Сороковины о. Павла

Помещала у себя в литературном дневнике отдельные публикации, посвящённые отцу Павлу, а сейчас решила собрать в один текст близкие и понравившиеся, не полностью, конечно.

О. Сергий Ганьковский
Памяти отца Павла
(по возвращении из Пскова):

Ни труда, ни болезни уже не нести тебе, отче.
Завершились труды, и закончился тела недуг.
И фантомные боли в ноге не преследуют ночью
да и ночь прекратилась, зарёй осиянная вдруг.

И ты снова, как в юности: целый, решительный, строгий,
И вся жизнь впереди, словно сладостный рай за углом.
Нам бы вместе с тобой, в предвкушении новой дороги,
Только радостью жить, только песней стремиться за кром.

Отчего же пустыня в душе, отчего только слезы
Невозможно сдержать, когда думаешь вновь о тебе.
Ничего нет желаннее смерти, её ли угрозы
могут нас опечалить, причастных Христовой судьбе.

Сколько было попыток заставить твой голос умолкнуть,
Сколько было потуг, чтоб молитве твоей не звучать.
Ничего не успели злодеи: ни лагерный молох,
Ни владычны затеи не вольны заставить молчать.

В тесной келье твоей, где когда-то нежданно рождалось
Покаянье в тоске, как казалось, навеки умершей души,
Чудо Церкви соборной молитвой твоей созидалось:
Там, где двое стоят со Христом, там свободно и ровно дыши.

И когда наше небо свернется, как свиток беззвёздный,
И когда все итоги Превечный Судья подведет,
И когда приговор прозвучит, неумытный и грозный,
Знаем, отче, что келья твоя, как корабль среди бури, спасет.

И с тех пор, когда тихий твой голос, как ангела шепот утешный,
Разрешал и прощал, прогоняя от сердца унынье и мрак,
Верим, отче, что правом, оплаченным пролитой кровью безгрешной,
Ты управишь и нас к тем краям, где навек побеждается страх.


ОТЦУ АДЕЛЬГЕЙМУ
Утверждают, что право вязать и решить
Возложил на священников веяньем духа Спаситель.
Он в закрытые двери вошел, чтобы страх победить,
Озарив Тихим Светом печали и скорби обитель.

И с тех пор повелось, стало правилом в деле святом:
Если хочешь решить и вязать вины всех согрешивших,
Дай им цену, однажды возданную Спасом-Христом, -
Цену крови безвинными за виноватых проливших.

Мы - простые ребята - уверились было, что поп -
Что-то вроде кота-баюна, враз беду раздвигая руками,
Смысл усилий своих полагает, как истинный жлоб,
В скороспелом уменьи шаманить святыми словами.

Не заметив подмены, мы жалким служеньем словам
Заменили святое служенье Предвечному Слову.
Не зажечь нам огня, не сгореть жертвой чистою нам.
Наш удел - истлевать буржуазно иль гнить бестолково:

Но затем, чтобы всем в суете до конца не пропасть,
Чтобы сердце живое не стало трескучим мотором,
Бог послал эту смерть, попустил эту казнь.
Там, где кровь пролилась, станет значимым каждое слово.

Чтобы нам осознать цену страшную пастырских слов,
Чтоб понять: иерей - это Жертва, не просто служенье!
Чтоб вовек не забыть, как прощался заплаканный Псков
С тем, кого в этом городе звали отцом Адельгеймом.

Он и умер, как жил, не дрожа, не боясь ничего,
Тихий мученик правды, свободы и веры воитель.
Пуст остался наш дом: не обрящется в нем никого,
Только плачет в углу обездоленный ангел-хранитель.

