Нас снимали с крыши. Эвакуация

Помещаю здесь рассказ  моей подруги Марии  Стучевской о том,  каким был 1941 год для их семьи, когда пришла война.

Был 1941 год. Уже полным ходом шагала война.
Моя семья: папа, мама, я и старший брат жили в городе Харькове. Город эвакуировался,  царили тревога, паника и страх. Немцы бомбили Харьков  и днём, и ночью. Нужно было покидать свои дома как можно скорее. 

Моему отцу – музыканту харьковской филармонии и заведующему нотной библиотекой  Стучевскому  Исааку Даниловичу –  было поручено спасти и вывезти ноты в город Чкалов  (Урал), где по мысли администрации, должны были собраться все работники  (музыканты)  филармонии.

Для отъезда нужны были специальные эвакуационные листы, куда должны были быть вписаны все оркестранты. Эта процедура затягивалась, чиновники, как везде, мешали.  Не могло же быть  здесь  умысла.

А немцы были совсем близко. Мы выехали 3 октября 1941 года. А враг победно вступил в наш город 20 октября 1941 года.

И вот мы на железнодорожной станции  Балашовка. Эшелон состоял из  товарных холодных вагонов с нарами. Что же увозила моя семья? Я помню огромные  плетёные корзины с крышками. Их было 6 штук. Они были очень тяжёлые. Четыре  из них были набиты доверху нотами Харьковской Государственной филармонии. Это была душа оркестра, и её нужно было спасти! Так считал мой отец.

Посадка была ужасная.  Пробиться  в вагон,  да ещё с таким грузом, было нереально. «Спасла» воздушная тревога.  Взвыли сирены, и в одну минуту от вагонов схлынули люди. Этим воспользовался мой отец. В дверной проём влезла моя двоюродная сестра и каким-то  немыслимым образом эти ужасные корзины  и мы вслед за ними оказались в вагоне.
Двери задвинулись, и мы отправились навстречу бомбёжкам, холоду, неизвестности и страху.
Станция Лиски встретила нас разбомбленным пассажирским составом. Разбитые вагоны, всюду кровь, фрагменты тел, и над нами совсем близко немецкие бомбардировщики. Люди выбегали из  вагонов, падали на землю. Мама накрыла меня своим телом. Мне было 8 лет. И куда-то исчез мой брат.

Немецкие самолёты  покружили над нами и улетели. Мы поднялись с земли. Мама искала глазами отца. А он остался в вагоне, охранять свои корзины.

Помню, как мама тихо спросила: «Разве это дороже нас?», имея в виду ноты. Отец не ответил, он только закрыл лицо руками. Ехали месяц.

В деревне Сорочинцы Чкаловской  области мы высадились прямо в снежную метель, так как  тяжело заболела мама. Через неделю она умерла. Её похоронили в белой концертной рубашке отца.
Мы с братом  возненавидели эти корзины, мы ревновали к ним отца. Я их толкала, била по ним ногами, так как думала, что наш папа любит эти корзины с нотами больше, чем нас.

Затем мы оказались в городе Орске. Там нас застала новая беда. Это было наводнение. Прорвало плотину, и река Урал вырвалась на свободу.

 Город Орск расположен в низине под горой. Административные здания  и театр находились на возвышенности. За ночь вода затопила в низине дома до самых крыш. Это было очень страшно. Кричали люди, мычали коровы, плакали дети. В спасательные лодки садились прямо с крыш. Корзины с нотами отец перетащил на чердак.  А корзины с вещами остались в комнате и плавали в воде.

И как всегда, появились мародёры на лодках, с баграми. И увозили не людей, а чужие вещи. Папа очень боялся, что бы на наши корзины не попала вода, так как многие ноты писались от руки, и тушью. Наконец, к утру,  вода стала спадать, и нас охрипших (всю ночь звали на помощь) прямо с крыши посадили в лодку и отвезли в помещение театра, на горе.
Через какое-то время папа прочёл в газете, что в городе Чкалове  в театре оперетты дирижёром работает его большой друг Гентель. Они знали друг друга с юных лет. Вот туда, в конечный пункт для сбора оркестра филармонии, и устремился мой отец с нотными корзинами.

Однако в  Чкалов не приехал ни один музыкант Харьковской филармонии. Дирижёр Гентель приютил нас и принял на хранение бесценный груз – корзины с нотами.

Далее, отец узнал, что в Узбекистане в г. Фергане находится  в эвакуации Харьковский театр Украинской драмы им. Шевченко. Так мы попали в Фергану. А в феврале 1944 года вместе с театром  вернулись в Харьков.

 Когда филармония собрала свой оркестр, корзины с нотами по просьбе отца, по одной, по две дирижёр Гентель переслал в Харьков. Огромное ему спасибо!

Прошло много  лет, война давно позади.
Я вспоминаю отца.  Почти  всю свою взрослую жизнь до 1968 года  он   работал в  оркестре  Харьковской филармонии,  валторнистом. 
Он исполнил свой долг перед музыкой и людьми, которым верно служил всю жизнь.

Я, его дочь, очень хочу, чтобы хоть иногда мы вспоминали своих скромных героев, которые тихо и без шума берегли  и сохраняли  прекрасное, доброе, вечное.   Даже  в такое  трудное для всех  время.
И желаю моей любимой Харьковской филармонии  приносить добро и радость  родному городу. Пусть музыка звучит!

 Сыченко (Стучевская) Мария Исааковна,
апрель 2010 г.