Времени нет!

1.



    Даша снова и снова видела сон жуткий и глупый. После этого кошмарного сна ей стали наяву ужасы приходить в голову. Во сне было сказано, что у Юнга некрофильский характер. Его архетипы – это и есть духи. Смерть это когда времени нет. Духи ей говорили мерзкие вещи. Во снах мучили и не давали ей дышать. Как-то во сне она слышала голос мужской. То был дух мертвого солдата. Он мучил девушку, пытался заставить ее покончить с собой. Когда Даша в руки берет гитару, то она «с Богом разговаривает». Она играет очень крутые блюзовый темы. Народ ее любит и кидает ей деньги в переходах. Ее кумир - Джими Хендрикс. Все говорят, зачем ты мертвого музыканта так любишь, ведь живых полно, а он им в знак согласия играет «Хей Джо».

       «Если я тебя изобью, тогда только через месяц твое лицо отойдет от синяков и ссадин, я воевал, мне тяжко теперь. Я стал шифроваться от родственников. Они думают, что я умер, но не совсем это так. В Омск теперь уж тот поезд даже не ездит, сижу на берегу тут все дни напролет, а в голове моей работает одна мысль – тысячи людей мечутся в приступе страха смерти, когда цунами забирает целые кварталы. Я тут на ксероксе сделал кучу листовок, где призываю людей забыть ужас войны, я даже расклеил их в военно-морском институте, но никто не понял моего порыва. Я тут купил себе новую камеру и теперь хожу по дворам, да и в подвалы спускаюсь глубокие, чтобы все это снять: духи забавляются там. У меня нет девушки, а все потому, что когда мне было пятнадцать лет, то я пошел на войну. Там я в палатке спал с бабой, которой было сорок пять. Она была страшная женщина. Наша повариха Дуся. Она, может быть, и была красивой, но в темноте я ни разу не видел ее лица. А потому я хожу за юбками. Не ищу свой идеал. Вся комната в моем погребе обклеена черепами и изображениями панк музыкантов. Если бы вы, Олеся, зашли ко мне в дыру, то я вам дал бы послушать одну команду, она мой фаворит. ВИА ПЕСНЯРЫ слушать надо! Олеся, я одинок, я смертельно устал от ужасов войны, мои шрамы болят, моя душа испепелена. Но лишь рок дает мне силу к жизни. Ведь кроме тебя, моя милая, у меня больше ничего нет. Думаешь легко забыть о годах войны? На войне я жаждал убивать немцев. Я брал штурмом крепость за крепостью. И вот однажды, сидя ночью в окопе, глядя на кровавую луну, я понял, что есть за серебряными горами тяжкие образы, смысл которых мне до конца не понятен. В тех образах мы видим города, в которых течет по улицам красная вода: там живут люди, которые полностью утратили всякий интерес к матери. Они вне традиции. Они разрушили все каноны, по которым жили их предки. Убили Кришну, Будду и Платона. Ведь они не были пойманы в клетку своих иллюзий при рождении. Да, конечно же, в городах собираются люди. Кулики пьют водку, занимаются спортом, пением, рисованием, стрельбой из лука, шитьем одежды, написанием политических статей. Им больше особо ничего не нужно в этой жизни, они осуществили