Иер. Сергей Ганьковский
в день сороковин о. Павла.
________________________________________
Протоиерей Георгий Митрофанов  сказал проповедь в петербургском храме Петра и Павла, где он настоятельствует. О. Георгий вспомнил убийство священника Александра Меня. В то время Митрофанов думал, что это последняя кровь и нас ждет духовное возрождение. Но вот прошло без малого четверть века, и ничего подобного не случилось. Кровь о. Павла вызвала в проповеднике чувство близкой беды, новых потрясений. О. Георгий рассказал, что каждый год митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий совершает панихиду по о. Александру, поминает его добрым словом. А вот псковский митрополит Евсевий не только при жизни целенаправленно разрушал все, что делал о. Павел, но не нашел в себе силы прийти покаяться и проститься с ним у гроба. Насколько нужно было возненавидеть пастыря, чтобы не дать ему последнее целование, задал отнюдь не риторический вопрос Митрофанов. И заметил, что этот жест характеризует отношения между клиром и епископом не только на Псковской земле. Церковь не столько развивается, сколько деградирует, отходя от духовных основ жизни.
О. Георгий говорил о том, что в среде церковного народа совсем не осталось святых. Мы не видим их среди нас, потому что выдавливаем из своей среды. О. Павел, безусловно, был святым человеком. Он не просто воспринял традицию святости. Он сам пострадал за Христа в советских лагерях. Кому теперь посмотреть в глаза, увидеть в них свет вечности?
И все-таки свою проповедь о Георгий Митрофанов закончил на оптимистической ноте. Он напомнил, что церковь — это весь народ Божий. И важно, несмотря ни на что, изменять отношения между людьми. Чтобы Царство Света являлось здесь и сейчас. БОРИС КОЛЫМАГИН http://www.ej.ru/?a=note&id=13293

 
Клирик храма преподобного Сергия Радонежского в Бибирево диакон Илия Ерохин - я запомнила его на похоронах, именно он служил панихиду на могиле на второй день - знал протоиерея Павла Адельгейма с 1985 года. В интервью Правмиру он поделился своими воспоминаниями.

Диакон Илия Ерохин родился в 1960 году в Москве. В 1977 году окончил Вторую математическую школу, в 1982 — мехмат МГУ. По распределению работал в Московском институте стали и сплавов, затем преподавал в МИЭМе. В 1985 году крещен отцом Павлом Адельгеймом. В 1987—1988 гг. жил с семьей в Писковичах, где служил отец Павел. Был чтецом и алтарником. После возвращения в Москву работал в Институте прикладной математики. Рукоположен в диаконы в 2003 году. Служит в храме прп. Сергия Радонежского в Бибирево.

Когда я пономарил у отца Павла, он мне платил небольшую зарплату. Потом даже устроился программистом в городе, а весной 1988 еще и в кафедральном соборе стал чтецом. Приходит начальник и говорит: «Мы знаем, что ты в Церкви, так что лучше пиши заявление об уходе. Выгонять я тебя не хочу, но неприятности мне не нужны». Ещё сохранялись старые советские порядки, но везде чувствовалось возрождение церковной жизни.

Страна готовилась отмечать 1000-летие Крещения Руси. Святая равноапостольная Ольга родом из-под Пскова, поэтому это событие праздновалось там с особым торжеством. 28 июля — в день памяти равноапостольного князя Владимира — литургию в кафедральном соборе служил будущий Патриарх Алексий II, в то время еще митрополит Ленинградский и Новгородский. Духовенства собралось очень много, они с трудом поместились в огромном алтаре, а проповедь в тот день говорил отец Павел. В его ЖЖ, который еще сохранился, напечатана эта проповедь — третий или четвертый пост с конца — с заголовком: «О чем мечталось 28 июля 1988 года».

В духовном плане я тогда открыл для себя главное — увидел, что есть мир любви, настоящей христианской жизни. Двери его дома, как и сейчас, вплоть до последнего дня, были открыты для всех. Круглый год к нему приезжали люди, он каждого стремился согреть своей любовью, растопить ему сердце, помочь человеку увидеть свой внутренний мир. Для отца Павла не существовало чужих проблем, чужой боли, он всем сопереживал, старался утешить, помочь, духовно укрепить.

