Я дам тебе лучшее имя. Повесть

Владимир Кочкин.

Я ДАМ ТЕБЕ САМОЕ ЛУЧШЕЕ ИМЯ. Фантастическая повесть.


ЧАСТЬ 1. ЗЕМЛЯ.

1.
Аньке завидую - страшенно! Она три месяца на яхте космической будет путешествовать, а я... я...
- Увву-у-у! У-у-у....
Не такая уж большая я рёва, иной раз слезинку из глаз выдавить не могу. А тут... тут... Мудро замечу, себе в утешение: весьма весомый повод выискался не только глаза помокрить, но и здоровьица себе добавить.
Да, и здоровьица добавить! Мужчины живут меньше потому ещё, что редко плачут... Ой, если у Вас появится желание дать мне за это открытие Нобелевскую премию, я не против. (Соглашусь и на шнобелевскую).
Чтобы догадка моя Вам весомей казалась, терпеливо поясняю: слёзы - воплощение обид. Представители сильного пола в себе их держат, множат, коростой на душу наслаивают. Потому и копится в них угрюмость, а то и озлобленность, которые недальновидные представительницы "слабого пола" принимают за проявление мужественности. А женщина всплакнула, погоревала чуть, и снова с улыбкой и нежной мягкостью жизнь воспринимает. Снова судьба к ней благосклонна, словно к обласканному любовью ребёнку.
Женщины могли бы жить вдвое дольше мужчин, если бы не было чисто женской зависти. (Не откажусь ещё от одной шнобелевки, если и это посчитаете открытием). У мужчин зависть перерастает в спортивный азарт, повышает жизненный тонус, а души несчастных женщин она часто, весьма часто, выедает изнутри, словно червяк яблоко, опустошает, наполняет злобой и обидами, провоцирует на необдуманные поступки, а в результате подтачивает психическое здоровье. Значит, и здоровье телесное.
- Увву-у-у... У-у-у....
Уф, вроде бы проревелась!
Сейчас, сейчас-сейчас, вот только салфеточкой глаза промокну и продолжу... - нет, не мужчин жалеть! Аньке завидовать!!!
Подруженька - только представьте! - выиграла тур на посещение трёх планет Галактики. Причём, с любым счастливчиком, которого она из окружения своего сама выберет. Такой удачей судьба раз в вечность улыбается.
Ой, Аньке всегда везёт!
Далеко за примером ходить не надо. Это у меня бутерброд падает маслом вниз, а у Аньки, вопреки закону подлости, наоборот.
Вот, хотя бы, в качестве примера... хотя бы... хотя бы это: в прошлом году купалась она и старинную заколку для волос с тремя брильянтами утопила, которую подарил ей старичок один, из "червей книжных",(просто так, ни за что подарил, ничего взамен не требуя). Мы с аквалангами её разыскивали - не нашли. А летом этим Анька нырнула в карьер со скалы, дна коснулась рукой и, с илом вместе, с пучком водорослей, драгоценность свою вытащила. Визжала от радости, как недорезанная.
А вот в общении с парнями... Собственно, с этого рассказ свой обстоятельный начать хотела. Если бы не слёзки-паровозки... ха, закончила бы уже!

Утром, только к работе приступили, объёмное изображение солидного дядечки перед Анькой само собой нарисовалось, без предварительного звонка и разрешения на разговор. Это означать могло одно: произошло нечто чрезвычайно важное. И действительно, дядечка тот сказал такое - тако-о-ое! - что челюсть моя основательно отвисла: в рот тридцать три попугая смогли бы влететь, да ещё бы место для кормушки осталось.
Ой-ё, если бы не сидела, наверняка бы упала, когда он торжественно поздравил Аньку с выигрышем и сообщил, куда ей следует обратиться, чтобы оформить туристическую путёвку.
После разговора этого Анька резвой козочкой по библиотечным залам носилась, посетителя одного чуть с ног не сбила, а мне увесистый подзатыльник на радостях отвесила, да ещё поинтересовалась, отчего я не рада.
На следующий день Анька пришла на работу злее чёрта.
Кому, как не лучшей подруге, можно поплакаться в жилетку?! Как только в библиотеке схлынул утренний поток посетителей, выставив на обозрение табличку “Технический перерыв 20 минут”, мы уединились в комнате отдыха. Она тотчас принялась усердно мокрить моё плечо, мешая деликатному и ответственному процессу заваривания чая.
Хотя, если честно, слезинки единой из глаз любимой подруги не выпало. Рычала, словно танк времён второй мировой войны на испытательном полигоне. Но - уж я то знаю! - душа её истекала болью.
Со своим несравненным Димульчиком Анька рассталась далеко за полночь. Утром, не выспавшиеся и усталые, делая вид, что рады общению, они встретились на остановке платформиков рядом с её домом. Как обычно, до универа решили пройтись ножками. Называлось это: проводить на работу... Ха, называлось это: поцелуи добрать, что в ночь не втиснулись.
- Ты хотел бы ребёночка? - спросила Анна, когда обнаружилось, что говорить не о чем.
- Да-а-а, - зевая, протянул Дима.
- Мальчика или девочку? - решила уточнить подруга.
- И мальчика и девочку.
- А если тройня будет?!
- Хоть десять, - равнодушно произнёс этот горе-завоеватель девичьих сердец.
Подруга притворилась обиженной... хм, вряд ли притворилась. Полагаю, именно это её весьма весомо зацепило.
- А о том, как трудно мне будет с десятью детьми, о том, что о работе любимой забыть придётся, ты, родненький мой, не подумал даже! - с коварным придыханием произнесла она.
- Так, это... - Димка посмотрел на неё изумленно, - мы же... х-мм, условно-теоретически это обсуждаем.
- А на самом деле ты детей не хочешь?! Ни десять, ни тройню, ни мальчика с девочкой?!
- Так, это, - Дима усердно поскрёб затылок и пробормотал: - лет так через пять после свадьбы почему бы и детей не завести.
- Завести?! - рявкнула Анька. - Заводят кошек и собак!!!
- Ну-у-у, может чуть не так выразился, - снова поскрёб затылок её воздыхатель.
- Ты эгоист! - рявкнула Анька так, что вспугнула ворон с ближайшей берёзы.
- Не с той ноги встала, что ли? - лениво произнёс горе-ухажер и, не в силах сдержать очередной зевок, с протяжным и печальным волчьим воем распахнул рот во всю его ширь, демонстрируя любимой крепкие, верхние зубы.
- Я-то с той ноги встала, - змеёй прошипела Анька, - тебе бы хотелось и моглось!
- Так это... - обеспокоился Димка.
- Что, это?! - подруга впилась в него гневным взглядом.
- Х-мм... - Димульчик снова почесал густую шевелюру и промямлил: - Вот случай... забавней ситуации не придумаешь.
- Научись сначала мысли связно излагать, о детях потом думай! - рявкнула Анька.
- Детей не языком де...
- Дуболом! - покрутила Анька пальцем у виска. - Как воспитывать будешь?!
- Ремнём! - вызверился тихушник Димуля.
- Ах, ремнём?! - рявкнула Анька, сжимая кулаки. - Моих детей, и ремнём!!!
- Взбалмошная кретинка! - выкрикнул Дима, покрутил пальцем у виска, развернулся и быстрее ветра умчался на остановку платформиков. Запрыгнул в вагончик и, как в древности писатели любили выражаться, был таков.
Диалог этот я несколько подсократила, лишь суть обрисовала - самое значимое! Но, ручаюсь, события точно описала!
Димка кандидат в мастера спорта по какой-то тяжёлой атлетике, (по какой - не уточняла!). Он даже с виду похож на шкаф для спортивных шмоток - для интеллекта места нет! Когда Аньке сказала об этом, она долго смеялась. Возразила затем, чем в очередной раз подчеркнула парадоксальность женского мышления:
- Димулечка мой не такой! Он до-о-обрый!
На ссору с Димкой подруга напросилась... А разве не так?!
Тупить с теми, до кого юмор доходит на третьи сутки, кто любую ситуацию фильтрует через собственную закомплексованность, вряд ли стоит.
Конечно же, подруге о том не сказала. Всего лишь вскользь, ненавязчиво напомнила, что несколько неприлично тупить с людьми близкими, которые знать не знают, что в драй-айдрайве, (эту забавную игру придумали лингвисты нашего университета), есть свои блок-ставы, (правила, то есть).
Это и высказала. И добавила, для весомости:
- Попробовала бы я тупить со своей мамой! У неё тотчас появилось бы желание показать любимую доченьку психиатру.
- Не тупила я, - обречённо прошептала подруга. - Что на меня нашло, сама не знаю.
Я довольно агрессивно спросила:
- Димка звонил после этого?
- Он часа через полтора позвонил, когда я ждать его звонка устала.
- И что?! Что он сказал?!!!
- Извини, - пролепетал виновато, - не въехал в ситуацию.
- А ты?!!!
- Ляпнула: вот и подумай, кто из нас больший кретин?!
- А он?!!!
- Откуда я знаю, что он бы ответил?! Я связь прервала!
Вах, вах, вах! Согласитесь, можно было бы от души посмеяться над причудами бога озорства. Только он способен заставить влюблённых поссориться из-за ничего, а впоследствии, чтобы ещё раз похохотать над тупостью людской породы, обязательно принудит их переживать и вспоминать обидные слова. И будут они глупо переживать, и глупо вспоминать те самые обидные слова, пусть даже сказанные в притворном гневе, вместо того, чтобы дружно и весело хлопнуть себя ладошками по лбу и беззаботно расхохотаться.
Вот только... - что я, не знаю! - влюблённых в этой истории не было. Анька во влюбленность играла лишь, а Димульчик, этот великовозрастный ребёнок в теле перекормленного пончиками атлета, слюнки пускал от некоторых открывающихся сексуальных перспектив.
Согласитесь, со стороны видней!
О том, что Димка девственник, к тому же не целованный, верилось с трудом... Ой, вряд ли нужны особые доказательства. Присмотритесь! У каждой девушки, хоть чуточку сексуально значимой, сережки лапша скрывает - мужчины мастера вешать её нам на уши!!!
Я могла бы наговорить подруженьке кучу утешительных слов. Могла бы проще поступить - покрутить пальцем у виска и звонко, весело, рассмеяться. А я, как дура, брякнула:
- Ань, твой Димульчик похож на старинный затасканный водолазный костюм. Он мизинца на твоей левой руке не стоит!
Анька осторожно промокнула подушечками указательных пальчиков глаза и жалостливо спросила:
- Пра-а-авда?!
- К тому же, не любишь ты его! - усилила я напор. - Иначе, не сказала бы такое. Тем, кто тупить не умеет, подобное не говорят.
- Ты права, - неуверенно произнесла подруга. - Наверное, права... - И глаза бездонно распахнула: - Слушай, а если на яхте космической мы отправимся?! Ты и я!
- Было бы здорово! - заулыбалась я, не придав абсолютно никакого значения этим её словам.
После работы, благо её пингвинообразного воздыхателя у выхода из библиотеки не оказалось, я проводила подругу до её дома.
Анька переиграла ситуацию. Уже винила в случившемся критические дни и тупоголовость мужчин.
Нет, не так!
Тупоголовость её избранника была на первом месте. А вот критической... хм, была её упёртость: нежелание вникнуть в ситуацию и принять идеально изысканное решение.
Согласитесь: мы часто скорбим над тем, чего нет.

2.
Сегодня моя верная подруженька на работу не явилась. Вскоре вызнала, что она со Степанычем, предводителем нашей бабской гвардии, по личному браслету почирикала и выцыганила к своему неимоверно большому трёхмесячному отпуску три отгула.
Степаныч кого-то, хотя бы меня, держит в ежовых рукавицах. А к кому-то, хотя бы к Аньке - благоволит.
Ой, уж тут-то особые доказательства не нужны! Он мне выговор объявил однажды, а подруженьку пожурил чуть - за один и тот же проступок!
Вообще-то грех обижаться: шеф - старик неплохой. Классный старик - не зануда! Только представьте, девки библиотечные и его тупить научили... Ууу, историю эту грех не рассказать!!!
Когда устраивалась на работу, Степаныч сам провёл меня по всем отделам.
- Ну, как?! - посмотрел с хитринкой. - Впечатляет?!
- Не то слово! - отнюдь не подобострастно заулыбалась я. - Потрясает!
А он заявил сурово:
- Работая библиотекарем в историческом отделе 20 века, ты не только должна знать всё о книгах той поры, но и весомо и значимо обязана так ответить на любой самый каверзный вопрос какого-либо доктора исторических наук, чтобы он, на основании всего лишь твоих слов, смог написать диссертацию.
Челюсть у меня до пола отвисла. А Степаныч рассмеялся и сказал... Ах, да! Стоит ли заострять внимание на том, что к повествованию нашему имеет лишь косвенное значение?!
Так вот, как только Нинка из отдела напротив мне новость эту преподнесла, разозлилась я. И даже - такого ещё разочка единого не было! - заблокировала Анькин номер в личном браслете.
"Прибежит, - подумала желчно. - Попрощаться, как миленькая, прибежит!".
А что, для обиды и впрямь причина была! Отпуска мы решили провести вместе. Напросились, чтобы поставили нас в график на конец августа, когда весь коллектив библиотеки уже отдохнёт. Решили в Гималаи съездить, к их тайнам приобщиться... Как же, съездим! Аньке, понимаете ли, на блюдечке с золотой каёмочкой преподнесли романтическое путешествие в любимых объятиях заботливого мужчины... тьфу ты, в заботливых объятиях любимого мужчины. А мне... мне... с особым усердием пылью древнего книгохранилища лёгкие забивать...
Не придирайтесь!
Конечно же, так ради красного словца брякнула. Очень уж фраза жуткая: пылью древнего книгохранилища лёгкие забивать!
С пылью сейчас даже в сельских библиотеках проблем нет. А в нашей Центральной библиотеке истории государства Российского - надо полагать! - тем более. С ней успешно справляются антигравитационные микророботы -пылесосы "Колибри", которым днём запрещено залетать в читальные залы, но не в книгохранилище. А вот забавные пылесосы-уборщики “сороконожки”, больше похожие на яркие, детские игрушки, покидают свои ниши только по ночам. Днём - воздух озонируют - запахи приятные синтезируют.
Сегодня фиалками пахнет... фу-у-у, фиалками! Похоже - а так и есть! - в левом блоке повторную антибактерицидную обработку фолиантов древних с утра проводили... Да сколько же можно! Эти ассенизаторы обнаглели, не иначе!
Ой, это я от радости ворчу! Работа мне не просто нравится - обалденно нравится!!!
И посетители нравятся. Среди них и в самом деле не целованного отыскать не проблема, даже старичка. Из тех, которые по виртуальным мирам шастают, мнимых принцесс воруют и... Ха-ха-ха! Пожалуйста, о чём я только что подумала, думать не вздумайте!
Разве виновата я в том, что природа наделила мою белокурую голову богатым воображением?! Даже университет - за целых шесть лет! - не убил его нудными лекциями!
Наверное, потому не убил - ха, ха-ха! - что не о языке русском, великом и могучем, не о писателях древних, не о мыслях их гениальнейших размышляла в то время. А о... признаем, скромно потупив взор: хотя бы о том, как бы понадёжней припрятать от экзаменаторов очередную нейрошпаргалку. И как бы незаметней улизнуть с лекций для встречи с тем любимым мальчиком, которого в то время боготворила.
Он, Серёженька мой ненаглядный... Впрочем, то совершенно другая история.

День прошёл, второй - от Аньки ни слуху, ни духу.
К вечеру, не только головная боль, фантазии разыгрались. Личный браслет на дневник переключила. Валяясь на вращающейся круглой кровати, на антигравитационной простынке, (вес тела преуменьшающей на треть, не более), желчно диктовала:
- Подруженька моя любимая давно уже в гиперпространстве. От улыбок её лучезарных роботы-официанты слепнут и схемами закорачиваются, заполняя кают-компанию сладким дымом роботоэтнических грёз. От походки её виляющей яхта космическая раскачивается, словно судно морское на волнах штормовых. Того и гляди, зачерпнёт бортом мертвенно-чёрного, смертельно опасного вакуума. А то и... (сейчас - сейчас-сейчас! - вот только носом шмыгну для убедительности, слезинку воображаемую смахну и продолжу!), а то и... опрокинется. И затонет Анечка вместе с яхтой и влюблёнными в неё роботами в глубинах необъятного космоса.
- И никто-о-о не узна-ае-ет, где моги-и-илка-а-а ея-а-а-а! - пропела я.
Ха, ха-ха! Личный браслет - вот бестолочь! - истерику мою записал. И записал слова, которые просто так, чтоб тяжесть зависти с души снять, сказала:
- Анька! Я тебе этого никогда не прощу!!!
Согласитесь: с дуру ещё не то можно надиктовать.
Хочешь верь, хочешь проверь эту необычную информацию, но я честно - честно-пречестно! - сама в книжке какой-то старинной читала о том, что в 20 веке в каждой квартире жили полчища тараканов. Их травили чистоплотные хозяйки разной ядовитой гадостью, а они ели эту гадость и ещё живучее становились. Так вот, фантазии свои, как те древние домохозяйки тараканов, я устала изводить. Кошма-а-ар, сами заводятся. Вдвойне кошмар, меня заводят на глупости разные, которые совершаю я вопреки строжайшему контролю за сим вполне рационального - иногда! - разума.
Ха, ха-ха, как бы мне не зачерпнуть в свою прелестную голову вакуума, исследовать который весьма приятственно будет практикующим, молодым психиатрам. Пронзи-и-ительно красивым. И до обалдения сексуальн... Тьфу ты! Опять не в ту сторону понесло! Эй, где моя любимая губозакатывательная машинка?!
Если проще сказать, без рассусоливаний излишних - страдала я!
Ой, и в правду страдала!
Жутче, чем жутко!!!
- Увву-у-у-у!.. - Слёзки на колёсках горе-горькое везли в огромную, дремучую гору зависти. И не воз - возище!
А ведь... а ведь... чисто по человечески, могли бы и посочу-у-увствова-а-ать!

Иришка ко мне прибежала. (Из малюсенького отдела, посвящённого Аркаиму).
- У тебя что, браслет сломался?
- С чего бы?
- Анна дозвониться до тебя не может. Какое-то срочное дело у неё к тебе. Просила передать, чтобы ты немедленно с ней связалась.
Я кивнула головой. Спасибо сказала. Книги на стойке переложила с места на место. Вздохнула пару раз, с явным намёком... Увы, уходить Ирине не хотелось. Разглядывала меня с интересом охотничьей собаки. Нос от любопытства - ей-ей не вру! - заметно удлинился.
- Извини, работы невпроворот, - произнесла я виновато, словцом старинным щегольнув. Схватила стопку книг, которую только что принесла для клиента и торопливо удалилась вглубь книгохранилища.
Голографическое изображение Аньки появилось передо мной тотчас, лишь разблокировала её номер.
- Как, ты всё ещё на работе?!!! - рявкнула она.
- Где мне, по-твоему, быть нужно? - ядовито осведомилась я.
- Как, разве Степаныч тебе ничего не сказал?!!!
- А что, по-твоему, он должен был мне сообщить?
- Ох, прибью этого вредного маразматика! - змеёй прошипела Анька. И заорала: - Через шесть часов ты должна быть на Южном Московском Космодроме!!! Путёвка на тебя оформлена!!!
- ?!!!
- Я что, плохо выгляжу? Что ты на меня рот разявила?!
- Подожди, а как же... это так неожиданно... А Димка?!
- Я с ним рассталась.
- А ты...
- Что, я?!
- Не могла раньше сказать?!
- Подруга, я не виновата, что в твоём личном браслете сдох аккумулятор! - рявкнула Анька.
- Ах, да... хм, действительно, - пробормотала я, краснея.
- Я кручусь, как белка в колесе! Я... - проорала она и осеклась. - Подруга, вину признаю. Вчера около библиотеки проезжала, могла бы и заскочить. Извини, закрутилась, на Степаныча понадеялась. А он, если и маразматик, то хитрый маразматик! Скорей всего, не захотел тебя отпускать.
- Ой, и не отпустит! Май, как-никак. Почти все в отпусках. Работать - некому!
- Конечно, если рохлей будешь, не отпустит. Так вот, о том, что ты со мной летишь, я Степаныча предупредила более чем за 24 часа. Согласия его на отпуск можешь не спрашивать.
- Он же... его же кондрашка хватит!
- Тебе ли не знать, только свистни, пенсионерки вприпрыжку примчатся на работу. Худо-бедно - справятся! Так как, летишь со мной?!
- Конечно! - взвизгнула я от радости. - Анька, неужели ты меня выбрала?! Анька, я не могу поверить!!! Анька, встретимся - задушу в объятиях и расцелую!!!
- Извини, времени у меня на болтовню пустопорожнюю минуты единой нет. Пока, подруга! На космодроме встретимся. Кстати, старт в 16 часов 17 минут. Не опаздывай!
- Ой, Ань, ты же знаешь, я всегда опаздываю, - начала я не по делу прикалываться. (Наверное, от шока). - Я такая копуша, какой свет не видывал. К тому же...
- Учти, опоздаешь более, чем на минуту, прибью, Так и знай, одна улечу, чтобы впредь неповадно было опаздывать!
- Ань-к, ты где сейчас?
- В Париже.
- В Париже?!!! И что ты там...
- Тюльпанами любуюсь.
- Какими тюльпанами?!
- Я их месяц назад посадила. Тайком. Перед президентским дворцом. Не могла же я улететь, не повидав их! Они отцвели бы!
Бог ты мой, она ещё более взбалмошна, чем я!
- Аньк, а если мы встретимся у подъезда твоего дома и вместе на космодром рванём?
- Не получится. У меня ещё тысяча дел. Домой заехать вряд ли смогу.
- Каких дел?!
- По Арбату пройтись, напоследок. С родителями попрощаться. Дядь Гоше пощёчину непременно дать надо, потом поздно будет. Представляешь, он вчера тёть Клаву приревновал и - вот придурок! - грязно оскорбил её. А ещё в деревню к сестрёнке слетать жуть как хочется. У неё две недели назад козлята родились, а я их ещё не видела.
- Это из-за того, что сестрёнка твоя наставила рога мужу? - невинно поинтересовалась я.
Анька расхохоталась.
- Ох, и язва ты! У козы приплод. У той самой, у Машки, которая тебя боднула. Помнишь?!
- Ещё бы! Я же тогда сальто научилась делать с переворотом за спину, забор перепрыгнула и с криком "Банзай!" сиганула с моста в речку.
- Всё было бы в точности так, если бы ты в обморок не грохнулась, - расхохоталась подруга. - Замучилась убеждать тебя, но, так и быть, ещё раз повторю: Машка не бодаться к тебе подошла - знакомиться! Она всегда, когда с кем-то из людей знакомится, рогами вежливо толкается. А ты, трусиха...
- Не уговаривай, больше ни в одну деревню не поеду!!! Чтобы каждая собака на меня голос повышала - не бывать такому!..
В общем, с полчасика мы поболтали. О том, о сём и ни о чём.
Ха, когда мельница женского разговора перемалывает слова, жернова её раскаляются от шелухи эмоций, а не от сказанных слов.

3.
На космическую яхту звездолётик наш даже отдалённо не смахивал. Скорей, похож был на огромную ковбойскую шляпу. Над ней трепыхался на ветру легкомысленный, белоснежный помпончик, диаметром метра в три. Казалось, он готов был в любую минуту оторваться, радостно взмыть к таким же белоснежным облакам.
Лететь в Тмутаракань на яхте, похожей на шляпу, тем более на мужскую, согласитесь, удовольствие не из лучших.
Конструктор звездолёта мог бы учесть чисто женское восприятие мира и опасностей. Надёжность путешествия я тотчас связала с легкомысленной ненадёжностью этого помпончика - гирмэннтрилителя антриструктурных полей гиперпространства.
К тому же, название яхты было абсолютно дурацким: “Ура!”. Мне тут же захотелось приписать к слову этому заглавное “Д”. А от слова получившегося, от противнейшего этого слова, холодно пахнуло ещё большим страхом.
Подруга встречала меня с букетиком тюльпанов.
- Ты опоздала на полторы минуты! - холодно заявила она.
- На это у меня были самые уважительные причины, - улыбнулась я мило и проворковала: - Ты сама виновата, сообщила мне о полёте слишком поздно. Кстати, могла бы поторопить, а то я, когда собиралась, где-то потеряла чувство времени.
- Ты что, издеваешься надо мной?! На территории космодрома запрещено пользоваться средствами личной связи!
- Здравствуйте! - перебил запланированную перепалку приятный мужской баритон, прозвучавший от звёздолёта. - Меня зовут Марк. Я искусственный мозг двухместной туристической яхты “Ура!”. Рад пригласить Вас на борт.
Край “шляпы” отогнулся, явив хищный зёв входа.
- Поторопитесь, - чуть повысил голос Марк. - Коридор выхода за пределы Солнечной Системы могут закрыть и тогда... Ой, а это что?!
Мы испуганно оглянулись.
Ха, всего-то навсего робот-грузчик начал доставать из поддона микроавтобуса сумки и сумочки, коробки и коробочки, чемоданы и чемоданчики.
(По секрету, половина вещей, если не больше, были Анькины).
- Багаж, - ответила я, невинно хлопая ресницами.
- Вам не нужен багаж, - произнёс иск-мозг таким голосом, что если бы у него в миг этот была выдвинута рука-манипулятор, ошеломлённо почесал бы им лысую поверхность космоброни под трепыхающимся помпончиком.
- Марк, там платья мои любимые и... так, кое-что по мелочам, - нежно проворковала я.
- На яхте есть всё, что необходимо для путешествия, - услышала в ответ.
Я продолжила тупить.
- Уж, не в этом ли единственном джинсовом сарафане я по всем планетам должна разгуливать?! - произнесла оторопело.
Анька за живот схватилась. Пополам согнулась, корчась от притворного смеха. Наконец, выговорила с трудом:
- Ну и удивила ты меня, подруга!
- Чёрт возьми, ты можешь объяснить толком, в чём проблема?!
- Ничего не нужно с собой брать, поверь. В каютах есть индивидуальные синтезаторы одежды, парикмахерский синтезатор, синтезатор макияжа и десятки других полезных вещей.
- Дорогие дамы, поторопитесь с посадкой! - вмешался Марк.
- А багаж? - вытаращила я глаза.
- Придётся оставить, - спокойно произнёс иск-мозг.
- Тогда... Ань, ты уж лети одна, - растерянно произнесла я. - Без любимых платьев, без туши от Кемартлини, без помады "Блуждающие огни", я не полечу. А ещё здесь, в коробках, моё любимое печение. И шампанское, ужасно дорогущее, которое я хотела с тобой распить. А ещё...
- Ты что, рехнулась?! - подмигнула мне Анька. - Марк синтезирует тебе точно такую же тушь и помаду! Любое платье воссоздаст, прояви в воображении. И шампанское...
- А печенье, точно такое же, он тоже испечёт?!
- Я уже знаю, что в багаже. Воссоздать могу всё, до последнего атома, - заявил Марк и произнёс умоляюще: - Пожалуйста, поторопитесь с посадкой!
- Нет, Ань. Печенье то испекла мне в дорогу любимая жена моего брата. То есть, единственная жена моего любимого брата. Тьфу ты, да ты и сама поняла, испекла его мне в дорогу жена брата, которую я люблю и жутко уважаю.
- И что?!
- Синтезированное печенье будет уже не печеньем, которое испекла мне в дорогу жена моего брата. И шампанское будет не фирменным, а синтезированным... Анька, ты что, абсолютно не разумная?! Глубины вопроса не понимаешь?! - Вот тут, я разрыдалась, (почти по-настоящему). - Прости, Ань!!! Анечка, милая, прости меня и не держи зла - я не лечу!
- Тогда и я никуда не лечу! - рявкнула подруга, гневно сверкнув прожекторами умело "наштукатуренных" глаз.
Марк молчал полминуты. Молчали и мы, украдкой рисуя слюной следы от слёз под глазами. (По крайней мере, это делала я).
- В порядке исключения, мне разрешили принять багаж, - наконец, услышали заветное. - Я смогу доставить его в каюту через семнадцать минут, после того, как проведу антивирусную обработку.
- Смотри, не переусердствуй! - проворчала я. - Не убей пузырьки в шампанском!
- Пожалуйста, поторопитесь с посадкой! - взмолился иск-мозг.
Мы рванули с места одновременно. Промчались по трапу, словно кобылицы в загон, погоняемые бичами. Следом, подхваченные антигравитационными полями-захватами, влетели чемоданы и чемоданчики, сумки и сумочки, коробки и коробочки.

- Анька, это те самые тюльпаны?
- Да.
- Где луковицы покупала?!
- У старушки какой-то. У метро.
- Красивые-е-е!
- Меня оштрафовали за них на десять кредиток.
- Нашла о чём расстраиваться! Они дороже стоят. Во Франции росли. К тому же перед президентским дворцом.
- Полчаса блюстителям порядка доказывала, что это я цветы посадила, я их и сорвать вправе - как об стенку горох! Тупоголовые - неимоверно!
- Анька, давай за нас выпьем! За то, чтобы нас в путешествии этом ожидали только радости.
- По глоточку - не больше! Иначе, я замертво свалюсь. До конца полёта не пробудишь. Представляешь, не спала тридцать четыре часа. Моталась по всей Земле, места от волнения не находила.
Как бутылку опорожнили, Анька зевать принялась. Да так усердно, словно целью задалась нижнюю челюсть вывихнуть.
- Подруженька, иди-ка ты спать-почивать. - произнесла я жалостливо. - На мучения твои без слёз смотреть невозможно!
- Па-а-ажалуй, па-а-айду! - словно пиранья, дважды сверхшироко распахнула она прелестный ротик с острыми, белоснежными зубками.
- Осторожней, стол не заглотни! - пошутила я.
- Меня не буди-и-ите! - слоном протрубила подруга. - Сама-а-а проснусь!
- С кем это ты ещё разговариваешь? Вроде бы перед тобой только я сижу.
- С тобой и Ма-а-арком.
Подруга пошла в свою каюту, чуть покачиваясь.
- Ань, - окликнула я. - Ты бы забрала свои вещи!
- Потом.
- Потом я могу захотеть спать! Не достучишься!
- Уговорила, пошли.
Несколько коробок и два небольших чемодана мы перенесли за раз. Я чмокнула подруженьку в щёчку, пожелала приятных снов и вернулась в кают-компанию. Не сразу поняла, что приглушенные бульканья - смех Марка.
- Над чем смеёмся? - поинтересовалась я. Смех прогремел грозовыми раскатами. - Марк, если ты расскажешь мне этот смешной анекдот, мы можем посмеяться вместе.
- Ха-ха-ха! - особо мощно прогремел голос иск-мозга. - Ни разу ещё меня так изящно не обводили вокруг пальца!
- Проехали, Марк! - пьяно и счастливо улыбнулась я. Подумала полсекундочки и рванула по винтовой лесенке наверх, в рубку. И обалдела. Кроме двух кресел в полусферическом помещении ничего не было. Конечно же, я плюхнулась в одно из них.
- Марк, а где кнопочки разные, рычаги управления?
- Вы хотите управлять яхтой?
- Хотелось бы.
- К сожалению, в подпространстве это невозможно.
- А мы уже... в этом, как его, подпространстве? Так быстро?!
- С Земли вход в него через коридор... -
В рот мне попала очередная смешинка.
- Через какой коридор?!
- Так называется ги-энтровозбуждённый луч в поле... - начал было объяснять Марк, а я снова расхохоталась.
- Чем, кем возбуждённый?! В каком поле?!
- Сударыня...
- Ой, не могу! Ха, ха-ха! Ха-ха-ой-ха-ха-ха! Ой, не... Прости, Марк. Просто, как Анька ушла спать, мне стало страшно. А как увидела эту комнату пустой, стало ещё страшней.
- Лео...
- Марк, не называй меня по имени!
- А как?
- Как хочешь, так и зови! Только не по имени!
- Сударыня, если позволите, я буду звать Вас принцессой?
- Марк, принцессой меня ещё никто не звал. Позволю!
- Какие будут дальнейшие указания, принцесса?
- Марк, хотя бы... хотя бы одним глазочком посмотреть, как летим, можно? - попросила я и испуганно взвизгнула. Мне показалось, что кто-то - явно душегуб! - подрался сзади и обхватил голову цепкими и сильными руками. Дошло, ещё до извинений Марка, что это кресло видоизменилось, окутало мою бестолковку шлемом нейросвязи.
Я одновременно увидела весь мир. И снизу, и сверху, и по бокам. Сразу весь, как будто рассматривала его фасеточными глазами стрекозы. Вот только, смотреть было не на что. Ни одной звёздочки вокруг, не говоря уж о созвездиях. Вселенная предстала передо мной серой, безликой, туманной сферой, в поверхности которой едва угадывались какие-то, лениво плывущие сверху вниз, чуть более светлые чёрточки.
- Марк, отпусти меня. Я устала.

Ясное дело, пока не выйдем из подпространства, делать в рубке нечего. Но и в кают-компании, тем более, нечего делать. На "скатерть-самобранку" насмотрелась: пока не проголодаюсь - глаза бы её не видели! Марк издевался, не иначе, когда мы пили шампанское. То одно угощение материализовывал, то другое уговаривал попробовать: из-за стола встала с такой пузеней, словно была на седьмом месяце беременности.
Ой, представляю отвисшие челюсти у девок из библиотеки, когда явлюсь отожравшейся... Тьфу ты! Снова глупости в голову лезут!
Вообще-то, шокирована была, когда узнала, что на яхте не будет ни поваров, ни официантов, ни горничных. В земных круизах, на океанских многопалубных лайнерах обслуги из людей пруд пруди. Пылинки с пассажиров готовы сдувать. Ещё бы, рабочих мест на Земле не хватает, а там - самые престижные. Заботу о людях проявлять - почёт особый! Вот и подумала, что яхта космическая будет под завязку людьми разными полна, которые с проворством прислуги 19 века тотчас начнут носиться туда-сюда, туда-сюда, немедленно исполняя каждый мой неожиданный каприз.
Фиг!
Роботов, и тех, на яхте не было. По крайней мере, их пока не видела.
Ещё больше расстроилась, когда узнала, что на яхте всего четыре помещения: рубка, кают-компания и две каюты. Не иначе, мужчины её конструировали. Это же надо - жлобством таким подавиться впору! - в звездолёте диаметром метров в сорок, они выделили для проживания, (и для удовольствий всех), не более сотни квадратных метров полезной площади. (Не считать же полезной ту площадь, что занимает дурацкая рубка с креслами-душителями).
Даже бассейна, и того не было!
От тоски душа жалобно взвизгнула, когда увидела я, что в кают-компании кроме круглого стола с двумя стульями и экрана эрговизора ничего нет. (Если в счет не брать микрофонтан в углу, громоздкий кожаный диван с двумя массивными подушками, трёх видеокартин на стенах, с изображением живой природы, и живые цветы на подставках разных, в горшках глиняных, которые, как оказалось, мы же и поливать обязаны).
В ступор впала, когда заглянула в свою каюту. Кабинка синтезатора. Кабинка личной гигиены. Эргоэкран во всю стену. Кровать полутораспальная, (видимо, чтобы скромные девичьи грёзы рядышком поместиться смогли). И стандартный нейрошлем на тумбочке, который, если честно, на Земле изрядно поднадоел.

По винтовой, ужасно вскружившей голову лестнице, я спустилась в кают-компанию. Задумчиво подошла к столу.
- Марк, яви шахматы.
Они тотчас появились - богатые, ручной работы. Вот только... с кем играть? Саму себя обыгрывать мне даже на Земле не всегда нравилось.
- Я могу составить компанию, - раздался приятный мужской баритон.
Хуже некуда!
Выигрывать у Марка - жить в самообмане. Вот если бы обладателя этого приятного баритона живьём в кают-компанию... Ха, в шахматы бы я с ним не играла!

ЧАСТЬ 2. КИОТАН.

1.
Я приказала личному браслету работать в режиме дневника. Задумчиво произнесла:
- На Земле синтезаторы одежды обхожу за три версты.
- За куда ты их обходишь? - послал дневник обалденно тупое мыслесообщение.
Ба-а-а! После прошлого нашего общения я не вывела личный браслет из режима надоедливого собеседника... И сейчас решила не вмешиваться. Ситуация особой прикольностью могла обернуться, тревожность души развеять.
Дальнейший наш разговор Вам не трудно представить, слушая только мои слова.
- Это мера длины, что не ясного?! В древние времена, когда километров не было, расстояние на Руси верстами мерили... Откуда знаю я, сколько вёрст в километре! Наверное, столько же, сколько километров в версте... Как это, по городу не прошла бы?!.. Ну и что, что синтезаторов в Москве, в среднем, 26,15 на квадратный километр? Я их всё едино за три версты обходила!.. С чего ты взял, что верста меньше километра должна быть?.. Ой, ты меня достал! Прекрати дурацкие вопросы задавать! Помалкивай, и то, что диктую, усердно протоколируй!
- Слушаюсь! - отозвался дневник, словно бравый генерал.
На этом тема общения с личным браслетом себя исчерпала.
- Отключись, - приказала я.
Вот скажите, чем может заняться молодая, красивая и одинокая девушка в таком вот звездолётике, который нудно летит в этом... в этом самом, как его... в подпространстве?!
В ситуации такой - ручаюсь! - любому мужчине захочется усердно затылок почесать. А предложат они, как решение проблемы, очередную банальность.
И не спорьте! Мужчины существа более приземистые!
Они могут развалиться на диване в той же кают-компании и спокойненько читать-почитывать любимую фантастику. На худой конец, могут диссертации разные писать. А если обложить их эротическими найрожурналами, забудут о том даже, что в звездолёте находятся.
Слава Всевышнему, мы не такие! Мы, женщины, ищем смысл даже там, где его нет. Мы от природы любознательны и не позволяем времени утекать в никуда просто так.
Тщательно обдумав эти мысли, и некоторые последующие, я снова уставилась на синтезатор.
Не умирать же от скуки?!
Чтобы не распылил синтезатор мой любимый джинсовый сарафан и прочие аксессуары, я разделась догола... Ой, тут вопросов быть не должно! Я же одна в каюте находилась.
Марк... - а что Марк?!
Ну и что, что имя у иск-мозга звездолёта мужское?! Назвали бы Годзиллой - не от ужаса же вопить?! Вы же не стесняетесь мухи, даже если она специально в форточку залетела, чтобы прыщик на Вашей попе разглядеть. Вы-то об этом не знаете. И мух не стыдитесь. Так почему я должна стеснительно взор потупить?! Только того ради, что Вы ханжа?!
Ох, и ду-у-ура я! Безвинному читателю этих записей, (ежели будут таковые), оплеух надавала... Ха, премилейше простите!
Как вошла в синтезатор, растерялась. Ни единой кнопочки на стенах.
- Марк, помоги.
- Представь одежду, которую хочешь на себе видеть.
Тело покрылось липкой, противной паутиной. Я заорала, замахала руками, сдирая её с себя. И... услышала хохот.
Марк смеялся - ба-а-а!!! - надомной смеялся!
- Лучше бы помог! - обиделась я.
- Извини, принцесса! - услышала в ответ примирительное. - С этой моделью синтезатора не каждый сразу справляется.
С помощью Марка я научилась выводить на экран голографические изображения из журналов мод. Дело пошло на лад. Я вертелась перед проявившимся зеркалом, а Марк похихикивал. Его смешки раздражали. Смущали слегка. До тех пор - слегка, пока не обнаружила, что я создаю одежду лишь спереди. Спина, и всё, что ниже, оставалось голеньким.
Лёгким усилием мысли я скинула бальное платье, над образом которого работала. Взглянув в зеркало, удивлённо вскинула брови. И лицо, и шея, и груди, налились краской невинного девичьего стыда.
Иск-мозг снова расхохотался.
- Марк! - вскричала я, топнув по тёплому пластику босой ногой. - Прекрати издеваться!
- Так интересней, каждому из нас.
- Я тебе, слышь, подглядыватель бесстыжий, глаза выцарапаю! - выкрикнула я и услышала в ответ оглушительный хохот.
Ну и ну-у-у, железяка полуразумная выставила меня полной дурой. Это же надо... это же...
Я быстро пришла в себя. Было бы перед кем выкобениваться, как древние говорили. А затем... - о-о-о, это было восхитительно!
Кровать и тумбочка с нейрошлемом из каюты исчезли, как и коробки и коробочки, сумки и сумочки, чемоданы и чемоданчики. Марк в мгновение одно превратил её в сцену. А эргоэкран - в зал ресторана, мест на триста. Я на минуту врывалась в синтезатор, создавала очередное, фантастически чудесное платье, туфли и украшения, торопливо накладывала новый грим, в долю секунды то наращивала, то убирала ногти, в секунду делала новую причёску и, с микрофоном в руке, неторопливо... скажем так: изящно и неторопливо выходила к публике.
Стена за спиной взрывалась всплесками цветомузыки. Фейерверки расплёскивали снопы искр. Откуда-то летели конфетти. А прожектора слепили... ох, нестерпимо слепили ярким светом славы!
Ах, как я пела!
Как пела!!!
Хм... фальшивила, конечно. Но микрофон исправлял шероховатости, усиливал голос, делал его невероятно приятным даже для меня.
Ах, какие были аплодисменты!
Люди несли цветы, А я, протягивая руку в эргоэкран, брала букеты и словно бы в самом деле касалась тёплых рук своих благодарных зрителей. Собирала цветы со слезами на глазах и обещала спеть ещё лучше, ещё проникновеннее.
А как смотрел на меня юноша с бокового столика... А как кружились в танцах пары... А как...
- Марк, ты сумасшедший! - Я опустилась без сил на пол. Тотчас появился занавес, спрятав меня от публики. - Ты и меня сделал сумасшедшей, - прошептала я, не стесняясь самых счастливых слёз в моей жизни. - Я ведь, во всё это, почти поверила. Я же... ой, мамочки, пять часов пролетело, как пять минут!
- Убрать сцену?
- Нет. Не нужно убирать сцену. Вдруг ещё захочу петь.
- Принцесса, ты заработала полторы тысячи кредиток, - тепло произнёс Марк.
- Как это?!
Это не я вскинула брови, сами на лоб прыгнули.
- Твоё выступление по пси-связи транслировалось в один из лучших ресторанов столицы Киотана: планеты, на которую мы летим. Оно настолько всколыхнуло публику, что видеозапись приобрёл центральный канал эрговидения. Я дал тебе имя: Принцесса Грёз, Таинственный Цветок Любви. На Киотане тебя ждёт слава, толпы поклонников.
- Подожди, а моё согласие...
- Не требовалось. Я вправе был придумать для тебя это приключение.
- Но я...
- Принцесса, я и в самом деле вправе был придумать для тебя это приключение. Это оговорено в контракте, с которым ты отказалась ознакомиться.
От слов звездолёта я отмахнулась, словно от надоедливой мухи. Лихорадочно обдумывала ошеломительную информацию. Полторы тысячи кредиток за пять часов обезьянничества... А если по курсу, в рублях, если умножить на сто сорок шесть... Ой-ё! Мамочки-папочки, столько за полтора года в библиотеке не зарабатываю!
- Марк, а ты не врёшь?! Они точно будут моими, те полторы тысячи кредиток.
- Они уже твои. Уже перечислены на твой личный браслет. Обналичить их ты можешь в любом месте Вселенной, где есть банкоматы Всеобщего банка Галактики.
- Сколько времени мы будем на Киотане?!
- Четверо суток.
Мысли мои словно лихорадкой заболели.
“Выдержу! Я железная!!! - вбивала я их большой кувалдой разыгравшегося воображения. - Четверо суток, по четыре концерта в день... Ох, не сорвалось бы - треть жизни у родителей на помаду занимать не придётся!”.
И выкрикнула:
- Марк, я согласна!!!
- На что, моя принцесса?
- Я спать не буду, Марк! Вкалывать стану, как лошадь Прожевальского! Ты организуй мне тур по планете. Я смогу, я сильная, стану давать по четыре концерта в день - нет, по пять! По пять трёхчасовых выступлений. А если... слушай, Марк, а нельзя задержаться на Китане...
- На Киотане.
- Да, на этом самом Киотане нельзя задержаться хотя бы ещё на четверо суток?!
Смех иск-мозга не предвещал ничего хорошего.
- Принцесса, выступать в его концертных залах я тебе не советую.
- Почему?!
- Зрители тотчас поймут, что у тебя нет вокальных данных.
- А если ты поможешь мне, как тут?!
- Увы, принцесса, за пределами яхты я не всесилен.
Я застонала и, обхватив голову руками, горько заплакала. Рушилась мечта, столь желанная мечта почти всех женщин: разом заработать много-много, сверхмного денег и жить припеваючи.
- Выходит, ты обманул центральный канал эрговидения киотанцев.
- Нет. Они знают, что у тебя нет вокальных данных.
- Так какого чёрта они купили мой голос?!!!
- Они не голос купили. Твою артистичность. Непосредственность. Необычность представления. Блеск радости в твоих глазах и твоё безграничное счастье.
- Спасибо, Марк, ты меня утешил. Ты меня безгранично утешил. Так утешил, что волком выть хочется.
- Что не устраивает тебя, принцесса?
- Всё! А в первую очередь эта сцена! Да, Марк, можешь её убрать, больше я петь не буду... Подожди, куда ты цветы дел?! Верни их! Немедленно верни!!! И создай мне штук двадцать ваз. Пустых. Воду я и сама налить сумею!

2.
Анька дрыхла.
Спала, как говориться, без задних ног... Хотя, по отношению к подруге, так говорить - подло. Беру эти свои слова, вырвавшиеся невольно, обратно!
Поражаюсь некоторым выражениям 20 и 21 веков. В частности этому. Придурочность, которая в нём содержится, железная женская логика века сегодняшнего без высшего образования, (хотя бы такого, как у меня), вряд ли сможет разгрызть. Когда вижу я в древней книге выражение "спать без задних ног", тотчас представляю мужчину, который недалеко ушел в развитии от неандертальца. Кому ещё, кроме как беззаботному, изнеженному первобытному самцу, чей покой охраняют излишне заботливые женщины племени, можно спать не только без задних, но и без передних ног. Только тому, у кого руки, как древние говорили, не оттуда растут и, следовательно, руками не являются.
Простите, отвлеклась чуть от основного повествования.
Дверь в каюту подруги оказалась заблокированной. Я кулаки обстучала, чуть не переломала каблуки любимых туфель, прежде чем Марк соизволил осадить меня в моём усердии прорваться в самый желанный уголок яхты.
- Переборки не пропускают звуки, а их микроколебания человек не может уловить вследствие несовершенства слуха, - занудливо заявил он.
- Это ты не совершенен! - огрызнулась я и потребовала: - Сам открой дверь!
- Сделать этого я не вправе, - услышала в ответ. - Хозяйка каюты запретила прерывать её сон.
...Анька проспала часов десять. Я измаялась, её дожидаючись. А когда она соизволила проснуться, я захотела спать - смертельно! (В том числе, из-за вредности). А когда я проснулась, она дрыхла.
Так и летели. Вместе, и по отдельности.
А может, к лучшему?!.. Ха, ха-ха, лишние сто раз не поссорились!

3.
О планете, к которой мы путь держали, я постаралась разузнать как можно больше. Пересмотрела все рекламные нейробуклеты. И даже выучила разговорный язык киотанцев. Их иероглифы... - ха, что я, белены объелась, заучивать?! С моими глазищами да китаянкой быть?!
- Ха, ха-ха! Ой не могу! Ха-ха-ха!.. - На этот смех не обращайте внимания. Это я для себя смеялась. Это я представила себя в кимоно, тонкой кисточкой усердно выписывающей чёрной тушью на белоснежной рисовой бумаге разные чёрточки и загогулины. Картина та ещё вырисовалась - вполне достойная кисти японо-китайского Репина!
Всё, хватит тупить! Впредь обещаю быть серьёзной, как никогда!
Китайцы колонизировали Киотан аж 1247 лет назад. В течение трёхсот лет переселенцы жили почти в аду, настолько жарким был климат. Им удалось укротить планету. Лишний газ какой-то, создающий парниковый эффект, они откачали и сверхвыгодно продали тем, у кого газа этого не хватало, а количество кислорода увеличили за счёт продуктивной жизнедеятельности растений, привезённых с Земли.
До появления китайцев, на планете растительности почти не было. Мхи да лишайники - что они значат против бамбука?! Сравнятся ли они в красоте с рисовыми полями?! Пришельцы научились выращивать всё, что необходимо было для возрождающейся, закрытой от посторонних империи, рвущейся к свету извечной надежды на счастье и на понимание гармонии мира.
Вскоре, о космическом одиночестве киотанцам пришлось забыть. Очень бурная жизнь развивалась прежде лишь в океане Киотана. (Да, в одном единственном, потому как на планете был один материк, да сотен пять небольших островов вокруг него). Выяснилось, что океан исцеляет практически все человеческие болезни. Не в минералах растворённых было дело, не в радонах разных, просто... - ага, так и объясню я вам всё просто. Самой бы понять!
Условно-теоретически так выглядит исцеление. Океан - единый, живой организм. Когда в него попадает что-то живое, пусть даже инородное, его биополе сливается с биополем океана в одно целое, а в результате... - что тут непонятного, болезни проходят.
На Киотан со всех планет валом повалили больные. Особенно много их было, если где-то шли войны. Ещё бы! В этой воде солёной - полуразумной! - у людей даже оторванные конечности заново отрастали. Регенерировали, то есть. А это - чудо!
В чуде была своя чудинка: купаться в океане можно было только неглиже. То есть в том виде, в каком мама родила.
Страшные и огромные чудища в прибрежных водах водились, внешне похожие на земных скатов - шипохвосты. Их основная пища рыбка малянка, размером с человека, предпочитающая мелководье, при виде своего извечно голодного поедателя, выбрасывала ядовитые полоски разноцветной плёнки, которые делали её похожей на сгусток таких же лохматых водорослей, плавающих колониями. Бедному шипохвосту приходилось пронзать добычу острым хвостом, а съедать спустя минут пять-десять, когда плёнка утрачивала ядовитые свойства.
Чем шипохвостам не понравились люди в плавках и купальниках, одним им известно. Они пронзили острыми хвостами не одну тысячу человеческих задниц, прежде чем дошло до людей, что купаться в водах Киотана безопаснее голышом.
Прогресс не стоит на месте. Киотанцы придумали тысячу способов отпугивания от пляжей шипохвостов. И ультразвуком. И пси-полями. И с помощью химии. И... - откуда я знаю, что они ещё понапридумывали. Пляжи разрастались, отнимая у шипохвостов их исконные места охоты. Вот только, шипохвосты оказались не столь просты. Всякие разные понапридумывалки, разные хитроумные отпугивалки временами игнорировали. Рвали сети ограждений. Появлялись там, где их не ждали. И с ещё большим удовольствием пожирали тупых и ленивых малянок, которые стали ещё более тупыми и ленивыми после того, как развелось их сверх меры за счёт вмешательства человека в природный процесс их воспроизводства.
Малянкам повезло - их мясо оказалось для людей не съедобным. Не повезло в другом - голодные шипохвосты зверели, когда прорывали ограждения. Они убивали малянок без счёта. И... снова и снова нападали на людей, купающихся хотя бы в крохотных лоскутках ткани на бёдрах.
Нужно ли объяснять очевидное?! Причина, отчего все пляжи Киотана стали нудистскими ещё задолго до того, как мы полетели на него, так полагаю, уже очевидна.
Следует отметить, жертвами шипохвостов чаще были дамы... Ой, хватит тупить и морщить лоб! Что же тут-то не понятного?! Мужчины не носят бюстгальтер! А он, по сантиметрам тем самым, квадратным, площадь занимать может куда большую, чем мужские плавки.
Даже в этом проявилась несправедливость судьбы по отношению к прекрасной половине человечества.
И не спорьте!!!
История не благосклонна к женщинам.
Ещё в первобытнообщинном строе, (на Земле, ясное дело), первобытным дамам предопределены были самые неблагодарные занятия: скоблить шкуры, выдумывать поваренные книги и утирать сопли первобытным, варварски не воспитанным детям. В средние века наиболее просвещенных дам, умами блистающих, тысячами сжигали на кострах, как ведьм, заодно с бродяжками и разными Жаннами д Арк, с истинно сумасшедшими. В эпохи грандиозных и захватывающих войн, (не захватнических - а именно дух захватывающих романтикой причастности к русской рулетке, к возможности на равных с мужчинами поиграть со смертью), им старались не давать в руки оружие. Заглянем в любимые мои века, 20 и 21, по которым я специализировалась в университете. Среди первопроходцев - мужчины. Среди правителей стран - почти сплошь мужчины. Среди художников... - ха, попытайтесь сами назвать хотя бы пару знаменитых художниц того времени.
Слабо?!!!
Даже в века освоения космоса вершилась великая несправедливость: женщин оттирали от вакуума, словно нечистую силу от церкви... Ха, ха-ха! Ой не могу! Ой...
Простите, забрела в голову мысль интересная. Грех было не посмеяться... Ну вот, теперь этой мыслью с Вами делиться придётся. Иначе Вы меня за идиотку примите, которая только и делает, что ржёт беспричинно.
А ведь не каждого рассмешу! Кому-то усердно захочется пальцем у виска покрутить. Настолько усердно, что мозоль на кончике пальчика натрёт. А мысль такая пришла, юморная крайне: если жена наставит мужу рога, может ли священнослужитель принять его за дьявола?!
Всё, прекращаю ёрничать!
Когда началось заселение планет, даже в эти пресвященные века... Ха, ха-ха! Ой, не могу! Ой, ха-ха, я же сейчас...
Не прикалывайся!
Лично я от смеха ещё ни разу не описалась!.. Ой, простите, то не Вам говорю! Дневнику своему бестолковому. Вечно он лезет, куда не просят... Помалкивай, понял! Твоё дело протоколировать!
Ха, ха-ха! Ха-ха-ха! Он и это высветил на экране виртуальном! Не вставить ли в браслет кристалл стандартного дневника!?.. Ой, надо же, обиделся! Надо же, фиолетовым плесканул по экрану!
Да я, если знать хочешь, дневник мой личный, тебя ни на один другой не променяю! Я же за тебя столько денег выложила, сколько десять профессиональных кристаллов-лингвистов не стоят. Они роботы, а ты, хоть и "левый", хотя и студентами творчески доработан, не бездушен.
А бестолковым обзываю... хм, любя! И не подлизывайся! Убери с экрана смайлик этот, с улыбкой трёхмерной!
Так вот, тема для очередной ржачки сама открылась. Всего-то навсего одну буковку не ту надиктовала. Хотела сказать: в просвещённые века, а ляпнула... - нет, не несуразность! Действительно, те века были ещё и пресвященными.
Священники разных мастей плодились, будто мухоморы после дождя, чтобы в очередном "Ноевом ковчеге" занять почётное место помазанника божьего. За это сытное место чуть не дрались с ними колдуны, всевозможные проповедники оккультных сил. Порой они вместе восходили по трапу на космический корабль, отталкивая друг друга локтями, и не ясно было, что победит на планете-приёмыше - магия или религия?!
Около полутора тысяч лет назад, служители всевозможных культов "опиума для народа", чтобы завлечь земную паству под свои "знамёна", устраивали на космодромах целые представления, больше похожие на цирковые. Особенно усердствовали святоши от христианства: часа по два-три обмахивали транспортники кадилами, кропили их святой водой, благословляли несчастных беглецов в путь-дорожку крестными знамениями. А переселенцы с упоением целовали золотые кресты, брали в дорогу иконы, завернув их в холщовые тряпки, и совали в баулы пластиковые бутыли со святой водой, чтобы через много-много лет, уже их дети, смогли бы окропить ею неведомую планету.
В те времена полёт к другой, офигительно далёкой Солнечной Системе мог быть - как вечность, а надежды на выживание - микроскопическими. И всё же, они летели. Придурочно. Фанатично. Веря. Надеясь. И... заселяли космос. Они уживались там даже, где, по утверждению учёных того времени, жить было невозможно.
Что это?!
Трусость?! Дебильность?! Подвиг?!.. Или это всего лишь проявление элементарнейшего инстинкта сохранения жизни?! Инстинкта, который гнал их в неведомые дали. Порой, на погибель. В никуда. В забвение. Почти половина экспедиций - да что там, процентов шестьдесят! - сгинула. Земляне до сих пор не нашли не только их корабли, даже следов пребывания на тех планетах, к которым они отправлялись.
Не могу без слёз смотреть старинную видеозапись прощания с супертранспортником "Надежда" - звездолётом диаметром километра в три. С одной стороны его дюзы и кольца антиграверов с вожделением мазали кровью жертвенных животных шаманы. С противоположной - распевали псалмы. Слева грохотали усиленные динамиками слова христианских молитв. А справа, накладывали на космоброню заклятья и заговоры десятка два сильнейших колдунов Земли. Переселенцам не казалось это смешным и ужасным. Они не ведали, что берут с собой нечто страшнее нейтронных бомб - то, что уничтожит в будущем надежды на счастье их детей и внуков! - груз будущих религиозных войн.
Позже, когда улеглась суета, когда фанатики страхомании, оголтелые провозвестники конца света чуть тише стали кричать о том, что Земля погрязла в грехах и неминуемо погибнет, в транспортниках стали отправлять людей одной веры. И одной национальности... Одумались, наконец!
Ой, и что я слова лью, как водичку на могильные цветы? Историю вы и без меня знаете.
Так было.
Но было и другое. Снова, по отношению к женщинам творилась великая несправедливость. Их брали в звездолёты всего лишь в качестве "кур на жердочке", чтобы на радость всем невзгодам несли они "золотые яйца" продолжения рода людского в чуждых, невероятно тяжёлых условиях.
Да!
Да-да!!!
Во все века нам уготована была роль жертвы. Слабой и беззащитной. Вот и сейчас, в век благоденствия, прикрываясь словами заботы о нас, осыпая нас драгоценностями и прочими безделушками, стыдливо пряча истинные намерения за миллиардными букетами цветов, мужчины оттирают нас от большего. От возможности владеть миром... Впрочем, Анька другого мнения.
Ой, пусть только посмеет меня оспорить - глаза выцарапаю! Авторитетно заявляю: все мужики шовинисты! И этим всё сказано!!!
Простите, отвлеклась чуть. Но... и впрямь накипело. У Аньки, вон, хоть парень есть. Пусть тюфяк лжеспортивного вида, но есть. (Ещё помирятся сто раз). А у меня, в голове моей беспокойной, уже полгода лишь ветер от воображаемых любовных приключений.
Почему - вот скажите! - почему старичьё мне комплименты расточает, а ровесники смущённо краснеют, потеют, сопят, мямлят непонятное, словно рот жвачкой забит, и стыдливо отводят глаза в сторону? Что это - что?! - если не оголтелый мужской шовинизм. Чем я для них не интересна?! Я Вас спрашиваю - чем?!!! Ведь я же пригоженькая. Хоро-о-ошенькая!
И черт с ними, с парнями!
Им же хуже!
Без меня.
Такой вот...
Ха, ха-ха, неужели подумали Вы, что я и в самом деле такая... - "блондинка в шоколаде"?! Туплю я снова - что не ясного?!
Тупить - удовольствие, если это в шок вводит людей ограниченных, воистину тупых. Тупить с юмором - престижно и модно. Тупить так, чтобы мысль основную высветить, более яркой её сделать и образной - искусство.
Если человек любит прикалываться, что, у него мозгов нет?! А если на всё происходящее он обожает смотреть через призму парадоксального юмора - не дурак же!!!
Если честно, я сама до конца не знаю, какая я. Не всегда понимаю, из каких истоков вырастают предпосылки к некоторым поступкам. Не знаю, на что способна. И над чем смеяться буду завтра, до слёз - не знаю!
За шутками, за показной тупостью, я прячу растерянность... Если честно, мир часто меня страшит.
Уместно ли тупить и над этим?!
Не знаю!
Знаю одно: мне интересней смотреть на серьёзности с позиции логики сказочной страны Глупомании, отвергающей любую логику...

