30. Весёлая жизнь на Оредежской ГЭС

Получением продуктов и закладкой их в котел мне пришлось заниматься в дополнение к моей основной работе бригадира землекопов.

День отъезда настал быстро. Нас погрузили в открытые грузовики, и мы с песнями отправились строить ГЭС.

Ехали мы долго. Нас предупредили, что еды в дороге не будет, а приедем мы поздно вечером, так что нужно взять с собой что-нибудь поесть. Дороги были плохие, сильно трясло, и песни вскоре смолкли. Два раза водители делали остановки по часу, и мы спрыгивали из кузова и прохаживались, разминая ноги. Водители уходили в сторону магазина и приходили оттуда с довольным видом. Они явно принимали что-то горячительное.

К вечеру тряская, но проходимая дорога сменилась грязной проселочной дорогой, и машины, проваливаясь в ямы, буксовали. Приходилось выходить и толкать одну машину за другой. Наконец машины остановились. Была полная темнота. Нигде не было видно ни одной горевшей электрической лампочки. Нас никто не встречал, но сопровождавший нас работник штаба комсомольской стройки повел нас к палаткам.

– Пусть каждый возьмет 2-3 охапки сена, – сказал он. – Стожок недалеко от входа. С бельем будем разбираться завтра. С едой тоже.

Мы так и сделали. Спать на сене было хорошо. Мы так устали в дороге, что мгновенно уснули. Никаких снов я не видел. А рано утром меня разбудил шум автомобилей. Тут же кто-то закричал: «Па-адъем!!», и началась наша жизнь на комсомольско-молодежной стройке.

На следующее утро затарахтел генератор, и зажегся свет. Оказалось, что по соседству был барак, а в нём была оборудована столовая, сзади наших палаток оказались сколоченные наспех туалеты, каждый на три очка, и чуть дальше стояли коллективные рукомойники, куда назначенные дежурные натаскали из колодца воды.

Меня назначили бригадиром бригады землекопов. Главным человеком на стройке был прораб. Он давал указание комсоргу, который был и начальником штаба стройки. Тот – членам штаба, а они – бригадирам. Нам дали лопаты, мотыги, носилки и топор. И показали, откуда надо было брать грунт и куда его надо нести на носилках и ссыпать.

Вскоре все набили мозоли. Тогда вспомнили, что нам забыли выдать рукавицы. Выдали рукавицы, но кровавые мозоли напоминали нам несколько дней о нашей неопытности.

Рабочий день начинался рано утром сразу после легкого завтрака. И длился 10 часов с перерывом на обед. К ужину мы буквально падали от усталости. Даже есть не очень хотелось. Лечь. Только лечь и вытянуть ноги! Лечь и закрыть глаза. Но полежав немного, каждый приходил в себя, шел на ужин, а потом еще 2-3 часа каждый занимался, чем хотел – кто читал, кто шел трепаться к девочкам, а кто просто валялся на нарах. Мне, как бригадиру следовало отчитаться о выполненной работе и получить задание на завтра.

Мне же приходилось исполнять обязанности коменданта, т.е. идти в столовую, потом ехать иногда с кладовщицей, а иногда и одному в пристанское сельпо за продуктами. Теперь мне выдали удостоверение от управления строительства о том, что мне предоставлено право получения продуктов из ларька Пристансого сельпо (сельской потребительской кооперации). А после ужина я ещё должен был присутствовать при отпуске продуктов повару столовой.

Через неделю жизнь вошла в ритм, к усталости мы привыкли, и теперь появилась стенгазета, штаб начал выпускать приказы с поощрениями и наказаниями, на нарах уже не валялись, а ходили группами или парочками в окружающий нас со всех сторон лес.

В воскресенье мы отдыхали. Меня попросили провести сеанс одновременной игры в шахматы. Я согласился, и парни начали подтягиваться с шахматами к расставленным прямо на воздухе столам. Кто-то спросил: «А в шашки можно?»

«Можно», – сказал я. Это обрадовало их.

Расставили шахматные фигуры и шашки. Оказалось, что мне предстояло дать сеанс одновременной игры десятерым шахматистам и десятерым шашистам. Признаться, поначалу было непросто переключаться с одной игры на другую, но вскоре я привык. Через часа два все было кончено. Я одержал двадцать побед. Впоследствии я еще два раза давал сеанс одновременной игры, и ни одной партии не проиграл. Но в двух случаях была зафиксирована ничья, и это вызвало бурную реакцию игроков и зрителей, стоявших за их спинами.

Наша бригада, кроме земляных работ, впоследствии занималась разгрузкой поступающего оборудования, грузила и разгружала автомобили. Нас постоянно хвалил штаб стройки, и мы были горды тем, что работаем самоотверженно, так, как по нашим понятиям и должны работать участники комсомольско-молодежной стройки.

Потом нам сказали, что через несколько дней нам надо будет дать концерт художественной самодеятельности в г. Оредеже. Мы подумали, что мы можем сделать. Оказалось, можем многое. Пели, плясали, я декламировал стихи. Были шуточные скетчи, сценки на темы нашей жизни. Мы сначала все это опробовали на своих, и всем очень понравилось.

Принимали нас в клубе Оредежа хорошо, видно было, что жителей города не балуют выступлениями в клубе, только кино там крутилось регулярно. На обратном пути одна машина с людьми задела встречную, передние колеса заклинило, и машина скатилась в кювет. С трудом поместились в оставшиеся две. Ехали в кузове стоя. Набились, как сельди в бочке. Сесть было невозможно. В середину поставили девушек, а сами стояли по краям, крепко взявшись за руки. Когда дорога поворачивала, центробежными силами нас прижимало к бортам так, что дыхание перехватывало, борты трещали, а мы чуть не выпадали из машин. Чудом доехали до дома.

Месяц пролетел незаметно. Мы ждали последнего дня, приветственных слов и получения заработанных денег. Последний день наступил, приветственные слова были, а насчет заработанных денег нам сказали, что мы их получим по приезде в Ленинград в комитете комсомола.

Домой ехали так же, на грузовиках, но песни пели дольше, и вообще уже чувствовали себя бывалыми людьми, работягами, которые могут все, что угодно. Мы и на самом деле окрепли физически, загорели и обросли небольшими бородками.

А денег никаких мне так и не выдали. Сначала говорили, что они не пришли в Комитет комсомола, а потом всё забылось.

Продолжение следует: http://proza.ru/2013/08/14/464


Рецензии