Люди приезжали очень разные: научная и творческая интеллигенция и совсем простые. Некоторые — партийные и ответственные работники. Каждый вечер кто-то приходил: пили чай, обсуждали разные проблемы. Очень широкий кругозор был у отца Павла, его интересовало буквально всё: жизнь во всем ее разнообразии, поэзия, музыка, наука. Например, со мной как математиком он любил говорить о логике. Естественно, высшую математику ему трудно было понять, но логикой он интересовался.

Он всегда чувствовал, что интересно собеседнику, ни перед кем не заискивал, но и ни над кем не возносился, ровно относился ко всем, в каждом видел образ Божий.
И каждый, кто к нему приходил, мог стать отцу Павлу другом — сердце его вмещало всех. Но не все хотели.

Много интересных людей повидал я в доме у отца Павла, не всех сейчас вспомню, но хочу рассказать о Борисе Георгиевиче Врангеле. Племянник генерала Врангеля, невысокий, худенький, но настоящий барон и с очень интересной судьбой.
Он родился в 1917 году. В 1918 году на глазах семьи расстреляли отца, человека сугубо штатского. Борис Георгиевич рассказывал, что его отец считал преступлением против России держать свои деньги в иностранных банках, и им пришлось бедствовать, оказавшись за границей — в Бельгии. Детей пришлось распределить по разным католическим пансионам. Он закончил филологический факультет Брюссельского университета.
Так ему хотелось вернуться на Родину, что он пришел с немцами на оккупированную территорию, в Прибалтику. Он не служил в немецкой армии, устроился по хозяйственной части, а когда немцы отступали, решил остаться. Знал, на что идет, что его здесь ждет, но остался. Сколько мужества надо иметь!
Вскоре его арестовали и дали 25 лет лагерей — хорошо не расстреляли. Когда после XX съезда началась реабилитация, ему скостили срок, он отсидел 14 лет в лагере и пять в ссылке, а потом вернулся на Псковщину. В юности он потерял веру в Бога, но к концу жизни пришел в храм, познакомился с отцом Павлом, часто бывал у него дома. Уверовал глубоко и ревностно, стал алтарничать в храме. Похоронен он у Мироносицкого храма, где служил отец Павел. Такая удивительная судьба!

Отец Павел, как замечательно сказал на отпевании отец Роман Гуцу, был для всех всем. Диссиденты говорят, что он был диссидентом, определенные церковные круги считают его своим единомышленником, а бабушки в Писковичах вспоминают, какой замечательный, простой батюшка отец Павел. На самом деле он, как и подобает пастырю и вообще христианину, шире всех этих условностей, групп, классов, субкультур.

Диссидентом в прямом смысле слова отца Павла не назовешь. Да, его осудили за антисоветскую агитацию и пропаганду, но он не занимался политикой, не боролся с режимом, а просто исповедовал веру и открывал людям ее красоту и глубину, а это советская власть расценивала как преступление.

Конечно, он общался тогда с Глебом Якуниным, отцом Николаем Эшлиманом, но ведь они тоже не с режимом боролись, а защищали права верующих — права, гарантированные на бумаге, но никогда при советской власти не соблюдавшиеся. Мало кто решался в то время возвысить свой голос за свободу религиозной жизни в России, и все, кто решался, друг с другом пересекались. К сожалению, чаще люди предпочитают истине временные блага и молчат. Так было во времена Христа, во времена Максима Исповедника, при советской власти, так и сейчас. Отец Павел один из немногих, кто не боялся. Он был цельным человеком, строящим свою жизнь по образу Христа; был настоящим исповедником веры, который достойно пронёс свой крест до конца.