4.
Большинство людей смотрят под ноги только для того, чтобы не упасть.
Вместо того, чтобы обратить внимание на родные лекарственные растения, на своих врачей и новейшие медицинские технологии, подчас на порядок превышающие возможности чудо-океана, многие жители Галактики летели, (и по сей день, летят), на Киотан.
Мечта китайцев о новой, закрытой от остального мира империи провалилась. Желание заработать на чуде превалировало. Планета превратилась в огромный санаторий, где врачом была сама природа.
Простым китайцам, даже живущим вдали от океана, выгодно стало выращивать на продажу рис, овощи и полуторатонных свинозавров, которых они вывели из обычных свиней каким-то нейро... ха, так и хочется добавить: лже-селекционным способом.
Правительству Киотана деньги лишними не были. Их немало приходилось тратить на предотвращение войны. Этим и оправдывались, в основном, непомерно большие налоги, хотя элита жила не безбедно - коррупция процветала.
Соседнюю планету Кхору, с холодным климатом даже на экваторе, (даже на нём лето было лишь три месяца, соответственно, по три месяца - осень, зима и затяжная весна), около полутысячи лет назад правительство Земли облюбовало для ссылки преступников. Впоследствии, своих преступников на неё стали ссаживать и правоохранительные органы других планет, в том числе и киотанцы. Всё бы ничего, если бы на Кхоре не возникла собственная империя, закрытая от всех, кроме контрабандистов и жадных до лёгких денег космических спекулянтов - жестокая империя, жаждущая отомстить всем, кто некогда помогал преумножать количество её жителей.
Кхорцы всю свою злость обрушили прежде всего на безобидных киотанцев. Они почти два столетия слали космические корабли с наёмниками... - ха, бесславно.
А на кого, позвольте спросить, им ещё обрушивать карающий меч ненависти?! Только на бедных киотанцев! Полётами в подпространстве и гиперпространстве они не владели: до других обитаемых Солнечных Систем им было не "дотянуться". Да, да-да, гиперпространственные двигатели выпускались только на Земле, а её правительство не считало нужным делиться секретами со всем миром.
И правильно. Иначе войн было бы куда больше.
Сегодня киотанцы над бывшими преступниками и их воинственными потомками лишь посмеивались. Их покой оберегали пять крейсеров, подаренных Землёй, (компенсация за былую непродуманность в выборе планеты-тюрьмы). Крейсера оснащены были самым новейшим вооружением, включая пушки субмуляции материи. Правда, пушки эти были слабыми: планету в клочья разнести не могли, не говоря уж о звезде, (земляне просто так не будут разбрасываться столь грозным оружием). Они способны были "склёвывать" материю малюсенькими порциями, килограмм по пять в секунду, и превращать её... откуда я знаю, во что?! Наверное, в субмуляцию.
И всё же, это было страшное оружие. Крейсера могли уничтожить любой звездолёт. А уж нашу яхту “Ура!” в минуту превратили бы... уж позвольте ещё раз посмеяться - в продырявленную шляпу!
Киотанцы уверились в собственную неуязвимость. Их не смущала реакция сегодняшнего правителя Кхора. Йоходур-27 прислал издевательскую видеограмму. Поздравил с приобретением крейсеров и заявил, что коль не может захватить червей навозных киотанцев, то уничтожит их и их долбаную планету... Вы на меня косо не смотрите. Тут не туплю, уж точно. В той видеограмме так и написано было тем уголовником в алой императорской мантии - долбаную планету!!! И именно с тремя восклицательными знаками.
Всё, хватит! Выдохлась я инопланетную правду-матку резать дневнику своему многострадальному. Заколебал он меня вопросами... Умора! Он и это в память ввёл и на виртуальном экране передо мной высветил!

5.
Пожилой китаец, наш гид, изъяснялся по-русски вполне сносно. Когда я рискнула заговорить с ним по-китайски, не понял ни слова... Ну и ладненько! Не могу же я подстроиться под все их диалекты. Уж я то знаю, что язык киотанцев изучила почти в совершенстве.
- Куда госпожи туристы захотьят их доставить? - вежливо поклонился этот низкорослый представитель рода людского, прижав руки к груди.
- На пляж! - хором ответили мы.
- На ближайший пляж, - добавила я. - Ужас, как искупаться хочется.
- Зовите меня Ванья, - радостно заулыбался он. Вам представляться не надо. Ваш имён я выучиль, когда вы быль ещё в космос.
Вот и пойми, то ли под нас подстраиваясь Ванюшей назвался, то ли Ванья его родное киотанское имя. На всякий случай, мы решили звать его Ваньём... Ваньёй... Тьфу ты - Ванья.
Китаец взмахнул рукой и тотчас с площади перед космодромом к нам рванул с открытым верхом... ба-а-а, автомобиль с двигателем внутреннего сгорания. Местная “Антилопа-гну”, у которой крылья подьела... ба-а-а, настоящая ржавчина. Только ради того, чтобы прокатиться на подобной рухляди, стоило отправиться в космическое путешествие. Ой, девки не поверят!
Мы проехали небольшой городишко - самое... да, самое большее, с трёх-пятиэтажными домиками.
- Это что? - показала я на старинную башню с часами.
- Ми тут живьём.
- Ванья, а это что? - спросила я при виде приземистого здания, с характерной китайской крышей, с драконом-флюгером на макушке.
- Ми тут живьём.
- А это?
- Плошьять.
- Какая?
- Ни машьи руками. Менты остановят. Штрафь будьет.
- У вас что, тоже менты есть?!
- Менты есть у вам. У нас ньикоть. Я так яснее изъяснять.
- Поня-а-атно!
Вскоре городок закончился.
Километров пять мы ехали среди полей. Работающие на них киотанцы, в широкополых шляпах, в серых спецовках, на нас не обращали внимания. Ни один не разогнулся... Ха, на всех внимание обращать - без урожая остаться!
Машин на трассе было множество, даже на гравиподушках!
Ой, ма-а-а!!! Выходит, не настолько почётными гостями мы были?! А может... - ой, ма-а-а, неужели Марк решил на нас сэкономить?! Или... - Ха, ха-ха! Ой, не могу!!! - предоставить путешественникам с других планет ржавый рыдван - писк моды!..

6.
Мы остановились перед базаром.
Хитрый ход! Чтобы попасть на пляж, пройти предстояло через торговые ряды. На прилавках - чего только не было. Анька ходила между рядами, охала, ахала и удлиняла лицо за счёт то и дело отвисающей челюсти. И беспрестанно восклицала, округляя и без того квадратные глаза:
- Одна-а-ако!!!
Цены были с тремя нулями. А Марк, вот жмот, выделил нам наличкой лишь по полста кредиток. Чтобы купить яблоко, скинуться предстояло... Ха, ха-ха!!! Ах, как мы хохотали, когда узнали, что цены на ценниках в местной валюте - в юариках, а в кредитке десять тысяч сто один юарик.
Мы могли скупить весь рынок, вместе с навесами. Ещё осталось бы деньжат прилично, хотя бы для того, чтобы подать достойную милостыню местному попрошайке, усердно, но не умело изображающему, что он без ног... Мы и подали. Попрошайка схватил деньги, расцеловал их, и, издав воинственный душераздирающий крик, бросив на произвол судьбы коляску с деревяшками отталкивателей от земли, со скоростью олимпийского чемпиона умчался в сторону полей, где гнули спину простые киотанцы. Наверное, у него там вкалывали родственники. И, может, мы действительно осчастливили его и их... Ха, десятью кредитками!!!
Когда меня не понял торговец арбузиками, размерами с крупный помидор, я усмехнулась. Когда не понял мой идеальный киотанский продавец соломенных шляп и шляпок - насторожилась. Когда меня не понял никто, к кому обращалась я по-китайски - задрожала от бешенства.
- Марк! - рявкнула в личный браслет.
- Слушаю тебя, принцесса.
- Мой китайский никто не понимает!
- А почему, собственно, они должны тебя понимать?
- Я же учила их язык!!!
- Принцесса, ты учила современный земной китайский язык.
- И что?!
- Прошло более тысячелетия, как первые киотанцы покинули Землю. Их язык, и язык китайцев на Земле, развивались самостоятельно. Сегодня это, по сути, два разных языка.
- Так какого чёрта я учила...
- Спроси это у себя.
- И ты не мог подсказать мне?!
- Пытался. - Из браслета послышался издевательский смех. - Вспомни, что ты мне ответила?
- Я?!.. Могла ли я перечить тебе?!
- Ты... Ты... Ты... - Марк захлёбывался от смеха. - Когда я попытался наставить тебя на путь истинный, ты сказала: “Не лезь! Без сопливых разберёмся!”.
- Но я... Я же, шутя!
- И я умолчал о том - уж прости! - отчасти шутя.
- Марк, ты зануда! Ты мне противен!
- Рад слышать слова эти. Моя принцесса, если бы я был мужчиной, в тебя влюбился бы!
Вот и разговаривай с дуремаром этим, себе дороже... Вообще-то, сама виновата!
На базаре, в крайнем ряду, торговали разноцветной галькой, якобы обладающей фантастически целебной силой. И какими-то таинственными мазями и лекарствами. Наш гид советовал нам купить то одно, то другое, но мы благоразумно отказывались.
Ох и насмешил нас маленький лысый старик-киотанец, одетый в расшитый серебряными нитями грязный халат. Таинственно подмигнул. Замахал призывно руками. Затараторил, помахивая у нас перед носом какой-то скляночкой.
- Переводи! - притворно-сердито взглянула на меня Анька. - Благодаря твоему легкомыслию я не ввела в личный браслет электронный переводчик.
- Не нада ссора, - заулыбался гид. - Я есть переводчик. Он предлагай купить порошок из усов песчаный змея. Хороший. Помочь любовь лучше сделать может.
Анька ошалело уставилась на старичка, а я... нет, не смеялась. В склянке порошка было столько, что на производство его вряд ли хватило бы усов Чарли Чаплина. Вот если бы побрить героя 20 века Будённого... У меня богатое воображение, но тут, как ни тужилась, не могла представить усатую змею. Тем более, с усами Будённого.
- Чушь какая-то, - подвела итог подруга и под моими сомнениями.
Мы накупили фруктов. Ради этого приобрели огромную корзину, метра полтора на полтора... - шучу. Корзина и в самом деле была большой, словно тазик. Круглой и вместительной, словно тазик. Ванья слова не сказал, когда мы делали покупки. А у входа на пляж выгибнулся, на радость двум аборигенам, которые нас сопровождали, словно телохранители.
- Это есть льзя нет, - ткнул кривым пальцем в экзотические фрукты, а может овощи.
Мы их выкинули.
- Это ядовит, если не жарить.
И это выкинули.
А когда он показал на чудесную гроздь винограда и провозгласил:
- Это есть для вас крайне вред!
мы послали его к чёрту и, к огорчению аборигенов, с радостью подбирающих наши выброшенные покупки, торжественно водрузили виноград на самоё почётное место в корзине - в центре. Мы раскусили нашего славного гида Ванью. И пожалели, что с дуру выкинули то, что “ядовит”. Уж Марк бы разобрался, побаловал бы нас экзотическими блюдами.
В раздевалке я разделась... ясное дело, до гола. Но накинула халат, который предусмотрительно захватила с яхты.
- Ань, а ты знаешь, что пляжи здесь нудисткие?
- Да, - отозвалась она.
- Не страшно?!
- Эта модель поведения людей общепринята, не комплексуй! - "успокоила" меня подруга.
Мы вышли из раздевалки. Я в халате, скрывающем пятки ног. Анька - голая. Выбрав свободный пятачок, активизировали надувные шезлонги. Вот тут, картинно изогнувшись, я скинула халат.
Пожалуй, более действенным на этом пляже могло бы быть только явление девы Марии. Все, кто на нём был, замерли, раскрыв рот. Подростки, играющие в волейбол, забыли о мяче. Даже детки малые, лепившие куличи из песка, прекратили размахивать лопаточками, или... тем, что в руках у них находилось.
А посмотреть было на что. В синтезаторе я превратила свое тело в несмываемую морской водой картинную галерею... Ох, привираю. Всего лишь, ниже пояса предстала почти русалкой: чешуя искрилась на солнце, казалась настоящей. На спине я нарисовала пять замечательных золотых рыбок, в ажурной вязи водорослей. Грудь и часть живота украшал дельфин. Его глаз был моим соском... То есть, сосок моей правой груди, (задорно поглядывающий на мир), был его глазом. Другой сосок являлся глазом противного фиолетового осьминога. А от... хм, самого сокровенного места, от естественных "водорослей", над которыми изображен, был, затонувший деревянный парусник, струились по телу виртуальноголографические пузырьки якобы воздуха. Только руки были в родной коже. Этим я решила подчеркнуть совершенство светоотражающих, невероятно ярких голографических красок.
Что на меня нашло - не знаю. Я решила улучшить рисунок. Выхватила из кармана халата помаду и тушь для ресниц. Наклонив голову и вытянув неимоверно шею, помадой нарисовала на животе глаз - красный глаз кровожадного пришельца. Чёрной тушью превратила пупок в зрачок. Пара взмахов кисточкой - ресницы готовы. Пушистенькие и очень правдоподобные.
Я шла к океану, как королева художественного стриптиза. Изящно роняла полотенце, не менее изящно поднимала его. Вернее, полотенце я просто роняла, а вот нагибалась и разгибалась медленно, являя всему пляжу прелести своей очаровательной фигуры. Горячий песок пляжа мгновенно увлажнился... Ой, что тут-то непонятного?! Если бы я была мужчиной и зрителем столь захватывающего действа, и у меня бы слюнки потекли.
Я хотела войти в воду грациозно, как богиня. Но когда до воды осталось всего ничего, побежала. (Очень уж купаться захотелось). Ворвалась в океан, словно торпеда.
О-о-о! Какое это было блаженство!
Не отплыла двадцати метров от берега, как за мной бросились трое обнаженных мужчин... Никак снасильничать решили!
Секунд через десять, следом сиганули ещё пятеро... Ха, ха-ха! Куда им до меня! Я же накладные ногти в синтезаторе создала мощнейшие. И на руках. И на ногах. Не ногти - микроласты! Они же, мужичонки местные, малорослые, против моих ногтей... Ба-а-а, моторка от пляжа отчалила.
Жизнь не справедлива. Стоило проявить превосходство, как тут же нашлись проявители ещё большего превосходства. Я решила сдаться. Легла на воду, легкомысленно раскинув по сторонам... руки, всего лишь руки.
Моторная лодка швырнула меня волной, (больших усилий потребовалось принять исходное положение). Вот, сделав вокруг меня полукруг, остановилась. Мужчины, вместо того, чтобы вежливо предложить сдавшейся на милость победителей даме взойти на борт, бросили в воду сеть и в ней... вот сволочи, как камбалу последнюю, втащили меня в лодку. Я хотела, было, возмутиться, выплеснуть на них весь словарный запас взбалмошной земной дамы, доведённой неучтивым обращением до истерики, но тут... бог ты мой, похолодела всем своим нежным нутром, когда увидела, как из глубин океана поднялось что-то громадное и чёрное. Это чёрное начало бесконечно долго скользить в полуметре под водой, словно нескончаемое полотно из ткацкого станка. Вот взлетело над водой, яростно вильнув и обдав нас мириадами брызг, мощное и длинное тело какой-то змеюги с остроконечной головой - задом наперёд ушло в воду. Я смотрела на жуть эту... отрешенно.
Анька утверждала позже, что я вопила так, что полпляжа оглохло из тех, кто вовремя не обхватил голову руками. А кое-кто, из особо слабонервных, грохнулся в обморок... Не знаю. Может, и так развивались события. За пляжем наблюдать у меня не было малейшей возможности.
Я не сопротивлялась. Не только не сопротивлялась, медузой растеклась по дну лодки. Мою невинность можно было брать голыми руками.
Спасатели не стали заводить мотор, торопливо принялись грести. Короткие вёсла так и мелькали в их жилистых руках. При этом, они поглядывали на меня, как на нечто мерзкое, отвратительное. Вскоре эти брезгливые живчики спрыгнули в прибрежную воду, вытащили лодку на берег. С непонятными, но варварски непотребными криками, понесли меня в сети не к домику медпункта, а к входным воротам. Вынесли за них и... вот скоты, вытряхнули меня в придорожную лужу.
Откуда-то сверху, (наверное, с ворот, а может и с пирамидального, одинокого тополя), словно черная жирная ворона, спикировала видеокамера на антигравитационной подушке. Побросав торговые ряды, на радость промышляющим воровством мальчишкам, ко мне сбегались торговцы. Я отвернулась от них и встретилась взглядом с юношей.
Более восторженно-круглых и глупых глаз в жизни не видела.
- Я узнал Вас! - восторженно проорал он на чистейшем русском языке. - Приветствую Вас, о Принцесса Грёз, Таинственный Цветок Любви! Наконец-то Вы на Киотане!
Я тоже узнала его. Несколько дней назад он сидел за боковым столиком... Да, в том самом ресторане, на сцене которого я пела в виде голографического изображения.
Я зубами заскрежетала от злости, а он протянул мне руку с блокнотом и вечным карандашом.
- Вы самая великая певица из всех, чей голос я слышал! Не откажите в милости, дайте автограф!!!
- Держи! - прошипела я, пришлёпнув грязную ладонь к его новой, сверкающей цацками и самоцветами, белоснежной куртке.
Лицо моего поклонника просияло от радости.
- О-о-о! - благоговейно выдохнул он, закатив глаза в экстазе. - Я высушу отпечаток Вашей руки на моём никчемном пиджакаузи, покрою лаком и буду хранить вечно!
Прибежала Анька.
- Тебе не больно?! Может, скорую вызвать?!
Подскочил подзаблудившийся Ванья. Сурово провозгласил, не сделав ни одной ошибки в произношении:
- Именем правительства вы, обе, оштрафованы на десять кредиток!
- Меня-то за что?! - вытаращилась на него Анька.
- Тебя, Анья, за появление в общественный место обнажённой. А тебя, негодниц, за купаний в одета. Если штрафь немедленно не плать, я препровождай вас в тюрьма.
- Немедленно не получится, - процедила я сквозь зубы. - Любезный наш, прежде помоги дамам попасть в раздевалку.

7.
На пляже и рынке было несколько видеокамер наблюдения. Три камеры зафиксировали, как выгибулисто прошлась я по пляжу. Две, (скрытые съёмки велись и с лодки), записали то, как вытаскивали меня спасатели из воды сетью, как скользил и скользил над водой змеевидный хвост шипохвоста. А видеокамера на антигравитационной подушке засняла моё позорное возлежание в луже и не менее позорное моё дальнейшее поведение, когда юноша попросил автограф, а я... а я... - вот дура!!! - измазала грязью его белоснежную куртку. И перебранку с гидом показали. И то, как мы, одевшись, торопливо ретировались с пляжа.
Все каналы эрговидения Киотана без конца повторяли эти сюжеты, словно показывать им было больше нечего.
Мы сидели на диване в кают-компании. Анька хмурилась и кусала губы, а я, то неестественно широко распахнув рот, то, сжав накрепко губы, очумело пялилась в экран. Марк давал синхронный перевод, сопровождая его собственными комментариями, от которых я готова была провалиться сквозь яхту.
- Прекрати скрипеть зубами! - рявкнула Анька. - Ты действуешь мне на нервы!
- Принцесса, стоит ли так убиваться? - послал Марк мыслесообщение. - Что для тебя будет значить Киотан на Земле?! Мимолётноё воспоминание!
- Да уж, конечно, - зло пробормотала я.
Последние два предложения Марк нашептал настолько проникновенно, с такой ехидной интонацией, но они мне показались особо издевательскими. Марк понял это. Нашептал мысленно:
- Извини, принцесса! Не хотел тебя обидеть!
Я вида не показала, что его услышала, лишь ближе подалась к эргоэкрану.
Тот юноша, которому измазала я грязью “пиджакаузи”, в миг единый стал чуть ли не национальным героем. Он взахлёб давал интервью каждому встречному журналисту, которых на пляж тот понаехало видимо-невидимо.
Громкую славу любителя автографов принизили спасатели с пляжа. Они тоже давали интервью, на ходу придумывая несуществующие детали. Спустя два часа после нашего бегства с пляжа всё выглядело так, словно спасатели предвидели появление шипохвоста и знали, что Принцесса Грёз, Таинственный Цветок Любви, появится у них и обязательно выкинет какой-то финт, чтобы ещё больше прославиться... Вот кретины!
Кстати, Аньку очень заинтересовала именно эта моя популярность.
- Принцесса Грёз, Таинственный Цветок Любви, - вытаращив глаза, пробормотала она. - Колись, что ещё натворила?!
Пришлось выложить всё, как было.
- Когда научишься, глупости не делать?! - змеёй прошипела подруга.
- Если полторы тысячи кредиток глупость, то... - напористо начала я оправдываться и... заткнулась. Может, Анька и тут права?!
Обдумать этот вопрос мне не дало душераздирающее зрелище. Показали гида нашего, закованного в цепи, со следами побоев и крови на обнажённом до пояса теле.
Бедный Ванья! Он не заметил приблизившейся видеокамеры. Иначе не заговорил бы о штрафе, который возмечтал положить в свой карман. Оказалось, мы не первые, кого он обводил вокруг пальца. На пляже том орудовала банда из его родственников.
Мне стало жаль его, до слёз. Изуродовать человека из-за каких-то двадцати кредиток, которые мы без особой жадности передали ему в раздевалке, и ничтожной кучки похищенных у нас обманом овощей и фруктов... - в голове не укладывалось!
- Марк, помоги ему освободиться! - взмолилась я.
- Увы, принцесса, законы этой планеты не я писал.
- Что с ним будет?
- Четвертуют. А может повесят.
- И ты так спокойно об этом говоришь?!
- А что я могу сделать, моя принцесса?
- Принцесса, звезда?! - вскричала Анька. И выругалась грязно: - Дурочка ты с верёвочкой, а не звезда!
Ладно бы, дурочкой назвала. А то... дурочкой с верёвочкой!! Позорнейше - не придумать!
Выражение это пришло из конца 22 века. Жившие в нём пять самцов мужского пола - эта мразь, которых мужчинами назвать язык не поворачивается! - именовали так своих жертв.
Они придумали для себя садистское развлечение. Тайно вживляли приглянувшимся девушкам микронейро-ЧИПы, а затем, с помощью определённой компьютерной программы, делали их послушными... Нет, об этом я говорить не хочу. Это безнравственно. Это отвратительно! Это пошло!!!
Я считаю смертную казнь кощунством, но даже я одобрила бы её в этом случае. Да я бы... я бы собственными руками... зубами бы глотки им перегрызла, окажись они в нашем веке!
Этим выродкам смерть на электрическом стуле была бы не вполне справедливым наказанием. Да я бы... И Анька, лучшая подруга, назвала меня так?!
- Аньк, ты чо-о-о?!!! - зловеще прошептала я.
- Ладно, развлекайся! - зло сказала подруга и, гневно сверкнув глазами, добавила: - Пошла я спать. День всё равно потерян.
Я проводила её взглядом и тяжело вздохнула... А что скажешь?!
- Моя принцесса, извини, не вправе не доложить об этом, - тихо заговорил Марк, спустя минуту. - На космодроме собрались журналисты. Умоляют тебя дать интервью.
- Покажи.
Картинка на экране сменилась.
Перед яхтой толпилось человек полста. Микрофоны на тонких штативах торчали над толпой, словно перезрелые головки мака на маковом поле. Со стороны космодрома бежали припоздавшие.
Чтобы ещё раз в жизни стала петь... - никогда!!!
- Марк, я не могу. Я... я вообще, до конца полёта, не выйду из яхты. Марк, почему я такая несчастна-а-ая-а-а.
- Не плач, принцесса. В любом несчастье есть хоть что-то положительное. На это смотри.
- Ага-а-а, тебе легко говори-и-ить!
- Чем помочь тебе, принцесса?!
- Дай мне таблетку-у-у! Дай сно-снотвор-ворное-е-е!
На столе появилась долька арбуза.
- Я просила снот-нотворное!
- Это снотворный арбуз, моя принцесса...

8.
Анька мерила шагами кают-компанию, насквозь прожигая меня уничижительными взглядами, а я сидела на диване с мокрым полотенцем, обмотанным вокруг головы.
- Принцесса, хочешь, я создам для тебя обезболивающий арбуз? - не выдержал моих мучений Марк.
- Не-е-ет! - простонала я. - Уж лучше умереть от головной боли!
- Тебя из гранатомёта не убить! - рявкнула подруга.
- Ань, я же не думала, что так получит...
- Тебе нечем думать! - услышала в ответ.
- Аньк, я же за три дня, без тебя, от тоски сдохну. Сама пожалеешь, что без меня решила...
- Боюсь, жалеть будет некого.
- Как это?!
- Когда я вернусь, тебя не будет.
- Как это?!!!
- За это время ты сожжёшь яхту, уничтожишь космодром, а на планете развяжешь нейтронную войну.
- Ну и шуточки у тебя!
- Шутки у тебя, а у меня, боюсь, пророчества, - холодно сказала подруга и рявкнула: - Марк, долго ещё копаться будешь?! Я опоздаю на утренний поезд!
- Далась тебе эта столица! - пробурчала я.
- Очень даже далась. Не побывав в её музеях, на выставках, концертах и спектаклях, можно ли утверждать, что была на этой планете?!
- А я, значит, одна...
- Сама виновата!.. Марк! Я опадаю на поезд!
- Анна, потерпи чуть, я не могу тебя отпустить без телохранителя.
Это "сейчас" длилось минуты полторы. Наконец, одна из панелей кают-компании распахнулась, словно дверь, и в кают-компанию вошел худенький, маленький старик-китаец с остроконечной бородкой, одетый в халат не первой свежести, в сандалиях на босых ногах. Он приложил правую руку к груди и низко поклонился.
- Анна, он встретит тебя у выхода из здания космодрома, - сказал Марк и старик исчез.
- Это не ему меня, мне его телохранить придётся! - фыркнула подруга. - Ткни пальцем - рассыплется!
- Анна, это боевой робот, а не человек, - сказал Марк.
- Какие его возможности? - заинтересовалась я.
- Он не сможет защитить Анну только в том случае, если находиться они будут в эпицентре ядерного взрыва.
- А где настоящий гид, по образу и подобию которого ты создал робота?
- В департаменте службы безопасности Киотана.
- В департаменте...
- Поверь, принцесса, ему там очень нравится. В данный момент ему вручают орден за долголетнее и плодотворное сотрудничество с контрразведкой. А затем, как того требует обычай, сутки ублажать его будут семь самых красивых гейш, которым не исполнилось шестнадцати лет.
- Ужас! - прошептала я, представив состояние тех несчастных девочек-гейш, которые не имеют права не быть любвеобильными со стариком.
- Марк, ты не забыл, что я опаздываю? - слегка потеплевшим голосом рявкнула подруга. (Если, конечно же, возможно рявкать слегка потеплевшим голосом).
- Полиция убирает с космодрома журналистов. Сквозь их кордон тебе в любом случае было бы не прорваться. Анья, потерпи минут пять. Гарантирую, ты будешь на вокзале за десять минут до отхода поезда.
- Как... как ты меня назвал?!!!
- Тебе послышалось...

9.
- Марк, где твой болеутоляющий арбуз? - простонала я. - Что-то не хочется мне страдать одновременно от головной боли и от одиночества. Это слишком жестоко по отношению к такому нежному созданию, как я.
- Тебе не придётся страдать ни от того, ни от другого, - сказал Марк, проявив на столе дольку арбуза.
- Как это?!
- Моя принцесса, позволь включить экран.
По центральной улице города мчался роскошный лимузин с мигалкой. Съемки велись, скорей всего, с вертолёта.
- Это Анька едет?
- Да.
- Марк, а если бы я решила поехать в столицу, ты бы создал для меня боевого робота?
- В этом не было бы необходимости. Я нанял бы тебе двух телохранителей из гильдии "Презирающие страх".
- За что Анне такая честь?
- Из надёжных источников стало известно, что её собирается выкрасть владелец одного из столичных притонов. Твоя подруга сделала себе хорошую рекламу, когда появилась обнаженной в общественном месте. На ней можно делать на этой планете хорошие деньги.
- Как это?!.. Ой, не отвечай! Я поняла. Одно не поняла, что плохого в том, что она выскочила за территорию пляжа не одетой?!
Я забыла про арбуз.
- Киотанцы, несмотря на нудисткие пляжи, жуткие пуритане, - холодно заговорил Марк. - Год назад, спасаясь от змеи, на улицу голым выскочил мужчина. Его били бамбуковыми палками по пяткам до тех пор, пока не потерял сознание.
- Варвары! - пробормотала я. - Какие они варвары!!!
- Следует признать, били его не только за это. Мужчина на этой планете не должен бояться смерти.
- Какой ужас!.. Марк, зачем ты отпустил Анну?! Верни её!
- Она вправе распоряжаться своей судьбой.
- Марк, если она погибнет, я тебе этого не прощу!
- Она не погибнет. Более того, она не поедет в столицу.
- Как это?!
Изображение на экране сменилось. Я увидела с высоты птичьего полёта привокзальную площадь. Видимо, её облетал с видеокамерой другой вертолёт... Ой, уж не спросите ли Вы, как поняла я, что это привокзальная площадь?!.. Ха, ха-ха! Гравитолёты с гравивагонами даже я от трамвая отличить могу!
Ах, да! Простите за смех в столь напряжённый момент! Это был нервный смех!
- Видишь, в сквере толпа? - спросил Марк.
- Да.
- Это местные молодчики из общества защиты нравов. Они вооружены бамбуковыми палками. Напротив их полста ньикоть, местной полиции. Они вооружены дубинками и автоматами с резиновыми пулями. А у входа в вокзал, видишь, около сорока журналистов.
- Да.
- Им и достанется больше всего, когда начнётся потасовка.
- А когда она начнётся?
- Когда журналисты бросятся брать интервью у твоей подруги.
- Ужас!
- Драку заказал первый канал эрговидения, с разрешения службы безопасности Киотана. Он же потребовал так развести события, чтобы Анна живой, но изрядно побитой, вернулась обратно на яхту.
- Откуда ты это знаешь?
- Чтобы держать ситуацию под контролем, я сотрудничаю с тайной полицией Киотана.
- Тебе не стыдно в этом признаваться?!
- Нет. Я с дьяволом готов сотрудничать, лишь бы обеспечить вам безопасность.
Когда автомобиль с подругой въехал на привокзальную площадь, Марк сказал:
- Моя принцесса, этот сюжет тебе лучше не смотреть.
- Ага, как же, мультики поставь! Про Тома и Джерри! Марк, за кого ты меня принимаешь?! Там Аньку мутузить будут, а я - ухахатываться.
- С ней мой робот. Он не даст её в обиду.
- Ой, ли?!
- Повторяю, это боевой робот. Он способен на значительном расстоянии от себя создавать силовые поля, в том числе точечные, боевые. И даже, в пределах той площади, с разницей в полторы секунды, может искажать пространственно-временные континуумы.
- Марк, мне всё равно страшно!
- Успокойся, принцесса. А лучше всего, отвлеки внимание на что-то другое.
- Если бы знать, на что?
- А не сыграть ли нам в шахматы?
- Смысла нет играть с тем, кто в любом случае выиграет.
- Выиграть у искусственного мозга звездолёта, даже если он играть будет в треть силы, весьма почётно. С тобой я собираюсь играть в полсилы.
Я тяжело вздохнула и согласилась.
Первую партию выиграл Марк.
- Мне снизить уровень игры? - спросил он.
- Нет!
Во второй партии я поставила ему мат.
- Молодец, принцесса! - похвалил Марк, что доставило мне огромное удовольствие.
Забавно было за доской наблюдать. Словно с невидимкой играла, шахматные фигуры Марка сами собой делали ходы.
- Ты мог бы предстать видимым? - спросила я.
- Это не трудно, правилами запрещено лишь.
- Что за странное правило?! - возмутилась я.
- Запретили психологи, чтобы не травмировать психику пассажиров...
Завязался разговор. Только потому третью партию едва свела вничью. Четвертую - не доиграли. В кают-компанию ворвалась Анька.
Я ахнула.
Под глазом подруги был вызывающе подлый синячище. Губа разбита. На разорванной блузке - кровь!
- Анечка, как же так?! - бросилась я к ней. - А робот...
- Робот?! - нервно расхохоталась подруга. - Пока я раскидывала толпу, он прятался за спиной!
- Неправда! - холодно прозвучал голос Марка. - Он девять раз спас тебя от увечий, возможно от смерти.
- А это что, не увечье?! - истерично прокричала Анечка, тыкая себя пальцем в подбитый глаз. - На мне, если хочешь знать, места живого нет!
- Твои синяки и шишки я залечу в течение двух секунд, лишь войдёшь в синтезатор.
Моя железная подруга выдавила две скромные слезинки.
- А моральная травма... - я же об этом всю жизнь вспоминать буду!
- Анна, - строго заговорил Марк, - роботу нельзя было слишком явно проявлять себя. Иначе, его прототипа ждали бы неприятности. К тому же, я всячески отговаривал тебя от этой поездки. Ты меня не послушала.
Ха, ха-ха, впервые вижу, чтоб Аньке наподдали! Ха, ха-ха, ни разу не слышала таких вот её взвизгиваний. Ха, ха-ха... Вообще-то, я была в шоке. Если и смеялась, то... от пережитого ужаса.
Когда Анька скрылась в своей каюте, я тихо спросила:
- Марк, за что ты её возненавидел?
Он не ответил.
- Мы улетаем с этой планеты, - грустно сказал он. - Мне приказали покинуть Киотан немедленно.

10.
Анька чуть ли не кубарем скатилась по винтовой лестнице.
- Представляешь, подруга, перед нами, прямо по курсу, неопознанное летающее тело!
- Марк, почему ты мне об этом не доложил?! - возмутилась я.
Мы услышали хохот.
- И что тут смешного? - холодно поинтересовалась я.
- В рубке была Анна - я разговаривал с ней. И сказал ей: не неопознанное летающее тело, а неопознанный летающий объект.
Мне больше понравилось первое словосочетание. От слов "неопознанное тело", пахнуло чем-то криминальным. А просмаковав слова "летающее тело", вспомнила "Вий" Гоголя.
- Марк, я хочу посмотреть на него!
- На кого?
- На летающее тело. - Марк проигнорировал мои слова. Я потребовала, капризно и настойчиво: - Я хочу посмотреть на...
- Сканирую, - перебил звёздолёт. Заговорил секунды через три: - Это астероид диаметром около трёх километров. Его нет на живых голографических звёздных картах только потому, что прилетел он из межзвёздного пространства. Смотреть, по сути, не на что.
- Тем не менее, я хочу его осмотреть. Я ни разу ещё не видела вблизи ни одного астероида.
Анька меня поддержала.
Марк ворчал. Судя по его словам, от Киотана он мог стартовать не сразу: только отойдя от планеты на значительное расстояние. Насколько значительным оно было, понятия не имею. Уяснила лишь, что луча того, ги-энтровозбуждённого, тут не было. Топлива извести - и без незапланированной остановки! - предстояло изрядно много.
Марк ещё и ещё раз пытался обоснованно поворчать. Вот только, противостоять жёсткому и таранному напору двух столь милых и интеллектуально подкованных девиц он не смог.
- Хорошо, я покажу вам этот астероид, - обречённо согласился он.
Мы провели в рубке часа полтора, прежде чем никчемный астероид не вырисовывался перед нами во всю свою отнюдь не никчемную величину. Он медленно вращался. До тех пор вращался почти неприметно, пока я не увидела на нём ровную площадку.
- Марк, не подслушивай нас пять минут, - сказала я. - Это приказ.
- Слушаюсь! - отозвался иск-мозг.
Я не успела изложить подруге идею наполовину, как она её одобрила.
- Марк, мы хотим выйти в открытый космос.
В ответ - молчание.
- Марк!!!
И снова молчание
Поняла, как не понять: время на неподслушивание не истекло. Через минуту я повторила требование.
- Зачем? - услышали в ответ.
- Мы кое-что хотим написать на астероиде.
- Зачем?
- Мы хотим, неужели не ясно.
- Что за надпись вы хотите сделать?
- Какая разница!
Марк расхохотался.
- Если нецензурную, то...
- Не-е-е! - хором вскричали мы.
- Хм!.. Это бесхозный астероид. К тому же, в этой Солнечной системе нет закона, запрещающего что-либо писать на астероидах. Я не могу вам запретить его разрисовать, но, знайте, решение это не одобряю.
- Спасибо Марк! - радостно улыбнулась я. - Нам потребуются баллончики-распылители. На худой конец, создай каждой из нас по валику и по ведру с белой масляной краской.
От хохота Марка яхта ходуном заходила.
- Марк, что смешного ты нашел в моих словах?
- Ой, не могу, ха, ха-ха! Красить в вакууме масляной краской с помощь валика... Ха, ха-ха!
Только тут дошло, что за пределами звездолёта температурка ого-го! Вернее - ни одного ого-го! Ни одного градуса, по Фарни... вернее, по какому-то Фарину Гейту. Где краску найти, чтоб не смёрзлась тотчас комком твёрдокаменным?
- Ступайте в синтезаторы, скафандры на вас одену, - примирительно сказал Марк. Фыркнул, коротко хохотнул и добавил - А надпись делать лучше сверхтонкой, самоклеющейся, текстурной, светоотражающей, аллюминиевокерамикотитановой плёнкой. Как оденетесь, валики с ней будут на столе.
- Спасибо Марк! - поблагодарила я и послала под потолок воздушный поцелуй.
- Марк, ты умница! - снизошла до похвалы Анька.
Вскоре мы были за пределами яхты, в открытом космосе. Звезды нагло смотрели на нас миллиардами колючих ледяных глаз, бесстыдно ощупывали фотонами света скафандры. Местное солнце было ужасно не добрым. Стекло скафандра потемнело от возмущения, когда повернулась я в его сторону, чтобы показать наглецу кукиш.
Следует признать, что этот знак "доброй воли" мне не дала воспроизвести перчатка - что ни говори, цивилизация людей пока ещё слаба в техническом развитии. Только поэтому, всякие разные наглые солнца имеют возможность слепить и пугать космической необычностью добрых путешественниц.
А если честно... да, я умерла от страха сотню тысяч раз, пока не услышала:
- Полетели подруга!
Анька умчалась к астероиду, а я беспомощно барахталась в невесомости. И умирала от страха... - да, очередную сотню тысяч раз.
- Выведи экран г-управления, - раздался встревоженный голос Марка.
- Откуда я его выведу, если снаружи у скафандра нет ни одного кармана!
- Представь экран перед собой.
- Как могу я его представить, если не знаю, какой он!
- Принцесса, ты напугана?!
- Нет!!! С чего ты взял?!!!
- Я помогу тебе, - сказал Марк. Когда в полуметре передо мной, прямо в вакууме, появился полупрозрачный экран с какими-то кнопочками, он потребовал: - Мысленно придави большую красную кнопку с буквами "МУ".
- А что они означают?!
- Я же объяснял: мыслеуправление.
- Марк, а Марк, а если ты их придавишь эти буковки?!
- В этом случае, скафандром управлять смогу только я.
- И управляй! Сколько хочешь, столько и управляй! А ещё лучше, верни меня... - протараторила я, осеклась, заткнулась на долю секунды, охнула, ахнула и заорала радостно: - Я вспомнила! Марк, миленький, я всё-всё, о чём ты нам вталдычивал, вспомнила!!!
Я с такой скоростью помчалась к астероиду, что, если бы не врезалась в подругу, разбилась бы.
- Тебе бы только в игрушки играть, - беззлобно проворчала она.
- Аньк, приступим! Давай, ты справа начнёшь, я слева. Посередине встретимся.
Поверхность астероида оказалась выпуклой: мы тут же потеряли друг дружку из вида. Это из яхты она виделась ровной, вблизи ещё и бугрилась вздутиями какой-то темно-коричневой горной породы, выпирала острыми выступами. Плёнка ложилась не ровно, местами рвалась. Я прижимала её перчаткой, пока не вспомнила, что в космосе не бывает ни бурь, ни ветров. Решила накладывать тяп-ляповски. Ха, не древние обои на сквозняке - не отпадёт!
Аньку увидела, когда закончила писать букву “и”.
"Ну и копуша, - беззлобно подумала я, - не может с одним словом справится". И тут, подруга полезла по стене вверх, словно муха. Я выглянула из-за скалы и отвисшим подбородком чуть не пробила скафандр.
- Анька, ты что, дура?! - вскричала я.
- Что ты имеешь в виду?! - в ответ хладнокровное раздалось.
- Ты же всё испортила! - нервно выкрикнула я.
- Что именно?
- Отлети метров на полста от астероида, сама увидишь!
Вскоре, мы висели в невесомости и "любовались" совместным творчеством.
Надпись искрилась, отражая свет солнца:
ВСЕ МУЖИКИ ЗЛЫ.

Вставить в неё слог “КО” не представлялось возможным.
- Ты не могла писать помельче?! - набросилась я на подругу.
- Ты не могла отлететь подальше, чтобы осмотреться?! - атаковала она меня.
Марк надрывался от смеха: захотелось скафандр распахнуть, чтобы выплеснуть идиотские бульканья его голоса.
- Есть идея! - хором крикнули мы и расхохотались.
- Недостающий слог “ко” можно написать сверху, перед буквой "З", - сказала Анна.
- Я это же хотела предложить!
Мы рванули к астероиду.
Работа - закипела! Марк больше не смеялся.

11.
- Марк, неужели мы три дня будем висеть на орбите у Торы?! Мы же умрём от любопытства!
- Я вправе приземлиться на эту планету только в строго определённое время. Ни на минуту раньше.
- А почему так?
- Приказ Космофлота.
- Так потому, что мы раньше улетели с Киотана?
- Можно и так сказать.
- Марк, миленький, а если мы по пути залетим... - тьфу ты, не в том смысле! Куда нибудь залетим, на какую-нибудь другую планету, где нас примут, как особо воодушевлённо путешествующих туристов.
- Таких планет по пути нет. Хотя... есть планета роботов.
- Планета роботов?! Ой, как интересно! А как они к людям относятся.
- Они всегда рады людям. В любое время готовы организовать шестичасовую экскурсию.
- Марк, - мило улыбнулась я, - считай, что ты меня уговорил!
- Я?!
- А кто же ещё?! Разве не ты первым заговорил об этой планете?!
- Я не уговаривал тебя принцесса. К тому же, проблема в топливе. У нас уже была одна незапланированная остановка и...
- Марк, не будь занудой! Если это тебе не под силу, так и скажи.
- Но я... Хорошо, принцесса, мы летим на планету роботов.
- Марк, Аньке не говори, а! Я хочу сделать ей сюрприз! Она обожает экскурсии!

12.
Яхта шла на посадку. Мы сидели в рубке, в тех самых креслах, с нейрошлемами на головах, и "любовались" ядовито-жёлтыми облаками.
Поверхность планеты было невозможно рассмотреть.
- Марк, чем они дышат, в таком аду? - спросила я.
- Роботы не дышат. К тому же, на планете почти нет атмосферного кислорода.
- А как на ней мы будем дышать?
- Вы будете в скафандрах.
- Целых шесть часов в скафандрах?!
- Что в том страшного?
- И ты накормил меня... Марк, я же пол-арбуза съела! Умяла килограмма два!
- 1872 грамма, не считая косточек.
- Не ври, косточки я выплёвывала!
- Я это и имел в виду.
- Ты всегда считаешь, сколько я съела?
- Я это просто знаю. Что не устраивает тебя, принцесса?!
- Марк, я же... меня же... - а туалеты есть на этой планете?!
- Нет.
- Нет?! Марк, я не поеду на экскурсию!
- Напрасно беспокоишься. Скафандр вберёт в себя остаточные продукты жизнедеятельности.
- Б-рр!
- Что ты этим хочешь сказать?
- Не хочу, чтобы скафандр вбирал в себя... б-рр. Слушай, а подгузник есть в скафандре?!
- Что-о-о?!
- Подгузник!.. Что ты ржёшь, как сивый мерин?! Если хочешь знать, иск-мозг звездолёта не должен смеяться над пассажирами.
- Ой, не могу, ха, ха-ха! Ой, ха, ха-ха! Как представил подгузник в космическом скафандре высшей защиты... Ой, не могу, ха, ха-ха! Ой, ха, ха-ха!
- Марк, я тебя убью! Понял, ты, мракобес недоделанный!!!
- Ой, не могу, я - мракобес! Ха, ха-ха! Она убьет... Ха, ха-ха! Убьет за то, что в космическом скафандре высшей защиты нет подгузника! Ой, не могу, ха, ха-ха!
- Марк! Если хочешь знать, моя специализация - 20 и 21 век! - выкрикнула я. - В те времена, прежде чем облечь скафандр, космонавты одевали дайперсы!
- Что такое дайперсы? - посерьёзнел Марк.
- Подгузники для взрослых! - с видом победителя изрекла я.
Марк молчал секунд пять.
- Извини принцесса за смех! - сказал он. - Действительно, в информблоке есть сведения о том, что древние космонавты надевали подгузники, когда пользовались скафандром длительное время. Но то были примитивные скафандры. Сейчас роль подгузников исполняют...
- Марк, - перебила я, - это не та тема, которую следует обсуждать с дамой!
- Гм, извини! - сказал иск-мозг и... захохотал оглушительно.
- Так вот, Марк! - сжала я кулачки. - Если в твоём скафандре нет подгузника, я не еду на экскурсию!!!
- Дурью не майся, подруга, - подала голос Анька.
Марк прекратил смеяться.
- Прости, принцесса! Но, наш разговор был так уморителен. Я готов лететь на край Вселенной, настолько много духовных сил ты в меня влила.
- Слетаем ещё, - буркнула я.

13.
- Марк, зачем нужны производства, если есть синтезаторы?
- Они оправдывают себя в звездолётах. Только представь, сколько всякой всячины пришлось бы переносить через гиперпространство, не будь их.
- Проблема в топливе.
- И в топливе, и в хранении грузов. Звездолёты не рационально делать чрезмерно большими.
- Да-а-а, Марк, не будь синтезатора, я у тебя арбуз вряд ли бы поела.
- На Земле арбуз, изготовленный синтезатором, будет стоить в десятки раз дороже, чем выращенный. На яхте его проще синтезировать.
- Ха, в Москве тысячи синтезаторов одежды! В них она дешевле, чем в магазинах.
- Заметь, синтезируется лишь сверхтонкая одежда, которая почти ничего не весит.
- Когда нибудь в земных городах, а может и в деревнях, появятся такие же синтезаторы, как у тебя. Вот будет здорово!
- Это не очень хорошая идея.
- Почему, Марк?
- Если человек разучится производить, он превратится в обезьяну.
- Возможно, ты прав, - задумчиво сказала я.
- В развитии человеческого общества всегда были взлёты и падения. Заметь, в эпохи процветания и изобилия всегда падали нравы. Стоило рогу изобилия ломаться, возрождалась мораль. Человечеству нужны трудности.
- Наверное, ты прав.
- Принцесса, я замучился ждать ответный ход.
- Марк, я устала играть в шахматы. У меня крыша едет от головосломания, лучше поговорим. Кстати, где сейчас Анька. Прошло семь часов, а её всё нет и нет.
- Она едет к нам в собственном автомобиле.
- В каком?! В каком она едет автомобиле?!!!
- Планета роботов подарила ей самый лучший автомобиль Галактики "Кади-Миц-А17-Банц".
- За что?!
- Она проявила искренний интерес к цивилизации роботов.
- Всего лишь за то, что она... Марк, какого чёрта я не поехала на экскурсию?!
- Успокойся принцесса. Тебе роботы даже игрушечный автомобиль не вручили бы.
- Это ещё почему?!
- На этой экскурсии ты не смогла бы не зевнуть раз сто.
- Я бы притворялась. Я слушала бы, открыв рот.
- Только для того, чтобы скрыть зевки?! - подколол Марк.
- Хотя бы для этого! - резко ответила я.
- Принцесса, даже я догадываюсь, когда ты лжёшь. Не думаешь ли ты, что способна обвести вокруг пальца опытного робота-гида, к тому же оборудованного детектором лжи?..
Что ни говори, жизнь бывает иногда крайне несправедливой!
Анька "нарисовалась" сверхрадостной.
- Марк, куда мы полетим сейчас? - рявкнула оглушительно.
- На самую лучшую во всей Вселенной планету! - ответил иск-мозг.
Мне показалось, что он вздохнул грустно.