свой протест против всего, что важно в муравейнике. Они ебутся в квартирах день за днем. Как и все звери, которые в норах своих сидят зимой. Эти люди ходят на охоту в горы, ловят баб в кустах, потом снова на горы залазят, тушью мажут лица. Хохотуны они! Вот кто! Да, да, да! Все эти любители хаоса, они всю жизнь проводят в пещерах, готовые в любой момент поймать бабу, а потом с нею покинуть этот мир и уйти туда к Дао в гости. В пустоту уйти хотят. А вечный покой все не зовет, да не зовет, и, вот они и майю не любят. В небеса устремили взоры, ткут печальные узоры, размышляют над бытием, да и над небытием тоже. Борцы за идею сутками дома сидят и ждут чуда от жизни, а на красных конях голые бабы ездят и пьют вино день за днем, а суть одна – поиск истины, не смотря на то, что истина все время  ускользает, когда ты подходишь к ней все ближе и ближе. Гасят красный свет на кухне бесплотные жители, которым надоело все на свете и им хочется иных миров и реальностей, и эти синие города дают укрытие от всяких чужих форм и влияний, дабы легче осуществить переход на ту сторону. Неизбежно, что умный человек терзает каждого, кто ищет смысл в этой жизни и стоит понять каждому, что ваши физические тела, лежащие на диванах, будут все дальше и дальше лежать на диванах, ведь переход на ту сторону будет осуществлен только посредством кроватей и диванов. Это путь в пустоте, но это выбор сильных духом людей. Ночами они дрожат, ибо свет луны наводит на них безумные мысли о том, что все пройдет, что нет края краше своего дома. Да, как все они наивны в своем простодушии, но в синих городах происходит много разных вещей, которые дают им силу для постижения трансцендентности. Это мысли вслух у подножья гор и на берегах холодных озер. Синие города - это прибежище душистых ландышей. Мы сжигаем города, города сжигают вас, мы снова их сжигаем, они снова сжигают вас. По мрачным улицам бродят старые слоны, разрушая холсты и подрамники. Они бездумно прожигают красные флаги и дыры на черных платьях случайных подруг, лакают из лужицы кайф, пытаются пробиться в сундук, где можно вещь в себе скушать, пытаются быстрее уйти домой, чтобы полежать на диване, чтобы горе от ума не мучило. Да, это все они творят в специальных областях сознания, где существуют джунгли, мать-пустыня, жаркая и страшная, но там ходят лишь верблюды, вараны, змеи ползают, бродит шайтан. Синие города во тьме лежат, теперь вампирам так удобно летать над кладбищами: одичание и деградация пустынных полустанков на лицо. По моим рекам, что спрятаны в венах, плывет дамочка из моих снов, плывет туда, где источник этой красоты. Красота есть крест мира, а это уже шаг в сторону, это уже полная потеря всех мыслимых и немыслимых координат бытия, ибо бытие совсем не благо. Смерть будет окончательной, чтобы и воскрешение было окончательным. Не переход, как у язычников, вот в чем дело. Традиционализм загоним в печку истории. Левой, левой, левой!».