Внезапная смерть отца Павла — трагедия для всех, кто его знал или слышал о нем, но далеко не все знали и слышали. Может быть, хотя бы теперь широкая общественность ближе соприкоснется с ним, осмыслит его духовное наследие. Пока, к сожалению, в разговорах о нем много наносного, второстепенного. А главное то, что отец Павел был настоящим православным человеком, молитвенником, аскетом, замечательным проповедником, мудрым и чутким пастырем.




«Умереть в своей постели — это так буржуазно…»

«Подсвечники» или «захожане» — называл он обычных посетителей церкви: «Они приходят помолиться о том, чтобы муж не бил, сын не пил, внук не болел… Что еще им надо? Живут, принимая за церковь народные верования, самые примитивные: купание в проруби, блины на Масленицу… На самом деле вера — это то, что меняет человека, как его меняет любовь».

По его конфликту с РПЦ становилось понятно, что следование старым догматам и православным традициям для церкви — раскольничество. Поэтому Адельгейм — не Лютер, а скорее протопоп Аввакум.

Поп, бывший зэк, сын и внук репрессированных, русский немец, иногда ошибочно принимаемый за еврея, — отец Павел входил во все социальные группы, которые гнала и гнобила советская власть.
Сначала она вырезала его семью. Деда-помещика расстреляли в 1938-м, дед-полковник царской армии без следа сгинул в 1917-м.
Отца, актера театра в Иваново, арестовали и расстреляли в 1942-м («в случае прихода немцев планировал захватить власть над всем искусством Ивановской области»). Мать, тоже актрису, выслали в Казахстан.
К Богу отец Павел пришел в 13. Служить начал под Карагандой: «Мы все были ссыльные, и прихожане, и я». В 1969 году молодого священника посадили. На деле — за служение и строительство церкви, официально — за то, что писал антисоветские стихи и приписывал их известным авторам. К примеру — без шуток! — написал поэму «Реквием» и приписал ее Анне Ахматовой.
О лагере отец Павел рассказывал беззлобно и весело, государство воспринимал как безликий, лежащий вне добра и зла механизм: «Что тут поделаешь, сейчас тоже много народа сидит, масштабы вполне соответствуют брежневскому времени. Цинизма больше, агрессии меньше. Нет, бить там все равно будут. Государство — это ж аппарат насилия все-таки».
Маленькая церковь
В уютном доме Адельгеймов всегда стоял шум: лаяли собаки, звонил телефон, столовались гости, булькали на плите кастрюли. Дом был открыт для всех, ночевали иногда по 20 человек сразу. Приходили за едой, одеждой, деньгами, но чаще — за поддержкой и разговором.
Дистанция, которую держал отец Павел с людьми, равнялась ширине стола на его кухне. Других ограничений не было: ни в мысли, ни в темах. Эта же дистанция оказалась между ним и убийцей.
Вера Михайловна до сих пор называет убийцу «Сережа»:
…Январь, день. В церкви Жен-мироносиц холодно и безлюдно. Высокий купол закоптился, побелка облупилась, на иконе виден след от помады, от опавших букетов тянется едва слышный запах гниения. Тихая и пустая, церковь похожа на обычный дом — дом Адельгейма, скорее всего.
Я представляю эту маленькую, старую, покрытую копотью церковь, на которую всей махиной наваливается другая: мощная, сильная, покрытая позолотой. У маленькой церкви нет никаких шансов отстоять себя, но она до конца будет сопротивляться, защищая все живое и подлинное, что может быть в вере, проповедовать любовь и свободу там, где говорят о послушании и единстве.
В следующий раз я попала сюда уже в день похорон отца Павла. Двор церкви был полон людьми. Стеной окружали вынесенный во двор гроб, толпились на улице, разбрелись по всему Мироносицкому кладбищу… Поезда в Псков были заполнены паломниками, очередь из желающих попрощаться выстроилась у церкви еще с ночи. Никто из верхушки епархии на похороны не пришел.
После похорон я приехала поговорить об отце Павле к его другу, отцу Сергию Ганьковскому. Он вспомнил, как в середине 70-х, время массовых арестов священников, говорил Адельгейму, что боится ареста, пыток, смерти, боится выдать КГБ своих прихожан.
— Отец Павел сказал мне тогда: «Успокойся. Ты никого не сдашь. Когда бьют, сначала терпишь. Потом не можешь говорить от боли. Потом просто теряешь сознание». И отшутился: «И вообще, умереть в своей постели — это так буржуазно…»
Елена Рачева, Новая газета