ЧАСТЬ 3. Тора.

1.
Марк приземлился на вершину холма около какой-то деревеньки. Точнее сказать - приторился. Ибо находились мы на планете Тора.
В деревне - дворов двести... Видимых, дворов двести. За макушкой холма, расположенного за речушкой, проглядывали остроконечные крыши. За ним могла прятаться неизвестно какая часть деревни.
Заборами в деревне обнесены были не только добротные дома и многочисленные пристройки, но и большие, соток по десять-двадцать, огороды. Ограждения состояли из вкопанных в землю столбиков с заострёнными верхушками, (вернее - столбов). Из трёх жердей между ними, (снизу, сверху и посередине). Из вплетённых в них... - ха, откуда знаю я, как называются эти тонкие, полутораметровые, изогнутые колья? Наверное, кольями и называются.
Сразу видно было, что живут в деревне... - вот и словцо интересное вовремя вспомнилось - куркули. Каждый двор словно бы кричал обнесением - моё, не подходи!
А может... нет, вряд ли заборы нужны деревне ещё и для красоты. Тем более - такие. Они - следствие куркульства!
Около полусотни видимых домов было с нашей стороны речки, остальные на противоположном берегу, где и разместился, по всей видимости, культурно-досуговый центр. По крайней мере, именно там, неподалёку от реки, находилось четыре самых больших дома без пристроек и без огородов. Они не прятались трусливо и алчно за заборами. Об их общественном предназначении говорила и тщательно вытоптанная трава на просторных полянах перед темными провалами окон.
В одном из таких домов находился самый дебильнейший детский садик, который я когда-либо видела, (либо, о котором читала в древних книгах или, что вернее - в ужастиках). Под присмотром трёх седобородых старцев, (беспечно носами клюющих сидя на лавочке), на поляне перед продолговатым, вросшим в землю, обветшалым строением с деревянной крышей, заросшей то ли мхом, то ли какой-то мелкой травой, сновало с полсотни детей, возрастом от двух до десяти лет. Они с остервенением дрались, (особенно девочки), смеялись и ревели. Играли в какие-то непонятные нам игры. С проворством обезьян лазали по низкорослым, раскидистым деревьям, росшим по краю поляны. Вполне самостоятельно бегали в заросли кустов, справа от дома, чтобы пописать и... (полагаю, Вы уже поняли, что ещё могут делать дети до того, как торопливо подотрут попу сорванным с тех же кустов широким листом, похожим на лист лопуха), чтобы снова ринуться в азарт дикой стихии не контролируемых взрослыми игр.
Дети шмыгали носами, но были босыми. И - о, ужас! - не имели даже трусиков! Сверкали голыми попками, когда в драке, в борьбе или в падении задирались короткие, всего лишь ниспадающие чуть ниже бёдер простецкие рубашонки, подпоясанные верёвочками... - ах, серые и безликие, без разных там рюшечек и цветастых аппликаций.
То, что детишки не обращали на звездолёт внимания, с трудом, но можно было понять. Нелегко одновременно любопытствовать, размазывать по щекам сопли и уклоняться от тумаков.
С моста и около него, с обоих берегов, удили рыбу около тридцати подростков. Они тоже не смотрели в нашу сторону... И их можно было понять - клёв!
За десять минут пристального наблюдения увидела в самой деревне из местного населения около двадцати стариков и старух, и столько же, если не меньше, подростков. И им наше присутствие было тоже, как образно говаривали предки в 20 веке, до лампочки. Подростки спешили по своим делам, а старички и старушки просиживали лавочки. Как выгибулисто писали всё те же древние писатели, всё того же века, пытаясь поймать всё ту же образность за ускользающий хвост - грели на солнышке зябкие косточки... Ха, как будто кости человека могут быть зябкими! Как будто возможно согреть их лучами утреннего, (да хоть полуденного), солнца.
Я мысленно отменила в нейрошлёме бинокулярное зрение. К чему пялиться на то, что понятным не сможет быть без лавинообразных, нудных и муторных объяснений со стороны -мне на деревеньку эту плевать с... - ох, где бы найти столь высокую колокольню?!
Собственно, не приземлись Марк на этом холме, я бы знать не знала, ведать не ведала, что есть такая деревенька во Вселенной. Собственно... ну и что, что детей босоногих и не приголубленных до слёз жалко?! Я же не виновата, что у них быт такой не обустроенный.
И вообще - слышите! - мне ближе запах асфальта, чем навоза.
И не спорьте!!!
- У-у-у-в-в-у-у-у….
Ох, не пора ль мокроту унять!.. Нет - не в силах! Сами собой катятся слёзки на колёсках. Каждая, словно вагончик из туннельчика, за собой ещё одну вытаскивает.
- У-у-у-в-в-у-у-у...
Если "пластинку не сменить", нейрошлём насквозь промочу и, чего доброго, испорчу.
Мало ли где приторился Марк - нас ждут элитные гостиницы, рестораны и вечера отдыха! И концерты! И музеи! И все прочие тридцать три удовольствия, которые, как утверждали те же древние бумагоматели, любую бабу могут сделать утончённой и взбалмошной дурой... тьфу ты, то есть леди.
Тех удовольствий деревня нам дать не могла. Тем более, такая деревня! Так что, закрыв глаза на отдельные недостатки собственной натуры, (как-то: жалость и излишнюю слезливость), цинично заметим, - не стоит о ней, и о жителях её, лить водопад словес душещипательных.
Ведь та-а-ак?!
- Та-а-ак ве-е-едь?! У-у-у-в-в-у-у-у...
- Что с тобой, принцесса?! - обеспокоился Марк.
- Ничего-о-о! Просто, прореве-е-еться захоте-е-ело-о-ось.
- Дурой не будь! - рявкнула Анька.
Ну вот, и она туда же! Стоит чувства истинные проявить - дура! А если в скорлупе своей замкнулась, если на мир исподлобья смотришь, значит, мудрость источаешь - не иначе!
- У-у-у-в-в-у-у-у! У-у-у...
- Принцесса, может арбуз успокоительный дать?!
- Не-е-ет!
- А может...
- Не-е-ет! Да и прор-ревелась я. Всё, Марк - усп-покойся! Мне уже смеяться хочется.
- Взбалмошная дура! - подала голос свой успокоительный Анька. - Из-за тебя и я чуть не заревела! - И заорала: - Марк, куда ты нас привёз?! Почему дети здесь друг друга в кровь колотошматят?! Почему старцы на лавочке дремлют и на это безобразие внимания не обращают?! Где их родители?!
- Старцев?! - расхохотался Марк.
- Детей, дубина!!! - стартовыми двигателями жидкотопливной ракеты взревела Анька. - Где взрослое работоспособное население?!!!
- Даже я знаю, что летом в деревне день год кормит, - коротко хохотнул Марк.
Анька оскорблено засопела.
- Кто кормит? Кого кормит?! Чем кормит?! - удивлённо спросила я. - Уж не серыми ли буднями?! Марк, ты бы не умничал, загадками бы не говорил!
Марк оскорбительно хохотнул и - вот не ожидала! - на вопросы, ребром поставленные, не ответил.

2.
В любом человеке есть норка, в которой прячет острую мордочку любопытство.
- Марк, ты в невидимку для местных жителей превратился? - спросила я.
- Нет.
- Почему они нас не замечают?
- Звездолёт для местных жителей не интересен.
- С чего бы?!
- Тем не менее, это так.
Я не стала с ним спорить. Разве докажешь искусственному интеллекту, что во всей Вселенной нет ни единого пяти-десятилетнего мальчишки, который не положил бы в карман найденную на дороге старую ржавую гайку. Гм... не интересен?! Как бы не так!
Я почувствовала со стороны Марка какой-то подвох. Какое-то неясное ощущение тревоги ворохнулось в душе.
Бог ты мой, об этой планете мы почти ничего не знали. Мы пытались заговорить о ней с Марком, но он отвечал, что рекламных буклетов нет, а туристы посещают её крайне редко, и - ой, не спроста! - подсовывал нам очередную развлекаловку. Даже на орбите, когда яхта вот-вот должна была пойти на посадку, Марк умело увёл разговор в сторону. Начал рассказывать нам о цивилизации с планеты Кайонрад, на которой делают лучшие спортивные нейроигры. В последующие полчаса мы сидели с нейрошлемами на головах, но видели перед собой уже не космос и не планету Тору. Мы бегали по корту с ракетками в руках и поражались реалистичности псевдопроисходящего. А когда, запыхавшиеся и потные, остановили игру, Марк сказал:
- Дорогие дамы, позвольте разнообразить ваше состязание.
Мы мотнули головами, не вдаваясь в смысл предложения, и в тот же миг очутились на корте огромнейшего стадиона, заполненном тысячами людей, которые свистели, кричали, улюлюкали, размахивали разноцветными флажками и транспарантами - вели себя как обычные, разгорячённые предыдущими соревнованиями, болельщики. Я видела на транспарантах свою и Анькину фамилию и поражалась тому, что всё это воспринимаю всерьёз. Почти всерьёз. Эффект присутствия был потрясающим.
Ох, как мы играли!!!
Трибуны ревели от восторга! Болельщики вскакивали с мест и ревом водопада обрушивали на меня сладкие звуки, из которых состояла моя фамилия. Ах, как они скандировали! Подруга злилась и допускала всё больше ошибок. Анька утверждала позже, что выиграла у меня с разгромным счётом - охотно верю, на то и нейроигра.
Марк вывел нас из состояния самообмана, когда яхта была уже на Торе... Зачем? Зачем он поступил так?! А может, нет тут никакого... ха, чуть не сказала - злого умысла!
- Марк, до ближайшего города далеко? - спросила я.
- Километров сорок.
- А сколько в нём жителей.
- Тысяч шесть.
- А в столице?
- Не более ста тысяч.
- Но это... та же деревня! А сколько до неё километров?
- 578.
- А как мы до неё добираться будем?
- Подруга, моя машина в режиме полёта это расстояние в пыль превратит за полчаса, - высокомерно заявила Анька.
- Дорогие дамы, предлагаю закончить обзор, - сказал Марк.
Нейрошлемы втянулись в подголовники кресел.
- А я бы ещё посмотрела, - сладко потянулась я, поглядывая на Аньку с любопытством.
- Кур не всех пересчитала?! - ядовито осведомилась она.
Марк рассмеялся и скомандовал:
- Прошу вас покинуть рубку, пройти в собственные каюты и встать в синтезаторы. Сегодня одежду для вас создавать буду я. Поторопитесь, на этой планете я не могу оставаться более получаса!
- А где ты будешь?!
- На орбите.
- Ты нас бросаешь?
- Таковы условия договора с теми, кто эту планету охраняет. Кстати, вы быстро научитесь понимать местных жителей без электронных переводчиков. На планете живут потомки переселенцев из России. В 26 веке её купил мультимиллиардер Кантрусов. Когда перестроил, оснастил пригодной для жизни атмосферой, решил сделать на ней крестьянский Рай с уклоном в матриархат. Ему это удалось.
- Марк, а когда ты вернешься за нами?
- В следующий понедельник.
- Ты будешь ждать нас здесь же?
- Да.
- А почему бы тебе не высадить нас поближе к столице?
- Это ваше новое приключение, согласно утверждённой туристическим агентством Космофлота и одобренной вами программы, должно начаться отсюда.
- Я ничего не одобряла.
- Программа считается одобренной, если пассажиры отказываются её заслушать, - ответил иск-мозг, словно зарвавшийся бюрократ, и, ещё раз, более настойчиво и громко потребовал: - Дорогие дамы, прошу вас пройти в собственные каюты и встать в синтезаторы.
Заинтриговал он нас. Мы сбежали вниз по винтовой лестнице, переглянулись, перемигнулись и разбежались по каютам. Из синтезатора я выпрыгнула, даже не взглянув на себя в зеркало... А его и не было. В синтезаторе Марк его не воссоздал, как поняла я позже, во избежание не нужных препирательств. К тому же, лишь преображение произошло, иск-мозг поторапливать начал. Были бы у него ноги, пинками бы гнал. Так что, в кают-компанию я выскочила - пулей. Вернее, как ошпаренная...
Следует заметить, что в моих любимых 20 и 21 веках, которые в универе изучала, (специализировалась, то есть), так о тех говорили, кто спешил очень и хотел быстро откуда-то выскочить, выбежать, вырваться.
У них, бедненьких, не было кабинок личной гигиены с... вот случай, не знаю я, как правильно молекулярный отшелушиватель грязи называется. Ну и ладненько, продолжим. У людей той поры давней были особые строеньица для поддержания гигиены - бани. А из бань этих, при неумеренном плескании воды на раскалённые камни, им приходилось то и дело выскакивать... Откуда я знаю, куда? Наверное, на улицу.
Время от времени спасаться им приходилось от жары непереносимой... - что же тут-то непонятного?! То есть, ошпаренными из бани выбегать. Паром горячим обожжёнными. Отсюда и другое выражение пошло - знай меру!
Порой кажется мне, что предки, до эпохи космической экспансии, немного туповатыми были. Любили выражениями разными сыпать. Из кинофильмов. Из спектаклей, Из передач юмористических, которые они обожали смотреть больше, чем обзоры политических и иных событий. К примеру, девушка спрашивает любимого: как тебе это озеро? А он отвечает, словно слов своих, красивых и проникновенных, найти не может: а зори здесь тихие. Она говорит: займёмся любовью. А он ей: да пошла ты в баню!.. Ха! Ха-ха! Наверное, для того, чтобы она ошпаренной из неё выскочила, а он бы её догонял, догонял, догонял.
Вообще-то, по выражениям веков тех древних я не настолько большой специалист, могу и ошибаться. Вы Аньку о том спросите. Её хлебом не корми - дай лекцию прочитать. Вот только, сто раз подумайте, прежде чем вопросы ей филологические задавать! Она же занудливей всех зануд! Тотчас два короба шелухи словесной насыплет, утрамбует, ещё добавит и уверенно на уши вам повесит.
Простите за столь неуместное отступление. Это я сейчас рассусоливаю. А тогда-а-а...
- Марк, где зеркало?! - сердито рявкнула я, обежав вокруг стола. - Почему его никогда нет там, где хотелось бы видеть?! Почему сейчас его вообще нет?! Немедленно яви, я хочу...
Тут заткнулась, глаза выпучив.
Мамочки-папочки! Как увидела подруженьку, офигела. А уж как Анька шары вытаращила, на меня глядучи - словами не передать!
- Марк тебя изуродовал! - подражая всем трагикам мира, смертельной бледностью покрываясь, громко прошептала подруга.
То же самое мне хотелось сказать ей. Ладно бы серёжек в ушах не было. На лице не наблюдалось ни следочечка от косметики. Ноготки коротюсенькие. Волосы подстрижены под горшок. На ногах - ой, ма! - лапти. Раньше я их только на картинках видела в учебниках по истории. Да в нейрофильмах некоторых, исторических.
Ладно бы это! Одета Анька была в зелёные шаровары из плотной ткани - из брезентухи, не иначе. Серая рубаха - мужская!!! - навыпуск и верёвкой подпоясана. А волосы... Я осторожно провела рукой по своим волосам и вскричала:
- Марк, что это?!
- Не расстраивайся, принцесса. Отрезанные волосы я сохраню. Когда вернётесь на яхту, приживлю их.
Я окинула себя боязливым взглядом... Ба-а-а, одета не лучше Аньки! Всего-то отличий - штаны коричневого цвета.
- Марк, ты издеваешься над нами?!
- Так надо, принцесса. Иначе вас не пустят в деревню. Берите со стола чемоданы и...
- Чемо... Чего брать?! Вот эти деревянные ящики с ручками?!
- Да, вот эти ящики с ручками. В деревне найдёте Яру, её каждый знает. Один чемодан заберёт она. В другом праздничная одежда для вас, некоторые предметы личной гигиены и аптечка, которая, надеюсь, не понадобится. А сейчас, дорогие дамы, позвольте откланяться. Я должен покинуть планету. Дальнейшие инструкции вам даст Яра.
Чемоданы сами прыгнули нам в руки, нас подхватил какой-то вихрь и выбросил к подножью холма. Яхта наша тотчас стартовала.
Я стояла, открыв рот, смотрела на такое непотребство ещё не до конца удивленными глазами. А Анька бросилась к отлетающему звездолёту.
- Стой! Марк, остановись! Марк, скотина такая, ты забыл высадить мой автомобиль!!!
Я провела рукой по запястью. Личного браслета на нём не было...

3.
Лапти оказались вполне приемлемым средством передвижения. По крайней мере, ноги не заплетались и мы не падали.
Яра жила на противоположном берегу. Нас вызвалась проводить одна из девочек, лет тринадцати-четырнадцати - из тех, что рыбачили с деревянного моста.
- Что нового в космосе?! - буднично поинтересовалась она.
Я рот открыла от удивления, а Анька с жаром принялась рассказывать девчушке о чудесах, которые мы давно уже чудесами не считаем. Девочка слушала серьёзно, не перебивая.
- ...У нас цивилизация. Чуть лучше живём. - Так закончила подруга речь свою пламенную.
- Глаза-то разуй! - грубо заявило дитя. - Вишь, красота какая! Ни с единой инопланетной чудинкой не сравнится!
Анька глазами захлопала от неожиданности такой, а я решила хотя бы кое-что выведать.
- Часто у вас звездолёты проторяются?
- Чего-о-о?! Приземляются, штоли?
- Ну.
- Не-е-е, у нас Марк только бывает.
- А в столице?
- Откуда я знаю. Может, раз в неделю. А может, в месяц раз. Как шлёпы поднакопятся, так прилетают. Торговлю и мы ведём.
- Кто... кто накопится?!
- Шлёпы. Грибы такие. Мы сами-то их не пользуем. Противные они и вонючие. Мы их сушим за огородами, от дома подальше, и сдаём приёмщику за железо. На вашей Земле из поганок ентих какие-то духи делают. Ими все бабы инопланетные брызгаются и восторги изображают. Смешно!
- Странное название для грибов.
- Шлёпы, они и есть шлёпы. Как после коровы, такие же большие и противные. Жаль, в нашей местности мало их произрастает, а то бы богатыми были. Я вон, в третьем годе штук сорок нашла - порадовалась. Тяпки новые за них дали, вилы железные, керосину стеклянную бутыль бадейную и лампу керосиновую со стеклом запасным. Такие богатства не у каждого!
- Вы что, с лампами керосиновыми живёте?!
- С лучинами. Со свечами. Лампы не у каждого есть. А у кого есть, всё едино лучину или свечи жгут. Керосин экономить надоть, на зиму не напастись. Марк привёз бы, но ему жутчайше строгий запрет на то даден.
- А почему?!
- Шлёпы покупать не его дело. Ими же все его хоромы для гостей провоняют. Была у него раз в гостях, подивилась. Богато вы к нам по космосу ездите.
- А Марк часто на Торе бывает?
- Раз в год наведывается, Обычно летом, когда картоху окучивать пора.
- Чего, чего с картофелем делать пора?
- Вон дом Яры. А я побежала. Недосуг мне, рыба не каждый день хорошо клюёт.
На стук в калитку, и на наши задорные крики, вышла здоровенная старуха с грустным взглядом, подстриженная так же, как мы. И одетая почти так же, как мы. Всего и отличий: на ногах её были не лапти, а вполне приличные домашние тапочки.
- А, явились, - отнюдь не радостно произнесла она, вытирая тыльной стороной правой ладони пот со лба. - Вовремя подспели. Скоро картошница сготовится. Утричать будем.
- Скажите, пожалуйста, где туалетная комната? - спросила я.
Старуха ткнула пальцем в собачью будку повышенной этажности.
- Так вот он.
- Кто?
- Кто-кто, туалет!
Дверь из занозистых досок противно заскрипела, как показалось мне, ещё до того, как начала её открывать. В миг следующий я поняла, какими благами цивилизации пользуются в деревне. Но, как говорится: отступать было... - ой, отнюдь не поздно!
Я брезгливо зажала нос пальчиками. Потопталась полсекундочки. Выждала ещё чуток. Ещё полчуточки. И... юркнула в возмутительно пахнувший полумрак.
- Как, не больно усталые и голодные ко мне пришли? - спросила старуха, когда вышла я из туалетной будки.
- Не-е-е! - хором протянули мы: Анька, улыбаясь до ушей, а я, морщась от пережитого ужаса.
- Это хорошо. - Старуха покивала головой и заявила: - Грядку прополоть успеете, пока печь горшок парит. Сёдня с утра печурку затопила. Штобы горяченьким вас порадовать.
Вспомнилась сказка о бабе Яге. О том, как обманом она в печь ребёнка хотела затолкать. Горяченьким, то есть, решила себя порадовать.
- Да мы... мы только чемодан зашли передать, - пролепетала я. - И узнать, как до столицы сможем добраться?
- Туточки ваша столица, - нахмурилась старуха. - Марк не объяснялся разве, што у меня жить будете всю неделю?
- Не-е-ет!!! - разом протянули мы.
- Вот негодник! - нахмурила брови старуха. - Ладно, с ним разберусь ишшо... Чемоданы тут, на крыльце оставьте. В дом сама занесу. В огород айда... Вот, значится, грядочка с морковочкой. Вы морковь-то от сорняка различить сможете?
- Не-е-е! - протянула я.
- У меня сестра в деревне живёт, - сказала Анька. - Различать умею.
- Вот и славненько. Обучи подруженьку делу не хитрому. Пригляд за вами Кайдаю поручу. Он лодырничать особливо не позволит. Не любит он лодырей.
Старуха сунула два пальца в рот, оглушительно свистнула. Из-за стога, который лежал... Гм! А может, стоял?!.. Ой, у него же ног нет! Да, правильней так сказать: из-за стога, который лежал около какого-то приземистого строения, выбежала рыжая, увесистая дворняжка, посмотрела на нас умным и насмешливым взглядом, улеглась на траву у деревянной дверцы, ведущей в ограду... Да, так оно называется, огороженное пространство у деревенского дома, если в университете не врали.
- Как прополете грядочку, милости прошу в дом. Кайдай - следи!
Старуха ушла, а мы переглянулись.
- Похоже, Марк продал нас в рабство, - задумчиво произнесла Анька.
- Что делать будем?!
- Полоть. Альтернативы не вижу.
Гряда была малюсенькой, всего лишь шагов пять в длину. Через пять минут она показалась нам длиннее взлётной полосы аэродрома.
Попробуйте-ка сами, двумя пальчиками, осторожненько и брезгливо, разглядывая каждого жучка-паучка, в минуту раз пять разгибаясь, чтобы с ненавистью взглянуть на всё более жаркое солнце, прополоть хотя бы сантиметр квадратный невероятно грязной почвы - замучаетесь!
Не чернозём меня приучили видеть в земле - грязь. С детства восклицали - не садись на травку, испачкаешься! Ой, что же ты ручки измазала - мой быстренько! Ох, грязи наглоталась, как бы животик не заболел. Дай-ка, вытру, и губы тоже, антибактерицидной салфеточкой. Запомни, играть можно только песком в песочнице, он продезинфицирован, а в обычной земле червячки живут, и даже вредные.
Ха, ха-ха... нет, я не над тем смеюсь - проехали! - над тем, что дальше началось невероятное!
- Всё, я больше не могу, - прошептала я, вымученно улыбаясь.
- Мне тоже надоело, - отозвалась Анька.
Мы направились к дому. Не тут то было! Дворняга лениво поднялась, лениво зарычала. Когда мы сделали ещё пару шагов, шерсть на её загривке встала дыбом, а зубы... страшнее зубы я видела только в каком-то нейрофильме про акулу-людоеда.
Мы вернулись к гряде.
- Подруга, от тебя пахнет потом, - брезгливо поведала Анька.
- Если бы с твоей стороны дул ветер, пахло бы от тебя, - огрызнулась я.
Мы подёргали травинки ещё секунд несколько и того самого, что невероятное, почти дождались.
- Свобода - вон же, за жердяным забором, прутья не столь уж трудно раздвинуть. - прошептала Анька.
- И что?
- Смотаемся на речку, а? Дети купаются, значит и нам можно. Глядишь, веселее работать будет.
- А у тебя купальник есть? - ехидно поинтересовалась я. - Ань, представь только, на мне трусы до колен. Мужские, причём! Большие, как парашют. Когда в туалет ходила, чуть в них не запуталась. Деревенские девки, как увидят их, от смеха умрут!
Подруга задрала подол рубахи, развязала верёвочку на штанах, заглянула в них и вскричала:
- Ой, на мне такие же!
Хохотали мы, пока хохотунчики не кончились. Кайдай то вилял хвостом, то начинал взвизгивать - к такому поведению пленников был явно не приучен.
И всё же, соблазн был велик. Захотелось хотя бы ладошкой зачерпнуть водицы и вылить её за воротник на разгоряченное тело. Стоило сделать к забору пару шагов, Кайдай вспомнил службу. Зарычал. Пока ещё вежливо.
И тут, чудо явило себя. К забору с удочкой и с корзиной подошла та самая девочка, которая провожала нас до дома Яры. Уставилась на нас. Мы на неё.
- Как рыбалка? - поинтересовалась я.
- Я не рыбалкой занималась, - услышали в ответ.
- А чем?!
- Заготовкой рыбы на зиму.
- ?!!!
- Что, клёв кончился? - решила по-другому завязать разговор Анька.
Девочка на вопрос не ответила.
- Зря лодыря гоняете, - осуждающе покачала она головой. - Яру я давно знаю: работу не сполните, к столу не подпустит.
И... ушла.
Похоже, начинался фильм ужасов. Похоже, с нами в главных ролях!

4.
Мы сидели в подполе, перебирали картошку. Оказывается, клубни живыми остаются даже после того, как выкопают их из земли и поместят на хранение. Они до того хотят жить, что даже в полной темноте пускают ростки. Их мы и обламывали.
- А на чём мы будем сидеть? - спросила Анька старуху, когда спустились мы в погреб.
- На скамейке, - ответила она, наполовину загораживая лаз, нависая над нами страшным демоном.
Вскоре она протянула нам низкую, продолговатую лавочку и две безрукавки с белым мехом внутри.
- Оденьте, а то замёрзнете.
Мы приступили к добровольно-принудительному труду.
Примерно через полчаса старуха обеспокоилась.
- Что же вы сидите там, безвылазно? Вылезли бы, ноги размяли, погрелись, травничку попили.
- Нам и тут хорошо! - крикнула я.
- Ну и дура ты! - взвилась Анька, как только хозяйка наша отошла от дыры в полу кухни и, похоже, вышла на улицу.
- Что же ты обзываешься ни с того, ни с сего?! - Я сделала вид, что оскорблена её неучтивым поведением.
- Подруга, только не обижайся, выложу - как есть. Поражена я, где ты глупости такой поднабралась?!
- Не поняла?!
- Что же тут не понятного! После слов твоих стыдно будет греться бегать!
- А зачем куда-то бегать? - притворилась я паинькой. - Быстрее закончим работу, быстрее выйдем отсюда.
Анькины глаза круглее круглых стали.
- Да тут картошки... на три дня хватит!
- Так уж и на три?! За час переберём!
Глядя на сердито сопящую подругу, мне горы захотелось свернуть. Руки так и замелькали, отбрасывая одну картошину за другой в противоположный угол погреба... Ха, в любой работе важен стимул!
Вскоре захотелось есть. Я удивилась. После того, как пропололи гряду, старуха пригласила за стол. Я слопала картошницы огромную глиняную миску... Ох, что это была за еда! Вкуснее в жизни ничего не пробовала. Огромные куски полуразварившейся картошки и огромные куски хорошо сварившегося мяса плавали в картофельном соусе, с вкраплениями лука и зелени - вызывали какое-то забытое приятное воспоминание. Запах - сбивал с ног. Вкус... - ох, если бы миска не была настолько большой, попросила бы добавки. А хлеб... - честно не вру! - при виде его сдобные московские булочки засохли бы от зависти. А огурцы... хм, почему магазинные не бывают такими ароматными и хрустящими?!
Полагала, подруга отвернётся от меня, за моё откровенное издевательство. А она помолчала чуть, посопела и произнесла проникновенно:
- У сестры в деревне грядки полет робот.
- И что?
- Наверное, и картошку робот перебирает.
- И что?
- Подруга, я же в деревне выросла. Ты не представляешь даже, каким счастливым было моё детство...
Аньку прорвало. Она языком не успевала шевелить, слова раньше выпрыгивали изо рта. Ха, послушать её, так и впрямь поверить можно, что она только и делала, что носилась целыми днями по лугам и рощам в белоснежных платьицах, словно сбесившийся амурчик. Этими же целыми днями она беззаботно, с утра до вечера, плескалась в пруду. Этими же самыми целыми днями она беспрестанно дергала противных мальчишек за непокорные чубы. То есть, непокорных мальчишек таскала за волосы и наподдавав... выв... вывала им подзатыльников. Ха, ха-ха! Ох, и словечко на ум пришло?! Только по частям и произнести можно!
Анька врала, конечно же, как сивый мерин! Меня и то мама заставляла в детстве помогать посудомоечному роботу и роботу-уборщику! Но, слушать её было интересно. Настолько интересно, что я забыла о голоде и - вот так диво! - не заметила, как перебирательная картошка закончилась.
Мы вылезли из погреба. Вымыли руки под рукомойником... Ой, о нём отдельную повесть написать можно!
Анахронизм!
Река рядом, водопровод провести - плёвое дело! Трудности себе выдумывают жители деревни. Ничем иным не объяснить наличие этого древнего изобретения в избе старухи.
Из коры сделанный туесок, литра на три, висит на стене. Внизу в дырочку палочка вставлена, заточенная на конус, с кругляшом деревянным на конце. Стоит приподнять чуток палочку, вода из туеска льётся в ладони. А с них брызжет в воронку, из коры же сплетённую, смолой какой-то промазанную. А дальше, через узкую горловину, водичка путь довершает в ведро деревянное, которое почему-то называется помойным... Гм, наверное, в деревне этой воду экономят. Ноги в ведре том моют перед сном, потому и помойным называется. Хотя... старуха выплеснула в него остатки вчерашнего, скисшего супа. Кто же в скисшем супе, пусть даже и разведённом мыльной водой, ноги моет?!
Дурдом!
Мы отправились искать старуху. Вышли в ограду. Из полуоткрытой двери... (забыла, как домик называется, в котором корова живёт), донеслась до нас человеческая речь. Мы подкрались, вслушались.
- ...Марк, не беспокойся так! Девки хорошие, работящие. Им у меня понравится...
Откуда-то выскочил Кайдай. Ощерился. Зарычал. Мы попятились к дому.

5.
Ели ту же картошницу.
- Яра, она же холодная, - сказала я и попросила: - Можно разогреть?
- Микроволновок здесь нет.
- А откуда ты знаешь про микроволновки?
- Я многое што знаю, - буркнула старуха. - Молоком, вон, запивайте. Сметану ешьте.
- Какая же это сметана?! В неё ложка не всовывается!
Старуха смеялась, разбрасывая по лицу добрые морщинки.
- Яра, ты Марка давно знаешь? - спросила я.
Вопрос попал в цель. Старуха задумчиво улыбнулась, стала очень и очень привлекательной.
- Марка? - переспросила она. - Очень давно. С тех пор, как назначили меня капитаном на транспортник "Лазурный".
- Ты была капитаном звездолёта?! - выпучила глаза Анька.
- Марк тогда совсем ещё мальчишкой был, - задумчиво заговорила старуха. - Веселиться ему хотелось, смеяться и шутить.
- Ты о ком говоришь?! - посмотрела я на хозяйку недоуменно.
- О иск-мозге яхты вашей, о ком же ещё. Так вот, ему повезло со мной. Сдружились мы. Можно сказать, летает он до сих пор благодаря и мне, тоже. Это я не дала ему замкнуться, уйти в себя. Когда транспортник списали из-за последствий аварии, метеорит его случайный прошил, я уволилась из Космофлота, перебралась сюда. А Марк на повышение пошел.
- На какое повышение?!
- Яхту ему доверили водить, што не ясного? Поражаюсь его жизнелюбию. В его возрасте из искусственных разумов мало кто в космосе работает.
- Сколько ему? - спросила Анька.
- По земному времени много. Сто восемьдесят. Почти ровесник мне. На семнадцать годков младше. А по космическому времени, намного моложе. При околосветных скоростях, и в подпространстве, и в гиперпространстве, время замедляет ход. В космосе не только люди, звездолёты стареют медленней. Если мне, по часам биологическим, восемьдесят шесть, то ему, стало быть, чуть менее сорока.
О парадоксе этом я и без Яры знала. Старший брат отца на лайнере межзвёздном работает, а выглядит лет на двадцать его младше. Да и мы, отправляясь в почти трёхмесячный круиз по земному времени, по времени яхты “Ура!” путешествовать будем меньше месяца.
- Выходит, мы здесь не только по милости Марка? - задумчиво произнесла Анька.
В глазах старухи мелькнула растерянность.
- Марк помочь мне старается. Раз в год приключением пассажиров своих обеспечивает, бесплатную рабсилу мне подсовывает.
- И его за это не наказывают?! - удивилась я.
Старуха, прежде чем ответить, отвела взгляд в сторону.
- Два строгих выговора у него в личном деле. Вы наябедничаете - третий появится. Роковой. Списать могут.
- Правильно сделают! - разволновалась Анька. - Где это видано, чтобы звездолёт был работорговцем?! Вы закон нарушаете - не стыдно!
- Нет, доченька, не совестно. Сначала я сбижалась на него. Потом свыклась. А сейчас, каждое лето жду не дождусь гостей дорогих. Не того ради, штобы работу они мою переделывали. Штоб через них заглянуть в большой мир. Штобы удостовериться, што он по пути правильному развивается.
Видно было, что старуха врала. Или... что-то не договаривала.
- Извиниться не буду, пока не буду, - буркнула Анька, опустив голову.
- Яра, а тебе помощь наша и в самом деле нужна? - спросила я.
- Против факта того, што старухой становлюсь, уже не спорю. Но пока ещё своими силами хозяйство вести могу. Неволить вас работой не буду. Но и от подмоги не откажусь.
- Ты же силой заставила нас морковь полоть! Да ещё собаку на нас натравила!
- То спытание было. Не понравились вы мне, поначалу. И Кайдаю не понравились. Хотела Марку сказать, штоб забрал вас, вёз на другую планету, развлечениев полную. Сейчас рада, што сразу от ворот поворот не дала. Девки вы нормальные. Глупые только.
Пришлось проглотить "комплимент". О том, по какой причине старуха загнала нас в погреб, допытываться не стала. Наверное, предыдущего спытания мало показалось.
- Да вы ешьте, ешьте! - засуетилась старуха. - С лучком, вон. В сольцу его макайте и ешьте с картошечкой. Перо утречком сорвала, по росе, да в лопушок завернула. Оно, когда ночи свежесть в себя вберёт, вкусное самое. Редисочкой вон, похрустите. А уж огурчики у меня в годе ентом - отменные. Пупырчатые, как никогда, и без горчиночек всяких. Ой, да што это я зеленью вас потчую?! Вон сметанка. Вон яички, вкрутую сваренные. Цельный десяток сварила. Вы же, поди, городские, таких коконек в жизнь не ёдывали! А енто, лучшие грибочки нашенски. Не смотрите, что зелёные, их вкуснее в Галахтике всей не снойти.
Ну, артистка!
Ну и артистка!!!
- Яра, - тепло заговорила Анька. - А почему ты по-деревенски говоришь? Ты же капитаном звездолёта была, грамотная.
Старуха задумалась, ответила не сразу.
- Чтобы своим быть, человек душой срастись должен с людьми его окружающими. Корни пустить. А главный корень - язык. Не тот, што во рту живёт. Тот, которым местные жители общаются. Вот и я свыклась. Сначала свыклась, а потом слюбилась с ним. А чем тебе, Анна, речь моя не понравилась? Образная она, мудростью и силой внутренней богата.
- Понравилась. Просто... странным показалось это.
- Странным было бы, если бы я жила тут и не по нашенски говорила.
А Анька спросила, вдруг:
- Яра, а куда девают иск-разумы звездолётов, когда они стареют? Их усыпляют?!
- Эк, сказанула! Подумала бы, прежде. И без твоих слов глупостей на свете полно.
- Ты не хочешь отвечать на этот вопрос? - посерьёзнела подруга.
- Человечество с благодарностью к ним относится. Им разрешают доживать жизнь в человеческом теле. Вот только, девоньки, это несколько конфиденциальная информация, язык за зубами держите.
- И их не отличить от обычных людей, когда жить начинают в человеческом теле?! - округлила глаза Анька.
- А они и есть обычные люди... Да, обычные люди, с необычной судьбой.
- И дети у них бывают? - допытывалась подруга.
Старуха тепло улыбнулась.
- Дети у них обязательно бывают. Весь смысл оставшейся жизни они вкладывают в них. И счастье находят в них. В них, и в женах. Они же однолюбы, обычно.
Вы бы видели Аньку. В её рот не чашка, горшок бы влез, не коснувшись губ, словно в русскую печь. А я не поверила. Бароны Мюнхгаузены и среди старух встречаются. Даже среди таких серьёзных на вид, как наша хозяйка.
"Мозг - это орган, с помощью которого человек воображает, будто он думает". - Слова эти, шутя, высказала в начале 21 века в журнале "BRAVO" Юля Ляшенко из г. Бийска. Где тот орган у Марка, с помощью которого он воображает, что сможет стать человеком?! Он - огромнейшая электронная сеть, которая связывает электронный разум с каждой микроточкой звездолёта. И её, такую огромную, впихать в человека... Допускаю, когда нибудь сознание человека научатся помещать в тело робота, но сознание высокоорганизованного, разумного робота в человека - нонсенс.
- Заболтались мы, девоньки, - улыбнулась старуха. - Посуду я сама помою, дело не хитрое. Работа для вас есть, под стать вам. Ежели, конечно же, вам захочется с ней справиться.

6.
Яра отвела нас за задворки. То есть за огород, который почему-то короче был, чем соседский. Там увидели мы огромную кучу стволов деревьев, распиленных на более мелкие полуметровые части.
- Дров мне соседи привезли, уважили старуху. Распилили даже. А вот колоть самой придётся, коль вы не сподможете. А у меня силушка не та уже, да и рука побаливает. - Старуха вытащила из-под дров топор с длинной ручкой. Невероятно тупой. Настолько тупой... ха, таких не бывает. Вернее, не должно быть. - Это колун, - пояснила она. - Вот смотрите, я ставлю чурбак на этот приземистый чурбачёк. Абс!
Колун очертил в воздухе полукруг, ударился в круглую часть полуметровой части отпиленного ствола, которую старуха назвала столь странным словом "чурбак", и тот развалился на две половины.
- Абс!.. Абс!.. Абс!.. - вскрикивала старуха через каждые пять-десять секунд, откидывая те полешки в сторону, которые не отлетели сами. - Видите, дело не хитрое. Я пойду, дальше сами скумекаете. Чурбак-подставку не расколите, а то новую отпиливать от длинного придётся!
Она пошла к дому, а мы оторопело смотрели ей вслед.
- Анька, ты у нас девка деревенская, тебе и карты в руки, - ехидно произнесла я. - Покажи класс!
- И покажу!
Она едва взгромоздила чурбак на чурбачёк - ох и балда, самый крупный выбрала! - закинула колун на плечо, подражая старухе крикнула: "Абс", и резко дёрнула с плеча адское орудие труда за конец овальной, деревянной рукояти. В следующий миг Анька вопила, потрясая отбитыми руками. Лишь поутихла, с соседского огорода раздался голос:
- Кто же не острой стороной колуна дрова колет?!
На нас, чуть раздвинув колья, пялилась давешняя рыбачка. Что на меня нашло - не знаю, но я схватила колун, воинственно вознесла над головой и с маху, без всяких “Абс”, опустила его в середину распила огромного неподъемного чурбака. Две половинки распались так, словно склеены были самым некачественным клеем, а колун легонько ткнулся тупо-острым кончиком в нижний чурбак.
- Ты талантливая! - прокомментировала девчушка.
- А ну, кыш отсюда! - рявкнула Анька.
- Не командуй, я в своём огороде! - услышали в ответ.
Мы оседлали чурбаки. Закрыв глаза, подставили лица солнцу.
Вскоре девочке надоело за нами наблюдать.
- Меня Гданой кличут! - задорно крикнула она.
- А нас не кличут, - отозвалась Анька. - Мы сами приходим.
Раздвинув колья шире, девочка юркнула в образовавшийся лаз, бесстрашно подошла к нам.
- Пошто невоспитанные такие?! - спросила грозно.
Анька рассмеялась.
- Извини! Обидеть не хотела. Меня Анной зовут.
Я привычно назвалась вымышленным именем. И обеспокоилась:
- Гдана, а тебя Яра не заругает?!
- С чего бы?! - удивлённо посмотрела на меня девочка.
- Ты проникла на её куркульскую территорию.
- Чо? Што я сделала?!
- Ты целостность нарушила ограждения без Яры на то согласия.
- Ты туману-то не напускай! Трудно по-русски сказать, што ли?!
- Ты в огород наш влезла, не спросясь!
- Чо?! С Луны упала, што ли?!
Я вспомнила слова, сказанные девочкой.
- Глаза-то разуй, - сказала, улыбнувшись. - Не знаешь, для чего забор предназначен?!
- Он от скотины защита.
- Вот и я говорю, для того стоит, чтобы разная скотина через него не лазила.
- Кто не лазила?! - уставилась на меня девочка, как на полоумную.
Анька захохотала, дико.
- Скотина! - рявкнула я, подражая возможностям голосовых связок подруги.
- Скотина не может лазить через плетень, - недоуменно смотрела на меня девочка. - Она его сломать только могёт.
Анька не унималась: живот поджимала двумя руками, чтоб не вывалился грыжей от хохота.
Я начала злиться, не понимая, в чём попала в простак.
- Ещё как может! - рявкнула я. - Если скотина эта ворьё разное!
- Кто такие ворьё?! - Глаза девочки круглыми стали.
- Те, кто без разрешения в чужой огород залазит и продукты тырит. Берут без спроса, то есть.
- Ты говори, да не заговаривайся! У нас отродясь никто без спроса чужое не брал!
- А для чего заборы, тогда?!
- Чтобы скотина не лазила.
- Вот и я говорю, чтобы разная скот... Ой, вспомнила, скотиной домашние животные называются, так?!
- Ну, - посмотрела на меня соседка исподлобья.
Тут уж я не выдержала, присоединилась к Аньке. Мы ржали так, что во всей деревне стёкла в окнах дрожали. А Гдана смотрела на нас недоуменно.
- Дурные вы, - сказала она, лишь мы поутихли. Зато, когда разъяснили ей ситуацию, она смеялась вдвое звонче нашего. Она ухахатывась, а мы смотрели на неё сурово. Ха, своё мы уже отсмеяли.
Я решила закрепить успех. Доколола чурбак!
- Можно я попробую, - попросила Гдана. - А то мамка мне не разрешает колоть дрова. Говорит, что маленькая ишо.
Она выбирала чурбачки небольшие, но то, как играючи взлетал увесистый колун в её руках, как весело разлетались в стороны поленья, вызвало у подруги моей доброе и немного недоброе чувство зависти. От последней части этой обруганной людьми эмоции, от обиды за собственную неумелость, Анька рассвирепела. Выхватила у Гданы грозное орудие труда. С усердием принялась им размахивать. Щепок на растопку наделала - на год вперед хватит.
Гдана посмотрела, головой покачала, в свой огород ушла. Принялась там длинной палкой по траве стучать. Пригляделась я, а на палке той, на конце, какая-то пластина железная. Девочка ей травку срубала, что помельче, и землю к той самой, более высокой траве пригребала. Занятие - дебильнейшее!
Оглянулась, а у Яры такой же травой, вызывающе зелёной и сочной, огород засажен. И травкой, что помельче, всякой разнообразной. Захотелось Аньку догадкой обрадовать. Показать ей поле нашей будущей бурной деятельности. И показала бы. Подруга с мысли сбила. Рухнула, как подкошенная.
- Анечка, что с тобой? - бросилась я к ней.
- Ничего, - прохрипела она. - Сердце из груди вырывается.
Я побледнела. Самое страшное предположила. К дому рвануть собралась, за Ярой и лекарством.
- Стой! - оклик услышала. - Со мной в порядке всё. Отдышусь, работать продолжу. Ты вот что, подруга, за топор не берись ни в коем случае! Ты уже умеешь колоть, а мне ещё учиться и учиться. А тут, всего-то навсего, чурбаков сто осталось.
Анька вкалывала, а я мозоли натирала на том месте, которым сидят. Облаками любовалась и, если бы были, ворон бы считала.
Яра нас дважды проведывала.
Первый раз квас принесла в туеске из коры. Холодню-ю-ющий! С кислинкой какой-то, похоже - клюквенной. Хотя... откуда на планете этой клюква?
Второй раз просто так припёрлась.
- Особо не увлекайтесь. Через час есть будем?
- Картошницу? - спросила я, слюну сглотнув.
- Куда же девать её, как не есть?
- Да нет, я не против. Вкусная.
- А мы её с салатиком огуречным подраспробуем, для разнообразия.
Окинув взглядом гору щепок, Яра усмехнулась и, не сказав больше ни слова, ушла.
От Аньки пар валил, словно дым от старинной доменной печи. Рубаха потемнела от пота. Глаза ввалились, а нос заострился. Она качалась, хрипела, бурчала что-то, но колун из рук не выпускала.
К нам снова подошла Гдана. Посмотрела на подругу осуждающе, головой покачала, выдала:
- Ты что, дурная?
- Отстань! - рявкнула Анька.
- В жару такую так работать непотребно! Спаришься!
- Отстань! Абс!
- Не дело это, себя надрывать!!!
- Отстань!!! Абс! Абс!
- Обе вы дурные, как погляжу.
- Вот и иди, войском своим картофельным командуй! - прохрипела Анька. - Абс!
- А ты что сидишь? - Гдана осуждающе посмотрела на меня.
- Хочу и сижу, - буркнула я.
- Сколько не сиди, задница к чурбаку не прирастёт. Тяпку бы взяла, штоле.
С теми, кто на скандал напрашивается, у меня разговор короткий. Послала бы въедливую девчонку, куда Макар телят не гонял, если бы не Яра.
- Что же вы домой не идёте! Еда давно уже на столе! - с ограды прокричала она. Вышла в огород, подошла и заговорила нараспев: - Гданенька, будь здрава! В дом гостьей приглядной приглашаю. Оттрапезничай с нами,
- Не, Яра. Спасибечки и низкий поклон. Извиняй, не гневайся за отказ неучтивый. Мне ещё картоху доокучить надо.
Ха, ха-ха! Шекспир отдыхает!

7.
Поели.
На кота поглазели.
Хозяйка многозначительно поглядывать стала на грязную посуду. Не дуры - догадались, что глиняные миски не одноразовые. Их моют. Не поняли одного - как?! Посудомоечного робота в доме не было.
Яра ещё многозначительней поглядывать стала на стол грязный. Вот только, Анька ей облом устроила. И мне - насчет отдыха, после трудов праведных.
- Пойдем-ка, подруга, топором помашем, пока солнышко не спряталось.
Яра посмотрела на нас с интересом. С большим интересом. Словно раздумывала, какой бы работой на ночь загрузить.
- Отдохнули бы, - сказала с неохотой.
- На яхте наотдыхаемся, - отрезала подруга.
Пришлось за Анькой плестись. Чурбак облюбованный досиживать.
- Ань, что за бес в тебя вселился? Дались тебе эти дрова!
- Я должна их научиться колоть. Абс!
- Зачем?
- Должна, и всё. Абс!
- Вот ты - точно дурная!
- Это тебе легко всё в жизни даётся, - посмотрела подруга на меня строго. Опершись о ручку колуна, выдала: - Ты везунчик по жизни. В универе учебники в руки не брала, а экзамены на четвёрки и пятёрки сдавала. Место в престижной библиотеке само тебе в руки приплыло. Что бы ни творила, всё с рук сходит. Я не страшней тебя, а парни, как мухи, вокруг тебя вьются. Даже тут, и то, колун игрушкой оказался в твоих руках. А мне постоянно преодолевать себя приходится, всего трудом своим добиваться.
И это Анка говорит - баловень судьбы!
- Врала бы, да не завиралась! - усмехнулась я. - Так я тебе поверила. Это тебе везёт всегда и во всём. Тур вон этот, туристический, в лотерею выиграла.
- Им меня наградили. Я участие в конкурсе приняла по обустройству комнат отдыха на орбитальных станциях и заняла в нём призовое место. Работу ту я делала ночами, урывая время от сна.
- Ха, согласись, машина на планете роботов тебе досталась просто так, ни за что.
- Ошибаешься, подруга. Там своя вершина была. Я заставила себя на экскурсии быть предельно собранной и внимательной. Машина наградой стала за проявленное упорство.
- А старинную заколку для волос с тремя брильянтами старичок тебе подарил - не везение?! А на следующее лето ты нырнула и тотчас её нашла - не везение?!
- И тут ты ошибаешься, подруга. Старичок тот, за полгода до смерти, когда исполнилось ему уже 162 года, на диссертацию замахнулся. Доктором исторических наук решил стать. Я поражена была его устремлённостью. Добровольно и - заметь! - не требуя никаких наград, помогать ему стала. Книг древних перерыла - гору. Диссертацию он сделал, а вот защитить не успел. Когда умирал, протянул ту заколку старинную. Я то думала: безделица. Как узнала ей цену, к старшему сыну старичка прибежала - прими обратно! А он - ни в какую! Сказал, что коль отец решил отблагодарить меня за помощь в написании диссертации, то он не вправе отменить это его решение. Заколка мне очень дорога была не из-за брильянтов, а как память об этом необычном замечательном человеке. Потому и расстроилась страшно, когда её утопила случайно. Всю зиму думала, где обронить могла. Позже во сне увидела, как на дно карьера она опускается и около коряги приметной в ил зарывается. Там и оказалась.
- Тебя не переспоришь.
- По жизни я, подруга, альпинистка. Вот почему мне важно научиться колоть эти чёртовы дрова.
- Не поняла?!
- Если я эту вершину осилю, следующую легче покорять будет.
- Вот это правильно, по нашенски. - подала голос со своего огорода Гдана.
- Кыш отсюда! - гаркнула я.
Девочка бровью не повела.
- Анна, у тебя топор влево уходит, в центр распила не попадает. Оттого и чурбаки не колются. У таргани, дерева этого, сучки дюже крепкие, не порвать. Ты бы, как артиллерист, поправку вводила. Целилась бы чуть правее.
Анька схватила колун, взмахнула и... затанцевала, запрыгала радостно. Чурбак развалился с одного удара.
- Подожди Гдана, не уходи! - крикнула я. - Откуда ты знаешь про артиллеристов?
- Чо, в деревне жительствую, так тупая совсем? - посмотрела она на меня недоуменно. - У нас, почитай, в каждом доме нейрошлем есть. Каждый год Марк кучу книг и нейрофильмов привозит. Зимой делать нечего, любопытствуем. Дивимся, как глупо земляне счастье своё ищут. Его полно вокруг, хоть пригоршнями черпай, а они всё ищут и ищут. - Рот не только у меня, у Аньки тоже, до земли распахнулся. Девочка, глядя укоризненно, покачивая головой, добавила: - Дурные вы, хотя в чём-то и правильно рассуждаете.
- А почему... вот чёрт, мысли путаются! - почесала я затылок. - Почему тогда звездолёт никто из деревенских не встречал?!
- Звездолёт - чудинка, с этим любой согласится. Но ты взгляни на росиночку малую, на листике травы повисшую. Она важней - в ней жизнь!
- Ты понятливее изъясняться можешь?! - нахмурилась я.
- Нам Марк ближе, чем вся техника вашей цивилизации. Он живой.
- В таком случае, его грех было бы не встретить, - неодобрительно сказала Анька.
- А зачем?
- Чтобы приятное ему сделать, - сказала подруга с таким видом, словно дебилу объясняла прописные истины.
- Вот и говорю - дурные вы, люди с Земли! Што же приятного ему в том будет, ежели мы дела важные, игры и забавы побросаем, к звездолёту примчимся руками махать. Чему же радоваться ему, если мы, подражая бестолковым лягухам, орать будем около его оболочки? Марк расстроится только.
- Как же вы общаетесь с ним? - спросила я.
- У нас, почитай, каждый второй до годков пятнадцати пси-связью обладает. Каждый десятый до Земли может докричаться, если космос не аучит. А великовозрастному, когда Марк рядышком, не так уж тяжко нейрошлем облачить.
Сказав это, девочка повернулась и ушла. Принялась ударять палкой по своей стукательной траве.
- Врёшь ты всё! - крикнула я.
- Я наговариваю, когда истину нельзя молвить! - прокричала девочка в ответ. - У нас только в выбор фантазёрничать разрешимо! А ишо, когда правду не желаемо вещать!
- В одной деревне не может быть так много пси-эксценсов! - победоносно провозгласила я.
Гдана резко отбросила стукательную палку, быстрым шагом подошла к ограждению, юркнула в дыру, встала, как вкопанная, и, уперев руки в боки, свирепо выдала:
- Усомнишься в честности выговоров моих ещё раз, отлуплю!
- Так уж и побьешь?! - весело рассмеялась я.
- Ты большая, дух в тебе слаб. Отколочу! Как кошка извернусь, и отколошмачу! Своих сил не хватит, у матери-землицы попрошу! Она не откажет! Когда в вере усомляются, сама на подмогу приходит.
Тут уж Анька не выдержала, смеха добавила.
- Об этом все знают - и вы знайте. - Голос девочки зазвенел победоносно. - В прошлом годе Архипка, зажонец уже, насмешничать принялся. Я тростиночкой пребывала в сравнение с ним. А лом железный, которым он наледь на горе долбил, отнять смогла. И смогла узлом его завязать. Да так, што кузнечиха без огня сладить с ним не осилилась. Колдовством нам жить не одобрительно, но ежели с вами, пришелицами, только так совладать сполучится, его задействую!
Почему-то я ей поверила.
- Извини, не хотела тебя обидеть, - сказала примирительно.
- У нас многое што бывает, - поостыла и Гдана. - Мы к природе ближе, нам она открывается, в обиду не даёт. А шлема насчёт, так в коровник загляни. У Яры он над дверью висит, справа от оберёга. Она, когда корову доит, завсегда с Марком беседу ведёт.
- Как Марк со всеми успевает переговорить? - удивилась я.
- А он враз со всей деревней могёт общаться, - ответила девочка и ушла к своей стукательной палке. А подруга сунула мне колун в руки.
- Давай-ка, повкалывай. Твоя очередь силушкой поиграть.
Впрочем, махать колуном мне не долго пришлось. Хозяйка в огород вышла.
- Девоньки, я баньку стопила! Бегом мыться!

