***

- Поздравляю вас с , герр Ризенбойтель!- слышались восторженные возгласы из толпы.
- Как вам это удалось?
- Как вы это сделали?
- Что вы чувствуете?
- Что будет дальше с вашей компанией?- гудела толпа журналистов, осаждавших выход из зала суда и казалось заполонивших собой все пространство в радиусе квартала. Ризенбойтель, под вспышки фотокамер победно маршировал по улице к своей машине, где его уже ждали телохранители и водитель. Он медленно продвигался сквозь толпу, стараясь всем показать свою состоятельность, богатство, чопорность и ликование. Он хлопал по плечу своих адвокатов, махал то одной рукой, то другой посылал толпе воздушные поцелуи. Чуть позже из зала суда вышел человек, ростом чуть пониже Ризенбойтеля. Его звали Якобсен. Джон Якобсен. Он был подвале, уныл, уничтожен, еле плелся, чуть не плача. На нем был принятый костюм, не менее дорогой, чем у Ризенбойтеля к, но в отличии от него, костюм не придавал человеку уверенности. Он не махал руками, не хлопал адвокатов по плечу, не раздавал автографы. Он только что потерял все, что у него было. Свою компанию. Ризенбойтель всегда был нечестным и типичным человеком. Он сфальсифицировал документы и договора между двумя компаниями. А потом подал на Якобсена в суд за невыполнение обязательств и информацию, вводящую в заблуждение, выставив себя потерпевшим. И отсудил себе все. Все.
- Как вы себя чувствуете,- спросил один из журналистов Ризенбойтеля.
- Я чувствую, что мне хватит сил соперничать с Богом!- бодро ответил Ризенбойтель.
- Что вы планируете делать дальше?
- Заработать миллионы!
На уважаемого, состоятельного и некогда влиятельного Якобсена никто более не обращал внимания. Все неотрывно наблюдали за Ризенбойтелем, фиксируя каждое его движение. Он стоял около дверей в зал суда, нервно оглядываясь по сторонам Он думал о своём сынишке. Ему не было еще и двенадцати… Бедный мой мальчик, - думал Якобсен. Твоя мать умерла, рожая тебя, и я поклялся, что ты ни в чем не будешь знать нужды… А я я я… Как я мог… Теперь я даже не смогу позаботиться о тебе… О твоём будущем… Кем ты будешь теперь, сын мой? Неужели ты, Якобсен младший, сын некогда знаменитого своей честностью, состоятельностью, человечностью Якобсена старшего будешь бедствовать? Неужели я ничего для тебя не сделал? Неужели я ничего для тебя не сделаю?
Стоя в дверях, Якобсен, оглянулся на судей, которые монотонно, в черных мантиях, словно адские демоны, забирающие человеческие души в обмен на тридцать лет богатства или любви или чего-то еще, покидали зал Страшного Суда.
Вдруг, одна из судей, молодая для этой нелегкой профессии женщина где-то лет тридцати, грустно посмотрела на Якобсена. На глазах ее были слезы. А взгляд как будто говорил: "Прости, Джон, прости меня. Пожалуйста. Если сможешь. Если это вообще возможно… Ты же знаешь, Джон, они угрожали мне… Они бы убили меня… Они оказали давление на всех судей…".
Якобсен грустно посмотрел на нее, кашлянул два раза, положив руку на грудь и пошел. Но не домой. Дома у него больше не было. Ему некуда было идти. Он пошел наверх... Сердце сжали тиски. Перед глазами его возник образ жены. Затем образ ангела… А затем тьма. Якобсен упал. К нему подбежала пара журналистов. А остальные преследовали Ризенбойтеля. И никому теперь не было дела до жизни такого маленького человека как он...
Его похоронили на следующий день. На похоронах были всего около пятнадцати человек, которые присутствовали там чисто формально. Для галочки... Они разошлись через несколько минут после окончания. И ни у кого на лицах не было скорби. Н у кого, кроме двух человек. Один, одиннадцатилетний мальчик стоя на коленях у могилы отца навзрыд плакал, закрыв лицо перепачканными землёй руками. Казалось, его горю не было предела.
Второй была женщина, закрывшая лицо черной вуалью. Это была та самая судья… И она понимала, что не должна была так поступать, не должна была струсить. И даже сейчас не слишком поздно, чтобы хоть что-то исправить….


Прошло тридцать лет. Из зала суда вышел подавленный, разбитый человек. Седая голова его была опущена, как у заключённого, приговоренного к четвертованию. Он вяло плелся, не зная, куда идти… Теперь у него не было дома и ему некуда бол идти. А следом за ним из зала вышел тридцатиоднолетний мужчина. Он уверенно шёл .Вперед. Его осадили журналисты. Но он не хлопал по плечу своих адвокатов. Он не раздавал автографы.
- Как вы себя чувствуете, герр Кристерс? Вам не жалко Ризенбойтеля? Вы не хотите сделать своё личное заявление?
- Да, я хочу сделать заявление,- толпа моментально затихла- Хочу. Из-за тебя умер мой отец. И да, мне не жалко тебя. Ты наплевал на него и на его семью. А я наплюю на тебя и твою.
- Что вы имеете ввиду?
- Моя фамилия Якобсен.
Ризенбойтель посмотрел на него. Дернулся раз другой… У него начались конвульсии. Бывший миллионер упал. Тело Ризенбойтеля корчилось и извивалось, будто гадюка, придавая к земле, изо рта повалила пена. Через пять минут судороги прекратились. Он умер. А скорая была где-то вдали.
- Похороните его. По-человечески,- сказал Якобсен младший - Я оплачу все расходы.