Леди Генри. глава 6

Расцветал май. Лорд Генри несколько раз ездил в Лондон вести переговоры с банками и кредитными обществами. Он понимал, насколько могут быть выгодны вложения в черную металлургию, а предложения одного промышленника всерьез заинтересовали его. Для Готфрида находилось немало работы, тем не менее, в редкие свободные часы он оставался наедине с собой, наедине со своими мыслями.

Прошло двенадцать дней после получения письма от леди Генри. Граф благосклонно разрешил ей приехать в родовое гнездо, и теперь замок гудел, как улей, готовясь ко встрече графини. Ремонтировались апартаменты, спешно приводился в порядок сад, дорожки в парке подравнивались и засыпались песком.

Ричард, сходя с ума от нетерпения, отмечал в календаре прошедшие дни, без умолку говоря о матери и требуя назвать день ее приезда, чем доводил несчастную мисс Уиллис до исступления. Мальчик часто бегал в комнаты матери, где шел спешный ремонт, пахло краской и штукатуркой, и, тяжело ступая, расхаживали рабочие. Ричард в благоговении замирал, слушая грубую речь простолюдинов. Он коротко с ними сошелся и часто, скинув синюю матроску, размешивал в железной бадье краску. Он научился сквернословить и цыкать слюной, и мог плевком поразить отдаленную цель. Мисс Уиллис, не жалея сил, боролась с новыми увлечениями юного графа, а он, щадя ее слабые нервы, не демонстрировал ей свои вновь приобретенные навыки.
В малой гостиной стены покрывались светлой венецианской штукатуркой, пол выкладывался мозаикой, состоящей из разных пород дерева. Ломались колонны и черные панели в гардеробной, и Ричард в восторге глядел на поднимающиеся клубы пыли. Только будуар по приказанию графа не подвергся реконструкции.

В воскресенье Джон проснулся рано. Он слушал мерные удары колокола, далеко слышные в хрустальной утренней дымке, и, прищурившись, смотрел в окно, покрывающееся влагой. Ветра не было, вставало солнце в сине-зеленом небе, в котором зависло облачко, похожее на дирижабль. Сквозь ресницы он видел верхушки тополей застывших в неподвижности. Джон лениво поднялся и направился к умывальнику. «Воскресенье. Будет хороший день», - подумал он.

«Оксфорд» подкатил к подъезду как раз в тот момент, когда Джон раскуривал первую сигарету и застегивал запонки. Выходя из машины, Анри со стуком захлопнул дверцу и окинул замок быстрым взглядом. Увидев в окне третьего этажа Джона, он расплылся в улыбке и приветственно взмахнул рукой. Джон ответил ему тем же жестом.
Через несколько минут в комнату постучали. На пороге стоял Стив в белой ливрее, скромно улыбаясь.

- Граф Анри приветствует вас, господин Готфрид, - сказал слуга. – Он почтет за честь повидаться с вами, как только отдохнет с дороги.
 
- Благодарю, Стив. Передайте графу, что я так же рад его приезду.

Оставшись один, Джон пригладил волосы, потом посмотрел на себя в зеркало. Анри вернулся как нельзя кстати. Теперь Джон не будет сгорать в плену рокового воображения. Уж Анри-то сумеет разогнать сгущающиеся тучи. Вскоре, наверняка, налетят его приятели и поклонницы, и всколыхнут это сонное царство. Ну, да бог с ними! Так даже лучше. Он внимательно рассматривал свое лицо с тяжелой, почти квадратной челюстью и выступающими скулами, глаза, губы, прямой нос, и остался вполне доволен увиденным. Затем постоял немного и повязал галстук. Спускаясь в столовую, Джон с усмешкой подумал, что и на этот  ему придется выдерживать натиск Ричарда, и слушать бесконечные упреки мисс Уиллис, пышной от локонов и рюш.

После завтрака Джон с головой погрузился в работу. Во втором часу пополудни неожиданно приехал граф Генри. Он был оживлен, когда, войдя в рабочую комнату Джона, с размаху бросил на стол пакет бумаг. Джон понял, что лондонские дела продвигаются успешно.

Незадолго до обеда Джон сидел в библиотеке, медленно перелистывая Ефрона. Он давно взял себе за правило в течение дня находить немного времени для чтения.
Камин в этом роскошном помещении больше не топили, а уж если и выдавались промозглые ночи, центральное отопление успешно устраняло это неудобство. Время от времени Джон поднимал глаза от страниц и тихо сидел, ведя мысленный спор с автором. Но доказать что-либо таким способом не было возможности, и тогда взгляд его рассеянно блуждал по антикварной мебели, богато украшенной резьбой. Но его, человека далекого от аристократического круга, по-настоящему завораживало вовсе не это. В библиотеке размещался целый арсенал оружия, относящегося к XIII-XVII векам.