8.
Заглянуть в то утро, в ту деревеньку, в ту спаленку, куда положила нас спать-почивать Яра, Вам не мешало хотя бы для того, чтобы от души над нами похохотать.
Яра гаркнула:
- Девочки, просыпайтесь!
- Ско-о-олько вре-е-емя? - дважды зевнула я так, что чуть не порвала губы.
- Уже пять.
- Пять чего-о-о, вечера?
- Утра.
- Так рано?! Яра, я спа-а-ть хочу!
- Вставайте, в горнице вас Гдана дожидается.
Анька взметнула тело с постели и... шлёпнулась на пол.
- Ой, ой, ой! - завопила она. - Вызовите скорую! Я... у меня что-то с позвоночником!
Я решила повернуться на бок и не смогла. Спина отозвалась болью. Я же двадцать чурбаков... двадцать один, если быть точной... а если ещё более точной быть, двадцать один с половиной чурбак расколола. Ужас!
- Эк, какие вы нежные, - сказала Яра и вышла из комнаты.
Вчера... Ой, по порядку расскажу.
Баня оказалась не настолько уж страшной. По крайней мере, ошпаренной я из неё не выскакивала. Мыть волосы пришлось каким-то темно-коричневым куском, который мылиться не очень-то и хотел, но который Яра, когда привела нас в баню, упорно называла мылом. Тело драить пришлось продолговатой, связанной из шершавых нитей, мочалкой, которую на полном серьёзе можно было бы назвать мучалкой. Я её, Аньку то есть, чуть дурой не обозвала, когда вонзила она в мою нежную спину это колючее орудие банной инквизиции.
Зато потом... ах, я лежала на полке, а Анька лупила меня по спине и ягодицам ветками какого-то дерева, связанными воедино верёвочкой. И это мне нравилось. Распаренные коричневые листья, резные и продолговатые, пахли лавандой. А покрякивания подруги настраивали на легкомысленный лад. Я живо представила, что парит мою попку стеснительный Юрасик, наш единственный, (Степаныч не в счёт, глазки нам уже не строит), тридцатилетний общебиблиотечный мужичинка. По сути, мальчик на побегушках в нашем почти бабском коллективе. И... не смогла сдержать смех.
- Ага! Пробрало! До костей пробр-р-рало! - зловеще прорычала надо мной подруга и с удвоенной силой принялась нахлёстывать меня ветками дерева, воедино связанными... ага, вспомнила - веником.
Потом Анька заставила меня перевернуться, прикрыть соски ладонями, и, сделав зверское лицо, прошлась веником по всей передней части моего горячо любимого тела. Даже по лицу. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда... Раз сорок. А затем, снова по ягодицам и спине, и по икрам ног, и по ступням. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда.
Блаже-е-енство!
Вот когда поняла я тех чудиков-землян, которые каждую субботу устраивают для себя подобные веникоотстукивания, не смотря на столь простые в обращении кабинки личной гигиены.
О чудодейственном эффекте банного избиения собранными воедино ветками берёзы, (с высушенными предварительно листьями), я не раз читала в книжках древних - не поверила. Думала, что это вымысел дурацкий, ради красного словца... Ха, как же! Те авторы могли бы резвее вильнуть фантазией, описывая блуждания горячего веника по разгорячённому, воющему от удовольствия телу!
А потом я лупила Аньку. От всей души. Всё тем же веником. (Другого, как не искали, не обнаружилось). Надев шапку, похожую на шлем древнего танкиста, и варежки из какой-то плотной ткани, я нахлёстывала подругу так, словно озверело шла в атаку с саблей наголо на врагов злейших, а она стонала проникновенно... слишком уж откровенно стонала и просила поддать парку... В общем, вымылись мы с эротико-мазахистким, очень приятственным уклоном. К дому шли качаясь и глупо похихикивая, одетыми в длинные белоснежные балахоны, которые Яра назвала почему-то ночнушками - ой, в них только привидения по ночам пугать!
Как повернули за угол дома, увидели зрелище интересное. Из-за холма, на котором Марк притор... приземлялся, то есть, выползло подвод двадцать. На каждой телеге сидело по шесть-восемь человек и голосисто голосило.
Идиллия!
- Анька, хотела бы я на том пикнике побывать! - восторженно произнесла я. - Смотри, так поздно возвращаются, а всё ещё не напелись!
- Ты всерьёз думаешь, что они с шашлыков возвращаются? - ошалело уставилась на меня подруга.
- Откуда же ещё?!
- Ох, и темнота ты! - всплеснула руками Анька. - Чему тебя только в университете учили?!
- Обзываться-то зачем?! - обиделась я. - У меня сестры деревенской нет. Откуда я знаю - может, они на телегах из кругосветного путешествия возвращаются.
- Это те возвертаются, кому не на кого в деревне скотину и детей малых оставить, - раздался из-за забора со стороны соседей голос Гданы.
- А остальные где? - спросила я.
- Остальные в поле ночуют, на стане, штобы с утра пораньше работы начать.
- Что начать?! - спросила я.
- Летом день год кормит, - ответила эта вредная девчонка и, судя по шлепкам босых ног по дорожке, утоптанной от таких же шлепков и частых хождений, убежала к своему дому.
А потом, мы сидели за широченным столом, пили травник.
Из самовара.
Из настоящего самовара!
Точнее, мы наливали его из самовара. Пузатого, медью и серебром сверкающего. Важного, словно китайский мандарин. Наливали травник в ещё более пузатые глиняные кружки, которые бесценными были бы для больших, ну очень больших любителей пива. И блаженно дули... тьфу ты, прихлебывали обжигающую губы водицу, подкрашенную настоем чуть горьковатых и ароматных инопланетных трав. И большими деревянными ложками черпали инопланетное - вкуснючее-е-е! - варенье.
Этим мы лица раскрасневшиеся делали ещё красней. И бесстыдно потели... И это тоже показалось мне чудесным.
Тело источало слабость и лень, телу студнем хотелось растечься по лавке, телу хотелось покоя и неги сна, а душе мечталось парить над миром. Летать. Чайкой быть, в бушующем море. Буревестником!
Яра ушла в баню, а мы, мокрые от пота и улыбчивые, глотали и глотали - ох, не могли напиться! - горячий и ароматный травник, который чаем не пах даже. Скорее - пах детством. Пах цветущей черёмухой, под которой я впервые целовалась с неумелым, но таким приставучим мальчишкой. Пах подарками, которые мечтала получить на все свои дни рождения. Пах мокрой свежестью, которая бывает после тёплого дождя. Пах ощущением полёта, когда впервые поднялась в воздух на дельтаплане. Пах... неуловимо пах очень уловимым блаженством.
Чуть смущённо и молчаливо, мы купались в волнах чужого, инопланетного счастья. В тот миг оно было и нашим, тоже.
Пришла из бани Яра. Отвела нас, разомлевших, в небольшую комнатку, с окном на речку. В ней было две кровати. Расправленных. Готовых ко сну. Со взбитыми огромными подушками, на которых впору спать великану.
- Голенькими ложитесь, тело лучше отдохнёт! - нежно проворковала она, с интонацией моей мамы.
Я уснула прежде, чем голова коснулась подушки. Что делала без меня моя тихая, чуть робкая, чуть романтично настроенная улыбка - не знаю. Наверное, тоже уснула. Быть может, после того, как от души набегалась я в том дивном-предивном сне по белоснежному от многочисленных ромашек лугу...
Простите, отвлеклась чуть. Невозможно не описать счастье. Пусть даже если утром оно боязливо спряталось от боли, от ломоты во всём теле. Словно ночью моё любимое тело тайком, пока спала - ой! - выкручивали на дыбе.
Вошла Яра. Какое-то коричневое снадобье принесла в стаканах.
- Вот, выпейте. Мигом полегчает.
- Что это?
- Из чемодана вашего лекарство. Марк обеспокоился. Как знал, што вас по утру натуга скрутит.
- Натуга - это што?! - подражая деревенским, слезливо произнесла я.
- Идите уж, Гданочка заждалась, - нахмурила брови Яра.
Пошатываясь, держась за руки, мы проковывалива... тьфу ты, выковылялились... тьфу ты, вышли из спаленки в большую комнату, которую хозяйка называла весьма забавно - горница.
- Здрасте вам! - поклонилась нам соседская девочка, правой рукой пола коснувшись. - Вчерась я для вас вершину нашла, которую преодолеть вам будет дюже приятственно.
- Какую вершину? - с трудом выговорила Анька.
- За речкой тётка Мариша живёт. Она мужа в позапрошлом годе похоронила, а деток Бог не дал. Помощи ждать не откуда, пока страда не кончится. Вы уж сподмогните ей дрова сколоть!
Анька чуть до потолка не подпрыгнула. А я о том усердно вспомнить попыталась, что в древности предки наши с гонцом делали, недобрую весть принёсшему.
- Что же вы молчите? - спросила наивная девчонка и обиженно поджала губы. - Я думала, што обрадуетесь!
- Сейчас, вот только умрём по разочку, после трудов вчерашних, ломовых, воскреснем и тотчас колуны искать примемся, - пробурчала я.
- Умирать то зачем?! - вытаращилась на меня Гдана. - У вас што, как у кошек, по нескольку жизней?!
- Гданька, ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?!
- Полшестого уже.
- Кто же в рань такую просыпается?!
- Лето же, не время бока отлёживать, - удивлённо посмотрела на меня эта представительница местных трудоголиков.
- С ума сойти! - выдохнула я, закатив глаза под потолок.
- Давайте-ка, к столу, - засуетилась хозяйка. - За едой и обсудим заботу новую.
- А что мы есть будем?!
Рот наполнился обжигающей слюной.
- Горошницу, - расплылась в доброй улыбке Яра.

9.
Гдана шествовала впереди, победоносно поглядывая по сторонам - тоже мне, Александр Македонский! За ней шла Анька с колуном на плече, с застывшей покорностью в сонных, по-лошадиному печальных глазах. Шла, словно зомби, с трудом выкидывая вперёд длинные, не гнувшиеся в коленях ноги. Она походила на дровосека из древней, полюбившейся детям сказки. На того самого, который однажды заржавел.
Я плелась "в обозе": оплакивала всё, что можно было оплакать, ругала всё, что можно было обругать, смеялась над тем, над чем смеяться - грех!
Местные жители провожали нас любопытными взглядами - им тоже не спалось. Они готовились в очередное путешествие на какой-то полевой стан. Ржали лошади, впрягаясь в телеги. Ревели дети, которых до телег и лошадей не допускали. Прикрикивали друг на друга и на детей женщины - им невтерпёж было на этих телегах прокатиться.
Дурдом!
Мне слышались шепотки насмешек... Ха, ха-ха! Что я, про уклад жизни деревенской не знаю?! Я же штук сорок книг любовных прочитала, древних, посвящённых этому самому укладу деревенской жизни. А в них о деревне вся самая непривлекательная правда была выложена, без всякой там ложной скромности и излишних прикрас.
Деревня - любая деревня! - представляется мне огромным чудовищем, которое имеет единственное ухо. В нём, как в локаторе, отражаются все деревенские беды и радости.
Одной лапой это чудище способно нежно погладить, приласкать, зато другая мгновенно сжаться может в хлёсткий кулак. Одной ногой оно пританцовывает радостно, другая всегда готова для пинка. Рот его искажен гримасой полуулыбки-полуоскала. Взгляд способен пронзать стены.
Этого чудовища нет - и в то же время оно всюду! Оно таится, прячется, но стоит двоим сойтись в разговоре - тут, как тут!
Имя ему - сплетни!
Деревня обожает сплетни. Смакует их, словно гурман изысканные блюда. Потребляет с обильной приправой из довыдумывалок, а то и откровенного вранья.
Деревня живёт сплетнями!
Деревня плачет от сплетен, а отними любимую игрушку - взвоет от скуки!
Я боюсь деревни. Боюсь даже деревню Анькиной сестры, забитую до отказа разнообразнейшей электроникой, роботами и умными машинами. Этой деревни - ужасалась. И в то же время, она вызывала во мне жадное, неуёмное любопытство.
Делая вид, что я равнодушна к её проблемам, я всматривалась в её суетливое отражение буден: с ужасом, с возрастающим хотением ждала, когда зверь тот не только обратит на меня внимание, но и протянет в мою сторону страшную лапу собственного любопытства.
Одеты мы были так же, как вчера. Покопались в чемоданах, нашли чуть более приличные тряпки, запаянные в полиэтиленовые пакеты, но одеть их не дала Яра.
- В праздничном-то, кто работает?! - прикрикнула на нас. - Вон, в сенках, на верёвке висит одёжа ваша. Я её простирнула вчера. Гданька, сбегай-ка, принеси!
- Как её одевать, такую?! - выпучила глаза Анька.
- Чем она тебе не нравится? - не поняла старуха. - Вроде бы чисто постирала.
- Её погладить сначала надо! - возмущённо произнесла Анька.
Гданька глаза округлила и удивлённо произнесла:
- Чо её гладить-то, поди не кошка?!
- На теле разгладится, - заулыбалась и старуха. - Утюг не найти в доме моём, девоньки.
- Почему у вас даже утюга нет?! - возмутилась Анька.
- Вредных насекомых, кровопивцев разных, на планете нет, а значится, исторически надобность отпала одёжу прожаривать, - пояснила Яра. - А красиво здесь то, што рационально...
Мы добрались таки до кучи дров. Тоскливо её обозрели и присели на чурбаки... Ха, как сказали бы древние писатели: дух перевести и сил набраться. Гдана убежала в дом тётки Мариши за ещё одним колуном, а мы наблюдали, как местные жители провожают на утреннюю прогулку коров. Животные жалобно мычали и бесстыдно делали шлёпы прямо на дорогу. Они пялили на нас по коровьи выразительно-бестолковые глазища и острючими рогами тупо выискивали внешних врагов.
Сопровождали стадо... (да, так оно называется, сборище домашних животных), две амазонки на лошадях. Девочкам было лет по шестнадцати, им хотелось выгибнуться, а потому поигрывали они поводьями уздечек - лошади под ними танцевали. Сопровождали их три лохматых собаки породы древней самой - дворстерьер. Одна подбежала к Аньке, зачем-то обнюхала её колени. Брр!
Затем мы проводили взглядами ещё одно стадо - из коз и овец, из баранов и козлов. Последних было, по язвительному утверждению Аньки, гораздо больше.
- Вы работать-то будете?! - вызверилась на нас Гдана.
- Сейчас, вот отдохнём чуток и приступим, - замогильным голосом произнесла Анька.
- Отчего отдыхать-то?! Вы же ещё не работали?! - уставилась на нас юная работорговка.
Мы бы долго ещё сидели безмятежно, если бы не выгналось на улицы деревни очередное стадо, голов так в пятнадцать. Оно приближалось с неминучей неизбежностью столкновения. То парни местные решили на нас попялиться.
Анька схватила колун, махать им так принялась, словно не руки у неё были - крылья ветряной мельницы. Я последовала примеру подруги. На Гданьку взглянула, смех унять не смогла. Она смотрела на нас, как на припадочных.
- Кончай пень просиживать, поленницу складывай! - крикнула я.
- Ага, зашибёте ишшо, - поёжилась девчонка.
Куча дров стремительно таяла, превращаясь в поленья, мы тела свои нежные превращали в пот, а парни местные, разбившись по двое, по трое, прогуливались рядышком по тропинке у домов, бросая на нас тайные, полные тайной заинтересованности взгляды. Подойти к нам ни один не стремился.
Мне смеяться хотелось и плакать, одновременно. Гдана "подлила масла в огонь".
- Да-а-а! - протянула она, всем телом восторг изображая. - Наши девки так работать не умеют!
Анька отбросила колун в сторону.
- Сюда идите! - скомандовала подруга очередной парочке, шествующей мимо с мордами майских котов, которых не докормили сметаной.
- Што надоть? - отозвался один из парней.
- Подойти трудно! - рявкнула Анька.
- Ну и чо?! Што надо-то?!
- Дамам помочь бы не мешало! А ну, быстро, похватали колуны! Чтоб мигом все дрова раскололи!!!
- Я не умею колоть дрова, - заявил один.
- Не мужицкое это дело, топором махать! - высокомерно заявил другой. Почесал в затылке и спросил: - А дамы, это хто?!
- Брысь отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было! - проорала Анька. Что, впрочем, не помешало ей подманить другую парочку.
Ситуация повторилась.
- Вот ещё, колоть дрова, бабским делом заниматься, - фыркнул один.
- И я не буду бабской работой заниматься, - задрав подбородок, сказал второй.
Гдана смотрела на нас, как на ещё более дурных. Как... как на пришибленных!
- Чо ты к ним привязалась? - заговорила осуждающе, как только неумехи отошли на приличное расстояние. - Это же мужичьё. Они на дела сурьёзные не способны.
В конце концов, Анька заставила бы парней колоть дрова - мне ли не знать её! Лодырям повезло. По деревне пополз обоз. Наши воздыхатели попрыгали в телеги и... были таковы.
Мы оседлали чурбаны. Без зрителей работать... хм, какой смысл?!
Через час нас напоила холодным молоком тётка Мариша.
- Надо же, работящие какие! - приободрила она, разглядывая кучку наколотых дров с явным неодобрением.
На нас пялилась вызывающе Гдана, а мы наслаждались тишиной и покоем. После того, как телеги ускрипели в поля, а стада отмычали, отблеяли и исчезли за холмом, деревня успокоилась. Вскоре солнышко из-за облачка вынырнуло, постирушку затеяло: отражение своё огнём в реке расплескало. Лепота!
И тут, я рассмеялась. Тихо-тихо... Ой, на Земле есть у меня тетрадочка заветная, из настоящей бумаги. И шариковая ручка старинная, (полстипендии за неё отдала). Ей я записываю в тетрадь ту, уже лет семь, детские стишата. В основном, четверостишья. Когда-то решила: наберётся ровно сто штук - опубликую. Стишат-малышат уже за триста, а я никак не решаюсь их опубликовать, даже в Инете.
А сейчас о том пора сказать, что смех мой тихий вызвало. Чудо - самое настоящее чудо произошло!!! - стихотворение народилось. Хрустально чистое. Полное удивительной праздничности.

Солнце в речке отразилось:
Заплескалось, заискрилось.
Чуть попозже догадалась:
Солнце с речкой целовалось!

И Анька выдохнула:
- Вот оно, счастье!
- Ань, - заулыбалась я, - а может мы в Рай попали?!
- В Раю дрова не колют, - добавила подруга прозы в мои размышления.
Мы сидели бы так до вечера, если бы...
- Доброго утречка! - проскрипел тонюсенький голосок за спиной.
Ба, бабка - божьий одуванчик, клюкой подпёртый. А поклонилась низко, рукой земли коснувшись. Поздоровались и мы - естественно, улыбками до ушей радость выражая.
- Вот, я вам ещё одну вершину нашла, - торжественно провозгласила Гдана, показав на старушку рукой.
А тут и бабка залебезила:
- Родненькие, миленькие, помогите мне и старику мому картоху окучить. Бог дочерей мне дать не сподобился, а сыночки не помощники.
- Что с ними?! - спросила Анька, побледнев.
- Как заженцами стали, в деревне соседней живут, - слёзно произнесла старушка. - Не отпустят их жены в страду. У самих забот невпроворот. За детьми да хозяйством пригляд надоть иметь. Зимой только и наезжают. Ежели бы не соседи, ложись да помирай.
- Не беспокойся тётка Нюра, мы картоху твою сполем и окучаем! - не спрашивая нашего на то согласия, заявила Гдана. Добавила, весело свернув глазами: - Для нас это не вершина даже - горочка малая.
Насчёт вершины и горочки, видно было, старушка не поняла, но переспрашивать не стала. А вот то, что мы избавим её от труда хлопотного, до неё враз дошло. (Ха, ха-ха, сама по-деревенски заговорила - осталось корни пустить!). Старушка снова поклонилась, земли рукой коснувшись, и молвила-проскрипела:
- Пусть доброе дело добром вам отзовется.
Ба, а рядом уже другая старушенция. Резвая и худая. На вид - кузнечик сушеный... Ха, ха-ха, кузнечик с мордочкой хорька.
- Подмогнуть надоть, - заговорила торопливо. - Мои-то, ироды, бревно бросили на взгорке и в поля уехали. О том, што беда могет быть, не подумали.
- И что? - спросила я.
- Так развернуть его надобно.
- Кого?
- Кого-кого, бревно енто и надобно развернуть!
- Зачем?
- Так покатиться может, увечит кого-нибудь!
- Кого?
- У тебя с головой-то в порядке всё? Говорю же, мои недотёпы бревно бросили на взгорке. Неровен час, покатится, задавит кого. Развернуть его надобно, штобы поперёк горки не лежало.
- Не беспокойся, тётка Фагея, мы...
- А ты помолчи! - рявкнула на Гдану моя любимая подруга и повернулась к старушке. - До сих пор не покатилось, с чего бы ему сейчас не лежать спокойно?
- А вдруг сядет на него кто, а то пнёт. Вот и покатится. А у меня, на взгорке ентом, куры любят в земле копаться. А ну, как придавит?!
- Вон, возьми два полена, - холодно произнесла подруга. - Подложи под бревно - не укатится. А вечером недотёпы и ироды твои вернуться, развернут бревно.
- Ой, как же я сама-то не догадалась?! - всплеснула руками старуха, а в миг следующий превратилась в боевого кузнечика. - Што ты себе позволяешь, пришелица! - обрушилась она на Аньку чуть ли не с кулаками. - Тебе кто позволил семью мою грязными словами обзывать?!
- Сама же их так назвала! - удивилась подруга.
- Твоя правда, - поостыла старушка. - А то бы я тебе спуску не дала. Прощения бы у меня слёзно просила. Извиняйте, пошла я.
Она подобрала два наиболее увесистых полена, взгромоздила их на полусогнутую руку и, покачиваясь, пошла прочь по дороге.
- Тётка Фагея, дрова-то брось, не твои! - крикнула Гдана.
- А мне их она вон, пришелица подарила! - выкрикнула в ответ старушка и, добавив прыти в иссушенный временем организм, побежала от нас вприпрыжку.
Можно было бы от души похохотать, если бы не одно обстоятельство. Только тут я заметила, что со всех сторон деревни к нам идут старики и старухи. Если не читали Вы Стивена Кинга, вряд ли представите весь ужас, который объял мою чувствительную душу. Они, словно восставшие из могил мертвецы, приближались к нам с неотвратимостью самой судьбы. Я насчитала девять... одиннадцать... пятнадцать представителей и, в основном, представительниц пенсионного возраста. (Анька утверждала впоследствии, что было их, как минимум, раза в три больше).
- Гдана, что ты себе позволяешь?! - прошипела подруга, сделав глаза круглыми-прекруглыми. - Немедленно прекрати!
- Я думала, вы обрадуетесь!
Казалось, девочка вот-вот заплачет.
- Верни их, Гданочка! - взмолилась я. - Пусть по домам своим идут!
- Так они не просто к нам идут. С заботами. Помочь бы надоть.
- А мне плевать! - Лицо Аньки покрылось красными пятнами. - Лично я помогать больше никому не буду - поняла! Доколю эти чертовы дрова и загорать пойду на речку! Нашла дуру! Тебе палец покажи - руку откусишь!
- Што я, людоедка штоли? Говори, да не заговаривайся! - Две предательских слезинки выкатились из глаз девочки. Она смахнула их рукавом рубахи и жалостливо протянула: - Вы бы выслушали и-и-их! Вдруг кому помочь захо-о-очется-а-а!
- Нет! - отрезала Анька.
Ссориться с девочкой не хотелось. Кто ещё нам предоставит столько информации о деревне?!
- Понимаешь, - задумчиво произнесла я и ляпнула первое, что пришло в голову: - Мы здесь с секретной миссией. Нам на пустяки нельзя размениваться.
- Правда?! - в глазах девчонки вспыхнул огонь любопытства.
- Правда.
- А с какой?!
- С секретной. Но тебе, так и быть, я расскажу о ней, когда мы улетать будем с этой планеты.
- А раньше нельзя?!
- Она же секретная.
- Ух, ты! Чего же раньше молчали?! Да я вам... только скажите, всё сделаю.
- Для начала верни парламентёров по домам, - попросила я.
- Кого-о-о?!
- Тех, кто к нам идёт.
Гданька нахмурила лоб. Старики и старухи враз остановились, с полминуты постояли, покачав головами - ну вылитые зомби!!! - и... уф-ф, заковыляли от нас в противоположные стороны.
- Гдана, да ты у нас чародейка! - решила я закрепить успех.
- Знали бы вы, как мне пред ними стыдно, - с горечью произнесла девочка. - А за то, что пси-связь применила, могут ещё и наказать.
- За что?!
- Её только на важные дела можно применять. А так... уж не значимо енто, совсем не значимо. Стыдно только.
И тут, стыдно стало мне. Показалось, что легче выслушать ораву старух и дать им любые, самые невыполнимые обещания, чем взглянуть в глаза Гданьке.
- А ты молоток! - шепнула мне в ухо подруга.
Не все бабушки повернули в обратную дорогу. Одна, высокая и стройная, гордо вышагивала к нам.
- Я не виноватая, - прошептала Гдана. - Она на пси-связь не глухая - меня не послушалась!
- Здрасте вам! - поздоровалась старушка, глядя на нас уважительно. - Меня Марфой кличут. Слыхала я, вы страждущим помогаете?
- Не всем и не всегда, - хмурясь, ответила Анька. - По мере возможности.
- Мы на взгорке самом живём. Два колодца было, да в прошлом годе вода ушла. Копатели девятидевятую яму роют, а до жилы водной не могут добраться. Уменьем вас Бог наградил воду чуять, подсказали бы, где водная жила есть.
Не крутить же пальцем у виска? Не так ли?!
- Нет у нас такого уменья, - спокойно ответила я.
- Воду больно уж далече носить из-под горы, - не отступалась от своего просительница. - Смаялись мы. Сподмогните уж!
А Гданька, так вообще умом тронулась. Молитвенно руки на груди сложила и смотрела на нас таким взглядом... таким взглядом... хоть локти кусай с досады и плачь.
- Сквозь землю только Марк может смотреть, - сказала я. - Если может.
- С Марком я вчерась изъяснялась. Нет у него уменья такого, сквозь землю глядеть. К вам обратиться он подсоветовал. Сказал, что вы ходством каким-то таинственным владете и...
- Бабушка, поверьте...
- Я не бабушка ишо! - сердито перебила старушка. - Ишо ноги ходят, руки работу споро творят и разум светел. Пошто неучтиво разговор ведёшь?! Марфой меня кличут. Язык ломается равной мне предстать, можешь тёткой Марфой звать.
- Тётка Марфа, поверьте, нет у нас никакого ходства. И быть не может. Мы ничем от вас не отличаемся. Такие же люди, как...
- А Марк говорит - есть! - вонзила воинственная бабуля в меня острый взгляд. - А он завсегда только правду вещает. Вы уж уважте просьбицу нашенску. Подскажите, где вода прячется. А мы вас, миром всем, как смогём, отблагодарствуем.
- Анька, с чего бы Марку...
- Подожди, подруга, поостынь. Поняла я, откуда ветер дует. Как-то, пока ты дрыхла в своей каюте, я рассказала Марку о своём школьном учителе физики, в которого тайно была влюблена. В него все наши девчонки, всей школы, были тайно влюблены. Он кружок вёл, “Хочу всё знать!”, так треть школьников, даже малявки, рвались в нём заниматься. В десятом классе он учил нас без приборов разных образно видеть энергоинформационное поле земли.
- Чо на нём росло? - деловито осведомилась Гдана.
- Где?
- На поле том?
- Ничего. Это поле... гм, как бы тебе объяснить? Клады мы учились искать, с помощью лозы. Дурью маялись. Земли перекопали - немерено.
- Нашли клады то? - округлила глаза Гданька.
- Черепков разных и железок много нашли. А однажды старинный трактор раскопали. Раньше, на месте луга болото было. Трактор в нём затонул. Вытащить его предки не смогли. Бросили. А мы, лозоходством его разыскали. Откопали. От грязи очистили. Покрасили. Недостающие детали восстановили. Сейчас в музее школьном стоит. К нам даже из Челябинска, с тракторного завода, на котором он был сделан, делегация приезжала. Просили продать. Мы отказались. Так они голограмму с него сняли, чтобы точную копию сделать.
- Так не пойму я, согласные ли вы на помощь нам? - подала голос старуха, которая из Анькиной "тарабарщины" вряд ли что поняла.
- Не знаю, получится ли? - задумчиво произнесла Анна.
- Ты с прилежанием к делу подойди! - с надеждой посмотрела она на Аньку. - Когда со старанием оно деется, завсегда благо раздобывается!
- А! - резко взмахнула подруга рукой. - Попытка не пытка! Дрова успеем ещё расколоть! Гдана, из дома тётки Мариши нож тащи! Острый!

10.
Анька выгибулисто прошлась вдоль придорожных кустов. Вернулась. Около одного из них остановилась и задумчиво произнесла:
- Да, это сойдёт, пожалуй. - Она вырезала увесистую рогатулину, очистила её от коры и сказала, повернувшись к тетке Марфе: - Ведите туда, где воду надо искать.
На вытянутых руках Анька несла перед собой эту рогатулину. Третий её конец, заострённый и наиболее толстый, указывал путь.
За ней по улице, огибающей холм, шли мы. Мы - это я и Гдана, прилипчивая тётка Марфа, пять беспризорных собак и, держась на почтительном расстоянии от нас, степенно вышагивали с десяток старух и не менее двух десятков подростков и детей, молчаливых в ожидании чуда.
Чуда не произошло. Рогатулина в руках подруги даже не дрогнула.
- Может вершину холма обследовать? - пожала плечами Анька. - Там, где огороды.
- Там воде-то чо делать? - недовольно отозвалась тётка Марфа. - Ежели туточки её нету, то там и подавно.
- Хочу обследовать огороды, - твердо произнесла Анька.
- Спопробуй, - поджала губы старуха.
Хозяева охотно впускали нас в ограды, а там, где никого не было, тётка Марфа бесстрашно распахивала перед нами калитки. По зарослям травы высокой и зелёной Анька шастала одна.
- Куда?! А ну, воротитесь! - властно крикнула Марфа в первой же усадьбе, когда вслед за мной на дорожки меж грядок выскочило несколько ребятишек. И показала пальцем на подругу. - Она одна пойдёт. Незачем гурьбой посадки картофеля топтать. Нам резон издали любопытничать.
В пятом огороде рогатина в руках Аньки дрогнула. В шестом - уткнулась заострённым концом в землю. В седьмом - чуть шелохнулась.
Мы вернулись на прежнее место. Анька походила по приглянувшемуся пяточку земли с полузакрытыми глазами, поморщила носик и уверенно сказала:
- Здесь ройте. Вода глубоко залегает, метрах в трёх-пяти от земли.
Дети и подростки смотрели на неё, как на волшебницу, а Марфа не поверила.
- С чего бы ей в ентом месте пребывать? Почитай, на вершине самой.
- Откуда я знаю? - вымученно улыбнулась подруга, (на лбу её искорками переливались крупные капли пота). - Может тут чаша каменная под землёй, в ней вода копится. А может, родник ход нашел в камне, и там, под землёй изливается. Знаю, вода есть, а вот хорошая ли, пригодная ли для питья, понятия не имею.
Рогатулину подруга выбросила, Её тут же подобрала Гдана и прижала к груди, как драгоценность.
- А ты подучишь меня воду отыскивать?! - заискивающе посмотрела она в глаза Аньке. - Научи, а?! Я понятливая!
- Научу.
- А клады искать научишь?!
- Научу.
Гдана приотстала чуть. Шла позади, разглядывала рогатулину и бормотала под нос:
- Жаль только, кладов у нас нету. Дурака таковского, который бы добро в землю зарывал, не сыскать. Клады у нас токо в сказках наличествуют. Разве что нож в лесу обронил хто. Разве что трахтор древний снойти выдастся. У переселенцев первых были они. Да переломались. Может, и затонул какой? Вдруг, в болоте нашенском...

11.
Мы докололи дрова. Собственно, их было не так уж много. Благодарная тётка Мариша, дородная старуха с тоскливой улыбкой на морщинистом лице, накормила нас... горошницей. На столе была сметана, в которую ложка не всовывается. Огурцы, хруст которых нам уже надоел. Лук - перо. И зелёные грибы, не такие уж вкусные. Может потому не вкусные... может потому не так хрустящие... может потому пригорьклая... что не могли мы без боли смотреть на нищету и грязь, царившие в доме.
Бедно жила тётка Мариша. В доме её не было половины вещей, что видели мы у Яры. На окнах не красовались занавески. На столе не лежала праздничной хозяйкой скатерть. Не только миски, но и ложки были деревянными. Табуретки, почерневшие от старости, а может и от грязи, противно скрипели. Хозяйка была подслеповата, не видела заросшие паутиной углы - иначе бы смела. Печь смотрела на нас чёрным зёвом - её некому было побелить.
Мы не встали тотчас из-за стола только потому, чтобы не обидеть хозяйку. Мы нахваливали еду, но почти не прикасались к ней. За нас челюстями работала почище пираньи Гдана. Она быстро расправилась со своей порцией гороховой каши. Торопливо доела горошницу из моей чашки, (предварительно осведомившись - наелась ли я?). Следом - из Анькиной. Суетливо насовала в рот всего, что на столе было: редиску заела грибами, тут же от огурца откусила половину. Смачно почавкав и судорожно сглотнув, она отправила в рот полную ложку сметаны, облизнулась по-кошачьи, удивительным образом коснувшись кончиком языка носа, и с шумом выдохнула:
- Уфф! Вот силы-то набралась! Теперича и поработать можно!
Лишь перешли мост, Гдана повернула направо.
- Ты куда? - окликнула её Анька.
- Дак, к Нюре я. К тётке Нюре. Я же слово дала ей картоху окучить.
Она неторопливо подниматься стала на пригорок. Мы переглянулись и... ох-хо-хо, пошли следом.
Так что, понятное дело, "стучать палкой по зелёным кустам" мы учились на чужом огороде... Ха, ха-ха! Вот так новость! Огород Яры я уже начала считать своим!
Если Вы думаете, что на этом наша трудовая повинность кончилась - ошибаетесь! Я научилась в этот день мыть тряпкой пол, вытирать пыль с подоконников, не бояться ужасно страшного петуха, который не раз хотел затеять с нами драку, и подружилась с Кайдаем. А Анька научилась носить на коромысле воду с речки в деревянных вёдрах, которые назывались почему-то бадейками. А ещё она научилась изящно и весело поливать из внушительной деревянной лейки грядки с овощами.
Яра нас особо и не заставляла что-то делать.
- Отдыхайте уж, наработались, - сказала она, когда вернулись мы из деревни.
Загорать... ха, целый день на солнцепёке были. Купаться... не в трусах же до колен, тем более в мужских. Сидеть, мух считать... так их в доме Яры не было. Травка какая-то, букетом высушенным над входной дверью и над окнами висела, мух отпугивала.
Говорить и то не хотелось, а без разговора друг на друга смотреть невыносимое занятие. Анька первой не выдержала пытки ленью.
- Пойду, Яре помогу.
И ушла. И я ушла, вслед за подругой, в спасительную работу. Да так, что Кайдаю чуть уши не оторвала, когда до седьмого пота носилась с ним по просторному двору.
Ах, да! Похвастаюсь! Вечером, само собой, родилось удивительное стихотворение:

По двору шел петушок,
На бок свесив гребешок.
Увидал зёрнышко,
Заквохтал: - Ко-ко, кок, ко-о-орнышко!

Мне особо понравилось слово “заквохтал”. Думала, что сама придумала, а Яра заявила:
- Петухи издревле квохчут. И ещё миллиарды лет будут квохтать, если не повыведутся.
Про это стихотворение Аньке я тем более не рассказала. Она же занудливей всех зануд! Тотчас ехидно поинтересуется: откуда деревенский петух с Торы знает про попкорн?!
Помылись мы в чуть тёплой бане. Чуть тёплой водой... Мы же и крайними оказались - не истопили!

12.
Описывать, как мы на следующее утро просыпались - настроение портить себе и Вам. Всего-то отличий - Анька больше не просила вызвать ей скорую помощь.
В то утро не только все косточки болели, но и ладони. Вчера на поле картофельном, что у Аньки, что у меня, на ладошках вздулись пузыри с какой-то жидкостью внутри. Гдана нас и та пожалела.
- Вы бы домой шли, - протянула сострадательно. - Тут картохи чуток осталось не пригребённой, сама доокучиваю.
А Яра взглянула на наши руки и безжалостно буркнула:
- Что я, мозолей никогда не видела!
О мозолях мы вскоре забыли. Тем более, пузыри лопнули. (Сама проткнула их острой щепкой - у себя и у Аньки). А утром... страшнее только зубная боль. Помню, в походе... - ой, да что вспоминать!
- Ань, мы инфекцию под кожу внесли, - робко предположила я.
- Отстань! - жалостливо простонала подруга.
- Ань, от этого гангрена бывает.
- Ох, не лезь ты ко мне с дурью своей!
- Ань, при гангрене руки могут отрезать.
- Ты уймешься, в конце концов!
- Ань, у меня пальцы распухли. Кажется, чернеть начинают.
- Если не заткнёшься, я клешни твои сама тебе оборву! - рявкнула подруга, но ладони свои, работой обезображенные, осмотрела тщательнейшее.
Яра снова напоила нас лекарством, (тем же, что вчера), а ладони измазала чем-то зелёным и липким. Как утихла боль, поневоле пришлось плестись к рукомойнику. А от него до стола - рукой подать.
- Кто же голым за стол садится? - осадила нас хозяйка.
- А мы не голые, в ночнушках! - командирским тоном сказала я.
- Вон, одёжа ваша, - сказала хозяйка, головой мотнув в сторону лавки. И приказала: - Одевайте.
- Она же мокрая! - возмутилась я, ощупывая руками мятые-перемятые и холодные от излишней влажности тряпки.
- Кто же виноват? Одёжу, после того, как постираешь, прежде чем на верёвку вешать, отжать надо.
- Отжать - это как? - заинтересовалась я.
- Как тряпку половую вчера выжимала, так и её.
- А как она тряпку выжимала? - спросила Анька.
Старуха посмотрела на подругу долгим взглядом - не издевается ли?!
- Выкручивала она её, чтобы вода лишняя стекла.
- А-а-а! - протянула Анька.
- Одевайтесь и быстро за стол, - скомандовала хозяйка.
- Не-е-е! - протянула Анька, почёсывая затылок. - Мокрое не одену.
- Да и не голые мы, в ночнушках, - чуть менее уверенно сказала я.
- В них можно только после бани у самовара сидеть. Хотя, дело ваше. Хотите голодными остаться, ждите, когда одёжа высохнет. Еду греть, коль остынет, не буду.
- А что у нас на завтрак? - спросила я.
- Грибовница, - произнесла старуха издевательски аппетитно.
В животе предательски заурчало, а рот наполнился слюной. Я не заметила, как натянула "одёжу". И вовсе не сырой она была. Так, влажной чуть.
Было пять утра. Минутная стрелка на ходиках лишь чуть окосела.

13.
Поесть нам не дали. Лишь взяли в руки ложки, услышали песню заунывную. Яра бросилась к окну, прильнула щекой к запотевшему стеклу.
- Нашли! - вскричала она со слезами на глазах. - Ой, счастье-то какое! Надо же, нашли! А я не верила!
- Что нашли? - спросила я.
- Воду! Воду нашли! - засмеялась хозяйка радостно. - Всю ночь с факелами колодец рыли! И нашли! Что же вы сидите! Обувайтесь скорей!.. Да кто же так портянки наматывает, ведь показывала же вчера! Ой, радость-то, какая! Какая честь для дома моего! Спасибушко вам большое, родненькие вы мои! Первый поклон от меня примите!
Она и в самом деле поклонилась нам, коснувшись рукой пола.
- На улицу, быстрее на улицу! - вскричала она и, вдруг, стала невероятно серьёзной.
- Вы в обычаях наших несведущи. Что повелят сделать, сполняйте. И вот ишо што, поливать вас водой будут, ледяной водой, из колодца вашего, не вздумайте уклоняться. Перетерпите уж, коль уважение деревне оказать хотите.
- Ань-к, это тебя поливать будут! - нервно рассмеялась я.
- Обеих поливать будут. Вы вместе к нам прилетели. Слава и хула - всё пополам.
К дому нашему шла огромнейшая толпа. Казалось, собралась вся деревня. Впереди ковыляла бабулечка столь преклонного возраста... - ха, столько не живут. Она одета была в белоснежную ночнушку и несла в руках два малюсеньких ковшика с водой. Следом шли семь босоногих старух, одетых во всё белое, с бадейками в левых руках. Каждая, к тому же, несла в правой руке большой берестяной ковш.
Огромные деревянные ведра, литров на восемь, полными были, неподъемными для старческих рук, но вода даже не плескалась. Даже волнами не ходила. Будто не вода была в них - стекло. Старухи не кренились, не сгибались от тяжести, словно не ощущали её... - не под гипнозом ли?!
Яра подтолкнула нас в спины. Мы сделали пару шагов от калитки.
Старухи запели заунывную песню. Я вслушалась в слова. О том они были, что человек может не посадить дерево, не родить детей, не построить дом, не придумать песню, но если он найдёт воду и выроет нужный людям колодец, о нём с добротой вспоминать будут, пока не кончится в колодце том вода.
Как кончили они петь, толпа одобрительно зашумела. Я встретилась взглядом с Гданькой. Из глаз её разве что искры не сыпались. Девочка стояла в своей ограде, вцепившись побелевшими пальчиками в чуть раздвинутые колья.
Старухи начали водить вокруг нас хоровод. Запели о том, что вода - жизнь. Тому, кто дарует жизнь - слава... Слов в той песне было больше, гораздо больше - разве все запомнишь? К тому же, нас начали поливать ледяной водой. Ковши дружно взлетали над нашими головами и опрокидывались под крики возбуждённой толпы. Раз, другой... пятый. А затем, истязательницы наши ушли к толпе. Бадейки поплыли над головами. Каждый хотел отпить из них воды, хотя бы капельку её пролить на себя. А к нам подошла древняя старушка.
- Испейте водицы из ковшиков ентих по глоточку малому, - пропела она звучным, неожиданно сильным голосом. Мы подчинились. - То не простая вода, уже не в распев заговорила старушка, - заговорная. Отныне ни единой болезни вы не сможете получить через воду и утонуть не сможете, как бы ни пытались.
- Спасибо, - сказала Анька. И брякнула: - Вообще-то, я тонуть не собираюсь.
- Ах, да! Спасибо! - опомнилась я.
Из толпы выкрикнули:
- Кланяйтесь! Кланяйтесь самой старейшей!
Мы подчинились.
- Яра подойди ко мне, - строго приказала старуха.
Она вылила нашей хозяйке на голову остатки воды из одного ковшика и возвестила-пропела:
- Ты хозяйка справная, добротой и умом наделённая! Ты достойна стать старейшей! Да будет так!!!
Толпа заволновалась, волнами заходила.
- Слава Яре!
- Слава!
- Слава новой старейшей!
- Слава нашей мудрой самой старейшей!
- Мокрым, мокрым слава!
- Слава тем, кто созидает добро!
- Слава им!!! Слава тем, кто добро творит!
Самая старейшая подняла руку, в которой был пустой ковшик. Толпа угомонилась, затихла. Воду из второго ковшика старуха выплеснула на тропинку, ведущую к калитке.
- Яра, пусть дом твой всегда будет открыт для добра. Пусть зло не переступит его порог.
Толпа взорвалась криками. Славили нас, выкрикивая наши имена. Славили Яру.
Старушка дождалась тишины, протянула мне и Аньке по пустому ковшику.
- То подарок вам, от мира нашенского. От ковшиков ентих один прок. Как народятся дети, всего раз - запомните, один раз, не боле! - любой водой обрызгайте из них тельце каждого ребёнка. С ладошки своей обрызгайте. Дети не будут знать простуд.
- Спасибо! - заулыбалась Анька.
- Спасибо и вам! - Старушка поклонилась нам, коснувшись рукой земли.
Разом поклонились жители деревни. Даже босоногий мальчишка, лет трёх, и тот важно согнулся и землю пальчиками погладил.
Поклонились и мы, повторив знакомый жест. Люди одобрительно зашумели и... начали расходиться.
К нам подошла тётка Марфа.
- Анна, ответствуй со всей сурьёзностью, как имя наставника твого, кой ходству тебя обучал? - спросила она.
- Ренат Ибрагимович.
- Имя дивное и красивое, - отозвалась старуха.
- Тётка Марфа, а зачем Вам знать его имя? - удивилась подруга.
- Пока не кончится вода в твоём колодце, мы обязаны помнить и о нём тож.
- Зачем?
- В свершениях своих он более велик. Малая кроха его добросердечия семенем добрым в деревне нашей проросла. О нем помнить мы должны с особой теплотой.
- Вы всего лишь герои, а он - учитель героев! - на полном серьёзе пояснила Яра.
И вот ищо што, - заговорила тётка Марфа, лучась от радости, - Просьба к тебе Анна будет огромной существенности.
- Слушаю, - вскинула голову подруга.
А Марфа поклонилась ей, до земли.
- Поклон ентот передай наставнику свому, Ренату Ибрагимовичу, - торжественно провозгласила она, лишь разогнулась. - А ишо передай, што кланялась я, Марфа Заветнова, по поручению совести своей и совета старейших, но в поклоне ентом склоняется пред ним и деревня вся. А ишо передай ему - не забудь! - слова нашински: пусть его доброта, добром ему отзовётся!
Анька вытянулась по стойке смирно.
- Клянусь, я сделаю это!
На глазах её были слёзы.

14.
- Пошли в дом, - скомандовала Яра. - Гданька, хватит за плетнём прятаться! С нами айда! Вместе веселей утричать!
- Спасибочки, Яра! Мигом я!
Лапти мы скинули у входа в сенки, направились к двери, ведущей в дом.
- Стойте! - окликнула нас Яра. - Куда попёрлись?! С вас же течёт! Здесь раздевайтесь. Вон, в бадейку ту, одёжу кидайте. Я выжму, на верёвку в огороде развешу.
- А в чём мы есть будем? - спросила Анька, сглотнув слюну.
- Не голыми же. В чемоданах одёжа праздничная, сегодница её вам носить. Работать не дам, так и знайте!
- Почему?
- Праздник у вас. Великий праздник! Кто же в праздники-то в трудах живёт?! Да и с полей сёдня пораньше люди приедут.
- Из-за нас?!
- Экие вы шустрые. Вам почести сполна оказаны. По средам у нас посиделки... Ой, девоньки, а ведь и из-за вас тожечки пораньше приедут! Чуточку раньше приедут, не удержатся. Поглазеть на вас им страсть как захочется. Вы драться-то умеете?!
Глаза мои на лоб полезли, словно по проторённой дорожке.
- Чего-о-о?!!!
- На поединок вас обязательно вызовут, - задумчиво заговорила Яра. - И даже знаю кто. Катька. Она у нас в кулачном бою первая.
- Странные у вас обычаи: утром водой холоднющей поливаете, ковшиками волшебными награждаете, а вечером бьёте! - поджала я губы.
- То честь особая. Я туточки лет пять чужаком жила, пока баба одна мне синяк не поставила, - улыбнулась Яра старым воспоминаниям. И заворчала: - Што вы задницами голыми передо мной вертите! Простынете ишо. Кыш в горницу!
Праздничная одежда была запаяна в прозрачные полиэтиленовые пакеты. Анька надорвала один из пакетов, на котором написано было “Анне”.
- Ты што творишь! - сердито вскричала Яра. - Мне плёнки енти верой-правдой служить будут не один год. Дай-ка сама я, ножом аккуратненько вспорю.
Праздничная одежда почти не отличалась от рабочей. Лишь рубаха была побелее, да штаны с лампасами. У Аньки - с красными. У меня - с синими. И было в пакетах по ленте шириной в два пальца, длиной метра полтора. В моём пакете - синяя. У Аньки - красная.
- А они для чего предназначены? - спросила я.
- Лоб перехватить, волосы подвязать, - заулыбалась Яра.
- Ха, с этой лентой я буду, как древний матрос в бескозырке, - хохотнула я.
- Её потом оденешь, когда на люди выйдешь.
- Никуда я больше из дома не выйду! - холодно заявила я. - Я драться не умею!
- Зато я умею! - сверкнула глазами Анька.
Что есть, то есть! У Аньки три чёрных пояса. Один по карате-до. Ещё по чему-то, по чисто русскому... - по боевому самбо, вот. И ещё по чему-то... Вспомнила! По так-вин-до! Или... ха, ха-ха, по так-водка-после!
Ой, на этот мой глупый приколизм внимания не обращайте! В миг тот я способна была выдавить из собственного разума лишь подобные примитивизмы.
Мы в один спортзал заниматься ходим. Анька в него меня таскает. Только я, к её огорчению, выбрала другой, новый вид спорта - уклонизм. Называется он, правда, более мудрёно. Толк-ай-канаф-иг. Преимущество этого вида спорта в том заключается, что на ринге спортсмены чаще дерутся не с реальным противником, а с роботом. А робот всегда остановит в сантиметре от носа кулак или ребро ладони. Задача спортсмена заключалась не столько в том, чтобы увернуться от удара, сколько в том, чтобы лишить робота равновесия.
Вообще-то, так этот вид спорта в нашем универе назвали. После того, как появилось мастерство тупить, студенты многие предметы переименовали на свой лад. Вот и спортивную игру эту, уклонизм, переименовали в Толк-ай-канаф-иг. Не каждый тотчас заметит, что тут замаскированы слова: толкай-ка на фиг.
И тут - ой, мамочки-папочки! - я представила, как кулак этого неведомого, лучшего деревенского бойца Кати впечатывается в мой нежный носик, как трещат и размазываются по щеке хрящи, как кровь струёй... Миг и сердчишко кровью кипящей облилось, от страха чуть из груди не выпрыгнуло. Ещё бы чуть-чуть - в обморок бы грохнулась!
- Яра, а деревенские знают восточные единоборства? - спокойно спросила Анька.
- Откудова. Они только и умеют, что по-петушиному друг на друга наскакивать.
- А правила какие?
- А никаких почти. Лежачего не бьют, ежели не борьба. Драться можно до первой боли, либо до первой крови.
- Какая дикость! - прошептала я.
- Выбирать право вам предоставят. Советую сказать: до первой боли. Стоит сказать в драке "Ой!" и бой прекратится.
- Нет уж, я буду драться до первой крови! - сверкнула глазами подруга. - Надо так сделать, чтобы меня в противники Катя выбрала.
- Тебя и выберет. Воду-то ты искала. Ты и значима боле.
- А если эта взбалмошная девица захочет меня избить?! - трусливо пролепетала я.
- Ежели подруга твоя на бой выйдет, кто же тебя бить-то будет?! - удивилась Яра. - Вы же героями станете!
Я облегчённо вздохнула.
- Где Гданька запропастилась?! - проворчала Яра. - За стол пора, а её всё нет и нет!
Простучали каблучки по доскам пола в сенках, барабанной дробью вспороли тишину кухни. Секунды не прошло, Гдана застыла в дверях счастливым манекеном.
На ней была рубаха изумрудного цвета, подпоясанная ремешком из натуральной кожи. Белоснежные штаны украшали зелёные лампасы. Лоб стягивала зелёная лента, а на ногах - ё-моё! - настоящие туфельки!
- Будь здрава, Гдана! - поклонилась ей Яра, прижав руку к сердцу. - В дом гостьей приглядной приглашаю. Оттрапезничай с нами...

