Повешенная ярость

Иногда наши грехи сильнее, чем мы сами. Но их можно облегчить, пустив в душу свет.

«Тогда мне было семнадцать лет, идеальный возраст для подростка. У меня было все, что тогда хочет любой. Но кроме одной вещи — я не мог и не желал любить кого-либо. Я думал, что это будет моим пороком, грехом. Как же я тогда ошибался. С каждым днем мне все чаще попадались влюбленные парочки, а друзья влюблялись один за другим. Хотя мой рассказ будет совсем не о любви.

Все началось тогда, когда я стал увлекаться оккультизмом и темной магией. Родители моего увлечения не одобряли, и надо сказать, что немного побаивались, вдруг я наведу на них какую-нибудь порчу или что-то в этом роде. Поначалу мне это нравилось. Затем я всерьез увлекся демонологией. Теперь мои родители знали, что у них растет не парень-объект слюнопускания всей округи, а темный маг, который, как оказалось, еще и медиумом является.»

Это был обычный день. Школа как школа, ничего совершенно необычного. Уроки, толкотня и беговая дорожка в коридорах, шумные перемены и лучшие друзья. Собственно, чего только для счастья не хватает, особенно когда отменяют последние уроки? Правильно, приключений.
Живем мы на окраине города, место достаточно красивое, особенно зимой. Прямо за школой — сосновый лес, который очень хорошо видно из окон. Помню, что даже как-то в начальной школе пытался нарисовать его, что у меня с большим трудом, но получилось. Если честно, то я очень люблю леса. Они красивы, пустынны и можно побыть на природе и в одиночестве, если хочешь о чем-то подумать и не боишься клещей. Я не боюсь.
Иногда я думаю о том, что может скрываться в глубине леса. Может быть это гнездо огромных пауков? Они любят темные и недоступные места, так что вполне возможно. Хоть и мало правдоподобно. Я люблю мистику. Хочется верить в то, что когда-нибудь я побываю в месте своей мечты, но пока я не знаю, как оно выглядит. Это же просто мечта.
- Старцев, ты меня слышишь? - отрывает меня голос учительницы. Она не любит, когда я отвлекаюсь на что-то и не слушаю ее. Все учителя не любят.
- Простите, задумался.
Мне кажется, что она поверила. Одноклассники смеривают меня взглядами, полными укора. Для меня это ровным счетом ничего не значит, я в основном достаточно лояльно отношусь к неодобрению своих одноклассников, потому что я не собираюсь прогибаться под них. Да и пусть терпят таким, какой есть, последний год все-таки. Да, последний, что значит ЕГЭ в конце года. Меня оно не пугает, я совершенно уверен в своих силах.
Звонок. Мелодия, приятная всем ученикам. Это был последний урок, значит я могу с чистой совестью собираться домой. Тем более, у меня были великие планы на этот вечер. Я собирался впервые кого-нибудь призвать. Да, я знал, что я беру грех на свою душу, но не менее точно знал, что у меня уже есть один. Нет, это не высокомерие. Я никогда не был высокомерным, просто не мог быть. Это ярость. Я слишком много злюсь, могу взвиться даже из-за любого пустяка. На первый взгляд это глупо. Так считают все, когда узнают, что я подвержен припадкам ярости. Мое лицо тогда превращается в непроницаемую маску. Иногда это полезно.

Проходит всего полчаса, а я уже дома. Как и ожидается — никого нет. Тихо и уютно. Поднимаюсь в свою комнату и падаю на кровать, прислушиваясь к тиканью часов на тумбочке и сонному мурлыканью кота на моей подушке. Даже созерцание потолка помогает мне успокоиться. Не хочется ничего делать, хочется просто лежать и ни о чем не думать. Иногда такое бывает. Я думаю, что ты меня поймешь. Но кто даст мне долго полежать? Верно, никто. Поднимаюсь, разбудив белого перса, следящего за мной своими желтыми глазами. Подхожу к заваленному листами, книгами, учебниками и мангой столу, сажусь за него. Давно хотел прибрать, но руки никак не доходят. Или же просто лень. Отодвигаю в сторону небольшие песочные часы в деревянной темной оправе, слабо блестящие на холодном февральском солнце. Они мои любимые. Наверное, это тот предмет, который я люблю не меньше, чем свой ноутбук. Есть, конечно, еще один. Это книга, посвященная вызову духов. Ей я и хочу воспользоваться сегодня. У меня уже все готово. Само собой, я знаю последствия этого призыва. И почему-то скрыто надеюсь, что мне не повезет. Знаете, я чувствую что-то среднее между простой тревогой и страхом. Такое состояние для меня редкость. Да, я иногда тревожусь, но не боюсь. Фыркаю.

