11. Ильти. Без тебя

Конкурс Копирайта -К2
***

Зажмурила глаза…
Разводами струится пелена, чёрнеет солнце, мерцают искорки...
И сразу повело, качнуло…
С трудом, с упорством втягиваю вязкий  воздух,  выталкиваю  боль щемящую назад.
Рыдаю.
Громко.
Да так, что горе ощутимой чёрной птицей мчится ввысь.  Догоняя тебя, окликает, держит на кромке облаков…
У губ вода в пластмассовом стакане.
Дрожит…
Отталкиваю прочь чужую руку, и вновь утрату плачем вдаль гоню: звериным рыком, невысказанной тоской. Уж звать нет сил – молчать невмоготу. 
Стучат…
Накрыли крышкой.
Вгоняют гвозди, не в гроб алеющий – в меня, истерзанную горем.
«Постойте!»
И рвусь тебя коснуться вновь рукой, потрогать волосы, лицо, уткнуться в  грудь…
Гроб опускают.
Я на коленях.
Молю прощенье у тебя, в последний раз.
И ком земли на крышку гроба сыплю.  Упала глина вниз, глухим ударом.
Кричу опять.Тебя, себя жалея, потерянное счастье теребя.
Подняли, увели меня… Бегу  назад. Уже венки, цветы…
Назад дороги нет.
И впереди печали тропка.
Как страшно, одиноко без тебя…

 ***

Одиночество преследовало меня все сорок дней. Я маялась не находя себе места, боясь услышать звенящую пустоту. Сегодня вокруг меня живые души.
Я вышла на порог, присела на ступеньки, взглянула на миллиарды звезд. Они мигали, суетились, как я сегодня. Целый день находила себе бесконечные занятия, отгоняла прочь тоскливые мысли. Сороковины–поминки не сложились. Вроде бы суббота, но из-за переноса рабочих дней друзья не смогли подойти к полудню, отзванивались, и я приглашала их зайти вечером,  после работы. Люди шли и шли,  тянулись до самого вечера…

Громкий звук, а за ним звон осколков. Подумалось: «Видимо ещё тарелки разбили». Странно, но звуки отвлекли. Услышала тихие голоса и шёпот, на кухне хозяйничали тётка и двоюродная сестра мужа…
 
***

Муж!
Где же ты теперь, любимый? Я опять гляжу на звёзды. Там ли ты? Слёзы смочили  ладонь. Я плачу? Опять?
Разум понимает – нет у меня мужа!
И опять тяжесть в груди. Виновны горе  или слёзы?!
Вдох, вдох, вдох. И наконец, выдох.
Вдох-выдох.
Вот малость ветра во мне и кричу.
Не плачу, не причитаю, вою в голос.
Из дома бегут ко мне.
Опять у губ стакан с водою и шёпот утешения.
Укутывают, обнимают, уводят в спальню…
Слезы рисуют воспоминанья...

 ***

Я увидела тебя первый раз в свой медовый месяц, когда солнце играло лучами, а мошкара жужжала протяжные песни. Мы уезжали с мужем к друзьям в соседний город. Внутри звенели колокольчики счастья, и мир казался прекрасной сказкой.  Я заскочила на пять минут к мамке сообщить, что нас с мужем не будет пару дней. Мама слегка огорчилась, намечался праздник. А в такие дни у нас собиралась родня, друзья и гуляли на всю катушку. Семья большая, родители, дети, тётки, племянники, их вторые половинки. Все любили вкусно поесть, повеселиться и выпить. Ну, что греха таить. Любили. Выпивали много, особенно по поводу, впрочем, его найти-то было проще простого. От того и деньги в семьях не держались, хотя работали все. Должность у мамки тогда «блатная» была  –  заведовала посудным отделом в центральном универмаге.  А ты, Мишка, приехал с записочкой от каких-то общих знакомых.  Сестрёнке своей на свадьбу хотел столовый сервиз подарить.


Я с тобой слегка пококетничала, скорей  по привычке. Ты же высокий, широкоплечий – весь вход перекрыл. Или вернее выход. Улыбнулся мне по-доброму. Посторонился, и я, заглянув в твои глаза, отчего-то засмущалась. Протиснулась и выбежала к мужу. Я тогда супругой  всего как три месяца считалась. И мой Олежка, светловолосый Купидон, казался самым умным и весёлым. Мой избранник не пил. Совсем. Даже «Жигулёвское».  И  с усмешкой наблюдал за буйным весельем моих родственников.  Я поражалась  его стойкости  и  отставляла рюмашку подальше.

