Мемуары Варвары
Только кто-то поёт тихонько. Да это же моя мама! Какая она тёплая и пушистая, как хорошо пахнет. Чем это так пахнет? Молочко! Ура! Мама, я есть хочу!
«Знаю, знаю, » - урчит мама и щекочет меня усами, придвигая к себе.
А я ем, ем, ем, вернее, пью, зарываясь носом в пушистый живот.
Рядом кто-то сопит, толкает меня в бок. Наверное, сестрёнка или братишка.
А я кто? Девочка или мальчик? Разберёмся…
Время летит быстро. Сегодня случилось что-то странное: откуда-то появился свет.
Значит, теперь я вижу.
Интересно, что делается вокруг.
Прямо на меня смотрят большие зелёные глаза, мамины глаза, добрые-предобрые.
Какая у меня мама!
Красавица!
Серенькая, в полосочку.
И я такая? Тоже в полосочку?
Лапки белые. Животик белый… Я что, вся белая? Что за игра природы?
Значит, я белая кошечка. И зовут меня Варя.
Это сообщила мне большая непушистая и без усов. Она опять берёт меня на руки, гладит, чешет пузко. Это ничего, можно стерпеть. Но лучше верни меня под мамин бочок. Нечего по рукам таскать! Затаскаете!
Вчера приходили за моим братишкой. Братишка белый с черными пятнами, пушистый.
А я не пушистая. И две большие тоже не пушистые. Вчера одна из них, которую зовут Наташа, поднесла меня к зеркалу.
Ах, какая я хорошенькая!
Вся беленькая, а на голове серое пятнышко – мамино наследство. И на хвостике лёгкий серый дымок. Ай да Варя!
Пойду-ка я молочко пить. Братика унесли, мне теперь вдвое больше достанется. Красота! Мы теперь живём вчетвером: две большие непушистые без усов, мама Маруся и я.
Сегодня я сделала важное открытие. У этих непушистых без усов , оказывается, и хвоста нет!
Ничего себе: безусые, бесхвостые, уши где-то сбоку прилеплены, ходят на двух лапах. Что за создания такие? И шубки у них снимаются. Я вчера видела, как одна из них, которую зовут Катя, сняла шубку и повесила в шкаф. А на себя другую надела.
Я тоже попробовала шубку снять, но пуговиц не нашла. Пошла к маме спрашивать. А мама только фыркнула в усы и улеглась на бочок. А я, как всегда, рядом. Сосу молочко, а мама мурчит, мурчит, сказочку рассказывает. Хорошо!
Сегодня опять смотрелась в зеркало.
Какая я большая! Почти с маму ростом. Мне уже семь месяцев, но я ещё сосунок.
Мама не гонит, а я не отказываюсь, толкаю лапкой пушистый Марусин животик и сосу в своё удовольствие. А корм кошачий сухой терпеть не могу.
Вчера Наташа насыпала мне кучку корма, а я её лапкой загребла. Удивляюсь, почему мама Маруся эти сухари так любит. Она их называет «шарики».
Как только скажут «шарики», Маруся несётся и в руки заглядывает: «Давай!».
А если Марусе что-то не по вкусу, она лапой натрясёт. Сначала одной, потом другой, потом повернётся и задней натрясёт. И с гордым видом удаляется. Хозяйки в восторге!
Я тоже могу с форсом пройтись мимо полной миски и тряхнуть лапой, но предпочитаю поскорее съесть всё, что туда положили.
А чтобы досталось больше, я придумала хитрость: ем из маминой миски, а свою загораживаю тельцем. Пока Маруся сообразит, половину её порции я уже съела. Теперь можно за свою миску приниматься.
Маруся посмеивается и доедает за мной. А я не жадная, я умная. Зато и вешу больше мамы.
Наташка берёт нас на руки и по очереди взвешивается с нами. Потом взвешивается без нас и вычитает. Навычитала, что Маруся весит два с половиной килограмма, а я четыре.
На полтора килограмма умнее, пардон, тяжелее мамы.
Мама у меня добрая. И она очень любит Наташу.
Когда никого нет дома, Маруся достаёт свою любимую фотокарточку и в сотый раз рассматривает её. На снимке Наташа гладит маленькую Марусю.
А я в сотыйт раз прошу маму рассказать, как Наташа её с лестницы взяла.
Маруся с удовольствием сворачивается клубочком и начинает рассказ…
Рассказ Маруси
Я родилась под школой. Там проживало семейство одинаковых серых полосатых кошек.
Мой папа был директором школы, мама преподавала кошачий язык.
Нас было много. Ребята жалели нас, приносили еду. Самых счастливых забирали себе.