Хотя нет. У меня есть страх. Я больше всего на свете боюсь быть повешенным, как бы странно это не звучало. Я боюсь всего, на чем можно повеситься. Эта фобия преследует меня, рождая в воображении множество эпизодов, где много повешенных. Наверное даже гильотина не так страшна, как виселица. Но я не один такой. Мой страх понимают и разделяют. Наверное, это к лучшему. Я даже совсем не ношу шарфы. Это паранойя? Нет. Каждый чего-то боится. Я боюсь быть повешенным. Хотя мое отражение в зеркале явно против меня. Это может быть странно, но я вижу в зеркале свою вторую личность. Да, я страдаю раздвоением личности.
Деметрий — так его зовут — это вполне себе милый и доброжелательный тип, который пусть изредка и исподтишка, но пугает меня. Видимо, это доставляет ему какое-то извращенное удовольствие. Но его можно понять. Окружающие мне не верят. Они думают, что я притворяюсь, рассказывая им о Деметрие. Хотя мне как-то все равно. Это их проблемы.
Я много раз задумывался, как будут наказывать в аду за злость. Но все идею неизменно оказываются бредовыми и недостаточно серьезными. Сложно прийти к какому-либо варианту, ведь они все верны. Это вопрос, на который можно вечно выбирать ответ. Я не люблю «вечные» вопросы. Из-за них много споров. Спорить не всегда приятно.

Я знаю, на кого падет мой выбор. Его зовут Кафциэль, Демон ярости. Мне близка эта стихия, можно и попробовать. Но все равно в тайне надеюсь, что у меня ничего не получится. Время уже на исходе. Пора действовать. Тушу свет в комнате, стараюсь восстановить сбившееся дыхание. Интерес сильнее чувства страха. Слова заклинания я нашел в книге, и они до сих пор кажутся мне бредом. Действующим бредом. Читаю громко, понятно, но голос немного дрожит. Это неудивительно. Пламя свечей немного колышется, будто попало в воздушный поток, но не тухнет. Из-за этого на стенах появляются бегающие тени, но я уверен, что это просто тени предметов. Наконец, заклинание кончается. Произношу последние слова и свечи внезапно потухают. Прислушиваюсь. Нет ничего странного, да и не чувствую. Видимо пронесло. Зажигаю свет в комнате, щелчок выключателя ставит все на свои места. Все хорошо. Поднимаю упавшие свечи, убираю книгу в стол и смотрю на часы. Десять вечера. Скоро вернутся родители и брат. Они ничего не заметят. Переведя взгляд на кота, я вспомнил, что кошки чувствуют присутствие злых сил, но пушистый белый перс все так же спал на подушке. Я усмехнулся. Люблю этого соню.

Родители тоже не замечают ничего странного и я тогда окончательно уверяюсь, что я сделал что-то неправильно и никто не пришил. Или же я просто поверил тексту из какой-то книжонки. Наивный тип. Спать я ложусь с чистой совестью и полностью спокойный. Ночью мне снятся кошмары. Если честно, то я полностью к ним привык и считаю их у себя нормальным явлением. Хотя...у всех разное понимание кошмаров. Лично у меня это сад, в котором празднуется день святого Валентина. Весь розовый и до тошноты приторный. Это мой комар, который мне снится в страшных снах. Но я уже привык к такому раскладу. С особой неохотой я просыпаюсь тогда, если мне снится что-то вроде расчлененки. Кровь, кишки, хардкор. Причем в моих снах — это по-настоящему «хард». Люди смотрят на меня с непониманием и неким ужасом в глазах, когда я отвечаю на их вопрос «что тебе снится?». Не всем же быть идеальными.