Немного погодя начались страшные дни. Вначале Олежка запретил мне навещать родных, мол, прихожу подшофе. Грубые, пошлые слова мои  родственники употребляли легко, я тоже  не считала зазорным загнуть по-свойски. Но муж словесно унижал и изгалялся над моими родителями культурными словами. Отчего становилось особенно гадко. Причем Олежка, нисколько не смущаясь, жил в оплачиваемой мамкой съёмной квартире и питался за её счёт. Затем сарказм мужа выгнал моих подруг. А однажды я увидела как Олег колет себе наркотик.  Я сразу определила его болезнь – героиновая зависимость, хотя другие вряд ли поняли, что вводит в вену муж.  В нашей стране, тогда наркоманов не было, но…папкин младший брат умер от передозы.

Муж становился всё более грубым, жестоким, агрессивным. Деньги на наркотики он надеялся вытрясти из тёщи. Но  мамка не была дурой, любила  погулять, но счёт деньгам знала. И потакать разным глупостям «молодых» не собиралась.
Ох, и натерпелась же я тогда! Олег бил меня и силой выталкивал за дверь – требовал, чтобы я принесла денег от родителей. Я болезнь мужа  скрывала. Мама просто так денег не давала. И муж снова меня бил. Мне было досадно и стыдно признаться в своей ошибке. Небожитель оказался неизлечимым наркоманом. Я всеми силами избегала супружеской кровати – боялась забеременеть…

 ***

И эта кровать словно монстр, удушает меня.
Встала, распахнула окно.
Сладкий аромат сирени.
Мишка, ведь ты сажал ее для меня, пушистую, ярко-бордовую. Цветом непохожую на другую.
Отзовись…
Вернись, не оставляй одну.
Я рядом  с тобой жила и не знала обид, тоски.
Ты спас меня тогда. Так не дай познать глубину одиночества сейчас.
Ноги ослабли, дрожат…
Присяду у стены, как в тот день, когда ты украл меня у несчастливой судьбы…

 ***

Ох, как бил меня муж в тот день!
Вначале его трясло. Шприц в руках не держался. Упал, наполненный дурью, и разбился. Я помню, еще порадовалась вслух. 
Олег взглянул красными от злобы глазами, замахнулся  и кулак полетел мне в лицо. Казалось, что мгновенья остановились, костяшки его пальцев побели и неумолимо приближались к переносице, но я словно в тяжелом сне не могла сдвинуться с места. А потом боль, мгновенная, острая…
Темнота  и невозможность дышать…
Я захлебывалась своей кровью. «Милый» Олежка сломал мне нос, свернул его в бок.
Это я увидела потом, когда умывалась. Тогда же я рассмотрела синяки на груди, руках и лице.
Перед глазами мелькали звездочки, мутило. Потом меня стошнило и опять наступила темнота.
Придя в себя, я поняла, что нужен врач. Но вызвать «скорую» на нашем посёлке всегда было сложно – телефон только в клубе. А туда идти и идти с моим головокружением…
Я смогла найти чистое платье и натянуть его на себя, разодрала слипшиеся от крови волосы, стянула их в хвост и вышла на улицу. По ней туда-сюда сновали машины. 
Прикрывая лицо платком я остановила первую попавшуюся и попросила отвезти меня в поликлинику. Наверное, мне надо было сесть сзади, а не на пассажирское сидение впереди.  Саднящие бока болели и я, не найдя удобного положения для ноющего тела,  отвернулась к окну.
— А я вас помню! Вы дочь Августы Михайловны. Кто  вас так избил?
Это был ты, Мишка. Мне стало так стыдно, так горько, что я разревелась, как маленькая девчонка.
Ты остановил машину, достал платочек, открыл бутылку «Буратино», пошутил по поводу «родства»  – сказочного героя и моего носа. Я, невольно улыбнувшись, почему-то рассказала как старому другу свою беду, даже то, что не смогла открыть раньше родной маме.
С тобой мне было не страшно ходить по кабинетам, ты всё время держал меня за руку и подбадривал. Мне дали направление в стационар, но ехать в город  предстояло утром.
И тут я по-настоящему струсила! Я боялась!
Надо  вернуться домой? Вернуться к мужу?!