И мне посчастливилось. Девочка принесла меня домой. Я жила в обувной коробке, лакала молоко из блюдечка и делала на полу лужи. Мама девочки ругалась, кричала, и меня в коробке вынесли из дома и оставили на лестнице.
Я вдруг оказалась одна! Совсем одна! Ни братьев, ни сестёр, ни девочки с её строгой мамой. Никого! Никто не несёт молочко, никто не гладит. Мимо ходят какие-то чужие люди.
Ну возьмите же меня кто-нибудь! Возьмите! Я не хочу сидеть на этой противной лестнице.
Так проходили дни. Я сидела в уголке, не играла, не бегала. Хотелось кушать, но никто ничего не давал мне.
И вот однажды я увидела, как по лестнице поднимаются двое. Остановились. Смотрят. А я в угол забилась, ушки прижала.
Взяли на руки. Несут! Ура! Несут в квартиру!
Одну зовут Наташа. Вторая – её мама. Это Наташа взяла меня с лестницы. Она весь вечер носила меня на руках, кормила. Как это было прекрасно!
Спать я устроилась у Наташи на плече и всю ночь пела для неё. Кажется, ей это понравилось. Но утром Наташа с мамой поехали на дачу, а меня опять вынесли на лестницу. Неужели моё счастье было таким коротким?
И опять потянулись страшные дни одиночества. Но вот я услышала знакомые шаги по лестнице. Это Наташа заехала домой с дачи. Она подхватила меня под животик, занесла в дом, накормила колбаской, а потом опять вынесла на лестницу и уехала.
Так повторялось ещё два раза, и я уже не верила в своё счастье. Но оно, это счастье, ждало меня впереди.
Наташа с мамой возвращались с дачи домой, увешанные рюкзаками, мешками, с тележкой в руках. Поднимаются по лестнице, смотрят, а я тут как тут. Забилась в угол.
Наташа протягивает руку, берёт меня и сажает на плечо.
Так на плече будущей любимой хозяйки я и въехала в свой дом. Теперь уже навсегда!
А лестницу эту до сих пор ненавижу. Помню, каково мне там было…
Вот так моя мама Маруся стала членом семьи.
Когда Наташа берёт Марусю на руки, Маруся прижимается к ней и поёт.
А Наташа гладит её по головке, по спинке.
А я не даюсь! Не люблю сидеть на руках и распевать песни. Я, вообще, редко пою.
Но вот если я сама залезу к вам на колени, то пожалуйста, гладьте. Посижу.
Особенно люблю забираться на Катю. Потопчу её лапками и устраиваюсь на ногах или животе. А Катя читает или телевизор смотрит, меня не гонит.
Вот и стала я Катиной кошечкой, а Маруся – Наташиной.
Как хорошо жилось нам вчетвером!
Летом нас в корзинах везли на дачу. Мы с Марусей орали всю дорогу. Орали в автобусе, орали в метро, орали в электричке. Бедные Наташа с Катей! И так каждый год.
Зато на даче хорошо! Выхожу утром на крыльцо. Солнышко светит.
Нахожу вскопанную мягкую землю, рою ямку, усаживаюсь и вдруг слышу крик. В меня летит веник. Оказывается, я уселась на чью-то грядку.
Скандал! Бедную Наташу ругают, как будто это она ямку сделала.
А я никак не пойму, почему на грядку писать нельзя. Все кошки так делают, но достаётся одной мне. В чём дело? Марусю никто не ругает, соседскую коричневую Муську тоже, а мне все шишки достаются.
Всё оказалось просто. Маруся мне объяснила. Я беленькая. Меня одну видно на грядке. Вот за всех и отдуваюсь.
Дошло до того, что по утрам Наташка меня на поводке выводить стала. И не отпускала, пока я не сделаю все дела.
Зато дома претензий к нам нет. Нам купили по туалету «сухие лапки», и мы чётко знаем, что кому и куда делать. А Маруся всё время смешит хозяев: лужу делает в одном поддоне, а загребает в соседнем, где сухо. Хитрая!
И все её любят. И хозяйки, и муж, то есть мой родной папаша.
Он заявился вскоре после нашего приезда на дачу. Хоть бы мышку принёс в подарок. Отец, называется!
Оказывается, Маруся была за ним замужем четыре года. Кот был домашний, любимый. Как-то раз заявился в ошейнике от блох. Интеллигент! А один раз Наташа видела его на балконе с хозяином, который наглаживал его и чесал за ушами.
Дом, где жил папаша, был от нас довольно далеко. Кот проложил к нашему дому тропинку напрямик через болото. Так на свет появилась я.
