Шурка

На Ичнянщине Черниговской области зима 1953 года была снежной и морозной. В начале января речка была покрыта льдом толщиной не менее 60 см. Полным ходом шла заготовка льда в ледники пищекомбината и продуктовой базы. Лед вырезали кубами и сразу же вывозили по назначению. Образовавшиеся полыньи за ночь снова покрывались тонким льдом, а к утру выпавший снег покрывал речку, и тонкий лед нельзя было отличить от остального.

Этот день был морозным и солнечным. Наш класс занимался во вторую смену, и я направлялась в школу по свежевыпавшему снегу, который сверкал на солнце и скрипел под ногами. Мороз пощипывал щеки, и от дыхания ресницы покрывались инеем.

В десяти метрах впереди меня шел в школу мой сосед и одноклассник Шурка Крепак. Все его дразнили «Полицай», так как его отец Федор Крепак во время оккупации нашего городка немцами служил полицаем. После освобождения от немцев нашего городка советскими войсками Федора осудили на пятнадцать лет и сослали в лагерь на лесоповал.

В школе над Шуркой все издевались: дразнили «полицаем», пинали ногами, а иногда подкрадывались сзади и били книжкой по голове. Двенадцатилетний подросток Шурка был щупленьким, невысоким мальчиком, старался уединиться, при хождении втягивал голову в плечи, как бы ожидая удара по голове. Учился Шурка неплохо. Любил много читать и по возможности не выходил на переменах из класса. Он никогда не плакал и не жаловался, а молча терпел все обиды и унижения. Мне его было жалко, потому что никто никогда его не защищал. Его три старших брата уже закончили по семь классов и выехали в другой город учиться в ремесленном училище. Шурка жил с матерью в маленьком домике под соломенной крышей, который построили перед войной. Мать его работала прачкой в местной больнице, что находилась недалеко от их дома. Прачечной при больнице не было, и она носила тюки грязного белья на своих плечах и стирала дома. Зимой и летом их двор был завешан простынями, одеялами и пижамами.

Когда Шурка подходил к речке, я увидела, как он оглянулся, и, заметив меня, побежал по замерзшей речке в сторону школы. Добежав до средины реки, он вдруг провалился под лед.
 
Вынырнув на поверхность, пытался забраться на лед, но лед был хрупкий и ломался под его руками. Я инстинктивно сорвала с головы платок и кинулась навстречу грузовику, размахивая платком, а другой рукой показывая на речку. Водитель резко затормозил. Мгновенно выскочил из кабины, схватил из кузова багор и побежал к Шурке. Второй человек, что сидел в кабине с водителем, снял деревянный борт с грузовика, бросил его на лед, привязал к нему веревку и подтолкнул его к водителю, который лег на борт и, отталкиваясь руками, подобрался ближе к Шурке. Он протянул багор потерпевшему, но мальчик окоченевшими руками не мог схватиться за него. Все-таки водителю удалось захватить крюком ворот Шуркиной фуфайки и, благодаря помощи второго человека, который тянул за веревку борт с водителем, мальчик был спасен.
Одежда на Шурке покрылась коркой льда. Водитель, сняв с него сапоги, фуфайку и завернув его в свой тулуп, понес в кабину. Меня тоже взяли в кабину, чтобы показала, где находится больница.


Из-под тулупа выглядывали босые Шуркины ноги. Я закутала их в мой платок. Шурка потерял сознание. В больнице его привели в чувство, а позже у него определили двустороннее воспаление легких и сильное переохлаждение организма.

В тот день в школу я уже не пошла. Сообщив тете Гале, матери Шурки, о случившемся, я отправилась домой. Меня знобило. Перед глазами все время был Шурка, барахтавшийся в покрытой кусками льда воде.

В комнате возле печки сидела моя мама и при керосиновой лампе что-то вязала. Увидев мое состояние, она испугалась:

- Доченька! Что случилось?

Размазывая слезы по щекам, я все рассказала про этот несчастный случай, про то, что Шурку дразнили «полицаем» и про издевательства над ним одноклассников.