"Они любить умеют только мёртвых"...  "Кифа"

О. Павел: Меня тоже удивило, что неприязнь ко мне некоторых священников Псковского Епархиального управления была вызвана моим тюремным прошлым и конфликтами с Госбезопасностью. Меня там откровенно называли: "Ну вот, пятая колонна пришла".
Уже теперь, в 2000-е годы, в церковных кругах меня обзывали "американским агентом". Тех, кто не дружил с советской властью, до сих пор многие не любят. Церковных мучеников смешивают с политическими, поскольку судьба у них была одинаковая.
Одну из причин неприязни к исповедникам и мученикам последних десятилетий объясняет А.С. Пушкин: "Они любить умеют только мёртвых". И Пушкин не первый. Господь Иисус Христос говорил: "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: "если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков". Таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков. Дополняйте же меру отцов ваших" (Мф. 23: 29-32). И они дополнили, распяв Сына Божия.
Во-вторых, человек, который хранит верность истине, принципиальный в словах и поступках, обличает конформизм фактом своего существования. Такой человек неудобен и от него следует избавиться. Прославляя древних подвижников и мучеников, мы приобщаемся к их славе даром, "на халяву". Прославляя современных нам праведников, подчёркиваем собственную несостоятельность.
Ходить бывает склизко
по камешкам иным,
итак, о том, что близко,
мы лучше умолчим...
- объясняет автор "Истории государства Российского". Приспособленчество цинично. Зачем нам звание героев посмертно? Гораздо лучше хвалить начальство и есть хлеб с маслом.
Теряем мы при этом свойства образа Божия в человеке: честь, совесть, благородство, бескорыстие и великодушие, то есть расчеловечиваемся и обретаем образ звериный.


 Как перейти от критики к действию? Письмо протоиерея Павла Адельгейма членам Свято-Петровского братства
 