Утром у меня почему-то нет настроения. Будто его кто-то съел. Или выпил. И это в воскресенье. Но ведь это тоже должно быть совершенно обычным явлением. Я перестаю беспокоиться. Дома никого нет, помешать мне никто не может. Но меня злит эта тишина в доме на обоих этажах. Непривычно, неправильно. И странно. Нужно как-нибудь ее развеять. Включаю музыку на максимум, наслаждаюсь любимой песней, лежа на кровати и глядя в потолок. Через полторы минуты понимаю, что она меня раздражает. Выключаю музыку и смотрю на часы. Можно пойти прогуляться, заодно возможно повысить себе настроение и найти что-нибудь интересное.
Быстро собравшись, выхожу из дома и жмурюсь от яркого света. Я привык к мягкому полумраку в своей комнате. Да и родители тоже к этому привыкли. Немного подумав, направляюсь к старому парку недалеко от нашего дома. Летом он становится обиталищем всей местной шпаны, которая очень любит старые детские площадки, заросшие аллеи и сломанные ими же качели. Зимой в парке катаются на лыжах и гуляют, если есть такая возможность — дорожки же никто не расчищает. В этот раз все по-другому. Кому-то было не лень пройтись здесь с лопатой. Мне же лучше. Продолжаю свой путь уже по сверкающему парку. Наушники остались дома, да они мне и не нужны. Хруст снега под ногами немного успокаивает, а приятный ветерок выносит из головы неприятные и злобные мысли. Почему-то мне начинает казаться, будто за мной кто-то идет. Поспешно проверяю свою догадку, но само собой никого не вижу. Сама по себе возникает мысль о вчерашнем демоне, который мне не явился. Усмехаюсь. Кажется, у меня началась паранойя.
Где-то в высоте слышится карканье вороны и я невольно вздрагиваю. «Кафциэль является людям в обличье ворона...». Нет, у меня точно паранойя. Мне же никто не явился, значит нет повода для беспокойства. Но все-таки уже не по себе. Поспешно покидаю парк, не сделав даже полного круга по старым аллеям. Все это время мне кажется, что за мной кто-то следит.

Возвращаюсь домой и сразу же поднимаюсь к себе, едва успевая раздеться. Нет, я не боюсь. Просто меня уже злит это чувство. Надо избавиться. Чуть ли не пинком распахиваю дверь, пугая кота. Интересно, чего именно он испугался — двери или меня. Лихорадочно начинаю искать ту книгу, в которой брал заклинание. И не нахожу ее. Ее просто не мог кто-то взять. Да, в мою комнату заходили, но я точно помню, что в стол никто не лез. Да и в мое отсутствие тоже никто не мог — дома никого не было. Такое чувство, будто она просто растворилась. Невозможно. Стараюсь успокоиться и начинаю снова сверху донизу обыскивать стол, надеясь, что найду эту чертову книгу. Пока же мне не везет. Продолжаю поиски.
Через полчаса все-таки понимаю, что книга пропала бесследно и судя по всему навсегда. Мать давно хотела забрать ее у меня, потому что считала, что я могу серьезно навредить ей себе, но я убеждал ее, что максимальный вред, который она мне может нанести — это синяки, да и то с моей помощью. Я смеялся, когда говорил эти слова. Теперь мне как-то не до смеха. Сажусь на пол возле кровати и кладу на нее голову. Глупая ситуация, очень глупая. Понимаю, что мне нужно успокоиться и в таком взвинченном состоянии я мало чего добьюсь. Стараюсь расслабиться и отвлечься. Вроде бы получается. Проходя мимо зеркала, мельком смотрюсь в него. Отражение наблюдает своими синими глазами. Его взгляд совсем не похож на мой.

Оставшийся день я даже не вспоминал о происшествии с книгой. Надо сказать, что мне было даже немного легче от того, что она пропала. Будто какой-то груз с плеч свалился. Но к ночи это ощущение медленно проходило, сменяясь беспричинной агрессией. Мне казалось, что эта ночь не принесет ничего хорошего. Хотелось бы верить, что я ошибаюсь. Однако, я не ошибся.
Обычно я засыпаю достаточно легко, но сейчас почему-то просто не могу. Меня постоянно что-то не устраивает, и это заставляет меня раздражаться. Поза, температура, положение одеяла, голос телевизора...я не могу это все выносить. Нервно забираюсь под одеяло и накрываю голову подушкой. Становится тише. Засыпаю.
Я привык к странным снам, обычно представляющим собой наркоманский бред или же кошмары. Последний вид меня любит. А я их как-то не очень.