На стенах висели щиты со скрещенными над ними тевтонскими мечами, боевые секиры, рапиры, даги. Джона завораживал вид оружия, хищный блеск металла. Он отложил книгу и прошелся вдоль стены. Щелкнул выключатель, и с кессонированного балками потолка полился яркий свет; отточенные грани клинков засверкали с новой силой. Он подошел к манекену, на который была надета кольчуга, и слегка приподнял ее за наплечные пластины.

- Нет, нет, нет, не советую! – воскликнул Анри, поднимаясь по лестнице. Старший сын графа выглядел энергичным, свежим, вполне отдохнувшим, и был явно доволен тем, что, наконец, оказался дома. – Уверяю, эта штука вам не по плечу. Сам примерял. Не налезла! Но вообразите, какими крепкими были эти коротышки! По многу часов ворочать тяжеленными железяками, да при этом еще ухитряться укорачивать жизнь ближних! И ведь успешно, надо сказать!

Джон обернулся к молодому графу.

- Приветствую! – сказал Анри.

И Джон крепко пожал протянутую руку.

- С приездом. Несказанно рад снова вас видеть, Анри. В этих стенах недоставало вас.

- А! – махнул рукой Анри. – Явное завышение ценности моей персоны.

Заложив руки за спину, он постоял, разглядывая изогнутые восточные сабли, русские шестоперы, копья. На нем были светлые льняные брюки и подпоясанный халат.

- Что нового на Баварском плоскогорье? Как поживает славный город Мюнхен? – спросил Джон, опускаясь в кресло и закуривая.

- О, Мюнхен процветает! Весна не только в Англии, дорогой Джон, и мне представился случай в этом убедиться.

Анри с увлечением рассказал о поездке, праздных минутах, проведенных в кругу интересных и миролюбивых людей. О катаниях в окрестных предгорьях, о чистых холодных озерах, в изобилии раскинувшихся вокруг города, о роскошных музеях и картинных галереях Мюнхена не обмолвившись, конечно, ни словом о жемчужине, Ванессе фон Крюгер. Ему даже удалось побывать в варьете, которыми город изобиловал до войны, и которые стали в диковинку теперь. Развалившись в кресле напротив, он поглаживал крепкую, поросшую темными волосами грудь, курил. Словом, прокатился он неплохо. О, нет, нет, пусть Джон не думает, что он какой-то там повеса. Дела с божьей помощью делаются. И, надо сказать, не без успеха.

- Анри, - спросил Джон, меняя тему разговора, - вам известно о намерении леди Генри вернуться в замок? Вернее, в скором времени она приедет, поскольку получила согласие графа.

Анри скорчил гримасу.

- Да, меня известили. По всему дому пыль столбом, у садовника от усердия уже язык на плече. Ричард скачет, как помешанный. Не знаю, к чему все это приведет – он покачал головой. – Одно могу сказать: жизнь в замке переменится. Знаете, Джон… я… я не хотел бы с ней встречаться.

- Как так?

- Да вот так.

- Но… почему?

- Ах, Джон… - Анри только махнул рукой и усмехнулся.

- Не понимаю вас, Анри.

- Вы видели ее портрет? – спокойно и как-то даже задумчиво произнес молодой человек, поднимаясь из кресла и снимая со стены засапожный нож, отделанный вдоль желобка орнаментом. – У меня какое-то странное… предчувствие, - тихо произнес он и обернулся к Джону. – Вы видели ее портрет. Вам что-то еще непонятно?

- Пожалуй. Есть какой-то пробел. Простите, Анри, но точнее выразиться я не могу.

- Это самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо видел! – с жаром воскликнул сын графа. – Беда в том, что она тигрица. Натура ее до крайности эгоистична. Ей неведомы чувства жалости и сострадания. Чтобы добиться своего, она идет на любые ухищрения. Представляете себе такое, Джон? Упаси меня бог полюбить такую агрессивную, безрассудную, высокомерную обольстительницу! Хотя, порой, желаешь именно этого. Но, леди Генри – жена моего отца. Я обязан помнить об этом… Знаете, а я уже подумываю об отступлении, - с грустной улыбкой признался Анри. – Поеду я, пожалуй, на Темзу, в Генри-холл. Так будет лучше.

- Неужели для вас это настолько серьезно?