2.



      Даша много лет подряд жила с Пашей, он был гламурным либералом. Да, в один прекрасный день взял он и бросил ее, ибо ему надо выплатить за машину кредит, а потому он решил, что теперь ему стоит быть одному, ведь пора экономить, пора жить более роскошно, но одному. Ислам даже принял, ведь ему было так скучно работать на фирме водителем автобуса. Он пропил все деньги и ушел в глухую оборону, стал на нее кричать и ругаться.

       Ее шкаф с одеждой он смело продал за гроши на рынке. Забыть он ее очень сильно хотел, а потому сидел в Сети целыми сутками и общался с другими девушками. Вид Даши его очень уж нервировал, ему казалось, что она сглазила и прокляла его и теперь он всю жизнь будет один. За квартиру сам будет платить, но лишь бы ее вовек не видеть, вовек не слышать, забыть о ней навсегда хотел он, а потом принял буддизм, побрился наголо, решил Кафку сделать былью.

       Паша пил коньяк целыми днями, дома спал и ел, сидел в Сети, набирал письма случайным подругам, ворчал на жену, слушал джаз, играл в компьютерные игры. Не мог видеть Дашу. Она ему мешала жить.
- Ты бы пошла и почитала «Анну Каренину» что ли! - советовал он ей чуть ли не каждый день много раз.
- Пошел к черту! Сам читай! Мы уже не пара. Одна ругань. Ты меня не уважаешь. Я не твоя жена. Ты не мой муж. Хочешь, чтобы я матом тебя послала? Ты мне не друг даже. Враг скорей, но не друг и не брат. – отвечала она ему.
- Как хочешь! Я тебя все равно очень сильно люблю, ты часть меня, мы теперь иные, мы не будем вместе никогда. Все прошла та пора нашей юности. Мне уже тридцать. Я думаю о карьере и машине, но Будда мой Господь, мое прибежище. Я все-таки пойду по пути Будды, а на карьеру, быт и вещи не буду времени тратить. Аллах не выдаст, свинья не съест. Пошла бы ты и почитала «Замок».
- Сам читай своего Кафку. На гитаре поиграю лучше, а ты иди и покончи с собой.
- У тебя «дар», «талант», ты нашла свой смысл жизни в игре на гитаре? С Богом разговариваешь? А я твою гитару в окно выкину.
- Не посмеешь!
   
   Даша, сидя на диване, обдумывала свою будущую жизнь на планете Нептун. Глядя на облака, что плыли за окном, улыбалась сама себе. Целыми днями Даша созерцала облака, ей казалось, что теперь будет новая жизнь, где страдания не будет вовеки веков. Урга манила ее, ей хотелось ехать туда за просветлением. Она тоже ведь обожала Будду, ибо знала, что ум блефует, что сансара просто шум на поверхности озера. Урга ее ось мира. Урга ее обитель.

       Однажды она заснула на крыше, ей там приятно было спать, а утром увидела восходящее солнце, снова радостно на душе, снова в путь готова она идти. Теперь ей хотелось стать иной. Забыть о том парне, что решил быть мажором. В свое время он сделал все, чтобы она жила у него, но те сладкие дни прошли, теперь лишь ненависть к либералам, теперь прямой путь в Монголию зовет ее. Думала стать лучше, добрее, честнее. Будда будет мыть ее тело родниковой водой, и целовать стопы ее ног день и ночь.

        Даша забыла прошлое, ей пришлось это сделать: ей хочется убить себя, ведь ей не сладко теперь, но она все-таки умеет видеть радость в мире, например, книги, фильмы, музыка, природа – все это в ней живет, и будет жить вечно. Она убьет себя и убьет время. Убьет себя и мир умрет вместе с нею. Паша отнял у нее все подарки, что дарил когда-то, ибо у него новая девушка, с которой он встречается раз в неделю. Он намерен ей дарить подарки, которые когда-то дарил Даше.

     Во снах убитый солдат приходит, смотрит на нее, пытается обнять, но не может. Луна светит в окно. Тошно на душе. Некуда идти. Даша сидит в кресле, в руках ее гитара, она поет победоносно всем призракам, что роятся в ее шкафу без спроса назло своим тихим голоском:
И сон сказочно прекрасен
А в тот сон ворвался вол
Сон был тот до боли ясен
Летит по небу друг-сокол
Жилы мои дрожат от гнева
Я забила на него гвоздь
Чуя мощь я пулемета
Живо могу расстрелять его кость
Над кромкой льда луна взорвалась
Поля удобрили навозом,
Над гребнем вод звезда сорвалась,
Скажи спасибо за все грозам,
Идет на поле жаркая борьба
Вздымается гигантский волк
По крысам вновь идет пальба
В гробу шагает немцев полк
Под проседью урагана
Он и она бьются о лед
Садятся на волка и вперед
Стон горы раздается печальный
От него дохнут комары и мухи
Тот стон для насекомых фатальный
От него улетают с планеты духи
Костер в степи горит, кипит котел,
В нем мятный чай из травы,
Слышен плач из ближних сел,
Зарыли покойников во рвы,
Ворон в ночи летит в никуда
Он вылетел прямо из головы
Закипела в колодце вода
Под ногами масса ржавой листвы
В лесу могучем, древнем
Мой страх безмерный
Вот это путь верный
Мой мир многомерный
Вот замедляю снежинок бег
Мой пир проходит за границей
Ручьем была, и травой, птицей
За минуту проживаю я век,
Поток мыслей моих мчит меня вдаль,
Мой меч блестит, ведь крепка сталь,
Проникаюсь пылом древних миров
Сожгу в костре я кучу дров
Шоры сознания открылись лихо
Мирные селения спят себе тихо
Я поднимаю к звездам свои очи
Слышу шепот Небытия в ночи
Вижу сияние и звездные края
Хаос, пойми, что я всегда тебя,
Коль ты меня забудешь,
Не забуду я тебя,
 В жизни все может случиться,
Не забудь и ты меня
К чему печалиться,
Если все можно еще поправить?
И к чему печалиться,
Если ничего уже поправить нельзя?