 ***

Господи, как мне страшно!
Я в комнате, где длинные, черные тени. Где даже луна закрывает глаза, ощущая мой ужас. Ужас потери, боль утраты, неожиданное одиночество…
Что мне делать в этом огромном доме?! Одной!!!
Мишка, ты помнишь, как мы размечали наш дом в дикой тогда ещё степи. Нам казалось, что на плане начерчен маленький домик, и мы колышками добавляли метр, а потом ещё…
Мы прибавили целых пять метров…
Мишка, тебе хватило два.
В глинистой земле.
Мишка! Ты там – а я здесь!
Одна на полу в  нашей спальне, возле непомерно огромной кровати…
И даже собаки не воют.
И кот не бродит в ночи.
Сегодня даже не шуршат мыши.
И ветер не качает ветви яблонь, посаженных тобой…

 ***

А помнишь, Мишка, какая была буря на улице, когда ты привёз меня к себе после больницы. Жаркий день разом сменился непогодой, сумраком и раскатами грома.
Твои родители сидели насупившись. И только отец застучал пальцами по столу, когда ты решительно заявил, что теперь я буду жить здесь.
На подстанции выбило свет, а свечу никто не зажёг. Вдруг гром грянул совсем рядом. Часы, стоящие на телевизоре,  неожиданно затикали. Их звук в тишине показался громким. Ты вздрогнул, встал, нашёл в шкафу на полке  и включил «коногонку»,  показал мне спальню сестры. Так начался отсчёт нашей совместной судьбе, Мишка.

 А потом я ночь за ночью обливала слезами золовкину девичью подушку во время  адских дней развода, после скандалов с мамкой и тётками, которые считали блажью мой разрыв с Олегом. Какой муж не бьёт свою жену, уверяли они?

 ***

Мишка!
А ведь я чуть не удавилась тогда, в сараюшке.
И петлю завязала.
Только ты меня нашёл. Ничего не сказал. Наверное не понял…
Увёл и целовал нежно волосы. Гладил по голове и говорил, чтобы я не жалела спаленных Олегом вещей. Всех вещей.
Чтобы не таила обиды на свою мать – одумается.
Уверял, что молодые, что крыша над головой есть, а остальное наживётся.
Ну, как могла я тебе сказать, что в доме твоём чужая, что родители твои гневаются, что за стол не зовут. Мама твоя, вся в слезах, упрашивала меня, уговаривала уйти, не губить сына, парнишку ещё.
Девок незамужних на посёлке пруд пруди. Любая бы тогда за тебя с радостью замуж вышла.
 
 ***

Мишка-Мишка!
А ведь мы до свадьбы так и не узнали друг друга поближе. Я уже замуж «сходила», да и ты алименты платил, хоть и не женат был.
Мне твои друзья  говорили, девчонка та доступная для всех была, а ребенка ты на себя записал. Должен же кто-то малыша растить, если все в кусты попрятались. Твой – не твой,  признал.
А  свадьба!
Зачем ты пошёл наперекор всем?
Всю шахтёрскую зарплату потратил. А заработок  у горняков тогда, о-го-го какой был!
Столы большие, богатые,  накрыл, гостей целую кучу созвал.
Я так нервничала, что все ногти наманикюренные обгрызла. И было отчего. Будущие родственники вначале познакомились, потом подрались. Шумно с хрястом носы друг другу ломали, женщины за волосы друг друга таскали, визжали на весь посёлок. А потом сели за столы, выпили  и, наконец, поладили. Песни запели, плясать под баян пошли. Мамка  моя тебя зятем назвала, целоваться полезла. А вот твоя сквозь  зубы меня дочкой назвала...

 ***

Мишка!
Я вновь плачу.
Светлые слезы. Радостный день вспоминается. Столько лет долой, а сердце гулко бьется. Словно вновь схватки начались, словно вот сейчас сынок, Дениска, закричит.
Только внизу ком боли от тоски. Нет, не радостные слёзы. Какое теперь счастье, когда ты не со мной…

