Кто со мной спит?

 - Мамочка, кто со мной спит? –  На заспанной щёчке ребёнка свежая бороздка слезы.               
И Оля всё ещё обитала во снах.  Она    потрепала ладошкой   ночное  бездорожье волос  своей старшенькой  и  игриво поддала  ей  коленкой:   – Бегом, Машка,  к себе,  нам  же и с  Сонькой здесь тесно.               
Маша приоткрыла глаза:  – Мама,  он же ещё и гладил меня!..               
-Как? - Оля, пробудившись улыбкой,  приложила ладонь к  Машкиному  прохладному лбу.               
Маша надула губу и покинула детскую.               
– Кончили дуться, Машка,  будет тебе  сказка ко сну.  – Оля,  хохоча, поднялась.             

Двенадцатилетняя Маша  уже несколько месяцев  скучала  на двуспальной кровати, совсем ещё недавно  супружеской, а мама  с младшенькой –  в крохотной детской.               

Оля нехотя поднялась, приоткрыла дверь в Машину спальню.
После яркого коридорного света там – мрак кромешный.               
И отражённая тень её Машки, сидящей на ковровой дорожке.               
Решив озорством подбодрить дочурку, Оля с боевым кличем – кто у нас смелый, за мной?!  -  сиганула в центр безбрежного ложа.    
И тут же -  чьё-то вкрадчиво-сонное баритональное – «Клява,  ты моя смелий и ловкий!  Я здесь»               
-А-а-а! - Спальню сотрясало от многоголосого визга.

Машенька клацнула  клавишей.
Её маме  и  в голову не пришло  укрываться так споро, а в потрясающей  близости с ней находилось нечто первобытное, тёмное, крупное! 
Голое! И абсолютно чужое!?               
– Машка,  выключи!  – потрясённая небывалым соседством   и оторопью  дочерей на пороге, умоляла смущённая женщина.               
Оля включилась мгновенно.
Упомянутая Клава обитала  этажом выше и на ночь не закрывала дверей. 
Страстный, хмельной чуть кавказец, уходя от большой  непогоды, надавил на доступную дверь. 
На первом.               
Ясное дело – не запертую.               
Оля рванула из рефлекторных объятий "любимого", и выдохнуть у неё вышло  лишь в  далёкой прихожей.               
Кавказец  до макушки натянул одеяло,  и оттуда чуть слышно пробасил: 
– Стыдно мне, стыдно Анзору! Как так?          
Веришь мне женщина?! Мамой клянусь!               

Значит – не под завязку был пьян!               

Оля сгребла из углов  груду вещей и вещичек и, швырнув их в «гостевую постель», утащила за собой  глазастых  дочурок.
 
Когда она вновь появилась,  пришелец восседал на примятой перине  в трафаретных трусах  и  виды видавшей ушанке.
Ладонями прикрывая глаза.               

 – Чайку нам  на посошок!? Или как? Чего ждём?! - атаковала она его раздражением горького своего одиночества .               
Анзор отразился румянцем, но на последнюю  просьбу отчаялся:  – у меня там   тёплий шарфик ищё , а за  дверем  - снег, мител, женщина!               
   

Уход южного человека пробудил  интерес  у ранее безучастной болонки.               
Возбуждённо повизгивая,  она теребила учуянный ею в прихожей  пакет.               
Кроме   грузинского коньяка  и экзотической фрукты,  в нём  аппетитной спиралью вилась  связка пухлых сарделек! Однако!               

Клаве всё это относить!?
Наестся ещё!



П.С.   
Анзор   проявлялся  здесь вплоть до тёплых времён!
Всякий раз с эксклюзивным  продуктовым набором!               
– Вах, как мне твой  малэнкий  девачка стидно!  - всякий раз извинялся он заново. 

И ящик оставлял у порога.               
Где-то  на девятом приходе  был  он уже  долгожданным. 
Его даже пытались  увлечь пловом и задушевной беседой.   
Мало ли...               
Но,  мускулистый южанин, являясь, взглядами предпочитал не встречаться. 
Даже с  болонкой!               

Но однажды привиделось джентльмену, что лимит его покаяний иссяк.               
Тут-то и затосковала семья. 
Не исключая  болонки! 
Дамы, однако!               
Ольга подумала было  у Клавы узнать,  куда это их Анзор  подевался.               

Но  та уже по новой устроилась.

И на ночь  запиралась надёжно!