3.


         Даша шла уже целый месяц по степи, травы там не было, родника тоже нет, но зато бедуины сидят на корточках, ощупывают мертвого слона, любуются песком, что отражает солнышко, что плывет на дне бутылки, что стоит у их ног. Один бедуин хотел кактус скушать, предложил он ей попробовать кактус, но та отказалась. У него отец в плавание, а мать на судне работала поваром и умерла в Африке. А бедуин считает себя гением и читает в шатре Данте. Второй бедуин курил травку и в институт не ходил. Жил на съемной квартире в Багдаде и продавал травку соседям. Звал к себе в гости. Третий бедуин изучал христианство, пытался понять суть мира, цветы рисовал на бумаге, бегал по утрам трусцой вдоль канала. Четвертый бедуин собаку купил и с нею жил в одной комнате у бара. Пил пиво, а собака ела мясо. Даша поняла, что с бедуинами ей не по пути.

      Вот по дороге едет воз - это едет баба в белом халате в пустоту удалую, она хохочет, видя бедуинов, что созерцают солнышко, жует жвачку, целует черного кота под хвост. Халат ее такой белый, что кажется, будто бы это снежная накидка. Шапка на ней тоже белая, а руки и ноги ее загорелые, словно бы она жила всю жизнь в пустыне. Пирамиды все в снегу стоят, на вершинах сидят вороны, верблюды бродят туда-сюда по пустыне, замечают малейшие детали смены ландшафта. Изо всех сил кричит им: «Любите меня, ну же, вперед».

      Вот огонь путников, а вот караван мечтателей разбил лагерь у пальм. В лагере том жужжат осы и мохнатые шмели летают к небесам в поисках медовика, что так нужен для утоления голода путникам.    
 
      В пустыне Даша подошла к беседке и увидела, что в ней две старухи сидят на стульях и болтают.
- Так тут кругом все рожают детей, грызут непрозрачное время, как мыши, - говорит одна другой.
- И убивают бандитов мыши, - отвечает ей та, - а еще полно беспризорников, которых бандиты учат стрелять в слонов.
       Одна говорила другой, что похоронила двух сыновей, что они ночью приходят к ней в спальню и просят ей налить им вина, но она в страхе не может пошевелить и пальцем.
- Не реви! – вдруг приказала одна старуха другой. – Твой сын будет воскрешен, когда будет Страшный Суд. Ислам не пройдет.
- А плакать нельзя, ибо они будут просить вино и дальше, а надо радоваться, ибо они будут в новом мире, и я там буду вместе с ними, - успокоила сама себя плачущая старуха.
 
       Даша видела, что вчера эту беседку посетили пятеро молодых людей в форме, с ружьями, в шлемах, в берцах и в броне. Она видела двух девушек, трех парней, которые весело проводили время. На столике, что они соорудили из досок, сидела пума, они пели под гитару все те песни, что было популярны в Африке. Девушки пьяны, парни пьяны, ох, как они молчат! А после кричат, визжат, танцуют, а потом совокупляются. Она видела, как они пошли в магазин за добавкой, потом снова песни и танцы, а потом снова в магазин за выпивкой, а потом, когда все были пьяны в хлам, то парни пошли провожать подруг до дому, а потом и сами разбрелись.
      