Это место не похоже на любое, которое находится на Земле. Я даже не могу дать нормального описания ему. Если быть максимально точным — это просто белое пространство, без пола, стен и потолка. Оно бесконечно и пустынно. Меня передергивает. Я здесь не одинок. В паре метров от меня стоит зеркало. Большое, двухметровое, в темной деревянной раме. Я медленно подхожу к нему. Шагов совсем не слышно, видимо, здесь глушатся все звуки. Странно, но я слышу свое дыхание.
В матовой поверхности зеркала ничего не отражается, там просто темная тень вместо меня. Слабо ухмыляюсь, глядя на зеркало.
- Ты хочешь знать, почему ты ничего не видишь? - слышится чей-то голос. Вздрагиваю и начинаю нервно озираться по сторонам, но ничего не вижу.
- Кто ты?
- Мое имя тебе известно. - замечаю, что за зеркалом колышется темная тень, но не рискую посмотреть, что там. Я не уверен, что хочу это видеть.
- Хорошо. Зачем я здесь?
- Ты сам меня позвал, а теперь спрашиваешь, что ты хотел? Надо было раньше думать об этом.
Поверхность перестает быть матовой. Очертания становятся более четкими и наконец появляется само отражение. Я делаю шаг назад, пораженный увиденным.
Деметрий. У него нет глаз, а щеки украшают две тонкие струйки крови, вытекающие из пустых глазниц. Но он улыбается. Широко, и даже в какой-то мере счастливо.
- Он предал тебя. Так же, как и все вокруг. Твоя злость заставляет их ненавидеть тебя. - голос Кафциэля вкрадчивый, но в нем слышится некая истеричность, присутствующая в карканье вороны.
Чувствую, что медленно начинаю кипеть и зажмуриваюсь, стараясь не видеть изуродованного Деметрия в зеркале, белой пустоты и той тени за рамой. Я ненавижу того, кто сделал это с ним. Я хочу отомстить, и могу поклясться, что мной сейчас движет ярость. Самая настоящая ярость.
Мне кажется, что тварь улыбается.
- Давай же...проклинай свою душу еще больше... - шепчет мне тень, стараясь подчинить меня своей чертовой воле. Сопротивляюсь. Вроде бы получается. Открываю глаза и вижу черный туман, стелющийся по полу и тянущий к моим ногам свои щупальца. Отпрыгиваю назад.
Из-за зеркала появляется рука. Тонкая, костлявая, обтянутая темной поблескивающей кожей. И когтистая, словно драконья. Меня передергивает от отвращения. Она мне что-то протягивает, и я делаю полшага вперед, чтобы увидеть этот предмет. Это часы.
Это мои любимые песочные часы, в которых песок отмеряет всего лишь десять минут. Откуда они у этой твари?
- Возьми это. Когда ты их перевернешь, у тебя будет только десять минут, чтобы покаяться в своих грехах, хотя тебя это уже не спасет. Добро пожаловать в ад. - засмеялся Кафциэль за зеркалом. Через пару секунд на раму сел крупный черный ворон. В его черных глазах виднеется мой белый образ. Возможно, мне это только кажется. Быстро схватываю часы, стараясь их не перевернуть. «Рука» растворяется. Поднимаю часы на уровень своих глаз и смотрю сквозь тонкое стекло на ворона. Тот ждет, когда я исполню его план. Не дождется.
Слегка сдавливаю часы, смотрю, как стекло покрывается тонкими трещинами. Точно так же покрываются трещинами планы Кафциэля, направленные на захват еще одной грешной души. Как бы не так. Ворон с хриплым карканьем срывается с рамы и в тот же момент часы рушатся с легким звоном. Песок легким дождем падает на пол вместе с маленькими острыми осколками. Слышу безумное карканье, звон осколков и свой смех. Зеркало тоже покрылось сеткой тонких трещин. Отражения теперь не видно, это просто темная тень. Да и я не уверен, что хочу его видеть. И как будто зеркало меня слышит — оно разбивается на множество маленьких осколков, осыпая меня стеклянным фонтаном брызг. Остатки зеркала торчат по краям рамы, словно острые зубы в акульей пасти.
На темном дереве что-то написано изящным витиеватым почерком, но я не могу это разобрать. И кажется, что не нужно. Наверное, я сам когда-нибудь догадаюсь об этом. Когда-нибудь, но не сейчас. Закрываю глаза и больше ничего не слышу. Наступает темнота.


