Силач

  Смотрел я сегодня соревнование штангистов. Во, мужики! Прямо домкраты гидравлические. Такие тяжести ворочают – обзавидуешься. А какие мышцы выпуклые накачали! Не хуже, чем у Геракла…
  Тут сосед меня посетил – весёлый дедок-ветеран из соседней квартиры. Он пенсию получил, ну, на радостях пузырёк «Портвешки» прихватил и ко мне. Стало быть, компанию ему чтоб составил. А я-то что? Завсегда готов хорошего человека уважить… особенно когда благоверная моя отсутствует.
  Сидим так, чинно – разговоры всякие разговариваем. Потягиваем винчик с удовольствием. Завязалась тема о силачах. Поддубного вспомнили, Александра Засса, других.
-…перевелись, - говорит сосед, - богатыри в нонешнюю пору, не то что в мои времена! Есть теперь всякие качки искусственные вроде кур бройлерных А чтобы природной силушкой кто обладал – так нема таких. Помельчал народ…
  Я тогда согласился с дедом.
  Потом всё же вспомнил. Знавал одного я – силёнкой обладал невероятной. Было это в пору моей юности. Учился я тогда в Махачкале в техникуме. В единой группе со мной проходил обучение один дагестанец. Магомедом его звали. Прибыл он из какого-то очень отдалённого горного аула. Туда, кроме как на вертолёте, никак не доберёшься. Отец послал его в город учиться. Сказал: «Пусть хоть один у нас грамотный будет!» Магомед очень тосковал по родным местам, всё вспоминал быков своих любимых да лошадей верных. С трудом переносил разлуку, но отца ослушаться не смел. Крайне неразговорчив  был и, чтоб слово из такого вытянуть, надо было приложить немало усилий, а потом ещё долго ждать пока тот фразу завершит, ибо после каждого с трудом произнесённого слова выдерживал долгую паузу. Так ему, бедняге,  трудно давалась речь человеческая. Сам по себе парень был добрейшей души человек, никогда ни с кем не конфликтовал. Да и кто ж осмелится с таким вступать в конфронтацию? Правда, на голову он был туговат, совсем не давались ему науки. Но в то время внутренняя государственная политика подразумевала  местные кадры продвигать, вот и отнеслись к Магомеду преподаватели с пониманием. Так и отбывал он отцовскую повинность рядом с нами.
  Мы, молодые ребята, конечно, безобразничали по мере возможности как это принято в беспокойном возрасте. Мага же ко всем нашим проделкам относился с флегматичным безразличием. Игры его вообще не интересовали. В ту пору как раз в Мюнхене Олимпиада стартовала. Вся молодёжь больная ходила, кругом поголовно соревновались кто выше подпрыгнет или быстрее прибежит. Силой тягались друг с другом. Возьмём, бывало, подвернувшуюся железяку и давай её поднимать – кто большее количество раз осилит. Кряхтим, надрываемся от усердия  – состязаемся! Спорим, орём… Кое-как устанавливается победитель, гоголем взирает на остальных слабаков. А тут Магомед на глаза подвернулся. Давай мы его уговаривать, чтоб тоже принял участие в нашей тяжбе. Долго убеждать пришлось пока согласился. Надоели ему. Чтоб отвязаться, взял он нашу железяку и так спокойно, без всяких усилий, отжал чуть больше раз, чем предыдущий победитель (лишь бы отцепились!), и забросил подальше, дабы не докучали больше ему бесполезными домогательствами.
  Удивительной силой наделил его господь. Натуральной, природной. Кто-то с подобными способностями подковы на арене перед изумлённой публикой разгибает. А наш однокашник, мне кажется, если его уговорить, рельсу железнодорожную в узел завернул бы. Главное, сам совершенно не осознавал своей феноменальной особенности.
  Я однажды привязался к нему с неожиданным вопросом:
- Магомед, ты хоть раз в жизни с кем-нибудь подрался?
  Долго думал он, вспоминая прошлые события. Потом рассказал, выдерживая, по обыкновению, мучительные паузы меж словами:
- Отправила… мать… меня в магазин… за хлебом… Я на велике… туда… поехал… Зашёл внутрь… а велик… за дверью… оставил… Выхожу… с хлебом… А мой… велик… мужик какой-то… тащит… Я ему… говорю… это мой велик… Он… толкает меня… и орёт… щас как дам!..
- А ты что? – живо заинтересовался я нарастающей динамикой событий.
  Магомед продолжал:
- Я… схватил его… за руку…
- Ну-ну! – нетерпеливо подгонял я разоткровенничавшегося молчуна.
- У него рука… и сломалась…
- Ничего себе! – изумился я. – Сколько же тебе лет тогда было?
- Двенадцать…
  Посоветовали мы, как-то, Магомеду заняться тяжёлой атлетикой. Не сомневались, что рекорды непременно мировые поставит. «Баловство всё это, - говорит, - совсем ни к чему оно мне…»
Вот такие уникальные экземпляры иногда встречаются среди людей.