15.
- Не-е-е, пойду я! - раз в пятый заявила Гдана. - Скоко можно травник распивать! Мне до обеда надоть три грядки прополоть, а там и другая работа сыщется. Я и так закон нарушила.
- Какой закон?! - заинтересовалась я.
- Праздную одёжу мне в день будний, только по средам и только вечером можно одевать. И только на детские посиделки. А я её сёдня уже спользовала. Но это потому, что не токо у вас, у меня тожечки, в душе праздник большой. Вы плохого не подумайте! Одеть её меня радость за вас заставила. А сейчас, не сбижайтесь - прощевайте! Как-нибудь свидимся.
Гдана поклонилась нам, и вышла из горницы.
- Представляю, сколько смеха будет, если мы явимся на посиделки в лаптях и верёвками подпоясанными, а все будут в туфельках и ремешках кожаных, - пробурчала Анька.
- Не бери в голову, - искренне сказала я. - О том подумать бы не мешало, как от скуки не сдохнуть.
- Может, по деревне прошвырнёмся?
- Вот людям радость будет на нас смотреть! - расхохоталась я. - Все вкалывают, а мы, чистенькие и нарядные, себя любимых выгуливать поведём.
Мы помыли посуду, вытерли со стола. Так процедура эта, последняя, называется, когда тряпкой очень мокрой объедки и крошки со скатерти домотканой убираются... - ой, похоже мы её испортили! Похоже, очень мокрой тряпкой можно только деревянную столешницу протирать. Ну и ладненько! Поди, не одна скатерть праздничная у Яры. А эту... в ведро поганое, куда же ещё. Да, там ей и место!
Мы бесцельно пошлялись по горнице. Кисло улыбнулись друг дружке. Ещё пошлялись. И ещё раз скорчили по улыбке.
- Подруга, а ну его на фиг, этот праздник! - прорычала Анька. - У меня идея есть!
Идею эту мы обсуждали шепотом, словно под каждым окном по подслушивателю сидело. Мы приглушенно похохатывали и строили друг дружке рожицы. В рожицах этих мы в лицах изображали удивления тех, кому удивления были предназначены.
Яра докалывала дрова. Повезло, к нам спиной стояла. Мы короткими перебежками, пригибаясь и озорно поглядывая поверх высокой травы, (которая, как Вы уже догадались, ботвой картофеля называлась), переместились к бане. Там сняли сохнувшую на верёвке рабочую одежду и на цыпочках, чуть пригнувшись, (разведчиками, добывшими важного языка), прокрались к дому.
- Брр, - передёрнула я плечами, натягивая на себя мокрую рубаху. - Аньк, может в праздничном пойдём?!
- Не сахарная, не растаешь!.

16.
Глазенки Гданы... - ха, ха-ха, выпученные шары её трудно было назвать глазенками! Глазища - вот более точное слово! Они излучали восторг.
- Я с вами!!!
Анька хлопнула юную соседку по плечу.
- Ясное дело, с нами. Куда же мы без тебя?!
- А тебя родители не заругают?! - обеспокоилась я.
- За что?
- Тебе же, до обеда, три грядки прополоть надо.
- С чего бы они ругаться стали? Я ведь ребёнок ишо.
- С того, что если с нами пойдёшь, грядки не прополешь, задание не выполнишь!
- Задание... - ент чиго я не выполню?! Задание, энто што?
- Это, как в школе, если домашнее задание не выполнишь, учительница может двойку поставить, - весьма весомо сказала я.
- Кого может поставить?! - вылупилась на меня Гданка. - А школа, это хто?
- Как, ты не знаешь, что такое школа?! - вскричала я.
- Уже знаю, - заулыбалась девочка. - Вспомнила. По хфильму одному вспомнила. В нём земная баба одна школу отучилась, в двух университетах отучилась, а потом пред мужиком сникла в замужестве и несчастной стала. Споров тот фильм много наделал. Все жалели земных детей, которые у пары этой успели народиться. И их тож жалели. И людей Земли жалели.
- Жалели?! - удивилась я.
- Вы полжизни к жизни готовитесь, а потом не знаете, как жить.
- Школа нужна, - твёрдо сказала я.
- Чтобы взять со стола кусок хлеба, не обязательно знать, как устроена рука, - усмехнулась Гдана.
- Без школы человек превратится в первобытное животное! - возразила я, улыбаясь снисходительно.
- Уморила ты меня, - грустно посмотрела на меня Гдана. - В деревне нашей в животное никто ещё не превратился, а школы у нас отродясь не было. Ладно, с заумностями вашими потом разберёмся. Я пошла, собраться бы надоть. А вы, коль Яру боитесь, за домом, или вон в том овражке схоронитесь.
Гдана вышла из дома с корзиной, заполненной какими-то тряпками, с небольшой бадейкой, литров на шесть, и с деревянным совочком, с какими дети играют в песочнице.
- А он зачем? - ткнула я пальцем в орудие детсадовского труда.
- Не руками же извёстку брать. Она маркая и жгучая, - пояснила Гдана.
- Поня-а-атно. - протянула я, хотя понятным мне ничего из сказанного этой хозяйственной девчонкой не было.
- Давай-ка, бадейку неси, не пустой же тебе идти, - сказала девочка, толкнув мне в руки ведро.
То приключение, которое мы себе наметили лишь, завело нас на окраину деревни. И дальше повело, по едва видимой тропинке.
Вскоре Гдана остановилась, посмотрела на нас строго.
- За теми вон деревами с тропы не вздумайте сойти!
- Там что, заминировано? - хохотнула я.
- Там синий мох растёт, - ответила девочка.
И тут, сыпанул дождь. Тучка подкралась незаметно и при солнечном сиянии, породив радугу над деревней, выплеснулась над нами маленькой подлостью. Одежда Гданы лишь чуть намокла, пока бежали к ближайшему дереву, зато наша, и без того мокрая... - ха, ха-ха, хоть отжимай!
- Повезло то, как! - воскликнула девочка.
- Да уж! - проворчала Анька. - С таким везением запросто можно воспаление лёгких схватить!
- Зато синий мох для нас уже не опасен, - радостно улыбнулась девочка. - После дождя он споры не развеивает.
Пока стояли под деревом, выяснили, что нам только в деревне без опаски ходить можно. А уж если мы, неумехи, одни в поле или в лесу окажемся - косточки по досточкам местным жителям раскладывать придётся, так как в одной могиле двоих не хоронят.
Крупного зверья на планете не имелось, а вот растительный мир был несколько агрессивным. Особо опасных для человека и скотины трав, кустарников и деревьев было не много - по пальцам пересчитать. Взрослых они не особо страшили, скотина инстинкты новые приобрела, а вот если ребёнок малый заблудится или пришелец - сгинет!
- В лесу дерево костолом есть, - рассказывала Гдана. - Вокруг него костьми земля усыпана. Оно животными и глупыми звероптицами питается. Не ветки у него - щупальца. Ими хватает и душит. Ими же поедает. Ими же кости подальше от себя отбрасывает. Только кто же к нему из людей подойдёт сам, по доброй воле. Не-е-е, трава болотень страшнее. Она из ям ловушки строит. Когда ям нет, сама роет. Землицу годами подрывает, поверх себя крупинками и комочками выталкивает. В помощниках у неё птичка зобыш. Она травкой этой питается, а заодно земельку склёвывает и из ям выносит. Ямы енти редко большими бывают. Но, когда мне годика три было, корова в такую ухнула. Пока верёвку искали, штоб на рога накинуть и вытащить, кожа с неё послазила. Слизь её ямная съела.
- Ужас! - побледнела Анька.
- Страшнее травка ожогница, - посмотрела на нас чуть свысока Гдана. - Она неприметно в траве растёт. Каждый год, почитай, кто-нибудь да с язвами от неё ходит. Я глазастая и то дважды до себя её допустила. Раз, мне восемь годочков тогда сполнилось, по ноге моей голой она скользнула, так язва до весны следующего года не сходила, а рубец остался. Вдругоряд рукой её ухватила, когда в годе позапрошлом ягоду сбирала. Тогда умней была. Тут же ожогницу двумя палочками сорвала, на валуне камнем в кашицу растерла, ожог кашицей смазала. Почти и не болело. Недельку всего помучилась.
- Ужас! - пролепетала Анька, бледнея.
- Зато у нас нет комаров. И клопов нет. Кровью человека у нас ни одна живность не питается. И тараканов у нас нет. И змей ядовитых. И волки у нас не водятся. А мухи у нас добрые, медовые. У нас вот только в траве полевой не поваляешься, как у вас, мураши жуть как кусачие. Нарыв от укуса дня три не сходит.
- Какой ужас! - Анька обхватила руками голову.
- Разве енто ужас?! Посмотрела я фильмы с Земли, так на ней опасней жить. Вот там да, одной за деревню не выйдешь. Не комары, так волки загрызут. А у нас што - приволье!
- Вот тут ты ошибаешься, - сказала я. - На Земле опасностей для человека меньше.
- Может и меньше, но они страшней, - авторитетно заявила Гдана.
Я решила с ней не спорить.
- Чем синий мох опасен? - спросила Аня.
- Синий мох он чо, вредный только, когда цвести заканчивает. Стоит ступить в него, облачком споры развеивает. А от них тело пятнами красными покрывается и чешется отвратно дня три. В остальное время мы на нём валяться и барахтаться любим. Он мяконький и ласковый. И защитник хороший.
- От чего защитник?
- Мурашей только в нём и в самой деревне нет. Не водятся они в нём, а из деревни их мы изгоняем. Кусочки ентого мха по весне разбрасываем, начиная от середины деревни, а потом всё ширше и ширше раскидываем в течение недели, пока до околиц не дойдём. Так мураши к нам дорогу забывают аж до осени, когда укусы их не такие злобчивые. Так што, хороший он. Всего неделю вредность источает.
- И ты нас решила подвергнуть такой страшной опасности?! - всплеснула руками Анька.
- Чо страшного то? Тропинка там камнями-пластунами выложена. Ты мох не задевай и он тебя не заденет. А если он облачко спор выпустит, так убежать можно. А сейчас и вовсе безвреден. В мокрень он стрелки с бульбочками в себя втягивает. Он же не дурной - знает, как размножаться надоть.
Дождь кончился так же неожиданно, как начался.
- Он полосой шел, - пояснила Гдана. - Вот злыдень, намарал только. Вам хорошо. Мне грязью в ногах хлюпать, а вам Марк лапти непромокучие и грязенеприставучие сделал. Хорошие лапти вам Марк дал. Сносу им нет. Вы улетать будете, подарите их мне. Поди, в космосе они вам без надобности. В космосе, слыхала я, грязи нет.
- Они же с тебя спадут, - хохотнула я.
- Я ведь с ногами вместе расту. Так как?! Подарите, али нет?
- Подарим, - пообещала я.
Мы перешли заросли синего мха по плоским камням, разложенных цепочкой. (Он и в самом деле оказался синим). Обошли ближайший холм и оказались перед входом в пещеру.
- Туда я сама слажу. Больно уж вы мокручие, мокрей меня, ишо измажетесь.
Мы ждали Гдану не более десяти минут.
- Повезло, - улыбнулась девочка радостно. - Извёстку хорошую мигом наковыряла. И сразу же пять штук камня глянцевита нашла.
- А он зачем? - заинтересовалась я.
- Его мы в молоко известковое добавляем. Он извёстку делает гладенькой и блестящей. Её даже мыть можно, когда высохнет. Хоть с мылой.
- С мылом, - поправила я.
- С мылой! - недоумённо посмотрела на меня Гдана.
Тут-то и посетила меня одна идея. Делиться ей не стала. Спросила лишь:
- Гдана, у тебя кисточки есть?
- Так за кистями мы тожечки зайдём. Волосянка прям у деревни растёт, недалече от мельницы. Там и нарежем.

Тётка Мариша, как узнала, зачем мы к ней пожаловали, ревмя заревела.
- Вот и надо мной солнышко взошло! - возопила слезливо. - Вот и я детками любимыми обзавелась! Только не знаю я, за что честь мне такая оказана! Спасибо вам! Вдвойне спасибо, что праздник свой радостный на меня извести решили.
- Раздевайтесь, - скомандовала нам Гдана. - До гола раздевайтесь!
Она достала из корзины три старых холщёвых мешка, с тремя прорезями на каждом - для головы и рук.
- Одевайте!
- Мы и без того в рабочей одежде, - сказала Анька.
- Её беречь надоть, - наставительно произнесла Гдана.
А что - одели.
Приключение продолжалось!
Единственное, что снимать отказались наотрез - трусы. Хоть и мужские они, но... В ответ на смех девочки в смущении глаза в стороны отвели.
- Анюта, ты бы за водой сходила, - скомандовала Гдана.
- В таком виде?! - ошеломлённо пробормотала подруга.
Я подмигнула ей, сердито свела брови к переносице: уговор был, не перечить нашей всезнающей соседке, какими бы дебильными не были её требования.
Анька схватила коромысло и бадейки, выбежала из дома.
- С речки принеси, там вода мягче! - крикнула ей вслед Гдана.

17.
Четыре самых больших деревенских здания без пристроек и без огородов, что приняла я, из звездолёта глядучи, за культурно-досуговый центр, таковыми и оказались. Кроме одного. Того, который вообразила детским садиком. В нём находилась общественная конюшня. Любой, особенно неимущий, мог взять из неё лошадь, запрячь её в общественную телегу и отправиться делать то, для чего лошадь и телега предназначены.
С обратной стороны конюшни, не видимой с того холма, на котором приторил... тьфу ты, приземлился, было, наш звездолёт, стояло семь общественных телег. Столько же саней, лежащих... - ну да, лежащих на деревянных чурбаках. (Как пояснила нам какая-то старушка - для сухранности!). И было там, согласно перечню всё той же старушки, аж шышнадцать общественных плугов. Настоящих, железных.
Сходили мы, полюбопытствовали. Рядом с санями лежала ещё и стопка сложенных друг на дружку деревянных борон, но с железными зубьями. А так же несколько груд и ворохов каких-то особо деревянных приспособлений, предназначение которых я не поняла, (и знать не хочу!). Их облюбовала трава. Ой, и впрямь - честно-пречестно! - около хлама этого она была наиболее зелёной и разросшейся, словно скрыть хотела не нужные природе этой планеты ценности. А над плугами, густо обмазанных какой-то вонючей смазкой, вились медовые мухи... Брр! Если и из неё мёд делают, деревенским не позавидуешь!
Те старцы, которых приняла я за детсадовских воспитателей, являлись, как та же старушка выразилась, смотрителями конюшни. За лошадей отвечали, то есть. А может и за лошадиное имущество. Хотя... Гданка сумела нам доказать, что воровства в деревне нет. (Она не поленилась, из дома своего умыкнула два полена и отнесла их тетке Марише, чтобы скомпенсировать ей ущерб от столь беспечного нашего дара этой наглой, нахальной, бесстыдной, бесцеремонной, беспардонной и, к тому же, крайне бескомпромиссной тётке Фагее - чтоб ей счастье улыбнулось!).
Так что, отвечать смотрителям конюшен приходилось скорей всего лишь за хорошую накормленность лошадей, за их личную лошадиную гигиеничность и - вывод напрашивается сам собой, не так ли? - за их лошадиную работоспособность.
Работы у старцев было мало, потому и клевали они время от времени носами, сидя на лавочке перед визгливыми ребятишками. Перенести лавочку на противоположную сторону конюшни, (где тишь и гладь, да божья благодать, как говорили древние), у них ума не хватило.
Детишки стекались к конюшне поутру сами собой, чтобы совместно провести время. Они играли под присмотром старших детей. Только голод гнал их по домам. Наскоро перекусив, возвращались обратно. Чтобы снова играть. Состязаться. Драться. Жить.
Кустики, в которые детишки бегали по маленькому и большому, были туалетными кустиками. Их выращивали специально - ха, для того и обретались они у конюшни, чтобы называться туалетными. (Обретались - словцо старинное, всё той же старушкой нам было сказано - переведите уж сами на язык наш, мне не досуг, дальше повествование развивать надоть). Сорванные широкие листья за ночь отрастали, а мох вбирал в себя, за полчаса вбирал... то самое, становился ещё мягче и пушистей.
Здание побольше было... - а назовем-ка его таверной. Слово хорошее, звучное - радостью праздничной и таинственностью наполненное, к тому же суть предназначения домика того наиболее полно отражает. Нет, и в самом деле, не звать же его трендем, по деревенски. Неблагозвучно, непривычно звучит слово "трендь", хотя старинный глагол "трендеть", (то есть, языком чесать, не умолкая), многим россиянам знаком.
В таверне собирались бабы взрослые, детьми обзавез... обзаведшиеся. Сидели за столами, пили хмельное пиво, а то и брагу, разговоры вели степенные, анекдоты травили... - ха, наверняка травили! - пели песни и лезли друг к дружке с поцелуями и признаниями в вечной дружбе, когда спиртное ударяло в головы. Мужчины в это время сидели по домам: кашеварили и детям сопли вытирали.
Строеньице поменьше называлось клубом. В нём "зажигала" молодёжь.
Всё это мы выяснили, пока ждали Гданьку.
Ах, да! Соседку нашу, к нам не спешащую, мы ещё не дождались, а значит... - ха, ха-ха, не все сплетни вызнали.
Новости и разные сведения продолжали сыпаться на нас, как из рога изобилия. Каждая особа женского пола, которая проходила мимо, считала своим долгом поинтересоваться - а что это мы тут стоим?! А что это мы тут делаем?! А что это мы в клуб не идём?! И, прежде чем удалиться, каждая из них преподносила ту или иную новость. Наверное, в деревне это было правилом хорошего тона. Так мы узнали, что корова какой-то Аксиньи родила двух телят. Причём, один на свет появился черным, а второй пятнистеньким. Узнали, что молоко козы какой-то Фёклы припахивает слизницей, потому как коза её дурная, жрёт все подряд, в том числе траву эту, дрянную и вонючую. Узнали, что у каких-то Мохиных сдохла лошадь и они слёзно молить собираются совет старейших о выделении им какой-то общественной животины. Узнали, что в Пятнистом логу, на макушке, где покос начинается, появилась серая плесень. Узнали, что дочка какой-то тётки Авдотьи наловила за день аж полторы корзинищи рыбы, (знать бы ещё, какой огромности те корзины?!). Узнали, что у старика Каляя нет правой ноги - родился таким. Теперь бобылём живёт, в нищете и разрухе. Узнали, что муж какой-то Мани бесплоден, (про то, к кому она бегает, чтобы дитё зачать, слушать отказались). Узнали...
У меня голова кружилась от обилия новых лиц и абсолютно не нужной мне информации. Анька, в конце концов, "вскипела".
- Где эта чёртова девчонка?! Не появится через 5 минут - прибью!!! - рявкнула она так, что вспугнула с ближайшего дерева трёх увесистых звероптиц, с повышенной лохматостью. Ей-ей не вру, на них был белый длинный мех, бородкой старика Хоттабыча развевающийся в полёте. Лишь крылья и хвосты украшали голубые перья, с посвистом взрезающие воздух. А вот сколько у них ног, (или лап) - не приметила - поджали.
Гдана сама напросилась пойти с нами в клуб.
- Возьмите с собой! - заканючила она. - Мне осенью четырнадцать сполнится, взрослой стану!
- Туда детей не пускают, так я поняла? - строго спросила Анька.
- С вами пу-у-устют!
- Куда же мы без тебя, - ласково улыбнулась Анька. Позже призналась мне, что столь резкая смена гнева на милость была продиктована, прежде всего, элементарным эгоизмом: на враждебной территории без нашего доброго эксперта по местным обычаям и традициям оказаться и ей крайне не хотелось.
Мы переоделись в праздничное. На улице, как подошли к соседскому дому, крикнули Гдану. Она тотчас выбежала - такая же нарядная, как утром. И такая же заводная - глаза от радости солнышками искрились!
Тотчас протараторила:
- Ой, подождите меня у конюшни! Я мигом! Только в место одно заскочу и ветром примчусь!
Где тот ветер?!
- Доброго здоровьица! - К нам бочком, поводя острым носом из стороны в сторону, словно вынюхивая что-то, подошла тётка Фагея. Та самая, которая умыкнула два полена из дров тётки Мариши.
- Здрасте, - холодно ответила Анька
- А чо это вы тут делаете?! - спросила старушка, отражая на лице сверхлюбопытство. Заострённое личико её ещё больше на мордочку хорька смахивать стало.
- Дурака валяем, - отозвалась Анька.
- А где дурак?! - заозиралась старушка.
- Сбежал.
- А он хто был?!
- Дед Пыхто!
- У нас такой не проживает. Не из соседней ли деревни, случаем?!
- Из соседней, - сквозь зубы процедила Анька.
- А у меня новость.
- Знаем! - рявкнула Анька.
Старушка подпрыгнула, словно кузнечик. Глазёнки её из стороны в сторону забегали с удвоенной силой.
- Хто сказал?!
- Сорока на хвосте принесла, - заулыбалась Анька, почувствовав развлечение.
- Какая со... - ах, разыграть меня решили, шалунишки такие! Я же новость то ишо не выложила, как же знать её вы могите?!
- Так выкладывай! - рявкнула Анька.
- У соседки пугало упало, - с опаской покосилась на подругу старушка. - Так звероптицы зародыши огурцов чуть ли не все пожрали.
- Ну-у-у, это старая новость, - притворилась равнодушной Анька. - Об этом мы давно уже знаем.
- Откедова?! - снова подпрыгнула старушка. - Я сама только што об ентом узнала!
- Тут три звероптички мимо пролетали, рассказали, - равнодушно произнесла Анька.
- Они же говорить не могут?! - удивилась старушка.
- Шутит она, - вмешалась я. - Шутит!
- А-а-а! - протянула старушка. - А на што шутит?
- Тетка Фагея, вы бы шли к своим, - вполне уважительно сказала Анька. - Там Вас заждались уже.
- А хто?!
- Дед Пыхто!!! - взорвалась подруга.
- А-а-а! - протянула старушка, да так и осталась стоять с открытым ртом.
Пришлось нам отойти... Ха, представляю, сколько новых слухов и сплетен прокатится по деревне!
Гдана прибежала запыхавшейся, с лицом счастливейшим и мокрым от пота.
- Где тебя черти носят?! - пробурчала Анька.
- Дак, новость-то у меня какая была?! Если б Фирке не сказала - изобидела бы. Если б Ганке не сказала, изобидела бы. Если б Юлине не сказала, изобидела бы. Если б...
- Достаточно! - рявкнула Анька. - Поняла, ты полдеревни обежала, чтобы сказать всем подругам, что на танцульки идёшь.
- Не всем. Я забоялась, что вы ругаться станете.
- Если бы вторую половину деревни обежала, мы бы никуда не попали, - проворчала Анька. Неожиданно она улыбнулась чему-то, какой-то мысли своей тайной. И сказала, хищно и ласково: - Ладно, ссориться не будем. Веди нас в клуб.

18.
Челюсти наши отвисли основательно, когда вошли в помещение. Не захлопывались минут пять, не меньше, пока Гдана не сказала:
- Вы бы рты позакрывали. Неприлично это, на людей пялиться со ртами распахнутыми.
Посередине танцевального... ха, ха-ха, плясательного зала разгуливали две экстравагантные девицы. Одна с гармошкой. Другая - с балалайкой. Они наигрывали нечто невообразимое. В путанице звуков только великий композитор нашел бы гармонию. Ритм был, музыки не было. Несмотря на это, около музыкантш крутили задницами девиц полста. Они делали туловищами вращательные движения, подпрыгивали, приседали, резко меняли положение тела... ха, ха-ха, чуть не сказала в пространстве, и... в общем, снова крутили задницами. У стен и в углах жались парни, одетые в полосатые штаны, в рубахи с цветной вышивкой на рукавах и подолах. Подпоясаны рубахи были широкими, кожаными ремнями. На ногах у большинства парней были лапти, но некоторые щеголяло в изящных сапожках: эти наиболее беспокойно переступали с ноги на ногу.
- Чо не танцуете?! - осуждающе посмотрела на нас Гдана.
- Сама иди, пляши, - отозвалась Анна.
- Я малолетка. В круг войду, побьют ишо.
- А если я войду в круг, то сама себя побью, - усмехнулась Анька.
- Как енто?! - девочка рот распахнула шире прежнего.
- Уймись, егоза. Дай обществу насладиться первобытной стихией народных танцев, - скорчила Анька серьёзное лицо.
- Как енто?!
- Вырастешь, поймёшь!
Девки отплясали, по тем местам разбежались, которые парни не заняли. Гармонистка и балалаечница начали наигрывать... хм, вроде бы, частушечную мелодию.
И точно. Сорвалась с места девчушка, с взглядом зажигательным. Вихрем закружилась перед парнями, лаптями кренделя выделывая. Звонко пропела:

- Што ты ходишь по деревне,
В разлинованных штанах? Ух!

Выскочил на середину плясательного зала совсем ещё "зелёный" мальчишка, жеманно повёл плечами и выдал:

- По законам нашим древним
После выбора жду свах. Ух!

И бегом убежал в угол, спрятался за спинами более взрослых парней. И девчушка сбежала. Юркнула в толпу подруг.
А тут, другой мальчишка выскочил в центр плясального зала, грудью воздух вспоров. Хвастливо отбил каблуками сапожек барабанную дробь и пробасил:

- Ты пошто меня обидела,
Балалайкой по плечу? Ух!

Частушка была знакомой, где-то слышала её... ха, они же переселенцы с Земли, от культуры её не совсем отворачивались.

- Я пошто тебя обидела?
Познакомиться хочу. Ух!

Пропела курносая девчушка и тотчас юркнула в угол, спряталась за сверстницами.
Из круга стрекозой вспорхнула худенькая девочка. Прошлась королевой по кругу. Звонко выкрикнула:

- Для меня вкуснее Вани
Пряник сахарный в кармане. Ух!

На что, неуклюже потоптавшись в круге, хрипло ответил ей худощавый юнец с прыщавым лицом:

- Пряник тот ты лучше брось,
Не слаще Вани он, небось. Ух!

Что на меня нашло - не знаю! Я выскочила на середину клуба, отбила ногами чечётку и, не особо вслушиваясь в музыку, выкрикнула только что придуманное:

- Мы девчонки заводные,
Мы девчонки просто класс!
Здесь так много парней,
Не найдётся ли для нас?!

Наверное, глупость сморозила. Чем иным можно объяснить наступившую тишину.
Ко мне вальяжно подошла юная девица. Она была одного роста со мной, в талии мы были соразмерны, а вот в груди... нет, груди её были меньше моих, а вот грудь... ну, то самое, что рёбрами обозначено, едва вмещалась в просторной рубахе. А руки... ой-ё, ручищами впору назвать - ей-ей не вру! - раза в два толще моих были.
- Пойдем, выйдем! - сказала она, взглянув на меня взглядом издевательским. То есть, с презреньем полным и лютой ненавистью.
- Куда?
- За клуб!
- Зачем?
Мои простые вопросы повергли её в шок. Не сразу ответила.
- Я тебе морду набью!
- За что?
- Не будешь женихаться с парнями нашими!
- А ты кто? Тебя случаем не Катькой зовут?
- Ну, Катька. И што?!
- Ха, ха-ха, так тебе с Анной драться надо!
- С чего бы?! С чего бы мне с подругой твоей драться, ежели ты напакостила?!
- Так это... Кать, успокойся, а! Что тут не ясного, с ней тебе драться надо, не со мной!
- Пошто так?!
- Не я, она же воду нашла!
- Да ты трусишь! - громогласно произнесла она. - Видели - все видели!!! - она трусит!
- Совсем даже не трушу, - пискнула я.
- Тогда выбирай: до первой...
- До первой крови! - сама того не ожидая, выкрикнула я.
Помирать, так с музыкой! Мой сломанный нос Марк сумеет залечить! И переломы заживит! И даже помирать буду... - ой, мамочки-папочки, что же я наделала?!!!
Молодежь покидала клуб столь поспешно, словно объявили начало землетрясения.
- Не сломись! - решила приободрить меня Гдана. - Катька боец знатный, продержись хотя бы минуточку. Этим славу добудешь.
А Анька скорчила зверскую морду.
- Знай, как побьет тебя, я её на поединок вызову. Так накостыляю, что... - в общем, накостыляю!
- Спасибо, вы меня утешили, - произнесла я севшим от волнения голосом.
- Ты только ногами не дерись, у нас это не принято, - строго сказала Гдана.
Мы вышли из клуба. Из тренди... из таверны, то есть, валом валили взрослые бабы. Думала, заступятся за меня, предотвратят драку - куда там! Громче молодёжи проявлять начали возбуждение и желание увидеть кровавую расправу надомной, бедненькой.
Круг раздался.
Затих.
Слышно стало, как на речке плещется рыба.
В центр круга вышла Катька - грудь колесом! Я робко, мышкой серой, замерла напротив. Чуть подумав, приняла основную стойку борьбы толк-ай-канаф-иг: скрестила руки и обхватила ладонями плечи. Толпа неодобрительно зарычала.
- Начали! - скомандовал кто-то.
Катька медленно пошла на меня, свирепо вращая глазами.
- Убьёт ведь! - закричал кто-то.
- Дай ей! Дай! - проорал знакомый голос за спиной. Оглянулась - ха, Яра вопит. Глаза бешеные. - Дай ей! Дай! Хватит Катьке в сильнейших ходить!
- Катюха, вдарь! Покажи ей, пришелице!
- Не сломись! Слышь, не сломи-и-и-ись!
- Накостыляй, не выгибалась штоб!
- Убиё-о-от ве-е-едь!
- Ши-и-ире-е-е кру-у-уг!!!
"Наверное, для того шире, чтобы все маразмы в него вместиться смогли! - подумала я. - Ой, мамочки-папочки, что же это делается?!"
Вовремя на противницу свою внимание обратила, вовремя присесть успела: кулак сильнейшей деревенской драчуньи просвистел над головой метательным молотом!
Я мгновенно переместилась к противоположному краю круга, не отрывая ладоней от плеч. Катька развернулась, ринулась на меня, словно бык, взъяренный корридой. Я едва успела увернуться, а она врезалась в толпу, заставив кого-то закричать от боли. Повторилось это раз десять. Девица обезумела.
- Под кулак мой подвернё-о-ошся! - орала в экстазе, чуть глаза на лоб не выплёскивая.
Толпа захлёбывалась криком, срывалась на визг.
Глаза Катьки налились кровью. Размахивала пудовыми кулаками, калеча невинных. А я... я не могла заставить себя хлопнуть её по носу, хотя бы ребром ладони, чтоб окровавить и бой прекратить.
Толпа ревела, стонала, выла зверем хищным и была, похоже, уже на моей стороне.
Бой бессмысленно продолжался.
Рук своих от плеч я так и не отрывала - это больше всего нервировало Катьку и заводило толпу... Ха, от криков диких, рыба явно перестала плескаться в речке.
Я решила сменить тактику. Когда в следующий раз Катька ринулась на меня, я поднырнула под просвистевший над головой увесистый кулак и слегка, двумя пальчиками, подтолкнула противницу в плечо. Результат превзошел ожидания. Катя врезалась в людей, образовав кучу-малу. Увы, сдаваться она не собиралась. Легко вскочила на ноги. Ринулась на меня с рычанием льва.
Да сколько же можно?!
Сколько можно покушаться на моё прекрасное личико?! Что с того, что кому-то хочется видеть его окровавленным?! Я то тут при чём?! Нашли козу отпущения!
Я разозлилась.
Ох, как я разозлилась! Ушла от очередного удара и дала этой садистке такого тумака в плечо, что она... опля, бревном закрутилась в воздухе, сброшенным с крутой горы. Ха, ха-ха, пропахала носом землю и - о, радость! - встала окровавленной. Нос не смог заменить плуг.
Рёва такого я ни на одной трибуне мира не слыхивала.
- Слава-а-а!
- Слава сильнейшей!
- Слава-а-а пришелицам!
- Нашим, нашим пришелицам слава!!! Слава-а-а-а!!!
Ха, и Яра орёт! Глаза выпучила, словно травки дурной обкурилась, и орёт, брызгами слюны окрестности орошая.
Дурдом!
Меня подхватили на руки и понесли. Знала бы куда, не радовалась!
Ба-а-а, и Аньку толпа подхватила на руки!
Эти олухи, эти болельщики не доделанные, внесли меня в речку и осторожно положили в воду. А рядом... ха, ха-ха - ой не могу! - рядом бросили в воду отчаянно сопротивлявшуюся Аньку. Вернее, она сама вырвалась из объятий толпы и шлёпнулась в воду, окатив окружающих ворохом брызг.
И что за день такой - с утра в сырости! Не иначе, как Гдана выразилась - мокрень!
Деревенские не стали задерживаться. Тотчас повернулись и - ха, ха-ха, очередной маразм! - ушли. Лишь Яра осталась. И Гданька.
Мы встали. Воды было по колено. Зато с нас стекало, словно с вершин Гималаев.
- Ой, вы чо?! Чо вы кулаки-то посжимали?! - вызверилась на нас Гдана.
- Сейчас мы их мочить пойдём! - прорычала Анька. - Мы деревню вашу грёбаную вмиг по брёвнам раскатаем!!! Вы нас ещё не знаете!!!
- Чо вы?! Чо?! - Глаза у Гданьки стали, как у звероптицы. - Это же честь для вас большая. Когда меня скупают, визжать буду от радости! А вы - чо вы, як звери стали?!
- За что они нас, так? - зло посмотрела я на нашу хозяйку.
А она улыбнулась... - счастливо улыбнулась.
- Чтобы нос высоко не задирали. Обычай такой у нас - правильный обычай! Этим люди как бы сказать хотели, что слава сладка, но они же могут лишить её. Поздравляю вас, девочки, своими вы для деревни стали. То для меня даже большая честь, чем утренняя. Позвольте вам ещё раз поклониться низко, до земли.
Она поклонилась, а мы, как дуры, пялились то на неё, то на Гданьку, и слова не могли вымолвить.
Гдана подала мне руку, когда выходила я из воды.
- Ты научи меня так драться, без кулаков, - сверкнула она глазёнками. - Я тоже хочу быть сильнейшей, когда вырасту! Научи, а?!
А Яра сказала:
- Девочки, вам туда не стоит возвращаться. Победили вы, но пощёчину получила вся деревня. Пусть свыкнется с мыслью, что вы свои.
Мы шли к дому, А Гданька ныла:
- Чо дома-то дела-а-ать?! В клуб пойдё-о-ом! Там самое задорное начинается, а вы уходите-е-е! Там интересней, чем дома сиде-е-еть!
- Цыц! - строго посмотрела на неё наша хозяйка.

19.
Впервые в доме Яры я уснула не сразу. Лежала, закутавшись в простыню, и смотрела в потолок.
- Не спишь? - окликнула меня Анька.
- Нет.
- Мне тоже не спится, - прошептала она.
- О чём ты думаешь?
- Наверное, о том же, о чём и ты.
- О чём?
- О счастье.
Мы долго молчали. Очень долго. Минуты две.
- Ань, оно такое разное, - прошептала я.
- Кто?
- Счастье.
- Помолчи. Дай мысль одну обдумать.
Мы молчали ещё дольше. Целую минуту.
- Ань, - прошептала я. - А ты могла бы выдержать длинную дистанцию. Чтобы бежать и бежать, губу закусив. Чтобы не ныть, как бы трудно не было. Бежать и бежать!
- Ты о чём?
- Мы всего лишь в горнице тётки Мариши потолок на треть от грязи очистили. Ещё стены драить предстоит. И пол. Ты же видела, какой у неё пол. А на кухне печь ещё не побелёна, мы только извёстку загасить успели. И там стены и пол - ужас, какие. И забор у неё падает, столбы сгнили. В домике, где коза живёт, потолок провис. Того и гляди - обвалится. А в ограде мусора... Ань, только в ограде - пахать и пахать! Полгода пахать, безостановочно.
- Что ты предлагаешь?
- Понимаешь, нам всего четыре дня осталось быть на этой планете. Ань, не успеем мы половины сделать, если бежать не будем, губы закусив. До крови! На усталость и боль внимания не обращая. На мозоли наплевав. Мне хочется, слышь, Ань, хотя бы одну старушку в деревне этой сделать немного счастливее. Знаю, улетим мы, она снова грязью обрастёт. Но пока это произойдёт, она не раз слезами счастливыми умоется. Понимаешь, Ань, мы ей радость, может самую последнюю в жизни радость сделаем.
- А как же Яра?
- А что, Яра? Она сильная женщина, не пропадёт.
Анька молчала с полминуты. Сверхдолго молчала!
- Вот что, подруга, - прошептала она. - Я с тобой! Но если пискнуть посмеешь жалобно - прибью! Так и знай - прибью!
- Аньк, спасибо тебе. Я боялась, что ты меня не поймёшь.
- Это тебе спасибо. Я о том же думала. Только слов таких, прочувствованных, чтобы с тобой говорить, найти не могла.
Анька ещё что-то балаболила, вот только... - ха, ха-ха! Ой, не могу! - слова её превращались в пушистые, белоснежные облака. Я то вслушивалась в их тихое шелестение, то всматривалась в их густую белую пену, и беззвучно шептала:
- Вы дождём, дождём благодатным пролейтесь!
Стоит ли говорить, что это не шиза была - сон.

20.
- Девочки, вставайте!
Яра принесла два стакана с коричневой жидкостью.
Анька взметнула тело над кроватью, приземлилась на корточки, вскочила и провозгласила жизнерадостно:
- Мне лекарство не нужно! Я полна сил и энергии!
- А что мы будем е-е-есть? - протянула я.
- Овсянку.
- Яра, это не так говорят. Нужно в комнату войти на полусогнутых и торжественно провозгласить: овсянка, сэр!
- Подруга, ты у меня сейчас на полусогнутых пятый угол искать будешь! - прорычала Анька, размахивая руками - то ли для устращения, то ли для зарядки.
Конечно же, я вспомнила вчерашний разговор. Вот только... не вставалось. Никак не вставалось.
- Пожалуй, лекарство мне не помешает, - перестала Анька махать руками.
Она взяла у Яры оба стакана и... ой, мамочки-папочки, вылила их содержимое на меня.
Конечно же, мы немного погонялись друг за дружкой по комнате. Чуть поколотошматили друг дружку. При этом, чуть не уронили на пол нашу хозяйку.
- Что за бес в вас вселился? - проворчала она.
Уже за столом, Анька сказала:
- Яра, нам в деревне кое-какие дела надо доделать. Ты не сердись, а!
- Что за дела?
- Мы решили тётке Марише помочь, порядок в её доме навести.
- Почему бы не помочь, ежели хочется, - закивала головой Яра. - Дело хорошее.
- Ты не сердись только!
- С чего бы серчать мне? Рада, што занятие по душе сыскали.
- Яра, мы тебе чуть позже поможем, - солгала Анька, пряча взгляд.

21.
Гдана уже ждала нас... - а куда мы, без неё?!
Похохатывая, бросая на суетливую деревню полные солнечной радости взгляды, мы шли к тётке Марише. Деревня нас узнавала. До земных поклонов не доходило (время дело делати, как сказала Гдана) - кланяться недосуг. Бабы кивали, приветливо взмахивали руками. Мужчины, даже старые, бросали в нашу сторону взгляды - быстрые, оценивающие.
У моста нас поджидала Катька.
- Как думаете, драться будет? - спросила я.
- Будет, - уверенно произнесла Гдана.
- Вряд ли, - ответила подруга.
- Тогда... что ей надо?
- Выясним, когда подойдём.
Мы остановились.
- Здрасте вам! - сказала Катя.
- Привет! - поздоровалась я, заработав от Анны тычок в бок. - То есть, сказать хотела - здрасте и тебе! Что нужно?!
- Сказать хочу, што злобы против вас не имею.
- Мы тоже злобы не имеем, ни к кому.
- Странные вы.
- Какие есть.
- Ты бы показала мне тот уверт, которым меня швырнула. Я пушинкой летела, а девки сказывают, што ты чуток ко мне прикоснулася. Странно это. Не колдовство ли? Я же тяжелее тебя, с чего бы мне пушинкой летать?!
Я вспомнила, как на первом занятии по толк-ай-канаф-иг, тренерша, худенькая женщина, весом килограмм в шестьдесят, вызвала на ринг одного из юношей, на полголовы выше её. Она приложил к его плечу правую руку и, наращивая усилие, принялась давить в плечо. Юноша сопротивлялся явно не изо всех сил, всего лишь старался не сойти с места. Он даже ноги не расставил шире. А тренерша резко отняла руку с плеча, а другой рукой чуть подтолкнула юношу в противоположную сторону. Этого "чуть" хватило, чтобы он кувырком покатился по матам.
А она прошлась перед нами и лекцию прочитала:
- В борьбе этой ваша главная задача не собственную силу использовать, а силу соперника...
Этот "фокус" я решила продемонстрировать на Кате. Вот только, когда отняла руку с её плеча, когда подтолкнула её чуть, не удержалась от искушения: рука сама скользнула ей под колено и, привычным жестом, рванула потерявшее равновесие тело вверх. Девушка кувыркнулась в воздухе и... ха, ха-ха, хорошо не носом, затылком пропахала землю, поросшую редкой рыжей травой.
- Ух, ты! - воскликнула она, вскакивая.
- Собственно, все приёмы борьбы, которой я владею, основаны на этом, - сказала я, за словами пряча страх и обеспокоенность. - Нужно всего лишь, используя силу противника, лишить его равновесия и заставить упасть.
- Ух, ты! Здорово!
- Ой, я драться не умею. Вот Анька - это да! Она боевым самбо владеет. И ещё одной дракой, но она для деревенских неприемлема: в ней ногами дернутся. И ещё одной...
- Ух, ты! Пришелица, покажь!
- Нападай, - сказала Анька.
Катька танком ринулась на неё, сжав огромные кулаки. В миг последующий моя подруга сидела на земле, взяв руку извивающейся соперницы на излом.
- А-а-атпусти-и-и! Больна-а-а! - провопила Катька.
- Извини, - смутилась подруга. - Я не хотела причинить тебе сильную боль.
Она отпустила поверженную соперницу, хотела встать и - вот где челюсть моя отвисла до земли самой! - заполучила кулак в лоб.
- Я тоже кой-што могу! - радостно засмеялась Катька, вскакивая. - Ладно, не сбижайся! Квиты мы! Вечером приду. Как возвернёмся с работ, тотчас примчусь. Учить меня будете премудростям своим. Мне драка завсегда была привлекательной.
Анька тоже вскочила, да рот забыла закрыть и слёзы вытереть.
Катька отошла метров на пять, резко остановилась. Повернулась к нам.
- И вот ишо што! - выкрикнула высокомерно. - Со дня ентого вы все, все трое, подруги мои лучшие. Енто я сказала! А я словами не разбрасываюсь! Знайте енто! - Она сделала ещё шагов пять и снова повернулась в нашу сторону. Крикнула, грозно сведя к переносице брови: - Знайте, кто изобидеть вас посмеет - урою! Знайте, енто я сказала! А я словами не разбрасываюсь!
На Гдану без смеха невозможно было смотреть. Раздулась от гордости. А на Аньку... ха, ха-ха, трудно было взглянуть без жалости. Одно уравнение решала, с одним неизвестным: за что её ударила эта взбалмошная девица?!
За мостом нас поджидала ещё одна девушка. Она вышла из-за куста тихой тенью.
- Здрасте вам! - прошелестел её голосок. Смущённо улыбнувшись, она представилась: - Меня Настей кличут.
- Чего тебе Настя надо? - недобро посмотрела на неё Анька, кончиками пальцев правой руки массируя лоб.
- Я енто... нравитесь вы мне, очень. Честь для меня подругой вам быть.
- Будь, - ухмыльнулась Анна.
- Ой, спасибечко вам! - расцвела Настя. - А можно, я вечером приду? Мне поговорить с вами страсть как хочется!
- Приди.
- А можно я вам цветов нарву, луговых?!
- Нарви.
- Ежели бы не в полях работа, помогла бы вам. Тётку Маришу мы дюже уважаем. Она умная и правильная тётка!.. Ой, как бы не споздать?! Побежала я!
- Беги.
Девчушка так рванула с места, что... ха, ха-ха, камешки от её лаптей на нас с неба градом полчаса сыпались.
- Это Красава была, - уважительно протянула Гдана. - Раньше её Настей кликали, в годе прошлом люди наградили боле достойным именем. Лучше её никто с цветами не говорит. Она венки свадебные плетёт красоты неземной. А ишо песни её сами в душу просятся. Только летом ентим три песни придумала. Щас, самые распевные.
- Хиты, - брякнула я.
- Чего-о-о?
- Самые лучшие песни хитами называются, - пояснила я.
Мы пошли дальше, а Гдана отстала чуть. Плелась следом и бормотала:
- Зачем ишо их как-то звать? Песнь, она и есть песнь...
У дома тётки Мариши нас ждала стайка девочек лет тринадцати-четырнадцати.
- Знакомьтесь, то подруги мои верные, помочь пришли, - гордо проговорила Гдана. - Ента Фирка. Котора высока сама - Ириша. А енто - Юлина. Вы не смотрите, что маленькая. Она жилистая и скорая, в работе за ней не угнаться. А енто сёстры - Ганка и Славия. Они спорные немного, но дружить с ними в удовольствие. А енто Вера, из нас она молода сама. Мы её особо любим. Внутри её радость счастья живёт.
- Похоже, субботник намечается! - рассмеялась Анька, забыв о шишке на лбу.
- Вы их не прогоняйте уж, ладно-о-о! - жалостливо протянула Гдана. - Я им своё согласие дала, сговорили они меня, неудобственно будет, ежели откажете-е-е.
- Гданька, да ты что, мы рады только! - заулыбалась Анна.
- А субботник, это хто?! - подала голос одна из девочек.
- Так день называется, когда вместе, сообща, собираются люди и чужую работу делают, - пояснила я.
- А-а-а, - протянула девочка и почесала затылок. - Так не суббота сёдня, четверг. С чего бы его субботником звать?
- Чо не ясного то? - сердито посмотрела на неё самая высокая девочка. - Слово “четвертник” есть ужо. Четвёртую часть чего-либо означает. Потому и день четверга, когда чужую работу делают, тож называют субботником.
- А в среду?
- В среду... слово “средник” тоже есть, оно другое означает. Значится, и в среду день работы чужой, тоже субботником будет.
- А во вторник?
- Чо не ясного то?! Во вторник это будет уже вторникотник.
- А в понедельник?
Я почувствовала, что поплыла... Ха, ха-ха! Только слова “понедельникотника” не хватало в языке деревни!
- Девочки, любой день, когда сообща делают чужую работу, субботником называют, - наставительно сказала я.
- А-а-а...

22.
Роль распорядителя работ по праву досталась Аньке. Прикрикивать и рявкать она любит - свойства для прораба наиважнейшие.
Она тотчас смекнула, что переодеваться в мешок с тремя дырками, (для рук и головы), ей не обязательно.
- Ты, ты и ты, - властно ткнула она пальцем в меня, в Ганку и в тонкую, как тростиночка, Юлину, - потолками займётесь. Я по деревне пройдусь, ещё пару столов для вас найду. И табуретки хорошие. С Маришиных чего доброго скопытитесь, руки ноги переломаете.
- Енто чем табуреты мои не по нраву пришлись?! - Подслеповатая тетка Мариша имела отменный слух. Приковыляла из кухни в горницу. - Што ты тут раскомандавалась?! У меня и так чистота и порядок! Молодые с меня учатся хозяйство вести!
- Успокойтесь, мы хуже не сделаем, - мягко сказала я.
- Тетка Мариша, это старейшие повелели нам у тебя похозяйствовать, - заявила Гдана, покраснев при этом.
- Ну, ежели совет старейших повелел, супротивничать не стану, - недовольно произнесла хозяйка и вышла из горницы.
Я посмотрела на соседку удивлённо.
- Енто она вчерась шелковая была, - виновато прошептала мне в ухо Гдана. - Вы героями к ней приспели. А седня работать не даст. Ходить будет вокруг да около и привередничать. А так, я ей хвост прищемила. Супротив совета старейших слова не скажет. Потому, как их слово - закон!
- За обман тебя не накажут? - прошептала я в ухо сообразительной не по годам девочке.
- Откуда узнают? - наклонилась Гдана к моему уху. - А узнают, розгой по голой заднице достанется! При народе всём, отстегают... - Гдана задумалась на пару секунд и сказала громко: - Я же, как лучше, хотела!
Анька принялась разгуливать по горнице с видом привередливого квартиросъемщика. Наконец, изрекла:
- Двое стены могут начать мыть. Гдана и Славия - эта работа будет для вас. Фира, тебя попрошу раздобыть кусков пять мылой.
- Чего-о-о?!
- Мыла!
- Мылы, штоли?
- Да, мылы! А ещё, принести ведро мелкого речного песка... Для чего - позже поймешь! Ирина, постарайся наносить воды в бочку, которая в огороде стоит. Воды нам много потребуется.
- Не буду!
- С чего бы это?!
- Я не мальчик, чтобы воду носить!
- Что с того, что ты не мальчик. Пришла помогать - помогай! А нет, так скатертью дорога!.. Слёзы уйми!.. Молодец! Давай договоримся - впредь, не ныть! Работать нам быстро надо, каждую секундочку экономить... Позже объясню, что такое секундочка. Не перебивайте! Ты, Вера, уборкой в ограде займёшься. Фира и Ирина, как освободятся, с тобой будут работать. Всё. Я по соседям пошла, столы и табуреты клянчить. Гдана и Юлина - за мной! Вам всё равно работать пока не на чем...
Мыть потолок мы начали вчера, когда втроём были: Гдана, Анька и я.
- Кто же его моет-то?! - ворчала тётка Мариша. - Веничком смели бы, и красота!
Потолок был из досок, обработанных рубанком. От времени, от пыли и грязи, от сажи из печки, доски почернели, а поверхностный слой закаменел. Даже мыльная вода не сразу хотела в него впитываться, мелкими шариками сворачивалась.
- Ножами скрести надоть! Ножами!!! - чуть позже принялась поучать нас хозяйка: - В банях полы мы завсегда косарями скоблим.
Мы попробовали. Через пять минут ножи выпадать стали из одеревеневших пальцев. Решение проблемы пришло неожиданно. В ограде я увидела в углу небольшую кучку не очень крупного песка. Сбегала в дом за чашкой. Нагребла половину. В доме настрогала поверх песка мыла. Залила водой. И размяла получившуюся смесь.
Дело пошло на лад. Песок вгрызался в застарелую грязь, мыльная вода легче впитывалась - подплёскивай лишь чистой водички, чтоб закрепить намокательный процесс.
К вечеру появилась другая проблема. Кончилось мыло.
- Не дам! - сердито поджала губы тётка Мариша. - Нет его у меня. Три куска осталось, чем стирать буду?..
Поняла: Анька Фире дала непосильное задание. Где раздобудет она пять кусков мыла? Утром Яра, и та, выделила нам лишь половину куска.
- Мыло в цене большой, - заявила нам. - Берегите.
- Мыло?! - удивилась я. - На Земле оно самый дешевый товар.
- То на Земле. Здесь его мы сами варим.
- Как это, варим?!
- Химзаводов здесь нет. Многое что приходится самим изготавливать.
- А как вы его варите? Из чего?
- Из басков. Из зверьков мелких. К осени они жир накапливают, кругленькими становятся. Мыло из их жира делается.
- Из зверьков?! Из живых зверьков?! Но это же... - куда смотрит общество защиты животных?!!!
- Это жизнь, девонька. Наши предки на Земле тоже мыло из животных делали, но никто их в садизме не обвинял.
- Я больше не буду этим мылом мыть руки! - вскричала я.
- Ходи грязной, - усмехнулась хозяйка.
Анька тем более в шоке была, но... человек, наверное, хоть с чем может свыкнуться. Мы здраво рассудили, что не дома - ни к чему в чужую жизнь лезть с собственными амбициями. Стиснув зубы, я взяла у Яры те две четвертинки мыла.
Я настрогала его в чашку, смешала стружку с песком, размяла смесь и залила водой. Девочки наблюдали за мной с любопытством. Их любопытство неимоверно усилилось, когда я потерла мокрой тряпкой с песком одно из бревен потолка.
- Видите, как легко грязь счищается.
- Ух, ты! - воскликнула одна из девочек. - А я то мучаюсь, дома ножом стены и потолок скребу!
- Приступайте к работе!.. Мылу, мылу экономьте!!!

23.
Самое большое моё удивление: Фира принесла аж семь кусков мыла.
- А больше дома не было, - простодушно произнесла она.
- Молодец! - рявкнула Анька, не задумываясь о последствиях.