 ***

Ох, вспомнилось, отчего мы дом затеяли строить на отшибе. Всё из-за него, сыночка непоседливого. Твоим  родителям мешался. Свекровь вечно укоряла: «Мои смирные были, в уголке сидели да в игрушки играли. А твой непослух, норовит шкоду наделать. Вон все зелёные помидоры оборвал, пса водой вымочил, деду ботинок краской расписал. Да ни какой-то там, а масляной!»
А где же мне было уследить, когда я,  то огород тяпала-поливала, то обои переклеивала, то двор мела, то хозяйство бесчисленное кормила. Батя твой не позволил во дворе домик отдельно для нас поставить. От того и обратились в администрацию. И что удивительно, той же осенью выделили нам в управе целинной земли под усадьбу.
Зимой проект дома заказали. А по весне размечать начали. И споро у нас так всё двигалось: фундамент, стены, крышу поставили. Окна заказали…
А потом – раз, и наступили девяностые. Ох, тяжёлое время выдалось. Шахту закрыли! Зарплату аж через пять лет выдали. Как выживали без работы, без денег?
Вспомнить страшно!
Хорошо, что огород да хозяйство своё. Тогда, помнишь, даже инженеры участки брали, обрабатывали.
Но ты – не все. Ты, Мишка, башковитый мужик.  Подучился и стал машины ремонтировать. Сварку освоил. Руки у тебя золотые.
Вот скажи, как ты умудрился найти место на  АЗС, которая на трассе между большими городами стояла? При ней автомастерская работала. Ты ночами и дежурил на ней, денежки  получал – за срочность, за мастерство…

 ***

Мишка, как время бежит!
Жизнь пролетела!
Вот не помню, где  была, что делала – раз, и четверть века пролетело.
Сорок три! 
Ой-ё-ё-ё-ёй! Где же молодость? Как жить теперь? Ответь…
Молчишь… Как всегда…

 ***

Я же во всём тебе угодить старалась, помогала, пупка не жалела: что раствор замесить, что кирпичи поднести. Обед настоящий варила, из трех блюд, как положено. Еще и пирожки-булки пекла, любил ты их очень.
В огороде травинки найти-отыскать никто не мог. Соседки шутили: "Ты что, землю через сито перетряхиваешь? Даже маленького сорнячка не отыщешь!".
Дениска всегда чистенький  и твои вещи с иголочки.
А как ты меня любил! Ни на кого и не взглянул больше, только подшучивал, дразнил меня. Ни словом, ни поступком не обидел никогда.
Ругаться ругались. Да в основном я кричала: то не сделано, это не прибито. Ты всё больше отмалчивался или уходил во двор машины чужие делать.
На улице, в любую погоду.
Мы только собирались гараж строить.
Ой, до него ли было. Мы же в дом без полов и потолка подшитого вошли. А всё почему? Батя твой тому виной!
Помнишь, ужинали. А он возьми и скажи, что надо цыплят спать положить. Другими словами в сарай курчат загнать. Дениске тогда три годика всего исполнилось. Выскользнул тихонько, пока мы чаёвничали,  стал укладывать на землю боком цыплят и держал их до тех пор, пока не задыхались и не переставали дрыгаться – «засыпали».
Я, конечно, понимаю, что цыплят редкой породы дед разводил, и что досада взяла, и что полегли все. Но не бить же ремнём ребёнка за это!
Конечно, я за сыночка вступилась. Батя твой в ярости пришибить мог. Я его за руки схватила, да он вырвал их и наотмашь меня ударил. Я с коленей встала и в него вцепилась, кусала, карябала. Ты, Мишка, разнимать полез, получилась  куча – мала. Кричали, шумели, с трудом угомонились.
Я вещи собрала и ушла с Дениской в новый дом. Ты с нами пошёл. Не мог иначе.

 ***

Вот скажи, Мишка, ты рядом всегда был, всегда жалел, поддерживал.
Неужели ни разу не обидела тебя?
Неужели все ладно, да гладко было?
Не верится. Характер у меня скандальный.
Прости меня, дуру глупую.
Молить – не вымолить прощения у тебя.
И не ответишь мне теперь.
А молчание,  хуже укора!

 ***

О-хо-хох!
Переживал ты – два года не общались с родителями. А однажды батя твой пришёл и молчком за стол сел. Я перед ним тарелку с борщом поставила – обедали мы, рюмашку налила. Дед поел, на стройку пошёл посмотреть. Обещал завтра прийти. Сказал, что за Дениской соскучился. Я разрешила сыну с дедом уйти.
Батя с того дня каждый день у нас стал появляться. Раздражало меня это сильно. Но он перестал поучать, молча работал. Считай, в одиночку полы в  нашем доме постелил деревянные.
Ты же, Мишка, занят был. Деньги зарабатывал. Порой за сутки и пары слов друг другу не говорили. Ел ты и без сил падал.
А вот забор не поставили, то  времени не хватало, то средств…

