой на забор и теперь легко можно протиснуться внутрь двора, где стоят бульдоги и охрана, но и это все легко сметается с помощью пару мощных бомб. Одним словом, бойцы, игра стоит свеч.
    Тесные прутья в подземных коридорах заманили кучу любителей пыток и храмовых легенд. Те люди сидят в погребах и хохочут над своими снами. Кузя же спустился в погреб к человеку-жабе, что раздувался и сдувался, обладал своим внутренним диалогом и никому не давал права лезть и настраивать его, а потому плевал в лицо тем, кто ждал, что он будет вежливым и воспитанным. Человек-жаба, сидя в своем уютном погребке, читал мысли Кузи, но делал это как-то по-доброму, совсем не напирал на его энергетическое тело.
- Кто я? – спросил его человек-жаба, - я сожгу тебя, если станешь давить на меня, я ведь сильнее тебя, не сильно-то ко мне и приближайся!
      Тут Кузя взял в свои руки ежика, что шуршал в гуще листьев, а ежика он к костру поднес, а после с ним на пару поедал сгущенку и грибы, покачивались облака на небе, звенели в садах птицы, казалось, что вот этот миг будет вечно длиться. Человек-жаба вышел из-за кустов и сказал басовито:
- Мой мозг разрушен, ибо меня ночами зовет в гости Толстой, дабы я читал его романы. Булгаков тоже меня к себе куда-то зовет, мол, прочти со мной мой роман, дабы ты жив был. Я с ноосферой связь держу. Думаю, что я почти уже Люцифер. Глянь, как от меня свет-то валит! Что мне может помочь в этом мире? Я совсем не логично мыслю. Моя тачка мчит меня по ночному шоссе, я без ума от своей бабы, она сидит на сидении справа. Я сжимаю свою попу, а она достает зажигалку, чтобы я подкурил. Она вроде ищет духовности. С детства читает Порфирия Иванова, обливается холодной водой, пьет соки, мяса не ест, любит беседы о тонком мире, забыла о мире боли и страха, она иная. А я не такой, я слабый, я под властью Булгакова и Кришны, Толстого и Сталина. Жужжит моторчик под капотом, колеса бегут по шоссе, ночи без сна, я пью за рулем как проклятый, моя баба не против, что я пьян, а если тормозят гаишники, то я им показываю средний палец и язык, жму на газ и только меня и видели.