 Когда случается говорить о вопиющих недостатках епархиальной жизни, люди, воспитанные в демократических традициях, обычно спрашивают: "А что можно сделать, чтобы исправить это положение?" Церкви одинаково чужды как демократия, так и авторитарное управление. Церковная жизнь должна быть соборной. Церковью правит не епископ и не коллегия. Церковью правит Святой Дух. Епископ призван слушать и свидетельствовать Его волю. "Всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне"(Мф.7, 24).
Иногда человек спрашивает совета в устройстве своей частной судьбы. Если ты готов принять на себя ответственность, посоветуй. Решение последовать совету и совершить поступок человек принимает сам, потому что сам будет расплачиваться за удачу и неудачу. Я могу советовать, сознавая ответственность только за совет. Право решать мне не предоставлено. Я не отвечаю за принятое решение. Можно указать недостатки, сказать как их устранить. Можно описать правильное устройство епархиальной жизни. Осуществить это устройство мы можем в том случае, если на нас возложат такую ответственность. Те, кому Бог вверил судьбу Церкви, выбирают и принимают решения. К сожалению, облечённые властью не всегда поступают в интересах дела. За их нерадивость страдать приходится всем, в последнюю очередь им самим.
Есть три возможности. Первая, когда епископу удаётся сочетать личные интересы с интересами церкви. Это лучший вариант: волки сыты и овцы целы.
Епископ может осуществить личные интересы вопреки интересам епархии. Это худший вариант, когда личные интересы противоречат церковным. Волки сыты, овец не досчитались.
Третий вариант встречается всё реже: епископ жертвует своими интересами ради церкви. Мне посчастливилось видеть епископов, которые не искали личного благополучия. Они отдавали жизнь за свою паству: "душу Мою полагаю за овцы". Пройдя через все испытания советской репрессивной машины. Архиепископ Ермоген (Голубев) до конца жизни сохранил верность интересам церкви.
За свою твёрдость и верность архиерейскому долгу архиепископ Ермоген лишился кафедры. Церковная власть избрала местом его заточения Жировицкий монастырь. В 1961 году из своего заточения архиепископ приехал на Архиерейский собор, чтобы воспрепятствовать отречению архиереев РПЦ от управления храмами, церковным имуществом и хозяйством. Ему не позволили войти. Тогда он передал письмо в качестве своего выступления на Соборе. Это письмо не зачитали и поступили не по принципам, а по обстоятельствам. Архиереи РПЦ отказались от прав на храмы и церковное имущество, сославшись на Священное Писание и святые каноны. Выступление архиепископа Ермогена было последней каплей. До самой смерти он провёл в заточении 15 лет. Все прошения о назначении на кафедру остались без ответа.
Бог прославил архиепископа Ермогена нетлением. Его тело взято от земли и почивает пока в частном доме неподалёку от Киева. Эта тайна хранится до времени, когда Бог явит её Своей Церкви. Иногда созидание невозможно до тех пор, пока церковная неправда будет осознана и очищена покаянием. Прежде чем строить приходится очистить площадку от залежалого мусора. В этом я вижу смысл анализа недостатков церковной жизни. Привычка всегда сознавать свою правоту "в силу иерархического положения" мешает покаянию. Поэтому изменения в церковной жизни наталкиваются на непреодолимые трудности. 

14 сентября священником Георгием Кочетковым была отслужена лития по исповеднику веры протоиерею Павлу Адельгейму, убитому 40 дней назад во Пскове.
После литии был отслужен заказной заздравный молебен о душевном и духовном здравии митр. Архангельского и Холмогорского Даниила,  митр. Уфимского и Стерлитамакского Никона, еп. Ханты-Мансийского и Сургутского Павла, архим. Тихона (Шевкунова), прот. Димитрия Смирнова, протод. Андрея Кураева, Александра Дворкина, дьякона Владимира Василика, а также главного подозреваемого в убийстве о. Павла — Сергея Пчелинцева. После молитвы многие собравшиеся на нее православные единодушно говорили, как важно для них входить в этот удивительный опыт молитвы за врагов — не только за личных обидчиков, но и за людей, которые или убивают служителей Божьих, или разрушают Божье дело, церковное тело своими словами или делами. Именно с этим стремлением ответить на злобу и несправедливые обвинения молитвой и были поданы записки о поминавшихся на молебне. http://www.psmb.ru

Последняя новость – без комментариев, каков список!   

Когда епископ лишил о. Павла возможности работать с детьми-инвалидами и душевнобольными, батюшка, будучи человеком деятельного милосердия, стал попечителем СФИ. Именно этом говорил в своей проповеди о. Георгий Митрофанов, которого я знала по Питеру и образовательным чтениям:"В среде церковного народа совсем не осталось святых. Мы не видим их среди нас, потому что выдавливаем из своей среды".

С отцом Павлом после его кончины происходит то же, что с многими подвижниками. Имя митрополита Петербуржского Иоанна беззастенчиво использовал К. Душенов. Имя киевского старца Феофила использовала некая Ольга Асауляк, создательница весьма своеобразной секты. А всё по одной и той же причине: праведники покрывают своей любовью самых разных людей, в том числе далеко не ортодоксов. И после смерти их имена становятся лёгкой добычей манипуляторов. На какое-то время. Поскольку рано или поздно всё становится ясно для тех, кто этой ясности желает.