 ***

Вот сижу я, Мишка, и думаю – когда же Дениска вырасти успел?
Вот только ползунки стирала и раз – выпускной в детском саду!
Глазом не успела моргнуть, а классная «мама» спрашивает: « Учиться остаётесь или после девятого уходите?»
Помнишь, как я возмущалась?
Оказывается у Дениски и девочка уже была!
Ты не представляешь, сколько слёз я капусте на грядках подарила. Тяпала и открытию своему дивилась: сейчас девушка, а там свадьба и внуки!
И кто я?
Бабушка!!!
Мишка, дедом ты себя представлял?
Да какой  из тебя дед!
Ты же молодой, красивый!
Все уши тебе прожужжала: « Что делать? Как поступить правильно?»
Ты через Дениску пригласил Катюшку в гости.
А девочка не промах оказалась!
В первый раз и ночевать осталась!
У меня сердце оборвалось. А ты сидел, посмеивался: «Не в одной же кровати».
Утром гостья на кухне так спокойно кофе пила, мне кружку налила, словно дома себя чувствовала.
После того, как Дениска ее провожать пошёл, завозмущалась я:
«Далеко живем! Транспорт не ходит! Мама ей доверяет!»
Ты опять ничего не сказал. Кушал и улыбался. А чему улыбаться? Она же на два года Дениски старше. Наш глупыш девятый, а она одиннадцатый класс заканчивали.
Как жить будут, если что…

 ***

Ругались мы с тобой в тот день сильно.
Ты в первый раз голос на меня повысил: «Забыла, как тебя прочь гнали?»
Мне обидно стало.
А ты вмешиваться в жизнь сына запретил.
И я послушалась.
А зря!!!
И у Дениски бы всё по-другому сложилось, да и ты пожил бы ещё.
Но почему не ослушалась тебя тогда? Почему?!

***

Сердце материнское оно беду чует, не видит, но осязает.
Я свадьбы сына боялась. Вот кто мы? Простые работяги.
А у Катерины?
Бизнесмены!
Да у них в городе магазинов только пять штук!
А про другое мы и не спрашивали.
Девочка у своих родителей единственная, избалованная.
Дениска почему к ним бежал?
Подарками одаривали. Мы такие могли купить, если бы себе во всём полгода отказывали, не пили, ни ели.
Они Дениску для своей дочки, как игрушку купили. А наш сынок и не видел ничего, не понимал.
Да и мог бы мальчик в семнадцать лет правильный выбор сделать?
Хорошо, что учиться пошёл после девятого класса в престижный колледж.
Катерина конечно в институт поступила. С такими родителями и не поступить?

 ***

А свадьбу я помню!
Еще бы не помнить!
Унижения такого мы с тобой никогда не забудем.
Я не забуду.
Тебе что теперь?
Ты с небес смотришь. Вот и порадуйся теперь горю моему!..
Ой, что это я говорю неразумная?
Прости меня, Мишка, светик мой.

***

Свадьбу затеяли, как только Дениске восемнадцать исполнилось. Настоял сынок.
Да не скромный вечер, а большую и шумную!
А что оставалась делать? Взяли деньги в банке под солидный процент – сто двадцать тысяч рублей.
Это же огромная сумма! Практически неподъёмная для маленького городка, где зарплата в десять тысяч  – уже хорошая.
Но не позорится же перед людьми! Влезли в кабалу.
Отгуляли свадьбу как положено. Было всё не хуже, чем у других. Весело, шумно, сытно. Обошлось без драк и разборок разных.
Но всё равно сваты наших гостей беднотой обозвали.
Так оно и было, рабочие в основном, да сельские жители.  Один крёстный Денискин имел продуктовую лавку да небольшую автомастерскую.
О-хо-хох!
А дальше и того тяжелей!
Молодые с нами жить не захотели.
Туалет на улице, душ тоже – всё времени не было в доме ванну и унитаз поставить. Вода и канализация   проведена, но рук у тебя на всё не хватало.
Я давно смирилась.
А вот Катерина нет.
Оно и понятно – молодая, изнеженная.
Потому съёмную квартиру оплачивать стали. На мебель, на холодильник, на покрывала и простыни, на чашки-плошки, на обслуживание машины за свадебные деньги купленную  деньги тоже требовались.
Сваты не скупились, но и с нас половину брали.
А ты, Мишка, вместо того, чтобы по столу кулаком треснуть: «Баста!» – сказать, ещё в одну работу впрягся.
Вот когда Дениску в армию забрали, почему согласился деньги отдать? Почему на поводу пошёл? Это и не служба вовсе, а баловство вышло. Неделю в части, две – дома.
Катька и забеременеть успела, и родить, пока Денис отслужил.
А когда Егорка ползать стал, сваты новое условие поставили: « Мы из Москвы машины пригоним, на такси поставим. Вы обслуживанием займётесь – ремонт, профилактика».
Вышло так, что ты, Мишка, должен был машины ремонтировать без оплаты.
И ты согласился.
А зачем?
Пусть бы молодые сами покрутились.
Мы-то для себя ничего не сделали с тех пор. Даже обои не поклеили. Побелила стены я, чтобы не в мрачных комнатах жить.
Денис уже вкус денег почувствовал.
Взял сбережения, что на квартиру откладывали, и купил «мерса» новенького, блестящего.
Правильно тогда кум сказал: «Чтобы на таком ездить, в кармане не меньше пяти штук должно быть. Теперь, Мишка, тебе вообще не спать!»