24.
- Ты чо, бешеная?
- Гдана, ещё раз обзовешься - побью!
- Отдохнуть бы надо.
- Дома отдохнёшь!
- Не токо я - все устали!
- Сюда мы не отдыхать, работать пришли!
- Нет, ты точно бешеная!
- Гдана! - угрожающе произнесла я.
- Мы же ишо маленькие! Нас нельзя заставлять так работать!
Этот аргумент я проигнорировать не смогла. Стыдно мне стало. Мало ли что решили я и Анька вчера... К тому же любопытство и меня грызло.
Анькины крики доносились то с улицы, то с ограды, то со стороны огорода. Что там? Из окон не разглядеть. Стёкла свет с трудом пропускали - прежде их бы помыть не мешало!
- Значит так! - весомо сказала я и тряпки выпали из уставших рук девочек. - Объявляю перерыв! Далеко не расходится, минут через десять продолжим.
- Ура-а-а! - закричала Гдана и первой выбежала на улицу.
Ба-а-а! Полуобвалившуюся крышу домика для козы разбирали три незнакомых девочки, лет тринадцати. В ограде копошилось пять девочек... семь - ещё двое прибежали с носилками.
И то, мусора было - завались!
Вышла на улицу - чуть в обморок не грохнулась от удивления. Около десяти мальчишек и девчонок живой цепочкой выстроились от дров, которые мы накололи. Полешки передавали из рук в руки, скидывали в другую кучу - ближе к дому.
А в огороде... бог ты мой, вот это субботник! Такого субботника в жизни не видывала! Четверо девочек махали тяпками на картофельном поле. Еще пять девочек разбирали забор со стороны пустыря.
- Жерди, жерди не поломайте! - кричала тётка Мариша, ковыляя меж кустов картофеля. - Что же ты, как мальчишка, руками неаккуратная! Колья-то пошто бросать?! Сгодятся ишо! Ох, что за напасть на меня свалилась?!.. Бревно-то подкопа-а-ай! Подкопа-а-ай прежде...
А у соседского забора, громыхая голосом, разговаривала со старушкой, (именно через забор и разговаривала), неутомимая Анька.
- ...говорю же, только со стороны пустыря забор поменяем!
- Смотрите-е-е! А то мою картошку потопчите-е-е!
- Так как, насчёт брёвен?
- А я што делать буду, под осень?! Из чего стайку новую ставить буду-у-у?!
- Пойми, тётка Матрёна, нам ремонт в доме соседки твоей закончить нужно как можно скорей. Нет такой возможности в лес ехать за столбами. Очень прошу, выручай! У тебя три дочери и сын, для них же раз плюнуть...
- Подите-ка сюда! - Я узнала старуху, которая стояла за забором, со стороны улицы. Одной из тех она была, которые поливали нас ледяной водой из ковшиков. - Обе идите! - властно сказала она. - Да, да-да, и ты, Матрёна, будь добра, ко мне пожалуй.
О чём они говорили - не знаю. Только Матрёна махнула рукой, подошла к дому и села на завалинку. А Анька провопила:
- Маша, можете начинать!
Две девочки стрелы быстрей промчались до дома Матрёны, схватили четырёхметровое бревно, вскинули на плечо.
- Куда?!!! - дико заорала Анька. - Пупок развяжется! Я за вас рожать буду! Бросайте, кому говорю! Пилу возьмите, тут пилите! Мерку обязательно сделайте, чтоб все столбы одинаковыми были!
Приковыляла тётка Мариша.
- Анна, ты што?! Останови их! Мне Матрёне стыдно в лицо смотреть будет.
- Нет тут ничего стыдного! - сверкнула глазами подруга. - Ей в полтора раза больше брёвен привезут из общественных заготовок.
- Разве што в полтора, - пробормотала ошеломлённая старуха, - тогда да, не изобидится. Не должна изобидиться. Тогда в радость для неё будет... Ох! Да што же такое деется?!
А Анька уже шла на улицу.
- Молодцы! - гаркнула она, подойдя к детям, перетаскивающим дрова. - Отдохнули бы!
- Не устали мы!
- Нет, не устали!!!
И тут Анька меня увидела.
- Что у тебя?! - спросила сурово. - Потолок в горнице закончили?!
- Н-нет. - пролепетала я, словно провинившаяся школьница.
- Вон, по мосту три девочки с вёдрами идут. В свою команду зачисли. И поторапливайтесь!..
О том, как мы работали, я могу часами говорить. Забавных случаев было - тьма! Боюсь, Вам надоест меня слушать.
Скажу лишь, к обеду столько детей набежало, сто-о-олько - Анька устала говорить, что всех работой снабдить не сможет. В конце концов, она достойно вышла из затруднительного положения. Заставила мальчишек, да и девочек тоже, подмести всю улицу, до самой речки. Все ближайшие кусты были тотчас обломаны на веники. Пыли подняли - о-го-го-о-о! - зареканские старухи пожара испугались. Примчались, начали ещё больший хаос на улице создавать.
Старухи проситься стали повкалывать. Им даже слово это по нраву пришлось. С улыбкой перекатывали его в беззубых ртах.
- Нет-нет, - заулыбалась Анька, - отдыхайте уж!
Из взрослых в субботнике нашем приняла участие лишь одна женщина, телосложения могучего.
Она степенно подошла к подруге.
- Ты штоли Анной будешь?
- Я.
- Осемнадцать гвоздей я сковала, дар прими. Все справнее, чем надёж-травой жерди к забору привязывать.
- А вы кто?
- Кузнечиха я. Палагея.
- Спасибо Вам, Палагея! - Анька живописно согнула тело пополам, кончиками пальцев мазнула по земле. - Огромное, великое Вам спасибо!!! Пусть это дело доброе добротой Вам отзовётся!!!
- Дак, я што... я ни што... енто самое, благодарить-то особо не за што. - чуть не заплакала эта сильная женщина. - Железо было бы, разве бы стоко гвоздей сковала!

25.
Они, те последствия, проявились: вечером за подругой гонялась дородная тётка.
- У-у-у... - истошно выла она, резво размахивая огромной жердью.
Анька, испуганно оглядываясь, бегала перед общественной конюшней по кругу, по вытоптанной детьми земле. Девки деревенские, с которыми мы общались до этого события, к акции Анькиного устрашения отнеслись с большим любопытством. Поспешно отступили в сторону таверны и меня оттащили за рукав. Моргнуть не успела, зрителей появилось - тьма! Словно не от отдалённых домов сбегались, а в кустах ближайших прятались, в предвкушении забавного зрелища.
Да, это была акция устрашения. Тётка могла бы ринуться к Аньке по-прямой, гнать её вдоль деревни. Нет, и она бегала по кругу.
Вскоре она устала махать жердью. Остановилась. Вытерла пот со лба.
- Эй! - крикнула Анька. - Тебе что от меня надо?! Объяснила бы!
- Убью!!! - раненым медведем взревела тётка, со свистом крутанула над головой жердь и ринулась на подругу.
Действо повторилось заново.
Лишь только тётка повторно остановилась и повторно вытерла пот со лба, к ней подошла старушка.
- Ну, угомонилась?! - громко спросила она.
- Я её оглоблей ишо огрею! - провопила тётка. - Пошто она мылу мою забрала, не спросясь?! Судить её надобно! Она ребёнка подговорила кражу свершить! За то смерти ей лютой мало!!!
Старушка обвела задумчивым взглядом собравшихся зрителей. Громко провозгласила:
- Каждый, хто туточки есть, завтра по утру принесёт Фёкле четвертину куска мылы и с поклоном низким передаст ей дар из рук в руки! То я, Марфа, поветница самой старейшей, так повелела - быть сему! - Она повернулась к тётке. - Утром в праздном быть тебе. С поклоном низким и улыбкой радостной людей встречать. А сейчас домой ступай.

Утром, когда уходили из дома, Яра окликнула нас:
- Вы ничего не забыли?
- Нет, вроде, - пожала плечами Анька.
- А ведь дело и вас касаемо! - строго произнесла хозяйка.
- Какое дело?! - удивлённо посмотрела на неё Анна. А Яра шмыгнула в сенки. Вернулась с куском мыла. Ножом разрезала его пополам. Половину - ещё пополам. Положила нам на ладони по малому кусочку.
- Отнесёте Фёкле. Из рук в руки передайте, поклониться не забудьте.
- А где она живёт? - спросила я.
- Поди догадаетесь, - грустно улыбнулась Яра. - Почитай, полдеревни ей мыло принести захотели.
Не до смеха стало, когда тётку ту, драчливую, увидела. На посеревшем лице её была улыбка, а из глаз беспрестанным потоком текли слёзы.
Нам очередь пришлось выстоять. А со всех сторон, к дому провинившейся, шли и шли женщины. Каждая напоказ ладонь выставила, с кусочком мыла на ней.
- Похоже, её навсегда отучили с оглоблей по деревне бегать, - слезливо сказала Анька, лишь отошли мы на приличное расстояние от ворот.
- Похоже, не только её, - тяжело вздохнула я.
Через полчаса Фёкла пришла к дому тётки Мариши с корзиной. Поставила её на землю. Низко поклонилась Аньке.
- Прими дар, пришелица.
И Анька поклонилась:
- Пусть доброе дело добротой тебе отзовётся.
- Спасибо тебе! - улыбнулась тётка. Искренне улыбнулась.
- Ой, - всплеснула руками Анна, - а себе ты мылу оставила?
- Нет, всё здесь.
- Так же нельзя! Как же без мылы ты буд...
- Обойдусь.
- Нет уж, половину забирай! Нам его так много ни к чему!
- Не возьму.
Анька схватила корзину, на лавочку отсыпала меньшее количество кусочков мыла, остальное протянула Фёкле.
- Не возьму!!!
И тогда - я бы ни за что не догадалась до хитрости такой! - Анька поставила корзину на землю и согнулась в поклоне.
- Прими и от нас дар, Фёкла! - лишь разогнулась, с улыбкой радостной сказала она.
Поклонилась и тётка, с трудом разогнулась... Ха, попробуйте Вы половине деревни откланяться. Последний поклон не только с трудом, без скрипа в пояснице сделать не удастся.
- Пусть доброта твоя добром тебе отзовётся! - сказала Фёкла, взяла корзину и медленно побрела по пыльной дороге к своему дому.
Дар она не могла не принять - таков обычай!
В этот день Фира, младшая дочь Фёклы, не проронила ни слова. Работать даже тогда не переставала, когда я объявляла перерыв... Ох, моё сердце разрывалось от боли!

26.
Не удержусь, ещё про одно расскажу. Девочки мои петь принялись. А с песней, (не мне объяснять!), работа спорится. Ну и я, за компанию, песен пять им спела. Одну на бис трижды повторить пришлось. А теперь, представьте моё удивление, когда на следующее утро обоз в поля потянулся с этой песней.

Ивушка зелёная,
Над рекой склонённая,
Ты скажи, скажи не тая,
Где любовь моя...

У меня из глаз слёзы умиления хлынули, предатели чувств искренних. А Гдана выдала, счастливо ухмыляясь:
- Хит!!!

27.
В субботу Анька с утра начала привередничать.
Одна из старух так и сказала:
- Надо ж, как умеет привередничать!
На что другая старуха ответила:
- Да-а-а! Муж ейный по струнке ходить будет!
- Эдакая мужику спуску не даст! - значительно прошамкала третья. Остальные дружно затрясли головами. Наверное, осуждающе.
В огороде травинки не было, нет, не поленилась подруга пройтись между грядками и вдоль картофельного поля.
- Кой-где подокучить бы не мешало, - сморщила она недовольно носик. Девочек пять бросились к тяпкам. - Отставить! - гаркнула Анька оглушительно. - Так сойдёт! Истопчите больше! Всё, делать вам больше здесь нечего! Перед домом ждите, пока не окончу приёмку!
- Как тебе забор наш?! - прозвучал звонкий девичий голос из-за забора.
- Забор - загляденьице! - потеплел голос у Аньки. - Ни у кого в деревне такого ровного и красивого нет!
- Звероптицы бы не облюбовали? - робко сказал кто-то.
- Ой! - испуганно вскричала незнакомая мне девочка. - Звероптицы облюбуют - беда! Урожая не жди!
- Нешто мы глупые! - раздалось из-за забора. - Мы к нему завтрица палки самые што ни на есть кривые привяжем, штоб не было такой ровности!
Анька рот открыла от ахинеи такой, в затылке почесала, и скомандовала:
- Ждите меня на улице! Не расходитесь! Слово сказать хочу!
- У нас работы прими! - заволновались дети, что стояли плечо к плечу у дома, рядом с картофельным полем. - У нас, в ограде!
- Молодцы! - сказала Анька в ограде. - Только бугор вот этот, земляной, мне не нравится. Стесать бы его лопатами не мешало.
- Чо раньше молчала? - угрюмо произнёс мальчик, лет тринадцати.
- Раньше ей под ноги смотреть было некогда, - серьёзно сказала моя помощница Фира... ха, ха-ха, то ли издеваясь над не в меру придирчивым прорабом, то ли язвя, то ли заступаясь. Анька покраснела, щёки морковный цвет приобрели. А Фирка, не моргнув глазом, всё с той же серьёзностью добавила: - Штобы командовать хорошо, в небеса надоть глядеть, а не под ноги.
Анька в дом рванула. Я за ней... Ох, знало бы её больное честолюбие, какое испытание ждёт хозяйку, наверняка бы обеспокоилось, тревогу бы забило, войти в избу не дало.
- Куда прешь! - в ужасе прокричала Гдана. А когда Анька машинально сделала ещё пару шагов, Гдана схватила с подоконника мокрую тряпку, замахнулась. - Ишо шаг сделаешь, грязнючкой огрею!
- Вы что, с ума сегодня посходили все?! - ошарашено пробормотала подруга.
- Глаза-то разуй! - чуть более спокойно произнесла Гдана. - На полу пылинки единой нет, мы два часа его муравьиным воском натирали, а ты в обувке грязной и микробной. Што, снять лень?!
Если бы знала, как лекция моя о микробах для Аньки отзовётся... Я от смеха по косяку двери готова была сползти, настолько уморительной ситуация показалась, но тут, вот незадача, подруга меня и Фиру, выглядывающую из-за моего плеча, чуть не покалечила. Рванула из избы с такой торопливостью, что мы едва успели увернуться от её тела, отпрыгнуть в сенки.
Анька выскочила на улицу. Следом - могли бы догадаться! - я выбежала и вся моя бригада.
Около полусотни детей, если не больше, до появления нашего наверняка молчаливо наблюдали, как отмытые до зеркального блеска стёкла дома тётки Мариши озорно отражали лучи полуденного солнца. При нашем вторжении в ту молчаливую созерцательность, они ещё более молчаливо и огорошено уставились... ясное дело, не на меня - на подругу.
Анька растерялась. Окинула толпу очумелым взглядом, пока не въехала в тему: она её создала... Тьфу ты, не тему - толпу, которая в тему.
И тут, мы услышали тот самый разговор. Скорей всего, у старух были проблемы со слухом. Иначе не говорили бы столь громко.
- Надо же, как умеет привередничать! - сказала одна из старух.
Другая ответила:
- Да-а-а! Муж ейный по струнке ходить будет!
- Эдакая мужику спуску не даст! - прошамкала третья старуха, у которой волосы были словно пушок новорожденного.
И тут, я увидела тётку Маришу. Она сидела на лавочке у дома, безучастная ко всему... Бедная, разнесчастная тётка Мариша! Мы её вымотали своей заботой!
А Анька полезла на поленницу.
- У тебя все дома?! - обеспокоилась я. - Анечка, миленькая, успокойся, а. Это маленькое приключение как нибудь переживём!
То ли от слов моих, то ли от неуклюжести, подруга сорвалась, пересчитала носом полешки. Всхлипнула жалостливо. Снова полезла вверх, упёртость на показ выставляя. Взобралась. Выпрямилась, гордо грудь вперёд выпятила и, вперив глаза в небо, командирским голосом прокричала:
- Тем, кто работал в доме, в ограде и в огороде, а так же тем, кто забор делал и порядок наводил на улице, а особливо кузнечихе Палагее, которая сковала и принесла в дар осемнадцать гвоздей, быть здесь завтра в полдень! Каждому принести ложку и чашку!
- Ложка то к чему? - спросила курносая девочка, стоящая в первом ряду.
- Я всё сказала! - выкрикнула Анька. - Ра-а-азойди-и-ись!!!
Она осторожно слезла с поленницы.
- Ложка для того надобна, чтобы песок с мылой перепутывать, - наставительно сказала курносой девочке Груня.
- Наверное, дом снаружи мыть будем, - робко предположил гладко причёсанный, веснушчатый мальчишка, - мылы то прорва осталось, спользовать надо.
- А што, и помоем! - задорно отозвался мальчишка постарше.
А Анька ко мне шагнула.
- Пошли домой, а! - пролепетала жалобно. - Я спать хочу... я так хочу спать. - И рявкнула, в ответ на мой недоуменный взгляд: - Устала я!!!

28.
Ближе к вечеру мы снова припёрлись к конюшне.
Обидно мне стало, гораздо более вчерашнего. Девчат деревенских уродливое и жестокое самбо завлекло, а моя борьба толк-ай-канаф-иг, изящная и благородная, не по нраву пришлась.
Толк-ай-канаф-иг чисто наше название, университетское. Кто первым сказал "толкай-ка на фиг", неизвестно. Кто первым чуть иначе слоги произнёс, тем более неизвестно, но шутливое название прижилось, а настоящее - "роботоимп" - забылось почти всеми.
А на Торе тем более забудется. Жизнь так часто бывает несправедливой... Ну почему?!
Даже Гдана, и та, глаз восторженных с Аньки не сводила, хотя и стояла поодаль от взрослых.
Ко мне, одиноко и грустно сидящей на лавочке, подошла Катя.
- Не сбижайся, подруга. Драка твоя на хитрости и обмане построена. А мы люди прямые и бесхитростные. Нам любее приёмы Анны узнавать.
- В самбо не меньше хитростей, - возразила я.
- Так ты от зависти сказанула! - нахмурила брови Катя. - Больше не завидуй, ни к чему. Жить по правде надоть. Зависть, как ржа железо, душу изъедает, болезной её делает.
- С чего бы завидовать мне?! - возмутилась я. - Если хочешь знать, на Земле моя борьба самая модная.
- Мод... Чего-о-о?!
- Популярная самая!
- Попу чего-о-о?! - вытаращилась на меня Катька. - При чём тут попа?!
- Знаменитая самая, вот! - выпалила я.
- Подруга, говори да не заговаривайся! - свела Катька брови к переносице. - Знаменитым человек только быть могет!!! А вещи и явления могут быть только значимыми!
- Так это...
- Ладно, пошла я. Сиди, звероптиц разглядывай, коль тебе гурьба наша не по нраву.
Катька резко развернулась и размашисто зашагала прочь. А ко мне бочком-бочком, настороженно поглядывая в сторону борющихся девушек, подкралась Гдана.
- Лярная попа, это што? - спросила она.
- Брысь отсюда! - рявкнула я. Спохватилась. Рассмеялась кисло: словно больной ангиной петух в глотке прокукарекал. - Извини, Гданька, не хотела тебя прогонять. Попы лярной не было, нет, и не будет. А есть слово "популярный". Популярными на Земле называют людей знаменитых, прославившихся в чём-то.
- Дурные вы, люди с Земли! - осуждающе посмотрела на меня девочка. - С веков древних не смогли придумать слова красивого и значимого для славления своих героев!
- Подожди, ты неверно истол...
- Ой, побегу я! - нервно замахала руками Гдана. - Там девки новый приём разучивают!

29.
В пять утра нас Яра почему-то будить не стала. Анька сама вскочила ни свет ни заря. Принялась руками махать, с шумом выдыхая воздух. Когда приседать стала и подпрыгивать, задом своим толстым табурет задела.
Грохоту наделала-а-а!
Тотчас голова хозяйки в дверном проёме нарисовалась.
- Поспите ишо. Сёдня день воскресный, спать до шести-семи часиков не грех, - заулыбалась она.
- Тогда... - я опасливо покосилась в сторону Аньки, - полежу маленечко.
- А я выспалась! - выпалила подруга. - Полна сил и энергии!
- Поспите-поспите! А спать невмоготу - поваляйтесь! Соседи без того на меня косо смотрят, - в глаза Яры заискрились смешинки. - Говорят, что замордовала я девок своих. Выговаривать стали, что к гостям у меня подход не нашенский. Гостей дорогих у нас не работой нагружают, а пивом хмельным. С утра подушками мягкими обкладывают. Самый сладенький кусок к столу несут.
- Пусть косятся! - весело крикнула Анька. - Да пусть хоть косоглазие заработают, если забыли, что самый сладкий кусок не подушки мягкие и не пиво хмельное, а осознание важности выполняемого дела. Осознание собственной значимости.
- Эк загнула, - пробормотала Яра.
- Это в жизни главное! - весело улыбаясь, слоном протрубила подруга.
Хозяйка неторопливо вошла в комнату.
- Вот туточки, не совсем согласная я, - посерьезнела она. - Разум в гармонии жить должен с душой и телом. А телу и отдых требуется и нега. А душе - мечты полёт. Ежели работа тело калечит и душу грубит, какой бы значимой она не была, то не работа она - преступление против природы, которая человека создала. А ежели работа только на осознании её важности и значимости держится, ежели душу не бодрит и радостью звонкой не наполняет, то все разговоры о её значимости и важности бессодержательны. Пустое - пустоту порождает! С таким измором человек в холодного робота перерождается. Лечить такого можно только добротой, заботой и мечтой. Смотри, девонька, грань не перейди. Обратно возвращаться трудней.
- Что ты, Яра?! Это я не так выразилась. У меня душа поёт, как подумаю о дне сегодняшнем.
- Ладно, пошла я, - задумчиво улыбнулась хозяйка. - Дел невпроворот.
- Ну вот, а сама загружаешь себя сверх меры, - выпалила Анна.
- Когда человек ест, чтобы работать - енто одно, а когда человек работает, чтобы было што есть - енто совсем другое, - сказала Яра и вышла из комнаты.
Анька бросилась за ней следом.
О чём-то шушукаться они принялись в горнице. Пришлось вставать. Плестись к двери. Вслушиваться... Напряжённо вслушиваться.
- ...масло растительное в енту пору в дефиците большом, - говорила наша хозяйка. - У меня вон ни капли нет, а я по делу ентому самая запасливая.
- Ой, без него же...
- Погодь расстраиваться, постараюсь достать, К Старовойтовым сбегаю. Вплоть до новых заготовок совет старейших обязал их в запасе кувшина два масла держать. Дадут, поди. Боюсь, не пригорькло, не испортилось бы?
- Что за дикость?! - возмутилась подруга. - Зачем хранить то, что дефицитом является и может испортиться?!
- Для нужд общественных. Камешек у нас есть дюже интересный - глянцевит. Стоит его в гашеную известку добавить - краска белая получается качества высочайшего. К тому же, огнеупорная. А масло растительное ентот камушек сгущает. Смазка из него хорошая выходит, вроде древнего солидола. Им деревенские жители оси телег, трущиеся части в косилках, молотилках и в мельнице смазывают: износу металлу нет. В запасе масло держать стали после того, как казус случился. Лет тридцать-сорок назад звероптицы добрались до запасов смазки , пожрали всю. Если бы соседние деревни не выручили, маслица не дали бы взаймы, без урожая остались. Потому как привыкли урожай с помощью железа добывать.
- Так оно не съедобное?!
- Ещё какое съедобное! Повкусней будет, чем земные растительные масла самых элитных сортов. Местные жители к нему непривычные. Лишь картошку отварную с ним есть любят. Макают в него картоху, сольцой крупного помола посыпают и едят. Да ещё в капусту квашеную добавляют некоторые, прежде чем на стол подать с луком мелко нарезанным.
- А из чего масло делают?
- Этим промыслом у нас издревле Старовойтовы занимаются. Масло из обранника добывают. Так растение одно называется, с шипами. Очень перспективное, но на других планетах не приживается. Когда-нибудь поля им засевать начнут. В нём масла больше, чем в земном подсолнечнике. Стебель по осени поздней, после заморозков, слезится аж. Так што, ингредиент ентот я тебе достану. Вернее, постараюсь достать. А вот уксус... Анна, у меня яблочный уксус есть. Сгодится ли?!
- Здесь что, яблони растут? Я ни одной не видела.
- Здесь многое што растёт. Переселенцы с собой взяли семена всех земных растений и деревьев, што в России, в средней её полосе, привычны были. Жаль, не всё прижилось. А многое прижилось не так, как хотелось. Те же яблони дичками стали. За околицей растут. Плодят не яблоки - горошины. Но уксус из них отменный получается. Я его для себя изготавливаю, для нужд врачебных. Так сгодится ли?
- Не знаю.
- Спопробуй, вдруг получится.
- Яра, а почему Марк не завезёт сюда саженцы хороших яблок? Да и... не только винограда, груш ни в одном огороде не видела. И картошка в погребе твоём мелкая.
- В деревне этой нам менять хоть что-то запрещено. С боем большим внедряем новшества. А то и с подсудностью, на свой страх и риск.
- Странно, такая перспективная планета и незамеченной для мира остаётся.
- Предприниматели и промышленники, глядучи на неё, облизываются. Но, в отличие от Киотана, о котором ты сказывала, Тора находится под защитой Земли. Заповедной зоной является. Туризм под запретом. Торговля с представителями других планет только грибами гаурмантоксами разрешена.
- Это их местные жители шлёпами зовут?
- Да.
- Полагаю, не для того их на железо Земля выменивает, чтобы только духи изготавливать?
- Правильно полагаешь. На духи идёт остаточное сырьё. Из них кучу лекарств разных делают, очень ценных.
- Не проще ли лекарства синтезировать?
- Увы, не всё живое синтезаторы способны воссоздать.
- Яра, а ведь ты не напрасно на этой планете. Не так ли?
- Ты права.
- Не расскажешь?
- Отчего бы не рассказать. Меня внедрили в эту деревню вскоре после того, как мой транспортник пронзил метеорит. По времени Торы, произошло это 34 года назад. По времени Земли - 38 лет назад. Тора делает оборот вокруг своего солнца помедленней чуток. Космофлот заинтересовала именно эта деревня. В чём причины аномалии выяснить не удалось, только здесичка, в деревне нашей, кричащих больше, чем во всей Галактике.
- Кричащие - это те, кто владеет пси-связью?
- Да. А так как я сама была по молодости кричащей, меня уговорили поработать здесь пять лет. Потом-то уж сама, без уговоров всяких, здеся осталась. И решеньицем таковым весьма довольнёхонька. Ладненько тут, душе приволье. Лучше места нет, чтобы старость встретить и смерть принять.
- Ты так спокойно об этом говоришь?!
- А што? От смерти лекарства ишо не выдумали.
- Задача твоя в том заключалась, чтобы из этой деревни вырвать в Большой космос как можно больше кричащих?
- Можно и так сказать.
- Ты справилась?
- Не знаю, насколько хорошо. Я смогла уговорить покинуть планету только пятерых девочек. Двое через год странствий вернулись обратно. Работа моя тем осложнялась, что комитет по надзору за планетой поначалу поставил столько ограничений, што я, фактически, была здесь наблюдателем. С туристками мы экспериментируем девятый год. Выдумали легенду для местных жителей, што якобы Марк обеспокоен моей старостью, фанатично стремится помощь мне оказать, а потому привозит мне из мира моего помощников. Как только картоху окучивать приспело, так и привозит. Аргумент сей для местных дюже убедительный. А на деле, нужны вы, штобы всколыхнуть деревню и молодёжь заставить в небо смотреть.
- Яра, а ведь не спроста ты это мне рассказываешь?
- Конечно не спроста. Завтра улетите вы, а Гдана полгода ночами подушку мокрить будет. Жалко девку, уж больно к людям хорошим прилипчивая. Да и я от слёз не удержусь, што таить-то. Полюбила я вас. Как дочек родных полюбила.
- А ну, выкладывай, что задумала!
- Гданька увидеть вас ещё сможет. Так полагаю, кричащей она будет. А значит и Землю посетить для неё не проблема. И вас отыскать ей трудности не составит. А я, при всём желании, увидеть вас уже не смогу, ежели сама о том не озабочусь. Вот и решила я тайное вам поведать. Я - старуха. Строгие выговоры меня больше не страшат. Помирать всё едино туточки буду. А вот вас не повидать хотя бы ишо разочек, раздор для души моей большой! Доченька ты моя, доченька любимая, не проводила я вас, а сердце моё уже от тоски разрывается... Погодь, не перебивай! И слёзы спрячь! К тому разговор веду, штоб дверь вам в мир ентот заново открыть. Как схочется снова у нас побывать, можете руководителю проекта смело звонить. Код доступа к нему я Марку приказала в браслеты ваши личные ввести - он не ослушается! Как соскучитесь, созвонитесь с ним: так, мол, и так, Константин Александрович, Яра нам всё тайное выложила, отправляйте нас на Тору! Он не откажет. Вы же больше сделали, чем все ваши предшественницы. Никому из них не удавалось заставить полюбить себя всю деревню. А может, зря я подстраховываюсь. Может, Костик сам на вас выйдет. На коленях умолять будет, штобы хотя бы ещё с недельку здесь погостили.
- С вами не соскучишься! - озадаченно пробормотала Анька. - Выходит, я не выигрывала конкурс?! Фикция! И подруга моя не спроста со мной полетела?!
- Незнаю, што с проста, а што не спроста. В одном уверена, прежде чем к Марку допустить, вокруг вас на Земле не один десяток психоаналитиков вился.
- Дела-а-а!
- А ты не о расстройстве думай! О той же значимости! Вас из миллионов выбирали. А это, согласись, кое-што значит!
- Дела-а-а!
- С выводами не спеши. Пусть мысли утрясутся, улягутся. Пока забудь о том, што я говорила. И подруге не сообщай. На Земле тем огорошишь её!
- Её появление здесь тоже было предопределено?
- Не знаю, что предопределено, только мне ещё месяц назад сообщили по пси-связи, што две подруги прилетят. И имена ваши назвали. И психопортреты нарисовали. И отзыв дать приказали о вашем пребывании здесь.
- Дела-а-а!
Давай-ка, доченька, о том поговорим, што ишо тебе потребно, для удивления деревни. Дело енто для неё, и для Космофлота тож, весьма пользительное. Я в лепёшку расшибусь, а помогу.
- Ещё яиц с полсотни надо. Я не знаю пропорции, но, так полагаю, на литр масла яиц не меньше полусотни потребуется.
- Этого добра навалом. Енто у меня их нет - подъели. По деревне пройдусь, насобираю.
- Мясо бы достать. Килограмм пять хотя бы.
- С этим тож проблем не будет. В деревне по очереди каждое воскресенье скот режут. Холодильников нет, а летом на постном сидеть люду работящему тяжело. Вот и режут, по очереди. Для тебя кусок выделят, не сумлевайся.
- Наверное, ни лаврового листа, ни перца, в деревне не сыскать. Посоветуй, какие приправы можно положить.
- И перец есть, и лист лавровый.
- Откуда?!
- Из чемодана того, что Марк для меня передал. Он знает, что я без приправ обойтись не могу. А вот добавлять их в борщ стоит ли? Местные жители к ним непривычные. В супы и салаты класть предпочитают петрушку и укроп. А заправляют сметаной.
- Ой, ещё горчицу надо! Чуть о ней не забыла!
- Чего нет - того нет. Лицо не кисли, зато хрен есть. Его добавим. Анна, а ты где готовить училась?
- Нигде. Раз всего сестре помогала, когда она борщ и салат готовила. Но я запомнила. Хорошо запомнила, что и как она делала. А о том, как майонез делают, в журнале читала.
- Будет лучше, ежели я тебе помогу. У меня даже поваренная книга в сундуке лежит. Я многое што из неё готовила, когда помоложе была. И борщи, и солянки, и супы разные.
- Спасибо Яра. А то у меня, честно признаюсь, поджилки трясутся.
- Не дрейфь! Удивим мы деревенских! Ишо как удивим! Кстати, у меня двухведёрная кастрюля есть из нержавейки. Марк подарил, лет шесть назад. Я в ней капусту солю. Для варки - самое то! Мы её на камни поставим, костёр под ней разведём. А вот сковороды большой, штоб мясо и лук пережарить, нет. Погодь, а таз на што?! Он ведь тож из... - нет, алюминиевый он. Я в нём варение варю. Почему бы ему жаровней не послужить?!
- Что бы я без Вас делала! - тепло ответила Анька.
А Яра... - ой, словно наяву увидела её улыбку - она с какой-то особой душевной теплотой произнесла:
- Что бы я без вас делала!
Анька, судя по шагам, направилась в спальню. Я отпрянула от двери, рыбкой нырнула в кровать...

30.
- Тётка Мариша, у тебя варенье из синильги есть? - спросила я.
Гдана посмотрела на меня подозрительно.
- Как не быть, - радостно отозвалась старуха. - Вот же оно, на полке, в горшке круглом. Вчерась хотела угостить вас, неугомонных, из погреба достала, так умчались вы, досвиданьица не сказав. Откушайте, весьма пользительно. Сейчас, ложки принесу. Травничку налью. Как знала, што травничать будем. С утра самый большой горшок лучшими травами заправила и кипяточком залила.
- Нет, травничать мы не будем! Гдана, чашку давай! - скомандовала я. - Да не эту, большую самую! И ложку захвати... Не ложечку, а ложку. Большую ложку!
Тётка Мариша замерла на полпути от печки. Было бы время, ох и похохотала бы я над выражением её лица. Наверняка решила она, что я объедаться начну вареньем, черпая его большой ложкой из большой чашки. Похоже, Гдана подумала о том же. Слишком уж выразительно личико сморщила и плечиками передёрнула.
Я положила на чашку тряпку, выпрошенную у Яры. С трудом вынула из широкого горла горшка деревянную пробку. Налила в чашку, поверх тряпки, густое варенье. Подхватив тряпку за сухие уголки, я приподняла её, вместе с комом варенья, и принялась выкручивать. Варенье полезло сквозь дырочки в ткани, освобождаясь от косточек.
Тётка Мариша доковыляла до стола, нагнулась и, чуть ли не касаясь носом тряпки, принялась наблюдать за моими дальнейшими манипуляциями.
- На што?! - вскоре вскричала она. - Могла бы сплёвывать косточки-то!
Я помыла синие и липкие от варенья руки в рукомойнике... тьфу ты, под рукомойником. Вытерла их насухо полотенцем. Села за стол и потребовала:
- Гдана, толкушку принеси.
Достала из кармана ещё одну тряпку, положила в неё кусок глянцевита и, взяв у Гданы толкушку, принялась усердно стучать по нему. Стучала до тех пор, пока камень в тряпке не превратился в мельчайшую пыль. Её я высыпала в варенье.
- На што?! - вскричала тётка Мариша. - На што ты продухт хороший запортила?!
- Ты будешь енто есть?!!! - округлила глаза Гдана.
Поглядывая на наблюдателей своих, как на неумех, я принялась ложкой размешивать смесь. Вскоре, ложка увязла в сиропе. Он густел на глазах, превращаясь в жвачкоподобную массу, грозя превратиться в камень.
- Гдана, воды тащи! - скомандовала я. - Быстро!
- Да што же ты творишь-то?! - вскричала старуха, но в голосе её было больше любопытства, чем упрёка.
Эксперимент с вареньем я тайком провела в тот день, когда Гдана гасила известь, необходимую для побелки печи. Я слямзила один из камушков глянцевита и на кухне ногтем отколупнула от него малюсенький кусочек, растёрла его на кончике ножа ложкой, смешала с парой капель варенья из ягоды синильги, которым угощала нас в тот день тётка Мариша, и нанесла смесь на край одной из досок, на которых разделывала старушка пищу.
Результат меня поразил. Краска играла глянцем и была такой дивной синевы, что у меня голова от перспектив кругом пошла. С другими вареньями я решила не экспериментировать. Лишь подумала, что на планете этой, в каждой из деревень, впору открывать по художественной мастерской - картины из варенья шли бы в Галактике на ура!
Спустя полчаса, я едва смогла содрать кусочек застывшей краски ногтем. Ещё через час, остатки её с трудом удалось счистить ножом.
Камешек глянцевита я припрятала.
Если помните Вы, во время похода за извёсткой, Гдана пообещала у мельницы нарезать какой-то волосянки, которая используется в деревне вместо кистей для побелки.
В воду Гдана вошла босиком. Острым ножом, который прятался до этого на дне её корзины, срезала пять стеблей этого водного, приземистого растения. (У самой воды они были толщиной в руку). В доме тётки Мариши она разрезала стебли на куски длиной сантиметров по двадцать. Поставила их, торцом, в кастрюлю. Налила воды столько, что стебли на треть скрыло. Бросила в неё кусочек мыла. В ограде костерок развела. Лишь разгорелся он, таганку поставила, а на неё кастрюлю.
Варились стебли часа полтора.
Нижние части стеблей выварились, образовав слизь. Девочка смыла её водой и показала готовые кисти. Волосинок в них не было только в центре, где раньше кольцами слоилась мякоть.
Одну из кистей я у Гданы выпросила, тоже припрятала. И вот, я принесла её из сенок. Ножом отколола от ручки щепку, сантиметра три толщиной.
- На што кисть-то портить?! - выразила недовольство Гдана.
Я не стала пускаться в объяснения. Расколола щепку на три части. Получилось три небольших кисточки, разной величины. Осталось укоротить ворсинки и аккуратно подрезать их с боков. Что я и сделала, всё тем же ножом.
Рисовать по извести оказалось удивительно легко. Варенье ложилось ровно и, самое главное, не подтекало.
- Нашто печь то мараешь?! - возмутилась Гдана. - Я старалась, белила - вишь, как ровно всё и ладненько!
- Ох, да што же ты удумала?! - взвилась тётка Матрёна. - Где же это видано, белёнку вареньем мазать?! На што пятна мне енти, синие?! Прекрати!
- Не прекращу, - улыбнулась я. - Вот увидите, красиво будет. Я печь под гжель разрисую. Вам понравится.
- Ох, за што на меня такая погибель! - горестно провопила хозяйка. Махнула рукой. - Ладно, юродствуйте! Проще уйти, чем с вами недотёпами спорить! Извёстка осталась! Руки пока не отсохли! Забелю вечером это непотребство! Енто у вас...
Бормоча под нос чуть ли не проклятия, старуха вышла из кухни. А Гдана посмотрела на меня осуждающе:
- Пошто старую женщину изобидела?! Разве мо-о-ожно-о-о?!!!
Я не ответила. Продолжала рисовать.
- А красиво, - через минуту робко произнесла девочка. Ещё через минуту спросила: - Ты где талантам таким училась? - Ещё через некоторое время прошептала восторженно: - Ты научи меня вареньем печку мазать!
- Смотри и учись.
- Ой, побегу, тётку Матрёну успокою! - воскликнула она вскоре и умчалась.
Прибежала возбуждённая.
- Ой, там такое, такое творится! Представляешь, Аня што отчудила?! В корытце вылила горшок масла, в него же набила яичек корзину, какой-то водой коричневой и вонючей сверху полила и заставила всё енто двух девочек рогатульками взбивать!
- Она майонез делает, - сказала я.
- Майнеза - это што?! - вылупилась на меня соседка.
- Попробуешь - узнаешь.
- Ой, мне так хочется его спопробовать! А можно, я сбегаю туда, на улицу, ишо подивлюсь.
- Да-да, конечно. Беги.
Вскоре Гдана примчалась обратно.
- Ух, ты! Красотища-то, какая! - окинула она взглядом печь. И, округлив глаза, выдала новую порцию любопытной информации: - А там такое, тако-о-ое творится! Со всей деревни дети с чашками и ложками собираются. А старухи давно уже кучкой рядом стоят, облизываются. А Аня што отчудила. Мясо и сало варит без воды в тазу из белого железа. Да ишо лук, порезанный, туда же высыпала. Пахнет копчёнкой, только вкуснее. Ох, побегу, ишо што нибудь слюбопытствую!
Ха, даже это для Гданы было в диковинку... А что? Ни плит железных, ни сковородок в домах местных жителей почти не было, как пояснила нам Яра. Жарить что-либо - не на чём. Зато имелись в каждом доме русские печи. Зимой еду готовили в них. А летом в духовках, которые нагревались от маленьких печурочек, расположенных в нижней части русских печей. Закрывались духовки тяжелыми плетёнками из прутьев какого-то не особо горючего кустарника, обмазанных глиной. Еда томилась в глиняных горшках. В них складывали сразу всё с вечера: и мясо, и овощи, и крупы. Затапливали печурку и ложились спать. А утром доставали готовую пищу. Тёплую. А то и горячую, если дров не жалели.
Снова прибежала Гдана.
- Ух, ты! - глаза распахнула навстречу. - А я свою печь красными петухами разрисую. Я с измальства любила петухов палочкой на песке рисовать. У меня получится! А Аня што отчудила! Представляешь, капустные листья порезала мелко и в суп бросила. У нас лишний лист капустный, как вилок завяжется, только козам и коровам дают. А она его в суп! Пошто?!
- Попробуешь - узнаешь!
- А майнеза ента, как взболтали её, белой стала. Чудеса! Так Аня што сделала. Девки огурцов нарезали две бадейки. Тётка Акулина корзинку малую помидор принесла. Не красных даже, с желта. Их тож порезали. Зелени накромсали - прорву. И всё это в бочку бухнули и майнезой той залили. Пошто?!
- Попробуешь - поймёшь!
- Ты не жди меня больше. Не приду. Я первой хочу за стол попасть!
- Беги!
- Знай, у тебя здоровски получается! Тётка Матрёна не верит! Так што с неё взять, её слепота обуяла! А деревенским твой талант понравится! Знай енто! Энто я сказала, а я в красоте завсегда разбиралась!
Гданька убежала. Я сделала ещё с десяток недостающих мазков, отошла от печи на пару шагов, полюбовалась сделанной работой и довольно улыбнулась. Лицевая часть печи стала казаться больше, значимей. Она словно бы улыбалась своей значимостью, наполняла кухню тихой, затаённой радостью.
Осталось ещё одно дело сделать, важнейшее.
Я вышла в сенки. Старую бадейку с остатками извёстки нашла сразу же. Вынесла её в огород и без жалости всякой вылила содержимое под ближайший заборный столбик.
- Вот сейчас, ха, ха-ха... Ой не могу! Ха, ха-ха, ой, ха-ха-ха! - нервно посмеялась я так, что слёзы выступили. И пробормотала, сама с собой разговаривая: - Вот сейчас не забелишь ты, тётка Мариша, мою работу. А завтра... ты только приди меня проводить. Пожалуйста, приди! Завтра мой труд тебе в радость будет! Клянусь!
Я вышла на улицу. И... захотелось мне подпорку сделать для челюсти. Я захлопывала её, а она упрямо отвисала.
На улице - полдеревни собралось! Детей - словно саранчи в Африке. Половина - с чашками и ложками в руках. За тремя столами, сдвинутыми воедино, сидя на чурбаках уминали Анькин борщ не менее двадцати мальчиков и девочек. Среди них - Гдана. Нет, не так сказала - счастливейшая Гдана! Глазенки её разве что искры фейерверков не разбрызгивали.
Во главе стола сидела кузнечиха. Каждую ложку Анькиного варева отправляла в рот настолько гордо и степенно, настолько вызывающе гордо, что мне снова захотелось рассмеяться.
- Ты где шастаешь?! - прошипела на меня Анька.
Впрочем, ей не до меня стало.
- Добавки! - потребовала одна из девочек.
- И мне! - отозвалась другая.
- Я тоже ещё хочу!
- И я!
- И я!!!
- Добавки не будет! - крикнула подруга. - Останется борщ и салат, милости прошу снова за стол! Нет - не обессудьте!
Стол дети покидали нехотя. Зато те, кто вторым заходом шел, кинулись чурбаки занимать так, словно озверело в атаку пошли.
Я успела занять место.
Салат... хм, не проголодалась бы, есть не стала. Зелени излишне много, с излишней пахучестью. Огурцов - сверхмного. А помидоров - раз, два и обчёлся, к тому же... хм, разве могут быть вкусными не вызревшие до полной зрелости помидоры?! А майонез... майонез и в самом деле был бы очень вкусным, если бы хрен в него не добавили. А борщ... - борщ, как борщ! Марк вкусней готовит!
Странным мне показался зверский аппетит деревни.
- Садятся только те, кто работал! - закричала Анька, когда наша группа вышла из-за стола. - Я кому сказала - только те, кто работал!!!
Как бы не так! За столы лезли все, кто принёс с собой чашки и ложки. Ха, ха-ха! Не выгонять же из-за стола пятилетнего мальчишку, который успел забраться на чурбак быстрее дылды Ириши из моей команды.
Последней партии неожиданно оголодавших детей, Анька наливала борща по полчерпака. Салата им не досталось, зато хлеба - три огромных буханки. Через минуту на столах даже крошек не осталось. Анька, поджав губы, тоскливо смотрела в пустую кастрюлю.
- Не расстраивайся так! - подошла я к подруге. - Ты же видишь, чтобы всех накормить, армейской кухни не хватит.
- Откуда я знала, что их столько набежит, - слезливо произнесла она.
- Вот и не расстраивайся!
Взъерошенная, потная и красная, Анька подошла к старушкам, стоявшим плотной кучкой у дороги.
- Извините! - развела она руками. - Угостить вас не могу. Сама не ожидала, что столько желающих будет борщ мой попробовать. К сожалению, кастрюля пуста. Салата тоже не осталось.
- Ты вот што, девонька, дай нам майнезу твово на вкусность распробовать, - степенно заговорила одна из старух. - На донышке, в тазу, остаточки осталися. Ты бы на ложку их собрала. Зело хочется хотя бы на язык сположить.
Анька метнулась к кастрюле, а я к Матрёне подошла, поклонилась ей низко и сказала, подражая говору деревенских:
- Тётка Матрёна, просьба к тебе будет особой существенности! В понедельник приди нас проводить. К Марку приди, к звездолёту.
Матрёна хмуро молчала.
- Подруга, - ласково заговорила одна из старух, - неучтиво это, отказ творить. Они тебя добром и заботой обласкали!
Приду! - буркнула Матрёна.
И тут подумала я, что она такого острого шока в жизни не испытывала. Подумала так, и улыбнулась.

31.
Конечно же, я показала Аньке печь, расписанную под гжель. Конечно же, художества мои она не одобрила.
- Снова не в лучшем свете выставила ты себя, подруга, - заявила она. - Нет, чтобы помочь мне. Я как белка в колесе крутилась, а ты - дурью маялась!
Обидно!
Нет, и в самом деле - обидно! Как будто борщ банальный сварить всё равно, что Галактику, как блоху, подковать!
Ну и ладно!
Ну и ладненько!
Ну и сверхладненько!!!
Ну и пусть! Не будем губёшки бантиком завязывать из-за каждого пустяка! Зато завтра, когда тётка Мариша зрение обретёт... а вот об этом завтра думать будем, когда роспись моя не будет казаться ей синими, безликими пятнами.
Мы вышли из дома. И... местные жители нас в очередной раз удивили. За калиткой никого не было, даже ребятишек. Лишь у таза присела на корточки тётка Мариша и выскребала ложкой остатки остатков майонеза.
Бог ты мой, мы забыли покормить хозяйку!
- Ой, что вы?! Мы сами посуду помоем! - бросилась к ней Анька.
Старуха вздрогнула, разогнулась. Посмотрела в нашу сторону с укоризной.
- Яра передать просила, штобы долго не шлялись. Она баню топить пошла.
- Сейчас, столы только...
- Столы не троньте, соседи унесут!
- Сейчас, бадейки помоем и...
- Што, я не ясно сказала?! И бадейки приберут! Своё забрать не забудьте.
- Сейчас, вот только...
- Анна, оставь чурбак в покое! Кому надо, утащат, к месту сложат!
- Я только присесть хотела!
- Шли бы вы уж, устала я от вас.
Вот и вся благодарность!
Ха, ха-ха! Она будет, безмерной будет, когда старушка отойдёт от пережитых волнений и усталости...

Ха, пошляешься тут. С двумя бадейками и кувшином, с тазом и тяжеленной кастрюлей, мы наверняка выглядели со стороны двугорбыми, дебильными верблюдицами.
- Чтобы я, да ещё кому-нибудь помогала в этой деревне - ни в жизнь! - змеёй шипела подруга. - Я, как дура, чтоб угодить, из кожи вон лезла, а они... они...
Наверное, не стоит выкладывать здесь все слова, сказанные Анькой. Эту часть главы Вы и без меня дописать сможете. А если не получится... ха, ха-ха, облагодетельствуйте кого-либо, насильно сделайте доброе дело. Как дойдёт дело до благодарности, так творческие способности змеёй шипеть, вполне возможно, возрастут и у Вас многократно.
Ах, да! Сильно не увлекайтесь! Анька-то, как мост перешли, замолчала. До дома Яры слова не проронила, губки в ниточку тонкую расписав. А у калитки, друг о дружку таз и кастрюлю грохнув, под их торжественно-издевательский звон, вдруг сказала тоскливо:
- Жаль, что улетаем. А то бы ещё один субботник могли организовать. Хотя бы у мужика того, безногого, которого зовут...
- Коляем, - сострадательно подсказала я.
- Жалко его! - тяжело вздохнула Анька и нос сморщила, словно в настроении предчихательном. Сердобольно произнесла: - Он единственный в деревне, кто женской заботой не изобижен. Тьфу ты, не избалован! - И лоб сморщила. - То есть... вот ведь, слова подходящего подобрать не могу!
- Бобылём живёт, - подсказала я, вспомнив, как у клуба, в то время, как ждали Гдану, подверглись мы мучительному истязанию деревенскими сплетнями. Всю подноготную о матери Каляя, которая, будучи беременной, траву ожогницу ногой задела, узнали. Она, чтоб боль дикую унять, пила самогон до беспамятства недели четыре, а в результате сын без ноги родился. И о самом Коляе, о житье-бытье его последующем, непритязательном, всего за минуту, весьма красочно и откровенно, высказала нам тётка Фатинья. (Не путайте с теткой Фагеей!).
- Вот жизнь! - тяжело вздохнула подруга.
Я тоже вздохнула тяжело, по щекам слёзы размазала, и, уже в ограде, бросив взгляд в спину подруге, сказала:
- Прям до слёз жаль его, в нищете и разрухе живёт!
- Кто? - Анька повернулась, уставилась на меня не понимающе.
- Конь в пальто! - рявкнула я.
- А-а-а, - задумчиво протянула подруга. - Вот и я говорю, ещё один субботник был бы не лишним. Тем более, у Митяя.
- У Коляя! - обозлилась я.

32.
Спешить нам было некуда. Мы даже поспали чуть в предбаннике на широченном топчане. А уж венику от нас досталось... Впрочем, о дивном воздействии на организм веникоотстукивания я уже писала, ни к чему повторяться. Полагаю, ещё тогда Вам невыносимо захотелось ощутить на собственной шкуре чудодейственный эффект банных избиений. Если так, если хотя бы сейчас возжелалось сделать это, бросьте читать - истинное счастье не в книгах! Ведь есть же - есть! - у Вас свободное время, коль выделили его для чтения. Плюньте на всё! Тем более, на писанину мою - втройне не обижусь! Дуйте же, со всех ног чешите в ближайшую баню, устройте себе отвратительную, (лишь на первый взгляд), головомойку, назло кабинке личной гигиены. Поверьте: вот это - счастье!!!