- Увы, мой друг. Было время, когда я проводил часы возле ее портрета. Просто сидел, как идиот, и смотрел, - признался Анри. – Я ничего не мог с собой поделать, снова и снова возвращался туда. В этом было что-то демоническое, сверхъестественное, она завладела мной. В конце концов, фантазия моя до того разыгралась, что я занемог. Я слабел. Еще немного, и я кинулся бы во Францию, очертя голову… Как в омут… Да, мой друг, это было, была такая несчастная слабость. Но я нашел в себе силы сказать себе «стоп». Ключ от ее будуара, который всегда находился при мне, как талисман, я выбросил в озеро. Ну, и все. Концы в воду, - он коротко рассмеялся. – Я знал, что запасной ключ есть у нашего домоправителя, Уотсона. Но убей меня бог, чтобы я обратился к нему с подобной просьбой!

При последних словах Анри, Джон сунул руку в карман брюк и прижал ключ к бедру. Он чувствовал, что в горле нарастает сухой ком.

- Вот примерно такая картина, - произнес Анри после непродолжительного молчания.
– Может быть, я не должен был всего этого говорить вам. Но, право, высказанная тайна уже перестает быть тайной, и не нужно нести ее в себе. Рядом с этой женщиной нельзя находиться, Джон, поверьте. Это опасно. Я чувствую это, чувствую кожей.

- Лорд Генри был несчастлив с ней? – осмелился-таки спросить Джон.

Анри так пристально посмотрел в глаза Джону, что у него заныло меж бровей. Потом повесил на место нож и снял пламевидную шпагу.

- Трудно сказать, - наконец, ответил он. – В объятиях леди Генри… Адели… отец забыл обо всем. Он дышал ею. В конце концов, его стала тяготить политика, работа, свет, связи – все, что требовало времени и внимания, все, что, как он считал, отнимало у него Адель. Все это ушло на второй план, уже было неважно. Вспышка чувственности, счастье, рождение Ричарда… Ну, а потом… Появился офицер, еще пахнущий порохом, в ореоле славы, аристократ по происхождению. Знаете, у отца был прекрасный дом в Лондоне, старинный особняк, где прошло мое детство. Стрельчатые окна, таинственные коридоры, входные ворота с орнаментом рококо, увенчанные гербом. Но, больше всего меня поражали каменные горгульи, сидящие над порталом. Помню, ребенком, я все мечтал подсмотреть, как в полнолуние они будут слезать со своих консолей и бродить по аллеям… Раз в неделю в доме устраивались приемы. Вокруг Адели собирались молодые красавцы всякие светские хлыщи и бездельники, пели дифирамбы, стараясь перещеголять один другого. Отец страдал, но не мог ведь он держать юную жену под замком! Надо сказать, что Адель расчетлива и холодна. Для нее важнее сбить с толку, одурачить, заставить страдать, удовлетворить свои амбиции, а затем и бросить. Она может смотреть вам в глаза, одаривать улыбками, обещающими рай земной, но улыбки эти ничего не значат. Такова ее натура. Но, этот офицер… Черт возьми, для меня это загадка! В общем, произошел скандал, отец вызвал его на дуэль. Но, к счастью, в двадцатом веке не стреляются. Да и барон, надо заметить, был стрелок еще тот! Отец никогда об этом не говорил.

- Так откуда же вы знаете?

- Про дуэль-то? Слухами земля полнится, - Анри посмотрел за окно, в зеленый ветреный день. – Однажды утром ее просто не оказалось в спальне. Ни ее, ни сына. Отец писал мне, я хотел приехать, но он запретил. В конце концов, он вернулся в родовое гнездо, продав лондонский дом со всей начинкой, забрав только книги, картины и оружие. Эта шпага, кстати, оттуда. – Анри закурил сигарету. По его лицу было видно, как тяжелы  эти воспоминания. Но он как будто не мог остановиться, все говорил и говорил. – Прекрасный дом в Лондоне… Был продан с торгов, за бесценок. Мне кажется, отец возненавидел его. Дом, а не свою жену – смешно, правда? Отец хотел уединиться в замке, укрыться от мира навсегда. Но и здесь все было наполнено ею. Отец велел запереть ее комнаты. Мне кажется, тронуть хоть одну вещь, принадлежавшую ей, было для него все равно, что кощунством. Ого-го! – воскликнул он, взглянув на каминные часы. – Однако, скоро время обеда. Джон, предлагаю вам партию в бильярд. Мы еще успеем, если не будем здесь киснуть. Не отказывайтесь, друг мой!

Анри не сиделось на месте. Он снова держал в руках шпагу. И теперь вытянулся в струнку и отсалютовал Джону.
 
- Прекрасный клинок, - заметил Джон.

- Да. Клинок этот наносит страшные рваные раны, которые подолгу не заживают, если заживают вообще.

В этих словах была какая-то двусмысленность. Они оба почувствовали это. Джон поднялся, подтянул ремень на брюках. Оживленно болтая, они направились в бильярдную.