 ***

Ой, Мишка-а-а!
С той-то покупки ты по дорожке смертельной и пошёл.
И давление прыгнуло, и сердце щемило часто, а спать… точно  перестал.
Волосы засеребрились. Враз постарел – поникли плечи, шаг из пружинистого, шаркающим стал.
Ты же помнишь, какой скандал сваты устроили за самоуправство Дениса. И Катька туда же: пилила, грызла, истерики закатывала.
А в ту ночь, когда сынок из полиции позвонил, что задержали за погром квартиры и побои жены – вообще мир рухнул.
Так и не помню всего, словно в тумане часы те страшные: как ездили, утрясали, упрашивали сватов заявление забрать.
Согласились Катя и родители, не завели дело. И на том спасибо.
Но кошмар только начался.
Катерина на развод подала.
Дениска психанул, от всего отказался: от «мерса», от такси, от мебели..
Чего не отказаться, коли не им оплачено!
Документы забрал и к нам пришёл, закрылся в комнате и не выходил.
Ой, мне бы подумать. На тебя, Мишка, посмотреть внимательно, пожалеть. Увидеть круги синие вокруг глаз, услышать дыхание шумное.
Мне же себя жалко стало, все голосила-плакала. Всё забросила.
Ты работу оставить не мог, на АЗС две машины на ремонте стояли – срочном. Да и во дворе разобранная приютилась.
А тут родители твои пристали  – посадить картошку надо! Далась им эта картошка!
Родителей пожалел!
Себя погубил!
Как домой добрался, не знаю. Ты всё холодную «колу» к себе прижимал – пекло внутри. А на кухне рухнул на пол и  кататься начал – видно огонь в груди полыхал.
Впервые слышала, как в голос кричал.
От крика окна звенели.
Я «скорую» вызвала. Она быстро приехала.
Но помочь не сумела – поздно.
Инфаркт.
Сорок шесть годков  – и не стало тебя рядом со мной!
Отжил свой короткий век…

 ***


Мишка-Мишка!
Описать похороны словами нельзя.
Народу много пришло, любили тебя. Друзья и хоронили.
Дениска головой об асфальт бился. Весь в крови. Мужики ели скрутили.
Сваты с Катькой тоже были. Сноха наша Дениску пожалела, исцеловала, умыла. С ней и ушёл, на поминки не остался.
Ушёл и все сорок дней не показывался…
Потом, как народ разошёлся  – я в дом. А там – жутко…
Тишина…
Даже сверчок и тот замолчал.
Тени мерещились.
Покидала я вещички в сумку и побежала через поле к друзьям. У них ферма.
Вот все сорок дней там и проработала.
Не за деньги работала, а чтобы с ног от усталости валиться, чтобы забыться, не вспоминать...
Дениска сегодня утром появился, когда обед поминальный готовили: « Продай, мать, дом! Нам с Катькой квартира нужна! Что тебе одной в этих хоромах делать? А если не продашь, то и внука больше не увидишь. Чужие мы теперь».

 ***

Опять внутри тяжело.
Вдох с трудом.
Ох, густой воздух ночной.
Почему же не плачется? Крикнуть,  заголосить бы.
А выжгло горе всё.
Как же дом смогу продать, коли здесь всякий кирпичик тобой, Мишка, положен, каждая тропинка тобой исхожена?
Неужели мой стон?
Так и зверь раненый не завоет…
Опять вода в стакане.
Дрожит…
Валерьяна. Отпаивают.
А поможет ли?
Губы сами шепчут: « Время искать и время терять; время сберегать и время бросать».
Не бросай меня, Мишка!
Забери с собой!
Умереть легче…
Жить одной, совсем одной – невмоготу…


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213091101462
рецензии
http://proza.ru/comments.html?2013/09/11/1462