Мы буравили взглядами собственные отражения в самоваре и мокрили потом ночнушки, когда заявилась в дом делегация. То Катька пришла, с двумя подругами.
Они поклонились нам, коснувшись руками пола, и, вдруг, Катя спросила:
- У вас мужья есть?
Мы уставились на неё, оторопело.
- Зачем тебе знать об этом? - удивлённо спросила Анька.
А главная деревенская драчунья сердито произнесла:
- Чо, языки проглотили штоле?! Што, ответить трудно?!
Дверь распахнулась. Вошла Яра. В ночнушке, прилипшей к телу. С полотенцем на голове.
- О, какие гости! - склонилась она в низком поклоне. - О, какая честь моему дому! Что же вы на пороге стоите?! Катюша, Зиночка, Зоя, нижайше к столу прошу пожаловать, травничка изотведовать!
- Благодарствуйте и низкий поклон! - чуть склонила голову Катя, тотчас вскинула гордо. - Яра, мы узнать пришли, есть ли у твоих постоялиц мужья?
- У вас мужья есть? - спросила Яра.
- Нет у нас мужей, - томно произнесла я.
- В таком случае, - сухо заговорила Катя, - приглашаем Яра твоих постоялиц на выбор. Самая старейшая сказала, што ежели у них мужей нет, мы не вправе их не пригласить. Так што, как смеркаться начнёт, к плесу пусть приходят. Я всё сказала, досвиданьица. Низкий поклон этому дому.
Вот только, не поклонились они.
Яра посмотрела на Катю холодно, ответила небрежным кивком головы. Девушки вышли в сенки. Несколько секунд за дверью была какая-то возня, раздалось несколько сдавленных вскриков. Вот дверь приоткрылась. Катька всунула в проём голову и прокричала:
- Яра, тебе не мешало бы поучить постоялиц вежливости! Они не знают даже, што с добром вошедших в дом поклоном встречать надобно, а провожая, хотя бы зад от лавки оторвать!
- А ну-ка, обратно входите! - строго сказала наша хозяйка.
- Не-е-е, побежали мы!
- Я кому сказала, входите!
- Не-е-е, недосуг нам!
- Ты забыла, с кем разговариваешь?! - голос Яры металлом зазвенел. - Так я напомню! В совет старейших я вхожу!
- Прости, старейшая, ежели изобидела! - часто-часто заморгала Катька.
Голос Яры громом прогремел:
- Што, так и будем через порог разговаривать?!!!
Девушки вошли. Переминаясь с ноги на ногу, принялись пол разглядывать.
- А я то думаю, што не так для вас сделала, изобидела чем?! - гневно заговорила Яра. - Оказывается, не настолько учтиво вас пришелицы приветили! Так?!
- Ну, так.
- Сама то, Катенька, смогла бы за неделю изучить все чужие и чуждые обычаи другого мира?!... Что молчишь?! Ответствуй!!!
- Нет. Наверное, нет.
- Вот и им это в вину не ставь.
- Но они же...
- Они вели себя так, как принято им вести себя в их мире. А ведут они себя так с моей руки. В доме своём, вам ли не знать, я для гостей своих вправе свои порядки устанавливать - не вы!!! - Яра низко поклонилась девушкам. Как разогнулась, не взглядом - холодом гостей обожгла: - А сейчас, досвиданьица и прощевайте!!!
- Прости, Яра! - побледнела Катька. Растерянно посмотрела в глаза Аньке, затем мне. - И вы не держите зла - по неведению дружбу рушила. Более претензиев нет. Ишо раз, на выбор приглашаем! Поклон нижайший, уважениев полнёхонький, всем вам и этому дому!
Девушки синхронно коснулись пола руками. Я волчком выскочила из-за стола и, изобразив на лице улыбку сверхдовольной жизнью идиотки, клоунски согнула тело пополам. Глянула, Анька тоже подметает пол рукой.
Девушки ушли.
- Яра извини, мы...
- Перемелется, мука будет! - рассмеялась хозяйка. - Што с приглашением будем делать?!
- Как скажешь.
Ха, ха-ха! Из Аньки верёвки можно вить!
- С одной стороны, делать вам там нечего, - задумчиво произнесла Яра. - С другой стороны, коль сходу приглашение не отвергли, идти надоть. Иначе деревню изобидеть можно.
- У вас без обычаев, традиций и обрядов шагу единого не ступить, - обиженно сказала я.
- Это не так уж и плохо, - заулыбалась Яра. - Каждый человек в поступках волен свободу иметь. Даже вправе отвергнуть всё и стать изгоем. Сообществу же людей, как древу земля плодородная и корни, нужны обычаи, традиции, праздники и обряды. Нет их, либо слабы становятся - общество заболевает. Сообществом изгоев становится, озлобившихся одиночек.
- Яра, а выбор - это что? - спросила я, взглядом любопытство напоказ выставляя. - Праздник?!
- Нет, не праздник это. Деревня участия не принимает. Встречаются девушки, в основном восемнадцати лет, и все холостые парни и мужики. Мужчин тут больше рождается, избыток. Вот и хороводятся они, себя показывают. А девушки выбор делают. По осени, как урожай сберём, свадьба. Одна, единая на деревню. Три дня гуляем. Мужа здесь выбирают раз только. И на всю жизнь.
- Ра-а-аз, на всю оставшуюся жи-и-изнь?! - протянула я.
- Вообще-то, небольшое послабление есть. До свадьбы, после первого выбора, девушка может расстаться с избранным. В случае этом ходить ей в девках ишо год. Но если через год избранника не найдёт, век ей куковать одной.
- Ужас! - прошептала я.
- Вообще-то, и тут послабление есть, - улыбнулась Яра. - Строптивица по разу участие принять может в выборе в каждой из соседних деревень, а по сути, планеты всей. До старости невеститься может. Но такого ещё не бывало. Зато не раз было, когда не выбравшая мужа то с одним отвергнутым живёт, то с другим. Деревня к этому терпимо относится, но к детям, вне брака народившимся, чуть привередлива.
- Ужас! - вскричала я.
- То не ужас, - задумчиво произнесла Яра. - То плётка, с помощью которой загоняют особо непокорных в обычаи и традиции. Без этого тож нельзя.
- Не пойдём мы на выбор, - нахмурилась Анька.
- Надо идти, - нахмурилась и Яра. - Этим уважение деревне окажите. А мужа выбирать никто вас насильно не заставит. Посидите на брёвнах наших, заветных. Понаблюдаете. В мыслях со своим счастьем действо то соразмерите. А затем, коль прискучит, домой тихонечко улизнёте. Только сразу не уходите. С пару часиков, хотя бы, побудьте там. О том не настаиваю - прошу!
- И тут клетка, с прутьями золочёными, - ухмыльнулась я.
- Вы, главное, на парней внимания не обращайте, - заулыбалась Яра весело. - На вас парни заглядываться станут, даже сами подойти могут - соблазну не поддавайтесь. Вам што, улетите завтра, а отвергнутого, может статься, в мужья никто уже не захочет взять. Насчёт ентого у нас строго. Да и девки у нас с характером. Могут потребовать избранного с собой, в звездолёт взять.
- Ужас! - прошептала я.
- Не пойдём мы, - больше прежнего нахмурилась Анька.

33.
Заморочки начались лишь из дома вышли и с Гданой заговорили. Она поджидала нас - явно нас! - у своего дома.
- Гданочка, - поспешила к ней Анька, - где у вас ближайшие острова расположены?
- А на што тебе?
- Очень даже на што! - заулыбалась Анька. - Приглашены мы туда.
- На острова-а-а?! А ке-е-ем?!!!
- Так есть острова, или нет?! - начала терять терпение Анька.
- Так е-э-эсть, - протянула ошеломлённая Гдана.
- Ну, и где они?!
- Хто? - спросила Гдана.
Глаза девочки стало квадратить... Ха, ха-ха! Не придирайтесь к глаголу столь необычному! В веках тех, которые в универе изучала, его употребляли настолько часто, что глаза квадратными от удивления даже у лучших лингвистов университетов не становились.
- Острова! - рявкнула моя подруга, теряя терпение от тупости... скажем так: окружающего мира.
- Так энто, - почесала девочка затылок, ещё больше глаза квадратными пытаясь сделать, - до островов ентих, ежели по реке, вёрст десять будет. Ежели напрямки, через лес, вдвое короче.
- Зайдём с другой стороны! - угрожающе произнесла Анна. - Где у вас находится участок реки однородный по судоходным свойствам?
- Су... Чиво?!
- Судоходным! - рявкнула Анька.
- Я маленькая ишо! - сердито заявила Гдана. - Меня нельзя обучать незнакомым матершинным словам!
Глаза Аньки на лоб полезли. Я решила придти ей на помощь. Спросила просто:
- Гдана, где плёс находится?
- Так у плотины, где мельница.
- А почему плёсом то место назвали?
- Там рыба чаще плещется, - ответила девочка.
Минут пять мы объясняли Гдане, что плёсом на Земле зовут либо широкое водное пространство между островами, либо участок реки, однородный по своим судоходным свойствам... Ах, да! Не менее пяти минут объясняли нашей любопытной соседке, что такое судоходство, и вдвое больше времени втолковывали ей о значении слов "свойства" и "однородный".
- Дурные вы, люди с Земли! - услышали в ответ. - Без сложностей жить не можете!
Так что, на выбор мы пришли почти последними.
Ха, ха-ха-ой-ха-ха!.. Ой, это я сейчас смеюсь, когда события те, забавные и грустные, решила дневнику своему многострадальному надиктовать. А тогда - ха, ха-ха, личико в кулак сжимала. Усердно старалась перед девками деревенскими быть сверх меры серьёзной - сверхсерьёзной!
На газоне, аккуратно подстриженном зубами коров, овец и баранов, лежали три длинных бревна, в виде буквы "П" расположенных. На них сидели девицы в одеждах праздничных (в одёжах, как в деревне говорилось), и с разноцветными лентами на головах. Они торопливо грызли куморжу, (крупные, восьмиугольные семена какого-то растения, которое, наверняка, куморжой и называлось), пили брагу и степенно травили анекдоты, которые назывались в деревне, конечно же, не анекдотами, а забавными случаями из жизни.
Девиц было, не считая меня и Аньки, двадцать семь. Специально пересчитала... Для чего, специально?! Понятия не имею. Для того, наверное, чтобы Вам о том сказать.
Браги было - огромная десятиведёрная бочка с четырьмя ручками, (для удобства переноски), с огромным деревянным краном снизу. Она стояла на плоском камне, который для того и находился меж брёвен. Скорей всего, камень этот был свидетелем выбора мужей прапрабабушками сегодняшних невест. Он врос в землю... Ха, ха-ха, не иначе, как от ежегодного придавливания бочкой с брагой.
Забавных случаев из жизни рассказано было - не счесть! Языками девки деревенские чесали хоть и степенно, но без умолка. Едва одна рот закрывала, как тотчас десять других ртов открывалось в надежде словцо молвить, рассмешить случаем забавным собравшуюся компанию. Но стоило заговорить одной, остальные тотчас делали ртами судорожные движения, словно рыбы, на берег выброшенные. Не перебивая особо, (правило это строго соблюдалось), с видом крайней заинтересованности слушали, пока "дорвавшаяся до микрофона" счастливица не выговорится... Ах, да! Вопросы задавать не возбранялось.
Вскоре я поймала себя на мысли, что девки попросту брешут. Невозможно с подобным вниманием слушать то, что всей деревне должно быть известно. А рассказывали они такое - тако-о-ое! - профессиональные сплетницы иззавидовались бы.
Догадка подтвердилась. Одна из дивчин со всей строгостью речь повела о том, как видела под печкой, в какой-то дровихе, самого что ни на есть настоящего домового.
- ...Был он чуть боле звероптицы, - рассказывала она, глаза округлив в испуге нарочитом. - Голова аккурат с тельце. Волосы длинные, лохматые. Глазёнки большие, быстрые. Раз, и исчезли!
- Кто, глаза?! - побледнела её соседка по бревну.
- Ну, да! - невозмутимо подтвердила рассказчица. - Опосля весь невидимостью покрылся.
Следующая девица про дракона присочинила, которого видела по весне в каком-то сухом логу с коровой в окровавленной пасти.
Лишь одна усомнилась:
- Вроде бы весной ентой корова ни у кого не пропадала!
- Это было другой весной, - глазом не моргнув, ответила рассказчица.
И тут, я слова Гданы вспомнила.
В первый день нашего пребывания на Торе, когда Анька колола дрова, а я просиживала облюбованный чурбак, (я тогда чуть не подралась с нашей соседкой из-за того, что усомнилась в её правдивости), Гданька прокричала гневно:
- Я наговариваю, когда истину нельзя молвить! У нас только в выбор фантазёрничать можно! А ишо, когда не желаемо правду изрекать!
Тогда я попросту не обратила внимания на её слова о выборе... Подумаешь, какие-то выборы! На Земле со стародавних времён разномастные депутаты избирателям подчас такой лапши на уши вешали, что они её потом годами стряхивали и стряхнуть не могли. Обещания давали, и сейчас дают - непомерные!
Те слова Гданы только сейчас наполнились для меня особым смыслом.
Человек не может жить без сказок хотя бы потому, что они любы детям. А истоки сказок, в таком вот обществе, на правде замешанном, можно взять только с краткого мига, когда "фантазёрничать" разрешается.
Разговор плавно перетёк на парней. Не удивилась, когда одна из девушек заявила:
- Михей - силишь сила! Лошадь споднимет, трёхгодку, и до реки пронесёт.
- А Смир плёткой воду в ней так взболомутить могёт, што водяной тотчас рыбой откупиться возжелает. Только успевай уду закидывать.
- Зато мой Немоир в вышивке смышлён. И валенки, что он катает, к ноге особливо ласковы...
То хвальба была. Не настолько уж пустопорожняя. Пусть с преувеличением, пусть гипертрофированно, но каждая из девушек подчёркивала: мой избранник лучший!
Да! - и этого следовало ожидать - каждая из девушек избранника своего приглядела задолго до официального выбора.
Когда Анка попыталась что-то сказать, я с особо садистским уклоном ткнула ей локтем в бок. Договорились рот не раскрывать без нужды особой - пусть не вякает! И на тычок дружеский пусть не сбижается, как деревенские говорят. Ума много не надо глупость сморозить. Особенно по поводу... хм, в деле таком деликатном, как выбор единственного и неповторимого спутника жизни, мужа то есть. Если, вдруг, сорвётся с языка подруги нечто для морали деревенской оскорбительное, что в жизни нашей, земной, давно уже оскорбительным не считается, то... То-то! Пусть спасибо скажет. За заботу. Смертоубийства могло бы и не быть, а вот фингал под глаз заработать - запросто.
Ха, ха-ха! Эй, где аркан?! Мысли мои резвые не в ту сторону шустрей шустрого поскакали!.. Ха, ха-ха! Наверное, от браги!
Берестяной литровый ковш ходил по кругу. Кто допивал остатки, подходил к бочке и наполнял его по новой. Брага была сладко-кислой и противной. Пить пришлось поневоле - а ну, как обидишь кого?! Учёны!!!
Лица девушек разрумянивались, всё чаще поглядывали они в сторону речки. А там... Ой, подождите полчасика! Отсмеюсь - продолжу!
У речки собралось не менее полусотни, как сказала бы Анька, особей мужского пола. А на пне, неподалёку от нас, сидел мужчина лет сорока. У ног его... - ой, у ноги, одной-единственной! - лежал на примятой траве длинный костыль.
Простите, над этим не надо смеяться! Когда сказала, что отсмеюсь полчасика, я другое имела ввиду. Про это, другое, и будет продолжен рассказ. Вот сейчас, как начнёте читать следующий абзац - смейтесь. Да, смейтесь! Мне тоже будет смешно. Но смех мой - для меня!!! - наполнен печалью. С одной стороны, я завидовала деревенским девкам, с другой - жалела их. Им не суждено притворяться слабыми и беззащитными, а это... - ох, как многое они теряют!!!
Сначала парни стояли кучкой, о чем-то переговариваясь. Затем, вдруг, они взялись за руки и начали водить хоровод. При этом, заунывно петь принялись старинные песни. Хотя... это мне те песни показались старинными. Может, для деревни были они сверхсовременными. Хитами были, как сказала бы Гдана, благодаря моему вмешательству в её общеобразовательный процесс.
Я снова посмотрела в сторону безногого.
- То Коляй, - проследив за моим взглядом, в ухо прошептала мне упитанная соседка, которую я, (спустя несколько секунд, как увидела), не вслух, конечно же, обозвала квашнёй с глазками. Она плюхнулась на бревно, ни "здрасте" не сказав, не представившись. На меня посмотрела, словно на пустое место. А тут, видимо, на разговор потянуло.
- Поняла уже, - отмахнулась я.
- Как холостой, - желчно зашептала толстуха, - могёт тут быть. Почитай, кажий год приволакивается. Кто ж его выберет, безногого! Молодым был, в мужья не звали, а типерича...
- Ты мне мешаешь... других слушать мешаешь, - желчно сказала я.
- Ужель на чудо уповает, - не унималась толстуха, - на жалость чью-то рассчитывает! А может...
- Отстань от меня, а! - грубо заявила я.
Толстуха засопела обиженно.
А в мою головушку, одурманенную брагой, мысль убойно-абсурдная, особо бредовая, так и лезла. Я попыталась от неё избавиться, а она взрывалась фейерверком красочных перспектив. А от перспектив этих у меня голова кругом пошла. Забыла даже, где нахожусь.
И тут - ой, ё моё! - Анькин локоть врезался в мой бок с силой и подлостью неимоверной.
- Ты чо-о-о! - тихо возмутилась я.
- Прекрати стонать! - скорчив зверскую морду, прошептала в ответ подруга. Наклонилась, жарким дыханием опалила ухо: - Я тоже страдаю, но на показ чувства свои не выставляю!
Смысл сказанного заблудился чуток, до меня не сразу дошел. А как дошел, в пот меня бросило.
- Экая ты жаркая! - ехидно прошептала в другое ухо пышечка-соседка. - На щечках таких, огненных, лепёшки можно печь!
Тут Анька повернула голову в мою сторону. Нахмурилась. К уху моему прильнула.
- Держи себя в руках, прекрати сопеть, потеть и краснеть! - прошептала сердито. - Меня тоже корёжить начинает, держусь же. Наверное в брагу травка возбуждающая подмешана. За то, что не предупредила, Яру прибью!
И тут, смешинка мне в рот попала... Ха, ха-ха! Ой не могу - ха-ха, ха-ха-ха!!!
Нет, вслух я почти не смеялась, если не считать пары хохотунчиков, невольно вырвавшихся. А вот улыбку спрятать не смогла. Анька покосилась на меня, но ничего не сказала, если двух слов не учитывать, с ухмылкой брошенных:
- Вот дурёха!
Поверьте, в более юморную ситуацию не попадала! На моих глазах рождалась самая жирная и смачная сплетня обо мне самой, к тому же с языком раздвоенным, как у змеи. Ведь не удержится Анька, разболтает нашему библиотечному люду о том, как захотела я - до умопомрачения! - секса на Торе. А "квашня с глазами" о том же самом, не менее красочно, поведает деревенским... Ха, ха-ха! Это же сколько новых мозолей на языках сплетниц появится?! Ха, ха-ха! Это же... Ой, ё!!! Я ведь не о парнях думала, и не о травках дурных, якобы в брагу подмешанных - о Коляе! О нём одном!
Да, выбор и мне захотелось сделать.
Да, Коляя избрать, наплевав на издевательские пересуды деревни. А затем, увезти... хотя бы на Киотан, к океану, который конечности регенерируют. Или на Землю, где не проблема биопротез сделать. Или на планету Прону, на которой врачи любому страждущему, (не бесплатно, конечно же), из одной-единственной клетки организма не только ногу, новое тело готовы с радостью вырастить.
Деньги у меня были. Их заработала я, когда пела для Киотана. А не хватит, решила я, в любую, самую отвратительную экономическую кабалу влезу, лишь бы сделать этого человека счастливым.
Увы, на то и жизнь, чтобы стучать по головам, разгорячённым фантазиями, дубинкой несбывшихся надежд.
Увезти на Землю... Вылечить... А что скажет он, когда вернётся на Тору без жены?!
Без меня, то есть?!
Другой жены ему не видать, как ушей собственных без зеркала. Выбор свершится. Единственный, на всю оставшуюся жизнь. Вот только я, единственная... кем я буду для него, если отправлю после излечения на Тору одного?! И будет ли он после этого счастлив?!
А тут, присмотрелась к Коляю, к полуулыбке его, к слезам на щеках, к лихорадочному блеску глаз, и... мысленно ахнула. В мгновение поняла, что из всех собравшихся Коляй не самый несчастный человек. Его доля смотреть на невест, в мыслях проживая одну жизнь за другой - счастливейших! Он приходит за этим. Не за женой. И плачет не с горя - от полёта мечты, от тайной своей радости, от сопричастности с таким простым и таким сложным житейским человеческим счастьем.
А как поняла это, тяжело вздохнула.
- Не заставляй меня краснеть за тебя! - Подруга снова обожгла моё ухо горячим дыханием.
А я улыбнулась ей, словно добродетели Вселенной. И прошептала в ответ:
- И я тебя тоже люблю!
Это же самое, лишь без "тоже", искренне и страстно прошептала в ухо толстухи. Почему-то, после этих слов моих, ей захотелось от меня пересесть. Что и сделала, лишь ковшик в её руки попал. От бочки ко мне не вернулась.
Стемнело чуть. Парни зажгли костёр и стали прыгать через него. Возбуждение девушек, то ли от выпитой браги, то ли от вида прыгающих через огонь женихов, достигло апогея. Катя первой не выдержала. Встала, ленивой походкой подошла к одному из парней и повела его в кусты. Остальные девки, словно по команде, бросились к парням. Каждая, с избранником своим, удалилась к зарослям кустарника, дугой обхватывающего берег.
Мы, я и Анька, остались на брёвнах вдвоём. Вдвоём, против армии возбуждённых самцов, которые, словно зомби из старинного фильма, с глазами горящими от вожделения, медленно подходили всё ближе и ближе.
- Дай-ка, ковшик, - попросила подруга.
Она допила остатки браги, не поленилась, нацедила ещё половину ковшика, жадно припала к нему губами.
- Тебе плохо не будет?! - осуждающе сказала я.
- Мне уже плохо! - простонала она.
Парни полукольцом обступили брёвна... Эх, если бы на Земле, земные парни бросали бы на нас такие взгляды!
- Ань, мне страшно, - пропищала я.
А Анька сорвалась вдруг с места, подбежала к высокому, плечистому блондину и повела его в ближайшие кусты, где уже кто-то копошился. Я рот раскрыть не успела от удивления, они скрылись в кустарнике. Мгновения не прошло, раздался дикий, душераздирающий Анькин крик.
Она бежала ко мне и орала:
- Он меня укусил! Он меня укусил!.. - Это же продолжила кричать, когда плюхнулась на бревно: - Он меня укусил!!!.. Укуси-и-ил!!!.. Меня-а-а!!!..
Прибежала растрепанная Катя, следом ещё три девушки. Сунули моей любимой подруге ковш.
- На-кось, отпей! Враз полегчает!
- Он меня укуси-и-ил!
- Чо орёшь?!
- Он меня укуси-и-ил!
- Ну и чо, орать надо?!
- Он меня укуси-и-ил!!! Вот, смотри-и-и! На плечо посмотри!!!.. Ой, кровь!!!
Анька явно изобразить хотела, что падает в обморок. Этого я ей позволить не могла. Пару секунд борьбы с безвольным телом и позвоночник её принял перпендикулярное гравитационному полю Торы положение.
- Ну и чо?! - недоумённо посмотрела на мою подругу Катька. - Отвёрг тебя парень. На следующий год сюда придёшь. Иди-ка ты к Яре, под крылышко её заботливое! Не место здесь отвергнутой! - Катька перевела строгий взгляд на меня. - А ты можешь остаться. Тебя пока што никто ишшо не укусил.
Деревенские девки захихикали особо издевательски, отдавая дань Катькиному остроумию.
Разве могла я остаться?!
- Вот ссс... - только и смогла произнести. Что в переводе на торский русский язык с земного русского языка, обильного многозначительностью, означало весьма простое - ни за что!!!
Анька плакала. Всю дорогу плакала, пока добирались до дома. Яра, при виде нас, всплеснула руками.
- Што стряслось-то?!
- Вадик меня отверг, - пьяно пробормотала подруга и рухнула, как подкошенная, у порога.
Ох и тяжёлой она оказалась. Вдвоём едва доволокли её безвольное тело до кровати. А переодеть в ночнушку... - ха, ха-ха, ой не могу, без крана вряд ли было б это возможно.
Спала подруга одетой. Мертвецки спала.
И я спала одетой. Вот только, не сразу уснула. Сначала препротивнейший концерт Яре устроила. Вдруг, вбок меня повело. Счастье, на кровать свою рухнула. Вдвойне счастье, Яра догадливость проявила, тазик успела подставить. Тот самый, в котором Анька лук с мясом пережаривала.
- Ой! Бррр-а!
- Ой-ё-ёй! Что за хренотень?! Что за блевательское настроение?!.. Бр-а!.. Бр-а!.. Бррр-а-а-а!!!
- Зато полегчает, - заботливо сказала Яра.
- Бр-бра... Фу-у-у! Противно же! И... и... бог ты мой, как некрасиво!!! Постыдно как... бр-бруа!
Выворачивало меня, с основательность всей. Вместе с воющей от непотребства такого совестью выворачивало... Ой, давайте вид сделаем, что об этом Вы не читали! Иначе мне до конца сего повествования стыдно будет Вам в глаза смотреть, даже мысленно!
Хотя... разве виновата я, что деревенские делают брагу из... из чёрт знает чего, что не только желудок, душу наизнанку выворачивает!
Фу, всё равно стыдно!

34.
- Вставайте!
- Сколько вре-е-емя-а-а?!
- Полшестого.
- Ой, Яра, у меня голова боли-и-т! - простонала я.
- Можно, мы ещё немного поспи-и-им? - умоляюще протянула Анька.
- Вставайте, народ нельзя заставлять ждать.
- Какой наро-о-од?!
- Почитай, вся деревня уважение вам оказать хочет, проводить со словами добрыми и поклоном низким.
- Отстань от нас, дай спокойно умереть! - прохрипела Анька голосом тётки Мариши.
- Та-а-ак, это ещё што за нежности?! В потягушки дома играть будете! Если через пару минут не встанете, водой окачу! Не из ковшика, из бадейки!
Угроза была не шуточной. Пришлось подчиниться.
- В рабочее оставайтесь, - скомандовала хозяйка. - Праздничные одёжи я найду кому подарить.
Мы попрощались с рукомойником самым лучшим для него способом - плеснули в сонные лица по паре пригоршней воды.
- Яра, а что мы будем есть?! - спросила я, вонзая колючее полотенце в виски, растирая их.
- Ничего.
- Как это, ничего?! - возмутилась я. - Яра, у меня живот к позвоночнику прилип! Если хочешь знать, сегодня в твоём доме нет чашки, достойной моего аппетита!
- У Марка отхлебосольствуете, - извинительно произнесла Яра. - А я вас кофе напоследок угощу.
- Откуда оно у тебя?! - удивилась я.
- Так, из чемодана - отколь же ишо? Марк знает, што я не могу жить без кофе, чая и приправ.
- Яра, налей-ка мне лучше травника кружку, - капризно заявила Анька, садясь за стол. - Ту, что побольше!
- Дома будешь привередничать, - рассмеялась хозяйка, маленьким ухватцем доставая из духовки небольшой глиняный горшок. - Не хочешь кофе, пей воду.
Яра прихваткой сняла с горшка крышку... Ох, если есть убойные запахи, то этот был самым убойным. И то, Марк наверняка выбирал кофе лучший из лучших. Стопроцентная гарантия - натуральное!.. А может... может до запаха обалденного оно выстоялось в духовке, благодаря особой микропористости глиняного горшка?
- Кофе, так кофе, - задумчиво произнесла подруга. - Коль сварила, не пропадать же добру.
- А меня уговаривать не надо! - уже радостно протараторила я. - Кофе любимейший мой напиток!
Яра торжественно водрузила на стол коробку офигительно дорогих шоколадных конфет. Дорогих, даже на Земле.
- А варенье из желтавы у тебя есть ещё?! - спросила Анька и плотоядно облизнулась. - Очень хочется напоследок его поесть.
- Ой, дак достану! Мигом в подпол слажу! - виновато посмотрела на нас хозяйка, шустро открыла крышку в полу, скрылась в погребе.
С кофе варенье... хм, вот уж не думала, что у подруги столь извращённый вкус. Есть гурманы, которые солёную селёдку молоком запивают и в туалет после этого очумело не носятся, но с кофе варенье... - я посмотрела на Аньку недоумённо. А она окинула меня взглядом снисходительным, усмехнулась и вопрос дурацкий задала:
- Ты когда думать научишься?
- А мне и так хорошо: недоумкам везёт! - отмахнулась я, улыбаясь во весь рот. Протянула руку к конфетам и... заполучила внушительный пинок в ногу.
- Не вздумай! - зловеще прошептала подруга. - Даже прикасаться не вздумай!!!
- А что, они отравлены?! - коротко хохотнула я.
- Ты объедаться на Земле сможешь конфетами, тоннами поглощать, а Ярославе Семёновне Марк в год одну коробку привозит! Всего одну! В год!!!
- С чего ты взяла, что одну? - уставилась я на Аньку, не въезжая в вопрос.
- Нет, ты точно остолопка! - волком посмотрела на меня подруга. - Сама посуди, в чемодане том много ли подарков поместится?!
Яра достала из ямы аж три горшка.
- Вот, в ентом вареньице из желтавы. Здесь - из синильги. А в ентом вот, из сливицы - ишо такое не пробовали! Случайно нашла. Думала, кончилось, ан нет, горшочек один за подпорку спрятался.
По милости Аньки, и мне пришлось пить кофе с вареньем.
Ох, как мы его нахваливали! Как нахваливали!!!.. Не кофе - варенье! И кофе, которое, якобы, особо вкусным было... ха, ха-ха, с вареньем!
- Конфеты, конфеты берите! - уговаривала Яра. - Все ешьте, я на них не падкая.
В коробке той, не больше полста плиточек малюсеньких было. Если разделить их на количество дней в году - прослезиться впору!
- Не-е-е! С вареньем вкусней! - довольнёхонько улыбалась Анька.
- Где мы ещё такое вкусное варенье поедим?! - вторила я подруге, от "наслаждения" закатывая глаза под потолок.
- Так ужели я без варенья вас оставлю?! - с надрывом заговорила Яра. - В гостинец положила, всякого разного. Корзина то вон, у порога стоит. Ой, и сейчас ешьте, не стесняйтесь! Варенье наше самое вкусное в Галактике!.. Ой, ложками-то поболе зачерпывайте!.. Ой, да что же вы стесняетесь! Вы же в доме своём, очень даже родном, находитесь! Вы же доченьки для меня, любимые...
Едва хозяйка отворачивалась, я слёзинки быстренько смахивала, что капельками набухали в уголках глаз. И Анька, тоже. Только скрыть их не удалось.
- Хорош носами хлюпать! - сердито сказала Яра. - А то ведь... я ведь... тоже разреву-у-у-сь...

35.
Яра бодро вышагивала впереди. Вызывающе бодро. Корзина в её руках казалась невесомой, а в ней... - ой ма! - одного варенья не менее полпуда было. Я и Анька шли за ней следом, бросая последние, жадные взгляды на деревню. Позади плелась Гдана. Глаза её запали, словно ночь не спала. Словно это мы её провожали, а не она нас.
У звездолёта толпа собралась. Побольше, чем когда окатывали нас безжалостные старушки ледяной водой из ковшиков.
Люди расступились, когда мы подошли.
- К Марку идите!
- К Марку!
- Там самая старейшая, ждёт!
Как повернулась лицом к толпе, слёзы на глаза напрашиваться начали. Поняла, деревня не столько Марка - сколько нас проводить пришла.
Старейшая подняла руку. Толпа вмиг угомонилась.
- Мы не прощаться пришли! - зычно заговорила старушка. - Даст Бог - свидимся! Мы пришли, чтобы миром всем поклониться вам! Мы пришли спасибо сказать вам за ту доброту, что живёт в ваших сердцах, которая и нашенской стала!
Старейшая согнулась в поклоне. И вся толпа... бог ты мой, я же снова зареву! Ну вот... Короче, деревня склонилась перед нами в поклоне.
- Спасибо и вам! - звонко выкрикнула Анька. - За доброту вашу и заботу! Примите и от нас низкий поклон! Мы вас никогда не забудем!
Конечно же, и я поклонилась, коснувшись правой рукой земли.
Старейшая выкрикнула что-то. Толпа начала расходиться.
- Постойте! - крикнула я. - Подождите! Задержитесь хотя бы на минуту! Тётка Мариша! Здесь ли тётка Мариша?!
- Здесь!
- Здеся она!
- Туточки!
- Тётка Мариша! Подойди ко мне! Очень прошу!
Её, отчаянно сопротивлявшуюся, вытолкнули из толпы. Удерживали десятком рук.
- Марк, ты можешь для меня кое-что сделать?! - выпалила я, повернувшись лицом к звездолёту.
- Что именно, принцесса?
- Пожалуйста, изготовь для тётки Мариши контактные линзы?
- Это не лучшая идея, - произнёс звездолёт.
- Марк, миленький, я очень-очень прошу тебя об этом! Пойми, с контактными линзами она счастливей будет многократно! Ей не придётся запинаться о камни, марать лапти в шлёпах, а в огороде не будет она распознавать сорняк от травы не сорной на ощупь! Ремонт, который мы сделали, доставит ей больше удовольствия, а печка, которую я разрисовала под гжель, не будет казаться ей в отвратительных синих пятнах! Она сможет любоваться рассветами и закатами! Сидя на лавочке, у дома, будет кормить звероптичек хлебными крошками!
- Она ума лишится штоли, с ентими линзами?! - встряла Гдана.
- С чего бы?
- У нас никто не кормит звероптиц хлебом!
- На што?! На што мне такое спытание! - вскричала тётка Мариша.
Она готова была грохнуться в обморок. Гдана и та смотрела на меня исподлобья, а остальные... ой, мамочки-папочки, мыслительные процессы принялись усердно отражать на только что радостных лицах.
- Вряд ли Мариша будет пользоваться контактными линзами, - заговорил звёздолёт с ласковой интонацией в голосе. - Лучше подарить ей очки.
- Тогда сделай очки, - буркнула я. И покраснела: - Подумаешь, не то ляпнула!
Из корпуса, прямо перед нами, выдвинулся небольшой хоботок, с глазом на конце.
- Подведи её ко мне, - сказал Марк.
Я не смогда уговорить упирающуюся тётку Маришу идти со мной, пока не вмешалась самая старейшая.
- Подчинись ей, Мариша! - властно сказала она и добавила, с дрожью в голосе: - Подруга, успокойся! Поверь, моя любимая подруга, худа тебе не будет!
У хобота я и Марк с трудом смогли уговорить тётку Маришу открыть глаза шире. Глаз с хоботочка поочерёдно заглянул в каждый глаз перепуганной старухи. Спустя секунд десять он трансформировался в ладонь, с очками на ней. Я взяла их осторожно, словно сделаны они были из хрусталя.
- Одень, - попросила я.
- Куда?! - отшатнулась от меня старушка.
- На уши, куда же ещё.
- Нет! - выкрикнула старуха и завыла: - Ох, на што мне спытание тако-о-ое?! Помереть спокойно не даю-ю-ют!
- Мариша, слушайся её! - громогласно приказала самая старейшая. - Одевай! А я за тебя порадуюсь!
- А ка-а-ак?!
Я сама надела на старушку очки.
Она посмотрела сквозь них на меня, оглянусь, обвела взглядом толпу и упала передо мной на колени.
- Прости! Прости, добрая волшебница, што веру в тебя потеряла! - вскричала она. - Спасибо, спасибо тебе и поклон низкий!
- Не мне, это Марку спасибо, - силилась я её поднять. - Вставайте. Вставайте же!
- И Марку, и тебе, и миру всему спасибо! - снова сделала она попытку стукнуться лбом о землю.
(Чего доброго, очки разобьет!).
- Да вставайте же! - прикрикнула я и зловеще прошептала: - Люди же смотрят!
Тётка Мариша грузно поднялась с колен, повернулась к толпе и выкрикнула:
- Люди добрые! Я вас вижу! Я вас всех вижу!!!
Раздались возгласы:
- Покажи!
- Нам покажи!
- Очки енти покажь!..
Очки примеряли, дивились:
- А я хуже вижу! Они и впрямь волшебные!
- И я не вижу?!
- А я знаю, древние ходили в ентаких! У Макса Рогожина релихвия ента есть! Он её не каждому являет!
- А я вижу, дальше вижу! И лучше!
- А я не вижу! Может с другой стороны посмотреть?!.. Не-е-е, и с ентой не вижу!
- Дак, они волшебные!
- Волшебное нельзя-а-а-а носи-и-ить!!!
- Их можно носить Марише и нужно! - перекричала всех самая старейшая. - Прими дар, подруга! Достойно прими!
Тётка Мариша согнулась в поклоне.
В конце концов, очки вернулись к владелице. Она тут же одела их.
- Тётка Мариша, дай их мне, - сказала я.
- Не дам!!! - отрубила она.
- Не бойся, верну, - улыбнулась я. Повернулась к звездолёту: - Марк, мне шнурок нужен. - Объяснять, какой шнурок, не пришлось. Марк раскрыл ладонь на хоботке. Шнурок был с зацепами на концах. Я пристегнула их к дужкам. Одела очки на старушку. - Вот, сейчас не спадут, когда нагибаться будете. А если спадут - не разобьются.
- Да што ты! - вскричала старушка. - Я их по праздникам одевать буду! Такую вещь беречь надоть!
Марк рассмеялся и сказал:
- Стекла я сделал из кварцелона, их невозможно разбить и поцарапать. А дужки из титанолита, его трудно сломать. Носите их каждый день, лишь чистой тряпочкой стёкла протирайте чаще.
Я рассмеялась. Представила, как тётка Мариша целыми днями надраивает стёкла очков тряпкой... А что, и такой исход нашего доброго дела был бы возможен.
- Не чаше трёх раз в день протирайте их тряпкой и не дольше минуты, - весело сказала я. - А то стёкла изотрутся.
Самая старейшая снова выкрикнула что-то. Клич какой-то, из непонятно как чередующихся гласных и согласных звуков. Этот клич пролетел над толпой, словно крик раненой птицы.
- По теле-е-егам! - Раздался зычный женский крик. - Время де-е-ело де-е-елати!
К нам прорвалась сквозь толпу Катя. Легонько двинула меня кулаком в челюсть и обслюнявила щёки. Принялась тискать в объятиях Аньку.
- Вы на долгий срок-то не исчезайте! Ждать буду!
- По теле-е-ега-а-ам! - более настойчиво прозвучал повторный крик.
Катька сделала несколько быстрых шагов к обозу и резко повернулась. Посмотрела на меня и Аньку жалостливо. Выкрикнула, потрясая крепко сжатыми кулаками:
- Знайте, кто изобидеть вас в космосе посмеет - урою! Знайте, енто я сказала! А я словами попусту не разбрасываюсь!
Больше она не оглядывалась, но, когда шла к телегам, плечи её время от времени резко вздрагивали.
Обоз тронулся. Дети и старики дружно повернулись и принялись спускаться с холма, к деревне.
Мы остались вчетвером.
Гдана скинула с малюсенькой корзинки тряпицу, достала из неё две одинаковые фигурки гусят, вырезанных из дерева.
- Вот, енто подарок вам. Свиристелки енто. Дунешь в хвост, засвистят. Я их ночь всю, сама, ножиком резала.
- Ой, а я не знаю даже, что тебе подарить, - виновато улыбнулась я.
- Так лапти же. Мы же договорились.
Через несколько секунд, что я, что Анька, стояли у звездолёта босиком. Портянки и те скинули.
- Яра, прости нас, мы даже картошку тебе не окучили, - грустно сказала я.
- Вы больше для меня сделали, - заулыбалась наша хозяйка. - Я могу гордиться Землёй-прародительницей, поколе на ней есть такие девки, как вы. А картоху я и сама обработаю, сила в руках есть ещё. А не смогу, Гданька поможет.
А Гдана затеребила меня за рукав.
- Ты скажи, обещала ведь!
- Ты о чём?
- Скажи, с какой такой тайной миссией вы к нам прилетели?!
Я не долго думала.
- Чтобы полюбить тебя, Яру, всю вашу деревню.
- Енто хорошая миссия. Только ты не всю правду мне открыла. Уж я то знаю! Вы прилетели и для того ишо, чтобы мы вас полюбили. Ведь так?!
- Та-а-ак...


ЧАСТЬ 4. АНХАРД.

1.
Мы постояли у огромной картины, размером метра четыре на семь, (неведомо, что изображающей), изготовленной из печенья и разнообразных по форме и цвету сухариков, из засохших булочек и ватрушек. Вспомнили Гдану, как у тётки Мариши, поев, она бережно собрала со стола в ладонь крошки хлеба и бросила их в рот.
- Ань-к, это же мозаика, причём крупная: смотреться будет издалека, с противоположного конца зала, - сказала я.
- Попрусь я, как же, на другой конец зала ради какой-то продовольственной порнографии! - процедила сквозь зубы подруга.
Мы постояли у другой картины. На холсте из провисшей мешковины слева были куски ржавого железа, не менее ржавые болты, гайки и шайбы, а справа - хромированные части от машин. Художник назвал сей "шедевр": "Прошлое и настоящее".
- Ань-к, - хохотнула я, - а помнишь, как ты бежала за звездолётом и орала: Марк, скотина такой, ты забыл высадить мой автомобиль!
Анька помрачнела ещё больше. А у непонятно что изображающего мотка проволоки сморщилась, словно от боли зубной, и спросила:
- Осемнадцать гвоздей - это сколько?!
- Восемнадцать, - сказала я. - А может семнадцать.
- Вот и я, подруга, быть может, этого никогда уже не узнаю.
Мы подошли к другой картине, которая называлась "Голубой туман". Сляпана она была из мятой бумаги, (похоже, туалетной), призванной стать речкой, прошлогодним снегом и облаками. Из кусков древесной коры, уверяющих, что они взгорок. Из сухих, окрашенных в зелёный цвет метёлок какой-то травы, притворяющихся деревьями и кустарниками. Из мятой полупрозрачной синей полиэтиленовой плёнки, неправдоподобно изображающей тот самый туман.
Я пожала плечами.
- Наверное, это коллективная работа детского сада.
- Здесь автор указан, - буркнула Анька.
- Картина не плохо смотрится, - притворилась я заинтересованной, чтобы поднять стремительно падающий боевой дух подруги. Пусть не боевой... мне захотелось, чтобы она хотя бы цап-царапки выпустила. А то - "ни рыба, ни мясо". Впору зареветь вместе с ней.
- Картина отвратительно смотрится, - хмурясь, возразила Анька.
Я попыталась вызвать в своих угасших глазах сияние глаз фанатика-экскурсовода. Заговорила нарочито громко:
- Ты не права! С помощью простых, подручных средств автор весьма умело передал очарование живой природы. Стоит напрячь воображение и можно ощутить не только весеннюю прохладу, но и запахи от тающего снега, от земли, вбирающей в себя живительную влагу, от кустарников и деревьев, которым капельки росы даруют слёзы радости - выжили! Плёнка в два-три слоя искусно прячет перспективу. Хочется ждать и ждать, когда взойдёт солнце и плёнку эту... - тьфу ты, туман! - развеет. А если приглядеться, если ещё чуток напрячь воображение, то в левом нижнем углу можно узреть зайчика...
- Знаешь, зайчик, я была не права, - задумчиво заговорила Анька. - Печку ты классно разрисовала.
А у следующей картины... впрочем, до неё мы не дошли.
- А ну его на фиг, этот музей современного изобразительного искусства! - рявкнула подруга, заставив вздрогнуть старушку, носом клюющую на служебном стуле от невыносимой скуки. - Сваливаем отсюда!
Мы не вышли, выскочили из пустого музея, словно нас из него пинками под зад выпроводили. Анька прошла к своей машине, а я замерла на тротуаре.
Толпа обтекала меня, словно нечто бездушное. Я не видела на лицах людей ни удивления, ни раздражения. Они... - бог ты мой, они избегали встречаться со мной взглядами.
Толпа была ко мне равнодушна... Нет, не так! Толпа была ко мне абсолютно равнодушна.
Я вскинула голову.
Город рвал безликими верхушками небоскрёбов облака. Город стремился выглядеть внушительно. Город не смотрел под свои исполинские ноги, где струилась жизнь холодными потоками машин и пешеходов.
"Стоило ли мчаться на другой край Галактики, чтобы очутиться в той же Москве?" - грустно подумала я. А следом, неожиданно, о том подумала, что смертельно устала держать в себе детство. И ощутила вдруг, что мысль последняя важнее остальных.
Мне захотелось заплакать, затем засмеяться и... снова заплакать.
В первобытном племени пятилетний ребёнок слыл добытчиком. Палкой рыл землю, добывая съедобные корешки. Во времена средневековья дети работали наравне с взрослыми. Фактически, у них не было детства. Во времена революций ребёнок мог держать боевое знамя на баррикаде. А дальше... да, чем более развитым становилось человеческое общество, чем больше увеличивалась продолжительность жизни, тем более затягивался важнейший период в жизни человека - детство.
Сегодня юность кончается у людей на Земле лет в сорок, сорок пять. А детство... Ребёнком может быть старик, не потерявший способности удивлённо смотреть на мир.
Мне 28 лет.
Я зажилась в детстве.
Я выпила его звонкий смех.
Мне хочется большего. Пока не знаю, чего. Знаю, что это большее придёт. Оно уже растёт во мне. То тёплым, пушистым комочком. То яростным, обжигающим душу вулканом страстей.
Мне хочется объять, понять, приголубить взрослость. Хочется смеяться от другой, более глубокой и проникновенной радости.
И плакать хочется.
И скорбеть.
И сжимать кулаки, в отнюдь не бессильной ярости. И рваться в бой, в котором уровень страха и границы фронтов предстоит определять самой.
Самой...
"Бог ты мой, - неожиданно подумала я, - как много глупости и мудрости может быть в одном человеке! И этот человек - я!".

2.
- Как, подруга, всех ворон пересчитала? - встретила меня Анна холодным смехом.
- Анька, увези меня куда-нибудь, - произнесла я жалостливо. - Куда-нибудь подальше - на природу! Почему-то, устала я. Смертельно устала. Хочется на травке полежать, ни о чём не думая.
- Мы вернёмся в столицу Анхарда завтра, - согласно закивала головой подруга. - Завтра нам снова захочется побродить по её музеям. Не все же они такие дурацкие, как этот. А сегодня... ты права, сегодня этот город для нас изгой.
- А билеты на концерт! - вспомнила я. - Пропадут же!!!
- Нет проблем!!! - жизнерадостно воскликнула Анька.
Она метнулась к автомобилю, порылась в моей и своей сумочке, (ими снабдил нас Марк), и с двумя оранжевыми карточками подбежала к тротуару. Остановила парня с девушкой.
- Вот, возьмите!
- Что это?
- Билеты на самую популярную группу "Гнев железного мускула". Представление в семь вечера, во дворце...
- Знаю где. Сколько?
- Два.
- Сколько денег я должен выложить за них?
- Я хочу их вам подарить!
- И в чём тут подвох?!
- Нет тут никакого подвоха. Я просто хочу их вам подарить.
Парень схватил девушку за рукав и потащил за собой. Сделав шагов десять, они побежали. Пригнув головы, побежали. Словно в руках подруги не безобидные оранжевые карточки были, а пулемёт.
В городе этом жил страх!!!
Анька попыталась остановить пожилую пару. Они отшатнулись от неё, словно от прокажённой.
Юноша прибавил шагу.
Две девушки сделали вид, что не слышали оклика.
Седой господин с сигарой прошествовал мимо словно слепой паровоз.
Притормозила компания юнцов, семеро мальчишек лет пятнадцати. Их реакция на Анькино мирное предложение была весьма и весьма странной: трое сжали кулаки, а один из стаи, самый металлизированный, выразительно поиграл увесистой железной цепью, висящей на шее.
- Слышь, ты, егоза! - процедил он сквозь зубы. - С нами в непонятки не играй, можешь и промеж ушей заполучить!
- Да я... - округлила глаза Анька.
- За лохов нас не держи! - зло рассмеялся другой мальчишка. И, испуганно повертев головой по сторонам, выкрикнул: - Линяем! Эти тётки - приманка!
Мальчишек как ветром сдуло.
Я знаю Аньку. Уж, коль решила что, от своего не отступится.
И точно!
- Внимание! - дико заорала она. - Сейчас - только сейчас! - всего через несколько мгновений свершится самое знаменательное событие сегодняшнего дня!
Толпа замедлила шаг.
- Сейчас, мы увидим пятимиллиардного пешехода, который перешагнёт эту черту! - надрывала подруга голосовые связки, выставив напоказ толпе указательный палец, нацеленный в тротуар.
Задние стали напирать на передних.
- Вот он, вот он наш победитель! - заорала подруга, резко вскинув указательный палец, направив его в сторону худощавого юноши в очках. - Слава! Слава победителю!!! Я вручаю ему достойную награду, билеты на лучшую, самую популярную группу "Гнев железного мускула"!
Толпа ахнула и на секунду остановилась.
Юноша протянул трясущуюся руку к Аньке.
- Держи! - рявкнула она.
- А меня покажут в вечерних новостях?
- Непременно!
- Везёт же некоторым, - раздался единственный возглас.
Юноша повернулся и пошел прочь.
- Эй, ты! - зло крикнула Анна. - Мог бы поклониться!!!
Ни юноша, ни толпа, её уже не слышали.
Подруга губы сжала в тонкую полоску. Окинула тяжелым взглядом людей, брезгливо поморщилась.
Мы сели в машину.
- Анна, у меня к тебе есть просьба, - раздался голос от дисплея.
- Выкладывай!
- Дай мне имя, - потребовала машина.
- Зачем?!
- Так проще будет общаться. К тому же, мне приятно его получить. Тем более, от тебя, моей хозяйки.
- Нашла время! - раздражённо буркнула Анька и... грустно улыбнулась. - Извини, уж кого-кого, а тебя я обидеть не хотела!
- Как назовёшь меня?! - В голосе машины океанскими волнами плеснулась безмерная радость.
- Я дам тебе самое лучшее имя! - тепло произнесла Аня. - Я буду звать тебя Гданой. Гданочкой.
- Спасибо! - тепло отозвалась машина.

3.
Мы ехали на самой лучшей машине Галактики по самой лучшей дороге планеты Анхард и орали песни. Даже старинные, даже народные песни мы орали. Мы пытались этим заглушить страх.
Страх липкой паутинкой приклеился к нам в городе. Он тянул обратно. Он вспенивал кровь, словно наркотик. Казалось, очутись мы на том тротуаре, тотчас побежим вместе с толпой, подстраиваясь под её ритм, боясь смотреть людям в глаза. Побежим, чтобы с ужасом и с извращённой радостью впитать в себя его смертельную дозу.
Нет, Москва не такая.
В Москве тоже рвут облака небоскрёбы. Но они не выглядят серыми и безликими громадинами. В Москве тоже толпа разливается потоками по тротуарам, тоже спешит, задавая каждому, кто попал в неё, бешеный ритм. Но в глазах московской толпы отражаются чувства. Она светится любопытством и сверкает улыбками. Из неё легко выдернуть человека простым вопросом:
- Скажите, пожалуйста, как пройти...
И объяснят, и покажут, и, возможно, проводят.
В городах России тоже живет страх. Но он прячется днём по подворотням, по подвалам домов, в тени одиноких аллей. Днём страх дремлет в подонках, притворяясь доблестью, а ночью выходит на охоту, чтобы пожирать души наиболее трусливых обывателей. Чтобы и из них делать подонков.
Да! Не нужно обожествлять Москву! В ней тоже есть страх. Но чуточку другой. Приручённый, что ли. На Анхарде страх слился с ногами толпы. Он выбрасывает в толпу тонны андреалина, чтобы она быстрее убегала. От самой себя. Чтобы не отвлекалась на такие пустяки, как улыбки и праздное любопытство.
А может... то поспешные выводы?!

4.
Анька сидела за рулём. Держала его небрежно, двумя пальчиками, не отрывая взгляда от дороги. Она играла. Играла, словно дитя.
Машина была на автоуправлении.
Машина заявила ей ещё на космодроме:
- Анна, очень сожалею, тебе не придётся управлять мной на этой планете.
- Почему?! - удивилась подруга.
- Твои земные водительские права на Анхарде не действительны.
Ха, знали бы Вы, как это Аньку взбесило!.. Сейчас, она играла. Вдохновенно крутила бесполезный руль и кусала губы, когда кто-то более быстрый унижал её большей скоростью.
Мы мчались по прямой, как лезвие ножа, дороге - неизвестно куда! У музея Анька ткнула пальцем в карту, высветившуюся на ветровом стекле, и капризно повелела:
- Хочу быть тут.
Это - тут, было у чёрта на куличках. Если я правильно поняла масштаб, мчаться до тут предстояло километров двести.
Из столицы мы выбрались только через час. Она окончательно не понравилась нам, и не только пробками. Внушительность редко сочетается с красотой. Чтобы человек не чувствовал себя в городе жалкой букашкой, небоскрёбы должны выглядеть воздушными, лёгкими, взлетающими над землёй призрачными замками. Пусть не чарующими волшебством очертаний. Хотя бы обещающими чудо.
А вот маленькие города, около которых мы проезжали, показались сказочными. Остроконечные крыши трёх-пяти этажных домиков украшали дивные по красоте флюгера. Деревень почти не было. Изредка проплывали за окном машины посёлки городского типа, уменьшенные копии маленьких городов. Омрачало одно. Трасса опутана была с двух сторон колючей проволокой, расположенной метрах в пятидесяти от полотна. Между дорогой и проволокой была выжженная земля, словно её облили напалмом... Стоило задуматься!
По-настоящему задуматься нас заставила машина.
- Гдана, остановись пожалуйста, - попросила Анька. - Хочется ноги размять.
- Остановка на трассе запрещена, - отозвалась машина. - Платная стоянка через девять километров. Либо, через полтора километра будет поворот на второстепенную дорогу - там можно останавливаться, но делать этого я вам не советую.
- Почему?
- Опасно. Неизвестно, кто на ней может повстречаться. На этой планете много молодёжных группировок, воюющих между собой. Нередко они нападают на простых жителей. Избивают. Грабят. Убивают. Насилуют. - Помолчав чуть, машина добавила: - Извините, я обязана была вас предупредить об этом. На планете, пока вы рядом со мной, я отвечаю за вашу безопасность.
- Потерпим до стоянки, - побледнела Анька. Вскоре заорала: - Стой! Задний ход! Я передумала! Мы сворачиваем на второстепенную дорогу!
Машина не сбавила ход.
- Хочу туда! - рявкнула подруга. - На второстепенную дорогу!
- Мы вернёмся. Через три километра будет разрешен разворот.
- Ань, а может не надо дорог второстепенных? - пролепетала я. - Лично я могу хоть сто лет не писать.
- Надо!!! - рявкнула подруга.