Следующее утро я встречаю в своей комнате. В школу решаю не идти, так как уже проспал. «Сон», который мне приснился ночью, не дает мне покоя и заставляет раз за разом вспоминать отражение в зеркале и хриплое карканье черного ворона. Встаю. Дома никого снова нет — родители на работе, брат в университете. Не замечаю ничего необычного, кроме странного спокойствия. Но я уверен, что это хорошо. Спускаюсь на кухню, делаю себе чай, успокаиваюсь окончательно. Оставляю «толкование» на потом.

Я уверен, что вы поймете меня. Иногда нас преследуют назойливые образы. Они показываются нам во снах, представляются, когда мы закрываем глаза, а иногда на пару секунд путают наш взгляд, являясь вместо других предметов. Сейчас меня преследует...повешенный ворон. Он видится мне везде, и даже моя рука невольно выводит его на полях тетради. Этот приоткрытый серый клюв, безвольно повисшие черные крылья и натянутая до предела веревка не дают мне покоя. Такое чувство, что я не успокоюсь, пока не увижу этого ворона своими глазами. Теперь эти пернатые ассоциируются у меня с Кафциэлем — демоном, который чуть не поглотил мою душу, пусть и во сне. А Кафциэль — тот, кого бы я хотел видеть повешенным, раз это самая страшная смерть для меня. Наверное, скоро это перейдет в манию. Манию желания видеть повешенную Ярость. Это неудивительно. Я не удивлен собственному желанию.
За окном слышится это до невозможности противное карканье вороны, громкое, хриплое и надрывное. Меня передергивает. Но это вполне обоснованно. Злобно ухмыляющийся Деметрий все еще в зеркале, значит с моей шизофренией все в порядке, живет и процветает. Привыкаю.

Через пару часов выхожу на улицу. У меня появилось странное желание — посетить святое место. Нет, оно не должно быть странным. Просто слегка необычно для меня. Это несколько фантомные ощущения — когда стремишься к свету из самого сердца тьмы. Книгу, кстати, я утром так и не нашел, но уже сейчас я почему-то забываю о ней, будто она была источником моих проблем. Может быть так и есть, в конце концов именно из-за нее я решил податься в темную сторону. Песочные часы на столе я не искал, да и вряд ли я найду их, пока не приберусь в этом Бермудском прямоугольнике неправильной формы.
Проходя по двору между высотками, я вижу темное пятно, будто бы подвешенное на турнике. Усмехаюсь, подхожу поближе, чтобы рассмотреть это.
Любого другого на моем месте бы передернуло от отвращения, но я смотрю на это с каким-то...облегчением и восхищением. На тонкой ниточке подвешена тушка мертвой вороны, вероятно умершей из-за холодов или задушенной местными подростками. Подвешена не за лапки, а за шею. Будто кто-то инсценировал ее «повешение», ведь петля слабо затянута.
Еще немного постояв у «виселицы», я продолжаю свой путь. Мне повезло достаточно быстро, я увидел то, что хотел видеть. Я не уверен в том, что это было специально «послано» мне свыше, это может быть просто совпадение. И то, что мне от чего-то стало легче на душе — тоже совпадение.

Со временем мой характер становится в какой-то степени лучше, я перестаю злиться из-за всякой ерунды, как это было раньше. Песочные часы оказались разбитыми, как и следовало ожидать. Оккультизм я постарался полностью выбросить из своей жизни и использование его — вопрос только жизни и смерти. Из того, что может меня хоть как-то связывать с второй гранью, я оставил лишь способность быть медиумом. Хотя и это достаточно хлопотное занятие. Я перестал верить и призывать демонов, создания света — ангелы, стали мне намного ближе. Знаете...а не злиться — гораздо проще, чем постоянно пребывать в состоянии беспричинной злобы. Да и нервов тратится намного меньше.
Всего лишь один закат, ночь и один рассвет изменили мою жизнь, указав на мои ошибки одним сном. Я теперь совершенно не жалею о том, что вызывал Кафциэля. Никаких последствий адского сна больше не было, он стал вещим ночным кошмаром. Но я все равно все равно с настороженностью отношусь к карканью ворон. Оно вызывает у меня плохие воспоминания.»