В Васкелово, где мы жили на даче, во многих дворах сидели белые коты и кошки – мои братья и сёстры. Наташа один раз даже обозналась, приняла чужую кошку за меня и хотела домой отнести. Но кошка не отзывалась на имя Варя, и Наташа поняла, что это не я.
А мы с Марусей на свои имена отзывались всегда. Я и сейчас отзываюсь, когда Наташа ко мне обращается. Говорю: «Мяу!».
Наташа сняла камерой забавный эпизод.
Мы с Марусей сидим на завалинке и смотрим в объектив.
Наташа зовёт: «Маруся!». Маруся отвечает: «Мяу!». Я молчу. Наташа зовёт: «Варя!». «Мяу!» - отвечаю я. Маруся молчит.
«Всё понимают, умнейшие кошки!» - восхищается Наташа. А мы и без неё знаем, что умнейшие. И понимаем своих хозяев и любим их гораздо больше, чем люди думают.
Как-то раз дачное общество собралось на нашей лавочке поболтать. И мы, кошки, здесь же. И вот появляется хозяйский кот по кличке Рысь. Красавец! Но ворюга, бандит и прохвост. И цену себе знает.
Наташка уже несколько лет подкармливает его. И каждый раз, налопавшись, Рыська шипит на неё и замахивается лапой.
Чудовищная неблагодарность! Не понимаю, почему Наташа смеётся и продолжает угощать наглого зверя. Негодование во мне так и клокочет!
И в тот вечер Рысь решил пройтись перед нами гоголем. И, как всегда, замахнулся на Наташу лапой и хотел ударить.
И вот тут я не выдержала! С воем выскочила из под лавки и бросилась на мерзавца.
И Рысь, этот бандюга и драчун, дал дёру. Я гнала его до хозяйской двери, а за спиной слышала смех и восторженные возгласы. Дачники оценили мой подвиг. А Наташка тут же, облобызав меня, побежала в магазин за «кусочками», моим любимым кошачьим лакомством.
И скормила мне целый пакет!
Вот так я прославилась. А Рысь больше не пытался бить Наташу. Но после угощения всё-таки шипел. Такой уж у него характер.
А ещё он мог стащить что-нибудь со стола.
В нашем доме такого не бывало. Мы с Марусей по столам не лазали, и хозяева никогда от нас ничего не прятали.
Только по одному разу мы с Марусей стащили вкусненькое. Маруся сбила на пол пакетик с витаминами и выкрала несколько штук. А я утащила прямо со сковородки куриную ножку.
Пока мои любезные хозяйки смотрели телевизор, я приоткрыла крышку, сбросила ножку на пол, слегка её обглодала и пошла в комнату. Захожу, облизываюсь, вида не подаю, что нахулиганила. И как только они сразу догадались? Встали и пошли на кухню. А там на полу – ножка. Посмеялись надо мной, ругать почему-то не стали.
А я больше никогда в жизни ничего не взяла без спроса.
А Рыська очень даже брал!
Один раз весной Наташа с мужем поехала на дачу. Нас с Марусей дома оставили. Привезли с собой продукты, выложили всё на стол и занялись делами: надо было после зимы домик убрать и протопить.
Явился Рысь. Ему как старому другу обрадовались, пригласили в дом. Он важно походил по комнатам, потом долго чем-то шуршал под диваном и с довольным видом удалился.
А когда пришло время обедать, оказалось, что куда-то пропал большой кусок сыра.
Наташа спохватилась, полезла под диван и достала пустой прорванный пакет. Сыр был съеден до последней крошки.
А в нашем доме на столе может лежать ветчинка, колбаска, рыбка – мы не тронем, и хозяева в нас уверены. Мы не только со стола не возьмём, мы своё отдадим. И я, и Маруся!
На даче в сарае проживало много мышей. Мама научила меня сидеть в засаде, выжидать, а потом бросаться на добычу. Это была настоящая охота. И когда нам попадалась мышка, мы раздувались от гордости и с триумфом несли добычу домой. Нужно было положить дичь к ногам любимых хозяек.
Но, увы! Хозяйки отказывались нас понимать. Особенно Наташка. Она с визгом забиралась на стул, махала руками, кричала.
И так каждый раз. Вместо похвалы – вопли и захлопнутая перед носом дверь. Это если Наташка успевала дверь захлопнуть. А если не успевала…
Вот тут-то была потеха! Мы с Марусей могли мышку и упустить.
Я как-то раз нарочно пронесла в комнату полузадушенную мышь и на глазах у своей перепуганной хозяйки упустила её. Мышь шмыгнула под Наташкин диван. Наташка с воплем выскочила из комнаты, а меня закрыла, чтобы я эту несчастную мышь отловила. А потом через каждые десять минут заглядывала в щель, чтобы узнать результат.