5.
Какая мирная картина: с десяток мальчишек ловят удочками рыбу с той и другой стороны деревянного моста.
Это и увидела Анька на второстепенной дороге. На это и купилась.
Мы проехали три километра, развернулись, промчались обратно километров семь, снова развернулись и, наконец-то, свернули на ту второстепенную дорогу. У моста Анька приказала машине остановится.
Мы не решились сразу открыть двери, боязливо оглядывались.
- Опасности нет, - сообщила машина. И пояснила: - Подростки не вооружены. - И разрешила: - Можете выходить. - И предостерегла: - На всякий случай, постарайтесь не отходить от меня далее пятидесяти метров. На этом расстоянии я смогу защитить вас от любой угрозы этого мира.
Мы подошли к мосту. К нам тотчас подскочил мальчик лет десяти, заканючил:
- Тётеньки, купите рыбу! Ведро сигнов всего за полкредитки! Купите, а! Тётенька, нам очень деньги нужны! У Герки день рождения, а мы не можем взять газировки и пряников! Купите, а!
- Нам не нужна рыба, - улыбнулась Анька и протянула малышу пять кредиток. - Вот, держи! Это наш подарок Герке. И вам, всем вам. Надеюсь, на газировку хватит?!
- Пацаны-ы-ы! - радостно закричал мальчик. - Нам фарт улыбнулся! Нам подарили пять кредиток! И рыбу тётеньки не возьмут! Им рыба не нужна-а-а!!!
Подошел мальчик постарше, лет пятнадцати.
- Верни деньги! - сурово приказал малышу.
- Что ты, что ты Карл?! Нам их подарили!
- Верни!!!
Мальчик, чуть ли не со слезами на глазах, протянул Аньке купюру.
- Не возьму обратно! - выставила она перед собой ладони.
- Не честно будет, если вы отдадите нам деньги, а рыбу не возьмёте, - нахмурился Карл. - На это мы никогда не пойдём!
- Хорошо, давайте вашу рыбу.
- Эй, пацаны, собирайте весь улов в одно ведро! - засуетился Карл. - Викур, хоть одну рыбку утаишь - уши оборву! Кандир, не забудь положить на дно ведра листьев лойнира! - Повернувшись к нам, он пояслил: - С ними рыба дольше не испортится.
Мы, облокотившись о перила моста, смотрели на бегущую воду, на мальчишек, которые выгребали из своих ведёрок плоских рыбёшек с два пальца толщиной и в ладонь шириной.
- Какие хорошие ребятишки, - расцвела улыбкой Анька.
- В провинции и на Земле, тоже, люди чуть наивнее, но более добрые и отзывчивые - сказала я.
Прибежал Карл.
- Я ведро поставил около машины. У вас крутая тачка! Как называется?!
- "Кади-Миц-А17-Банц", - не без гордости произнесла Анька.
- Ух, ты! Это же самая крутая тачка в мире! На нашей планете их всего штук двадцать! А вы кто?!
- Скромные путешественницы, - мило улыбнулась Анька.
- Ах, да! Простите! То не моё дело! Можно, я пойду?! Мне ещё для дома рыбы наловить надо.
- Да, иди. Ни пуха, ни пера! - широченно улыбнулась Анька. И рассмеялась: - То есть - ни хвоста, ни чешуи!
И я улыбнулась, премило.
Юноша спустился к речке и, сложив ладони рупором, прокричал:
- Не далеко платная стоянка. Около неё пляж. Если не торопитесь, советую отдохнуть на нём пару часов. Такого шикарного пляжа на этой трассе больше нет.
- Спасибо, Карл! - крикнула в ответ Анька. Повернула ко мне сияющее счастьем лицо: - Ну вот, видишь, не всё так плохо! Может, им ещё пять кредиток дать?!
- Перебьются!
- Что ты такая жадная?!
- И без того много дали. Как бы не извели они наши деньги на что-нибудь непотребное. Кстати, куда рыбу будем девать?
- До вечера далеко. Придумаем что-нибудь... Бедным раздадим!
- Где ты видела на этой планете бедных?
- Кому-нибудь раздадим! - рассмеялась подруга. - Это здесь, в сельской местности, свежая мелкая рыба никому не нужна. Как доедем до ближайшего города, за бесплатно - с руками оторвут!

6.
Какой-то писатель из любимого мной 20 века весьма круто сказал: пусть лучше лопнет совесть, чем мочевой пузырь.
Он был прав!
У моста мы не решились "присесть" за "Гданой", по трассе непрерывным потоком шли машины - вот ещё, у всех на виду... Да и мальчишки с нас глаз не спускали.
Как выехали на трассу - взвыли! Точнее, взвыла я. По маленькому захотелось - страшно! Мочевой пузырь грозил взорваться от переполненности.
- Анька, я сейчас тут, прямо под себя напружу! - сморщилась я.
- Я тебе напружу! - рявкнула подруга. - Гдана, остановись, как только сможешь!
Слава Всевышнему! - платная стоянка была не далеко. Машина затормозила и плавно съехала на просторную площадку, устланную узорчатой плиткой. Мы рванули в туалет.
Когда выходили из приземистого зданьица, противно пахнущего какой-то отвратной химией, увидели ужасающую картину. Спереди к нашему автомобилю пятился фургон. Вот, остановился. Тотчас резко опустилась на землю его задняя стенка, образовав трап. В следующее мгновение из фургона вынырнули два клешнеобразных манипулятора. Подхватив машину за передние колёса, они в мгновение втянули её в чёрный зев фургона.
- Гра-а-абя-а-ат!!! - дико прокричала Анька.
Она бросилась к тронувшемуся с места фургону и... встала, как вкопанная. Раздался страшный треск. Верхняя часть фургона вспухла цветком из покорёженной рифлёной стали. Из цветка этого вылетела целой и невредимой наша машина. Она поднялась метров на пять над землёй и, отлетев назад, опустилась на прежнее место.
Фургон остановился. Из него выпрыгнули двое верзил, окинули испуганными глазами ту часть крыши раскуроченного фургона, что видна была им, взглянули на наш автомобиль, на нас и, словно по команде, запрыгнули обратно в кабину своего монстра. Через полминуты от грабителей осталось лишь обидное воспоминание, запах горелой резины и выхлопных газов... Ха, водитель так вдарил по педали газа, что колёса взвизгнули.
Мы подбежали к машине.
- Гданочка, как ты?! - провопила Анька, распахнув дверцу.
- А что со мной сделается? - невозмутимо ответила машина. И заговорила, с нотками раскаяния в голосе: - Я позволила себе увлечься этим маленьким приключением. Желание наказать наглецов перевесило желание быть полезной тебе. Извини, Анна, постараюсь впредь так не поступать.
Похоже, извинений подруга не слышала. Напряжённо всматривалась: нет ли царапин на чёрной, зеркалом сверкающей полировке?
Подошел седой высокий мужчина.
- Что же вы без присмотра оставляете такую ценность? Оставили бы под мой присмотр, хотя бы.
Мы боязливо молчали.
- Ой-ё! - вскричал он. - Это же, никак, "Кади-Миц-А16"!
- "Кади-Миц-А17-Банц" - машинально поправила подруга.
- Да-а-а, классная тачка! Прошу прощения за такую реакцию, но эту модель лучшей машины Галактики я впервые вижу. Если поставите на мою стоянку, до скончания века буду вспоминать об этом событии.
- Чтобы её украли?! - нервно хохотнула Анька.
- Во-первых, я пользуюсь уважением, - заговорил мужчина вежливо, - с моей стоянки ещё ни одной машины не украли. Во-вторых, данный автомобиль на нашей планете украсть попросту невозможно. В-третьих, вам не мешало бы снять стресс. Здесь, за стоянкой, неплохой пляж. А кроме этого, я хочу угостить вас бесплатным обедом. В-четвёртых, вы с какой планеты?
- С Земли, - ответила я.
- Обожаю Землю. Когда нибудь наша планета будет похожа на неё. Так вот, в-пятых, денег за стоянку я не возьму. В качестве оплаты вполне хватит того, что я до скончания века смогу рассказывать своим друзьям и клиентам о вашей машине.
- Мы подумаем, - буркнула Анька.
- Вам не стоит меня бояться. У меня дочери чуть постарше вас. Одной двадцать один год. Другой вчера двадцать три исполнилось. Они помогают мне этот кемпинг держать. Мне очень хочется вас с ними познакомить... А вот и они!
Из одноэтажного здания с множеством мелких окон, похожих на бойницы, к нам бежали две симпатичные девушки, одетые в белые, одинаковые блузки и в потёртые, но отнюдь не старые джинсы.
- Папа, что случилось?!
- Папа, ты не пострадал?!
- Нет-нет, успокойтесь! Просто, нехорошие дяди пытались у этих милых девочек угнать автомобиль.
- Крутая тачка! - весомо произнесла одна.
- Мне бы угнать такую! - расхохоталась вторая.
- Знакомьтесь. - довольно улыбнулся мужчина. - Вот эта, моя старшенькая, Ирия. А эта егоза - Млава. С гордостью могу сказать - добрее и заботливее моих девочек на планете нашей нет! А меня вы можете звать Нирлсом Ангричем. Ирия, Млава - это наши гости с Земли.
- Вера, - представилась я вымышленным именем. (Я всегда представляюсь вымышленным именем, когда есть возможность не называть своё).
- Анна, - вымученно улыбнулась подруга.
Вскоре Анька оттаяла. И даже разрешила Ирие и Млаве посидеть за рулём своей машины. Нирлс порывался что-то спросить, но... - похоже, стеснялся.
- И Вы за рулём посидите, если хотите, - сказала Анька, - Будем уезжать, прокатим вас.
Улыбка так рванула губы мужчины, словно ему сообщили о крупном выигрыше.
Нирлс Ангрич сидел за рулём, крутил его и блаженно щурился минут пять. Я едва смогла удержать смех, а Анька уже улыбалась, отнюдь не сдержанно.
Мы славно поговорили... Точнее, говорили мы. При всём желании, мы не могли задать гостеприимным и улыбчивым хозяевам столько же вопросов. Их планету мы ещё не знали.
Шашлыков таких вкусных я ещё не ёдывала, как Анька по случаю особо-особенной прикольности балаболит порой. Мясо таяло во рту... Ха-ха-ха! Эксперимент по его растаиванию я так и не смогла провести. Разжевывать не успевала, само проглатывалось.
Шампанское было холодным и офигительно пузыристым. Ну, просто, офигительно пузыристым! Каждый пузырёк всплывал в бакалее тайной, бесшабашной радостью и радостью этой наполнял нас.
Наши души стали освобождаться от страха.

7.
У хозяина зазвонил сотовый телефон.
- Да... Да, конечно... Буду очень рад вас видеть.
- Ожидается гость? - нахмурилась Ирия.
- Извините, - виновато посмотрел в нашу сторону Нирлс Ангрич и перевёл взгляд на дочерей. - Девочки, в течение двадцати минут нужно приготовить две самых маленьких комнаты. Возвращаются с побережья торговцы фруктами, Гаран и Ирманс. Поспать часа три-четыре, как всегда, решили у нас.
Мы вызвались помочь. Нас выпроводили на пляж. Ха, не особо и сопротивлялись: съеденные шашлыки требовали тщательно спланированной неподвижности желудка. А для разнеженного тёплым приёмом тела, тем более, требовался отдых.
Не успели прилечь на шезлонги, затрезвонил мой личный браслет.
- Подруга, колись! - хохотнула Анька. - С кем успела познакомиться?!
Я придавила кнопку громкой связи.
- Моя принцесса, слышишь меня?
- Марк, что-то случилось?!
- Я изучил сводку криминальных новостей на этой планете за последний месяц. Выявил один неприятный момент. Хочу предостеречь. Ни в коем случае ни у кого не покупайте рыбу. На трассе, на которой вы находитесь, в местах семи подло развлекаются подростки. Подсовывают путешественникам с других планет вместе с хорошей рыбой, рыбку кайрану. Она, когда погибает, как скунс, выбрасывает настолько неприятный запах, настолько въедающийся в обшивку, что автомобиль приходится выбрасывать. Местные жители эту рыбу так и зовут - вонючка.
- Марк, мы уже купили ведро рыбы, - прошептала я. - Она в машине.
- Её немедленно нужно выбросит! Немедленно!!!
Мы задали стрекача к стоянке. Автомобиль услужливо распахнул дверцы, а мы отшатнулись. На нас пахнуло такой вонью, словно собрана она была с помоек всей Вселенной. Ей богу, Анька совершила подвиг. Она нырнула в салон и вытащила злополучное ведро. Ох, как её полоскало после этого! Выворачивало наизнанку!!!
Не только шашлык и шампанское, но и то, чем накормил нас Марк на прощание, вылилось и вывалилось наружу.
- Как же так... - хрипела подруга. - Как же так... какая подлость... какое свинство... что делать?! Что?!!!
Она разогнулась. Сморщилась. Свела брови к переносице.
- Гдана, как ты могла такое допустить?!!!
- Я ничего не ощущаю, - ответила машина. - Видимо, во мне нет анализатора этого запаха. Наверное, он очень редкий.
Подруга придавила кнопку на своём браслете. Произнесла плаксиво:
- Марк, ты в курсе?!
- Да.
- Подскажи, что нам делать?!
- Рыбу закопайте в землю. Автомобиль оставьте часа на два с открытыми дверцами. Если запах не успел въесться в обшивку, он выветрится. Вы можете покупаться и позагорать в это время. На той стоянке, где вы находитесь, как сказано в путеводителях, неплохой пляж.
- Зачем оставлять машину с открытыми дверцами, если в ней есть кондиционер?!
- С проблемой лучше справится ветер.
- А если автомобиль снова захотят украсть?! - вскричала Анька. - Я не могу его оставить с открытыми дверцами!!!
- Поверь, Анна, он вооружен лучше, чем... - Марк замялся на секунду и сказал: - Этот автомобиль способен сам за себя постоять.
- А с нами... вдруг, с нами что случится?!
Он сможет вас защитить. Одно условие, дальше двухсот метров от него не отходите.
- А он сказал, что не далее пятидесяти.
- Он подстраховался, - ответил Марк.
- Она подстраховалась, - сказала машина.
- Что?! - удивлённо спросил Марк.
Если сможете представить ошеломлённые глаза звездолёта - представьте!
- Меня зовут Гдана. - сказала машина.

8.
- Ведро нужно оттащить подальше от машины, - сказала я.
- Нет уж, ни за какие деньги! - сморщила носик Анька.
- Его можно подцепить за дужку палкой. Длинной палкой. А подойти нужно с подветренной... с надветренной... тьфу ты, с той стороны, откуда ветер дует.
Одна из рыбок трепыхнулась.
- Что ты встала, как вкопанная?! - рявкнула Анька. - Тащи палку! Не видишь, рыбке плохо! Её нужно спасти!
Легко сказать - тащи! Где взять эту палку?!.. Ха, очередная шиза. Когда купили рыбу, не одна - многие трепыхались. Треть была живой, если не больше. Аньку это не задело. А тут, единственная рыбёшка хвостом чуть шевельнула - трагедия!
Впрочем, не только у подруги крышу снесло. Я увидела прислонённые к кемпингу пластиковые вёсла. Пулей слетала туда и обратно. Принесла зачем-то оба. Одно тут же бросила на землю. Другим - подцепила ведро за дужку. Морщась от тяжести и вони, от которой не спасал лёгкий ветерок, понесла ведро в сторону пляжа. Повезло, на нём не было людей.
- Осторожней! - ныла Анька. - Ради всего святого - осторожней! Если уронишь ведро, рыбка погибнет!
Я всерьёз обеспокоилась за её психику. Сойти с ума из-за машины... А что?! И такое бывает!
С деревянных мостков, к которым цепью собачьей была привязана лодка, я запулила ведро в речку. Оно тут же хватануло краем воды и затонуло. А рыба всплыла. Лёжа на боку, качаясь на лёгкой ряби, предвестнице волн, она покидала нас серебристой кляксой. Не видно было, чтобы она собиралась оживать. Ни одна не трепыхнулась, не вильнула хвостом на прощание.
- Пошли, подруга! - сказала я и улыбнулась со всей душевной теплотой, которую проявить была способна в этот миг. - Ань, давай посмеёмся, а! Подумаешь, развели нас, как лохов. Машина проветрится - дальше поедем!
- Я вижу перед собой глаза Карла и того десятилетнего мальчика, - заунывно, словно медиум на сеансе, произнесла подруга.
- И что?! - съёжилась я от страха.
- В них не было лжи. - Уф, слава Всевышнему, произнесла она это обычным, не замогильным голосом.
- Успокойся! А лучше закрой глаза, сосчитай до десяти, представь, что это сон был, всего лишь сон, и всё пройдёт!
- Что пройдёт?! - зло спросила подруга.
- Всё, всё пройдёт. Все тревоги. Всё, что гнетёт, останется позади. Выглядеть будет мелким и незначительным.
- Незначительным, говоришь...
- Ань, а Ань, не расстраивайся так! Самое главное, мы живы и здоровы. И машина цела!
- Да срать я хотела на эту машину! - остервенело выкрикнула подруга. - Есть вещи поважней, чем машина! И важней даже, чем жизнь и здоровье!!!
- Ань, а Ань...
- Что ты на меня вылупилась?! - рявкнула она. Бросилась ко мне, обняла, заревела в голос. Когда проревелась, заговорила, с трудом выталкивая из себя слова: - Понимаешь... понимаешь подруга! Самое страшное, самое ужасное случилось! Я... я... я терять стала веру в людей этого мира! Я... я... я подумала вдруг, а вдруг и хозяин кемпинга может оказаться подонком!
- Ань, а Ань! Успокойся, а!
- Я представила, что и его дочери прятали за улыбкой жало змеи. А он кормил нас не просто шашлыками, а ядовитыми шашлыками. А девочки знали об этом, но смотрели на нас честными, правдивыми глазами. А ещё о том подумала, что я вовремя избавила желудок от пищи. И о том подумала, что тебе ещё предстоит корчиться от боли! От непереносимой боли!!!
- Анечка, милая, не терзай себя так!
- Да пошла ты! Уж не думаешь ли, что по мне психушка плачет?! Нет! Я в здравом уме! Просто... просто подруга, я только что поняла, что самое страшное в жизни - потерять веру в людей!
Мы поревели. Славно поревели, как никогда. Анька почти успокоилась, а я всё выла и выла. И уже она меня успокаивала. Гладила мои волосы и шептала на ухо:
- Всё хорошо будет, подруга. Вот увидишь, всё будет хорошо!
Когда разжали объятия, то обнаружили, что рядом с нами стоит Нирлс Ангрич. Лицо его посерело-посинело, было похоже на маску Фантомаса. В руке он держал оставленное нами на стоянке второе весло.
Мы отшатнулись.
- Не нужно меня бояться, - сказал он с акцентом, но по-русски.
Я даже не поняла сразу, что электронный переводчик не активизировался.
Анька втянула голову в плечи.
- Вы так незаметно подошли, - промямлила она.
А мне захотелось нервно рассмеяться. Вспомнилась нелепая фраза: не нужно бояться человека с веслом. Или... с ружьём? Моя память не особо дырявая, а тут пыталась вспомнить, кто сказал те слова, и не могла.
- Ещё раз извините, я не собирался подкрадываться, - заговорил Нирлс Ангрич по-анхардски. - Во-первых, я увидел вашу машину с открытыми дверцами, подошел к ней и сразу понял вашу трагедию. Во-вторых, поспешил вас разыскать. В-третьих, вы говорили достаточно громко, чтобы смог я услышать окончание вашего разговора. В-четвёртых, я понял вас без включенного переводчика. Три года назад я был на Земле по туристической путёвке. Около месяца жил в России. А перед этим выучил ваш язык.
- И что? - холодно спросила Анька.
- В-пятых, нам нужно поговорить.
- О чём?! - пронзила его подруга острым взглядом, словно боевым лазером.
- Не надо от меня отгораживаться, - грустно заговорил он. - Вам покажется это заявление странным, но я очень люблю свою планету. На Земле я тоже видел зло. Хоть в меньших количествах, но видел. Знаете, в год разбиваются десять самолётов, а люди летать боятся на всех. Нет, это несколько неудачное сравнение. Представьте сквер. В нём творится тысяча добрых дел. Но, вот, произошло убийство. Люди годами говорить будут о нём. А о тысяче добрых дел даже не вспомнят. Зло имеет свойство выпячивать себя. Беда нашей планеты в том, что люди не успевают забыть прошлое зло. Оно наслаивается и врастает в людей страхом. Я не хочу, чтобы страх этот врос в вас.

9.
Нирлс Ангрич усердно доказывал нам, что хороших людей на его планете больше, а правительство - чуть ли не золотое!
- На планете нет нищих, - говорил он. Каждый обеспечен жильём и работой, а магазины завалены продуктами и вещами. Их даже приходится уничтожать. Не потому, что люди не могут их купить. А потому, что многое и многое мы производим в гораздо больших количествах, чем в состоянии потребить.
- А зачем?! - спросила Анька.
- Что, зачем?
- Зачем производить больше, чем можно потребить?
Видно было, что подруженьке очень хочется покрутить пальцем у виска.
- Чтобы обеспечить людей работой, - ответил наш радушный хозяин. - Что плохого в том, что человек из лучшего может выбирать самое лучшее?!
- Этим вы обесцениваете труд. Теперь понятно, отчего молодёжь у вас бесится - с жиру!
- Не согласен, - печально улыбнулся Нирлс Ангрич. - Все наши беды от одной маленькой ошибки, которую допустило правительство.
- Очень интересно узнать, что за ошибка была допущена - живо отозвалась Анька.
- Оно решило построить общество равных возможностей. А сделать это невозможно. Хотя бы потому, что одни изначально рождаются дураками, а другие умными. Умному - университет, престижная работа, благосостояние и уважение. Дураку - зависть. Это зависть толкает неудачников сбиваться в банды и мстить обществу за свою неудачливость. К тому же, правительство допустило ещё одну ошибку.
- Какую?!
- Оно отменило смертную казнь, за многие преступления стало наказывать условно. Этим оно решило уменьшить преступность, а на деле добилось противоположного результата. Такого разгула подростковой преступности лет десять назад не было. А потому... - ох, простите! Подъехал кто-то. Пойду встречу.
Нирлс Ангрич торопливо вышел из комнаты, в которой за обеденным столом, уставленной изысканными яствами, мы вели беседу. Какое-то время собеседником нашим была тишина.
Анька взяла бокал, отпила шампанского и спросила у Ирии:
- Вам не страшно жить одним, у дороги?
- Одни мы никогда не бываем, - беззаботно улыбнулась девушка. - Всегда есть постояльцы. Каждые полчаса мимо проезжает патрульная полицейская машина. К тому же, мы вооружены.
Она приподняла блузку.
- Ух, ты! - У Аньки глаза круглее круглых стали. - Дай посмотреть!
За джинсы Ирии был заткнут пистолет, который выглядел отнюдь не игрушечным.
- Не могу, - мило улыбнулась девушка. - Оружие нельзя давать в чужие руки.
- А почему он не в кобуре?!
- Носить оружие нам приходится скрытно. Кстати, в кармане у меня две маленькие плоские гранаты, начинённые термитными кристаллами. Против них, возможно, даже ваша машина не устоит. На ноге, под штаниной, нунчаки. А у Млавы, кроме пистолета-пулемёта, припрятаны на теле метательные ножи и микроарбалет. И в доме целый арсенал. Даже базука имеется. Мы в постоянной боевой готовности, боятся нам - смысла нет! Пусть только рыпнется кто, на куски порвём! Нет в городе такой банды, которая смогла бы противостоять мне и сестрёнке.
Млава кровожадно улыбнулась.
- А где ваша мама? - спросила Анна.
- Её убили два года назад, - мило улыбнулась Ирия.
- Перед нашим кемпингом две банды сошлись с разборками, - заговорила Млава, сжав кулаки. - Не поделили что-то, стрельба завязалась. Мамка под шальную пулю попала.
- Ужас! - прошептала я.
Кулаки Млавы побелели.
- За неё хорошо отомстили. Мы только-только курсы прошли по выживанию в экстремальных условиях. А тут, эти ублюдки... в общем, они сами на неприятности напросились. Мы их, как капусту кромсали. Живым никто не ушел!
- Мы же по правилам действовали, - продолжила разговор Ирия, обворожительно улыбаясь. - Прежде всего, тачки идиотов этих из строя вывели. А дальше - сплошная арифметика. Позиции пристреляны. Долби да долби. А тех, кто уцелел и в лес убежал, решили только с помощью ножей уничтожить. Забавней охоты не было. Они настолько напуганы были, что по одному разбежались. Сами горло под нож подставляли.
Аньке уже не хотелось восклицать “Ух, ты!”.
- Пойду, проверю, вдруг машина проветрилась, - сказала она.
- Я с тобой! - пискнула я.
Анька дошла до двери, повернулась и поклонилась, коснувшись рукой пола.
- Спасибо за заботу и доброту вашу!
- К чему эти телячьи нежности?! - мило улыбнулась Ирия.
“Телячьи нежности“ я проявлять не стала.
- Нам очень понравилось быть вашими гостями! - выкрикнула скороговоркой и бросилась вслед за подругой.

10.
- Марк, что делать?! - со слезами на глазах, спросила Анька. - Запах не выветривается.
- Он такой же стойкий?
- Нет. Стал не столь отвратительным. Но ехать в машине невозможно. Марк, Гдану можно спасти?!
- Для этого ей необходимо как можно быстрее попасть в звёздолёт.
- Садись подруга, мы возвращаемся! - скомандовала Анька. Она запрыгнула за руль, а я замешкалась у дверцы. Представила, как от нас на Земле все шарахаются из-за вони нестерпимой, въевшейся в волосы и тело. - Подруга, - рявкнула Анька, - ты... - Договорить фразу она не смогла. Выскочила из машины, чертыхаясь. Успокоилась чуть, шагнула вплотную к дверце. - Гдана, прости, я не смогу в тебе ехать!
- Предлагаю следующий план, - спокойно заговорил Марк. - Машина самостоятельно возвращается на звёздолёт. Вы переночуете в кемпинге. Утром на автобусе вернётесь в столицу.
- Марк, мы не можем ночевать в кемпинге, - сказала Анна.
- Почему? Более надёжного места на трассе нет.
- Я не смогу этого объяснить. Нам не хочется тут оставаться. Мы можем сейчас уехать в столицу.
- Делать это, на ночь глядя, не желательно. Есть другой вариант. В семи километрах от вас небольшой город. В нём есть охраняемая гостиница для людей с других планет. Секунду подождите... Всё, я зарезервировал для вас два номера. Попрошу хозяина кемпинга, чтобы он вас до неё довёз.
- Спасибо Марк!
Машина закрыла дверцы, взмыла в воздух, развернулась и улетела в ту сторону, откуда мы приехали, а к нам торопливо, прижав к уху трубку телефона, подошел Нирлс Ангрич.
- ...Да, мне не трудно будет девочек доставить в город... А вот этого делать не желательно!.. Нет, нет и нет! Они мои гости, а с гостей я деньги не беру... И Вам всего доброго Марк! - расслышали мы окончание его разговора со звездолётом. Хозяин кемпинга подошел и заговорил тревожно: - Жаль, что вам необходимо срочно уехать. Мне интересно было с вами общаться. Сейчас, девочек позову, чтобы попрощались с вами, и поедем.
- Мы уже попрощались, - торопливо сказала Анька.
- Тогда, прошу в мою машину! - галантно склонил он голову...

11.
- К сожалению, гостиница не работает, - улыбкой встретила нас администраторша.
- Но-о-о...
- К сожалению, ничем не могу помочь, - развела руками дама.
- Но мы забронировали места! И оплатили проживание!
- В городе отключили воду. А так как резервных баков у нас нет, мы не должны селить постояльцев. Деньги вернём.
- А если мы подождём в фойе? - сказала я. - Вдруг, ремонтировать водопровод будут не долго.
- Водопровод исправен, - озабоченно заговорила дама. - Отключили воду по той причине, что на реке обнаружен мор мелкой рыбы. Пока не выяснят причину её гибели, воду не включат.
- Мор? - переспросила я, силясь вспомнить что-то очень важное.
- По телевизору показали заводь, рыбок двадцать в ней у берега мёртвой плещется, - продолжила пояснять администраторша. - Вскоре экологический патруль выловил ещё не меньше сорока дохлых рыбёшек. Жуть! Город с ума сходит! За полчаса с витрин магазинов всё, что пить можно, смели!
- А что, подобное уже было? - осторожно поинтересовалась Анька.
- Если бы не было, не стало бы такой паники. Нас химзавод раз в три года стабильно выбросами "радует". А в этот раз что-то более страшное случилось. Не признаются они, что допустили утечку яда. Потому и народ в панике. Сама думаю, где воду взять, когда домой приду?! Ребёнка напоить нечем будет! Разве что отсюда минералки взять несколько бутылок. И вы, в такое время, к нам приехали!
Мы вышли на крыльцо.
- Анька, может признаемся, что это мы мёртвую рыбу в речку выбросили? - робко предложила я.
- Не вздумай! Не только в гостиницу не пустят, из города выпнут! А то и штраф преподнесут. То-то Марк обрадуется! Платить ему придётся. У нас даже на Земле сбережений нет.
- У меня есть деньги! Про гонорар тот забыла, что ли?!!!
- Вряд ли тех твоих кредиток хватит, чтобы оплатить моральный ущерб жителям целого города.
- Ужас! - прошептала я. - А если нас Нирлс Ангрич заложит?! Вдруг он видел, как мы выбрасывали в речку дохлую рыбу!!!
- Подруга, рвать когти отсюда надо!!! - рявкнула Анька.
Мы ворвались в фойе.
- Скажите пожалуйста, автобусы до столицы ещё ходят?!
- Последний ушел только что, полчаса не прошло, - заявила дама. - Раньше круглосуточно ходили, а с год назад ночные рейсы запретили из-за дорожных хулиганов.
- И что, выбраться отсюда нет никакой возможности?
- Частники до столицы могут довести. Таксисты есть. Их мало, но есть. Но сдерут они с вас за проезд бешеные деньги.
- Мы согласны! - хором прокричали мы.
- Нет, не отпущу я вас на такси. Месяц назад, вон, мужчина взял такси, а нашли его утром за городом с проломленной головой. Лжетаксиста отыскали, в тюрьме гниёт, да только жизнь тому господину этим не вернуть. А вы молодые и хорошенькие. Вам стократ опасней ночью на такси ездить.
- Помогите, ну пожа-а-алуйста! - слезливо произнесла моя “железная” подруга.
- Ох, куда же я вас дену?! - задумалась администраторша. - Гостевая комната на вокзале уже закрыта. Разве что в обычную гостиницу. - Она пристально посмотрела в глаза Аньки и, вдруг, спросила: - Девочки, вы пауков боитесь?!
Мы остолбенели.
- Смотря ка... ка... каких?! - побледнела Анька.
- Монстров в той гостинице не водится, - рассмеялась администраторша. - А вот маленькие паучки, размером с ноготь на мизинце, в каждом номере есть. У себя в гостинице я их извожу, раз в неделю травлю химикатами, как и прочих насекомых. А жители нашей планеты предпочитают жить с ними, чем в номерах экологически не чистых.
- А за... за... зачем?! - промямлила Анька.
- Так они в каждом доме у нас есть!
- А-а-а для чего?! - едва выговорила Анька.
- Они вредных насекомых уничтожают. Особенно клещей кровососущих. Более эффективно никаким другим способом с ними бороться невозможно. Сквозь химию пролезут, пообвыкнут и пролезут, а от пауков тех не спрячутся.
- Но это же... - на Аньку без смеха невозможно было смотреть, - это же... брр... - пауки же противные!
- К паукам мы привыкли. Они у нас вроде домашних животных. С ними даже дети играют. А вот люди с других планет их почему-то пугаются. Не хотят с ними в одном номере жить. Вот и приходится для них отдельные гостиницы содержать. Впрочем, я не жалуюсь. Дело выгодное. Хоть и мало постояльцев, зато платят щедро. Так как, звонить мне в ту гостиницу?
- З-з-звоните, - отозвалась Анна.
Дама сняла телефонную трубку со старинного телефонного аппарата, которому в музее было бы самое место, и набрала номер.
- Дольнара, ты?!.. Выручай! Сама знаешь, воду отключили, а тут, как снег на голову, ко мне постояльцы нагрянули. К тому же проживание оплатили заранее... Да, дай девчатам своим команду, чтобы поселили... Да, скорей всего, придётся свою берлогу тоже баками для воды оснащать, сколько можно добротой твоей пользоваться... Две девушки с Земли, хорошие девушки... Нет, претензии они выдвигать не будут, предупредила... Да, два однокомнатных номера. Оплата за мой счёт... Да, как обычно, в двойном размере.
- Спасибо вам, - робко улыбнулась Анька. - Если доплата требуется, скажите. Деньги у нас есть.
- Что Вы, что Вы! Я ещё в наваре останусь! И Дольнаре радость! В это время у неё застой, постояльцев почти нет.
- А где гостиница?
- Сразу за площадью. Серое, массивное здание - это она и есть.
Мы попрощались. Конечно же, не с поклоном.
- Девочки, - окликнула нас дама, когда выходили. - По вечерам малолетки гонки на мотоциклах устраивают, как бы не сшибли! Прямо через площадь не ходите. Обойдите лучше. У светофора не так опасно, там улица в оба конца проглядывается!
- Спас-сибо! - отозвалась Анька.

14.
Мы без приключений добрались до столицы. А там, до космодрома - рукой подать! Он находился в сорока километрах от города и был пришит к нему пунктирами беспрестанно снующих туда сюда автобусов.
Бог ты мой, как обрадовалась я кожаному дивану в кают-компании. Не могла на нём сидеть спокойно, беспрестанно испытывала на прочность скрипучие пружины, (кстати, новейшая разработка космопсихологов). Качалась и смеялась от счастья. Когда малюсенькую леечку наполнила водой и принялась поливать и без того влажные цветы, чуть не заплакала от умиления. И подумала ожесточённо, что такие планеты, как Анхард, нужны земным туристам для того лишь, чтобы смогли они ещё больше полюбить родную Землю.
Вечером Марк буднично сообщил:
- Пришла психограмма от Гданы.
- Воспроизведи! - подпрыгнула я на диване
- Быстрее! - воскликнула Анька. - Что ты медлишь!
- К сожалению, те шорохи и звуки, что дошли до меня, вам не понять. Я её предоставлю вам в отпечатанном виде.
На столе материализовался лист бумаги.
“...скуча... ели субботник... Коляй плакал... нашла шлёп... Яра при... хор... аняется...”.
- И это всё! - рявкнула Анька.
- Анечка, что тут не понятного?! - вскричала я, слёз внезапно выступивших не стесняясь. - Гдана скучает! Они субботник провели у одноногого Коляя! Он плакал от радости! И у Гданки радость - шлёпы нашла, выменяла за них всякой всячины, для дома нужной! Яра нам привет передаёт, а деревня кланяется! И вообще, всё у них хорошо! Марк, миленький, яви авторучку! Мы напишем, что Гдане передать!
- К сожалению, отправить послание не смогу.
- Марк, - вскричала я, - в ресторане на Киотане ты несколько часов моё изображение транслировал! А тут всего лишь психограмму отправить предстоит! Всего лишь малюсенькую психограммочку!!!
- С Земли мы летели параллельно лучу правительственной пси-связи. Я к нему присоединился. К Торе луча такого нет. - услышали мы в ответ.
Расстроилась... - да, ужасно! Ушла в свою каюту. Упала на кровать и от души наревелась.

15.
Все последующие дни я не покидала звездолёт. Планета, с дурацким названием Анхард, казалась мне прочитанной книгой.
Анька с утра отправлялась по музеям, а я играла целыми днями с Марком в шахматы. Он оказался невероятно интересным собеседником. Порой, из-за разговора, партии затягивались на несколько часов. Нас это ничуть не задевало. Мы болтали обо всём, и... ни о чём. Мы смеялись и грустили - воедино.

ЧАСТЬ 4. ЗЕМЛЯ.


Чиновник не улыбался заискивающе и не хмурил густые брови. Он был серьёзен, как может быть серьёзен деловой человек на деловых переговорах. Он представился нам Игорем Сергеевичем Малуиновым, заместителем генерального директора Космофлота по работе с русскими туристами.
Он не предложил нам ни кофе, ни шампанского. Вышел из-за стола размером с космодром, за которым восседал божком, подошел, пожал нам руки и, взмахнув рукой в сторону круглого столика с четырьмя креслицами, сказал:
- Присаживайтесь. Разговор наш будет трудным. Но, прежде чем начать его, разрешите, милые дамы, выразить вам личный свой восторг. Всего лишь восторг, а не восхищение. Отчёт о ваших приключениях показался мне интересней любой приключенческой повести. Таких проблемных туристов, как Вы, у нас ещё не было.
- В чём мы провинились? - ляпнула Анька.
Я хотела толкнуть её локтем в бок, но она сидела довольно далеко. К тому же, помешал деревянный подлокотник... Ха, если не на руке моей, то на нём уж точно синячище всплывёт.
- Кому из вас пришла в голову мысль написать на астероиде, что все мужики козлы? - спросил чиновник.
- Обоим, - пискнула я.
- Вы подтверждаете слова подруги? - обратился он к Аньке.
- Да.
- В таком случае, сумма в миллиард кредиток делится между вами поровну.
- Сколько, ско-о-олько кредиток?! - вытаращила я глаза.
- За что?! - деловито осведомилась Анька.
- С помощью этого астероида воинственный император Кхоры, Йоходур 27, решил уничтожить планету Киотан. И это ему удалось бы, если бы не вмешались вы.
- Йоходур оскорбился при виде нашей надписи и повернул астероид назад? - издевательски поинтересовалась Анька.
А я набила очередную шишку на локте, поверх первой.
- Смертники, сидящие в астероиде, - невозмутимо продолжил чиновник, - которые должны были включить спрятанные в нем двигатели и направить его в сторону планеты, не захотели лететь дальше со столь позорной надписью. Удалили её. К счастью, за вашими действиями наблюдала служба безопасности Киотана. Когда, через некоторое время, она не увидела на астероиде надпись, всполошилась. Стало ясно, что убрали её те, кто находится внутри астероида.
- Ань, а мы не зря трудились? - улыбнулась я.
- Вы можете выслушать меня, не перебивая, - чуть повысил голос чиновник.
- Да, да-да, говорите, - притворно-заискивающе произнесла я, - мы Вас слушаем. Мы Вас очень внимательно слушаем!
- Благодаря вам служба безопасности Киотана раскрыла злобный замысел враждебной планеты. Дюзы и топливные баки на астероиде были уничтожены с помощью земных крейсеров. Астероид пролетел мимо планеты. За то, что вы спасли планету, решением правительства Киотана, кроме подарка в виде миллиарда кредиток, вам присвоено звание почётных жителей этой планеты. Более того, на Землю прилетел наследник императора Киотана, несравненный и великий Кау Рати. Примерно через час в тронном зале космодрома состоится церемония награждения каждой из вас высшей наградой Киотана, его символом, золотым цветком ойхайхрны, с двенадцатью брильянтами на лепестках, в виде росы.
- Ни фига себе! - пробормотала я.
На сей раз, дёрнулась Анька - ха, не только мне локтем испытывать крепость подлокотника!
- А сейчас поговорим о неприятном, - сказал чиновник, сведя брови к переносице.
Почему-то, количество нулей, составляющей миллиард, в воображении моём стремительно стало уменьшаться. Последний нулик раздулся, как воздушный шарик, и... беззвучно лопнул. А чиновник посмотрел мне в глаза.
- Зачем на киотанском пляже Вы помадой и тушью, взятой с Земли, нарисовали на собственном животе глаз?
- Зачем? - посмотрела я на него озадаченно. - Откуда я знаю, зачем?! Взяла и пририсовала!
- Этим Вы внесли в воды океана гнилостные бактерии и...
- Это фирменные тушь и помада! - перебила я, рявкнув почти так же, как это умеет делать Анька. - В них нет гнилостных бактерий!
- Анализ показал, что есть, - грустно улыбнулся чиновник. - В помаде. Воды Киотана оказались для них благоприятными. В результате, на обширной территории изменилась среда. Погибли некоторые микроорганизмы. Следом водоросли. Затем началась массовая гибель рыб. Если бы не вмешались земные ассенизаторы, масштаб бедствия трудно представить.
- Выдвигайте претензии к фирме, которая производит некачественную помаду! - возмутилась я.
- Помада качественная. Гнилостные бактерии внедрены в неё сознательно, чтобы с помощью их достичь эффекта бегущих огней.
- Какой штраф мне предстоит заплатить?
- Киотанцы, узнав, что экологическую катастрофу вызвали их спасители, отказались от претензий. А вот работа земных ассенизаторов оценена в 999980 кредиток.
- Разве в этом нет вины космофлота?! - холодно спросила Анна. - Марк должен был обеззаразить помаду!
- Этого не произошло, - грустно улыбнулся чиновник, - так как корпус её был покрыт внутри и снаружи плотным слоем металлизированной плёнки.
- Ну вот, видите, мы не причём! - развела руками Анька. - К тому же, Марк мог бы не брать на яхту багаж моей подруги!
- Об этом я и хотел поговорить. Суд признает правомочными ваши требования, и, (мы консультировались), обяжет оплатить произведённые на Киотане работы Марка. Багаж он взял на борт под свою ответственность. Это он допустил вынос за пределы яхты предметов с Земли. Это он не предпринял никаких мер, когда увидел, что Вы воспользовались данной помадой на пляже.
- Так о чём разговор? - спросила Анна.
- Марк может заплатить эти деньги. Зарплата иск-разумов не так уж мала, у него есть на личном счёте кругленькая сумма. Но ему придётся забыть о мечте. Ему не стать человеком ещё года три.
- Не стать человеком... - пролепетала я.
- Марк - звездолёт, - спокойно продолжил чиновник, - он умеет управлять сложнейшими электронными системами, но даже ему трудно будет овладеть человеческим телом. Реабилитация происходит полгода, в отнюдь не дешевой клинике. А кроме этого, ему нужны деньги, чтобы купить жильё, чтобы жить на Земле не безбедно. Он это заслужил. Поймите, я не предъявляю к вам никаких требований. Это дело суда. Я просто хочу достучаться до вас, чтоб поняли вы, что своими необдуманными действиями сделали жизнь другого разумного существа более несчастной. Рад буду, если вы когда нибудь поймёте и прочувствуете боль, которую причинили приютившему вас звездолёту. На этом разрешите закончить разговор. Мой помощник проводит вас в тронный зал.
- Выходит, - я посмотрела в глаза Игорю Сергеевичу, - я подставила Марка?
- Получается так.
- Ха, ха-ха, - нервно рассмеялась я, - ох, и покучу сейчас! Игорь Сергеевич, сколько стоит тот орден, которым меня наградят?
- Коллекционеры могут дать за него двадцать-двадцать пять миллионов кредиток, - недоумённо посмотрел на меня чиновник.
- Я его продам. Как только продам, в ту же минуту переведу деньги на тот счёт, который вы укажете. И тут у меня полмиллиарда. Я отказываюсь от него. А больше у меня - ха, ха-ха! - передайте Марку, попросите, чтоб он простил меня, больше у меня ничего нет. У меня даже квартиры нет, живу в общежитии... Ой, плохо не думайте! Не потому из дома ушла, что мама и папа нехорошие! Они замечательные! Сверхзамечательные!!! Просто мне... мне пожить захотелось самостоятельно!
- Подруга, нет необходимости продавать награду! - вскинула вверх свой упрямый носик Анька. - Я отказываюсь от своих денег!
Чиновник посмотрел на нас ещё более удивлённо. Спросил:
- Вы в курсе, что любое слово, сказанное здесь, имеет юридическую силу?
- Не дурнее паровоза! - прорычала Анька. - Хоть сколько-то от миллиарда останется у нас?!
- Двадцать кредиток, - ответил чиновник.
- Вот и подайте их сюда! Немедленно! Пока вручают нам золотые цветы этой дурацкой ойхерны, чтобы перечислены они были на наши личные браслеты! Вы всё поняли, уважаемый Игорь Сергеевич! Смотрите, иначе такой скандал закачу, мало не покажется!
- Спасибо! - заулыбался чиновник. - Огромное вам спасибо!
Ха, разбушевавшуюся Аньку остановить - проблема! Танком не задавишь!
- Спасибо не масло, на хлеб не намажешь! - рявкнула Анька. - Пойдём, подруга, делать нам здесь больше нечего!
- Подождите! - умоляюще произнёс чиновник. - Ради всего святого, задержитесь на пару минут.
Он бегом убежал за стол, нагнулся над экраном настольного эрговизора.
- Я хочу попасть в цветочный магазин на Тверской!.. Нет, не в “Мир цветов”! Мне нужен элитный магазин "Улыбка"... Розы! Только розы!!!.. Нет, эти меня не устраивают!.. И эти не устраивают! Неужели нельзя найти что-нибудь приличнее!.. Годится! Беру все! Сделайте два букета!.. Оформление на ваш вкус! По наивысшему разряду!.. Нет, это личный заказ! Деньги прошу снять с моего счёта! И поторопитесь, пожалуйста! Заказ до чрезвычайности срочный!
Минут через шесть-семь он достал из телепортационного приёмника два огромнейших букета из великолепных, кровью пламенеющих роз. Полупрозрачная, нейролептическая, обеспечивающая сохранность срезанных цветов до полугода плёнка, в которой уютно расположились букеты, испускала золотистые голографические искорки, танцующие в воздухе, тающие сантиметрах в десяти от неё.
Если бы Игорь Сергеевич выступил с речью, хотя бы с минутной, Анька - мне ли её не знать!! - вряд ли бы взяла цветы.
Он сказал всего лишь:
- Это вам. От всего сердца. Извините, у меня нет больше для вас времени, опаздываю на важную встречу. В приёмной ждёт мой помощник, он проводит вас в тронный зал.
- Анька! - вскричала я, едва закрыли мы за собой дверь в кабинет. Эти розы подороже будут, чем те французские тюльпаны.
А Анька расплылась в улыбке.
- Не-е-е, - протянула она, - те тюльпаны я сама садила.
- Знаешь Ань-к... знаешь... ты знаешь... - из глаз моих градом посыпались слёзы. - А ни фига, морда ты придурочная, не знаешь! Ты самая классная в мире подруга! Вот!
В церемониальный зал... или, как он там называется... ах да, в тронный зал космодрома мы вошли зарёванными.
Этот принц, несравненный и великий Кау Рати, не догадался подарить нам хотя бы по скромному букетику гвоздик. От его ораторства нас в сон тянуло. Но, следует признать, держались мы мужественно. Слушали его с очень и очень большим прилежанием: не позорить же родную планету перед мальчишкой этим, вырядившимся, как клоун?!.. Впрочем, стоит ли объяснять, зла я была не на него.
Нет, не потерянные полмиллиарда кредиток обозлили, хотя жаль их потерять... очень жаль. Невыносимо стыдно было за то, что вели мы себя в кабинете Игоря Сергеевича, как взбалмошные дуры - отвратительно. Отвратительно хамски!
Хотя... в том была большая вина секретарши.
- Явились, не запылились! - презрительно скривила она губки при виде нас. Добавила, фыркнув: - За те дни, что путешествовали, руководство космофлота поседеть успело!.. Что уставились?! Заходите, ждут вас!
- Где таких хамок делают? - невинно поинтересовалась я. - Я бы ещё парочку заказала! - И процедила сквозь зубы: - Для важных чиновников космофлота!!!
А Анька рванулась к ней со зверским лицом, резко остановилась и рассмеялась вызывающе:
- Не бойся, дорогуша! Тем, кто при исполнении, морду не бъём!
Таких секретарш увольнять надо, за профнепригодность. Тем, что обозлила нас, шефу досадила...
Не извиняться же!
Только представьте, прёмся мы к столь высокопоставленному и занятому чиновнику, а с порога заявляем:
- Мы извиниться пришли...
Ха, полчаса бы пальцем у виска крутил, не иначе!

2.
Я открываю для обширного доступа эти странички из моего дневника. Спросите его, (уж он то не соврёт!): есть ли ложь в этих записях? Уверена, дневник ответит - есть! А если продолжите его терзать, выдаст приблизительную цифру: вранья процентов семь-десять.
Ха, ха-ха! Он хоть и левый кристалл, но робот!
Дневник мой особо занудливо стремится переложить всё - всё-всё! - на цифры. Даже мои девичьи страдания: неясную грусть-тоску, лёгкую влюблённость, нечаянные слёзы... и т.д. и т.п., усердно силится по всевозможным шкалам разложить и циферками подкрепить свою правоту. Так вот, он - ручаюсь! - врёт куда больше... Что?!.. А я не с тобой разговариваю! Твоё дело протоколировать!
Ну вот, с мысли сбил!
А может и не настолько больше. В заумь ту мне вникать особо не хочется. Точнее, не хочется особо. Мы разные, хотя и свыклись друг с другом. Слюбились, как Яра говорит. Потому и разногласия... Ой, да вы в себя загляните! Кому-то, чёрное ещё более чёрным кажется, а Вы улыбаетесь. Кто-то от малейшего ветерка чихать начинает, а вас невзгоды не берут. Так что, я даже рада буду, если и Вам процентов десять из прочитанного тоже ложью покажется. Будет о чём поспорить, не так ли?!
Всё, хватит лишнего трёпа. Запоминайте код доступа: М-128-18-43-64-НЛО... Чо ржать-то?! Я же не виновата, что меня Леопольдиной родители назвали. НЛО - инициалы мои. Новицкая я, Леопольдина Олеговна. (В быту Вера, обычно).
Кстати, вот и познакомились!

3.
Мы мчались на самой шикарной тачке Галактики по улицам Москвы к отнюдь не самому знаменитому ресторану "У Макса". С тем, чтобы прокутить выклянченные у Игоря Сергеевича 20 кредиток. На заднем сидении валялись награды, весом почти в полпуда каждая, и лежали букеты роз.
776 горшков со всевозможным вареньем и зелёными грибами, сто пятнадцать пар лаптей, восемь толкушек, сто семнадцать разделочных досок из таргани, пять килограмм известки, глянцевита с полкило, два берестяных маленьких ковшика и семь больших, бочонок браги, свёрток синего мха, (чтоб в домах наших земных вредные насекомые не заводилось), и две драгоценные свиристелки, вырезанные Гданой, Марк пообещал отправить нам с почтовым роботом после того, как получит разрешение на ввоз товара. Он так и сказал - товара. Когда мы поправили его, пояснил, что никаких аргументов не хватит, чтобы чиновникам доказать очевидное. Тем более, о том, что мы были на Торе, им лучше не знать.
- Проще заплатить пошлину, - пояснил он. - Не волнуйтесь, все затраты Космофлот возьмёт на себя.
Мы почти подъехали к ресторанчику, когда я сказала:
- Ань-к, на фиг нам эта забегаловка. Смена закончилась, на улице жарынь, девчонки наверняка отмокают в карьере. Ань, а Ань, что если мы рванём к ним? Мороженого купим, шампанского, и пир закатим на природе... Ань, а Ань, даже если их там нет, позвоню, мигом будут.
- А что, это мысль! - жизнерадостно улыбнулась подруга.
Она пересекла двойную разделительную полосу, (благо машин ни спереди, ни сзади не было), и развернулась.
- Вы нарушили правила дорожного движения, - раздался голос автомобиля.
- И что?!
- Вот квитанция, - хладнокровно провещала машина. - В течение двух недель Вы обязаны заплатить штраф.
Снизу, из-под дисплея, и в самом деле выполз квадратик бумаги.
- Засунь её себе в выхлопную трубу! - рявкнула Анька.
- У меня нет выхлопной трубы.
- В карбюратор засунь!
- У меня нет карбюратора. У меня атомный двигатель.
- Подотри ей свой атомный двигатель!!!
- Зачем?
- Ты на ручном управлении, вот и будь ручной!!!
- Слушаюсь, - ошеломлённо произнесла самая лучшая машина Галактики, не приученная ещё к такому обращению.
- Ой! - вскричала Анька. И запричитала виновато: - Гдана, Гданочка моя любимая, прости! Я не хотела тебя обидеть! Конечно же, я заплачу штраф! Я даже двух недель ждать не буду, сегодня же заплачу!
Я слышала, что многие водители считают свои машины живыми. Называют их ласково: ласточка, лапонька, солнышко. Разговаривают с ними, делятся новостями. Умоляют не ломаться. Но чтобы так вот... - не шиза ли?!
Додумать столь впечатлительные мысли не успела. Заверещал сигнал вызова с моего личного браслета. (Странно, прикольный вопль мартовского кота вызвал во мне раздражение).
- Да, - вслух произнесла я. - Кто это?! Я слушаю!
- Привет, принцесса! - услышала мыслесообщение.
- Марк, ты?!
- Как настроение, принцесса?!
- Клёвое!
- Рад за тебя.
- Марк, ты уже знаешь о дополнительных расходах? О том, что я вызвала на Киотане экологическую катастрофу?
- Не бери в голову, принцесса. Сумма там не очень большая, я заплачу.
Я хотела сказать ему... не знаю, что хотела сказать. Мысли путались, в войнушку играли друг с дружкой.
Спросила:
- Марк, а ты что звонишь?!
- Наверное потому, что успел соскучиться.
- Спасибо, Марк, но...
- Понимаю, я стал воспоминанием.
- Нет, я не то хотела сказать!
- Подожди, принцесса, ничего не говори, - услышала я тихий шелест чужих мыслей в своей голове. - Выслушай меня, моя принцесса. Я просить тебя хочу об одном одолжении. Мне очень важно знать этот твой ответ. Через неделю между искусственными разумами звездолётов проводится конкурс на лучшее знание космонавигации. Победителю будет предоставлено право бесплатно взять на борт любого пассажира. Если я займу первое место, ты полетишь со мной?!
- Не знаю... Ой. Марк, это так неожиданно! К тому же, Марк, у меня отпуск кончился!
- Моя принцесса, я готов умчать тебя на край Галактики, а по пути сделать хоть тысячу остановок! Знай, если ты согласишься лететь со мной, я выиграю этот конкурс! Я это сделаю ради тебя!
Анька поглядывала на меня подозрительно, а я улыбалась во весь рот, не стесняясь чуть выпирающего зуба с правой стороны, и... вот дура, лила крокодильи слёзы.
Слава богу, хоть кто-то меня полюбил!!!
- Я жду ответ, принцесса.
- Не знаю... Марк, я и в самом деле не знаю, что сказать. А за приглашение спасибо... Марк, ты звони мне!.. Марк, ты где?! Я не слышу тебя! Марк, не молчи!!!
- Прощай, принцесса! - тихо сказал он и отключился.
А я о том подумала, что наконец-то нашла своего суженого. Своего принца. Мне не нужно от него никаких богатств, главное - он. Я хочу, чтобы он, и только он, стал отцом моих детей. Их будет двое - мальчик и девочка.
Ха, ха-ха! Ой, не могу! Ха-ха... Уф! Ох, хо-хо! Подумать страшно: дети у меня будут от звездолёта...


КОНЕЦ.