      Даша протянула руку солдату, что плакал, сидя на берегу, но он плюнул ей в руку и сказал, что видение его не покидает ни на миг: исчезло в его жизни все на свете, ибо он убил сто человек в ту пору, когда император обезглавил сам себя и свою семью. Тот самый дух гнева и боли. Он к ней в городе постоянно приходит в сновидение. Призраки вдруг потянулись к Даше.

      Солдаты шли на море темной ночью, а на берегу сидела Даша, что видела луну, которая плыла в холодных водах Стикса. Она смотрела на пожелтевшие листья под ногами, ей хотелось улететь подальше от грешной земли. От жары листья попадали с деревьев и теперь валялись на земле. Солдаты жгли листья и ворошили свои рюкзаки, в которых валялись столовые приборы, чашки, булки и компот. Вот прям тут на берегу, парень и девушка разводили ящериц, а после сняли одежду и рванулись купаться. Подошли к берегу, почувствовали ужас канализационных отходов, протянули руку луне, а Даша кинула в них камешек, чтобы им было веселей. Вода была на удивление теплой, не было нужной прохлады, от которой тело поет. Солдаты, лежавшие в спальнике, курили трубки и печалились по поводу того, что море пованивает нечистотами. Подводные лодки у пляжа совершали свой рейд, казалось, что им тут надо выследить подземные норы, в которых валяются в койках девочку, мечтающие о мужчинах в форме. Их мамы и папы в городах с наслаждением смотрят фильмы о делах минувших дней.

        Вода была теплая, но в ней плавать было как-то не по себе. Она почти не соленая. Луна висела над пляжем, а красный свет маяка резал темноту, словно нож масло, отражался он на морском атласе, солдаты курили трубки, а Даша пила чай. Молодые люди вышли из воды и стали палить в костре свои вещи, чтобы начать новую жизнь, где не будет места греху. Кот пытался с кошкой сделать чмок, но этому помешали солдаты. Они выгнали кота из заветного круга.   
 
        Даша не принимает этой жизни, она слезно просит солдата, что плачет день и ночь над убитыми в своей норе, чтобы теперь называл он ее Олесей. Как оказалось, солдат увлекся с пятого класса джазом? Никак. Он просто любил США. Ему казалось, что там живут одни добрые люди. Да, было время, когда он ходил по городу в черной коже и с огромным малиновым ирокезом, за которым скрывалось безумие его собственное лишь только. Это было время глупости и все тогда молились на Запад. Все пытались в Сети жить, никто не любил жизнь вне Сети. Им было о чем говорить ночами, сидя на пляже, вокруг которого летали чайки.

Он говорил ей.
- Я хотел быть военным, суть в том, что я воевал за свободу своей страны. Джазменом был, а все равно войну любил, это все в прошлом, - искренне вел свою речь солдат, - теперь ты моя баба, Олеся, ха-ха! Я домой спешу, я из Ялты, иди ко мне, сейчас будем заниматься каратэ-до. В нирване я врагов голыми руками бил, мои пули были слепы. Вот мысли мои верно двигаются до сих пор.
Даша молчала.
Он снова говорил.
- К слову сказать, Урга – это наш центр духовности. И наши телефоны есть у всех студенток. Веришь в жизнь после смерти?
- Нет, зачем такой ужас ты сказал? Какая Урга? Кто там? Шамбала что ли это? Там йоги живут? Или кто? - спросила Олеся, - я хочу на солнце, и, наверное, больше ничего мне не нужно в жизни, только жить на солнце хочу вечно. Море люблю, скалы, дельфинов, черные камни на пляже меня влекут.
- И я хочу на солнце жить, - ответил солдат и заплакал горькими слезами.
- Смешной, ты просто, ребенок.
- А ты нет?
- И я.
- Ну вот.
- Отличный диалог у нас вышел.
- Не то слово!
- Может разойдемся как в море корабли.
- Что ж, не плохая идея.
- Давай.
- Пока.
- До свидания.