Но мне не хотелось лезть под диван. Мышка куда-то делась, а Наташка не спала на этом диване до самого отъезда. Наверное, боялась, что мышь её за пятку схватит.
Прошлым летом мышей было особенно много. Я упорно приносила к порогу по 2-3 мышки каждый день и предъявляла хозяйке. Сама я мышей не ем. Вот ещё! Хотела Наташку угостить. Я её прокормить могла бы, да она нос воротит.
Моей добычей стали интересоваться ежи. По ночам к нам в гости повадился большой ёж. Мы назвали его Иван Иваныч. Уж больно он был важный.
Наташа оставляла ему молоко в блюдечке, куриные кости, кусочки сыра. А сама с высокого крыльца наблюдала. Ночь белая. Видно хорошо.
А я ежей стороной обхожу. Один раз целый месяц ходила с поколотым носом. Больше не хочу. Тоже с крыльца наблюдаю, как Иван Иваныч моих мышей доедает.
Вот такая я охотница!
Когда Наташа вышла замуж, мы стали жить впятером.
А потом Кати не стало.
Наташа много плакала. Мы с Марусей чувствовали, как ей тяжело. Нужно было что-то делать. «Пойдём вместе, » - сказала Маруся.
Раньше мы никогда вместе не являлись потоптать хозяйку лапками, подставить головку, потереться ушками. Всегда место захватывала одна из нас.
Я чаще устраивалась около Кати, но и к Наташе под бочок наведывалась. А сегодня мы полезли на диван вдвоём. Такого ещё не бывало!
Мы прижались к нашей хозяйке, а Наташа гладила нас и тихонько плакала. И боль уходила, уходила…
А мне пришлось выбирать нового хозяина – Наташкиного мужа.
Я ходила вокруг него, тёрлась головкой, укладывалась на ноги. Даже пела для него!
И человек, который терпеть не мог кошек, сдался. Он стал замечать меня, называть по имени, угощать ветчинкой, рыбкой.
Марусе тоже перепадало вкусненькое. Но она невзлюбила Наташиного мужа, ревновала к нему хозяйку и мстила. Кому? - Всем!
Наташино место было в большой комнате на диване. Спать в спальне на кровати с мужем Маруся ей не разрешала. Как не разрешала? Очень просто.
Вот выключили хозяева свет и улеглись спать. Маруся серой тенью крадётся , заглядывает в спальню, потом отходит на всякий случай подальше и издаёт вопль: «Мяу!». Громко, каким-то чужим голосом. Потом, подождав немного, опять «мяу». И ещё, и ещё…
Мне хочется подойти и поддать Марусе лапой: ведь она и мне спать не даёт. Но нельзя. Мама всё-таки! Уважать надо.
А Маруся всё не успокаивается. Требует, чтобы Наташа на свой диван вернулась. Тогда можно будет свернуться клубочком у неё в ногах и мурлыкать всю ночь в своё удовольствие.
Наташа сначала шикает, потом кричит: «Нельзя!».
Слово «нельзя» мы очень даже хорошо знаем, но в этом случае оно не работает. Маруся, затихнув ненадолго, опять поднимает крик. Требует!
Наташа что только ни делала, чтобы Марусю успокоить: и ругала, и гладила, и тапками бросалась, и на кухню выгоняла… Не помогает. Стоит Маруся на своём. И тогда, чтобы дать мужу выспаться, Наташа ложилась на свой диван. И Маруся затихала. Но не успокаивалась.
О, это была партизанская война.
По ночам Мария стала минировать путь в туалет. Весь день терпела, а ночью, злорадно сопя, выкладывала прямо на дороге большую кучу. И устраивалась в засаде. Наблюдать…
После того, как хозяева пару раз «подорвались» на мине, Наташе пришлось купить ночник и осветить ночную дорогу
А Марусе всё с рук сходило. Другая хозяйка, убрав плоды мести, веником бы отлупила за такие проделки. А Наташа по-прежнему ласкала и таскала на руках свою серенькую ревнивицу. Разве можно наказывать за любовь?
Вот так Маруся боролась за свои права. Она ни с кем не собиралась делить свою любимую хозяйку.
Так в любви и неге прожила Маруся 12 лет, а потом её не стало.
А через год погиб Наташин муж, и мы остались вдвоём.
Я прижималась к почерневшей от горя Наташе, спала с ней, старалась не отходить от неё. Говорят, что кошки могут взять на себя всё плохое. Вот я и старалась взять хоть частичку горя и боли.
Теперь Наташа моя единственная хозяйка. А я её единственная кошка.
Пишем мемуары…
Свидетельство о публикации №213091700593