- Какие же вы жестокие дети! - сказала мама и продолжила:

- Федор Крепак скорее герой, чем полицай и предатель. Девочка моя! Ты послушай, что я тебе расскажу, и ты обязана обо всем этом сообщить в школе.

- Когда немецкие войска заняли наш городок, через несколько дней они вызвали в комендатуру все взрослое мужское население, не успевшее уйти на фронт. Комендант объявил, что немцы пришли сюда навсегда и будут в городе восстанавливать все предприятия и наводить порядок.

Мужчин, имевших рабочие и технические специальности, стали распределять по предприятиям. Нашего отца приняли на спиртзавод кочегаром. Федор Крепак до войны работал в райисполкоме конюхом, и его назначили полицаем, а в случае отказа - расстрел. У Федора была жена и четыре малолетних сына, и, чтобы сохранить всем жизнь, дал согласие. Работая в полиции, он очень многих спас от угона в  Германию. В первую очередь, он спас меня. Когда я шла на рынок, он меня возвратил домой, сказав, что на рынке облава на молодых женщин и девушек для отправки на работу в Германию. В тот день он не успел предупредить Шуру Гартун и Настю Шубину, которые очень рано ушли на рынок менять вещи на продукты и не смогли избежать ареста.

Дочь нашей соседки, тети Коры – Клава, работала переводчицей у немцев. Узнав о том, что вскоре будут уничтожать евреев, она тайно сообщила Федору об этом. Тот, в свою очередь, ночью пришел к Басанским (нашему соседу) и забрал его с женой Раей и двенадцатилетней их дочерью к себе и запрятал их на чердаке. Буквально через день советская авиация бомбила центр нашего городка, так как в центре находились основные части и объекты немцев. Бомба угодила в дом Басанских. Когда арестовывали всех евреев, Басанских никто не искал, считая, что они погибли при бомбежке. На месте их дома зияла огромная воронка. Так семья Басанских прожила на чердаке Крепака до освобождения нашего городка советскими войсками. Все соседи знали об этом, но никто не донес в полицию.
 
Когда был военный суд над полицаями, все люди просили оправдать федора.  Басанский со своей семьей писали письма в высшие органы, чтобы оправдать человека, спасшего им жизнь. И Федору определили пятнадцать лет лагерей на лесоповале, а всех других полицаев приговорили к высшей мере наказания.
 
… Вскоре на пионерском сборе я рассказала то, о чем поведала мне моя мама. Сына врага народа Шурку даже в пионеры не принимали. И среди нас он один ходил без красного галстука. Тут же я предложила, по возвращении его в школу, принять его в пионеры, но старшая пионервожатая запретила даже поднимать этот вопрос.

Шурка болел очень долго и тяжело. Тогда антибиотиков не было. Лечили стрептоцидом,  аспирином и народными средствами. Мама моя говорила, что Шурку выходила баба Настя своими настоями и растирками. За время его болезни мы с ним подружились. Он очень любил читать, и я ему носила книги из библиотеки.

В школу он возвратился после смерти нашего вождя товарища Сталина. Это было в марте.

Одноклассники уже не проявляли жестокости к Шурке, даже старались что-то ему подарить, делились кусочком хлеба с салом. Но Шурка еще больше замкнулся в себе. Внимательно слушал уроки и старался наверстать пропущенный материал. Пятый класс он закончил успешно.
Летом по амнистии возвратился из заключения его отец. Он забрал жену и детей, упаковал необходимые вещи и уехал на постоянное место жительства на лесоповал.

Басанский с женой Раей, мой отец с матерью пришли с ними проститься. Они уговаривали их остаться в Украине, но дядя Федор сказал:

- Мы будем жить там среди таких же амнистированных и будем чувствовать себя свободными и счастливыми, а работы там для всех хватит.

Мы с Шуркой сидели на бревне за домом и все слышали. Потом Шурка, покраснев, спросил меня:

- Почему ты меня спасла? Ведь вы все меня ненавидели и презирали.

- А как бы ты поступил на моем месте?

Он долго молчал, а потом закрыл руками лицо, прошептал:

- Я тебя никогда не забуду.

И тут же поднялся и убежал. У меня в горле стоял ком. Я вдруг почувствовала, что мы никогда больше с ним не встретимся